Ев. от Екатии гл. 45. Vapor aperit viam

                Стих 1. Переполох в Гейдельберге

       Хрусталь хрустел под босыми ногами, когда Странник встал и подбросил дров в печку. Россыпь алмазов сияла инеем на траве в свете растущей Луны, когда он вышел на улицу, подышать свежим воздухом. Стоило ему закрыть глаза, как он снова увидел медленный и переливающийся всеми цветами радуги бриллиантовый град, ясно услышал, как с тихим треском прозрачные камни падают на персидский ковер. Видение не отпускало, звучало, вибрировало призрачным ритмом, вспыхивало доносимой астральным ветром мелодией, манило, как далекие холодные звезды. Но разве жалко для звезд нескольких капель маковых слез? «Пусть продолжается сон. Пусть медленно льются осколки. Последняя тихая нота станет ключом и откроет новые двери», – прошептал очарованный Странник, погружаясь в сладкую грусть. Переход в мир его грез ощущался подобно покрову, сотканному из вселенской любви и родного уюта. Было в нем и что-то еще, безвозвратно утерянное, – то, что можешь почувствовать только самые счастливые мгновения детства. 


       Призрачный бриллиантовый град уже шел в этом месте, когда Люсильда свернула к университетскому госпиталю, ловко проехала по дорожкам, а затем, поворачивая к флигелю здания пластической хирургии, зачем-то нажала на газ и врезалась в один из столбиков с фонарями. В автоматике лампы что-то случилась – она включилась и взорвалась, осветив яркой вспышкой электродуги затененный пятачок перед окнами Клары. Стекла посыпались сверху как-то очень замедленно, но потом все быстро вернулось в обычное состояние. Время не любит останавливаться слишком надолго.

       — У Матильды кости Отто Вюрцнера, – пробормотал Габриэль.
       — Ты ее чувствуешь? – Люсильда вышла из машины и, взглянув на покалеченный передок, довольно хихикнула.
       — Скорее всего, она создала информационное поле с обратной одностороннею связью, пока мы вместе плескались в бассейне, но что-то пошло не так, – ответил архангел, безразлично глядя куда-то вдаль.
       — Кончай хандрить. Все это мелочи жизни, – бодро сказала Люсильда. Неясно было, что ей нравилось больше, – езда на авто или новые трудности. Должно быть, и то, и другое.
       — У нее также и череп находится, – добавил Габриэль уже спокойнее, когда они заходили во флигель.
       — Чтооо? – Люсильда вытаращила глаза на него глаза, вскипая от ярости.
       — Что? – в один голос спросили Эльвира и Клара. Одна, – застегивая пуговички на блузке, а другая, – с невинным видом добавляя лед в уже опустевший стакан.
       — У Матильды прах Отто Вюрцнера и череп Гейдельбергского человека, – ответил Габриэль, наливая себе немного Мартини.
       — Даже без книги, имея лишь череп, она становится опасней в тысячу раз, – сказала Люсильда, с ухмылкой глядя на растрепанные волосы Элли.
       — Это все Йозеф, – вздохнула Клара, окончательно взяв себя в руки. – Мы должны действовать как можно быстрее.
       — Мы наследили немножко в городе, – сказала Люсильда. – Мне пришлось действовать быстро, импровизировать.
       — Что случилось? – спросила Эльвира, доставая свой телефон. – Нужно звонить Лжелавею?
       — Если бы ты не увлеклась изучением анатомии ламий и настроилась на мою волну, то всё бы узнала, – не выдержала дьяволица, удивляясь сама себе. – Приходил старший архангел, хотел забрать Габриэля.
       — Она расстреляла Михаила в упор у всех на глазах в уличном кафе, – сказал Габриэль таким тоном, будто речь шла о пролитом какао. – Можете это уладить?
       — Уладить? Я похожа на шишку из BND?* – Клара потянулась к телефону, но потом предпочла налить себе порцию джина. – Валите-ка вы пока в Гайль.
       — Куда-куда? – Люсильде явно претила мысль прятаться. – Что это еще за райское местечко такое?
       — Волшебный тихий поселок на краю заповедного леса. Там пахнет конским навозом и прочими сельскими радостями. Поедете на юг до пересечения с шестым автобаном, потом по нему на восток. Сразу за Вальденбургом свернете направо. Через двадцать минут будете в Швебиш Халль, еще через двадцать в городке Гайльдорф, а там до поселка уже пять минут, – ответила Клара. – Я следом за вами поеду. Местечко спокойное, тихое и живописное. Вас там сам черт не найдет.
       — И что нам там делать? – спросил Габриэль.
       — Ты хотел задать другой вопрос, – усмехнулась Эльвира. – Есть ли там церковь и кого еще мы там найдем.
       — Ты сама почувствуешь, куда ехать, – ответила Клара. – После поймешь, почему. Пойдемте, я дам вам свой микроавтобус. Там неподалеку есть маленькая заброшенная церквушка. Земля освещена. Вам хватит. Все идеально.
       — Давайте хотя бы попробуем слегка утихомирить полицию, – предложила Эльвира, нажимая номер хвастуна Лжелавея. – Я слышала, что им тут аллес шайсзегаль*. Но все-таки.


                Стих 2. What Does The Fox Say?

       Через полчаса она уже сидела за рулем небольшого «Фольксвагена Мультивен». Рядом курила Люсильда, пытающаяся разобраться в своих противоречивых чувствах. Михаил должен был исчезнуть надолго, но поток чувств, открытый им где-то глубоко внутри дьяволицы, бил ключом, не давая ей ясно мыслить и контролировать свое поведение.

       — Ничего, привыкнешь, – неожиданно сказал Габриэль. Он сидел на заднем сидении вместе с горничной Лизой. Девушка тихо млела, ловя каждый его вздох.
       — Что ты имеешь в виду? – спросила Люсильда, повернув зеркало. – Ты знаешь, как избавиться от этого?
       — Никак, – ответил Габриель, – просто постарайся получить удовольствие.
       — После поговорим, – сказала дьяволица зловеще и крутанула ручку приемника. Из динамиков донеслась веселая с придурью, странная песенка «Что сказал лис?».


       Сон ускользал, словно окутываемый холодным бледным туманом. Странник изо всех сил напряг слух, но кроме далекой тихой мелодии больше ничего не услышал. Волна ушла, обратив видение в белый шум. Так бывало уж с парнем, когда он слушал в полудреме ночью радио ВВС на стареньком «VEF Spidola», только теперь приемником была его голова. Откуда-то из под ног вынырнул маленьких снежный зверек, похожий на призрачного песца. Отчетливо видны были только калейдоскопические глаза на его милой мордочке. Пушистик зевнул, смешно тявкнул, а затем ухватился зубами за штанину злополучного дримера и поволок его прочь со скалы. Странник закричал... и грохнулся на пол с невысокого узкого топчана-рундука. На него смотрел Марсик, невинно виляя хвостом. Казалось, пес ухмылялся, видя недоумение своего разоспавшегося хозяина.

       — Шесть утра, псина, ты гонишь, – проворчал дурень, посмотрев на часы. – Притворился полярной лисичкой. И не стыдно тебе?

       Избушка давно остыла, и дымный спертый воздух жилища, смешавшись с морозной свежестью первого инея темной сентябрьской ночи, исполнился тоскливого яда. Странник покосился на пустую кружку и, ощутив тошноту, поспешил выйти на улицу. Реальный мир, сияющий желтой и красной листвой в лучах усталого нежного солнца, недружелюбно принял его в свои объятья, настойчиво предлагая сбросить с себя остатки дьявольских грез. Превозмогая лень, слабость и дискомфорт, парень разделся, спустился к ручью и начал плескаться в его ледяной воде, озаряя округу и удивленных зверушек фырканьем, криками и смешными ядреными матами.

       — Садо-мазо-зоо-педо-некро-факин-хойли-щет, факин асс, кексакер-моська-сычынауэнсегейн! Ух, йебенамать факиней! Ух, хорошо-то как йебааатьвасвсехтриразавваскресеньйййе! Вот ведь ушкайвомет ушастый, сукабLядьпиzдаазаразамордахарярылоhуй лукчеснокгорчицаперец! – слышалась в очарованном прекрасном осеннем лесу веселая живописная разноязыкая тарабарщина-брань, после каждого всплеска и крика.

       Окончательно очухавшись и проснувшись, источая пар, будто только что из горячей бани, оживший разгорячившийся Странник подобрал одежду, усмехнулся, увидев множество лисьих следов перед входом, и отправился затапливать печь. Поставив котелок с остатками утиной шурпы кипеть на буржуйку, он кинул виляющему хвостом псу парочку сухарей, а сам разложил на столе старую карту. Место, в котором он находился, виделось теперь ему очень ясно, и он наметил карандашом пару тропинок, как бы просто в задумчивости. В результате получилась четкая стрелка, указывающая на юго-восток, – именно оттуда брала свое начало Печора. Идти к реке Страннику не хотелось, – ведь там по осени всегда можно встретить людей. Местных охотников-рыбаков или заезжих туристов дурень не опасался, но вот разные шишки, браконьерствующие вместе с военными и ментами по-черному, часто на вертолетах, были ему не очень приятны. К тому же подобных встреч следовало избегать по ряду известных причин.
       Открыв коробку, Странник достал буссоль и, сориентировав по ней карту, принялся листать записную книжку, стараясь отыскать в ней соответствия цифрам в дневнике и спроецировать это на отображении местности. Сперва выходила полная чушь. Азимут указывал то на юг, то на север, то на запад, то на восток, и понять что либо не представлялось абсолютно никакой возможности. Система или отсутствовала вовсе, или дурень просто не видел ее, как бы он не старался. Если в самом начале путешествия все было просто, то теперь, с появлением записной книжки, начался полный хаос.

       Странник долил немного воды в котелок с похлебкой, кинул туда ложку-другую нехитрой заправки, а затем почистил и забил свою трубку.
       — Даже не знаю, – сказал он неизвестно кому. – Хочешь - не хочешь, а придется подключать творческое воображение.
       Марсик тихонько тявкнул и отвернулся. Идея хозяина ему явно не нравилась.
       — Suum cuique*, – усмехнулся парень. – Тебе сухари, мне – лауданум. Посмотрим, как он действует, если не залипать.
       С этими словами он заварил в кружке остатки чая и достал дедовский бутылек. Тонкий экзотический лакричный запах опиума притягивал его, как аромат клевера пчел. Безумно хотелось выкопать из тайника шприц и «бахнуться по-человечески». Представив себе весь процесс приготовления ширева, он сам не заметил, как закурил и тут же поплыл от первой за день затяжки.
       — Может, и хорошо, что нет у нас кислого*, – сказал он Марсику, кинув ему еще несколько сухарей и вздыхая. – На крови некоторые отбивают*, но так может и тряхануть. Можешь опухнуть, как шарик, или с температурой промаяться пару дней. Аспирин тоже не айс. Да и древний он, пожелтевший в аптечке. Нечего, псина, судьбу искушать, – верно я говорю?
       Пес проворчал что-то почти одобрительно.
       — Ладно-ладно, чифирнем натощак чтобы не залипать и повтыкаем на карту. Может, что-то и прояснится, – сказал Странник, а затем капнул в кружку с чаем точку-две лауданума, сделав пару глотков и удовлетворенно кивнул.


                Стих 3. Мeditatio et sententia

      Чай с лауданумом мало чем отличается от тадженского чая*, может быть похожим и на обычный кукнар. Все зависит от характера мака и ряда причин. В первый раз вы вряд ли что-то поймете. Не факт, что поймете во второй или в третий раз. А когда, наконец-то распробуете, то будете убеждать себя в том, что нечто еще недопоняли, недораспробовали и не уяснили, а потому, просто обязаны как следует во всем «разобраться». Так может продолжаться долго до тех пор, пока уже внутривенные инъекции не станут необходимостью.
       Действие подобного напитка может быть незначительно разным. Один друг Странника после кукнара вручную вскопал бабушкин огород, просто заморочившись на этом процессе, который ему показался невероятно увлекательным и приятным. Кто-то может с таким же усердием отдаться физическому моменту любви, ремонту любимой техники, рисованию или разгадыванию кроссвордов. Мак конкретен: сел пить водку – пьешь водку, сел играть в карты – играешь в карты, поехал, куда глаза глядят – будешь гнать до тех пор, пока не кончится бензин или действие снадобья.
       Байки о тупых опийных наркоманах – бред сивой кобылы. Опиум – интеллектуальный наркотик. Если от конопли твоя гениальность, чаще всего, – лишь иллюзия, и самоанализ похож на суд бесов, то от мака мозг работает в ином, свободном от мирского бреда режиме. Вы словно грезите наяву и черпаете из сна то, что обычные люди поутру, кусая локти, пытаются вспомнить, сожалея о том, какими они были талантливыми непревзойденными гениями буквально только что ночью. Но это лишь в том случае, если грезы ваши не были подлою шуткой Лукойе. На это замечательное свойство лауданума и рассчитывал Странник, употребляя его среди бела дня и делая все, чтобы перебить чудесный маковый сон.

       Но почему бы тогда свободно не пользоваться во благо этими волшебными свойствами? – спросите вы. Ответ прост: Во-первых, – многие гениальные вещи именно с помощью наркотиков или галлюциногенов и появились на свет, но это весьма опасно и вредно. Во-вторых, – правительству не нужны мыслящие животные. Вам понравилась бы рассуждающая о свободе воли кобыла, пропагандирующая вегетарианство свинья или корова, отказывающаяся давать молоко по причине ее философских убеждений о природе коровьего бытия? Однако самое главное: «Боги» ревнивы! Не терпят они иных богов, кроме себя. Ну разве что, мертвых и подпевающих им самим, помогающих подчинять стадо.
       И в-третьих, – под маком чаще всего просто до лампочки какая-то иная цель, кроме самого мака и его действия на тебя. Мало того, что ты сам самодостаточен, – Кайф становится смыслом жизни, а жизнь обретает смысл в кайфе. До Бога можно дотронуться и ощутить себя его частью. Иной и сам чувствует себя богом. Приходит осознание: «Это то, чего мне всегда не хватало». Боль, тревоги, сомнения, страхи и даже муки разбитого сердца остаются где-то внизу, позади, в Аду человеческом. Так что еще нужно? Правильно, – еще мака, – чтобы счастье не покидало тебя. Если ты идиот. 

       Странник подвинул кипящий котелок ближе к краю: «пусть себе тушится». И открыл дверь, выпуская дивный аромат простой настоящей еды, но выпуская в помещение воздух, необходимый для мозга. Глотая слюнки, он раскурил потухшую трубку и вернулся к столу, пытаясь сосредоточиться. Кофеин уже давал о себе знать желанием двигаться и общаться, но действие лауданума лишь еще начиналось. Мысли витали где угодно, только не в нужном-правильном направлении. Сосредоточиться на цифрах и карте не хватало усидчивости.
       Отложив трубку, дурень принялся снова читать дневник, тупо проговаривая видимые им цифры, – получалось что-то вроде стиха. Вырвав чистый листок из конца записной книжки, он начал записывать интересные рифмы, усмехаясь над собственным бредом. Посреди дневника также оказалось два чистых, нетронутых химическим карандашом или ручкой листа.
       — Химия-химия, вся такая синяя, – пробормотал Странник, сожалея о том, что от его химического карандаша стараниями медведей остался жалкий огрызок. После этого, почти не отдавая себе отчета в том, что он собственно делает, дример вырвал эти листки и подошел к парящему котелку.


                Стих 4. Nuntium cum gaudens

       Странник стоял у котелка с шурпой и держал над паром листки, когда его накрыла волна. Приход столь бурной немыслимой силы был кране несвойственен лаудануму, – лишь внутривенная инъекция кустарно изготовленного макового зелья в первые мгновения слияния познавателя со страшной силой этого элементала могла отправить тело и душу в подобную блаженную высь.
       Издав хриплый стон, Странник чуть было не потерял сознание, но чудом устоял на ногах и поспешил поскорее присесть. Мыслей в голове не нашлось, но перед глазами его сияла картина – покрытое галькой побережье Зеленого моря, а на берегу обворожительная Алина в объятиях невероятно красивой женщины. Видение становилось все реальнее, все живее, все четче, и у парня уже стало перехватывать дух, как вдруг Геката посмотрела ему прямо в глаза, улыбнулась лукаво и подула в лицо свежим утренним морским ветерком. Чары рассеялись, а ощущение счастья осталось, быстро сменяясь чувством невероятного сожаления, наступающего по мере таяния этого неуловимого, но ясного призрачного откровения.
       В голове Странника возник мыслеобраз того, как он вновь капает лауданум и улетает во тьму к сладким грезам и наслаждению. Возможно, все именно так бы и произошло, но на вырванном из записной книжки листе начал проступать мелкий аккуратный дедовский почерк.

       Придя немного в себя, дурень поднял оброненные листки, – руки его дрожали. Ощущать себя жалким ему не хотелось, поэтому он плеснул себе немного чистого спирта, выпил, загрыз сухарем, который окунул в кипящий бульон, и через минуту почувствовал себя значительно лучше. Справившись с недомоганием, Странник принялся аккуратно распаривать над котелком первый листок. Запись проявлялась только в горячем виде и тут же исчезала бесследно, поэтому он начал с того листочка на котором уже начинал видеться текст.
       Под воздействием горячего пара на бумаге проявились следующие слова: «Если ты добрался до моего тайника и пытаешься найти место на карте, то тебя постигла печальная участь, а именно – сумасшествие. Встреть хозяина черепа и отпусти его на свободу. Если ты достоин и готов к этому испытанию, то он поможет тебе отыскать заветное место. Цель твоя существует, но путь к ней закрыт для незрячего. Сотвори катрен из полученных чисел и увидишь дорогу. В дневнике фрагмент правильной карты. Думай и вычисляй. Увидимся».

       — Вот ведь, ну надо же. Очень познавательно. Можно подумать, я и сам не мог догадаться, – проворчал Странник. – В любом случае, Йоргана пока я не знаю, как вызвать, а вот второй листочек сейчас мы отпарим.

       Глотая слюнки, дурень поставил на стол рядом с картой дымящийся котелок. Держа наготове огрызок карандаша, он затаил дыхание... и не был обманут, – на листке из записной книжки проступили координаты двух точек. Карта у Странника была для той поры очень редкая, даже секретная, с масштабом 1:50000, – на такой виден любой ручеек, и найти оба места не составило никакого труда. Одна точка совпала с каменным «Шаманом с поднятой рукой», а вторая со «Вторыми воротами». Теперь дело оставалось «за малым», – прочесть рифмованный цифровой шифр, имея два интересных названия, и произвести несложные расчеты.

       — Это дело надо отметить! – сказал Странник псу, собрал бумаги в планшет и приготовился к завтраку. – Сейчас хорошенько похаваем и прогуляемся к вышке. Если хочешь чего-нибудь вкусного, то найдешь для нас дичь посерьезнее утки.
       Марсик радостно заскулил в ожидании остывающего на столе куска птицы, – запах он источал просто чарующий.
       — Все ты понимаешь, – кивнул ему Странник и опрокинул еще грамм пятьдесят разведенного спирта.

       Собираясь в дорогу, дурень вспомнил вдруг о чудесном платке, что подарила ему Алина, провожая в дорогу. Неужели он оставил его в рюкзаке?
       — Револьвер-то я вытащил. Благо, ума хватило не начать палить с вышки. Но вот, платок куда дел?
       Марсик наклонил голову на бок и высунул свой огромный язык.
       — Да и в рюкзак ли я его положил? Вот, дурила. Алина тоже, ума палата. В поход с собой кусок тряпицы тащить, от которой никакой практической пользы. Душу, разве, что греет. Погоди скулить, мудозвон, по карманам нужно пошарить.
       Открыв внутренний карман куртки, который закрывался на молнию, Странник к радости своей обнаружил в нем аккуратно сложенный платок. Полюбовавшись на вышивку, он положил его обратно туда же и закурил.
       — Прямо камень с сердца упал. Пойдем, троглодит? Сюда нам снова вернуться придется, но без добычи ночевать будешь под открытым небом, ферштейн?
       Пес в ответ радостно тявкнул и направился к выходу.   

                ***WW***


*Пар открывает путь

*Федеральная разведывательная служба Германии.

*Им тут на все плевать... мягко говоря.

*Сontemplatio et cognitio – созерцание и познание.

*Кислый, он же ледянка – ангидрид или уксус.

*Suum cuique – каждому свое.

*Отбить на крови – приготовить раствор опиума, заменив ангидрид собственной кровью.

*Мeditatio et sententia – измененное состояние сознания и размышления.

*Тадженский чай – опиум, растворенный в чае иль кипятке. Кукнар – горячий настой из маковой соломки.

*Nuntium cum gaudens – послание c оргазмом.


Следующий стих - http://proza.ru/2024/03/18/1134

Предыдущий - http://proza.ru/2024/03/17/951

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456