Ев. от Екатии гл. 57. Gratia angelica

                Стих 1. Absinthium et laudanum

       Когда фосфор на стрелках часов уже был близок к запланированному подъему, зов природы поднял на ноги Странника. Выпив пару глотков едва теплого чая из чаги, он понял, что самочувствие его оставляет желать лучшего, и потянулся за фляжкой. Выпив с раннего утра глоток спиртного, снова уснуть очень легко, однако тратить время просто на сон ему не хотелось. Лауданума в пузырьке оставалось совсем немного, поэтому дурень развел его спиртом и добавил себе в чай немного «для запаха». Вскоре он уже снова спал мирным сном, обнимая худенькую Марину, а на него с ветки ели глазела неясыть.


       — Я чувствую запах… вы пахнете лауданумом. На ваших губах горечь полыни, анис и этот тонкий, но до боли знакомый, желанный лакричный призрачный аромат. Где вы были, Матильда? В курильне опиума? – де Сад оторвался от губ Матильды, чувствуя внезапные сомнения, недомолвки.
       — Мой дорогой Франсуа, вы проспали целую вечность. Вставайте, будем обедать.
       — Ответьте, пожалуйста, мне на вопрос.
       — Тем напитком, аромат которого вы уловили, я непременно вас угощу в ближайшее время. Уверяю, пройдет каких-нибудь тридцать лет, и «Зеленая ведьма» обретет невероятную популярность. Ваш соотечественник, врач Пьер Ординер убежит в Швейцарию и будет сперва врачевать абсентом все, что ни попадя, а после сделает его легендарным.
       — Это вам карты сказали? Экстракт полыни прописывал еще Гиппократ, не вижу в нем ничего сверхъестественного.
       — Это пока, Франсуа.
       — Вы ушли от ответа.
       — Теперь вы посвященный, и я рада буду ответить вам абсолютно на все вопросы.
       — Итак? – Маркиз поднялся, чувствуя себя бодрым и сильным. Новое свежее платье ожидало его в руках лакея.
       — Итак, я была у себя в лаборатории.
       — Вот как?
       — Именно так. Сегодня вам предстоит побывать в чертогах профессора Гобелета, а завтра, быть может, мы вместе посетим то место, где работаю я.
       — Работаете?
       — Праздность еще более утомительна. Бездействие – смерть при жизни.
       — Мне это известно. После отставки я спасаю себя тем, что пишу… если есть время.
       — Вам предстоит еще очень многое написать, мой дорогой Франсуа, и дослужиться до чина полковника. Кое-что вы сочините для публики и еще больше – для узкого круга господ. Не удивляйтесь, вы будете безумно популярны даже спустя столетия.
       — Отчего-то я верю вам, – усмехнулся де Сад. – Но вы пытаетесь ускользнуть от ответа. Опиум и полынь – предметы ваших научных исследований?
       — О нет, мой милый, Маркиз. Это всего лишь то самое зелье, которое открывает двери в коварную пещеру интеллектуального наслаждения и неудержимой животной страсти, во вселенную Демонессы Маковых Слез.
       — Вы меня заинтриговали.
       — А вы еще не привыкли? – Матильда позвонила в колокольчик, и тут же подали первое блюдо – французский салат-аперитив.
       — Мне снится, или вы решили побаловать меня родной кухней?
       — Вы это заслужили, Франсуа.
       — И что будет дальше?
       — Только новинки, мой драгоценный Маркиз, только новинки. Я позволила заказать себе пару изысков: запеченный с олениной картофель под острым соусом «Mayonnaise», фламбированные лапки с ананасами и горячим черепаховым соусом, паштет из фуа-гра с трюфелями, тарталетки с русской икрой, а на десерт профитроли и марципаны. Конечно же, к каждому блюду повар лично подберет вино, которое он привез с собой.


                Стих 2. Рost multos annos / Девушка из Запарижья

                (some dohrena time later)

       — Угощайтесь, дамы! – воскликнул Маркиз, едва Матильда покинула его скорбную обитель, и выкатил к своей огромной кровати гостиничную тележку для разноса пищи. – Здесь есть подогревающая плита, а соус томится на водяном пару, как в старые добрые времена. Не налегайте на вино, – оно очень хмельное, и накиньте что-нибудь на себя. Впрочем, как хотите. Отведай тарталетку, рыжик. Как тебя зовут?
       — Зи-зи.
       — Ты из Франции?
       — Она из Запарижья, – со смехом ответила вторая девица и с удовольствием надкусила пирожное.
       — За-па-рижьё… – задумчиво произнес де Сад.
       — Это на Украине, – ответила девица с набитым ртом (при этом она умудрялась смеяться). – И зовут ее Зинаида.
       — Красивое имя, – вздохнул Маркиз. – У меня была одна русская. А ты?...
       — Я Ядвига. Из Кракова.
       — Великолепно. А вы знаете, что Людовик пятнадцатый славен тем... был, что очень любил поесть? В годы его правления Франция стала воистину королевой кулинарных изысков. Восемнадцатый век – о, это была золотая пора французской гастрономии. Пирожное, что вы сейчас вкушаете, марципаны, профитроли, кремы глясе, драже; я не говорю уже о многочисленных соусах и способах приготовления пищи, таких, как фритюр, появились в то время.
       — Круассаны? – вопросительно произнесла Ядвига, наконец-то освободив рот.
       — Нет, – вздохнул Маркиз, – круассаны, это венская выпечка, но именно в семьсот семидесятом году, вместе с Марией Антонией Йозеф Иоганной фон Габсбург-Лотарингской, круассан переехал к нам в Париж, а несколько позже, стараниями французских поваров, обрел ту самую форму и вкус, что вам ныне известны.
       — Но разве не в восемнадцатом веке у вас там рубили головы? – Зина с удовольствием лакомилась тарталеткой с красной икрой.
       — Да, тогда – усмехнулся де Сад. – И та женщина, которой вы обязаны круассанами, отправилась на свидание с гильотиной в тридцать семь лет.
       — Вы так загрустили, словно лично знали ее, – смутилась девица.

       В это время Ядвига разгуливала по пентхаусу с фужером вина в руке, изучая многочисленные диковинные предметы. Внимание ее привлекла фотография на журнальном столике у окна.
       — Ваша дочка? – спросила девушка. – Красивая. Вы очень похожи!

       Де Сад поднялся, протянул руку; Ядвига подошла и отдала ему фотографию. На лбу Маркиза выступил пот.
       — Так вот, значит, что Матильда имела в виду. Адалинда! Это ее глаза...
       — Вы с ней еще не встречались? – удивленно спросила Ядвига.
       — Пока еще, нет, но обязательно встречусь, – пробормотал Маркиз. Взгляд его скользнул по книжному стеллажу и остановился на одном фолианте. В этот момент Зинаида откинулась на подушки и уснула, уронив хрустальный фужер.
       — Что это с ней? – подозрительно спросила Ядвига.
       — Опиум, – запросто ответил де Сад.
       — То-то я чувствую, что меня нехило подтягивает*, – усмехнулась девица. – Но зачем вам поить девочек по вызову наркотой? Задумали какое-то новое извращение?
       — Теперь уже отменяется... Хочешь стать ведьмой? – спросил девицу Маркиз.
       — Конечно, хочу, – Ядвига хищно облизнулась. Зрачки ее сжались в точку а выражение лица сделалось хищно-блаженным. «Не иначе, девочка любит оседлать белого тигра», – подумал де Сад и вслух добавил, взяв книгу с полки:
       — Хочу испробовать одно заклинание. Связаться с дочерью. Она потерялась. Но для этого нам придется принести в жертву это дитя.
       — А что это все даст мне? – спросила Ядвига таким тоном, словно речь шла о договоре с новым клиентом.
       — Для начала сойдет? – спросил де Сад и, сняв с мизинца перстень с огромным сапфиром, бросил его девице.
       — Ни черта себе, – Ядвига присвистнула. – Но откуда мне знать, что ты и меня не захочешь пришить?
       — Я дам тебе часть своей силы, а только последний кретин губит свои инвестиции, – ответил Маркиз. – С другой стороны, если ты не согласна, то я могу убить тебя прямо сейчас.
       Острие клинка старинной золотой шпаги молниеносно возникло у девушки перед носом.
       — Что нужно делать? – тотчас спросила Ядвига.
       — Я знал, что ты умная девочка, – усмехнулся де Сад, возвращая на полку свою драгоценную шпагу, и принялся перелистывать содержимое оставленной ему Матильдой кожаной папки. – Эльвира...


                Стих 3. Тenebris ritus

       Вскоре Зинаида лежала в очерченном мелом кругу, а Маркиз читал заклинание. Ядвига сидела поодаль. В одной руке она держала свечу, а в другой – фужер с тем самым вином, от которого испытала первые признаки опиумного опьянения. Не понимая до конца, что же она изображает, девушка повторяла отрывки фраз, произносимые де Садом специально для нее, особо отчетливо.
       Закрыв книгу, Маркиз взял в руки стилет и уверенным ударом пронзил сердце жертвы. Зинаида открыла глаза и отошла в мир иной, но сила ее души не растворилась в эфире – она осталась внутри круга и повисла в воздухе вибрирующей синей дымкой. Свеча в руке у Ядвиги вспыхнула ярче, но тут же погасла, а новоиспеченная ведьма впала в странное забытье.

       — Эльвира, я Донасьен Альфонс Франсуа де Сад, твой пращур. Ты слышишь меня?
       Ядвига встрепенулась, словно от удара электрическим током. Фужер в ее руке разбился от судорог, на лице отразилась гримаса страдания, а из горла раздалось странное скрежетание – нечто, совершенно несвойственное человеческому существу. Девица открыла глаза и уставилась куда-то вдаль ничего не видящим взором. Из полуоткрытого рта стекала капля слюны, а из порезанной ладони капала кровь. Прошла минута, другая, десять минут... но ничего не менялось.

       Прекратить свой темный обряд Маркиз собирался тем способом, которой он посчитал наиболее целесообразным, а посему, обнял бедняжку, сделал ей надрез на запястье осколком фужера и принялся пить. Это было слишком уж театрально и пошло, но, включая Клариссу, многие вампиры предпочитали именно сей способ потребления крови. На вопрос «Отчего?», я отвечу легко и просто: Если вам доводилось когда-нибудь убивать, и вы испытали этот жестокий, неудержимый приступ всепоглощающей яростной страсти, то вам должно быть известно, что то мгновение, когда вы нажимаете на курок, не идет ни в какое сравнение с тем сумрачным мигом, когда сердце врага содрогается на острие вашей шпаги или кинжала. В этом убийстве есть свой изыск – свое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Для вампира же – выпить кровь из пакетика, – суть рукоблудие, по сравнению со страстным опьяняющим поцелуем непосредственно в вену.

       Тело Ядвиги обмякло в объятьях де Сада, но на последней минуте жизни, когда остатки души уже покидали ее, она стала неожиданно сильной, напряглась и оттолкнула прочь своего душегуба. Теперь на Маркиза смотрели совсем другие глаза, – глаза полные радости, любви и смущения, глаза той, ради которой несколько поколений назад и встретила его Адалинда.

       — Дедушка? То есть прапрадед… Я запуталась. Как мне тебя называть?
       — Зови меня дедушкой, это приятно, – ответил Маркиз и, смахнув слезу со щеки, обнял свою прапраправнучку.


                Стих 4. Liber Umbrarum

       Эльвира нехотя выпустила из объятий свою ненаглядную дьяволицу и встала, чтобы приготовить чего-нибудь перекусить. Горячий глинтвейн разогнал кровь и вернул силы, но вместе с этим, внушил организму необходимость пополнить энергетические запасы. Тот, кто присматривал за домиком, должно быть, являлся немцем до глубины души, ибо делал это с завидной немецкою педантичностью и пополнял запасы в подвале так, словно дом ждал хозяина с минуты на минуту. В бочонке попахивала недавно заквашенная капуста, на веревках висели колбаски и свиные сосиски, чуть поодаль в углу важно покачивался гордый окорок. Пива, правда, как ни странно, не наблюдалось, – должно быть, Отто предпочитал еще сладкое или нефильтрованное, доставленное прямо из пивоварни. Однако в десятилитровой бутыли с вишнями оказался ничуть не компот.
       Элли отмахнула тесаком кусок окорока, набрала в кувшинчик вишневого шнапса и, повесив себе на шею ожерелье нежных сосисок, поднялась в дом. Поставив на печь сковородку, она решила отведать немного наливки и, поставив на стол три изящные рюмки, пригласила к дегустации Клару и Люси.

       — Еще никогда не пила столько, – усмехнулась Люсильда. – Это, вообще, нормально?
       — Ты еще в России не была, – подмигнула Эльвире Кларисса и опрокинула рюмку. Все выпили и начали прислушиваться к ощущениям.
       — Превосходно! – сказала Эльвира и собралась уже налить по второй, как вдруг почувствовала странное недомогание. В глазах у нее потемнело, и она упала в обморок, как это бывает у людей с анемией.
       Люсильда с Клариссой переглянулись и застыли в безмолвии. Эльвира лежала на полу, бледная, словно смерть, и шевелила губами. Люсильда приложила палец к губам, подавая знак вампирице соблюдать тишину.
       — Обращаюсь к заклинателям умерших и к чародеям, к шептунам и чревовещателям, – отвечайте, не должны ли вы воззвать к Черту? Спрашивают ли мертвых о живых или живых о мертвых? – прошептала она.
       — Спрашивают, – прошептала Эльвира.
       — И будут они бродить по земле, жестоко угнетенные и голодные; и во время голода будут злиться, хулить царя своего и бога своего. И взглянут вверх, и посмотрят на землю; и вот, – горе и мрак, густая тьма, и будут повержены во тьму. Но не всегда будет мрак там, где теперь он сгустел. Выйди на свет, ворожей, скажи мне, кто ты?
       — Из дома скорби узник, ее кровь, – послышался чей-то иной тихий голос.
       — Так вот оно что, – Люсильда улыбнулась и коснулась щеки Эльвиры. – Такую сильную ведьму, как ты, мог вызвать лишь кровный родитель. Побудь с ней, Кларисса. Я поджарю сосисок. Когда она очнется, то будет необычайно голодна.
       — Что мне делать?
       — Ничего. Просто следи, чтобы не откусила себе язык или глаза не выцарапала. Она сейчас уязвима, – теперь в это тело все, что угодно, может вселиться.

       Словно в подтверждение слов Люсильды, Элли открыла глаза и рассмеялась весьма зловеще:
       — Люсильда!? Я жду тебя на острове! Придешь одна ко мне на мелководье.
       — Атрагарте? – удивленно спросила Люсильда.
       — Я знала, что найду его.
       — Вы почуяли кровь Маркиза, как только овладели Эльвирой?
       — Маркиз давно уже должен быть у меня. Или он, или Эльвира. Матильда нарушила договор, – молвила Атрагарте, вставая.
       — Эльвиру я вам не отдам. А Матильда, – та еще стерва. Но у нее череп. – Люсильда налила вишневки и, проглотив рюмку, как ни в чем не бывало, принялась жарить сосиски.
       — Череп гейдельбергского человека? Вы что тут все с ума посходили? – королева русалок выпила предложенную ей наливку и перевела дух. – Чем ты вообще здесь занимаешься, Люси? И где то, что я подарила тебе при нашей первой же встрече?
       — Я сама задаю себе этот вопрос, – пожала плечами слегка захмелевшая дьяволица. Маяк же твой там, где ему и положено быть – на моем теле. Неужели не чувствуешь?
       — С этом я потом разберусь. За тобою должок. Где родовой фолиант Отто?
       — Это мне неизвестно.
       — Обыщите дом. Здесь должна быть его Книга Теней. От малого придете и к большему. Мне пора.
       — Ах да, – усмехнулась Люсильда. – Разница во времени. До встречи, ваше величество.
       — Займись уже делом, – верни мне Маркиза и найди Лейлу раньше, чем это сделает кто-то другой.
       — Кто, как не вы, может быть больше всего заинтересован в ее исчезновении?
       — Ты многого не понимаешь. Я уже готова стать… Она мне нужна. Как и я ей. И тебе, милочка, тоже. Прощай, – с этими словами Атрагарте-Эльвира снова грохнулась в обморок.
       — Что это было? – пробормотала Клара. – Она себе голову не отшибет?
       — Ничего с ней не случиться, – махнула рукою Люсильда. – Сходила бы ты лучше к этим влюбленным. Поторопи их, – помоги, если надо. Перекусим, обсудим пару текущих моментов и двинемся в путь, – тут мы уже и так задержались.
       — А как же Liber Umbrarum? – Клара прикусила губу.
       — Это уже не твоя забота. Проваливай.
       Вампирица скорчила недовольную гримаску и пошла наверх в комнату Габриэллы, а Люсильда снова открыла поварскую книгу.
       — Покажи мне ее, – властно приказала она.

       И книга ответила, – страницы начали менять цвет, чернила потекли, а вместо записанных аккуратным почерком кулинарных рецептов появились страшные заклинания, рисунки и заметки самого Отто Вюрцнера. Дьяволица захлопнула книгу и убрала в свою сумочку, что-то над ней прошептав, а затем поспешила к плите, где уже начал подгорать то ли ранний завтрак, то ли поздний ужин для нескучной компании.


                Стих 6. Gratia angelica

       Кларисса вошла в тот самый момент, когда Лжелавей резким движением вынул свой здоровенный член из стонущей Габриэлы и забрызгал ей спину густой белой спермой.

      — Ты как раз вовремя, проходи, – улыбнулся он, вытирая пот полотенцем. – Габриэлла еще не научилась кончать. Поможешь ей, как женщина?
      — А почему бы тебе самому не помочь ей?
      — Не получится. Во-первых, я только что, а во-вторых – мне нравится трахать. Сама подумай, – когда еще тебе представится случай переспать с ангелом? Поверь мне, – это неописуемое наслаждение.
      — И то правда, – почти смущенно сказала Кларисса, небрежно скидывая дорогущее платье. – Чего ты хочешь, Габриэла?
      — Думаю, что она не прочь отомстить, – усмехнулся ифрит и, положив тяжелые руки на плечи взволнованной вампирице, заставил ее встать на колени.
      Клара облизнулась и принялась делать Габриэле минет, несколько переигрывая, будто некая порнозвезда. Из глаз вампирицы брызнули слезы, – фаллос трансика был вовсе немаленьким и, проглатывая его, Клариссе пришлось потрудиться. Ее язык скользил по всему стволу, теребил тестикулы, с невероятной скоростью щекотал уздечку, ласкал головку, заставляя Габриэлу подрагивать всем своим телом. Все больше привыкая к телесному образу Лизы, она стояла и с удовольствием сжимала свои упругие груди, улыбаясь и поглядывая на Лавея. Вампирица же, ощутив ангельскую благодать, буквально сошла с ума, увлекшись вполне тривиальным для знавшей виды дамы занятием. С трудом оторвав ее от предмета вспыхнувшей страсти, Габриэла подняла Клариссу и прижала ее к стене.

      — Ты знаешь, что сейчас будет? – спросила она вампирицу.
      — Кажется, я догадываюсь, – испуганно прошептала Кларисса, увлажняя маленький тесный вход, – благо текла она уже давно и обильно.
      — Я отжарю тебя, как сидорову козу, а потом к нам присоединится Алеша. Ты готова?
      — Давай, сделай же это.

      Габриэлла собрала волосы Клары в ладонь и намотала их на кулак. Другой рукой она направила в нее член и медленно вошла в узенькую, но уже скользкую попку. Вампирица сразу же испытала невероятное наслаждение. То ли виной тому была ангельская благодать, то ли сама Габриэлла, будучи женщиной более чем отчасти, сделала все очень нежно, но Кларисса, немедленно застонав, начала умело энергично подмахивать. Фигурка у нее была великолепной, а талия гибкой и сильной, словно у молоденькой девушки. Но только она вошла в раж и поймала свой, нарастающий ритм, как получила смачный шлепок. Боль оказалась жгучей и сильной, но почему-то приятной, – от нее все стало еще ощутимее, но и не так, как раньше. Еще удар, по другой ягодице, – и перед глазами Клариссы поплыл туман, а губы ее начали умолять о новых порциях жгучего наслаждения.
      Сила Габриэллы – суть божественный опиум, проник в кровь вампирицы и сделал ее подобной собаке, которая лижет пилу, упиваясь собственной кровью. Кларисса не понимала уже ничего, – ей нужны были теперь одни фрикции, – божественная энергия Габриэллы и эта жгучая боль. Только бы она нарастала, лишь бы становилась сильней с каждым ударом. Если бы ее били плетью, разрывающей кожу и плоть, то она бы молила о продолжении и плакала от этого дикого счастья. Если бы ангел вонзил ей в сердце клинок, то она просила бы провернуть его или ударить еще и еще.
       Габриэлла развернула Клариссу лицом к Алексею, и она обвила его ногами, а он с удовольствием вошел в нее, грубо и сильно. Вскоре все трое стали одним животным, подчиняющимся дикой необузданной похоти. Лжелавей и Габриэла раздирали Клариссу, а та близка была уже к сумасшествию. Еще немного, и вампирице пришел бы конец, – как личность она перестала бы существовать. Но женская природа очень мудра и живуча, – вскрикнув так, что задребезжали оконные стекла, Кларисса взорвалась самым невероятным и оглушительным оргазмом – лучшим за всю свою долгую жизнь. Меж ног у нее все тут же сжалось, заставляя Алексея и Габриэлу взвыть вместе с ней, и оба они изверглись, сжимая свою пленницу между собой чуть ли не до хруста костей и потери сознания.

     — Я не смогу идти, – голосом без эмоций пробормотала Кларисса.
     — Сможешь, – ответила Габриэла и протянула вампирице стакан. – Выпей, и тебе сразу же полегчает.
     — Это правда, – сказал Алексей, с трудом поднимаясь и натягивая штаны. – Стоит ей коснуться воды, как та становится эликсиром здоровья.
      Клара сделала пару глотков и почувствовала, что теперь сможет стоять на ногах.
      — Ты, словно наркотик, – восхищенно сказала она, глядя на Габриэллу. – Я кончила в первый раз, едва коснувшись тебя.
      — Если честно, то я уже не раз приплыла до этого или была очень близко. Но мне хотелось продолжения, иных ощущений и полного удовлетворения. Мужчины в этом плане примитивно-просты. Но женщине, а тем более ангелице, всегда нужно большего.
      — Я даже не знаю, как описать то,  что испытала сейчас, – вздохнула Кларисса.
      — Когда-то я уже говорила об этом Эльвире, – раздался голос Люсильды. Дьяволица вошла, села в кресло и закурила, – Ангельская благодать – это любовь в чистом виде, вознесение на небеса во плоти; словно твой пик наивысшего наслаждения становится бесконечным, а с неба идет кокаиновый снег, и ты вдыхаешь снежинки, а вместе с ними все самое прекрасное, что только может быть в жизни. Это блаженство, это сияние разума, полное избавление и покой; ни грязи, ни желчи – лишь чистый восторг и непорочная радость, которую, как кажется, невозможно отнять или же осквернить.
      — Когда-то и вы испытывали благодать, – сказала Габриэла уже не так грустно. – Но рай, – он не для таких, как вы. Вы выбрали когда-то свободу. Но ткут же научились лишать её себя и других.
      — Но ангелы... вы и свободны отчасти, и не лишены благодати, – прищурил глаза Алексей. – Отчего так?
      — От того, что мы существа совершенно иного порядка. Наш разум не индивидуален для каждого, но, словно мицелий, окутывает все живое на разных уровнях бытия. И то, что для вас кокаин, – для нас чистый воздух, которым мы дышим.
      — Я буду скучать по этому воздуху, – призналась Кларисса.
      — Я тоже, – сказал Лжелавей, разглядывая в зеркале свою дьявольскую бородку. – Хоть и уверен, что смогу еще раздобыть. Думаю, нам пора собираться, – я чувствую запах подгоревшего мяса.

                ***WW***


*Если человек ранее употреблял маковые наркотики, то их действие на него будет иным, нежели на неофита. Подтягивает – значит, окутывает несущим вдаль, легким, но заметным и узнаваемым сладостным чувством, похожим на ощущение движения или полета.

*Absinthium et laudanum – абсент и опиум.

*Рost multos annos – много лет спустя.

*Тenebris ritus – темный обряд.

*Liber Umbrarum – книга теней.

*Gratia angelica – ангельская благодать. Но, опять же, иные смыслы в названии.

Следующий стих - http://proza.ru/2024/04/16/336

Предыдущий - http://proza.ru/2024/04/09/202

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456