Наш Пушкин. 6

Алексей Юрьевич Панфилов: литературный дневник

Вот этот весь материал - работы Снегирева и Свиньина об "убогих домах", а также отчасти - предысторию исследований "лубочных картинок" - я и постарался изложить и проанализировать в своей статье. Но дело в том, что эти публикации в исторической действительности не существовали изолированно, и отторжение их от всех литературных связей, вычленение их рассмотрения как отдельной темы - что считается нормой научной работы и даже священной обязанностью исследователя! - подобная абстрактно-научная рубрикация вела бы к непоправимому искажению самого этого материала!


Показательным примером могут служить военные мемуары А.Ф.Раевского. Кто бы мог подумать, что происхождение термина "лубочные картинки" нужно искать на их страницах! И пока исследователи ограничивались подбором работ по рубрике искусствоведческих исследований - решения вопроса ожидать не приходилось. Необходимо было привлечь материал из совершенно другой рубрики - взглянуть на работы Снегирева не с точки зрения их искусствоведческой проблематики, но с точки зрения их связей с кругом журнала "Благонамеренный; так сказать, "скрестить" два считавшихся до сих пор совершенно автономными направления исследований - и лишь тогда можно было получить решение насущного вопроса истории русского искусствоведения.


Я обратил уже внимание в своей работе на то, что это впечатление чуждости друг другу двух комплексов материала - на самом деле иллюзорно, и задним числом появление термина "лубочные изображения" в тех же мемуарах Раевского представляется... само собой разумеющимся: ведь жанр народной гравюры пережил свое новое рождение именно во времена войны с Наполеоном, став средством патриотической пропаганды. Естественно, что мемуарист испытывал к нему повышенный интерес, и этот страстный интерес имел своим результатом рождение термина, бесповоротно вошедшего в словарь русского языка!


Точно то же можно сказать и о журнале "Благонамеренный" в целом: интерес к истории русской культуры или, как тогда говорили, "русским древностям" прослеживается на его страницах систематически. Анекдот 1821 года о происшествии на "убогом дому" образует в номере журнала дилогию с другим, на первый взгляд невзрачным, анекдотом, который, в действительности, при ближайшем рассмотрении оказывается не чем иным, как вариацией знаменитой притчи "об инороге" из древнерусской "Повести о Варлааме и Иосафе". Притча эта, в частности, обычно входила в состав предисловий к старинным русским поминальным книжкам - "синодикам", где служила сюжетом книжных миниатюр, родственников русского лубка.


После того, как был проанализирован корпус такого разнородного материала, составлявшего основной предмет моей работы, передо мной намечались два новых направления исследований. Детальное, не сковываемое априорными представлениями рассмотрение отдельных материалов журнала "Благонамеренный" убеждает, что это издание сегодня взывает к новому, всестороннему изучению. Мы до сих пор чрезвычайно мало знаем о нем, а то, что открывается понемногу в таких частных, от случая к случаю "разведках", - опровергает устоявшиеся, и на поверку - поверхностные, поспешные суждения о нем, принятые в сегодняшней истории литературы. Я все более и более убеждаюсь в том, какой огромный шаг вперед совершил В.Н.Турбин в своей книге "Пушкин, Гоголь, Лермонтов", вновь и вновь прибегая к анализу данных этого источника, и именно в сопоставлении их с произведениями русских классиков первой трети XIX века.


Поэтому следующим шагом в моей статье, после выяснения всех доступных для меня литературных параллелей к анекдоту о "Смелом и сметливом подьячем", необходимым образом должна была стать попытка подхода к определению специфики этого издания, своеобразия его публикаций, тем более - публикаций, прямо связанных с анекдотом. Одну черту этого своеобразия мы уже указали: в самых неожиданных случаях на его страницах... обнаруживается присутствие А.С.Пушкина, который выступает - словно бы гением-вдохновителем журнала! Вторая особенность тесно связана с первой: остро-политический, и одновременно - резко полемический по отношению к господствующему умонастроению характер этого издания. Этой особенности мы уже слегка коснулись, когда сказали, что среди его публикаций обнаруживаются следы художественной концепции одного из наиболее знаменитых политических памфлетов Пушкина - стихотворения "Анчар". Теперь остается добавить, что присутствие этих мотивов было явлением не случайным.


Об истинной, лукаво завуалированной сугубо литературными интересами программе журнала в открытую говорило... само его название: "Благонамеренный" - понятие политическое, выражающее лояльность его издателей к существующему режиму. И одновременно - выбор такого слова в качестве названия печатного органа, да еще в эпоху повального увлечения тайной антиправительственной деятельностью в среде правящего сословия России, - самым очевидным образом звучало иронией по отношению к этому понятию. И вновь, такое иронизирование над названием печатного органа - черта характерно пушкинская, узнаваемая по его фамильярной переписке.


Имея в виду всем известные коммерческие, деляческие наклонности издателя самого популярного журнала того времени "Сын Отечества" - Н.И.Греча (к которому вскоре присоединится второй член этой "сладкой парочки", еще более одиозный Ф.В.Булгарин), Пушкин в одном из писем переиначивает патриотическое название журнала - в малопристойное, называя его... "Сукин сын отечества". Буквально то же самое происходит позднее и с названием самого "Благонамеренного": название этого печатного органа в дружеской переписке Пушкина подхватывается и переиначивается... в эвфемическое наименование совсем другого "органа", детородного! Думаю, небесполезным будет сделать еще одно отступление от настоящей критической ретроспекции моей работы и бегло рассмотреть два примера, демонстрирующих своеобразие политической журналистики авторов "Благонамеренного".


Когда я сказал, что сегодняшняя история литературы не имеет представления об истинном характере этого последнего журнального детища А.Е.Измайлова, я немного преувеличивал. Помимо работ В.Н.Турбина, можно указать на блестящую книгу его ученика О.А.Проскурина "Литературные скандалы пушкинской эпохи", - хотя и приходится пожалеть о робком, половинчатом характере этого исследования. Именно на страницах этой замечательной книги впервые было обращено внимание на одно из стихотворений, опубликованных в журнале "Благонамеренный", принадлежность которого Пушкину представляется несомненной.



Другие статьи в литературном дневнике: