Ев. от Екатии. гл. 29. Die ac Nocte in Capite

                Стих 1. Post equitem sedet arta cura

       — Здравствуйте, Сережа, – сказала старушка. Проходите к нам, не стесняйтесь. Алина дома одна. Сидит, вышивает что-то свое, непонятное. На улицу не хочет идти. Не знаете прогноз? Надолго ли прояснилось?
       — Прояснилось на пару дней, – ответил Странник без тени сомнения в голосе, но сам поражаясь своим словам, – к тому, что трепали по радио, он почти не прислушивался. – Просто атмосферный фронт отступил ненадолго. Через неделю, две – максимум, – уже придет циклон и настоящий конец бабьего лета. Будет моросить целый месяц.
       — Да уж. Чувствуется, что идет к нам тоска. Последние деньки остались золотой осени.

        Глафира Александровна присела на скамейку и принялась задумчиво щуриться, глядя в сторону Уральских гор, – туда, где светило солнце, рассеивая туманную дымку и обнажая призрачные голубоватые очертания холодных манящих таинственных северных скал. На фоне синего неба горы, и правда, выглядели немного призрачно, даже зловеще. Вблизи же они давили на Странника, нагоняли чувство чистого холода и какую-то неземную тоску, но именно туда, в эту сторону и предстояло ему пойти.

       Немного смущаясь своего пышного, оранжевого с белым букета, дурень вошел в дом. Алина сидела в уютном кресле и вышивала гладью на льне, натянутом на круглую рамку, какой-то цветочный орнамент. Подняв глаза на смущенного гостя, она улыбнулась, а после отвела взгляд, давая понять, что и она знает, как подло была испорчена их последняя ночь. Однако, взглянув на цветы, не глядя, художница протянула руку для поцелуя.

       Странник уселся рядом с ней на пол, на вязаный половичок, рассыпал хризантемы у ног девушки и произнес:

       — Ты улыбнешься, – мне отрада;
       Ты отвернешься, – мне тоска;
       За ночь мучения – награда
       Твоя мне бледная рука.

       Когда за пяльцами прилежно
       Сидишь ты, и склонясь небрежно,
       Глаза и кудри опустя, –
       Я в умиленье, молча, нежно
       Тобой любуюсь, как дитя...

       Сказать тебе, мое несчастье,
       Мою ревнивую печаль,
       Когда гулять в тайгу, в ненастье,
       Придется скоро уж мне вдаль?

       И мое горе в одиночку,
       И речи жаркие вдвоем,
       И радость и порок той ночью,
       И фортепьяно вечерком?..

       Алина, сжалься надо мною.
       Не смею требовать любви.
       Быть может, за грехи мои,
       Мой ангел, я любви не стою!
       Но притворись же! Этот взгляд…
       Всё может выразить так чудно!
       Ах, обмануть меня не трудно!..
       Я сам обманываться рад!

       — И за каким, позволь мне, бесом,
       Узнать, в тайгу ты держишь путь?
       Мне любопытно лишь чуть-чуть,
       Что связано с волшебным лесом.

       Там нынче холодно и сыро…
       Хоть мы знакомы лишь едва,
       Но объяснения слова
       Услышать мне не плохо б было.

       — Туда зовет меня награда
       За блажь и поиски мои;
       Я знаю лишь одно – так надо, –
       Иначе сгинут дни мои.

       А так, за краткий срок в лесу
       Должно все кончиться, – я верю, –
       Отдам я долг своему зверю,
       И клык в подарок принесу.

       — Не надо ни клыка, ни шкуры;
       Хотя… бабульке б подошла
       Медвежья, на пол для тепла;
       Под ноги, барскую натуру
       Приятно тешить ей. А ты...
       Иди ко мне, мой сумасшедший;
       Пусть день несладок был прошедший,
       Но, все ж, спасибо за цветы.

       Душа моя тебя боится,
       А разум гонит с сердца прочь;
       Но тело все к тебе стремится
       И хоть я в силах превозмочь
       Все это, все-таки сдаюсь, –
       Минутной слабости поддамся,
       Мне будет стыдно, – ну и пусть;
       Вернись, и главное – поправься.

       — Ты прелесть. Я и не мечтал,
       Что заслужу, мой свет, прощенье;
       Страдал, ходил, как привиденье,
       И что сказать тебе, не знал.      

       Алина наконец-то улыбнулась, причем, не очень-то скромно, и увлекла Странника в одну из маленьких гостевых комнат. Как не калечили бы советские времена цвет русской нации, загоняя ее в бараки и коммуналки, аристократия даже в ссылке не опускалась до животного уровня, в жилищах своих соблюдая незыблемые традиции, поэтому дом Глафиры Александровны был устроен по образцу уютного дворянского гнездышка.
       Спустя час, утолив первый порыв нахлынувших на них чувств, Алина и Странник пошли на прогулку. Попрощавшись с Графой, дурень пообещал возвратить девушку, едва лишь стемнеет, и сдержал свое слово. Прощались на этот раз они долго и трогательно.

       Попросив Странника чуточку подождать, художница вынесла ему свою платок, над которым трудилась. Герметический крест, вышитый шелком в традиционном китайском стиле, выглядел невероятно красиво, – должно быть, на него ушел не один вечер кропотливой работы.

       — Теперь я просто обязан подарить тебе шкуру тигра, – несколько неуверенно произнес бедолага, принимая драгоценный подарок.
       — Главное себя подари, целого и здорового, – отшутилась Алина и зашла в дом.

       Странник вернулся к себе, чувствуя, что все как-то очень неправильно. Чувства его прояснил Ольгерд, неизвестно откуда вдруг появившийся перед ним:

       — Сполна ты правду сдобрил ложью 
       И дьявольский споил коктейль, –
       Ведь нет любви совсем, возможно, – 
       Наверно выглядишь ничтожно 
       В своих глазах ты сам теперь? 
 
       — Не в этом дело, друг-котище; 
       Все врут, и в этом я мастак. 
       Но мысль в мозгу шакалом рыщет, – 
       Тут что-то все-таки не так, – ответил познаватель, готовя коктейль из
       спирта, настойки полыни, сахара и лауданума*. 
 
       — Вот, что тебе скажу я, Странник: 
       Напрасно душу не трави; 
       Теперь ты на коне, ты всадник, – 
       Учись с Лукавым жить внутри.

       — Post equitem sedet arta cura*, – ответил дурень, превозмогая желание продолжить стих, и махом осушил полстакана страшного зелья. – И больше ни слова, – добавил он таким голосом, что у кота шерсть на спине встала дыбом.
       — Похоже, что ты забыл о том, что я тебе говорил о грибах и Люсильде. Хотя, это даже и к лучшему. Некоторых вещей лучше не знать, иначе игра становится неинтересной. Ты и так убежден в том, что Навь настоящая, только задурив себе голову. А ведь тебя сейчас и так прет вовсю, и безо всего.
       — Выспаться нужно, как следует, а потом собираться в дорогу. Алине я ключ оставил. Обещала заходить, приглядывать тут за тобой. Бабье лето недолгое, а когда моросейка начнется, то в лесу уже просто не выживешь. Проветрю голову, а дам, глядишь, и мозги встанут на место без всяких таблеток или уколов.   
 
       Спустя полчаса Странник спал мертвым сном, а кот сидел рядом, напевая одному ему понятные песни.

                Стих 2. В карете


       — Вставайте же, Маркиз. Вас ждут великие дела и сказочные наслаждения! – вкрадчивым голосом полушептал-полупел на ухо Франсуа де Саду его юный слуга.
       — Сколько раз учил тебя, что не сказочные, а невероятные, – проворчал маркиз, неохотно открывая глаза. – Убери от меня свою смазливую физиономию. И сбрей уже этот мерзкий пушок под носом, или я когда-нибудь точно приму его за кое-что женское. Ты этого добиваешься?
       — Нет мсье, – ответил юноша, краснея, и почти испуганно отступя от кровати де Сада.
       — Ну, то-то же, – усмехнулся Франсуа, сладко потягиваясь.

       Прополоскав горло мятным настоем, капитан протер все тело влажными ароматными салфетками,* облачился в чистое белоснежное исподнее и радостно отхлебнул глоток горького бодрящего нелегального кофе, аромат которого способен был некогда привлечь нюхачей со всего города. Потягивая зелье, Маркиз блаженно вспоминал об одной из «кофейных сплетниц».*
       Покончив с бодрящим напитком, косметикой и одеждой, надев ненавистный парик, Донатен Альфонс Франсуа де Сад вышел на улицу, сел в карету своего друга бургомистра и позволил грустным размышлениям о странной судьбе ненадолго овладеть своим блистательным разумом. Тем не менее, мысли его постоянно возвращались к насущному – к бургомистру и его юной жене.
       Эккарт Вюрцнер прослыл отчаянным и неисправимым развратником. О его похождениях слагались легенды. Его побаивались, уважали и презирали. Но, как и любого власть имущего тех времен, господина Вюрцнера это не слишком трогало.

       Конечно же, одна власть или одни только деньги, не всегда способны уберечь от неприятностей и позволить безнаказанно творить все, что заблагорассудится; однако власть, помноженная на внушительное состояние, – это универсальная индульгенция на все случаи жизни.

       Сидящая рядом с бургомистром прекрасная Адалинда бесцеремонно рассматривала Маркиза колдовскими глазами, в которых легко можно было прочесть, при желании, ход ее мыслей. Эккарт Вюрцнер, заметив это, цинично ухмыльнулся и отвернулся к окну. Пришло время одного из трех полнолуний, а это значит, что три следующие ночи верховная жрица Матильда будет принимать избранных у себя на балу.

       Тайные общества существовали всегда. Стоило людям спуститься с деревьев и поселиться в пещерах, как тут же возникла элита и быдло, а как следствие этого, – группки людей, считающих, что они намного умнее и лучше всех прочих, и всем остальным попросту нет места в их узком кругу.
       Дело было даже вовсе не в том, что «на всех не хватит», – те, кто находился на самом верху, прекрасно понимал, что это не так. Причина подобного разграничения состояла в достоинстве, даже в интимности и в обладании властью. И это понятно, – ведь вы не захотите пустить абы кого в свою постель, или, порвав свой диплом, отправиться чистить конюшни.
       Любая конторская крыса смотрит на вас, как на тупое ничтожество, хотя бы лишь потому, что чувствует себя избранной по сравнению с вами, и вы от нее в какой-то мере зависимы. Но это лишь небольшой нелицеприятный момент. В целом все гораздо сложнее.

       Шло время, прогресс не стоял на месте, – все более изощренными, влиятельными и структурированными становились тайные общества; росли пирамиды. Став посвященным в одну из таких структур, Маркиз де Сад в ней вскоре разочаровался. Скармливая по крупицам те немногие знания, которые при желании можно было бы почерпнуть из некоторых магических фолиантов и прочих, не столь уж и недоступных всем книг, секта вытягивала из своих «посвященных» все соки, питаясь их деньгами, властью и положением, а зачастую, и самой жизнью, если то было выгодно по каким-то «высшим» причинам.
       Не пожелав быть винтиком и рабом тайного братства, подбирающим крохи со стола «верхней линии», Маркиз лишился их покровительства, что в дальнейшем и повлекло за собой известные печальные события в его жизни. Но именно последствия эти, и именно Бастилия сделала из обычного знатного и богатого распутника того Маркиза де Сада, о котором будут помнить века.

       Пока же, до «Темной башни»*, – его творческой мастерской было еще далеко, и маркиз ехал на бал к госпоже Матильде. Покинув под страхом смерти одно тайное общество, в поисках неизведанного, Франсуа незамедлительно примкнул к другому, еще более эзотерическому собранию ведьм. Сделать это благодаря деньгам и знатному происхождению оказалось несложно, тем более что и сама Матильда узрела в молодом красивом капитане огромный потенциал и почуяла в нем его великое будущее.
       Думаю, что нет особой необходимости рассказывать искушенному читателю то, как устраивались балы того времени, а также описывать свод скучных правил и церемоний. Ко всему прочему, бал у Матильды таковым не являлся. Не было в огромном и светлом зале, окруженном колоннами с трех сторон, и двумя ведущими наверх мраморными лестницами привычных ветхому обывателю столов с картами, шашками и курительными трубками. Не нашли бы вы там, впрочем, и самих нудных, ветхих и вечно брюзжащих особ, без пристального надзора и осуждения коих не мог произойти ни один вольный взгляд, ни одна милая шалость.
       Все присутствующие были молоды, красивы, беспечны и обладали настоящими магическими способностями. В благоухающем ароматами духов и экзотических благовоний воздухе царила атмосфера радости и свободы. Некая вольность ощущалась даже в экстравагантной и экспрессивной манере исполнения музыки Вивальди виртуозными музыкантами, находящимися явно в состоянии гипнотической медитации.
       Матильда обошла свои владения с грацией львицы, сама подошла к Маркизу де Саду и, бесцеремонно взяв его за руку, увлекла за собой.
      

                Стиз 3. Тайна оперных див


       — У меня к вам возник разговор, Франсуа, – сказала она, присаживаясь на софу и делая неоднозначный знак языком, напрягающим щеку. – Но сперва я хотела бы подготовить горло для выступления. Вы знаете, в чем секрет звучания голоса оперных див?
       — Мне известны некоторые их секреты, – ответил де Сад, выпуская на волю начавший уже эрегировать фаллос. – Так же, мне ведомо, что даже самые умелые куртизанки зачастую не могут сравниться с ними в умении доставлять оральное удовольствие.
       — Это мы сейчас и проверим, – сказала Матильда, снимая перчатки и нежно целуя великолепный жилистый член.
       — Я готов предоставить вам сколько угодно эликсира любви для поддержания тонуса горла, – промолвил эти слова де Сад уже не вполне ровным голосом.
       — Вас будет недостаточно. В соседней комнате за зеркалом ждут еще трое, – усмехнулась Матильда. – О, как я и предполагала, подобные речи возбуждают вас пуще абсента! Наверняка вы представляете, как вашу жену имеют в три смычка потные африканцы.
       — Не только африканцы, мадам. И не только ее, – ответил Маркиз, млея от нахлынувшего на него душевного комфорта и неги.
       — Одной только спермы или сырых яиц недостаточно для хорошего голоса, – сказала Матильда. – Необходимы постоянные тренировки горла, настоящая йога. – С этими словами прекрасная королева ведьм обняла алыми губками набухший фаллос маркиза и стремительно проглотила его до самого корня.

       — Располагайтесь поудобнее, Франсуа, набирайтесь сил, угощайтесь, – сказала Матильда минут двадцать спустя. – В этой комнате вы найдете всё необходимое. Примерно через час вас ждет свидание с одной знатной дамой. Вы обязаны зачать с ней ребенка и немедленно позабыть об этом событии. Даже под страхом смерти и страшными пытками вы не назовете никому её имени, не вспомните черт лица. О вашем даре, вашей демонической сути и вашем предназначении побеседуем после. В настоящее же время мы оба будем весьма заняты. – С этими словами Матильда, гордо подняв голову, удалилась. Маркиз же остался пребывать в легком раздумье. Взгляд его упал на каминную полку, где между часами и канделябром лежал кем-то забытый дневник.

                ***WW***


*Передозировка полыни вызывает сильное возбуждение нервной системы (вплоть до судорог и галлюцинаций), сменяющееся запредельным торможением. Полынь известна также своим свойством усиливать действие галлюциногенов. У шизофреников может вызвать возобновление галлюцинаций и сильный бред.

*За всадником сидит мрачная забота.

**Как показали историки Жорж Вигарелло и Ален Корбен, в Европе XVII– XVIII столетий общей практикой была так называемая «сухая чистка»: при дворе Людовика XIV лицо и руки протирали надушенными салфетками (прообраз нынешних гигиенических салфеток!)

Об общей гигиене не беспокоились, а на блестящих балах в воздухе стоял запах немытого тела. Кстати, пропитанными моющим средством полотенцами и сегодня моются космонавты на МКС =)

*Первая кофейня была открыта в Париже — в 1672 году, в Германии – в 1675. Богатые дамы, жёны крупных буржуа, тут же стали собираться на эдакие кофейные посиделки.

Мужчины этих женщин называли Кaffeeklatsch (кофейные сплетницы) или Kaffeewhores (кофейные шлюшки). Рабочим кофе был запрещён под тем предлогом, что он вызывает бесплодие, но это лишь привело к возникновению процветающего чёрного рынка.

Впрочем, уже к началу XIX века кофе был вновь разрешен =) Торговля кофе приносила большие прибыли, поэтому некоторые государственные деятели поспешили установить монополию на него. Например, предприимчивый прусский король Фридрих I, казна которого обеднела в результате многочисленных войн, специальным декретом ввел в городах Пруссии должность «вынюхивателя кофе». Прогуливаясь по улицам, специальные правительственные чиновники должны были выискивать (вернее, «вынюхивать») нелегальные сушилки кофе.

*Первоначальное значение слова Бастилия то же, что и «бастида», и действительно, еще в первой половине XIV столетия Бастилия является только одной из многочисленных башен, окружавших Париж, и называется bastide или bastille Saint-Antoine. С этого времени и начинается история Бастилии.

*Темная башня же в настоящих магических практиках – это мистическое сакральное место, в котором... Впрочем, об этом нельзя говорить.

*Die ac Nocte in Capite – днем и ночью в голове (или в черепе).

Следующий стих - http://proza.ru/2024/03/08/272

Предыдущий - http://proza.ru/2024/03/06/1097

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456