Ев. от Екатии гл. 55. Enchanted Wanderer

                Стих 1. Enchanted Wanderer

       — Это не может быть правдой. Я скоро проснусь, – прошептал Странник, обнимая Марину.
       — Не проснешься, даже если захочешь, – ответила та.

       Как только рыжее чудо скинуло свои мешковатые брюки, растянутый свитер и фланелевую рубашку, его взору предстало создание, самое место которому было бы на страницах дорогого глянцевого журнала. Чумазый лисенок оказался не просто красивою девушкой, – ее тело являлось настоящим произведением искусства, уникальным шедевром, будто вырезанным из слоновой кости умелой рукой небесного зодчего, несомненного утонченного обожателя изысканных женских форм.
       Нет, её красота отнюдь не казалась гротескной, вызывающей или же навязчиво-сексуальной, – в том то и дело, что её хрупкая женственность была лишь тонко подмечена нежной беличьей кистью, скромной, трепетной, капельку боязливой, но достаточной для того, чтобы переступить ту невидимую границу, что отделяет дитя от желанной и жаждущей девушки, успевшей созреть для физического мгновенья любви.

       На ум Страннику пришла фарфоровая чудесная статуэтка маленькой балерины, стройные ножки которой будоражили воображение претерпевающего тестостероновую метаморфозу мальчишки. Как же он хотел тогда, чтобы она ожила, станцевала ему, а потом сняла с себя медленно протертые злые пуанты, пышную пачку и леотард. Как он мечтал о том, чтобы самому сделаться маленьким и, скользя руками по этим заветным ножкам, стянуть с них шелковые чулочки, ну а потом...
       И вот теперь эта заветная мечта детства сбывалась, как будто давний забытый сон, внезапно вспыхивающий перед глазами во всех своих зловещих подробностях и заставляющий усомниться в порядочности своего рассудка. Чулок, конечно же, на рыжей бестии не оказалось, да и к чему, позвольте спросить, лесному совершенству подобный нелепейший фетиш?

       — Просто поразительно, – пробормотал опешивший парень, обнимая податливый девичий стан, – как под кучей бесформенных тряпок могло скрываться такое божественное создание?
       — А вот теперь – мне даже нравится, как ты сплетаешь слова, – прошептала Марина, приятным и нежным, немножко охрипшим от возбуждения голосом.
       — Ты вся дрожишь.
       — Так что же ты медлишь?

       На этот вопрос Странник уже не стал отвечать. Он познавал тело Марины, словно волшебное лакомство, так, как смакуют букет самого дорогого вина, как наслаждается ароматами моря перед неминуемой смертью бывалый моряк, как упивается последним граммом пахучего опиума его абсолютный невольник. Аура черной осенней северной ночи, с ее насыщенным ароматом увядающих трав, дурманом багульника, мягким эфиром пихты и взглядами подозрительных сов, усилила тысячекратно эмоции, оттачивая остроту восприятия до уровня легендарной катаны. Должно быть, делая это с тем, чтобы поразить его в самую душу. Но только так, и только лишь в те мгновения, когда душа буквально истекает невидимой кровью, на грани запредельного ужаса смерти, на самом краю познания небытия, она и способна оценить тот пламенный дар, что преподносит нам, будто должное, такой знакомый и отвергнутый богом, мир материальный.
       Как только мог, на самом гребне возвышенного наслаждения и нежной всепоглощающей страсти, безумный Странник ласкал свою податливую жертву до тех самых пор, пока она, изнемогая от страсти, желания, сама не стала умолять его о том самом, заветном большем. И Странник взял ее, восхваляя богов за каждый удивительный миг подаренного ему осеннего рая. Чувствуя его благодарность, его восхищение, искренность, Марина буквально сияла, светилась, словно маленький ангел, благоухала, подобно яркому лесному цветку. Вскоре они разгорелись настолько, что им стало жарко. Тогда девчонка, взяв Странника за руку, вывела его из избушки под звезды и повалила на ложе возле костра. К своему удивлению, парень почувствовал, будто упал на пушистый ковер, словно сама природа постелила ему царское ложе из пихты, сделав его нежней лучшего шелка и мягче пуховой перины.

       — Ты непростая девчонка, – сказал парящий в облаках очарованный Странник, когда рыжая бестия села верхом на него. – Ты часть этого леса, дикий цветок.
       — Я знаю запах твоих цветов. Теперь хочу познать аромат красных ягод. Расскажи мне, какой он.
       — Ты, как французское живое вино. Как алое Флер дю Сюд, – почти без сладости, но с нежною терпкостью. А терпкость от того, что оно настоящее, раздавленное и созревающее вместе с гроздью, – преодолевая затмевающий разум огонь вожделения произнес дурень и увидел сову, сидящую буквально в паре метров от них на ветке раскидистой ели.
       — Ну что, моя птица гордая, смелая, верная! Чувствуешь, слышишь?! Помнишь, как в погребах разливали вино Флер дю Сюд, памятью русла реки пересохшего, а в бокалах тонуло распятье души средневекового замка французского*, – произнесла вдруг Марина, приведя Странника в еще большее недоуменье. – Я тебе про аромат, а ты мне про вино!
       — Если подогреть, то можно почувствовать запах вишни, пиона, перца, чернослива, абрикоса, туи и леденцов на палочке, – пробормотал он.
       Марина нахмурилась и впилась острыми, как бритва ногтями в его довольно волосатую грудь.
       — Аромат ягод не может быть однозначным, – взмолился Странник. – Это скорее отмазка, для описания каких-то скрытых полутонов. Немного простоты от северной клюквы, капля бархатной жгучести от смородины, что-то от вульгарного пьяного запаха темного винограда и все это в объятиях нежности спелой малины.
       — Ну вот, примерно это я и хотела услышать, – улыбнулась Марина и облизала со своих пальчиков кровь. – Ты вкусный. Если бы не понравился твой ответ, то я бы съела тебя.
       — Спасибо за откровение.
       — Это был комплимент, – надула губки девчонка.
       — Мало того, что ты ведешь себя и говоришь временами, как аристократическая стервоза, так ты еще и издеваешься? – не вытерпел Странник и, схватив расслабившуюся девицу, подмял ее под себя.
       Марина ухмыльнулась, глядя ему в глаза, но вскоре уже застонала и, царапая спину парня до крови, наполнила лес своими страстными стонами. Уснули они у костра, под яркими звездами, измотанные, изнеможенные, довольные и счастливые, каждый по-своему. По чьей-то божественной воле под утро подул южный ветер, и, как только солнце немножечко припекло, отдавая последние силы перед долгой зимой, Странник вновь овладел своей потусторонней подругой.


                Стих 2. Maledictio venefica

       Разбудил Странника сон. В нем не слишком приятный женский голос твердил ему:
       — Повседневность сотрет напрочь приятное послевкусие твоих ярких эротических грез, превратит их в аллопсихическую деперсонализацию, почти жамевю. Дереализация затронет также насущное, – отберет большую часть ярких красок и нарушит четкость восприятия окружающей действительности. Страх психической анестезии одарит тебя иллюзией переживания неполноты эмоционального реагирования и вызовет этим желание вновь затуманить чем-нибудь голову.
       — Тоже мне, откровение. Потускнеют краски, – мозг подвергнем встряске, – ответил дурень, переворачиваясь на другой бок, но почувствовал, что его кто-то толкает.
       — Фыр-фыр-фыр, – мягко произнося «эр», сказала Марина с жалобными интонациями сочувствия и укора, и ненадолго прильнула к нему, мило ласкаясь.

       Так или иначе, но девчонка казалась очень счастливой и, как только они выпили лесного чая и спирта, схватила за уши зайца, явно намереваясь содрать с него шкуру.
       — Я голодная. Давай, зажарим ушастого? Поедим и в путь тронемся, – весело сказала она. – Или ты не выспался? Подремли тогда еще часик.
       Странник почесал голову и неожиданно для себя произнес:

       — Мый-нэ китчшкан? Вод да узь, –
       Броткис кача вылэ сюзь. –
       Луннад сёмын йейыс олэ,
       Луннад, неморт, узьны колэ.
       Китшкы, мыйон войас вой,
       Мыйта колэ ю да сёй.

       — Ме кэ быттьё вйолы сюзьён,
       Эськэ луннас жэ и узи,
       Эськэ парма ме эг мун ...
       Оз тай волы татшэм лунйэ. Си тю ве етр авек муа ту п аrrиве*, – сказала девчонка, чем повергла Странника в небольшой шок.
       — Жю лю саве. Тю не па риель*, – пробормотал он в смятении.
       — Кес ку ля rrеалити'*? – с улыбкой спросила Марина и тряхнула зайчище.

       В следующее мгновение произошло нечто совершенно ужасное. Должно быть, пуля, застрявшая в спине у зайца и сместившая позвонок, сдвинулась от сотрясения с места, и тот неожиданно ожил. Поджав задние лапы, подлый косой, что есть силы, ударил ими Марину и распорол ей живот до самого пояса. Она бросила зайца и, придерживая свои кишки руками, опустилась на колени, глядя в глаза ошалевшему Страннику.

      — Подойди, – прошептала тихо Марина. – Я должна тебе о чем-то сказать...

                ***WW***

*Enchanted Wanderer – очарованный Странник.

*«Ну что, моя птица», – стих Ники Капарис.

*Maledictio venefica – проклятие ведьмы.

* Вод, да узь – ложись и спи. Причем буквы последней в русском языке не нашел, как и в других, что знаю маленько, включая и тот, как ни странно, на котором написано) Правильней написать было бы У(ЗЖЩЗ)Ь, – как-то так)

*Чего стрекочешь? Ложись и спи, –
Ворчала на сороку сова. –
Днем только дурак бодрствует,
Днем, нелюдь, нужно спать.
Стрекочи, когда наступит ночь,
Ешь и пей досыта ночью.

— Если бы я был совой,
Я бы тоже днем отсыпался,
И в тайгу бы не пошел...
Да только не бывает таких дней*.

*Если ты хочешь быть со мной, все что угодно может случиться.

*Так я и знал. Ты не реальная.

*А что такое реальность?

*Когда странник произносит хитрый стишок про Сову и Сороку, он имеет в виду также Плута (Лукавого, Короля...) и Шута (Странника, Ученика...) из песни Хендрикса  «На сторожевой Башне».

Следующий стих - http://proza.ru/2024/03/27/1096

Предыдущий - http://proza.ru/2024/03/25/1100

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456

На фото Лисёнок)