Ев. от Екатии гл. 62. Княжеская уха

                Стих 1. Notio peccati in mundo malignorum spirituum

       — Есть хочется, – сказал Странник, проснувшись. Он с удовольствием вдохнул полную грудь речного прохладного воздуха и заглянул котелок. Остатки ухи в нем превратились в желе. – После такой вкуснятины солонину грызть уже не захочется. А у туристов небось и лук, и специи найдутся различные.
       — Ты не передумал? – спросил Лисенок, подозрительно глядя на дурня. – Не убивал ведь еще. Страшно небось?
       — Немного страшно. Страшно душе, что мне абсолютно плевать. Зверушек жалко, а их… Лишь бы не поймали и не лишили свободы. И я уже убивал, если это мне не приглючилось.
       — Ты о том случае с Панком? Это другое совсем. Тогда ты, хоть и замышлял что-то, но вынужден был обороняться. С точки зрения кармы, – греха особого в твоих действиях нет. Но вот, сейчас, – сейчас ты идешь на поводу у русалки. К тому же, все это очень рискованно, – тебя могут убить самого, а могут потом вычислить, если не жандармы, то друзья этих урок.
       — Надеюсь, что ты поможешь мне замести все следы, – сказал Странник и покосился на свою фляжку со спиртом. – Если не сделать этого, то можно смело поворачивать назад и ехать домой. Я чувствую, что Айрин, хоть и себе на уме, но далеко нам не враг. К тому же, мы – одна карта, хоть и колоды наши сравнивать глупо. Ты боишься за меня?
       — Вот еще, – фыркнул Лисенок. – Просто, если убьют тебя, то исчезну и я. Если запрут под замок, то и меня тоже, – все связано. 
       — Я так и знал. У меня уже было подобное. Люди эти даже не знали о том, что они чьи-то куклы. Только мой даймон мертв, насколько я знаю. Нити оборваны, потому и бреду неизвестно куда.
       — Так и думай своей головой. Не совсем ведь тупица.
       — Я в обоих мирах Буратино. Но мне тоже везет. А тут проблема вся в том, что вообще непонятно, где тут Навь, а где Явь.
       — Ты на это с другой стороны посмотри, дурачина, – вдруг раздался насмешливый голос. Из-за куста вышел Беза и присел у костра. – Ни один идиот одержимый не знает того, что он вальтов гонит. Ни одна дура-ведьма не подвергает сомнению то, что ей в бошку приходит. Все шаманы на полном серьезе уверены в честности своих снов мухоморных. Все маньяки убийцы голоса свои слушают. А ты, дурья головушка, каждый раз сомневаешься. Тебе видеть дано. В том твое преимущество, – ниток нету и не было. Да и в жизни всё так. Только сам про себя ведь подметил, – как есть, Буратино.
       — Я поеду на остров, дядь Беза. Не хочу избегать. Я не заяц, но и не пес, что за ними гоняется. Я охотник. Но они тоже люди. Пообщаемся, только ухо востро держать будем. Как сказал когда-то кто-то: Стратегия без тактики, – это самый медленный путь к победе, но тактика без стратегии, – бесполезный шум и суета перед поражением.
       — Если туристы твои там сейчас, то они наверняка с лесной стороны острова, – сказал Лисенок. – Там сенокосы у местных и озеро есть. Там и дрова в лесу рядом, и скамейка сколочена у костровища на удобном местечке. Место готовое, чтобы лагерь разбить без труда. Только рыбалка на другой стороне. В озере одни линьки. А в лесу буреломы сплошные.
       — Получается, что они там консервы едят да водочку попивают, если тебя караулят. А ежели нет, то и суда на них нет, – молвил Беза. – Пойду я. Хотел к вам на уху, да дурень варить не умеет.
       — Это я не умею? – возмутился Странник. – Вон, – желе натуральное!
       — У лисы спроси, правильно как. Четверную свари, тогда и приду, – сказал Беза и скрылся в лесу.
       — Вот ведь Бес, – вздохнул Странник и зачерпнул ложку. – Ну скажи ведь, что вкусно?
       — Не люблю холодец, – ответил Лисенок, но все же съел пару ложек.
       — Какая гадость эта ваша заливная рыба?
       — Фыр.
       — Сваришь сама тогда на острове такую, как Бес говорил.
       — Фыр-фыр-фыр, – произнес Лисенок тоном обиженной девочки.
       — Но ты умеешь? Расскажешь?
       — Там все просто. Разная рыба нужна. Под конец лох*.
       — Значит, наловим, – сказал Странник уверенно. – Из того сварим, что этот приток и Печора пошлет. Наказ-то от Айрин, от русалки идет. Вот и посмотрим, насколько все правда.
       — На тебя, вишкен, кытчо пуксян, сэн и четчан*.
       — Пёыд да Гашкёыд поплысь пе нёль зоред сёйемаёсь*. Ко всему прочему, мы так для себя можем хорошей рыбы поймать.
       — А если сёмгу поймаешь, и рыбнадзор? Искушаешь?
       — «Если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: Ангелам Своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, да не преткнешься о камень ногой Твоей», – это сам Дьявол сказал. Вот и проверим, насколько дорог я им, – ответил Странник со смехом. – Если считают меня мясом пушечным да глумятся, то и пошли они в баню. 
       — Думаешь, получится Черта к Черту послать? – Лисенок поежился и подкинул дровишек в костер. – Получается, что и меня тоже?
       — Ну а ты как хотела? – Странник на секунду задумался, вспоминая свой сон. – Будешь выпендриваться, отвезу на то же самое место, откуда забрал, а сам уйду восвояси.
       — Что я тебе плохого-то сделала? – Марина отвернулась и тихо заплакала. 
       — Извини, я запутался просто. Голоса в голове, – ответил дурень и вновь потянулся за флягой. – Пойду, долью воды. Надоело каждый раз разводить. А теперь долить уже можно.
      — Не пей много, – сказала, всхлипывая, девчонка.
      — Quod uni mors est, alteri medicina*. Я пойду выше к камням и попробую блесну покидать на дурняк. Дурная рыба часто в такие места заплывает. На ручье раз руками поймали салаги. Заодно и проверю благосклонность русалок. А ты завязывай хныкать и думай, – едешь дальше со мной или назад.
      — Малявка живая еще. Ты иди, а я тут половлю, – шмыгнув носом, ответил Лисенок.

       Прихватив спиннинг, Странник, не торопясь, отошел метров сто вверх по речушке. Подобным удилищем он еще ни разу не пользовался, а потому выбрал место, где берег был шире, и начал учиться забрасывать большую блесну. В то, что на кусок латуни со здоровенным крючком-тройником хоть что-нибудь клюнет, он, конечно, не верил. Однако сам процесс оказался весьма увлекательным, а в душе он был все еще тем же мальчишкой, у которого загорались глаза от одного только вида разноцветных рыболовных снастей. В очередной раз вытягивая блесну, дурень неожиданно чертыхнулся, – это был явно зацеп. Положив спиннинг на песок, он начал стягивать сапоги, чтобы войти в воду и вытащить крючок из коряги, но леска натянулась, и его удилище поползло в воду. Подскочив и кинувшись вслед за ним в одном сапоге, Странник едва успел поймать спиннинг за ручку. Сопротивление рыба оказывала настолько сильное, что казалось, – вот-вот, и толстая леска порвется. Тогда горе-рыбак позвал на помощь Лисенка. Тот явился на помощь, держа в руках карабин, и без всяких раздумий выстрелил в то место на мелководье, где барахталась рыбина. Как ни странно, но натяжение лески тут же немного ослабло. Недоуменно посмотрев на Марину, Странник продолжил борьбу.
 
       — Здоровенная сявка*, – сказала Марина, когда они наконец-то вытащили рыбу на берег. – Да еще и с икрой. Сюда вроде не заплывали они.
       — За нее и штраф здоровенный, – ответил дурень, не зная, – радоваться ли ему или грустить. – Подойдет вместо лоха?
       — Ты пустишь её на уху? Другой удавился бы.
       — Часть пойдет на уху. Часть подсолим да так зарубаем.
       — Соли ложка всего.
       — А до острова сколько? Там деревня ведь рядом. Можем выменять на специи половину.
       — За три часа доберемся, – вздохнула Марина. – Жабры вырежи ей да поехали, раз уж решил. В лодке брезента кусок. Завернем, чтоб не отсвечивала.

       Очистив одежду от чешуи и быстро собравшись, странная троица тронулась в путь. Неподалеку от острова в одной коми-деревне у самого берега речки жила дальняя родственница Марины Матрена Прокопьевна. Бабулька с радостью обменяла почти полную трехлитровую банку отличного самогона на половину пойманной сявки. Дала также в придачу и хлеба, и соли, и парочку луковиц да морковок, отсыпала перца горошком. Икры вышло две поллитровые банки и немного в тарелке. Конечно же, путешественники взяли себе лишь одну, чтоб уху отбелить да немного полакомиться. Не в каждой избе рыбак живет, а кто продает, ежели не алкаш, тоже цену хорошую просит. В общем, пожеланий «молодые» наслушались в свой адрес самых приятных, порою смущающих даже. И хоть Странник понимал в речи Матрены одно слово из трех-четырех, но уяснил, что в одночасье стал роднею всем местным. В том, что у них скоро дети родятся, старушка не сомневалась. Когда-нибудь, спустя годы, все так и случится. И в одной далекой деревне на Севере Странник станет всем родственником. Но пока… Исполненные благостного настроения путники спустились к реке, залезли в Казанку, оттолкнулись от берега и отправились навстречу судьбе.
 

                Стих 2. Рiratae anima

       Той чудной осенью на Печоре поверхность воды местами буквально кипела от хариуса, но клевать он не хотел ни в какую. Для ловли мушкой внахлест мощный спиннинг был коротковат, да и не стоило с ним рисоваться в том месте на острове. На «кораблик» же ловят только на маленьких речках с быстрым течением.
       Срезав парочку длинных удилищ из тонких рябинок, Странник с Лисенком решили потягать для первого отвара немного ершей с окушками. Мотовильца с оснащенными лесками для такой простой ловли были в лодке у каждого. Занималась этим в основном детвора да те, кому было не чем заняться, – например, алкаши с бодуна или приезжие. Местные ловили рыбу сетями да на продольник и перетягу – закрепленную под водой двумя тяжелыми грузами длинную «телефонку» со множеством поводков. Доставали её для проверки с помощью якоря или багра.
       Неизвестно, зачем, но вместе с крючками и прочим лежал в бардачке набор блесен «Малютка», – красивые пестрые блесенки-мушки. Движимый чистым ребячеством, Странник привязал одну такую красотку вместо крючка и начал забрасывать удочку.
       — Здесь ты только зацепишься и потеряешь её. Отойди к яме что ли, – посоветовала дурню Марина. – И второй крючок привяжи, – так веселее. 
       — Я вон с той обоновки попробую, –  ответил Странник и направился к застрявшему на мели «Утюгу»*.
       Хариус хапнул блесну еще в воздухе, – выпрыгнул и схватил. Следующей оказалась неизвестная ранее дураку рыбка, поэтому он поспешил показывать её своей спутнице.
       — Это пестрятка – сёмга молоденкая, – отпусти, пусть растет да лошает. Из нее может крупная лёль вырасти*, – сказал Лисенок с укором. – Больше так не лови тут. Нам уже хватит.
       — Впервые вижу, – ответил Странник и отпустил рыбку. Величиной она уже была с приличного окуня, но ей еще предстояло вырасти в настоящую большую охотницу.

       Потягав еще немного ершей-окуней, дурень отправился в лес за дровами, а Марина, по обыкновению своему, нашла себе занятие поважнее. Она следила за тем, как вороны подбирают на берегу мелких ершей и немедленно подвергаются атакам больших вредных чаек. Одна чайка атаковала ворону в воздухе, а другая на лету подхватывала добычу. Зачем, почему? Наверное, для развлечения, ведь голодными эти разбойницы точно уж не были. А если верить легендам, то, быть может, в них живы души пиратов иль викингов? «Так или иначе, но ума до сих пор им хватает только на это. Среди них я наверняка был бы коком, немного похожим на Сильвера», – решил Странник, пристраивая котелок на огонь.


                Стих 3. Regius piscis pulmenti
      
       — В лодке накомарник был с дырками старый. Можешь сделать сачок, – сказал Лисенок, присаживаясь на посеревшее и отполированное песком бревнышко на берегу. – Жаль, что талой воды у нас нет.
       — К чему такие сложности? – проворчал Странник, потроша колючих сопливых ершей. – Три часа варить будем ужин.
       — Ты куда-то торопишься? Делай, как я говорю, – потом спасибо скажешь. А на талой воде уха вкусней получается. Видишь тех трех сижков? Брюхатые. Отложи икру в свой маленький котелок, – потом разотрешь с холодной водой и добавишь в уху вместе с сявкиной.
       — Зачем?
       — Это и есть шаг четвертый, – раздался за спиной Странника знакомый насмешливый голос. – Варево осветлится, и вкус станет еще благородней, ярче, насыщенней. Будет у тебя царское угощение. Или княжеское, коль с белорыбицей. Если бы лука не было, можно было бы уху с грибами сварить.
       — Дядя Беза! Не выдержал?
       — Вам двоим поохотиться лишь бы, а потом потрахаться да поспать до полудня. Без пригляду оставишь, – без угощенья останешься, – заключил Беза и присел на топляк рядом с Лисенком.
       — Ну вот, все как обычно, – начальства да советчиков куча, а пашет один дурачок, – усмехнулся Странник беззлобно, но поступил так, как советовала ему чурота.

       Бульон получился, действительно замечательным. Вытащив из котелка разварившихся ершиков и окушей самодельным сачком, парень отправил в кипящую воду щуку и хариуса.

       — Ну вот, теперь и закусить уже есть чем у нас, – сказал Беза, глотая слюнки, когда Странник извлек из ароматного бульона готовые белоглазые головы. – Кищьтэ нам по сизим грамм*, – не жмись. Только без лауданума.
       — Спирта или самогона? – спросил дурень, прищурившись. – Мутноватый какой-то он.
       — А ну-ка, плесни деревенского, – обрадовался Беза. – Перегон, погляжу, молоком бабка чистила. Оттого он и мутный, как встарь. Думал, что разучились уже такой делать. Хлопотно это и долго. Сам отведай да скажи, – каково?
       — Ух, едрить! Обжигающе! Но шикарно. На вискарик похоже, – сказал Странник, накатив полстакана.
       — Завтра разницу почуешь, – крякнул Беза. – Как тебе, Елисей?
       — Как оглоблей по башке, – ответил Лисенок, откашлявшись.
       — Дурачье вы оба, – обиделся Беза. – Ничего не понимаете. Вещь. Продукт! Самогонка – она живая ведь, а спирт ваш – мертвая химия.
       — Не пора ли нам теперь этих рыб вынимать да нельму закладывать? – спросил Странник, с недоверием глядя на то, как Бес и Лисенок едят рыбьи головы.
       — Марсику это отдай, остыло уже. Да за водой прогуляйся. Дольешь, закипит, тогда вынимай. Картошку почистил уже? – спросил весело Беза. 
       — И морковку, и лучок, пока Лис курил бычок, – ответил весело Странник. От самогона ему действительно стало легко и приятно. Бабкино зелье вызывало у него скорей эйфорию, чем бездумное и грубое опьянение.
       — А я что говорил! – воскликнул Беза со смехом и приобнял Лисенка. – Хороша самогоночка, ох хороша! С душою гонит бабулька Маринкина. Не торопится и не жадничает. Перегоняет два раза да с молоком две недели отстаивает. Песня!
       — Хорошо, что ты пришел, – сказал Странник, отправляясь к реке за водой. – Но Марину не тискай!
       — Да она только рада потискаться! – рассмеялся карлик в ответ.
       — Фыр-фыр-фыр, – ответил Лисенок, освобождаясь от его руки и немного отсаживаясь.

       Зачерпнув воды своим армейским котелком, дурень долил её в тот здоровый котел, в котором творилась вся магия. Вскоре уха закипела, и он выловил сачком вторую закладку. Сявки оказалось так много, что картошку он пока решил в котел не кидать, – только рыбу, лук и морковь. Торопиться действительно было не куда, самогон был, и правда, хорош, а компания подобралась веселая, доброжелательная и словоохотливая.

       — Эх, благодать. Дает ведь природа немного рая перед зимой, – вздохнул Странник. В бортовом бардачке лодки, среди прочего, он обнаружил граненый стопарь, вымыл его до зеркального блеска с песочком и теперь наслаждался созерцанием в нем подозрительной жидкости бело-мутного цвета. Правда, пахла она действительно виски, но была даже мягче на вкус, – не драла горло, подобно дешевым сортам. При этом самогон у Матрены обладал крепостью не менее шестидесяти градусов и вызывал очень легкое, приятное опьянение, – чистая эйфория безо всякого слабоумия и прочих, присущих дешевому алкоголю эффектов.
        — Насчет стопки – хвалю, – молвил Беза. – Если ты алкаш-эстет, не тебя укора нет. Кто под закусь чинно пьет, того утром не трясет. Кищьте! Про Котовского напомнить?
       — Будем! – ответил дурень со смехом, выпил и тут же наполнил стопарик для Безы.
       — Эх! – Беза проглотил содержимое стопки, крякнул довольно, закусил кусом сырой сявки и тут же продолжил. – В начале зимы налимий сезон. Тогда уху дома варят. Рассказать тебе, как?
       — Да знаю я. С Вятки писали, – ответил Странник серьезно. – Налима нужно предварительно высечь; когда же печень его от огорчения увеличиться, приступать к приготовлению. Или еще в молоке нужно его подержать?
       — Мень и без того огорчается, когда ты его из воды вынимаешь, а от лишних пыток кровь портится. Но и тут есть нюанс. Если молодой девушке переломать кости, а потом подержать ее в три дня в холодном ручье, не давая при том умереть, то вкусней ее мяса ты больше никогда не отведаешь, – произнес Беза, не без удовольствия наблюдая, как Марина прижалась к Страннику и ухватилась за его руку.
       — Лучше уж про налима рассказывай. Он тоже человечину любит, – сказал Странник, обнимая девчонку.
       — Чепуха. Где ты столько утопленников напасешься, чтобы всех налимов к человечине пристрастить. А ухой из налима меня Владя Русанов угощал как-то раз. Был у него роман с лисой еще в царские времена. Рецепт простой, но шикарный. С налима нужно снять шкуру и филетировать…
       — Забавно от тебя такие слова слышать, – усмехнулся Странник, раскуривая свою трубку. – Тот самый Русанов, которому памятник стоит в нашем городе?
       — А какой еще?  Не кури сейчас, – весь вкус испортишь. Плесни лучше еще капельку. Откладываешь, значит, в мисочку молоку и печень, а мясо срезаешь с костей. Пока варится голова, кости и плавники, готовишь фрикадельки из мяса. Потом в чистый бульон кидаешь молоку и печень; можно добавить каперсы или оливки. Минут через десять фрикадельки закладываешь, а перед самой готовностью открываешь бутылку мадеры, – полстакана в уху, а остальное прямо с бутылкой ставишь в кастрюлю, чтобы нагрелось и дух ее приняло. В каждую тарелку нужно дольку лимона положить для пикантной кислинки... Ну вот, закладывай вторую партию сявки. Скоро пора будет икрой заправлять. Пятерная получится у нас ушица. Спиртика ложку туда плеснуть не забудь.


                Стих 4. Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes

       Вскоре уха была готова. Ее волшебный аромат разлился вокруг подобно некоему колдовству, делая пустынный берег песчаного острова на удивленье уютным. С реки потянуло вечерней прохладой. Стало свежо, и запах северной осени, словно гравером выделял маленький случайный мирок, сосредоточенный возле костра и чуждым дикой природе, человеческим запахам.

       — Потрясающе пахнет, – сказал Странник, осторожно зачерпывая ложкой уху. Дремавший до этого Марсик поднял голову и зарычал. Вероятно, это был самый ленивый безразличный собачий рык в мире.
       — Мир тесен! Знатный ты кашевар. Мы на том краю острова почуяли аромат! – раздался неприятный, с ехидцей, слегка шипящий и сиплый, свойственный сиделым людям, чифирной голосок.
       — Присаживайся, Киса. Похоже, что готово уже, – ответил Странник, даже не оборачиваясь.
       — Где наловил столько? Не клюет же ни черта, – спросил уркаган, располагаясь рядом с костром и жадно проглотил налитый ему самогон.
       — А вы на что ловите? – спросил Странник беспечно. – По идее, с вашей стороны разве-что перетяги стоят. С удочками сюда приходите, заодно и ухой угощу.
       — Говорил я им, на мелководье пробовать нужно! Все не пей, я мигом, – обрадовался Киса, закусывая костлявым язем. – Сейчас свистну пацанов. Ну ты даешь! И сэма где-то еще нарыл… Ух, ушлый бродяга!
       — Ушлый, не ушлый, а вас угощу такой ухо, что надолго запомнится, – ответил Странник, пробуя наконец-то их с Елисеем и Безой кулинарный шедевр и удовлетворенно кивая, – вкуснее ухи он еще, и правда, не пробовал.

       Хлебая уху, дурень поглядывал исподлобья на свою спутницу, размышляя о том, настоящая ли она сейчас перед ним или нет. То, что он выменял у местной бабульки «шило на мыло», могло не значить ничего абсолютно, – чурота еще не так мозги путает. Ну а в том, что во время трипа попутно случаются маленькие чудеса и в реальности, он убеждался не раз. Однако же, если Марина – изначально всего лишь видение, то в этом нет никакой абсолютно проблемы. Другое дело, – если ему встретилась местная девушка, а потом погибла от удара заячьих лап. Опасно также, если лишь смерть Елисея – часть шаманской болезни, но сама девушка – настоящая. Вскоре подойдут люди, от которых неизвестно чего можно ждать. Оставив уху, Странник подошел к Марине и взял её за руку. В выборе слов также следовало соблюдать осторожность, ведь неизвестно и то, с кем он теперь собирается заговорить.

       — Я возьму карабин и отплыву веслами немного от берега, – прервал размышления Странника Елисей. – Если что, – помогу.
       — Ты уверена?
       — Так лучше будет. Наган за пояс заткни и куртку застегни. Сядь немного поодаль, – мол, уже пьяный. Больше ешь да меньше пей.
       — Так я и сделаю, – ответил дурень, помогая оттолкнуть лодку. На лице его теперь сияла сдержанная улыбка. Если казанка не уплывет куда-то по воле течения, и он услышит громыханье уключин, а затем всплеск алюминиевых весел, то девушка с ним настоящая, а значит, и приключение обретает куда большую значимость. Стоя на берегу в ожидании обыкновенного чуда, Странник вдохнул полной грудью речной свежий воздух и закрыл, будто в детстве, глаза.

                ***WW***

*Notio peccati in mundo malignorum spirituum, – понятие греха в мире Нави.

*Кытчо пуксян, сэн и четчан, – где сядешь, там и слезешь.

*Пёыд да Гашкёыд поплысь пе нёль зоред сёйемаёсь, – Авось, да Может у попа четыре стога сена съели.

*Quod uni mors est, alteri medicina – То, что для одного – смерть, другому – лекарство.

*Сявка – нельма. На Печоре так называют. Нельма (Stenodus leucichthys nelma) — рыба семейства лососей, рода сиги. Нельма — самый крупный представитель сиговых, достигает длины до 1,5 м. и весит до 50кг. Средний вес нельмы колеблется от 5 до 10 кг.

*Рiratae anima – душа пирата. 

*Утюг – похожий на кораблик, большой плот из нескольких слоев бревен, скрепленных длинными болтами. Утюг обычно ставился во главе «кошеля» – множества сцепленных между собой, более легких плотов и бревен, тянущихся от середины реки до самого берега. В кошель попадают бревна, плывущие по реке во время сплава. Вообще, мероприятие это необычайно варварское и расточительное по своей сути. О вреде природе уже промолчу. Но ведь заключенных чем-то нужно занять)

*Семга – особая рыба. Она занесена в Красную книгу России как вид, требующий строгого контроля. Печорская семга – самая вкусная и жирная из всех сортов, встречающихся в наших северных реках. Процесс преднерестовых изменений называется «лошанием», а сама рыба «лохом» (по-коми лёль).

*Regius piscis pulmenti – царская уха.

*Кащьтэ – наливай. Сизим – семь. Не знаю, почему, но часто так говорят.

*Quidquid id est, timeo Danaos et dona ferentes – Что бы то ни было, бойтесь данайцев и дары приносящих. «Энеида». Троянский жрец Лаокоон произносит при виде деревянного коня.

Следующий стих -

Предыдущий - http://proza.ru/2024/04/22/886

Начало сериала - http://proza.ru/2024/01/06/822

Сиквел - http://proza.ru/2023/02/03/1819

Начало сезона - http://proza.ru/2023/11/25/456