Почему Мастер трижды романтический

      Попытки расшифровать этого определение («трижды романтический»), которое даёт Воланд Мастеру в конце романа, предпринимались неоднократно.  Внесу-ка и я свою лепту в это дело.
      Может, оно призвано подчернуть высокую степень мечтательности, оторванности Мастера от жизни? Говорят ешё, что, мол, Воланд иронизирует над наивностью Мастера, не столько восхищаясь им, сколько сожалея о его неспособности адаптироваться к реальности такой, какова она есть, чуть ли не презирая его. Поэтому-то и называет его «трижды романтическим» - уж слишком романтическим.
     Действительно, стиль, в котором Воланд обычно высказывается в романе, является по преимуществу ироническим.  На то он и Сатана. Однако такая точка зрения на его отношение к Мастеру, попросту перечёркивает булгаковский роман в его главном замысле.  Если всё «предприятие», по мнению Воланда, изначально обречено на провал,  - нет ни малейшего шанса на то, чтобы роман что-то изменил в мире, с какой стати тогда «князю тьмы» печься о Мастере и его романе, совершенно непонятно.   
     Человеку мало-мальски знакомому с историей оккультизма, определение «трижды романтический» напоминает то, как величают главную фигуру герметической традиции, чрезвычайно почитаемого в 15-16-м вв. автора трактатов о магии, астрологии, алхимии и медицине, - Гермес Трисмегист, что значит Гермес Трижды Величайший. В этом наименовании «трижды» имеет определённое точное значение. Гермеса почитали как философа, царя и мага.  Думаю, что и Мастер – трижды романтический в таком же точном значении: трижды значит в трёх смыслах.    
      Все интерпретаторы-«дешифровщики» сходятся в том, что Мастер – «романтический», потому что его отношения с Маргаритой носят романтический характер. Как бы ни старались новоявленные ниспровергатели Булгакова очернить образ Маргариты, роман главных героев Булгакова, конечно, выходит за пределы обыкновенного адюльтера.
     Их любовь действительно имеет все признаки романтической любви. Она захватывает героев неожиданно, с первого взгляда и полностью. Она самопожертвенна с обеих сторон. Она судьбоносна и убийственна – Мастер и Маргарита, как и положено, героям-любовникам умирают практически одновременно. И в то же время она побеждает смерть, даруя героям бессмертие, вечную жизнь и сама превращающаяся в вечную любовь.
      Это свойство любви Мастера и Маргариты – побеждать смерть, переходя её границы в «мир иной», придаёт романтическому характеру отношений героев особый оттенок или особый поворот.  Чо это за поворот, станет окончательно ясно после того, как мы разберёмся, почему ещё Мастер является романтическим.   
     А ещё или даже, прежде всего, определение «романтический» применительно к Мастеру выводят из того, что он, Мастер, – автор романа. Причём, романа, написанного не из конъюнктурных соображений, а, наоборот, - в явном противоречии с этими соображениями, что называется «по зову души». 
     Однако этого недостаточно для того, чтобы именоваться романтическим Мастером. Тогда объяснение следует искать в содержании романа Мастера.  Но и то, о чём пишет Мастер, не укладывается в обычное представление о романтизме.
       В обычное – действительно не укладывается. Зато вполне укладывается в  необычное  - в  то, какое мы находим у философа Н.А.Бердяева.
               
               .......

      Булгаковский Мастер – романтический не потому, что он – представитель романтического направления в литературе, что он - романтик в специфически-литературном, узком смысле этого понятия.  И даже не потому,  что он пишет роман на религиозную, возвышенную тему, осознанно входя в прямое противоречие с окружающей его реальностью и, значит,  являясь романтиком в каком-то уже, напротив, очень широком смысле.
      Как творец, как автор романа Мастер – романтик в совершенно конкретном, точно определённом философом Н.А.Бердевым, понятии христианского романтизма. (см. об этом: Елена Котелевская. Н.А.Бердяев о христианском романтизме, http://proza.ru/2025/08/03/1298).
     У Бердяева романтизм – это порождение христианства, то, что привнесло христианство в художественное творчество. Романтическая устремлённость к трансцендентном («миру иному») - это сама сущность христианства, как она выражается в художественном творчестве. Печать романтизма с присущим  ему пониманием несовершенства этого мира как «падшего» и нуждающегося в искуплении лежит на всех художественных проявлениях христианской эпохи, независимо от принадлежности художественного творчества к тому или иному направлению, а само понятие христианского романтизма соответственно включает в себя все возможные смысловые аспекты и оттенки романтизма.
     Но чем примечательно творчество булгаковского Мастера, так это тем, что в нём сущность христианского романтизма выражается с максимальной полнотой и точностью, то есть с  такой степенью полноты и точности, когда  сущность совпадает с выражением – и по содержанию, и по форме. Роман Мастера – идеал христианско-романтического художественного творчества. Христиански- романтический шедевр.   
    В самом деле, чем создан образ  жесткого пятого прокуратору Иудеи как не страстной жаждой искупления им своего греха, его подавленностью грехом  - причём,  в самом прямом смысле? А эта жажда – она ведь оборотная сторона тоски, охватившей Пилата, - тоски  по «миру иному», в котором не было казни Иешуа, и в котором он, Пилат, мог бы продолжить беседу с «философом»? Уверенное в себе «классическое здоровье» истинного римлянина, уже до того подточенное болезнью (мигренью) после разговора с Иешуа, окончательно сменяется болезненной, душевной, «лунной» тоской.
     Тоска исходит от лунного образа Иешуа, трансцендентного, воплощающего запредельную («неземную») душевно-духовную красоту, к которой и устремлена душа Пилата. И в этой своей грани - когда Луна светит голубым светом (см. об этом: Елена Котелевская. Гефсиманский сад. Н.Ге и М.Булгаков. http://proza.ru/2023/05/31/1116.), она сама  – христиански-романтический персонаж.   
     Мастер заканчивает свой роман на том моменте, как Пилат, сидя в прокураторском кресле на балконе дворца (дворца царя Ирода), встретил рассвет пятнадцатого нисана – следующего после казни Иешуа дня.
     В полном соответствии с бердяевской трактовкой христианского романтизма роман Мастера обладает романтической незавершённостью, которая сама по себе является указанием на то, что законченность, завершённость возможна только в «ином», неземном мире.
     И только потом, после своей смерти, уже в потусторонней реальности Мастер, увидев  созданного им героя на вершине скалы, «прикованным» сознанием греха и муками совести  к своему прокураторскому креслу,  заканчивает роман одной фразой: «Свободен! Свободен! Он ждёт тебя!»   
               

                .......
     Под стать своему роману как идеальному образцу христианского романтизма сам Мастер и его судьба.
      Роман становится его личной Голгофой. А как иначе? Ведь мало того, что Мастер вздумал писать на запрещённую религиозную тему. Он ещё в свой «жестокий век», когда шла ожесточённая революционно-классовая и антирелигиозная борьба,  в образе Иешуа «восславил свободу»  - высшую свободу, свободу духа, и «милость к падшим призывал» - взывал к милосердию, к человечности.  (Без Пушкина при интерпретации «Мастера и Маргариты» никуда!).
      Однако и это не всё. Мастер осмелился на настоящее «творческое дерзновение», отступив при изложении истории Христа от канонических Евангелий, предлагая иную, созданную его творческим воображением версию событий. Он - в высшей степени романтик, «чистый» романтик в бердяевском смысле, поскольку выходит в своём в творчестве за пределы канона, не подчиняясь ему всецело.   
     Мастер своим романом приносит искупительную жертву. И его жертва принята - роман прочитан Иеуша и, следует полагать, одобрен.
     При этом Мастер искупает романом не только грехи своего времени, не говоря, конечно, уже о личных грехах. Создав образ Пилата, открытого к проповеди Иеуша и мучимого угрызениями совести, добиваясь для своего героя прощения, Мастер искупает тем самым и грех ограниченности, присущий историческому христианству (линия Левия Матвея).
    Аскетическая тенденция в христианстве, созданная  «подавленностью грехом», входила в противоречие с христианским милосердием и человечностью. Более того, если следовать Бердяева, она противоречила сущности творчества как такового, его онтологической функции, «дерзновения» творить не продукт культуры, а саму реальность. И поэтому должна была быть, в конечном итоге, преодолена.
     Завершая роман, Мастер не воспроизводит, не отображает, а именно творит реальность. Но это происходит уже в иной, посмертной реальности. А это значит, что Мастер остался в пределах христиански-романтического понимания творчества.   
     Далее. Мастер – персонаж романтически-болезненный. Это очевидно. И  болезненность в нём чувствуется с самого начала, ещё до опубликования романа и последующей за этим травли. И тут мы переходит к ответу на вопрос, почему Мастер – романтический, в-третьих.
     Болезненность, или романтичность, проявляется в полной  отстранённости Мастера от обычной жизни. До появления Маргариты он живёт почти совершенным отшельником, сведя контакты с окружающим миром до минимума. Он бросает работу, уходит от жены, т.е. осознанно рвёт все социальные связи.  А до появления Алоизия Могарыча не поддерживает и никаких дружеских отношений.
     Его жизнь практически полностью подчинена написанию романа, сведена к процессу творчества. Но реальная окружающая жизнь при этом никуда не делась – она просто оставлена им за порогом его подвальчика. И рано или поздно она должна была вторгнуться в его личную жизнь, в подвальчик как пространство этой жизни.   
     В образе Мастера жизненная реальность и творчество противостоят один другому как противостоят «мир сей» и «мир иной». Мастер находится в романтическом противостоянии с реальностью, уходя от неё в творчество как в «мир иной», оставляя саму реальность за скобками своего существования.
      Мастер отстраняется не только от советской реальности 20-30х гг.  Он неплохо укрывался от неё и работая в историческом музее. Нет, здесь есть нечто большее, чем неприятие только советской жизни.
      В нём чувствуется то, что Бердяев не обнаруживал в Рафаэле, - способность к «универсальному восприятию вещей» и наличие «переходящей за грани мира тоски». Они-то и движут им и при написании романа, и вообще в избранном им образе жизни.

                .......

     Романтическая тоска, «переходящая за грань мира»,  – вот что влечёт Маргариту к Мастеру. Потому что она и сама испытывает аналогичное чувство, которое не даёт ей жить обычной, нормальной для большинства людей, жизнью. И Мастер, и Маргарита принадлежат «миру иному», в смысле такого рода принадлежности они – «иноки» «мира сего».
    С Мастером, выражаясь словами Бердяева, можно иметь «интимный роман».  Именно как с художником, как с автором. Ведь Маргарита – не обычная любовница, она – ещё, и читатель Мастера,, может быть, прежде всего, читатель Мастера.
     Любовный роман Мастера и Маргариты  – интимный роман читателя с автором как близких душ. Автор даёт читателю то, в чём тот больше всего нуждается, а читатель отвечает автору идеальной восприимчивостью, превращающей его в подлинного соавтора.  Художественное произведение, отрываясь от авторского сознания, обретает полноту жизни в сознании восприимчивого к нему читателя.   
       Конечно, главным, определяющим, что делает Мастера «романтическим», является его творчество, специфика написанного им романа.
      Обратим внимание - направляя любовников (вечных любовников) к их «вечному приюту», Воланд называет Мастера сначала просто «романтическим мастером». При этом он говорит: «Тот, кого так жаждал видеть выдуманный вами герой, которого вы сами только что отпустили, прочёл ваш роман».
      Эта фраза раскрывает смысл данного Воландом определения «романтический мастер». И касается она именно романа.  В его взаимодействии с реальностью – с  бытийственной, сущностной реальностью.
        Непереходимая в обычном мире грань между произведением как вымышленной реальностью, и невымышленной, настоящей реальностью в последней главе «Мастера и Маргариты» совершенно стирается. Творческий вымысел Мастера и реальность совмещаются. Художественное творчество приходит в прямое и непосредственное соприкосновение с бытием, творчество и бытие переходят одно в другое.
      Роман живёт уже в самом прямом смысле – романная реальность существует. Как особая пространственно-временная реальность, но реальность. И Мастер сам становится её частью, входя в пространственно-временное измерение своего же собственного романа. Он как автор теперь находится как не вне, а внутри своего романа, будучи одновременно и участником, и творцом романной реальности.
    Если раньше Мастер художественно воспроизводил события двухтысячелетней давности, то теперь, отпуская Пилата на свободу, он творит реальное событие.  Так в «Мастере и Маргарите» Булгаков реализовывает идею Бердяева об онтологическом предназначении творчества, о высшей творческой задаче искусства творить не культуру, а саму реальностью
       Но это одна сторона «романтизма» Мастера как автора. Есть и другая, на которую указывает Воландт, когда называет Мастера «романтическим».
      Творчество Мастера определяет и его собственную судьбу тоже.       Персонажи романа Мастера обретают полнокровную – в смысле самостоятельную, независимую от автора, жизнь. И, в свою очередь, влияют на него, на его посмертную участь.
    В своём романе Мастер вернул Иешуа его подлинный образ, его истинную сущность высшего идеала человечности и милосердия. Тем самым он «попал» в истину, а, значит, в само Бытие, ибо истина бытийственна. И теперь Иешуа – такой, каким его увидел в своём воображении Мастер, просит Воланда  Воланда даровать Мастеру вечный творческий покой, т.е. то, о чём он так  мечтал при жизни.
      В судьбе Мастера полностью преодолевается разрыв между авторским творческим сознанием и реальностью, творчеством и бытием
         Но, опять-таки, и прощение Пилата, которым завершается роман Мастера,  и исполнение Воландом просьбы Иешуа относительно судьбы самого Мастера (и Маргариты), - всё это происходит за пределами земной жизни. И это, - завершённость романа в "мире ином",  - было заложено Мастером в роман, в то, что им было написано при жизни: в посмертной реальности  все  события происходят в соответствии с траекторией, которую Мастер придал своему произведению, и которая предполагает, что роман может иметь только онтологическую завершённость. Что и характеризует его как именно романтического мастера-художника. Романтического в смысле христианского романтизма Бердяева.
               
            .......

          Публикация "Освобождение Пилата и Мастера" служит в качестве
          продолжения данного текста: http://proza.ru/2025/09/05/1090

            .....

      Отпуская своего героя на свободу, Мастер исполняет онтологическое предназначение творчества (по Бердяеву), а, значит, и своё авторское предназначение. Он сделал своё дело и должен отпустить своего героя и от  самого себя. Поэтому-то Воланд и останавливает его, когда он хотел, было, пойти вслед за Пилатом.
     Но и обратно, в подвальчик, ему путь заказан. Равно как и в эмиграцию – ведь именно такое будущее хотела устроить для Мастера Маргарита с помощью Воланда. Все эти три возможности - три пути Воланд отметает, указывая Мастеру совершенно иной путь.
      Благодаря Мастеру Пилат уходит «в свет» - куда ему самому попасть не дозволено. Остальные два пути – для живых. А Мастер и Маргарита уже мертвы – физически мертвы. Они уже это поняли. Просто ещё не освоились со своим новым положением и плохо ориентируются в потустороннем мире.
    И вот тут-то, дав любовникам направление их действительно последнего пути (совершаемого за порогом физической смерти), прощаясь с Мастером,  Воланд  и называет его его уже не просто романтическим мастером, а трижды романтическим. «О, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора».
     Рисуя ему картину той жизни, которая ожидает его в «вечном приюте», Воланд как бы подытоживает, суммирует все те стороны натуры и образа жизни Мастера, которые дают основание называть его романтическим. Те, которые я уже выделила, – характер творчества (христианский романтизм в духе Н.Бердяева), специфика взаимоотношений с Маргаритой (любовь в духе В.Соловьёва) и образ жизни. По отстранённости от окружающей реальности,  этот образ жизни можно назвать философским, т.е. свойственным философу. Тем более, что именно такая отстранённость помогает Мастеру «ухватить» эту реальность в самой её  сути,  «с точки зрения вечности» и создать  роман, который является более актуальным, чем самые злободневные произведения.
        Успокаивая Мастера на пути в вечный приют, Маргарита дублирует Воландову картину жизни в нём, внося в неё дополнительные романтические  штрихи.
     «Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом. Я знаю, что вечером к тебе придут те, кого ты любишь, кем ты интересуешься и кто тебя не встревожит. Они будут тебе играть, они будут петь тебе, ты увидишь, какой свет в комнате, когда горят свечи. Ты будешь засыпать, надевши свой засаленный и вечный колпак, ты будешь засыпать с улыбкой на губах. Сон укрепит тебя, ты станешь рассуждать мудро. А прогнать меня ты уже не сумеешь. Беречь твой сон буду я»
      Однако поскольку у Воланда речь идёт о сущности Мастера, - разговор-то состоялся в потустороннем мире, который есть мир истинных сущностей (а не кажущихся, или мнимых явлений), то все упомянутые проявления его романтичности даны в предельном, совершенно идеальном и совершенно полном выражении. Как «вечные» проявления, когда внутренняя сущность романтизма и его внешняя выразительность тождественны.
 
              .......


Каковы же эти идеальные выражения романтизма Мастера ?   
      Идеальный (полностью соответствующий идее, или cущности) значит совершенный, предельный, включающий в себя как в целостную бесконечную форму все возможные проявления (реализации) чего-либо в естественной реальности (в данном случаея романтизма). Это его, романтизма, вечный, вневременной образ, образцовая модель, по отношению к которой все реально существующие разновидности романтизма являются лишь подобиями в той или иной степени приближения.
     Именно в идеальный вечный образ – образ романтика-творца,  трансформируется Мастер во время ночного «полёта».
    Передать представление о таком образе теми средствами, которые есть в распоряжении писателя-художника, - задача не из лёгких. Как нелегко, конечно, и философам, пользующимся словами обычного языка, но в значении предельных понятий, или предельных абстраций. (Отсюда – и недоуменная реакция «непосвящённых» в философию: вроде все слова, или почти все слова известны, а ничего непонятно).
    Если философ оперирует словами-понятиями, то писатель - художественными образами, с помощью которых он передаёт и сложные философские понятия. И чем талантливее писатель, тем более живыми у него выходят эти образы.
     Продолжим внимательно присматриваться к тому, как справляется Булгаков с этой задачей (скорее, даже сверхзадачей) – передать представление о вечном образе писателя-романтика. (О его, говоря языком кантовской философии, сверхчувственной сущности, о том, каков Мастер как «вещь в себе»).
     Присмотревшись, мы увидим, что в посмертной, потусторонней реальности завершается не только роман Мастера (что является, как уже говорилось, определяющей характеристикой романтического творчества, если следовать пониманию Бердяева). Сам Мастер тоже обретает сущностную целостность.
     В этом смысле он тоже завершается, обретая ту законченность  образа, которую не мог обрести в своей земной жизни.
     Выражением этой законченности-целостности является тождество его как писателя с его личностью в целом.  Формулировка «трижды романтический»  как раз указывает на это.
      Романтическим являются все сферы личности Мастера – эмоционально-чувственная, умственная (творческая), волевая, и, как следствие, соответствующие им сферы его, теперь уже, вечной жизни. В Мастере не остаётся ничего, чтобы не подпадало под понятие романтизма. И при этом каждая грань характеризующей его романтической триады доводится до предела выраженности, т.е. опять-таки до полной законченности, до полной завершённости.      
     Так, полную законченность-завершённость получают романтические отношения с Маргаритой.
     Я уже писала, что как и положено романтическим любовникам, Мастер и Маргарита, чьей любви не было места в этом мире, умирают в один и тот же день,  практически в одно и тоже время.
    Дополнительные романтические краски в описание их смерти добавляет то, что в «параллельной» мистической реальности они умирают, выпив вина Азазелло. Вино, которое любовники поначалу считают ядом, на самом деле вино оказывается волшебным напитком, обеспечивающим им безболезненный переход из земной жизни в посмертную реальность. Переход, при котором они не видят самой смерти.
     Но главное, Мастер и Маргарита – вечные любовники. Даже смерть не разлучит их. Их любовь сильнее смерти, она побеждает смерть.
     Любовники вместе совершают переход из земной жизни в жизнь вечную, чтобы и там, в вечной жизни, быть вместе. У нас нет никаких оснований не верить Воланду, что им уготована посмертная участь оставаться вместе всегда, навечно.  Да и сон, который каждое весеннее полнолуние видит Иван Николаевич Понырёв, бывший поэт Бездомный, подтверждает, что Воланд не обманул любовников.
     Мастер и Маргарита были венчаны друг другу. Пусть они и не прошли церковный обряд венчания. Неслучайно же в самом начала романа появляются венчальные свечи, одну из которых берёт Иванушка во время погони за Воландом и его шайкой.
     В православном обряде венчания фраза "пока смерть не разлучит" не говорится (в отличие от  протестантской брачной формулы).* (И в католическом чине таинства Брака эта фраза тоже отсутствует). В православии брак рассматривается как союз, соединяющий супругов навечно в Царстве Божьем, а не ограничивающийся временным земным существованием, которое заканчивается смертью.
     Муж и жена становятся «венцами» друг друга, завершением божественного образа, возможным средством спасения друг друга. Венец также является знаком мученичества, то есть свидетельством веры "в радости и в скорби", до принесения в жертву собственной жизни. Тайна брака требует готовности умереть для себя, для своего личного благополучия, чтобы мочь дарить себя другому в течении всей жизни.
    Вот и Мастер и Маргарита ещё при жизни являются «венцами» - завершением друг друга, спасением друг для друга и мучениками, готовыми принести себя в жертву друг другу: Мастер отказывается от Маргариты, жертвуя своей любовью к ней, Маргарита становится ведьмой, жертвуя своей душой, а затем и вовсе умирает вместе с Мастером.   
      И теперь, в потусторонней реальности, когда все жертвы уже принесены,  это завершение друг в друге получает свою полную завершённость (прощу прощение за  тавталогичность высказывания) в вечных образах друг друга. Ведь Маргарита тоже обретает свой идеально-романтический образ – образ вечной возлюбленной и вечной хранительницы покоя Мастера.
               
                .......

     В земной жизни и Мастер, и Маргарита – несовершенные люди с присущими им недостатками и слабостями, и, конечно, их земные романтические образы не дотягивают до идеальных.
     Мастер слишком слаб, чтобы выдержать обрушившуюся на него критику, тем более, чтобы бороться  за своё «детище», их общее с Маргаритой детище, - роман о Пилате. И это вызывает трещину в их отношениях.
     Мастер, как и герой «Театрального романа», превратился в неврастеника, возненавидевшего то, чему посвятил жизнь, да и саму жизнь. Апатия – это обратная сторона отвращения к жизни.
     Маргарита же вольно-невольно нарушила покой Мастера, подтолкнув его к публикации романа, не отдавая себе отчёта, чем это может обернуться для него. Не говоря уже об измене мужу.   
     Однако и их недостатки имеют романтический характер.
     Романтична болезнь Мастера, приводящая его в сумасшедший дом.
     В литературной романтической традиции герой часто пребывает в героически-демоническом противостоянии обществу, а то и всему мирозданию, открыто  бросая им вызов или взирая на них с презрительно холодным равнодушием. Но и в болезненности героя, тем более, если речь идёт о душевной болезни, безумии, проявляется его чуждость обществу, вообще «миру сему». На это – склонность к болезненным проявлениям, обращал внимание Бердяев, характеризуя христианский романтизм вообще
     Что касается Маргариты, то  её земной образ, конечно, тоже несовершенен. Почему=то в  последнее время именно она стала объектом прямо-таки враждебной критики – об этот булгаковский персонаж доки-интерпретаторы «точат зубы» с каким-то особо жестоким сладострастием.
     Каких только догадок не высказано по её поводу, каких только претензий не предъявлено!  И распутная-то она блудница, и предельно тщеславная она и меркантильная особа, ведьма, оседлавшая Мастера подобно  панночке Гоголя. Да и вообще, что может быть в ней возвышенно романтического, если она (о, ужас)  заключила договор с Дьяволом, продав ему свою душу, причём, задолго до визита Воланда в Москву, и  всё, что она делала до того, она делала в угоду Дьяволу (естественно, в самом традиционном его понимании).   
     А после выказанной М.Чудаковой версии, что Елена Сергеевна Булгакова была агентом НКВД (не подтверждённой фактами), фантазия некоторых интерпретаторов разыгралась уже совершенно безудержно.
     Мол, Михаил Афанасьевич знал правду про свою жёнушку. Вы-то думали,  что он прославил-обессмертил её в образе Маргариты. Ошибаетесь! Ничего подобного! На самом деле он ей отомстил – так, как мог отомстить только писатель. Превращение Маргариты в ведьму – не что иное, как тонкая месть Елене Сергеевне, обнажение её истинной натуры.
     А ещё более тонкая месть –уподобление Маргариты собаке. Ведь фразу «Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит» Воланд говорит Мастеру, показывая ему Пилата и верную Бангу. Правда, в связи с этим возникает вопрос - кому Булгаков нанёс бОльшую  обиду? Ведь он наградил собаку Пилата именем-прозвищем своей второй жены Банги-Любанги. Впрочем, какая обида может быть, если Банга ушла « в свет» вслед за Пилатом?! -))
     Итак, Маргарита благодаря современным критикам превратилась, прежде всего, в распутницу. В лучшем случае в пустую бабёнку, изменяющую мужу от нечего делать (ребёночка-то у неё нет, потому что сделала аборт, значит, она ещё и детоубийца), а в худшем – в ведьму-дьяволицу, рыщущую по Москве в поисках Мастера по наущению Дьявола, чтобы Мастер чего доброго не вывернулся и не бросил писать роман.
     В первом  случае никаким романтизмом и не "пахнет" - проза жизни в самом низменном проявлении. Во втором романтичность Маргариты приобретает негативный, зловеще инфернальный оттенок.               
               
                Продолжение следует