Пролегомен

Адвоинженер: литературный дневник

Данная заметка в рубрике "Южно-Уральская интеллигенция-традиция" посвящена Вадиму Шмыгину, художнику из когорты "шестидесятников", среди которых Михаил Шемякин, Эрнст Неизвестный, Илья Кабаков, который многие годы прожил за рубежом. На его счету многочисленные персональные выставки в Австрии, Франции, Италии, а его работы хранятся в известных мировых музеях и частных коллекциях. В годы перестройки правительство Абхазии пригласило Шмыгина в свою республику, однако подаренный особняк оказался на линии фронта, и в спешной эвакуации были утеряны многие произведения.


Приведу лишь пару отрывков из прекрасной статьи В. Пацюхова "Поэтика новой реальности"


Творчество Вадима Шмыгина целиком принадлежит "вечерению" мира, такой сфере прозрения, когда заостряется метафизическая чувствительность к последним вопросам бытия. Пластика его работ наполнена ферментом брожения, проникшего в дистиллированную жидкость монотонного «шума времени»; это превращение воды в вино — чудо преображения. Соприкосновение с тайной аккумулирует все творчество художника. Отсюда и его глубоко внутренние искания — гностицизм и герметизм, магия и метафизика. Композиции художника хранят в себе мир зазеркалья, и достаточно сделать шаг, чтобы очутиться с обратной стороны реальности, в мире духовных и таинственных сущностей. Его инструментарий включает в себя сны, свободные ассоциации, высвечивание фундаментальных слоев подсознания, когда человек вступает в подлинный диалог с миром, порою сливаясь с ним, нарушая конвенцию стиля, вторгаясь в самые заповедные и глубинные сферы психического. В этом уникальном видении встает подлинная всеобщность образов, получающая иногда вселенскую масштабность. Отсюда и «праздничное безумие» художника, и парадоксы, которые абсолютно неожиданно толкуют многие сложившиеся представления, и вызывающая эксцентричность, срифмованная с медитативностью; непокорная и насмешливая игровая свобода, что опрокидывает все нормы и правила и освобождает вольность души...
Мистерии художника развертываются где-то между небом и землей, в какой-то сновидческой атмосфере, пронизанной магическими сияниями. Они проходят сквозь густой мрак, растворяются в тумане, создают радужные ореолы, вспыхивают огоньками, блуждающими в пустыне ночи. Всем строем картины утверждается пространство как душевное поле, где нет ни верха, ни низа, нет земного притяжения. Пластические конструкции Вадима Шмыгина открываются как единый процесс притяжения — отталкивания, центробежных и центростремительных сил. Обособляя и членя, художник в реальности укрепляет и соединяет; останавливая — приводит в движение. Его композиции, становящиеся из непрерывного, казалось бы случайного перемещения первичных элементов, приобретают монументальный характер, соединяя эпическое и интимное. Каждое высказывание мастера является открытой, незамкнутой фигурой, которая своей незамкнутой гранью переливается в другие формы. Проследить, где кончается одна семантическая единица и начинается другая, практически невозможно. Они друг в друга неуловимо проникают, всплывают, контрастируя и сливаясь.
Вадим Шмыгин оставляет за собой право сделать главным действующим лицом своей драматургии язык, акт говорения, рассказывая нам истинную историю, в которой Я, личное, внутреннее непосредственно переходит во внешний мир, где находимся мы с вами, слушая, затаив дыхание, подчиняясь ритуальному смыслу действия, в котором заклинания входя и выходя в иные измерения чередуются с табу, где История началась так давно, что бессмысленно спрашивать, — а было ли вообще у нее начало


Вот, что пишет Лариса Луканина-Гауфлер. Когда-то он был очень успешным физиком-ядерщиком. С десяток патентов небрежно валялись в дальних шкафах нашей квартиры за ненадобностью. Вечный протест против того, что происходит в СССР, заставил его организовать в закрытом городе антисоветскую фотовыставку. За что его отец, занимавший тогда пост председателя КГБ Челябинской области, поплатился должностью. Он уехал в Питер, полностью сменив область интересов. Будучи талантливым от природы, он стал писать картины. Но размышления о мироздании постоянно преследовали его. Пару месяцев назад вышла, наконец, долгожданная книга, в которой воплотился труд нескольких десятилетий. Вадим Шмыгин "Маргиналии фундаментального конспекта". Он радовался, как ребенок, а ночью четвертого октября двадцатого года его не стало. Его часы остановились за несколько минут до того, как врачи фиксировали смерть.


Благодаря помощи Саши Каунова и Сергея Трикоза издан первый том Маргиналий, который начинается с откровенного и очень важного признания автора. "Эта книга никогда не хотела быть книгой. Здесь собраны реплики, замечания и мнения по впечатлениям от размышлений, записанных, однако, в одной из многих тетрадей для такого рода заметок. Материал в книге – вне какой-либо систематизации и хронологии, и есть просто след духовной жизни".


Вот несколько авторских изречений:
Языковая сущность существенна, ибо языкова. Таков математический образ тавтологии в функции истины. Скажем содержательно - язык есть референт генома в новой иерархии, геномический субстрат и экзистенциальный императив социума – высшей иерархии (тем и отличается Библейский корпус от литературы). Сам акт экстериоризации вездесущ в экзистирующем бытии, ибо это генезис всякой новой сущности.
Язык есть поступь Духа, Слово – его одежда.
Глубинные интенции элиминируют логицистические истины.
Между знаком и значением проявляется сущностное – нусическая струна значимости, или искра сознания. Так начиналась свобода.
Грамматика космогонии (основание архетипического континуума) присутствует в человеке имплицитно как космическая тотальность законов мироустроения, как априорный норматив идей, форм и процессов. Всякая и любая актуальность – это проросшее глубинное архетипическое.


След духовной жизни и есть вклад в традицию. Представляете, физик-ядерщик, диссидент, художник и философ. Изобретения, книги, картины. О квартире художника я уже писал пару раз. Но есть и кое-что еще. Люди. Люди, которые соприкасались с мыслителем, слышали, слушали, любили и дружили, смотрели и говорили, были впечатлены, затронуты, очарованы и влюблены. Эстафета, соприкосновение, когда передается свет. Отблеск и дыхание вечности.





Другие статьи в литературном дневнике: