На антресолях. Введение

 
                Документальная проза
               
                (18+)
               
                На антресолях
                (70-е)

        Давно замечено, что человек, поднявшись на возвышение, ощущают себя другим существом, словно переносится в иной мир. Эмоции и желания, которые он сдерживал внизу, здесь, наверху, выплёскиваются наружу. Душа обнажается, сердце раскрывается, и нередко человек чувствует, что возвращается к самому себе.
               
                Введение         
      
        Вот и настал мой последний час.  Я – антресоль, которую через несколько минут должны снести. Дело в том, что коммунальную квартиру на третьем этаже дома 9 по Сапёрному переулку, в одной из комнат которой меня построили под потолком, расселяют. И по договору с агентством недвижимости в комнате ничего не должно оставаться, кроме голых стен. Мебель и встроенную стенку мой хозяин, Данилка, уже разломал и вынес на мусорку.
       
        Теперь, очевидно, очередь дошла и до меня. Я не лью горьких слёз, да и зачем: ведь всё рано или поздно заканчивается.
Тут уж ничего не поделаешь –- таков закон жизни: всё, что имеет начало, имеет и конец. Диалектика! 
        Мой хозяин, Данилка, засучив рукава, взял в руки кувалду. У него усталый вид, майка намокла от пота. Сегодня ему пришлось изрядно потрудиться. Я замерла от страха, но, слава богу, он закурил. Значит, у меня есть ещё немного времени, чтобы с вами потрещать язычком и поговорить за жизнь. За сорок лет, что я здесь нахожусь, мне многое довелось повидать и пережить. Впрочем, начну по порядку.   
      
       
        До революции наш переулок назывался 2-й Графский, в нём располагался первый в городе еврейский театр-студия.
Этот переулок пересекает улицу Восстания, то есть он находится в самом центре Питера. В транспортном отношении место просто идеальное: по этой улице проходит множество автобусных маршрутов. До Мухи (Мухинского училища) и до Летнего сада рукой подать, да и метро Чернышевская -- всего в пяти минутах ходьбы.
       
        В конце 70-х мой хозяин, молодой шалопай и повеса с чертами самовлюблённости, учился в “универе”. Его мать и сестра
в один год, как сговорились, выскочили замуж и покинули жилое помещение. После чего Данилка вместе со своим дружком, художником Бородиным, живущим на соседнем Гродненском переулке, за пару дней соорудил второй этаж в комнате
с высокими лепными потолками, другими словами, антресоль, то есть меня.
    
        Обстановка в комнате хозяина полностью соответствовала его вкусам: в углу стоял платяной шкаф, у стены -- письменный стол с пищущей машинкой «Ундервуд», а над ним –- три полки с книгами; вдоль самой длинной стены тянулась высокая встроенная стенка под цвет морёного дуба с телевизором и магнитофоном. Также в стенке имелась ниша для статуэтки Венеры Милосской с розовой подсветкой, но, когда хозяин был зол на женщин, подсветка менялась на ядовито-зелёную.
        Напротив стенки находились старенький раздвижной плюшевый диванчик, журнальный столик и парочка мягких кресел.
В комнате также  был установлен спаренный телефон, подключённый через блокиратор к аппарату в коридоре.
      
        Слева от входной двери виднелась деревянная лестница, ведущая на антресоль. Под потолком в центре комнаты висел китайский фонарик. Должна заметить, что почти всё здесь сделано руками Данилки.      
        В дневное время комната выглядела немного мрачновато из-за построек, зато вечером, когда тут собиралась молодёжь и загорались маленькие красные лампочки вдоль стен, в мягкой полутьме становилось очень уютно.
 
        Сначала у меня лежал простой двуспальный матрас, потом на нём появилась шкура белого медведя, привезённая братом хозяина с арктической зимовки. Однако она быстро пачкалась и оказалась непрактичной.
       
        Однажды хозяин услышал фразу «Любите баб на свежем сене» (писал поэт Сергей Есенин) и загорелся этой идеей. Он сходил в Таврический сад по весне, принёс два мешка свежескошенной травы и набил ею наматрасник. Запах в комнате стоял умопомрачительный. Во всяком случае, девицы, заходившие в комнату, этот запах чувствовали сразу и не нуждались
в уговорах -- они сами изъявляли желание подняться ко мне в гости. Конечно, можно было, при желании, расположиться и на плюшевом диванчике, но нежные создания предпочитали сеновал, возможно, потому, что от него веяло романтикой.
        А побывав в моей скромной обители, они обычно спускались с неё уже в умиротворённом состоянии.
Возможно, на них влияли гены их бабушек, у которых тайные свидания происходили именно на сеновале.       
        И ещё. Прошу не считать меня недалёкой необразованной дамочкой с деревянной душонкой. Я постоянно вместе с моим хозяином смотрю телек и видик, так что в курсе всего того, что волнует людей.

        Рядом с моим матрасом стояла тумбочка со вторым портативным магнитофоном, а на одной из стен, обитой синим ситцем, висело большое овальное зеркало. Имелись также углублённые в стену светильники, подключённые к цветомузыкальной приставке.
Причём красный цвет соответствовал нижним частотам звукового диапазона, зелёный — средним, синий — верхним. Отмечу, что летом у меня душно, тёплый воздух скапливается под потолком, приходится пользоваться вентилятором. Ну и обувь, естественно, необходимо снимать внизу, о чём напоминала картинка с перечёркнутым чёрным башмаком перед лестницей.
      
        Любвеобильный Данилка считал себя платоническим донжуаном. Конечно, никакого альтруизма по отношению
к женщинам он не испытывал. Однако, в отличие от многих мужчин, он не стремился сразу затащить девицу в постель.
Он считал, что если завладеть женской душой, то её тело никуда не денется, а само приплывёт в руки победителя.
        Честно признаюсь, хозяин не соответствовал моему идеалу: он слишком сентиментален, слишком утончён в обращении
с женским полом. Мне больше нравятся брутальные мужики, которые сразу берут быка за рога.
        Одна искательница приключений, побывав в наших апартаментах, как-то призналась, что у неё возникло ощущение, будто она пребывала в средневековом будуаре. Данилке же больше нравилось слово «чердак». А один из поэтов, не раз забегавший
к нам на огонёк со своей подружкой, даже стишок сочинил:

                «Возможно, я большой чудак,
                Но обожаю ваш чердак!
                Где поцелуи твои были
                Хмельней наливки золотой.

                Где мы так сладостно любили
                Под музыку во тьме ночной.
                Чердак, таинственно зовущий,
                Хранящий жар двух наших тел,
                Чердак – тоскующий, влекущий…
                Я там всегда тебя хотел».

http://proza.ru/2025/04/18/140