Ев. от Екатии. гл. 22. Вредьма

                Стих 1. Кармен

      — Мне показалось, что пахнет лакрицей, – сказала Эльвира, усаживаясь на стул, – обоняние девушки стало гораздо острей и тоньше за последнее время.
       — Так пахнет лауданум и опиум, когда его выпаривают и квасят ведьмы для своих снадобий, – демонстративно-пренебрежительно сказал Габриэль, брезгливо глядя на пухлую официантку, несущую им, видимо по умолчанию, три огромных кружки пива. – Сатана в нем прячется. Он-то никого не боится. Вот и ведьм угощает.
       С упоением сделав несколько больших глотков, Люсильда облизала губы и продолжила:
       — А почём знаешь? У самого в крови прочитай то же самое. Только Нортон по чину-то выше. У него и кровь холодней. Можно тут о таком. Но в миру больше не кури. Здесь-то всё как на Брокене. Гаврил, прекрати. А то с Локи беседовать станешь. В точно таком же месте, в ином Гайдельберге, находится особый салон. В нем самые умелые, самые очаровательные и похотливые юные шлюшки разносят трубки с самым лучшим опиумом во вселенной. Природное зелие лучше всегда. Рецепт его известен нам многим, но лишь в одной семье, и только одна старая ведьма, безумная, одержимая плачем, готовит его у себя в келье, скатывая в шарики. Стоит сделать затяжку, – и мир рушится, как стекло; еще одну, – и ты попадаешь в свой рай. Никто не рассказывает о том, что он видел, но говорят, что готовы пожертвовать всем на свете, чтобы сделать этот сон явью.
       Фокус ведьмы пока еще не смог повторить никто. Нет в мире снадобья, подобного этому. Чтобы сгладить мучительное расставание с раем, прислуга делает его плавным и медленным, а лучшие девушки или парни готовы выполнить любой ваш каприз. Все жрецы любви и жрицы – и юноши, и девицы, вам могут встретиться здесь только раз; и только раз в три месяца, в полнолуние, вы можете посетить это место. Даже вода мертвого моря станет пресной для вас, если кораблем вашим будет эта таверна; а яства самых изысканных поваров покажутся вам тюремной баландой, если отведаете стряпни ее кока. Впрочем, довольно болтовни, – нас ждет угощение достойное королей и богов.
       — И нам так вот запросто его продадут? – невинно спросила Эльвира, с трудом оторвавшись от кружки, – местное пиво казалось ей самым вкусным напитком на свете.
       — Не продадут, а подадут, Эльвира, и только если докажем, что мы избранные. Вульгарное же золото плебеев не отворит этих засовов.
       — Aurum per medios ire satellites, Et perrumpere amat saxa, – поучительно сказал ангел.*
       — А вот и нет, – ответила ведьма. – Не в этом случае. Pecunia emere non possit honorem.*

       Словно желая показать, что разговор окончен, Люсильда с носом уткнулась в свою огромную кружку и долго не отрывалась от нее, а когда наконец-то, оторвалась, то громко стукнула ею по столу.
       Откуда-то из кухонного дыма немедленно выпорхнула пухленькая официантка и подошла к столику.
       — Чего изволите? – спросила она, улыбаясь открытой улыбкой.
       Люсильда бесцеремонно взяла девушку за руку, потянула к себе и обняла свободной рукой.
       — Сейчас ты проводишь меня к Матильде, – сказала она, глядя в глаза испуганной медхен.
       — Но я не могу…
       — Тогда живо беги к ней и скажи, что пришла Люсильда.

       Девушка убежала, брякая кружками, столь учтиво-проворно, что пестрая троица осталась в недоумении, – как такая пышка может так стремительно двигаться, не задев по пути ни одного столика, ничего не опрокинув и не разрушив. Через минуту она возникла так же быстро и неожиданно, и сказала, даже не запыхавшись:
       — Фрау Матильда ждет. Мне велено проводить вас.

       Матильда оказалась высокой и весьма элегантною дамой с черными, как смоль волнистыми волосами и внешностью жгучей Кармэн. В ней явно читалась то ли испанская, то ли цыганская кровь, а возраст навсегда терялся в районе лет тридцати, и лишь только глаза светились мудростью поколений.
       — Значит, Люсильда? Ведьме Люсильде, которую я знала когда-то, могильные черви давно уже выели внутренности. Кто ты такая? – спросила дама.
       — Гостья. И я здесь не для того, чтобы выяснять отношения. Прикажи, как следует, обслужить нас, а после мы с тобой сможем поговорить обо всём, – ответила дьяволица. – Или глаза не видят?
       — Забавная самоуверенность, – усмехнулась Матильда. – Мои услуги только для некоторых посвященных из узкого круга избранных. И стоят они немало. А таких, как ты, одержимых, по миру бродит немерено. Велика ли наука суккубу овладеть разумом дурочки. Иди, в порнухе снимайся, ненасытная идиотка. Могла бы жить припеваючи, но вам же всё развлечений подавай. Вот и играй теперь по земным правилам. Или ты всё еще не поняла ни черта?

       Габриель взглянул на дьяволицу с торжеством победителя; она же, включив сперва номер Лавея, вдруг передумала, но потом резко сказала:
       — Ангел мой, хватит скалиться. Покажем уважаемой фрау Матильде то, что она так желает знать.
       — Ты уверенна? – тревожно спросил Габриель. – Можно ли нам вообще доверять тут кому-то?
       — Не сомневайся, пернатенький. Я могу и сама, но вместе мы сможем буквально переместить ее, дать прикоснуться к неведомому. Ты ведь знаешь о Боге чуть больше самого Нортона, иначе не остался бы с ним, с Михаилом. Я всё равно не пойму. Не поймет и она, но увидит. Ей-же-богу-не-вру, что узрит)
       — Постойте-постойте, о чем это вы?
       Рука Матильды потянулась к шнурку у стены, но тут же безвольно поникла. Архангел и демонесса подошли к ней, взяли за руки, и вскоре одна из верховных ведьм ордена Астарота, жрица Свободного Знания сама воочию убедилась в том, что ее неясные сны и туманные видения бурной юности – правда.

               
                Стих 2. В гостях

       — Что мне нравится в маке, – сказала Люсильда, – так это осознанность, – он не так сильно опьяняет разум, переселяя в мир грез, как любое любое другое ведьмино зелье. Любовь, страсть или сон туманят мозг своим ядом; опиум же… он гарантирует постоянную ясность ума вкупе с наслаждением, эйфорией и той невероятной чудесной сказкой, в которую мы сейчас все и отправимся.
       — Лучше не скажешь, – кивнула Матильда, и трем гостям поднесли трубки.

       Люсильда, Эльвира и Габриель лежали на шелковых простынях в тонких туниках на голое тело. Они курили, все дальше и дальше взлетая к вершинам блаженства. Тела их, чистые и расслабленные, благоухающие экзотическими благовониями, были натерты особым маслом, подобным тому, что исстари немецкие ведьмы применяли в Вальпургиеву ночь перед полетом на Брокен.
       Мазь эта делала ведьму легкой, почти невесомой, придавала ей особую силу и сексуальность, пропитывая кожу флюидами нежности, чувственности и сладострастия. Даже сама, намазываясь этой мазью, невеста Леонарда* могла испытать не один оргазм, а при желании и продлить удовольствие. Таким образом это невесты пытались получить некий эзотерический опыт и силу. Безусловно, сексуальности это им добавляло, но вот ума, – вряд ли.
       В качестве смазки мазь эту использовать не рекомендовалось ввиду ее сильных наркотических свойств и некоторой едкости. Для интимных мест и даже для глаз готовились отдельные мази и капли. Как раз такими вот каплями и воспользовалась Люсильда, почувствовав себя глупо после первого короткого обморока, – местный опиум не особо ей подходил.
       Кровь Габриеля, как и кровь дьяволицы, тоже являлась наркотиком уже сама по себе, но, не смотря на это, он быстро ушел в страну своих ангельских грез. Ведь вожделение от любви порою неотличимо. Как только ангел впал в забытье, Матильда подмигнула Люсильде и сама нанесла особую мазь на его причиндалы.

       Благодаря каплям, вскоре упорхнула и Люси, но став беспечной, она почему-то увидела Море и свои тихий пляж, сокрытый от всех, кроме Странника. Он там тоже присутствовал, но годился разве что на удовлетворение страсти. Поговорить особо с ним было не о чем. Крестраж молол чепуху и описывал то, что он чувствует. В раю оставалось лишь только учить его, да наслаждаться самой и подшучивать. Люсильда вдруг стала одинокою дамой с собачкой. Но упиваться собственной болью она не могла. На минутку ей вспомнились те строки Странника, в которых он, немного уже повзрослевший, описывал знакомство с обманом Небес. Ей стало грустно, и она повторила всё это вслух.

      — Когда колешься маковой дурью, то все начинает казаться очень серьезным. Впрочем, нет – точнее будет сказать, что каким-то серьезным, не по годам взрослым и даже грустным становишься вдруг ты сам. Твой мозг начинает работать в совершенно ином – интеллектуальном режиме, – и для бездумного юмора места в нем практически не остается. Причинная или беспричинная радость, желание пошутить, приколоться, отпустив некую глупость, – простые детские шалости, присущие нормальному человеку, уходят неожиданно в прошлое. Могут пролететь целые сутки, неделя… а ты даже не улыбнешься. Приоритеты меняются, и заурядные стимулы жизни уже не приносят больше того яркого удовлетворения, что не так давно, прежде. Их заменяют иные, куда более фееричные вспышки химического поощрения, плавно перетекающие в некое подобие посторгастического блаженства. В нем ты – бог, не чувствующий сомнений и боли, душевных мук, неполноценности или бессилия. А главное, – в жизни твоей теперь есть четкая и ясная цель – не потерять свой сияющий нимб.
       К этому состоянию привыкаешь, но это не значит, что вокруг тебя стало меньше милого и прекрасного; отнюдь, – под героином экзистенционировать намного приятней, а всю красоту холста Рубенса, воплотившего в себе безудержную жизненность, подвижность и чувственность, можно легко узреть в образе скучной гостьи на смятой простыне в своей спальне. Но тем не менее, ты словно внезапно где-то внутри постарел, стал очень конкретным, и глупостям больше не осталось уж места в твоем замечательном, имеющем четкий смысл мире. Тебя поразил в самую душу осколок зеркала тролля, а Снежная Королева навевает твоему разуму сладкие сны.
       — Какой героин? Тут всё настоящее! Даже более чем. Я не боюсь тут остаться даже один и надолго. Словно путь завершен, и ты достиг вдруг желаемой цели. Достиг, а сам этого не заметил. Теперь я испытываю лишь один страх, – потерять это все и тебя. Ты разве не чувствуешь этого? И разве не этого хотел Мастер? Всего Довольно!
       — О боги... Ты даже не помнишь того, о чем написал в самом начале. Это было в тетрадке. Ты возразил тогда ему, помнишь?
       — Написал, что горят, но мне лень перечитывать будет. Я мел пургу. Жизнь – не напрасная утренняя Эрекция. Окно прорубили. Всё правда. Я знаю, что скоро вернусь. Но я буду идти сюда снова и снова. Даже если забуду об этом. Таков путь.
       — Иди от а. Мне больно, Матильда. Разбудите меня! Прости, мне пора. Иди от, искупайся. Русалки дано уже ждут. Да и Морье, на-верь-но-е. Первый Ом, последний - Ам. Да пошло оно к чертям.

       Когда Люсильда проснулась, то и сама призадумалась. Ход её мыслей был примерно таким: Насколько значимой может в иоге оказаться игра? Лилит преобразит Преисподнюю. Мир станет осмысленней? Или будем, как глупые эльфы, — петь да плясать-танцевать? Веселье вернется? Или будет одна веселуха? Ох уж этот язык. Заставляет задуматься. А что еще нужно? Пусть лохи стремятся и делают. Продавцы пускай думают, что они хитрей всех. А мы им советовать будем. Ведь мы ненасытны.
       Но разница в том, что мы думать умеем. И столько всего ведь еще не осмысленно. Игра интересна. Я-то знаю, что делаю. Фокус в том, что и мне не ведомо то, что там, — за новою дверью. Сокрыто. Да и возможно ли? Больше вопросов. Ведь так интересней. Да и призы хороши. Любви бы побольше. К Игре. Мне не плохо и так. Страдать ни к чему. Лю бовь. Как же можно с нею кайф спутать? Однако же, он так влюблен в Габриэллу, что сам еще даже не видит. Какая там смерть, глупая ведьма, хоть и так хороша. Немного перепоем. Ох, я устрою!

       И это же всё по пути. А никто еще даже и не догадался. Подсказок-то ведь была куча! Ох, едрить. Как же весело-то. Вот так веселье. Ай, пойду-подрочу ему.  Или же пивка выпью... Мать, я не спала, уж дано. Ай да Локи, данки шён. Ну надо же, Гени-ум Локи. Хи. У Нортона будет инсульт.  Аллес махен, звездохен швайн. Ну иль-ну. Или по-скони. А ведь показали. Ой, блин, не могу. О ладушки. Помру со смеха. Всё под-сказали. Да только не там. Идиоты. Ведьмы рулят. Опять. Труляля. Что там Эльвира-то делает? Пойду, посмотрю. Вот, Веселье) Ведь мы потому и в Аду, что тут больше свободы. Но Хаос. Находить логику в хаосе куда интересней, хоть это и сводит с ума.
      Ведь логика, — скука. Как же сде-блять ся-то глу-пой, чтобы ду-рочкой не стать. Как же не на ту са-лупу мне слу-Чай-но не у пасть. Локи, у-бери свой што-пор. У те-бя, как у хря-ка. По кру-ти-ка всю еврь-в-оп-Пу, Ну те-Бя да му-Да-ка. Надо бы прий-ти мне в чуй-ства, вы-пью шна-пси-Хи-ка сперь-ва. На бе-ру у Ма у рус-ских, ведь у них е-го про-рьва. На-до же так в ин-Тыр-не-те всю ла-Тинь пе-ре-ведь-сти, что и Ба-буш-ки и де-ти мо гут с'брень-дить по пу-ти. Хи. Успокоилась. Стерьва. Ай, ну тебя. О чем это я? Ага... От Веселья То тут будет! Ай, маладца!

       Эльвира же, будучи человеком, в полной мере испытала на себе райское действие этого адского зелья. Призраки опиума окружили бедняжку и повлекли за собой в свою безумную и прекрасную вселенную, полную изысканных наслаждений по ту сторону разума, неповторимых неописуемых фантастических зрелищ, опасностей и вдохновения. Погружение девушки было суровым. Как это часто бывает с впервые вошедшими, потусторонний мир встретил ее враждебно и напугал, как если бы мозг возмутился, начни вы ковыряться в нем пальцем. Увидев реальность изнанки, встретившись с ожившими страхами, Элли пыталась бежать, но только бежать было некуда.

       С опиумными монстрами, конечно же, можно играть в прятки, можно сражаться и прочее, но убежать от них из их же мирка не удастся, до тех пор, пока Элементал* сам не ослабнет и не отпустит вас, или вы не одержите победу над ним в неравном бою.

       Видя, что опиум действует «косо», проводник юной ведьмы тут же пришел к ней на помощь. Им был молодой, но опытный в этих делах, специально обученный и необычайно красивый юноша трансвестит, привыкший удовлетворять любые прихоти и капризы самых искушенных в адском разврате клиентов с какой бы то ни было извращенной и неуемной фантазией.

       Сделав девушке инъекцию мягкого успокоительного, он разделся и прилег рядом, лаская Эльвиру, шепча ей на ушко самые нежные и ласковые заклинания страсти, исключительно на языке Вольтера, Ги де Мопассана и Виктора Гюго. Вскоре она успокоилась, а еще чуть-чуть погодя, сама принялась ласкать себя, стремясь всеми силами избавиться от последней одежды. Ей стало тесно и душно в тончайшей тунике, и проводник помог избавиться от нее. При этом Эльвире привиделось, будто она рождается в образе нимфы, освобождаясь от яйца-последа на прекрасном благоухающем сочными травами дивном лесном лугу.
       В свете огромной полной Луны братья и сестры нимфы уже встречали ее, чествуя, как новую королеву, а маленькие крылатые эльфы летали вокруг и распевали фривольные песни сладкими голосами. От их музыки кружилась голова, и смущение, ею же и вызванное, немедленно перерастало в похоть.
       Желание соития и свободы росло, становилось настолько сильным и всеобъемлющим, что вся ханжеская мораль испарялась под его натиском, а стыд и страх ощущались лишь как приятное, щекочущее дополнение, без которого основное блюдо стало бы несколько пресным, обыденным.
       — Овладейте же мною! Скорее. Умоляю вас! О, как я распутна, – шептала Эльвира, и слова ее звенели вокруг цветом страсти и откровенного вожделения, пронизывали ее же, словно разряды призрачных молний, разжигая огонь желания и вдохновения, окрыляли и возносили, плавно роняли на мягкий покров и еще больше раскручивали в огненном вихре. Этому не было никакого конца. Так прошла вечность.
       Слова, произносимые вслух, становились безмерно значимы, и когда она твердила: «Еще!», то ему вторило только «Сильнее!». Эти приказы стегали ее в самую душу нежной безжалостной плетью, а душа от ударов пылала все жарче, она   дрожала, искрилась, сияла, вибрировала, истекала соком любви и кровью страсти, она запутывалась и вырывалась, тонула, всплывала, неслась, заливалась слезами от счастья и пронизывала все нервы импульсами своих сладких страданий.
       Менялись партнеры… руки, фаллосы, лица, стройные молодые тела, груди, мышцы, губы, языки, нежные пальцы и губы, менялся даже вид тех существ, что вступали с нею в соитие. Сколько всего их было: фавнов, пушистых леших, остроухих красивых эльфов, русалок и нимф, – Элли уже даже не помнила.
       Последним в нее вошел могучий бородатый сатир, – просто поднял на руки, грубо опустил на свой твердый, большой и толстый, покрытый вздувшимися венами фаллос, и начал иметь. Двигаясь вверх и вниз, чтобы не сойти с ума от безумного кайфа, Эльвира до крови прокусила губу и попыталась считать фрикции, но на десятом или двенадцатом толчке она сбилась и потеряла сознание. Последний оргазм выкинул ее обратно в реальность, жестоко вырвав из объятий родного брата бога Морфея – демона Опия. Но и послевкусие было прекрасным. Словно часть сна превратилась в теплый дымчатый плед.

      Постепенно приходя в себя, Элли увидела, что сидит верхом на красивой, но несколько странной девице, а внутри у нее, пульсируя, извергается самый что ни на есть настоящий человеческий член, доставший ее до самого не могу. Приняв все происходящее с нею как должное, Эльвира расслабилась и, испытав еще один, довольно таки неслабый оргазмик, упала на своего проводника.*

       — Не бойся, мое семя безвредно, – тихо сказал её спутник. – Как ты себя чувствуешь?
       — Хочу обратно, – ответила сонно Эльвира, – но уже не за тем. Я словно наверстывала и заблудилась. Чувствую себя такой глупой, что ни в сказке сказать. Я была королевою нимф. Меня все любили, а я... Как так можно? Это ведь замечательный мир. А я стала для них Королевою-шлюхой. Страшно даже подумать о том, что всё это почти настоящее. И кто я теперь? Я не прошла какой-то экзамен? Я больше не ведьма?
       — Сомневаюсь в этом, – раздался мелодичный, приятный, с легкой ноткой иронии, голос Матильды. – Возможно, ты станешь настоящей Королевой когда-нибудь, но пока что достаточно. Ты отсутствовала в нашем мире четыре часа. Габриель и Люсильда уже ждут тебя в соседнем зале в купальне. Вода из минерального источника быстро вернет тебе силы, и еще это, – Матильда дала Эльвире пилюлю размером со среднюю бусинку, – поможет, как пережить утрату рая, так и вылечит недомогание. —
       — Спасибо, Матильда, – ответила девушка. — Но мне всё еще страшно.
       — Пожалуйста. Могу утешить тебя еще больше. В том мире любви просто нет. Они её выжгли, сожрали. А кайфа ты можешь вкушать сколько угодно. Опиум мудр. Впрочем, о деле. Даже если Люсильда вернется домой, я буду рада снова видеть тебя среди нас. И еще: Твое появление здесь не было для меня большой неожиданностью. Настоящих ведьм почти не осталось. За ними охотятся, как фанатики, так и спецслужбы. Мы следим за тобой. Если вернешь силу вашей фамилии, то лучше нам быть друзьями.
       — Вот как. И откуда же вам все известно?
       — Дело в том, что твоя бабушка Хельга, – она обращалась к нам, но мы не смогли ей помочь.
       — Не смогли или не захотели?
       — Все сложно. Не я одна принимаю решения. Однако теперь ты сама можешь рассчитывать на мою помощь.
       — Хорошо. Я обязательно ею воспользуюсь, – ответила Элли, как есть, нагишом, отправилась в зал с купальней.

                ***WW***


Модель - Кармен Делль‘Орефиче. И в девяносто два года она молода. Надеюсь, не против.

*Перед золотом отступают стражи, и рушатся скалы.

*За деньги честь не купишь.

*Леонард – имя Дьявола на шабаше. Тут аналогия с невестой Христовой.

*Элементал – в данном случае дух опиума (по Папюсу).

*Проводник – это опытный человек, подстраховывающий отправившегося в астрал. Нужен в основном начинающим. В данном случае – это обязательная прислуга, обеспечивающая приятное «путешествие».

Следующий стих - http://proza.ru/2024/02/29/543

Предыдущий - http://proza.ru/2024/02/25/1242

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456