Роман Мастера как сновидение

        Из цикла "Записки о "Мастере и Маргарите".
        Это текст является продолжением публикации "Критики Канта в романе "Мастер и Маргарита". Но может рассматриваться и как самостоятельный. 

         Любой более-менее внимательный читатель «Мастера и Маргариты» не может не заметить, что ершалаимские главы  выделяются из всего текста романа особой стилистикой. Как я уже когда-то писала, как будто перед читателем распахивается занавес и начинается действо. Можно сказать, что ершалаимские главы имеют выраженный театральный характер. Михаил Афанасьевич – писал пьесы, работал в театре, хорошо знал законы театральности. Однако, думается, не одним театральным опытом писателя объясняется специфика ершалаимских глав «Мастера и Маргариты».
     Эти главы представляют собой роман о Пилате, который пишет Мастер. И, как тоже уже не раз приходилось говорить, «Мастер и Маргарита» -  не только роман в романе. Это ещё и роман о романе. Отсюда  - поразительная цельность «Мастера и Маргариты», созданная достигнутым писателем единством  содержания и формы  (структуры) романа. А раз так,  то, само собой разумеется, что это - роман о литературном творчестве как разновидности искусства, о понимании искусства самим Михаилом Афанасьевичем. Это своё понимание он и выражает, прежде всего, посредством придания «театральности» ершалаимским главам.
     Речь идёт об особо выраженной визуальности, эффекте наглядности, чуть не чувственной осязаемости (прикосновения взглядом) того, о чём он читает . Читатель ощущает происходящее в романе Мастера как видимое, зримое непосредственно им самим, и ощущает он это с той же отчётливостью восприятия, которая присуща нашим сновидениям. Ведь последовательность образов, мыслей, эмоций и ощущений, включающая помимо визуальных, слуховые, тактильные, вкусовые и обонятельные имитирует в сознании спящего человека состояние бодрствования. (1)
    А теперь вспомним реакцию Ивана после того, как Воланд закончил свой рассказ о том, что происходило на балконе у Пилата (допрос Иеуша) две тысячи лет назад и чему она сам был свидетелем. Рассказ, который с точностью совпадая с тем, что было написано  Мастером, воспроизводит первую часть его романа о Пилате.
«Поэт провёл рукой  лицу, как человеку, только что очнувшийся».      
«Как же это я не заметил, что он успел сплести целый рассказ?.. – подумал Бездомный в изумлении, - ведь вот уже и вечер! А, может, это и не он рассказывал, а просто я заснул и всё это мне приснилось?
     Но надо полагать, что всё-таки рассказывал профессор, иначе придётся допустить, что тоже самое приснилось Берлиозу, потому что тот…»    
     Таким образом, роман Мастера о Пилате в той его части, которая является рассказом Воланда, сравнивается Булгаковым со сновидением.
     А содержание второй части уже прямо совпадает со сном Ивана, который он видит в клинике Стравинского. После приёма успокоительного (или укола) поэт забывается сном, и на рассвете пятницы ему снится казнь Иешуа.  Впоследствии тот же самый сон о казни Иешуа будет мучить Ивана каждое весеннее полнолуние.
     Значит, и вторая часть романа Мастера  сравнивается Булгаковым -  вплоть до прямого отождествления, со сновидением.      
     Наконец, третья часть романа Мастера (о событиях, последовавших за казнью Иешуа) «подаётся» Булгаковым как прочитанное Маргаритой (после бала у Воланда, всё в ту же ночь с пятницы на субботу). На первый взгляд, здесь нет никакой связи со сновидением. Разве что Булгаков обращает внимание читателя, что  Маргарита дочитывал последние главы романа, пока Мастер спал (2). Эта деталь случайна? нет, конечно. Между спящим Мастером и бодрствующей над рукописью Маргаритой есть связь как между именно писателем и читателем.       
     А есть и ещё одна интересная деталь: Маргарита читает, сидя за столом, покрытым бархатной скатертью, под лампой с абажуром, возле которой стояла вазочка с ландышами». Бархатная скатерть – символ домашнего уюта. Лампа с абажуром  – излюбленная писателем деталь, проходящая через многие его произведения, символ, расширяющий представление о домашнем уюте на область литературы (чтения и писательской деятельности). А для чего здесь вазочка с ландышами? Не потому ли, что запах ландышей, успокаивая сердечный ритм и нервную систему, действует как успокоительное как средство против расстройства нервной системы и бессонницы? Но в том-то и дело,  Маргарита не спит.  Значит, её ночное чтение подобно погружению в сон, оно – замена сна. Отсюда – и яркость впечатлений, от которых она не может отделаться, даже после прочтения также, как человек долго не может забыть образы поразившего его сна.
    «… и эти идолы, ах, золотые идолы. Они почему-то мне все время не дают покоя»

                .......

       Роман Мастера, т.е. художественное произведение, отождествляется Булгаковым со сновидением, грёзой. Отсюда и явная театральная декоративность, даже ирреальность Ершалаима, диалогов, событий, происходящих в нём.
      Присмотримся внимательнее, какое впечатление производит роман Мастера на тех, кто так или иначе с ним ознакомился. Конечно, в первую очередь это Иван и Маргарита. Именно эти персонажи переживают «сновидческий сеанс» погружения в атмосферу  романа с наибольшей степенью восприимчивости, поддаются его гипнотическому воздействию, его колдовским чарам или  … «волшебной силе искусства» (название некогда популярного телефильма с участием Аркадия Райкина). Они как в сон проваливаются в иную (романную) реальность.
       Читатель «Мастера и Маргариты» «видит» ершалаимские сцены их глазами, воспринимает образы, созданные Мастером, назад через посредство их восприятия. Для чего этот приём понадобился Булгакову? С какой целью писатель прибегает к нему? Для того, чтобы передать представление, что писатель и читатель в «Мастере и Маргарите» являются «героями-сновидцами», «авторами создаваемой в процессе письма/чтения реальности» (Е.А.Иваньшина).
     У такого представления есть и ещё один аспект, который Булгаков также затрагивает в своём романе. Далеко не каждый читатель способен стать соавтором писателя.  Для этого тоже нужен талант. Восприятие Мастера и Маргариты, их восприимчивость соразмерны творческой силе Мастера. В своём восприятия они столь же талантливы (если не гениальны), как и Мастер. Его творческое воображение пробуждает их воображение, которое включается в работу.  Без соучастия-подключения их воображения в создании ершалаимской реальности не могла бы быть достигнута та степень визуализации, зримости, наглядности, «эффект присутствия», которые отличают роман Мастера.
     Но и это ещё не всё. Мало того, что восприятие романа  производит на Ивана и Маргариту столь сильное впечатление, что оно не рассеивается, оно ещё и тянет за собой «шлейф» судьбоносных событий, происходящих с ними. Роман вторгается в их жизни, причём, самым жёстким образом.
     Прослушав рассказ Воланда (словно из радиоприёмника, который в то время был главным ретранслятором культуры – мастера устного слова часто по радио читали художественные произведения), Иван настолько поражён услышанным, что становится буквально одержимым Пилатом.  Я писала, что встреча с Воландом запустила процесс преображения Ивана, в результате которого он сам, в конечном итоге, станет писателем-мастером. (3) Теперь к этому нужно добавить уточняющую деталь. Деталь, имеющую самое принципиальное значение.   
     Точкой отсчёта в преображении Ивана является рассказ Воланда о Пилате и Иешуа, погрузивший его в «сновидение». Именно этим погружением сознание Ивана подготавливается  к контакту с «необыкновенными явлениями», обостряя восприимчивость сознания, настраивая его на определённый лад. Не услышь Иван рассказ Воланда, он, скорее всего, отреагировал бы иначе на гибель Берлиоза (найдя ей рационалистическое объяснение), не погнался бы за иностранным консультантом и его спутниками, не оказался бы в психиатрической клинике и не познакомился бы там с Мастером…  А после знакомства с Мастером и сна, в котором ему привиделась казнь Иеуша, Иван оказывается уже окончательно и бесповоротно приговорённым к роману о Пилате в качестве  ученика Мастера и продолжателя его дела. Роман Мастера потрясает основы сознания Ивана и кардинальным образом преображает его (сознание). Его жизнь изменяется, и хотя она течёт всё равно в рациональном русле, периоды обострения «болезни» в период весеннего полнолуния являются залогом того, что Иван повторит судьбу своего учителя, и из учёного-рационалиста превратится в писателя-творца.      
      А что Маргарита, каково воздействие романа на неё? Маргарита сразу же осознаёт свою нерасторжимую связь с романом.  Она признаётся Мастеру,  что «в этом романе –  её жизнь». Не слишком ли Маргарита претенциозна? С какой стати? Роман не о ней. Она даже не Муза, вдохновившая Мастера, - он прекрасно обходился без неё, когда засел за роман в подвальчике. Тогда не склонность ли это к преувеличению экзальтированной, избалованной и к тому же тщеславной дамочки, вознамерившейся «въехать в историю» на Мастере? Ведьма, она и есть ведьма! (4)-))) Я тут в связи Идой Ворс писала о кумире своего времени - итальянском писателе и авантюристе Габриэле Д’Аннунцио, который именно в такого рода тщеславии видел уязвимое место женщин и, умело играя на нём, покорял их сердца.

                .....               
               
       Маргарита, конечно, не лишена тщеславия. Желая славы для Мастера,  подгоняя его, она, скорее всего, надеялась разделить эту славу с ним, хотя бы отчасти, - куда ж ты денешься от человеческого, «слишком человеческого» (как сказал бы Ницше), которое примешивается к нашим самым чистым желаниям и самым высоким порывам! Однако всё же не мелочное женское тщеславие двигало Маргаритой в первую очередь.
    «В этом романе  её  (Маргариты –Е.К.) жизнь». Как это понимать? Не в любви к Мастеру – хотя ради его спасения она пойдёт на всё, - а в романе.  Маргарита влюблена в роман Мастера не меньше, чем в него самого.
     Буквально через несколько строк - в  них рассказывается об окончании работы Мастера над романом (потом выясняется, что он всё-таки не совсем был закончен), в булгаковском тексте появляются такие фразы:
    «И, наконец, настал час, когда пришлось покинуть тайный приют  и выйти в жизнь.
     И я вышел в жизнь…»
     Таким образом, слово «жизнь» применительно к ситуации Мастера появляется тут же после того, как было сказано, что в романе Мастера заключена жизнь Маргариты.  И оно автором акцентируется - читателю настойчиво предлагается остановить на нём своё внимание как на смыслонагруженном, т.е. как на понятии.      
      Здесь у Булгакова понятие «жизнь» явно противопоставляется понятию «приют». Подвальчик стал для Мастера «тайным приютом» - местом, где он мог свободно творить.
     Мастер уходит от жизни, бежит от неё в творчество (точно также, как по Луначарскому бежал от жизни Шиллер). Мастер чужд жизни – во всяком случае, окружающей его жизни.  Он отстраняется от неё, уходя в «иной мир», создаваемый его воображением. А подвергнутый литературной травле, он уже не только чуждается жизни, а боится её, испытывает перед ней страх, чувство бессилия и, вынужденно покидая  подвальчик, находит новое убежище, новый спасительный приют - приют для душевнобольных, клинику Стравинского. Его душевная болезнь – страх жизни, недостаток жизненной энергии, делающий его неспособным к борьбе против негативных проявлений реальности.
     Маргарита же, выталкивая Мастера «в жизнь», не думает о последствиях, потому что не боится жизни. Она сама – олицетворение жизни, жажды жизни. Но жизни, наполненной смыслом.  Смысл, цель – это именно то, чего ей не хватает, без чего её жизнь «пуста». (Упомянутый Габриэле Д’Аннунцио понимал именно так, а не тривиально, устремления женщин, за что они и отвечали ему любовью).   
    Жизнь и для Маргариты – нечто отличное от процесса творчества, будь то активное творчество (написание художественного произведения) или пассивное (его прочтение). Отличное, но не противоположное.
     Она хочет, чтобы роман Мастера увидел свет, чтобы его прочитали. Ради славы Мастеру,  более, чем заслуженной, с её точки зрения? Не только. Ради того, чтобы роман обрёл жизнь  в сознании читателей. Роман должен зажить отдельной от автора жизнью, найти среди людей  с в о и х  читателей,  чьё сознание было бы также захвачено им, как и сознание Маргариты и Ивана. А такого рода захваченность – залог преображения сознания, а, следовательно, и жизни в целом.
     Мы знаем, что Михаил Афанасьевич был противником социальной революции, что революции он предпочитал эволюцию. Но условием такой эволюции могла быть только нравственная революция (переворот) в сознании людей – пусть сначала немногих. Нравственная революция, свершающаяся под воздействием искусства, прежде всего, литературного творчества, слова. И не просто слова, а такого, которое может в современном обществе исполнять функцию сродни религиозной.  Что, естественно, накладывает на авторов художественных произведений огромную ответственность. Булгаков – сторонник нравственной революции в сознании, совершающейся посредством искусства. И с этой точки зрения он, конечно, – последователь Канта и в особенности Шиллера, чьи взгляды так доходчиво изложил Луначарский (см. об этом: Критики Канта в романе "Мастер и Маргарита")   
     Но вернёмся к Маргарите, чья жизнь - в романе Мастера.
            
                .......
               
       Маргарита не только первая читательница романа Мастера. Она ещё и идеальная читательница, обладающая, как и Иван, идеальной восприимчивостью. И, как и Иван, она попадает «в резонанс» с порождающим видения творческим воображением Мастера, которые она и воспроизводит уже силой собственного воображения.
       Как уже говорилось, смыслом жизни для Маргариты становится донести роман до читателей, дать ему отдельную, уже независимую от автора, самостоятельную жизнь. Испытавшая на себе силу воздействия романа, Маргарита уверена, что он возымеет аналогичное воздействие на других, что он станет читаемым и тем самым обретёт своего рода бессмертие, вечную жизнь.
      Когда Воланд возвращает роман Мастера целым и невредимым («рукописи не горят»), Маргарита не может налюбоваться вновь обретённой рукописью, гладит её, «как  гладят любимую кошку», целует тетради….(Можно добавить(как целуют любимых или детей )? Вместе с романом к ней возвращается смысл жизни, и теперь ей  «не придётся идти топиться». (Интересно, а если бы Воланд не вернул Маргарите Мастера, а  вернул только роман, этого было бы достаточно, чтобы она отказалась от намерения топиться и вновь обрела смысл жизни? Думаю, да. Но Мастер и Маргарита – идеальные любовники, следовательно, они должны умереть в один день).
     Также как и Ивана, чтение романа Мастера подготавливает Маргариту к соприкосновению с иной реальностью.  Оно обостряет её восприятие, настраивает на иной «диапазон», и она обретает способность воспринимать то, что остаётся невидимым для большинства людей – иную реальность или, точнее,  иной срез реальности, её сущностную сторону.   
    Обретение предельной восприимчивости, которое происходит благодаря роману, является необходимой предпосылкой трансформации, преображения булгаковских героев. Иван отказывается от своего поэтического прошлого и становится на путь, который должен привести его к настоящему писательству, чтобы он мог закончить роман Мастера. Маргарита становится ведьмой и королевой бала, которым «правит Сатана».
    Но что на самом деле представляет собой эта трансформация? Метаморфозу, изменение сущности Ивана и Маргариты? Нет, наоборот, - в процессе трансформации выявляется их истинная сущность, до того подавленная. Они становятся самими собой, обретая свою сущность.
    В Иване высвобождается (пусть пока ещё временно) сокрытая в нём живая  творческая сила, которую пытался перехватить и подавить Берлиоз. А ведьминское начало в Маргарите подчёркивается ещё до того, как она заключила договор с дьяволом.  («Что нужно было этой женщине, в глазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек, что нужно было этой чуть косящей на один глаз ведьме?»).
     Не вдаваясь сейчас в подробности характеристики Маргариты как ведьмы, скажу только, что ведьминское начало в булгаковской Маргарите есть жизненно-энергийное начало. Оно-то и делает её королевой бала у  Воланда, который  выступает в роли защитника жизни перед лицом сухого мертвящего рационализма.   
      Именно потому, что Иван и Маргарита сохранили в себе живую человеческую сущность, они  сохранили и живую человеческую восприимчивость, позволившую им на уровне восприятия стать соавторами романа Мастера. А роман, в свою очередь, оказал обратное усиливающее воздействие на их восприимчивость. Со всеми вытекающими отсюда последствиями.   
               
                .......         

      Итак, «сновидческий» (и как следствие преобразующий личность) характер восприятия романа Мастера Иваном и Маргаритой объясняется тем, что они оба сохранили в себе живое человеческое восприятие. Здесь акцент - на слове «живое», что значит не подавленное сухой мёртвой рассудочностью.
     Предельная степень впечатлительности и восприимчивости Ивана и Маргариты в отношении романа Мастера контрастирует с тем, какую реакцию этот роман вызвал в «мире литературы».   
     Главным представителем «мира литературы», противостоящем Мастеру, является, конечно, Берлиоз.
     Поддался ли председатель МАССОЛИТа чарам рассказа Воланда о том, что произошло на балконе у Пилата? Если и поддался, то он очень быстро от них оправился - его сознание сразу же вернулось в привычное, сугубо рациональное русло. И чем  сильнее было впечатление от романа, тем соответственно сильнее было сознательное, рациональное противодействие ему со стороны Берлиоза. Тем настойчивее Председатель МАССОЛИТа пытался доказать (себе самому, в первую очередь) что всё услышанное от Воланда – выдумка или плод больного воображения.
     Берлиоз «включает» всю свою интеллектуальную критичность, заявляя иностранцу, что его рассказ не совпадает с евангельскими и, главное - также как евангельские рассказы, не может быть подтверждён достоверными свидетельствами. Но, прежде всего, подозрение Берлиоза вызывает личность самого рассказчика, и он пытается её себе «разъяснить» (выражаясь словами Ивана),  «внимательно всматриваясь» в лицо иностранца.
    Когда Мастер войдёт в «мир литературы», то больше всего его поразит как раз то, что редактор, которому он принес свой роман, будет не столько говорить о самом романе, сколько интересовался личностью самого Мастера, и,  в конечном итоге, задаст «идиотский» вопрос, кто надоумил Мастера писать на тему Пилата.
    Берлиоз – умный, образованный человек и подобно Луначарскому, конечно, не лишённый ни вкуса, ни восприимчивости к искусству.  Чисто художественные достоинства романа он оценил высоко. Об этом мы можем судить по следующему.
    Когда Берлиоз «выкатывает» аргумент, что нет никаких подтверждений тому, что всё было именно так, как рассказал Воланд, он ведь косвенным образом признаёт, что рассказанное (написанное Мастером) предстаёт как живая захватывающая реальность. Может ли быть выше оценка для художественного произведения?
    И хотя восприятие Берлиоза, в конечном итоге, подчинено заданным рациональным идеологическим схемам, он как начитанный, подкованный в своей области интеллигент высказывается  по существу самого романа – по его содержанию. Чего не скажешь о подчинённых Берлиоза – редакторах и критиках.
       Те вообще не только не способны ничего воспринимать «от себя», от своей живой личности, но даже не могут дать критический разбор содержания романа, - с точзки зрения достоверности описанных в нём событий и характеров, как это делает Берлиоз. Их оценка романа полностью сводится к оценке личности автора, выбравшего идейно вредную тему. В ход идут идеологические клише и навешивание ярлыков – «богомаз», «воинствующий старообрядец», протаскивающий в советскую литературу апологию Христа и пилатчину. Здесь всё совершенно мертво.
   «Мир литературы» - вот настоящий мир мертвечины, мир живых мертвецов, косящих глазами от вранья, подхихикивающих (как один из редакторов, к которым обратился Мастер), умертвляющих своей убийственной критикой всё живое вокруг. Литературные деятели имитируют жизнь, и самое ужасное, что такой мир теперь и есть жизнь (искусства).  Неудивительно, что Мастер «вышел в жизнь» и утратил желание творить, а, следовательно, и жить.
 
                .......

    «Сновидцам» - Мастеру, Маргарите и Ивану, противостоит «мир литературы», совершенно чуждый «сновидениям», а тем самым и высокому предназначению искусства, его таинственной, мистической сущности.
      И если Берлиоз, сам ещё , как представитель дореволюционной интеллигенции, (ему, судя по описанию, от 40 до 50 лет) не потерял окончательно чувствительности к настоящему искусству, то под его идейным (узкорационалистическим) руководством подвластный ему «мир литературы» превращается в свою противоположность – мир, в котором для настоящей литературы места нет и не может быть. В нём царит - не дух творчества, а бдительность и страх недобдеть - пропустить  произведение неблагонадёжного автора.
     На одном полюсе – творчество, понимаемое как тождественное жизни, самой сущности жизни. На другом -  антижизнь, вампирски высасывающая кровь из подлинной жизни.
     В «Мастере и Маргарите» есть сон, имеющий непосредственное отношение  к волшебной силе искусства. Это, конечно, сон Никанора Ивановича.
     Как и Иван, управдом Босой видит сон, оказавшись в клинике Стравинского, после того, как побывал «в другом месте» (на допросе в соответствующих органах). Содержанием его сна является то, как взятые под арест нэпманы и прочие классовочуждые элементы, отказавшиеся добровольно сдать государству валюту и драгоценности, подвергаются прямой «обработке» Пушкиным, и некоторые из них–таки сдаются - сдают валюту (5).
     Конечно, сон Босого – сатира, содержащая  изрядную долю иронии в отношении утилитарного использования Пушкина, подчинения его творчества целям и задачам советской власти. Это также критика упрощённого понимания, как действует искусство на сознание людей. Однако великий русский национальный гений для Булгакова – олицетворение искусства (литературы), его облагораживающего влияние. Пушкинское слово обладает настолько мощной силой, что оно пробивается и через "подачу" его в суженной интерпретации, оказывая воздействие даже на таких типов, как Босой.   
     Попавшийся на взятке (да ещё и в валюте) управдом видит такой сон, потому что он неоднократно слышал по радио все те постановки по пушкинским произведениям, которыми в его сне «обрабатывали» валютчиков. Хотя особо не прислушивался - что называется, пропускал мимо ушей. Зато теперь, после испытанного потрясения, Пушкин «сработал» - Босой впадает в сновидение, в котором в нём зашевелилось хоть что-то человеческое.   

Я говорила, что знакомство с романом Маргариты и Ивана перестраивает их  восприятие-сознание, подготавливая его на «приём» мистической «волны». Однако в случае с Никанором Ивановичем Босым дело обстоит несколько иначе. Он – человек с  настолько косным, заскорузлым сознанием, что искусством, даже Пушкиным, его «не проймёшь».
      Никанор Иванович – одна из романных «мёртвых душ». Чтобы в этой мертвой душе (сознании) возникло хоть какое-то оживление, чтобы она обрела хоть какую-то восприимчивость к чему-то нематериальному, ей необходимо потрясение. Потрясение, происходящее под влиянием внешнего события. На материальное можно воздействовать только материальным образом, а душа Никанора Ивановича материальна до самой грубой вещественности.
      После невероятного обращения червонцев, полученных в качестве взятки, в  доллары и беседы в соответствующем учреждении, управдом была настолько потрясен, что вспомнил о боге – начал молиться, и даже обрёл восприимчивость к Пушкину (пусть и очень слабенькую) – увидел сон о сдаче валюты под влиянием Пушкина.         
     Впрочем, и в истории преображения Ивана немалую роль сыграло внешнее потрясение от встречи с Воландом, закончившейся гибелью Берлиоза. Оно укрепляет и закрепляет то впечатление, которое Иван испытал от рассказа Мастера (первой части романа Мастера). В противном случае, это впечатление могло бы и рассеяться и не оказать преображающего воздействия. Также, как и у Никанора Ивановича, первой реакцией Ивана было «ухватиться» за обрядовую религию. Но, в конечном итоге, после общения с Мастером живое восприятие Ивана обострилось до такой степени, что он стал способен видеть мистические, творческие, сны. Нелепая религиозность Ивана, точнее, псевдорелигиозность, - избавиться от неё помог Стравинский, заменилась способностью к творчеству.      
     Обратим внимание на этот момент -  на связь темы творчества (литературного) и темы религии. В чём именно заключается эта связь, какова здесь суть дела,  поможет объяснить ещё один сон из «Мастера и Маргариты» – сон Пилата.
     Сон Пилата – важнейший момент в истории угрызений совести, которые испытывает прокуратор. Он - свидетельство той трансформации, которая происходит в Пилате, свидетельство перестройки сознания римлянина в сознание христианина. Эта перестройка происходит под влиянием Иешуа, его слов и его личности (они совпадают).
       Я сейчас не буду поднимать вопрос, является ли булгаковский Иеуша Га-Ноцри Иисусом Христом, то есть Сыном Божиим, Богочеловеком - критики романа Мастера не сомневались в этом, заклеймив Мастера как апологета Иисуса Христа. Или Булгаков вслед за Львом Николаевичем Толстым отрицал божественную природу Христа, видя в нём только человека – морального учителя, вычитав это из Иммануила Канта, верно или неверно - тоже вопрос (6).
      Как бы там ни было, сюжет, который составляет содержание ершалаимских глав, - евангельский (хоть и не совпадающий с каноническими евангельскими рассказами), т.е. религиозный, и личность Иеуша, так или иначе, отсылает к вере в Бога. Поэтому можно утверждать, что преображение Пилата (а видение сна, повторюсь - доказательство такого преображения) происходит под влиянием  религии (христианства), имеет религиозный характер.      

                Продолжение следует.

   
1.Более того, часто сновидения носят осознанный характер, когда человек понимает, что видит сон, он может управлять происходящим, менять сюжет или даже выполнять «невозможные» вещи, которые в реальной жизни не доступны.
2«В соседней маленькой комнате на диване, укрытый больничным халатом, лежал в глубоком сне мастер. Его ровное дыхание было беззвучно» (конце 25 главы). «- Ты знаешь, - говорила Маргарита, - как раз когда ты заснул вчера ночью, я читала про тьму, которая пришла со Средиземного моря…».
3. Елена Котелевская. Преображение Ивана. http://proza.ru/2024/09/13/959
4. "С нелёгкой руки" А.Кураева стало принято трактовать образ Маргариты в самом чёрном свете.
5.См. об этом: Елена Котелевская. Сдавайте валюту! Или о пользе Пушкина. http://proza.ru/2021/06/28/694
6. Сейчас стало принято уже  «клемить» самого Булгакова за отрицание божественности Иисуса Христа в образе Иешуа. На писателя обрушилась волна негодования. При этом современные критики и ниспровергатели Булгакова почему-то умалчивают (, что этим грехом страдал Толстой. (Не знают, забыли или на такого титана русской литературы не осмеливаются замахиваться). Тем более, что с образом Иеуша далеко не всё так уж очевидно.