Бабочка и магнолия

Лечу в Санкт Петербург. Поездом не получилось. Уже за десять дней билетов на нужные даты не оказалось, потому что именно в это время в городе на Неве проходил чудесный праздник выпускников "Алые паруса".
Питер всегда производит на меня очень яркое, незабываемое впечатление, приводит в восторг. Титаническое наследие, оставленное нам великими предками, потрясающе. Удивительная архитектура, выверенная  планировка города,  его разводные мосты, множество каналов, рек и речушек радуют, врезаются в память. Почему-то в этот раз возникает какое-то волнительное предчувствие.
Одна из целей поездки - посещение музея Владимира  Набокова, которого называли "принцем в изгнании". Очень скучая по России, писатель  до пятидесятых годов, в совершенстве владеющий английским и французским языками, писал на русском языке, считал себя русским писателем и был верен русской литературе. Его литературная деятельность, нацеленная на русское зарубежье, говорила о том, что он оставался абсолютно русским. Вынужденно находясь за границей, жил в гостиницах даже тогда, когда уже имел возможность купить свой дом, потому что знал, говорил и верил, что его дом - в России. И русская часть его произведений для нас главное.
Набоков подходил к созданию своих произведений как учёный, применяя разные приёмы. В значимом для него произведении "Лолита", да и во всех других романах и рассказах, он как бы предлагал читателю одну за другой загадки человеческой натуры и языка. Читая Набокова, всегда чувствуешь в его произведениях окружающую реальность: тепло солнечных лучей, шелест листвы и шорох гравия, пение птиц или искреннее беспокойство матери по поводу детской простуды. Я, начинающий автор, восхищалась, видя, как этот великий мастер легко играл формами и направлениями, погружая в свой, порою абсурдный и нелепый, даже страшный, но всегда интересный, жизненный мир.
С такими мыслями и каким-то необъяснимым трепетом, ожиданием чего-то важного, я шагаю по Большой Морской улице Санкт-Петербурга, вдоль набережной реки Мойки,  к дому номер 47, музею Набокова -  русско - американского писателя, прожившего почти всю свою сознательную жизнь отверженцем.
И вот наконец вижу этот дом, с волнением вхожу внутрь и сразу проваливаюсь в атмосферу далёкого прошлого, в которой на заре своей юности творил Владимир Набоков. Обладая таинственным, сложным и редким даром синопсии он создавал головоломки человеческих отношений, вырисовывал, сбивал коктейли психологических и философских размышлений своих героев. Его произведения играли и звучали в его сознании и голове, одновременно он видел их цветными и выкладывал мозаику человеческих судеб.
На первом этаже я утонула в личном мире писателя. Вот она, та знаменитая коллекция бабочек, выловленных самим писателем. Будучи учёным-энтомологом он лично открыл около двадцати видов бабочек. Невероятно и трудно представить этого красивого, довольно крупного интеллигентного мужчину, бегающим с сачком по лугам за порхающими красавицами. Каждой новой пойманной прелестнице Набоков придумывал оригинальное латинское название, порою нежное и романтичное, посвящая их жене Вере.
Любуясь удивительной коллекцией крылатых ангельских созданий я поняла, что вероятно, совсем не случайно Владимир Набоков написал  рассказ "Рождество", где важное место занимает именно бабочка. Этот рассказ когда-то впечатлил меня особенно сильно. В  нём не просто описание событий. Автор сам чувствует боль своего героя, у которого умер ребёнок. Я тоже потеряла  сына, и тоже в особые дни -  дни пасхальной недели. Мне очень понятны и близки скорбь и горе героя. Набоков прав, говоря, что герой рассказа  Слепцов больше не видит смысла жизни и постепенно у него возникают мысли о смерти - ведь  случилось самое страшное - гибель его  ребёнка. Сердце моё тоже рвалось на части, заходилось и рыдало. Я, как и Слепцов, постоянно думала: "Зачем после этого жить? Всё кончено."
Только чудо могло вернуть горемычного отца к жизни. И автор нашёл это чудо для своего героя. Он показал Слепцову, как под воздействием тепла из кокона высвобождается бабочка - символ продолжения жизни. Звуки потрескивания расправляющихся крылышек оживляют убитого горем отца и заставляют его оторваться от смерти.  Это происходит в сочельник и приобретает особый смысл, потому что Рождество олицетворяет рождение, переход от смерти к жизни, и становится  понятно, что Слепцов не умрёт.
Я вспомнила, что для меня таким поворотом к жизни явилось первое цветение посаженной сыном на даче в Подмосковье хрупкой нежной магнолии, совершенно не приспособленной к холодной суровой зиме.  Это неожиданное, после нескольких лет, цветение было воспринято мною как знак и просьбу сына позаботиться, сохранить посаженное им нежное растение. И я нашла силы, заставила себя вернуться к жизни, работе, семье.
На зиму я утепляю магнолию, и она жива, стала большим деревом, радует каждую весну обильным цветением, крупными малиновыми цветами, напоминающими сказочных птиц, удивляя окружающих. Я же вижу в этом дереве продолжение жизни моего сына, люблю и оберегаю удивительную красавицу.
И если нам со Слепцовым после величайшей личной трагедии суждено было остаться жить благодаря чудесному пробуждению бабочки и стойкости южного деревца, то музею Владимира Набокова это пока не дано. Он медленно умирает. Как будто стены, обои, Зелёная гостиная, вся обстановка, потеряв хозяев, тоже тратили смысл жизни.
Вот если бы  чудо не в виде бабочки и магнолии, а в результате внимания к музею случилось со стороны чиновников, руководителей города. Чтобы они обратили внимание на кричащее о необходимости ремонта и реставрации состояние памятника нашему соотечественнику, внёсшим неоспоримый вклад  в русскую и мировую литературу.
И тогда музей Набокова опять наполнится полноценными литературными событиями, встречами и вечерами с современными авторами и литературоведами, обретёт достойную творческую жизнь.