В. Шендерович ОМ 8. 10. 2020что касается Навального, если искать что-то хорошее в том, что произошло – то эти недоученные убийцы сделали главное. Они, как говорилось в том анекдоте: на конкурсе мудаков они бы заняли второе место, потому что они мудаки. Они сделали Навального фигурой мирового масштаба. Они сделали его очевидно фигурой общероссийского масштаба. Его фамилия – это перестало быть табу. Она звучит. Навальный очевидно, они сами сделали так, что Навальный – это очевидно фигура, символизирующая то, что будет после Путина. Это фигура, символизирующая сопротивление Путину. По факту. Можно к нему лучше относиться, хуже. Это не имеет сейчас никакого значения. Я констатирую. Против Путина, вот фигура, которая символизирует это – это Навальный. Так же как на прошлом витке Ельцин символизировал сопротивление совку. Ельцин символизировал выход на свободу. За Ельцина были Сахаров, межрегиональная депутатская группа, интеллектуалы такие, другие. На здоровье. Разные люди были. Он был символом. Они сделали Навального и сам Навальный своей работой многолетней, в общем, в итоге получилось, что он абсолютно ясно символизирует этот выход на свободу. Одновременно появившиеся эфиры. Вот Путин, очередная беседа с Путиным и Дудь с Навальными — Юлией и Алексеем. Это что-то невероятное, если посмотреть одновременно. То есть подряд. Это не политика даже. Это какая-то уже зоология. Это биологический разлом. Это просто старое против нового. Это мертвое против живого. И то же самое ощущение, когда ты видишь Лукашенко и Марию Колесникову. Это вот отжившее поколение, это старая метастаза застывшая. Это пролежень. Это исторический пролежень, который уже вот он синеет у нас на глазах. Этот пролежень. И живые, что Дудь, что Юлия Навальная, что Алексей – живые, молодые. Что Мария Колесникова. Это будущее. Разлом совершенно очевиден. То, что победа по определению за живым, за будущим – тоже очевидно. Вопрос в том, что Путин и Лукашенко – это такие метастазы, которые могут с собой утащить все живое в могилу. Вопрос в том, сколько это будет продолжаться и сколько здоровья и вообще жизни займет выход наружу, чтобы закопать эту дохлую лошадь. Я имею в виду политически. Вот она сдохла, но она лежит на дороге и смердит. Вот сколько займет времени, чтобы убрать эту дохлую лошадь и сколько заплатят народы за это. Вот это уже вопрос актуальный. Но само по себе, вы же видите Дудя с Навальными, вы видите этого. И вы видите – еле-еле 150 тысяч просмотров у Путина и 11 миллионов за сутки у Навального. Путин не интересен – вот что важно еще. Он не интересен. Никому не интересно, что он сказал. Уже давно. С. Крючков; А вот в текущем моменте позиция в верхах, на наш взгляд, тех людей, которые понимают, что произошедшее и их планы не удались. Они назло маме отморозили себе уши. Вносит какие-то коррективы в брожение умов в Кремле по поводу произошедшего выпуска фактически джинна из бутылки. В. Шендерович; Вы знаете, вы задаете вопрос по теме, о которой я ничего не знаю. Это закупоренная, это черный ящик. Что там внутри происходит – я не знаю. И знать особенно не хочу. Да, полагаю, что они очень раздражены. Да, наверное, неудавшийся убийца получил по шапке. Да, наверное, они там в раздражении. Но я этого не знаю и главное, что это не так важно. Главное, что не так важно. Гораздо важнее то, что патовая ситуация, когда не видно, каким образом она может перейти во что-то иное, кроме биологии. Кроме как дождаться, чтобы оно умерло и может тогда по русской традиции, когда умирает тиран после Крымской войны, я имею в виду Николая Первого, или Иосиф Виссарионович отдает концы. И начинается «оттепель». «Оттепель» начинается после смерти тиранов. Этот русский путь мы понимаем. Это мы проходили. Но хотелось бы по-европейски, по-европейски, очевидно, не получается. И вот есть белорусский опыт, попытки медленного, бескровного, хотя что значит бескровного – гибнут люди каждый день, силовики белорусские убивают кого-то. Продолжают гибнуть люди. Кого-то избили, кто-то в коме и так далее. Кто-то под замком. Но без большой крови. Попытка отодвинуть его. Есть киргизский вариант, который все-таки больше, что называется, смена царя горы. Смена одной элиты местной на другую. Одного царька на другого. Все против юга и так далее. Там переворот совершить, такой север против юга – это довольно быстро. А вот изменить правила игры, как пытаются сделать белорусы – это вещь гораздо более сложная. Потому что там вопрос не в смене царя горы, а там вопрос в смене правил игры. А это исторический очень серьезный поворот. Ходорковский про это очень хорошо написал сегодня про то, что, к сожалению, все равно в какой-то момент придется платить за свободу. Это откладывается, но от этого только вырастает цена. К сожалению. С. Крючков; Какой может быть эта цена для общества? В. Шендерович; Чем дольше, как по Окуджаве: и тем больнее, чем дольше. То, что мы не смогли сделать европейским путем, то есть дать узурпатору по рукам, сменить власть. И пойти куда-то дальше – мы не смогли этого сделать как общество. Он укоренился у власти. Тем более без крови, без насилия, по определению уже не получается, потому что насилие происходит. Уже гибнут люди вовсю. Политические убийства, политические заключенные. Продолжается полицейщина, о которой мы еще поговорим здесь. Никаких либеральных механизмов, смены власти никакой. Никаких выборов тут быть не может. То есть все может начаться с проигранных выборов как в Белоруссии, но все равно это первый шаг, он не уйдет и при проигранных выборах. Значит все равно противостояние. Вопрос в том, когда случится вот эта точка, в которой действительно запрос на свободу окажется сильнее и, скажем, готовность к компромиссу с той стороны совпадут и можно будет что-нибудь изменить. Не знаю, когда это случится. С. Крючков; А вот такие жесты наподобие вчерашней акции «Pussy Riot» — они приближают нас к этой точке, когда осеннее противостоит весеннему. В. Шендерович; Вы знаете, вчерашняя акция «Pussy Riot» — это единственный, одна из немногих возможностей диалога общественного. Власть отрезала все возможности разговоров. тут и говорить не о чем. Так вот я хочу сказать, что силовое задержание сегодня Алехиной практически в прямом эфире «Дождя». Мы просто видели это, успели снять на телефоны на «Дожде». Силовое задержание – это чистая полицейщина. Это чистое злоупотребление. Вот это преступление. Не то, что сделала Алехина, повесив на Верховный суд флажок радужный. А вот задержание силовое — это чистое злоупотребление. Алехина на свободе не угрожала ничьему здоровью, жизни. Можно было вызвать повесткой, если хотели получить какие-то показания. Пожалуйста, но ее демонстративным образом силовым, ее выследили и задерживали. Она – враг. Силовое задержание. Это преступление. Мы сегодня видели преступление, очередную полицейщину. Просто надо отдавать себе отчет, где преступники. Вот не Мария Алехина преступник, а вот эти два бугая, которые ее волокли. Кто им дал приказ этим бугаям – второй вопрос. Но хорошо бы узнать их имена. Они совершили преступление на глазах… Мы единственное, что можем, я повторяю все время – это называть вещи своими именами. Так вот, небольшая часть, вот у нас нет гражданского общества в том виде, в котором оно есть в Европе. С разветвленными инструментами, взаимодействия внутри, с воздействием на власть, с обратной связью – у нас этого ничего нет. Вот эта обратная связь. В виде этих девочек, которые за свои судьбы опять, рискуя своими судьбами и здоровьем, поднимают общественно важные вопросы. В нормальной стране такой закон гомофобный фашистский вызвал чудовищную критику общества. Он был бы обсужден в прайм-тайм на главных каналах. И этот закон не был бы принят. Или подали бы в суд, и суд бы запретил этот закон, объявил его противоречащим Конституции. Вот и всё. Так было бы в цивилизованной стране. Выходили бы демонстрации, которые бы никто не бил, а только охраняли. Это было бы общественное давление, которое закончилось бы отменой этого закона. В нашем случае все это невозможно и, значит, только так, как делают «Pussy Riot». Просто надо понимать, что это вместо. Вместо либеральных механизмов. Вместо этого – такое. Хорошо, что такое. Потому что народовольцы просто начали взрывать через какое-то время. И еще раз, просто надо понимать, взрывы – это альтернатива либеральному процессу. Насилие – альтернатива либеральному процессу. С. Крючков; Со своим особым мнением писатель Виктор Шендерович. Произошедшее в Нижнем Новгороде с Ириной Славиной – трагедия безусловная. Но этому предшествовали эти безумные обыски в 6 утра. По безумным делам. Общество наше на ваш взгляд в этом случае продемонстрировало некую чувствительность или промолчало? По большому счету. В. Шендерович; Так она потому и сожгла себя, что общество промолчало. Она сожгла себя от отчаяния. От того, что, в общем, никому не было по большому счету дела. От того, что этот беспредел давно стал бытом. И мы относимся со скотским пониманием и терпением. Ну такой быт. Если человека долго бить, то у него отшибает, ну просто пришли и снова измолотили. Это становится дежурным. Теряется чувствительность. У нее не потерялась. Она и ее самосожжение адресовано нам. Реакция не только на эту мерзость, а это на наше молчание реакция. Это беспросветное, не то, что власть совершила мерзость, а то, что власть совершила совершенно буднично и продолжала совершать. И довело ее. Ее затравили. При абсолютном спокойствии города. И потом пришло 50 человек. С. Крючков; Чуть больше. В. Шендерович; 60. Но не 60 тысяч и не снесли этот долбанный МВД к херам собачьим. И не под судом те люди, которые довели ее до самоубийства. И власть… и сразу тысяча троллей, выпущенных по методичкам – сумасшедшая, ненормальная. Так трагедия, ну ненормальная. Она ненормальная, конечно. Норма — это следователи, которые путают Великий Новгород с Нижним – это норма. Мордовороты, которые в 6 утра приходят болгаркой высаживают дверь. У свидетеля по фейковому делу. Это норма. Судьи, которые ее разоряли штрафами — норма. Скотское молчание города, страны – норма. А женщина, которая не смогла смириться и пережить это унижение, не смогла пережить унижение – это, конечно, сумасшедшая. А доктор Мясников – норма, который говорит: хотели бы – сдох бы. И продолжает работать, член партии «Единая Россия». Которому надо улучшать обоняние, как сказал Медведев. Как ни в чем ни бывало. Рамзан Кадыров у нас герой России – серийный убийца. Этот обнулившийся в бункере сидит без Интернета. Его телохранители работают губернаторами. Это все норма. Его личный повар – в списке «Форбс». Руководит наемниками. Это норма. А женщина, которая сожгла себя в знак протеста, не смогла вынести унижения и молчания, нашего молчания – она не норма, конечно. Собственно, я все время повторяю, эта норма рулит. Просто разные нормы. Представьте себе, что было бы в любой мало-мальски человеческой стране. После такого. Что было бы. Ну, такого бы не было, потому что повторяю, совершенно на ранних стадиях как мы говорили, как бы это было там, на ранних стадиях бы пресекли эту мерзость. Ее бы не оштрафовали… С. Крючков; Это особенности нашего менталитета или мы настолько огрубели, очерствели, что не воспринимаем это так остро, как стоило бы. В. Шендерович; Вы знаете, «менталитет» — слово обманчивое. Менталитет – это воспроизводимая норма. Нет никакого раз навсегда русского менталитета. Традиции есть. Но традиции есть новгородского вече и Малюты Скуратова. Профессора Преображенского и Шарикова. Разные традиции. И все это русские традиции. Преображенский, Шариков – это все русские традиции. Поэтому лукавое слово – «менталитет». Нынешняя норма скотская та, которую воспроизводит Путин, растливший совершенно население, свои блатные прихваты сделал общественной нормой. И общество согласилось. Да, это сегодня такая у нас норма. Только не надо говорить, что это раз и навсегда данная, русский менталитет. Мы видели другие проявления этого же народа. Сегодня доминирует эта норма. Ей противостоят единицы. Эти единицы либо маргиналы, либо гибнут, либо уезжают из страны. Мы это видим. Это факт. Сегодня так. Норму надо менять. Поэтому мы, например, сегодня сидим в эфире и разговариваем. С. Крючков; Виктор Анатольевич, но есть такие механизмы внедрения той нормы, которая удобна властям. Вот эта великолукская история с госпитализацией детей со школьной линейки – вы ее как для себя объясняете. Что это было? В. Шендерович; Это был типовой идиотизм, который у нас называется патриотизмом. Считается патриотичным поставить детей по стойке смирно и врубить музыку, марши. И чтобы они стояли, не шелохнувшись. Объяснив им, что это и есть такая любовь к родине. От которой падают в обморок. Я не знаю, что там произошло. Почему. Но, видимо, не рассчитали децибел патриотических. Путают идиотизм с патриотизмом. Об этом надо говорить. Это надо объяснять. Вот эта история великолукская – это классическая сегодняшняя норма. У меня школа через дорогу, я не знаю, сколько там детей падает в обморок, но в прошлые годы, когда были эти линейки – я глох в 8 утра. В 8.30. Через дорогу. Я глох от того, что там врубалось и незабываемый голос завуча, такой специальный голос из пионерской зорьки. Их где-то выводят в специальных питомниках людей с такими голосами и посылают на детей. Видимо, детей совсем не жалко. Пока повторяю, нет общественного разговора, нет общественного диалога. Негде сказать об этом. Когда случается вот такое, как в Великих Луках – тогда мы ахнем один раз ненадолго. Но ничего не изменится. Децибелы не уменьшатся. И патриотизм по-прежнему будет считаться количеством децибел. Это по-прежнему будет приравниваться к патриотизму. И кто больше не любит Америку, тот и патриот. И кто больше любит Путина – тот и патриот. Ну давайте так. Только это лопнет через какое-то время, на количестве децибел можно продержаться недолгое время. Как на штыках. Потом это очень утомляет. Уже утомило. Но повторяю, у нас нет привычки обратной связи с начальством. Мы терпим, терпим, потом перестаем терпеть. Стопроцентный рейтинг у императрицы государыни матушки – потом сразу Пугачевское восстание. Сразу. Середины нет. Европейской середины, изменения, давления на власть. Это не принято. Надо эту норму пытаться возвращать. Для начала надо напоминать о ее существовании. О том, что патриотизм – это например, доктор Чехов, который поднимает белый флаг над Мелиховым, когда возвращается, чтобы окрестные крестьяне знали, что приехал доктор, можно получить бесплатную помощь. Или поездка на остров Сахалин, и участие в переписи, в земстве. Это патриотизм. Это. Написание хорошего текста – это патриотизм. А не фанфары. Вот надо об этом говорить. Надо это объяснять. Это надо делать каждый день. Надо менять норму. Сегодняшние нормы совершенно чудовищные. Но все-таки, поскольку мы к финалу эфира подъезжаем, я все-таки хочу вернуться к этой теме. К эфиру Дудя и Навального. Давно у меня не было такого хорошего настроения. Когда эти три лица увидел, во-первых, вообще приятно, что он живой. Во-вторых, Юлия Навальная, вот если бы она выдвигалась в президенты, вот я бы проголосовал бы точно совершенно. Хотя обратите внимание, как женщины символизируют выход. Как в Белоруссии, как поразительно. Действительно изменившиеся времена, потому что на прошлом витке представить, там были женщины в региональной и межрегиональной группе и так далее. Но это была экзотика. Здесь это уже норма. Такие. Эти три лица – это очень оптимистичная история. На фоне вот этих старого политрука Лукашенко и старого особиста Путина, которые совершенно неадекватные уже. На этом фоне появление, вот эти вошли в лучший возраст – 30-40 лет. Молодые современные красивые умные. Уже ментально вышедшие оттуда. К сожалению, мы все и они тоже в заложниках у вот этой византийской или татаро-монгольской какой-то власти. Устаревшей власти. Эти метастазы вот они не вырезаны. И продолжают отравлять и тащить в могилу живое. Вопрос только в цене выхода. Что у нас, что в Белоруссии. То, что эта империя и эта казарма этот совок на излете – это довольно понятно. То, что против Путина уже не белоленточники, а вот смотри, Хабаровск. Его ядерный электорат уже в гробу его видит. Это уже понятно. Механизмы все разрушены. Как это будет – не очень понятно. Но само существование и 11 миллионов, которые за несколько дней посмотрели этот эфир и которым совершенно по барабану, что там опять какую распальцовку и какую подворотню изрек их формально президент. Это вещь очень обнадеживающая на самом деле. он очень на глазах вырастает. Хорошая интонация. Есть надежда какая-то. И есть надежда на какую-то просто смену поколений. Но посмотрим, повторяю, к сожалению, платить за выход на свободу придется. Мы слишком долго не платили. Накопились проценты. Совсем просто не будет, но надеюсь… как-нибудь. Я сегодня оптимистичен, не правда ли. С. Крючков; Это чудесно. А вот ситуация с надвигающимся возможно локдауном, она не вселяет в вас опасения то, что как-то диалог… В. Шендерович; Нет, какой диалог. Они Андропова сегодня все вспомнили. Они отлавливают пенсионеров в театрах, они ничего другого не могут. У них руки заточены на то, чтобы винтить. Они ничего другого не могут. Они, которые должны были сеппуку себе сделать, харакири после той истории летней. Когда в разгар коронавируса это голосование на пеньках, парады. Это все. Мерзость. Они должны были прятаться от нас. Они как ни в чем ни бывало. Полицейщина – единственное, что они умеют. Они это и делают. © Copyright: Татьяна Ригсельга, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
