Калинов мост - Часть 3 Глава 4

ГЛАВА 4

Те счастливые дни не смогла вернуть и Евдокия, а очень хотела. Хотя и понимала, что Виктор – женатый человек, и тогда у него уже было двое детей. К тому же он уволился с работы, с поста председателя кооператива, и их пути разошлись. Он, став индивидуальным предпринимателем, главой крестьянско-фермерского хозяйства, с головой ушёл в работу. Вместе со своими трактористами с раннего утра до поздней ночи, а порой и ночью, он на тракторе обрабатывал землю, готовил почву под посев зерновых культур. Осенью до «белых мух» работал на комбайне, убирая свой выращенный урожай. Поневоле им с Евдокией пришлось расстаться, но в её душе теплилась надежда, которая и двигала её вперёд. Она жаждала его и хотела от него ребёнка, которого была готова растить сама, одна, без него, не требуя от него ничего. Но, увы, не судьба. Последствия аборта, прерывания ранней беременности ещё в молодости от Ивана Пронина дали о себе знать.
Интимные отношения в дальнейшем с Виктором она продолжать не захотела. Не хотела рушить его семью. Не желала зла Марине и самому Виктору, который относился к ней нежно и трепетно, помогал в насущных делах, не оставлял её в беде. Она была благодарна ему за те счастливые моменты, которые он ей подарил. И, рассудив здраво, она прервала эти отношения. Ничто не может быть вечным. Её любимая поговорка: «От жары погибает всё. Не надо доводить до жара. Во всём надо знать меру», – часто ей помогала по жизни. Прошла их любовь с Виктором, но остались тёплые, добрые воспоминания. Она и не винит его ни в чём. Она виновата сама.
Евдокия лежала сейчас на траве на краю воды, принимая солнечные ванны, а ребятишки рядом весело плескались в пруду, играя в догонялки. Она смотрела на них и радовалась, вспоминая себя подростком. Как давно это было! Она скоро станет старухой и останется одна. И некому будет подать ей больной кружку воды. Ей в этом году стукнуло сорок шесть, а жизнь прожита вхолостую: без семьи, без детей.
Невдалеке послышался шум машины, и Евдокия приподняла голову. По плотине, по асфальтированной дороге, проехала синяя «Нива» Негоднова. «Витя, – подумала она про себя и улыбнулась, – эх, Витя, Витя, и ты когда-то был в моей судьбе. Хорошо хоть – не плюнул в душу, как мой разлюбезный Василий. Не обещал мне гор золотых... Не юлил, не врал. А честно сказал после первой встречи в Канадской роще о том, что я ему нравлюсь безумно, но он не сможет оставить свою семью, оставить Марину». Евдокия тогда поняла это сразу. Она с годами научилась понимать людей. И, поняв его, не стала устраивать истерик и разборок. Он поступил с ней честно. Они отдавались друг другу согласно позыву плоти, не ранив души, и избегали высокопарных слов. Для них – что было естественно, то не безобразно.
Она снова легла на раскинутое большое полотенце, положив на лицо панаму, и, устроившись поудобней, отдалась в умелые руки солнечных лучей, так нежно ласкающих её тело, одетое в красивый зеленоватый купальник.
Мысли не покидали её ни на минуту. И озорные возгласы купающихся ребятишек наводили её на мысль, так часто возникающую в её голове: «А может, мне взять девочку лет пяти из детдома? И воспитывать её самой». Этот вариант её устраивал. Но кто ей даст ребёнка? Она ж не замужем. И штампа в паспорте о регистрации брака у неё нет. Вот это уже была большая проблема. Хотя какая это проблема в современном прогрессирующем мире?! Выход из создавшегося положения сам собой пришёл в голову. Фиктивный брак поможет ей в этом деле. Осталось найти только супруга. Но где его найти и кого?! Она мысленно перебирала всех потенциальных женихов села Калинов Мост. И в частых своих рассуждениях, когда она не находила ответа, все чаяния и надежды возлагала на Бога. Коль чему суждено случиться, то это должно случиться. И, забывшись от дум, прикрыв глаза, отдалась всецело солнечным лучам, которые так упоительно ласкали тело.
Шум приближающейся машины вывел её из транса. Евдокия, приподняв свою панаму, привстала и посмотрела на остановившуюся в двадцати метрах от неё, под большими деревьями ивы недалеко от берега, тёмно-синюю «Гранту». Мужчину в серых шортах и широкой ковбойской шляпе на голове, вылезшего из кабины машины, она узнала – это был Степан Иванов. Этого, атлетического телосложения, симпатичного, не женатого человека, нового заведующего зернотоком их кооператива нельзя было не узнать. Этого «Дон Жуана» знала вся округа. Интересная личность, человек-загадка, чья душа останется, наверное, до конца не раскрытой. Этот таинственный человек её пугал, но было что-то в нём доброе и положительное. В прошлом году он похоронил отца, а в этом у его матери в январе случился инсульт, но она встала на ноги, во многом благодаря Степану, который не пожалел кучу денег на лечение и реабилитацию. Его мама стала передвигаться с помощью ходунков, начала говорить, хотя несвязно и неясно выражает свои мысли, но говорит. Сама себя обслуживает и это уже результат. Степан помогает ей с приготовлением пищи, уборкой дома и стиркой, возложив на себя всю работу домохозяйки. Но его холостяцкая жизнь 42-летнего мужчины пугала и рождала у женщин села противоречивые толки.
Евдокия резко встала и, накинув на голые плечи халатик, быстрым шагом, не дав Степану отойти от машины, подошла к нему и, не здороваясь, с ходу, прямо в лоб сказала:
– Степан, можно мне с тобой серьёзно поговорить?
Он от неожиданного напора оторопел, засмущался и на миг потерял дар речи. Но, собравшись с духом, тихим голосом сказал:
– Да, можно. Что-то случилось?
– Да нет, всё нормально, – успокоила его Евдокия и продолжила: – Мы можем с тобой поговорить у тебя в машине? Я не хочу, чтобы наш разговор услышали дети. А их, как ты видишь, здесь много.
– Да, пожалуйста, – Степан открыл переднюю дверь своей машины и, движением руки показав на сиденье, предложил ей сесть. – Вот сюда. Здесь будет удобней, – а сам обошёл спереди машину и уселся на своё водительское место. – Я слушаю вас, Евдокия Васильевна.
– Можно на «ты», и можно – просто Дуся. Я не люблю высокопарных слов и не люблю пафоса. Люблю просто, по-деревенски. Среди людей, в правлении, тогда да – по имени-отчеству, а сейчас, Степан, не стоит так торжественно. Я думаю, ты на меня за это не обидишься. Итак, к делу. Я не буду ходить вокруг да около. Время не терпит. Ты после меня поймёшь, если захочешь. Так вот. Я хочу взять из детского дома ребёнка на воспитание. Для меня это очень важно. Это моё обдуманное, проанализированное решение. Но вся моя проблема заключается в том, что я не замужем. Или, проще сказать: мне нужен штамп в паспорте. Я хочу зарегистрировать с тобой фиктивный брак. Это тебя ни к чему не обязывает. Ты можешь жить один, но для надёжности, для показухи, нам стоит с месяц пожить хотя бы в одном доме. Пускай и в разных комнатах. Эта показуха нужна для отдела опеки. Сотрудники этого отдела непременно приедут смотреть, где мы живём и в каких условиях. Все эти тонкости я уже продумала. Поэтому я согласна переехать к тебе и выполнять роль твоей домохозяйки. Я готова помогать тебе во всём. Готова помогать и твоей больной маме. К тому же мне это удобней. Я ведь женщина – могу её помыть, постирать её и твои вещи. Проблема возникнет с моей скотиной: коровой, бычком и с двумя поросятами. Если хочешь, давай переведём их к тебе. Или вы с мамой переезжайте ко мне. У вас скотины нет. А если не хочешь содержать скотину, давай её продадим... Одним словом: помоги мне, пожалуйста, я тебя очень прошу. А спустя время мы с тобой разведёмся. В этом вопросе у тебя не возникнет никаких проблем. В общем, ты подумай, Степан, над моим предложением. Если ты решишься на этот поступок, то я жду тебя завтра в восемь часов утра около конторы и к девяти часам поедем в город, в ЗАГС, подадим заявление, а через два месяца нас распишут. Паспорт только не забудь, если надумаешь. Ну вот и всё, что я хотела тебе сказать. А теперь я побегу. Извини. Пора на работу. – Евдокия окинула взглядом Степана и, улыбнувшись ему, открыла дверь и вышла. Подошла к своему дамскому велосипеду, прислонённому к иве, и, взяв его, села и покатила по дороге в направлении села.
Она ехала по дороге и мучительно думала о том, согласится ли Степан на её предложение. Мысли потоком кружили в её голове, и она, не замечая проезжающих мимо машин, ребятишек, катающихся на велосипедах, доехала до дома. Евдокия переоделась, на скорую руку приготовила бутерброды, попила чай и так же в забытье пошла на работу, не изменяя своего маршрута: прошла по легендарному висячему мосту и, поднявшись на пригорок, зашла в коровник.
Шла вечерняя дойка. Монотонно шумел доильный агрегат. Мычали коровы, и между ними с доильными аппаратами сновали доярки.
Да, скоро этих коров у нас не будет, как не будет и кооператива. Евдокия, тяжело вздохнув, зашла к себе в кабинет. Села за свой рабочий стол и, листая бумаги, стала готовить отчёт. Начисление заработной платы работникам она сделала ещё вчера, а сегодня надо было написать ведомость и завтра сдать в бухгалтерию. От работы её отвлёк требовательный стук в дверь.
– Да, войдите, – громко сказала она и продолжила оформлять документы.
На пороге стоял улыбающийся Миронов.
– Здравствуй, Дуся! Можно к тебе?
– Заходи, Василий Петрович, коль уж пришёл. Чего такой весёлый? Или зарплату нам будешь завтра давать? – серьёзно спросила Евдокия.
Миронов, почувствовав тревожные нотки в её голосе и видя злое выражение её лица, перестал улыбаться и, подойдя к столу, сел на стул.
– Что-то случилось, Евдокия Васильевна?
– Случилось, Василий Петрович. Радоваться нечему. Слыхала, на 10 августа назначены слушания по делу о банкротстве нашего хозяйства, а ты нам ничего не говоришь. Люди волноваться стали. Слыхала, Степан Каверин к Негоднову ушёл. Так у нас все работники разбегутся.
– Да, Евдокия Васильевна, это правда, банкротства нам не миновать, – тихим, подавленным голосом сказал Миронов и продолжил: – Как это ни печально звучит, но нас скоро не будет, не будет как хозяйства. Я сделал что смог. На большее у меня нет сил. Это неподъёмная ноша. Да и люди толком не хотят работать, разбегаются.
– Многих ты против себя настроил, Василий Петрович. Многим до сих пор не отдал долги по зарплате. Ты как же им потом в глаза будешь глядеть? Это стыд-то какой! Жить-то – как дальше будешь? Людей обнадёжил. Они тебе поверили, пошли за тобой, а ты их, получается, кинул.
– Ну не моя это вина, Дуся, – возмущённо и зло сказал Миронов.
– А тогда чья же?! Моя? Ты о чём же думал, когда председателем вставал? Порулить захотел колхозной «Волгой»? Баб сельских удивить? Меня удивить? Я и так сыта тобой по горло. Всё жила ожиданьями и твоими обещаниями. Всё тебя ждала, а ты юлил, врал. Просил меня подождать ещё немножко. В жёны хотел взять. Я ждала, верила – так и не дождалась. Всё, Вася дорогой, сгорела я, как спичка. Мочи больше нет слушать твои сказки. Иди, может, найдёшь ещё какую-нибудь дурочку, которая тебя полюбит и поверит. А я всё, больше так не могу. Уходи...
Миронов нервно похаживал по комнате и не находил слов. Евдокия замолчала и, сделав вид, что оформляет документы, перебирала бумаги, складывая их в стопку. Василий Петрович, не выдержав нарастающей и пугающей его тишины, вышел из комнаты, ни сказав на прощание ни слова. И как только за ним закрылась дверь, Евдокия, положив голову на стол, зарыдала взахлёб. Её слёзы капали на бумаги, и она, не обращая на это внимания, всё плакала и плакала, шмыгая носом.

продолжение см. здесь: http://proza.ru/2025/10/28/1172