Освоение Поморских земель
ПРЕДИСЛОВИЕ
Капитализм ворвался в Поморье решительно и быстро. Нетронутые топором леса, обилие сплавных рек и Белое море превратили наши места в маленькое лесное Эльдорадо. Развитие лесопромышленности и строительство лесозаводов начиналось с села Сороки и разрасталось по Архангельской губернии включая в последствии области Карелии и Терского берега.
В 1857 году выходец из Санкт-Петербурга, сын богатого купца Митрофан Петрович Беляев, обратил внимание на лесные богатства Карельского Поморья. Отец его Пётр Абрамович имел большой лесной завод в Повенецком уезде Олонецкой губернии.
В начале 1860х годов Отец крупного петербурского предпринимателя Митрофана Беляева приобрёл лесные промыслы Беломорья. Митрофан Петрович с двоюродным братом Николаем Павловичем Беляевым с согласия и при содействии отца основал собственный лесопромышленный завод в селе Сорока Кемского уезда Архангельской губернии.
В те далёкие времена в наш порт в посёлок Лесной (потом стал п.г.т. Умба, а теперь город Умба) с возрастанием производства на нашем лесозаводе, построенного братьями Беляевыми стало приходить всё больше и чаще заграничных судов с разных стран за пиломатерьалами. Терский берег в те времена входил в состав Архангельской губернии. Он был одним из первых трёх рамных заводов в Карелии, с пилорамами приводимыми паровыми машинами.
Работа и жизнь рабочих на лесозаводах
Лес наш северный шёл на расхват. Были первые суда с Англии. Позже с Норвегии, Финляндии, Голландии, Нидерландов, Швецыи. Были и с Америки и даже откуда-то с Африки. Так же были суда и из других стран. В дальнейшем, вплоть до 1917 г. сорокские заводы имели для всего Карельского Поморья большое значение. Особо важны были для тех деревень, где были неурожайные земли. Оттуда и комплектовалась большая часть постоянных рабочих, работавших с небольшим перерывом круглый год на заготовках: зимой на рубке леса, летом на сплавах. Были и сезонные наймы: больше всего людей уходило на лесные заработки зимой, меньше – летом.
Форма найма рабочих была различна: на своих и на хозяйственных харчах, сдельно, поденно и с понедельной оплатой. На рубке леса преобладала сдельная оплата, а на сплаве поденная.
Разница в найме на своих и хозяйских харчах приведена в следующей таблицы:
На своих харчах; - зимой платили 69 копеек за смену, весной платили 81 копейку за смену, летом платили уже 1 рубль за смену. На хозяйских харчах; - зимой платили 54 копейки за смену, весной 51 копейку за смену, Летом 83 копейки за смену.
Кроме мужчин, на лесопильных заводах работали женщины и подростки, плата которым стояла ниже. Так, например, если работнику–мужчине платили в день в среднем 81 коп., женщина в таких же условиях получала 42 коп. и подросток 46 коп.
В 1929 году зарплаты уже были для служащих 88-104 рубля, для рабочих 67-79 рублей.
Начинали Беляевы с добычи серебра, но что-то пошло не так и они переключились на лесопромышленность. Тут у них торговля лесом пошла в гору.
В 1873 году на Сорокском лесозаводе Архангельской губернии ежегодно распиливалось до 40 тысяч бревен, а стоимость продукции составляла свыше 100 тысяч рублей. Летом 1875 года на заводе случился пожар. Завод сгорел, и на его месте была начата постройка нового завода, который на одну раму стал работать с 1877 года. С августа 1875 года Беляев начал строительство нового лесопильного парового завода, который был пущен в ноябре 1876 года. Заводы получили название "Космополит" и "Финляндский". Заводы имели 6 пилорам и ежегодно распиливали до ста тысяч бревен. М.Беляев в 1884 году передал свои промыслы фирме "Петра Беляева наследники и К", вступил в нее лишь пайщиком и посвятил все свои силы музыкальной деятельности.
Митрофан Беляев больше известен не как купец и лесопромышленник, а как музыкальный меценат. Он сам играл на скрипке и фортепиано. В 80-90-х годах в северной столице существовал Беляевский кружок, в который входили Н.Римский-Корсаков, А.Глазунов, А.Лядов и другие. Беляевские музыкальные пятницы в Санкт-Петербурге были очень популярны. Проживал он в основном в Санкт Петербурге, в большом, трёхэтажном доме, который стоит до сих пор. Дела на лесозаводах вели доверенные лица.
В начале ХХ века в Сороке был сооружен памятник основателю заводов М.П. Беляеву. Он был установлен на постамент перед первой лесопильной рамой, действовавшей с момента основания завода до 1907 года. Менее чем через 20 лет место бюста Беляева на постаменте занял по решению новоявленных, оголтелых большевиков металлический бюст вождя мирового пролетариата.
Посёлок Лесной
Развлечение местной и приезжей знати
Дед работал на лесозаводе в пос. Лесном бракером, то есть маркировал выходящие по целям уже распиленные доски. На заводе был уважаемым человеком среди рабочих и управляющих завода. В конторе завода в те далёкие времена правда было всего человека 3-4, не считая механников, инженеров, и тогдашних рацыонализаторов. Они обычно находились непосредственно в цехах завода, на строительстве мостов и подходов к ним, или на расширяющейся бирже сохнущих досок в штабелях. В свободное от работы время любил дед поохотиться и порыбачить.
Водил заморских корабеллов и приезжих купцов по нашей необьятной тайге, рекам и озёрам ловить сёмгу, горбушу, налимов, сигов, щук, окуня. Хариуза на перекатах. Форель и кумжу в лесных речках, в устьях рек корюшку. На море же ловили треску, пикшу, навагу, зубатку, камбалу. Беломорскую селёдку ловили по осени. Промышляли морского зверя таких как нерпу, тюленей, морских зайцев, белуху.
Били зверя в тайге зимой; - медведя, лося, оленей на мясо и ради шкуры. Добывали и пушного зверя росомаху, рысей, волков, лисиц, куниц, белку, горностая норку, выдру, ондатру.
По весне, обычно в середине мая, когда последний бурно таявший снег уходил ручьями в море, реки и озёра, появлялись первые перелётные птицы. Птица прилетала большими стаями весной на гнездования, - это белые как снег, с гибкой, длинной шеей красавцы лебеди. Курлычащие, важно выхаживающие на болотах журавли и цапли. Снующие по берегам водоёмов вальшнепы, разномастные кулики. Самцы турухтанов красивой и не повторяющейся раскраски со своими серо-пёстренькими самочками. Гуси гуменники, устраивают свои гнёзда, белые гуси отдыхают, кормятся и летят дальше до полуострова Канин и на Новую Землю.
В далеке от берега кормятся белые, с чёрным хвостиком, крыльями и чёрной шапочкой на головке самцы гаги со своими коричневато-пёстрыми подругами. Вдоль берега медленно снуют разномастные утки. Горделиво проплывают кряквы. Нырки то и дело пропадают и вновь появляются на глади озёр или речек.
Птицу били только на перелёте, но с началом гнездования охота прекращалась. Птицы строили гнёзда возле всех водоёмов Кольского полуострова, высиживали и растили птенцов. Охота возобновлялась уже по осени, перед отлётом сбившихся в стаи птиц в тёплые края на вставших на крыло, окрепших молодых особей.
Охотились и на оседлую боровую дичь начиная с осенних, первых заморозков. На таких, как самые крупные представители с грузным телом, сравнительно длинными шеей и хвостом, крупной головой, с мощным, желтоватым клювом краснобровые, с синеватым отливом красавцы глухари, и их пёстрокоричневые подруги кополухи. На тетеревов с разведённым в обе стороны хвостом, рассевшихся стаями на берёзах. На посвистывающих рябчиков, прячущихся на ветках густых елей. Зимой на белых с чёрными глазками и чёрными пёрышками на хвостике белых куропаток, на занесённых снегом болотцах и перелесках. Искусно прячущихся и трудно заметных под маленькими, редкими ёлочками и голыми, высокими кустами осыпавшейся голубики.
Водил Николаевич всех их и за грибами по сосновым борам, покрытым белым, мягким ягелем, берёзовым рощам и густым ельникам. Собирали в плетёные кузова боровики, маслята, подосиновики и подберёзовики на жарку и на грибовницу, попадались и белые грибы. Собирали и волнушки, грузди, рыжики. Их солили бочками на зиму и ставили в подпол. Солёные грибы, да с лучком и с растительным маслом были отличной закуской на праздники и в будние дни не каждый от них отказывался.
Ходили в лес по ягоды, - за черникой, костяникой, малиной, и брусникой, собирали на болотах морошку и клюкву, а по окраинам болот голубику. Всего этого добра в тех нехоженных местах было тогда в изобилии и далеко не надо было ходить. Выйди только на сотню метров от домов, и ты попадаешь в Рай, где густые кустики черники усыпаны отборными спелыми ягодами. В низинах и возле неприметных ручейков с серебрящихся на солнце родничков под кустами и берёзками прячутся кустики костеники, поблёскивая на солнце ярко красными ягодками. Попозже к осени маленькие кустики брусничника, с мелкими, плотными листиками наливаются тёмно-красными кисточками зрелой брусники. Тонкие веточки редких рябинок гнутся под тяжестью поспевающих, густых, разлапистых гроздей алых ягод.
Да, и московские гости часто заезжали, им тоже доски и лес был нужен, да и дарами Белого моря, бесконечной тайги, бурных, порожистых рек сильно интересовались. Богатствами малых лесных речек и озёр, затерянных в непролазной чаще дикой тайги и топких болот тоже не брезговали. Любили и на море порыбачить. Так что и их водил по знакомых ему местам и еле заметным тропам Николай Николаевич, как уважительно они его называли. То есть был мой дед у них незаменимым проводником. Начальство завода даже освобождало от работы ради такого дела, так как для торговли и налаживания торговых отношений это было очень выгодно. Да и Николая Николаевича они иногда одаривали дорогими подарками.
Многих из приезжающих по торговым делам купцов и корабэллов всегда удивляли белые ночи; - когда солнце касалось горизонта и вновь катилось в верх. Несмолкаемое пение, щебетание и писк мелких птиц. Суетливо бегающие вниз головой по дереву серенькие непоседы-поползни, выискивающие в щелях, под корой, паучков, жучков и гусениц. Блеянье козодоя, словно катящегося с облаков. Звонкая дробь дятла по звонким сухарам по весне, призывающего подругу.
Коршун, кругами парящий в небе над домами высматривает зазевавшихся цыплят в огородах. Мелкие чайки стаей, с криками, носятся над губой, потом садятся на воду и успокаиваются. Покрупнее и самые крупные чайки размером чуть ли не с гуся одни парят в вышине, другие же нагло разгуливают возле помоек, затевая ссоры с собаками и кошками.
Непривычная для приезжих в первый раз, дикая для них тайга пугала их доносившимся с густых ельников уханьем филина, словно то был смех подгулявшего Лешего. Протяжным, жутким воем охотившихся на лося в дали волков. Не знакомыми, утробными криками выпи на болотах. Даже скрип и треск вывороченных или ломающихся в дали огромных сосен и елей в ветренную погоду пробирал их до мурашек. Всё это многим было в диковинку.
Тучи комаров и мошки, не взирая на чины и ранги, заедали непривычных к ним приезжих чиновников, купцов и корабеллов. Те, чесали свои зудящие лица и страдающее от гнуса тело, скрипели зубами и в сердцах, как могли, проклинали всех святых на разных языках и наречиях неистово осеняя себя одни крестом, другие же надеялись на милость Аллаха.
Яркое солнце короткого, северного края почти не садилось, пряталось за горизонт буквально на несколько минут. И тут же, раскаляясь огненным шаром, словно обжигая верхушки деревьев катилось по вершинам огромных сосен и елей. Поднималось всё выше и выше в зенит. Раскрасив за заводом на скалистой горке, алым цветом затихшие, высокие ели. Вновь оживали белоствольные берёзки шелестя листвой. Густые заросли вечно трепещущих листьями осин весело разговаривали меж собой и с тонкими рябинками разряженными гроздьями алых, наливающихся соком ягод.
Густой черничник под деревьями скрывает в своей листве крепенькие боровички с коричневой шляпкой и толстой рябой ножкой. Блестящие жёлтые и светло коричневые маслята с прилипшими листьями к их блестящим шляпкам прячутся и пугливо тянутся к солнышку.
Внизу перед заводом на бонах работают сплавщики, орудуя длинными баграми. Одеты они в домотканные длинные рубахи, подпоясанные кушаком, а иногда и просто куском верёвки. На ногах у них кожаные, тяжёлые сапоги, сделанные на заказ со скрученными над коленом ботфортами. На голове у некоторых капелюх от солнца и комаров, это обычно вербованные на завод с других волостей и губерний. Привыкшие к тяжёлому труду они работают быстро, но по неопытности часто безтолково растрачивают свои силы. Не наточенный вовремя багор у них часто соскальзывает с мокрого, крутнувшегося в воде бревна. То подскальзываются на мокрых бонах и чуть не падают в воду.
Местные же поморы многие с растёгнутым воротом, с непокрытой, привыкшей к комарам, к морскому ветру и солнцу головой, орудуют баграми споро и слаженно до седьмого пота. Видя суетливость вновь поступивших рабочих иногда не злобно покрикивают на них и дают им дельные советы.
Сплавщики, стоящие на бонах, по воде баграми подают набитый в карманы лес на деревянные желоба с цепями. Боны собраны с четырёх брёвен длинной пять-шесть метров, сбитые меж собой толстыми деревянными брусками по принцыпу ласточкин хвост для прочности. Каждый бон меж собой скреплен цепью. Две вереницы бонов тянутся вдоль определённого сорта леса, - это называется карманом. Таких карманов, плотно набитых брёвнами, обычно три по сортам леса, сорт зависит от толщины брёвен.
В далеке от завода, карманы сходятся и образуют двух-трёхметровые проходы для сортируемого леса с кошеля. Над всеми тремя проходами сооружон мостик с досок, на котором опытные сплавщики длинными, ошкуренными, отполированными до блеска их руками, сосновыми баграми бойко сортируют лес по карманам. Толщину бревна определяют на глаз. На комле багра надет кованый в местной кузне наконечник с двумя распластанными кузнецом острыми жалами. Одно прямое и второе загнутое. Прямым проталкивают брёвна вперёд, а загнутым в виде крюка подтаскивают их к себе и направляют их в ворота кармана.
Большие кошеля, плотно набитые лесом окружёны оплотником сделанным с двухбревенчатых плотов и скреплённых меж собой тоже цепями. Кошель с губы затягивают меж двух рядов четырёх бревенчатых бонов, расположенных вдоль берегов губы. Расцепляют замок кошеля и выпускают лес к сортировке. Масса леса распирает оплотник, и он прижимается к бонам у обоих сторон берега. с них уже концы оплотника с двух сторон постоянно подтягивают двое сплавщиков, подгоняя лес к сортировке. Выворачивают свободный оплотник и стягивают кошель, пока он не опустеет.
Некоторые смельчаки ловко перебегают по брёвнам на другую сторону кошеля, чтоб помочь напарнику. Бывает, что такие смельчаки подскальзываются на оторвавшейся коре посреди кошеля, падают на брёвна плашмя, ложат багор поперёк брёвен, чтоб не крутились те брёвна. Осторожно поднимаются и уже выбирая брёвна, продолжают свой опасный бег на другую сторону к спасительным бонам. Бывали случаи, когда нерасторопные, неопытные сплавщики теряли свой багор и проваливались между брёвнами. Тогда брёвна сходились над головой неудачника плотной массой и тот тонул не в состоянии вылезти меж сплотившегося леса над головой. Но теперь мы снова вернёмся к началу завода, то есть к подъёмникам….
Желоба подъёмников сделаны с толстых досок, по которым медленно поднмаются брёвна. На цепях, через определённое растояние поперёк жёлоба с острыми штырями прикреплены толстые, металические пластины для захвата и удержания бревна в жёлобе. Брёвна медленно поднимаются к цеху, к пилораме на распиловку.
На верху, возле желобов, стоят женщины, одетые в фуфайку, или старое пальтишко. На ногах сапоги, голова повязана стареньким платком, предназначенным для работы. Длинная юбка прикрывает ноги. В руках у каждой мерочная линейка с металической планкой на конце. Ей замеряют диаметр комля и верхушки каждого бревна. Это делается для последующего высчитывания и учёта поднятой кубатуры за смену. У каждой на шнурке доска вроде разделочной доски на кухне, на ней она пишет результаты измерений. Работа у женщин очень тяжолая, приходится работать в любую погоду, с желобов постоянно стекает вода, ноги всегда мокрые и руки замерзают на ветру и в дождь. Работают они так же и зимой, но лес там подаётся уже с тёплого басейна, так как Большая Пирь-губа, как и Малая Пирь-губа замерзают с наступлением морозов и брёвна идут с заготовленных летом при помощи лесокатки на зиму штабелей. Но это отдельная история.
Северное солнце будит жителей посёлка. Разогревает окружающие его скалы и лес, своими лучами. Слышно возбуждённое мычание коров и блеяние овец, спешащих на пастбища. Кудахтанье выпущенных с сараек кур. Громкое кукареканье петухов, взлетевших на забор, будит всю округу. Где-то возле домов слышны недовольные окрики недоспавших хозяев.
- Экко как тя распират, ох и горласт ты петя по утру. Иш как разкукарекался, всех соседей побудил. – Незлобливо, для приличия бурчит недоспавший мужичонка с мятой бородёнкой и нечёсанной копной жидких, седых волос на голове. – А може петя ты в суп хочешь? Хоро-оший навар с тебя получица! – С ехидной улыбкой подмигнул горластому петуху мужичок, высморкался и побежал в деревянный сартир справлять нужду.
Горластый петух косо посмотрел на дедульку, что-то пробормотал ему в ответ, мол не лезь старый не в своё дело. Потоптался на заборе и с гордым видом исполнившего свой ежедневный вокальный концерт слетел к курам на навозную кучу. Те встретили его радостным кудахтаньем.
Куры вместе с подросшими цыплятами роются в навознной куче выискивая червяков и букашек, потом переходят к мокрице густо покрывшей места у заборов и вдоль канав. Найдя какую-нибудь живность, кудахчут подзывая своих цыплят-переростков. Те бросают свои поиски и бегом направляются к своим рябым мамкам-курицам.
Детвора, позёвывая, помогают единственной почти взрослой пастушке Незговоровой Маримъяне. Щёлкая кнутами и задиристо покрикивая на задерживающихся коров с телятами, гонят их через лес, на луга. Отгоняют бодающих хлипкий забор коров от огородов с картошкой, репой, морковью и капустой. Те недовольно мыкнув, отбегают от заборов и вливаются в общую массу стада роняя коровьи лепёшки на дорогу.
По прозьбе самого Митрофана Петровича Беляева и его письменного распоряжения, с Голландии привезли три десятка Голландских упряжных лошадей, в построенный для них конный двор и не прогадали. Это была единственная тяжеловозная порода, которую вывели в Нидерландах. Лошади оказались выносливыми и крепкими, приспособленными к зимним холодам. С лёгкостью могли перевозить неподъёмные груза на большие расстояния. Местные поморы тот конный двор назвали Конобоз. Да так и осталось это название навсегда.
- Конобоз, так Конобоз, говорил управляющий заводом своим подчинённым, так и пишите в бумагах и отчётах о работе лошадей, - «Конобоз». Да и действительно – говорил он - какой тут к чёрту «Конный двор», у нас лошадки предназначены для тяжёлой работы в лесу брёвна, да на заводе доски возить, а не барей в каретах раскатывать.
На конобоз, с ночной, возвращается небольшой табун лошадей.
С зади табуна, верхом на коне и помахивая плёткой, скачет Дмитрий Кузмич Незговоров. Табун с ржанием подходит к конобозу, сторож, открыв большие ворота, помогает загонять их в загородку окружонную высоким забором. Загнав всех лошадей, закрывают ворота на замок. В помещении под крышей в стойлах дремлют лошади после подвозки леса на берег губы. Им засыпают овёс, перемешанный с ячменём в кормушки добавляют сено и те оживляются, хрумтят овсом и душистым сеном.
В посёлке раннее утро. На лесозаводе, слышен протяжный звук гудка, оповещающего о завершении ночной смены. Затихло лязганье цепей на сортировке подающих здоровенные брёвна в завод для распиловки. Выключилась и отдыхает уставшая от непрерывной работы пилорама. Мастер завода Иван Антонович Колыбин даёт распоряжения слесарям. Слесарь Степан Васильевич Нечаев с молоденьким учеником Семушиным Егором снимают с пилорамы на заточку большие, разогретые от работы затупленные пилы. На их место ставят уже отдохнувшие, заточенные. Электрик Владимир Колыбин, сын Ивана, ремонтирует проводку освещения цеха, готовя её к зиме. Рабочие убирают опилки возле пил и смазывают разогретые детали пилорамы.
Затих и визг обрезных станков, обрезающих кромки распиленных досок и станков, режущих доски по размерам. На них слесарь Таразанов Григорий Иванович тоже меняет режущие дисковые пилы, и уносит их на заточку в коморку Николая Августовича Родэ. Рабочие убирают опилки и приводят в порядок рабочее место. Цепи, тянущие на площадку для сортировки досок, тоже замерли. Рабочие проверяют и обслуживают мощные редукторы, соединённые шкивами с натянутыми на них лентами, тянущимися от паровых двигателей, что двигают эти цепи.
Весь процесс работы лесозавода контролировал, переделывал и заказывал в Германии станки главный механник завода Яков Иванович Кривонкин. Без его активного участия не обошёлся не один лесозавод Архангельской губернии. Будучи инженером-механником, чертёжником, конструктором по образованию, Яков Иванович был увлечён ещё и фотографией. Снимал природу Севера, знаменитые тогда и по сей день здания. Снимал жизнь и быт рабочих лесозаводов. Любил делать групповые и отдельные портреты рабочих и чиновников заводов. Его внуки Алексей и Константин, правнук Евгений собрали свою родословную и большую коллекцию сделанных им фотографий, а также архивацию матерьалов о его огромном труде в освоении Севера.
Уставшие рабочие на своих местах здают смену. Забирают свои пожитки, багры, рулетки, не хитрые, но ценные для них инструменты и не спеша, направляются по домам на отдых.
Свидетельство о публикации №225020401823
Лариса Гулимова 10.02.2025 14:59 Заявить о нарушении
Влад Кирово -Ключевской 10.02.2025 16:14 Заявить о нарушении