Ев. от Екатии гл. 37. Observator super turrim

                Стих 1. Тайна ориентира

       — Надо идти, – пробормотал Странник, проснувшись, и надевая подсохшие вещи. – Всю эту чертовщину записывать замудохаешься, да и смысла я в ней не вижу какого-то. Прикольно, конечно, – «Семнадцать мгновений осени» снится, серия за серией. Но я ведь пока ни схрона ни одного не нашел, ни чего-то такого, что не могло бы и дома случиться, еще не увидел. Спирт подозрительно быстро заканчивается. А без него будет скверно. Хоть домой возвращайся, – с этими словами дурень достал буссоль и, разложив на столе карту, сориентировав ее по местности.

       Приближенно ориентировать карту можно и по дорогам, ручью или просекам, но это было неприемлемо, ведь ему предстояло найти хорошо замаскированный старый тайник. Для того и буссоль предназначена с её шкалой и прицелом.
       Достав дневник, познаватель отыскал нужное место и провел точный азимут в соответствии с нужными цифрами, намечая курс к ближайшему схрону. Если верить карте, то путь он найдет без труда, а идти придется не более трех часов.

       Уже в дороге Странник задумался о том, что прокушенная губа – неплохое доказательство того, что сон его на деле был некой явью; хотя, с другой стороны – доказательство это зыбкое, – все, связанное с неординарной реальностью и ее влиянием на материальный мир, при желании можно легко опровергнуть, подвергнув скептическому анализу, ибо большая часть подтверждений оказывалась все же у него в голове. Даже то, что он узнал в запредельи рецепты парочки снадобий, подтвердившихся на практике, для духа сомнения в разуме познавателя мало что значило, – ведь увидел же во сне Менделеев свою таблицу. Для верующего этот факт – доказательство существования тонкого мира, для скептика же, наоборот, – всего лишь работа некоего подсознания, о котором он сам только слышал где-то или прочел у кого-то. 
       Так что, слова Достоевского, – «Жизнь в нас самих, а не во внешнем», – маленький Фома в голове дурня воспринимал почти так же, как ветеран пьянства дядя Коля Паничкин «Гимн авиаторов», желая сделать пылью всю сказку жизни и удобрить её пеплом поля с кукурузой. Переубедить его могло только совершенно материальная улика – вещественное, абсолютное доказательство.

       Пробравшись сквозь бурелом и миновав шатающееся под ногами болото, Странник поднялся на возвышенность, взял азимут и прошел добрую половину пути по превосходному, покрытому хрустящим мхом, песчаному грунту. После поросших прочными переплетенными кустами козьей ивы и карликовой березы непроходимых джунглей возле ручья, сосновый бор казался ему если не раем, то курортом – это уж точно. Возле островков вероники на открытых местах и кое-где под деревьями встречались большие круглые комки заячьего помета. Это казалось несколько странным, – зачем зайцам понадобилось собирать свои фекалии в круглые кучи?
       Тайна сия осталась для Странника неразгаданной, но, тем не менее, внушила ему надежду на сытный ужин. Установив у заячьих норок пару петель, он поменял в своей легкой берданке дробь на патрон с картечью и двинулся дальше.

       Вскоре показался ориентир – старая деревянная геодезическая вышка. Когда Странник подошел ближе, то с удивлением обнаружил, что она довольно-таки хорошо сохранилась. Кое-где не хватало ступенек, но это не могло смутить парня, – вышка была прекрасным способом осмотреть местность и сверить с ней карту. Сколоченная в три этажа из многометровых мачтовых сосен, она парила над лесом, как Эйфелева башня над возмущенным Парижем, и познаватель просто не имел права упустить шанс рассмотреть все с высоты птичьего полета.
       Сняв рюкзак и ружье, взяв с собой только карту, буссоль, дедов дневник и револьвер, Странник принялся подниматься наверх по прочной на вид лестнице. Вскарабкавшись почти без приключений, – одна ступенька сломалась-таки под ногой, – он перевел дух, справился с головокружением и огляделся. Вышка качалась от ветра, жутковато скрипела, но, действительно, полез он сюда явно не зря. Во-первых, с ее высот было видно практически все – даже, успевшая зарасти, помеченная на карте старая просека четко выделялась на фоне древнего леса.

       Сделав кое-какие пометки на карте и еще раз внимательно оглядев местность, Странник собрался уже было спускаться, но вдруг заметил на одной из перекладин цифры, вырезанные когда-то ножом: 13. 09. 1956. 13:45 – 136,5. Ровно тридцать три года назад, причем, почти в это же время кто-то стоял тут и усердно трудился, чтобы оставить надпись.
       Странник взглянул на часы, – стрелки показывали 13:30. Тогда он решил, что стоит подождать, поразмыслить, и уселся на площадке, листая дневник. Одна из цифр оказалась больше трехсот шестидесяти, – такого азимута просто не могло существовать. Но если отнять сто тридцать шесть и пять от трехсот шестидесяти шести, то получится двести двадцать девять и пять, – как раз в том направлении были видны огромные старые кедры и что-то темное – похоже, скала. Набив ароматным табаком свою трубку, дурень с наслаждением закурил, еще раз все проверил и принялся ждать, пристально вглядываясь вдаль. В назначенный час ничего особенного не произошло, поэтому он начал спускаться, ругая и обвиняя себя в отчаянной глупости, но тут на скале что-то вспыхнуло ярким светом.

       Солнце вышло из-за осеннего облака и отразилось от чего-то блестящего. Странник был уверен в том, что это нечто находится в глубокой нише или пещерке, и увидеть его блеск можно только находясь на вышке в определенное время и глядя именно в том направлении. Почесав затылок, он нахмурился: «Значит там и находится схрон. Так просто? Нет, что-то тут было явно не так. Или у скалы находилась ловушка, или дед хотел что-то сказать. Солнце... Зачем он использовал солнце, да еще в определенное время, чтобы обозначить место для тайника? Не слишком ли много возни и секретности? Впервые расстояние до Солнца было вычислено с помощью простой тригонометрии – двух углов тени на Земле в разных местах, но в одно время. Азимут – это угол и направление, к нему прилагается дальность.
       Если я найду на скале или неподалеку какие-то подходящие цифры и соединю два угла, то, вполне вероятно, что смогу вычислить расстояние до зимовья, а может, и точное место домика. Как не шизофренично все это выглядит, но и сама экспедиция, в корне своем, ведь безумна. Так, или иначе, – надо идти и самому во всем убедиться».

       Странник вздохнул, преодолел пролет шаткой лестницы и спустился на вторую площадку. Собравшись дальше, он уловил внизу какое-то движение. К его рюкзаку бежали, привлеченные остатками запаха пищи, три бурых смешных медвежонка, а следом за ними в развалку шагала их грозная здоровенная мать.


   
                Стих 2. Встреча

       Глядя на смешных медвежат, которые резвились в сосновом лесу под надзором своей строгой матери, Алина почувствовала умиротворение и покой, сходный разве что с тем, что дарит искателю добрая доза морфина. Она слегка прикрутила фитиль керосиновой лампы и томно расслабилась в плетеном из лозы низком кресле. В жуткой черной комнате Странника*, похожей то ли на склеп, то ли на просторный гроб, художница чувствовала себя превосходно, – вот оно, идеальное место, чтобы пообщаться со своею богиней.
       Алина нехотя встала, спустилась вниз и плеснула себе в бокал капельку бренди. Ей нравилось хозяйничать в берлоге у Странника. Дом принял ее как родную, и вскоре она уже ощущала себя там как хищная золотая рыбка в пруду, осваивая все новые и новые местечки-локации. Слегка иначе трактуя Карлоса Кастанеда, – дом этот был «своим местом» художницы, особенно черная комната с ее сумасшедшей энергией, выдержать которую мог далеко не каждый.

       Портрет Гекаты Алина накрыла белою тканью. После его окончательного завершения, королева ведьм выглядела будто живая, но созерцать себя позволяла только в свете Луны и свечей. Теперь же, до вечера оставалось совсем немного. Солнце уже клонилось к западу, почти касаясь верхушек самых высоких деревьев, что росли за окном возле ручья. Ольгерд дремал на столе у окна и не проявлял никакого желания разговаривать.
       Бережно взяв картину, художница отнесла ее в черную комнату и повесила вместо «Соснового утра». Шишкин же отправился отдыхать. Хоть лучи солнца и не проникали в эту мрачную келью, но взывать днем к Богине Лунного Света Алина не стала бы и под страхом неминуемой смерти. Отпустив побегать дорогого породистого щенка, она достала из сумки серебряный кубок с затейливой гравировкой, стилет и пошла в кабинет Странника, чтобы разложить карты. Жрица Гекаты не хотела себе в этом признаться, но как только её парень попал в первую передрягу, то она сразу же испытала странное чувство, – он был ей явно не совсем безразличен.

       Перетасовав колоду, Алина положила на стол первую карту. Дьявол...
       — Да уж, расклад будет явно не из простых, – пробормотала она. Далее следовала восьмерка, – «Попал в ловушку»! Остальные карты дали понять, что самостоятельно Страннику вряд ли удастся выбраться. Западня для него устроена старым заклятием, цель которого – проверить дурня на прочность и сообразительность, – на то, достоин ли он следовать намеченным курсом, и есть ли у него способность преодолевать подобные препятствия. «Некстати, совсем не к стати. Однако, если я покажу себя более заинтересованной в его судьбе, а не начну перед нею выслуживаться, то взвесив, Геката может прийти к выводу, что со мною стоит иметь дела. Резонно».
       Алина сотворила нехитрое охранное заклинание и принялась ждать заката, помешивая в кастрюльке отвар мака, шалфея и белены. Странник же в это время сидел, свесив ноги, на вышке, с тоской глядя на играющих медвежат и берданку, одиноко стоящую внизу у столба. Рюкзак мохнатые разорвали в мелкие клочья, а содержимое его разбросали в разные стороны.

       Ночь пришла вместе с еще больше усилившейся тревогой и настоящим желанием как можно скорей попросить у Гекаты о помощи для своего друга. Проткнув артерию щенка тонким лезвием, Алина набрала в кубок крови, добавила туда приготовленного ранее зелья и преклонила колени перед картиной, бормоча заклинания. Снадобье подействовало почти сразу. Первым дал знать о себе шалфей, и все вокруг сложилось сперва в двумерную, а после и в одномерную живую субстанцию. Затем мир вновь развернулся, оставив лишь звездную тьму вокруг и оживающее изображение Лунной Богини, – это ощущался тяжелый груз белены. Последним подействовал мак, – Геката ожила, предстала перед Алиной во весь рост, протянула ей руку и увлекла за собой в царство страшного сна.
       Увидев свое божество рядом, словно подругу, в образе молодой и прекрасной соблазнительной озорной дамы, жрица смутилась настолько, что чуть было не забыла о просьбе. Преодолев волнение, она выдавила из себя:
       — Странник, он в беде. Ему нужна помощь...

       На что Геката лишь улыбнулась и приложила палец к губам, а затем начала удаляться, увлекая Алину все дальше за собою в искрящуюся бархатную черноту. Вскоре они очутились на развалинах какого-то храма, где неповрежденной осталась лишь одна пирамида. У входа стояли воины с головами черных собак. Содрогаясь от страха, юная жрица прошла между слугами Анубиса вслед за своей госпожой.

       — Вот теперь мы можем поговорить с тобой, – вздохнула Геката. – Точней будет сказать, что говорить буду я. Тебе мне сказать нечего. Я все знаю.
       — Вы видите Странника моими глазами? – испуганно спросила Алина.
       — А ты еще не почувствовала в себе его присутствие? Что же ты за ведьма такая, – рассмеялась Геката. – Вот колба. Отдай мне душу зародыша, и можешь идти.
       — Нет! – неожиданно для самой себя ответила девушка, отталкивая сосуд для гомункула. – Я хочу оставить себе и ребенка, и Странника.
       — Вот это да! – богиня нахмурила брови. – Ты, и правда, плохая жрица. Такой наглости я не встречала со времен старой Эллады.
       — Отдайте мне Странника. Зачем он вам?
       — Мне он нужен на время, для дела. Тебе я могу отдать тебе и то и другое, если ты заставишь его отречься от его дьяволицы.
       — Я и так сделаю для этого все возможное.
       — Хотелось бы верить. Но и он ведь не промах. Ты знаешь, что он изменил тебе сразу после первой же встречи?
       — Неправда.
       — Правда. Мне это известно из надежного источника, – Геката щелкнула пальцами, и через минуту из тени на свет вышел Ольгерд.
       — Это правда, – мяукнул он. – Леля давно уже стерла клеймо Люсильды и околдовала его. Как только вы расстались, он услышал зов Лжегекаты и принес жертву. Это Леля перехватила его. Она вдохнула в него часть своей силы, воспользовавшись своим излюбленным способом. Теперь он на ее стороне. Правда, потом Змее... Молчу-молчу.
       — Так почему она не защищает его сама? – в голосе Алины звучала ревность. – И как она могла переиграть Вас?!
       — Еще не переиграла, – усмехнулась Геката. – Да и не сможет ни в жизнь. На Странника вышла Айрин – дочь Самаэля. Это усилит его связь с Люсильдой и немного ослабит влияние Лели. А насчет помощи...  Смешно даже. Зачем ей о нем заботиться? Он всего лишь одна из игрушек – Шут, что топает себе в темноте. Выживет, – так выживет, нет, – так нет. Она может, к примеру, охмурить кого-нибудь из ныне приближенных мужчин той же Люсильды или договориться со значимой дамой в том времени. Вы для нее – старый и скучный пыльный томик на полке, открывая который, кажется, будто что-то там в прошлый раз пропустила. Томик, который не жалко в печь бросить или кому-то отдать. Спроси у обычной потаскушки, помнит ли она с кем переспала такого-то числа такого-то месяца. А если этой распутнице не одна тысяча лет?   
       — Но Странник доверился этим тварям, он любит их. Я обязана поговорить с ним.
       — Проблематично, учитывая, что теперь, благодаря Леле, у него иммунитет, а стараниями Айрин, мозг его полностью настроен на волну Люсильды, – ответила Геката как-то неоднозначно.
       — Я знаю, что вы можете это устроить, – прошептала Алина.
       — Нет, не изволю. Да и ни к чему это всё, – Геката посмотрела на колбу. – Но ты можешь. Ольгерд продиктует тебе рецепт.
       — Лживая двуличная блохастая тварь, – выругалась девушка, больно пиная кота в бок.
       — Избавьте меня от этой чокнутой! – закричал Ольгерд, прячась за ноги Гекаты.
       — Успокойтесь. Все должны аккуратно играть свои роли, – неожиданно мягко сказала богиня. – Мне стоило больших трудов нащупать нить, которая приведет меня к Прозерпине, и я не хочу, чтобы она порвалась. В том времени, где она ныне, будто лавой всё выжжено и вывернуто наизнанку. Я даю тебе ту свободу, моя жрица, о которой иные не смели даже мечтать. Все ради цели. Ради игры. В прошлом сблефовать почти невозможно. Также и то, что замышляют другие фигуры, здесь нам пока знать не дано. Отсюда и вариативность. Мои условия вам обоим ясны. Главное – верность. Не искушайте меня.
       Всего лишь на мгновение Геката приняла совершенно иной облик – обличие страшной богини ночи со змеями вместо волос, но этого оказалось достаточно для того, чтобы шерсть у кота встала дыбом, а жрица Алина проснулась от ужаса. С трудом передвигая непослушные ватные ноги, она спустилась на первый этаж, открыла бутылку бренди, дрожащей рукой наполнила чайный бокал и сделала маленький первый глоточек. Только осушив бокал на две трети, девушка почувствовала себя снова живым человеком.

       — Почему же она так не любит Лилит, – ведь они во многом похожи? – пробормотала она, падая на кровать.
       — А ты еще не догадалась? – промурлыкал непонятно откуда появившийся Ольгерд. – Боги не из нашего мира. Они пришельцы.
       — В каком смысле? Инопланетяне? – сонно спросила Алина, немного презрительным тоном.
       — Смешная ты. Они из другой вселенной. Их мир погиб, но кое-кому удалось спастись. Они существуют не совсем в нашем пространстве. Им и близко, и чуждо все здешнее, кроме энергетических природных ресурсов.
       — Людей?
       — Не только. Сама Земля их питает. Богов очень мало. Если представать Преисподнюю, как Европу, то их Аид займет только лишь Монте-Карло. Леля ближе к богам, чем ангелы, от того, что она сама изначально была и человеком, и богом, богинею. 
       — Ты хочешь сказать, что боги – некие суперлюди?
       — Можно и так сказать. Неизвестно, во что можно было развиться, дождавшись конца собственной вселенной.
       — Ленин писал, что вселенная бесконечна.
       — Он, хоть и был одержим демоном, но заблуждался. Вселенная – мыльный пузырь. А боги и ангелы всегда недолюбливали друг друга и друг другу завидовали. Единственное, что не давало ангелам уничтожить богов – недосягаемость.
       Преисподняя с нижним Адом и Олимп со своим миром мертвых – будто два разных телевизионных канала. Это я упростил, чтобы тебе было понятней, – усмехнулся кот.
       — А как же Лейла и Прозерпина?
       — А это вот, как раз, парадокс. Уверен, что все те, о ком мы с тобой знаем, далеко не последние точат зуб на эту сладкую парочку. Лейла и Прозерпина – феномен, – будто инопланетные технологии для спецслужб, – заполучить их будут пытаться многие.
       — Разговорчивый ты. Причем в прозе. Что тебе нужно?
       — Не мне, а тебе. Представь сейчас, что занимаешься любовью со своим Странником и засыпай. А то он точно свалится с вышки в лапы к медведям.
       — Представить себе... И всего-то? – недоверчиво переспросила Алина.
       — А ты что хотела? Как же вы, женщины, любите все усложнять, – фыркнул Ольгерд и ушел на кухню.

       Алина дотронулась до живота, нахмурилась, но затем отогнала от себя все мерзкие мысли, повернулась на бок и, натянув теплый клетчатый плед, начала засыпать.
       — И, все-таки, Геката что-то недоговаривает, – пробормотала она. – А Ольгерд мудааак. Холодно...

                ***WW***


*Наблюдатель на вышке

*Черная комната, или кабинет для уединения описан в первой главе Ев. от Странника, - http://proza.ru/2024/01/06/822

Следующий стих - http://proza.ru/2024/03/12/1204

Предыдущий - http://proza.ru/2024/03/11/905

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456