Ев. от Екатии гл. 54. Pars Aquilonis

                Стих 1. Dubia et Passiones

       — Ух, даже не знаю, что хуже, – подобные сны или жуть всякая, – проворчал Странник, проснувшись. – День там что ли уже?
       Выйдя на свет из избушки, он обнаружил костры едва тлеющими, а солнце – сияющим в небе над соснами. Марина мирно спала на пихтовом ложе, завернувшись в его длинный плащ.
       — Не стала тебя будить, – пробормотала она, не открывая глаз. – Я могу дремать, как кошка, хоть целые сутки. А ты завари себе чаги и мяса поджарь.
       — Это нормально для молодой девушки, – сказал дурень, непонятно кому и зачем, а после принялся хлопотать по хозяйству. Сперва он сходил за водой и дровами, затем собрал завялившееся мясо, сплел новую решетку, набрал можжевельника и обновил оба костра, а когда в нодье стало достаточно углей, занялся приготовлением завтрака. Марина тем временем поворочалась, встала и, не умываясь, отправилась за чем-то в ближайший лесок. Вернувшись минут через двадцать, она присела неподалеку и произнесла своё «Фыр-фыр-фыр». На что Странник расплылся в счастливой улыбке, сияя от умиления.
 
       — Кушать подано, Лиса Патрикеевна, – сказал весело он, отрезав ножом кусочек сочного горячего мяса.
       — Чагу заварил?
       — Заварил, с брусничным листом и смородиной.
       — Пей больше, чага все лечит. А от листьев только ссать будешь чаще.
       — Так вкуснее. Что мясо не ешь?
       — Не хочу, соленое сильно.
       — Вот ведь незадача. И чем мне тебя кормить? Может, рыбы наловим? В лодке наверняка у вас снасти какие-то есть. Что-то я в бардачок даже не заглянул.
       — Ничего ты тут, кроме ершей, не поймаешь, – возразила Марина. – Прогуляйся с лохматиком да зайчишку добудь мне. Тебе, вишкен, все равно к вышке надо идти.
       — К вышке – да, к вышке нужно. В прошлый раз повезло... Нашел там кое-что. А ты что, не пойдешь со мной?
       — Чего я там не видела? Тут посижу.
       — Ну и правильно. И мне так спокойнее будет. За лодкой присмотришь, за барахлом.
       — Ты, вообще, чего ищешь-то? – спросила Марина, смешно насупившись.
       — Хочу на Маньпупунёр попасть. Но по дороге туда дед избушку поставил неподалеку.
       — Ты сдурел? Дикмын. Там Грань* рядом, – лагерь – пара балков. Вокруг камни одни. И Печора – уже ручеек. От нормальной реки идти где-то неделю, если не больше. На воздушной подушке или на вертолетах туристы гоняют. А до верховьев нам ехать, – бочка бензина нужна. Заповедник опять же, а ты с карабином туда. И на него разрешение семь лет отец ждал, а тебе сколько лет?
       — Вот, ты, блин, загрузила. Значит, в этом году мне туда уже и не попасть?
       — Начальство летает, когда захочет. А твой дед на том свете давно. 
       — Это верно. Не мажор я ни разу.
       — Карту свою посмотри. Может, не понял чего. Тут что ни камень, то место силы. Мало тебе чуроты местной? К старым шаманам успеешь еще. Ума сперва наберись хоть немного.
       — Дуракам везет. Но если серьезно, то и погоды хорошей уже ненадолго осталось, да и без спирта меня начинает колбасить. Прошвырнемся-прокатимся так, чтобы обратно тоже доехать бензина хватило. Выходит, что без тебя я забрел бы черт знает куда. Может, и сгинул бы где-нибудь.
       — Марсик бы вывел. Ты до вышки пойдешь?
       — Покурю да пойду. Если не зайца, так хоть рябчика тебе подстрелю. 
       — Фыр-фыр-фыр.
       — Вот тебе и фыр-фыр-фыр, – вздохнул Странник, набивая в трубку ароматный табак.


                Стих 2. Quid est veritas?

       — Золотое руно? Не люблю я их, – проворчал Максим, прикуривая сигарету. – Марлборо не осталось уже?
       — Не осталось, – ответил парень по кличке Турист, пряча назад в карман свою пачку. – Это подгон был босяцкий. У барыг червонец – пачка, – такое Марлборо.
       — Подгон, разгон... – передразнил его Макс и закашлялся. – Ну вот и Киса. Как сходил, мудозвон?
       — Да проследил, все по-ходу, – ответил запыхавшийся шустрый бандюга, глотая, как воду, оставленную ему кружку спиртного. Похоже, лихие братья «вынесли» где-то магазин или склад.
       — И что? – надменно спросил Максим, который явно являлся вожаком этой стаи, да и по возрасту годился всем им в отцы.
       — Ща, погоди. Падла буду, – полный атас, – Киса выпил еще полкружки и впился разноцветными зубами в сочный большой помидор. – Этот дебил вышел на берег в пяти километрах. Олень у него. Мясо вялил. Я подошел с подветренной стороны, чтобы пес не учуял. Слышу, – трещит уже с кем-то. Смотрю, – никого, а он голый вокруг костра с карабином бегает и разговаривает сам с собой падла. Прикинь?
       — Погнал что ли? – спросил Максим.
       — Блjа в натуре без булды, я тоже думал, что гонит, но на шизика не похож. Все по уму сделано у него, – лагерь разбил, костры развел. Может, обдолбался чем-то до глюков. Я его пасу, в общем, а он у костра сел, такой дельный, карту достал и дальше трещит сам с собой, как ни в чем не бывало. Воды набрал на ручье и пьет ее, типа водку... Я еле сдержался, отошел километр, а потом уже вволю поржал.
       — После спирта и от воды наутро нехило вставляет, – сказал Макс. – Ну и что ты узнал? Что потом было?
       — Потом он собрался, спустился пониже, взял близ хутора лодку с мотором и погнал на реку за каким-то там хреном. Но говорил про вторую вышку неподалеку, – я четко расслышал.
       — Значит, карта есть у него? – спросил Макс.
       — Карта есть, стопудово. Валим? Он нас видел, – трепанет кому-то еще, чего доброго.
       — Если завалим, то можем шанс упустить. Не факт, что на карте обозначено место. Это тебе не остров сокровищ.
       — Завалим пса. А из этого торчка вышибем все, что он знает, – предложил угрюмый Турист.
       — Нет, – отрезал Максим. – Собирайтесь. Идем к ручью. Спустимся к реке, возьмем Пашину лодку и поднимемся до первого острова. Там подождем его, будто случайно. Он наверняка захочет на остров сойти, – переночевать, отдохнуть. Может, еще червей накопать, порыбачить. Лучше места там нет.
       — А если не захочет? – спросил Киса, не переставая жевать.
       — Будете тараканить фишку. По очереди. Деваться ему некуда. Как увидите, – за ним двинемся потихоньку.
       — Думаешь, не понты у него? – спросил четвертый бандит, хранивший до сих пор молчание.
       — Не понты. Я узнал этого чудика. Похож на деда своего, а у того тут все схвачено было, – ответил Максим. – Так что, и про вышку мне все теперь ясно. Что расселись? Допивайте и собирайтесь. Хорош балдеть.
       «Туристы» нехотя начали собирать свои вещи, а Максим уставился пристально в угли, словно надеясь увидеть там какое-то верное решение в своей запутанной жизни.


                Стих 3. Lunae рassiones et Passiones Lunae

       — Все так запутанно, – пробормотала жрица Гекаты, глядя в нервные языки жаркого пламени, пытающегося выпрыгнуть из камина, но укрощаемого властью настойчивой тяги, что тихонько завывала-гудела в кирпичной трубе.
       — Луна исчезнет скоро. Ты передумала? – спросил Ольгерд, немного встревожено, но по-кошачьи тягуче-жеманно.
       — Не мели чепухи. Я не могу отказаться от предложения своей королевы.
       — Куда именно тебя хочет отправить Екатия? Преисподняя велика да и отражений массу отбрасывает. Этот мир луковице подобен, – сердцевинка сладкая, но слой за слоем, – слезы да горечь. 
       — Откуда мне знать. Атрагарте говорила про родовой замок Люсильды, о том, что ее тело пустует.
       — Если ты попадешь к Атрагарте, то уже больше не сможешь вернуться. Даже, если вернешься, то ненадолго. Русалки не отпускают людей – это их добыча.
       — В каком смысле добыча?
       — Встретив человека в Преисподней, Атрагарте уже считает его своей собственностью. Все, что связано с морем Геенны, так или иначе принадлежит зеленой пучине. А королева русалок – дочь и часть этой стихии.
       — Но ты говоришь, что она нынче на суше.
       — Только отчасти. И на суше она не зря. Амбиции Атрагарте выросли неимоверно. Море – спасение в дикости. Суша – прогресс и удобства. Русалки в совершенстве владеют силами разума, но их развитый мозг направлен лишь на самосовершенствование собственных организмов в привычной среде, на развитие экстрасенсорных и телекинетических способностей. Они подобны дельфинам – достижения сухопутного бытия, такие, как математика, физика или химия, техника и электроника, – для них темный лес. Они дикарки. Но Атрагарте – дикарка иного плана. Ей недостаточно являться просто частью стихии и управлять без того знающим свое дело вымуштрованным девичьим ульем. Она родила дочь от короля нижнего Ада в надежде совершить рокировку, но только вот Айрин стала зависимой от тех веществ, которые они используют для усиления ментальных способностей, и сделалась непригодной для воплощения плана. Тогда королева избавилась от наследницы. Убить она ее не посмела, поэтому постаралась лишить связи с морем и сил, отправив бедняжку к отцу, а сама тут же зачала от него новую дочку. Атрагарте готовит себе почву, – медленно, но верно осваивает заветные территории. Ее мечта – стать королевой и суши, и моря, – это абсолютная власть.
       — Но разве в Преисподней все, и так, не зависят от моря? И что стало с Айрин?
       — Существует баланс, и до сих пор король четко следил за его соблюдением. А дочь Самаэля оказалась куда умней и способнее, чем ожидала ее коварная мать.
       — Так что теперь? Нортон ослабил хватку?
       — Думаю, что ему просто скучно. Тут еще эта Леля вздумала вернуться и переделывает всю Преисподнюю под себя. Когда попадешь туда, поймешь, о чем я говорю. Мороз по коже от ее новшеств.
       — Как это произойдет?
       — Если верить тому, что сказала тебе Атрагарте, то ее чары уже подготовили тело Люсильды. Оно ждет тебя, и ты очнешься в нем, притянутая, будто магнитом.
       — Иными словами – встречи с королевой русалок мне все же не избежать, – удрученно вздохнула Алина.
       — Да ты фаталистка. Не хнычь. Если я отправлюсь туда за мгновение до тебя, то смогу посетить короля. Он вечно витает где-то в своих грезах о прошлом и будущем, туда я и загляну. Шуту не нужно записываться на прием, поэтому проволочек не будет.
       — Но и я угожу прямиком на ковер к королю.
       — Размечталась. Думаю, что тебя Леля примет. Есть у Нортона зимний сад – любимое место Лейлы. Сад защищен. Там ты и встретишься с ним, если он заинтересуется этим событием.
       — Представляю себе сады Преисподней, – усмехнулась Алина. – Так отправляйся, чего ты ждешь?
       — Ты согласна? – спросил Ольгерт несколько удивленно. – Не каждый человек добровольно захочет встретиться с тем, для кого он весь, как на ладони.
       — Выбор невелик, да и нет у меня перед ним страха. Скорее, есть интерес, – сказала Алина и капнула на ладонь немножко своего ядовитого зелья.
       — Замечательный выбор, – мурлыкнул Ольгерд и с удовольствием лизнул ведьмино варево.

       Как только кот отключился, Алина посмотрела на часы и достала свою колоду. Странник, как всегда, в каком-то дремучем лесу, «Любовники»... «Луна».
       — Черт побери! – воскликнула жрица, бледнея от злости. На аркане «Луна» была изображена ни кто иная, как Артемис, Диана. – Путешествие по воде, обман, сумасшествие, бред... Это значит, что у них что-то наклевывается. Значит Лисенок сейчас с ним. Что-то замышляет Девана. Я тебе его не отдам, чурота лесная-болотная.
       Дальше Алина действовала словно по какому-то злому наитию. Ярость накрыла ее черной волной, а времени на раздумья практически не было. Надрезав вену, она залила своей кровью расклад и произнесла зловещее заклинание.


                Стих 4. Pars Aquilonis

       Один берег Почоры был каменным, а другой, – песчаным, пологим. Марина и Странник причалили к первому. Прямо по черному песку с мелкой галькой, растекаясь  тонким слоем, тек в реку ручей. Он журчал, огибая разноцветные камни разных размеров и настоящие валуны. Над берегом, на обрыве-ступени, нависал мрачный лес. Но именно в нем и стояла избушка, в которой они остановились, где разбили свой лагерь. Оттуда Странник и направился к вышке.
       Примерно за сто метров от нужного места лес еще больше темнел, а тропинка начинала уходить резко вверх. Однако поднявшись, путник оказывался отнюдь не на каком-то холме. Это был будто еще один уровень, – уже второй от реки, – покрытый песками разного цвета. Прямо у леса, остававшегося теперь внизу, песок был крупным и желтым. На нем и стояла заветная вышка. Чуть дальше песок становился пепельно-серым. На этом плато огромными кочками росла водяника. Налево, – все то же самое до нового леса. Направо, – песок почему-то краснел. Там располагался сосновый лесок, посаженный явно вручную. Прямо, – под ногами возникал будто ковер того самого зеленоватого цвета, который так часто можно увидеть на старых картинках. Вскоре исландский мох сменялся травою, возникали кусты и смешанный лес, который тут же редел и становился довольно живописным болотом, краснеющим и синеющим от обилия клюквы.

       — Как-то это все не слишком логично, – сказал Странник Марсику. – Вода над водою. А впереди, погляди-ка, – еще один уровень! Ели вершинами небо скребут!
       Марсик зарычал очень тихо, устремившись мордой в обратную сторону.
       — Ты прав, полюбуемся красотами с вышки, – вздохнул парень, поворачивая назад, – Там возле психи* заячьего помета, как шрапнели в музее...   

       Зайца он подстрелил сразу, как только добрался до открытого места, – большого и жирного, в дрянной, начавшей линять серой шкуре. Косой сидел возле кочки, к чему-то прислушиваясь. Пуля задела ему позвоночник, и он замер, парализованный, испуганно уставившись в никуда. Добивать его дурень не стал, – живой продукт гораздо ценнее какого-то трупика, да и хотелось показать это чудо Марине.
       Созерцание окрестностей с вышки ему мало что дало. Не обнаружив никаких примет или надписей, Странник набил свою трубку и, рискуя быть кем-то замеченным, подымил на самой верхней площадке. Налюбовавшись красотами, он пришел к выводу, что делать ему на этом месте более нечего, кроме того, как поискать удачи в любви. Как в той песне из фильма «про солнце». Непонятно, почему, но со сверстницами у него дело никогда дальше прогулок да поцелуев и тисканий не заходило. Да и не было в их глазах того мудрого вожделения, что он встречал в веждах женщин постарше, не говоря уже о его дьяволицах. Однако в маринином взгляде он прочел нечто дикое, – до боли простое, звериное, хищное, но не чванливо-моральное, лживое. Она была словно частью природы, живым воплощением того запределья, того духа-гения Севера, что ты ощущаешь, сам став его плотью и кровью, его сыном, его каплей души. Ты можешь быть льдом, снегом, паром и облаком, градом, дождем, родником или озером, инеем и росою, узором на замерзшем окне. Можешь кряхтеть ледоходом, сдирая леса с островов, а можешь стать лужей на грязной дороге. Можешь сойти с гор лавиной и забрать много жизней, а можешь растаять снежинкой в ладони у девушки. Ты можешь выйти из берегов и затопить все вокруг, а можешь иссохнуть и обмелеть, превратиться в болото... Но и тогда ты не сдашься, а то хорошее, что в тебе есть, выйдет наружу россыпью клюквы, морошки. Ты просто часть, вот и все. Но у тебя есть свои разум. Ты волен решать за себя. В тебе не только вода, но и пламя, что её оживляет, не только прах, но и небо. 

       Размышляя подобным образом, Странник брел по тропинке назад. В лагере он никого не обнаружил, но искать тоже не стал. Сначала растопил печку в избушке, потом снял с решетки завялившееся мясо, пододвинул перегоревшее бревнышко и подкинул дровишек в нодью. Перевернув корягу, нашел пару жирных червей. Немного подумав, прихватил вещмешок, что остался теперь без присмотра, и отправился по тропинке к Печоре, намереваясь немного помедитировать с удочкой, полюбоваться на вечернюю зорьку.

       Марина сидела на валуне и смотрела на реку.
       — Ты ушел и не взял с собой фляжку, – произнесла она вместо приветствия, – А если бы вдруг стало плохо? Идешь и бормочешь, как умалишенный. Снова с шутовками что ли пошлишь? Да и лешак мог запутать, и Ёма.   
       — Да не болтал я с русалками, – смутился вдруг дурень, – о тебе размышлял. 
       — Зачем тебе обо мне размышлять, если я тут? Вот, пришел. Говори то, что думаешь. Только выпей сперва, а то выглядишь, как покойник.
       — И то верно. Если б не Марсик, до сих пор бы стоял и глядел на болото. Зайца принес.
       — До утра подождет, – сказала Марина, ничуть не обрадовавшись. – Зубы мне заговариваешь?
       — Вот ведь, проницательная какая. Погоди...

       С этими ловами Странник открыл фляжку и развел себе добрую порцию спирта. Потом передумал и половину вылил обратно, а в оставшиеся грамм пятьдесят капнул чутка лауданума.
       — Мне болезнь бы немного унять, но от этого состояния не хочу избавляться, — сказал он и проглотил свое зелье. 
       — Состояния не-стояния? — спросила Марина с ехидцею в голосе. Парню показалось даже, что глаза её на мгновение пожелтели, а зрачок сделался узким и хищным.
       — Очень даже наоборот. О том я и думал. Мне показалось, что когда мы ягоды собирали, ты и сама захотела.
       — Кужаны щернитан*, – ответила девчонка, прищурившись. А потом добавила уже тише: Не показалось. Пойдем в избушку, замерзла. 
      
                ***WW***


*Dubia et Passiones – сомнения и чувства (страсти).

*Имеется в виду лагерь «Вологодская грань».

*Quid est veritas? – Что есть правда? (В чем истина?)

*Lunae рassiones et Passiones Lunae – эмоции понедельника и лунные страсти.

*Pars Aquilonis – Часть Севера.

*Писха – костяника, вероника.

*Кужаны щернитан – умеешь трындеть. 

Следующий стих - http://proza.ru/2024/03/26/1520

Предыдущий - http://proza.ru/2024/03/24/897

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456