Старый маразм-чернокнижник
Старый Маратус Захидус склонился над котлом, где варилось, судя по запаху и внешний вид, нечто ужасное и противное. Это был волшебный настой, рецепт которого возник в больном от маразма мозге Маратуса и который срочно был записан в Дневник великого шамана – трактакт, где воспевались им свои собственные заслуги, неизвестно перед кем, и успехи, неизвестно в чем. Это он раньше был доцентом математики, правозащитником, не защитившим практически никого от произвола властей, а теперь считался великим магом-кудесником, потомком самого Великого Мерлина. Точнее, он себя так считал, врачи же ему приписывали совсем иные звания, легко обнаруживаемые в Справочнике психиатра.
- Я – шаман из старинного клана шаманидов, ла-ла-ла, - пел под нос Маратус, водя деревянной ложкой по жидкости – она кипела, булькала, заволакивая помещение смрадом. Но этот «аромат» ужасно нравился шаману. Ему казалось, что стоит разливать настой в емкости и продавать под логом французской парфюмерии. – Ла-ла-ла, как приятно творить чудеса, ла-ла-ла... Меня все любят и уважают, ла-ла-ла...
В такт своей песне он дергал тощим задом и лязгал челюстями, вовремя подхватывая и вставляя обратно искусственные зубы на шурупах – тоже изделие собственного мастерства. Дантистам Маратус не доверял, предпочитая чинить свою пасть при помощи топора, стамески и зубила. Он даже протез на правой ноге смастерил сам из полена и пластмассы, считая, что лучше него нет в мире ортопеда.
Сейчас тот, кто самоназвался шаманом, варил зелье против своих идеологических врагов. Вообще-то это был заказ правительства, внимательно относившееся к «творениям» Захидуса-кудесника и всегда финансировавшее его волшебное искусство. И враги были тоже этого правительства, просто Маратус из-за своего низкого интеллекта и скверного характера их тоже перевел в разряд своих оппонентов, которых нужно извести с этого белого света. Зелье и планировалось использовать против них, и шаман старался по ограниченным уму и физическим возможностям, чтобы оправдать доверие.
Прошел час, в комнате невозможно было дышать, не упав в обморок, однако для Захидуса эти испарения вызывали наркотическое наслаждение, эрекцию, неврологическое растройство и очередной припад эпилепсии. Это также отражалось в том, что шаман пел громче, заглушая возмущенные крики соседей с верних и нижних этажей, которым надоело вдыхать подобные воздушно-капельные отравляющие вещества.
Наконец процесс зельяварения завершился. Гогоча что-то под нос в предвкушении того, какой сокрушительный удар он нанесет своим врагам, Маратус налил жидкость в стакан и выпил.
В тоже секунду его раздуло как воздушный шар. Он взлетел к потолку и так хряснулся, что из черепа потекли мозги. Боли шаман не почувствовал, так как мозги давно не были своими – бараньими, что вставил Маратус три месяца назад, когда собственные растворились после приема лекарств личного изготовления. Покружившись полчаса на высоте трех метров, шаман испустил газ через толстую кишку, сдулся и плавно опустился на пол. Газ же был выветрен на улицу, и бедные птички, оказавшиеся в зоне его действия, замертво попадали вниз. Даже червяки и жучки на деревьях выкрутились наизнанку.
- Гм, чего-то не хватает... – процедил Маратус, длинным корявым пальцем ковырясь в носу и доставая оттуда козявку. – О-о-о, точно, именно тебя! – заявил он, обращаясь к козявке, как к сыну. Впрочем, он ко всему, что исходило из его организма, относился как к родным, они были ближе, чем реальные родственники. Он щелкнул пальцами, и козявка полетела в котел.
Раздалось шипение, козявка раствориласть, дав грязно-зеленой жидкости феолетовый оттенок. Запахло гнилью.
- М-м-м-м, какой аромат, - потянул крючкообразным носом Маратус и мечтательно закатил глазки. – Настоящая французская косметика... «Шанель номер пять»!
После этого взял пипеткой варево и капнул на свою голову. Послышался треск, какой бывает, когда ломаешь сухие ветки. Впрочем, нечто подобное случилось и с шаманом – на его голове мгновенно вырос кустарник, на котором росли тыквы. Озадаченный Маратус долго смотрел на них, после чего сказал:
- Гм, нужно оставит тыквы на Хэллоувин... да, точно... пугать врагов-диссидентов стану...
Вздохнув, Маратус извлек из шкафа пилу и быстро отпилил дерево с головы, не заметив, что одновременно лишился и левого уха. Впрочем, старикан итак был глуховат на эту сторону, поэтому не обратил внимание, чего ему уже не достает. Потом он взял пергамент, где были написаны разные заклинания на шаманском языке. Лишь Захидус знал его, потому что сам и сочинил однажду в пьяном состоянии – это когда упился волшебного настоя из квашенных тараканов и прогнивших личинок мух.
- Брямбудус-карямбус... Ялюблюс-властус... обожаюспрезидентус... – читал он заклинание, бросая в котел коноплю, что выращивал в цветочном горшке. Жидкость мгновенно затвердела и покрылась инеем. Хмыкнув, Маратус лизнул лед и... глаза выползли из орбит, свислись на зрительном нервне, а его самого затрясло в диком танце, способном вызвать зависть у аборигенов Папуа - Новой Гвинеи. Ноги скрутились в жгут, однако из тела выросло еще несколько рукоподобных ног, которые понесли Маратуса на середину комнаты и закрутили как волчок. На дынеобразной голове выросли пиявкоидентичные волосы, которые потом отделились и поползли в туалет, чтобы скрыться в унитазе. То, что они потом творили в канализацонных трубах, почувствовали на себе соседи, но безумного шамана это нисколько не тревожило. Он храпел во сне и танцевал одновременно, из носа шел черный дым, словно в башке у шамана все перегорело.
Прошло полчаса, и Маратус очнулся. Он звучно рыгнул пламенем. Огляделся. Его настой теперь походил на желе. Этого и добивался шаман. Он разрезал волшебное изделие на кусочки и утрамбовал ими трехлитровую банку. «Это завтра я отнесу начальнику Секретной канцелярии Рустамусу Иноятису-су, чтобы тот мог подбросить их нашим врагам», - с удовольствием думал Захидус, мечтая, что чиновник одарит его иностранной валютой. Шаман хотел жениться на принцессе Гусяське, которая была дочерью великого мага-шайтана Иськи Каримуськуса, а для этого требовалось много-много денег. Захидус всегда любил только деньги, даже больше, чем родную мать, которую, кстати, и сварил один раз в своем котле, чтобы создать элексир молодсти. Увы, элексир омолодил лишь его задницу, но не смог изменить процесс старения в других частях тела. Мамы уже у шамана не стало, но вот то, что варево не удалось сильно растроило Маратуса.
Утром он занес банку в Секретную канцелярию и получил взамен квитанцию на оплату. Только его последнее творение, видимо, было использовано не по назначению, это обнаружилось по тому, как судят судья журналистов и оппозиционеров, как служат закону милиционеры-грабители, как ведет себя на Западе Гусяська в почти обнаженном виде. Зелье шамана потреблялось самими же властями, чтобы огородиться от проблем народа и жить в своем безумном мире. Впрочем, сам Маратус уже давно жил там душой и интеллектом.
