Блок. Двенадцать. Глава 12. Прочтение

Д В Е Н А Д Ц А Т Ь

12.





                …Вдаль идут державным шагом…
                – Кто еще там? Выходи!
                Это – ветер с красным флагом
                Разыгрался впереди…
 
                Впереди – сугроб холодный,
                – Кто в сугробе – выходи!..
                Только нищий пес голодный
                Ковыляет позади…
 
                – Отвяжись ты, шелудивый,
                Я штыком пощекочу!
                Старый мир, как пес паршивый,
                Провались – поколочу!
 
                …Скалит зубы – волк голодный –
                Хвост поджал – не отстает –
                Пес холодный – пес безродный…
                – Эй, откликнись, кто идет?
 
                – Кто там машет красным флагом?
                – Приглядись-ка, эка тьма!
                – Кто там ходит беглым шагом,
                Хоронясь за все дома?
                – Всё равно, тебя добуду,
                Лучше сдайся мне живьем!
                – Эй, товарищ, будет худо,
                Выходи, стрелять начнем!
 
                Трах-тах-тах! – И только эхо
                Откликается в домах…
                Только вьюга долгим смехом
                Заливается в снегах…
 
                Трах-тах-тах!
                Трах-тах-тах…
 
                …Так идут державным шагом –
                Позади – голодный пес,
                Впереди – с кровавым флагом,
                И за вьюгой невиди;м,
                И от пули невредим,
                Нежной поступью надвьюжной,
                Снежной россыпью жемчужной,
                В белом венчике из роз –
                Впереди – Исус Христос.
                Январь 1918


      – «Так идут державным шагом…» – Вот, не понимаю: все одиннадцать предыдущих главок подчеркивалась анархичность, стихийность этой команды: идут – стреляют во все стороны, походя убили женщину, идут, еле удерживаясь чтобы тут же не начать “грабить етажи”. Откуда он взялся – “державный шаг”? И даже не у них – у Блока? Неужели и его причаровал этот образ “великой державы” – от океана до океана? Где воля государя – всё, где “старший брат видит всё”? где нет граждан, а есть – подданные?! А как же его собственная воля, его собственная свобода?
     Напомню ещё раз: он умрёт, потому что ему, взрослому, прославленному на всю Россию человеку, какое-то “Политбюро” не разрешит выехать за границу на лечение. Не выдаст бумажку, что ему – “поэту”, “обладателю тайны”, “теургу” – дозволено проехать на поезде 30 км до бывшей Чухни, где останутся врачи, лекарства, останется еда, потому что дотуда не дотянулось ещё всевластие этого самого, строящего, восстанавливающего державу “Политбюро”.
     «…правом свободного проезда в Финляндию пользовались лишь дипломатические курьеры. «Все остальные лица могут быть пропускаемы через границу лишь в том случае, если они имеют особые удостоверения от Военно-революционного комитета и фотографии, скрепленные печатью Военно-революционного комитета.»

     – «В белом венчике из роз – //Впереди – Исус Христос» – это практически цитата из произведения   Андрея Белого «Северная симфония. (1-я, героическая)» ( 26 сентября 1901 г.):
     «… И когда рассеялись последние остатки дыма и темноты, на горизонте встал знакомый и чуть-чуть грустный облик в мантии из снежного тумана и в венке из белых роз.»
     В сюжете Симфонии были королевна и её возлюбленный – сын козлоногого, которого она покинула, когда тому стало мало лишь взглядов и вздохов. После святой жизни и своей смерти королевна оказалась в мире камышовых заводей, как раз в тот момент, когда:

     «    
       Тянулись и стояли облачка. Адам с Евой шли по колено в воде вдоль отмели. На них раздувались ветхозаветные вретища.
       Адам вел за руку тысячелетнюю морщинистую Еву. Ее волосы, белые, как смерть, падали на сухие плечи.
       Шли в знакомые, утраченные страны. Озирались с восторгом и смеялись блаженным старческим смехом. Вспоминали забытые места.
       На отмелях ходили красные фламинго, и на горизонте еще можно было различить его далекий силуэт.
      
       Здесь обитало счастье, юное, как первый снег, легкое, как сон волны.
       Белое.»

     …когда этот мир, отбыв в нем свое, покидали Адам и Ева. Мир для тех, кому не по святости Рай, но и не по заслугам – Ад. Здесь она встретит своего рыцаря:

«     Она шла вдоль отмелей, по колено в воде, туда... в неизведанную озерную ширь.
       Из озерной глубины, где-то сбоку, вытягивалось застывшее от грусти лицо друга и смотрело на нее удивленными очами.
       Это была голова рыцаря, утонувшего в бездне безвременья... Но еще час встречи не наступил.
       И спасенный друг чуть грустил, бледным лицом своим опрокидываясь в волны, и его спокойный профиль утопал среди белых цветов забвения.»

Помните?


                «Мы встречались с тобой на закате.
                Ты веслом рассекала залив.
                Я любил твое белое платье,
                Утонченность мечты разлюбив.

                Были странны безмолвные встречи.
                Впереди – на песчаной косе
                Загорались вечерние свечи.
                Кто-то думал о бледной красе…

                Приближений, сближений, сгорании
                Не приемлет лазурная тишь…
                Мы встречались в вечернем тумане,
                Где у берега рябь и камыш.

                Ни тоски, ни любви, ни обиды,
                Всё померкло, прошло, отошло…            
                13 мая 1902»

     «…    В камышовых зарослях жили камышовые блаженные, не заботясь о горе, ожидая еще лучшей жизни.
       Иногда они преображались и светились светом серебристым. Но они мечтали о вознесении.
       Тут она бродила, раздвигая стебли зыбких камышей, а по ту сторону канала над камышами бывал матово-желтый закат.
       Закат над камышами!
      
       Иногда ей попадался молодой отшельник, сонный, грустно-камышовый, в мантии из снежного тумана и в венке из белых роз.
       Его глаза были сини, а борода и длинные кудри – русы.

    …Иногда в глубине канала выходил из вод кто-то белый, белый, словно утопленник из бездны безвременья.
       И она привыкла видеть утопленника, выходящего посидеть на вечерней заре.
       Однажды сказал ей камышовый отшельник: "Видишь сидящего на вечерней заре, выходящего из бездны безвременья, потопленного до времени?
       "Вышел срок его потопления... И для него не станет; прежнего, если ты подойдешь к нему..."
      
       И она пошла к сидящему в сонном забытьи и узнала в нем своего друга.
       Их глубокие взоры встретились. Они тихо рассмеялись нежданной встрече.

    …  Они пришли в свое камышовое жилище. Замечтались в сонной сказке. Это была последняя ночь.
       Они видели сон... Кто-то белый, в мантии из снежного тумана, гулял вдоль озерных пространств, роняя в озерную глубину свои тающие улыбки, чуть-чуть грустные.
       Над его головой сверкал зеленоватый нимб. Они узнали в Нем своего камышового отшельника.
       И он говорил им невыразимым голосом: "Белые дети!
       "Белые дети, вознесемся в свободной радости с утренним ветерком!.."
       И сквозь сон слышали они птичий свист: то на отмелях сидели птицы-мечтатели и наперерыв высвистывали случившееся.
      
       Он им шептал: "Белые дети!.." И его голос грустно дрожал.
       "Белые дети... Мы не умрем, но изменимся вскоре, во мгновение ока, лишь только взойдет солнце.
       "Уже заря...
       "Белые дети!.."
       И они очнулись... И увидели, что сон их не сон, потому что Он стоял, раздвигая стебли камышей, и шептал им все то, что они видели во сне...
       А уж вдали слышался голос странного старца, призывающего всех к белой радости...
       Ударил серебряный колокол.
      
       На озере, там, где косматый утес оброс соснами, жил старик.
       Он пробудился на заре. Сонный взошел на вершину. Ударил в серебряный колокол.
       Это был знак того, что с востока уже блеснула звезда Утренница.
       Денница...»
       
     Значит, и мире «12», в финальном мире Александра Блока, Исус в белом венчике из роз решил, что кончился срок вашего подтопление, и повел 12 туда, где утром ударит серебряный колокол…

Из Примечаний к данному стихотворению в «Полном собрании сочинений и писем в двадцати томах» А.А. Блока:

     – «Вдаль идут державным шагом.» – О связи "державного шага" дозорных в "Двенадцати" со стих. бельгийца Э. Верхарна "Шаги" (Блок перевел его в 1905 г. и опубликовал перевод в 1918 г.) см.: Блок А. Собр. соч.: В 6 т. М.; 1971. Т. 2. С. 337; Т. 3. С. 353; Небольсин С. Прошлое и настоящее. С. 300.

     [
     Из Эмиля Верхарна. Шаги:

              «               
                В зимний вечер, когда запирались
                С пронзительным визгом ставни
                И зажигались
                В низенькой кухне лампы,
                Тогда звенели шаги, звенели шаги,
                Вдоль стены, на темной панели – шаги, шаги.
          …
                …И призраки сквозь ночь мигают мертвым глазом,
                Взметенные в пылающем усталостью мозгу, -
                Шаги, услышанные в детстве,
                Мучительно пронзившие меня
                В сторожкие часы, во сне, в бреду мучений,
                Когда душа больна и стиснуты колени,
                Они бегут, в крови ритмически звеня.

                Из теней дальних, далей синих
                Угрюмо-грузные, в упорной и тяжелой тишине.
                Земля пьяна от них. Сочти их!
                Сочти листы, колосья, снег в небесной вышине!
                Они, как вести грозной мести, –
                С раскатным шорохом, вдали,
                В ночной тени, верста к версте, они
                Протянут тусклые ремни,
                И от одной стра ы, и от одной петли
                Замкнется обруч их вдоль всей земли.

                О! как впились и плоть прожгли
                Шаги, шаги декабрьской тьмы,
                И светлые пути зимы, –
                Со всех концов земли – сквозь комнату прошли!
                Перевод А. Блока

     Книга Небольсин С. Прошлое и настоящее – мне недоступна. Никакой “державности” шагов в стихотворении Верхарна я не нашел. (Державность – нечто связанное с державой, то есть с величием страны.)
     ]

     – «... Так идут державным шагом ~ Впереди – Исус Христос.» – О возникновении образа Христа в поэме Блок рассказал С. Алянскому…
     [
     Самуил Миронович Алянский – российский издатель и редактор. Основатель и руководитель издательства «Алконост», в котором выходили книги Анны Ахматовой, Андрея Белого, Александра Блока, Вячеслава Иванова, Фёдора Сологуба и других авторов, в основном символистского лагеря. Современный исследователь отмечает в связи с этим: «Самое имя С. М. Алянского знаменует целую эпоху в истории  отечественной книги».
     Затем в 1929—1932 гг. возглавлял Издательство писателей в Ленинграде, в котором публиковались Вениамин Каверин, Юрий Тынянов, Константин Федин, Ольга Форш, Мариэтта Шагинян и другие. В дальнейшем работал редактором, главным образом, в Государственном издательстве детской литературы.
     Во время блокады Ленинграда находился в городе, который покинул в феврале 1942 года по дороге жизни через Ладожское озеро вместе с братом Лазарем Мироновичем Алянским, учёным в области механизации швейного производства. Жена С. М. Алянского — Надежда Львовна Алянская – и их сын Лев погибли от истощения по дороге в Ярославле, а он сам пережил войну в поселении Клёновское Свердловской области в семье брата.
     Опубликовал мемуарный труд «Встречи с Александром Блоком» (М., Детская литература, 1969, 2-е изд. 1972)
     ]
     …12 августа 1918 г.: "Случалось ли вам ходить по улицам города темной ночью в снежную метель или в дождь, когда ветер рвет и треплет все вокруг? Когда снежные хлопья слепят глаза?
     Идешь, едва держась на ногах, и думаешь: как бы тебя не опрокинуло, не смело ... Ветер с такой силой раскачивает тяжелые висячие фонари, что кажется, вот-вот они сорвутся и вдребезги разобьются.
     А снег вьется все сильней и сильней, завивая снежные столбы. Вьюге некуда деваться в узких улицах, она мечется во все стороны, накапливая силы, чтобы вырваться на простор. Но нет простора. Вьюга крутится, образуя белую пелену, сквозь которую все окружающее теряет свои очертания и как бы расплывается.
Вдруг в ближайшем переулке мелькнет светлое или освещенное пятно. Оно маячит и неудержимо тянет к себе. Быть может, это – большой плещущий флаг или сорванный ветром плакат?
     Светлое пятно быстро растет, становится огромным и вдруг принимает неопределенную форму, превращаясь в силуэт чего-то идущего или плывущего в воздухе. Прикованный и завороженный, тянешься за этим чудесным пятном, и нет сил оторваться от него. Я люблю ходить по улицам города в такие ночи, когда природа буйствует.
     Вот в одну такую на редкость вьюжную зимнюю ночь мне и привиделось светлое пятно; оно росло, становилось огромным. Оно волновало и влекло. За этим огромным мне мыслились Двенадцать и Христос." (БС-1. С. 444-445).
     [
     Вот ключ к заключительному образу поэмы. Блок в поэме “отдался стихие”. Зримым выражением стихий у него и в «январе 1907 или в марте 1914», и в данной поэме всегда была и осталась – метель. И квинтэссенцией, концентратом её стало… «…снег вьется все сильней и сильней, завивая снежные столбы». «…и вдруг принимает неопределенную форму, превращаясь в силуэт чего-то идущего или плывущего в воздухе»  …стала фигура краснознамменного Христа.
     Исус Блока – это не один из христианской троицы, это воплощение стихий, которым тогда отдался Блок. Который сам, перестав опять быть “поэтом и человеком”, стал “провидцем и обладателем тайны”, стал тем, кто “тревожит темные силы – и уронил их на себя”, кто опять вспомнил, что лирика – это магия. И свершил магический ритуал – написал лирическую поэму в двенадцати частях.
     ]

     В более ранние годы Блок неоднократно обращался к образу Христа. В стих. "О легендах, о сказках, о тайнах ... " (1902) говорится о Христе, пронесшем "вихри":

                «О легендах, о сказках, о тайнах.
                Был один Всепобедный Христос.
                На пустынях, на думах случайных
                Начертался и вихри пронес.»

     Весьма содержательной представляется параллель между финалом "Двенадцати" и первым из цикла стихотворений "Осенняя любовь"(1907).
     В обоих произведениях Христос оказывается причтенным к миру отверженных и распятых. В стихотворении состраждущим нетерпением выражается надежда на сопричастность Христа "распятой высоте", "восторгу мятежа" лирического героя Блока:

                «В глазах – такие же надежды,
                И то же рубище на нем.
                И жалко смотрит из одежды
                Ладонь, пробитая гвоздем.
                Христос! Родной просторпечален!
                Изнемогаю на кресте!
                И челн твой – будет ли причален
                К моей распятой высоте?»
»
;