К. Ремчуков, редактор Независимой газеты ЭМ 26. 04

Татьяна Картамышева: литературный дневник


- Млечин, хороший историк, несколько лет назад, я слышал его, привел данные (я ему доверяю, потому что он, как правило, в архивах сидит): в 37-м году в нашей стране, в СССР, было осуждено за шпионаж 93 тыс. человек. И Млечин утверждает, что осужденные за шпионаж в 37 г. 93 тыс. человек — эта цифра больше всех шпионов, которых обнаружили во всем мире за всю историю человечества. Бывают такие концентрированные годы. Живешь-живешь — и вдруг оказывается, что осужденных за шпионаж в одном 1937 — 93 тыс. человек. Сейчас, мне кажется, эти иностранные агенты, экстремистские организации, люди, которые не согласны с политикой властей, — их будет такое количество, что мы вдруг увидим, что мы живем среди иностранных агентов. Вот была Россия нормальная, в которой все было, как всегда. И вдруг оказывается, что, куда ни плюнь, иностранный агент, пособник иностранного агента. А сейчас еще и усугубляются вещи с более серьезными обвинениями, поскольку экстремистская деятельность, безусловно, еще более серьезная вещь... Это погружение в такую желеобразную правовую систему будет названо «20-е годы». Или 20-21. Долгие 20-21. Поскольку, я думаю, много еще сюрпризов будет, с точки зрения ужесточения законодательства.


Как могло случиться, что с 2000 по 2008 год Путин был президентом, очень успешным президентом, с очень высокими для России темпами экономического роста. А самое главное — высокими темпами роста реальных доходов населения. И не было ему нужно в тот период для успешного президентства ни одного из того репрессивного закона, которые были приняты в последние годы. Ни одного! Ни про интернет, ни про ретвит, ни про иностранных агентов. Вот это надо понять. Как же так? А тут — один и тот же президент в одной и той же стране может успешно управлять при той конституции, которая была принята в 1993 году. Не нужно никакие поправки вносить. И все идет так хорошо, и никого этого нет. И это лишний раз говорит о том, что та оптика, которая находится на глазах у ключевых игроков во власти, она в значительной степени придает специфику взаимоотношений власти и оппозиции. Либо это просто люди ходят там и что-то протестуют. И вот так вот власть живет, но тем не менее развивается. С 2000 по 2008 много было и протестной деятельности. И партии фигурировали, и критики много было. Теперь же каждый такой выход рассматривается как деятельность иностранных агентов, как деятельность, направленная на дестабилизацию. Лексика очень напоминает китайскую вся эта, потому что по методу цветных революций. И у прокурора, сегодня я читал эту фразу. А это обычно, когда Патрушев приезжает из Китая, он в Российской газете, как правило, или в каком-нибудь информационном агентстве, дает короткое интервью. Как он съездил, встретился с коллегами, мы обсудили, пришли… Вот у меня за многие годы как-то отложилось: Патрушев приходит, дает трактовку тем или иным событиям, и они с китайцами сходятся в одном — что это сделано по методу цветных революций. Ну мы видим, что точно так же и Лукашенко думает, что это все сделано по методу цветных революций.


Поэтому я предвижу долгие 20-е годы. С определенной негативной коннотацией. С большой ужимкой и искажением конституционных прав, которые по-прежнему в нашей первой части конституции четко изложены.


Столыпину приписывают фразу: в России все меняется за 10 лет, и ничего — за 200. Вот мне кажется, что власть, особенно когда люди долго, уже не 10, а 20 лет у власти, утрачивает представление об основах, которые, с одной стороны, трудноизмеримы, а с другой стороны, они реально несущие конструкции, а именно — справедливость. Одна из форм устойчивости. Если я к вам отношусь так, как я хочу, чтобы вы относились ко мне, то значит я могу быть спокоен за то, что когда моя роль как-то изменится и ваша изменится, вы придете к власти, вы будете помнить это всегда. Так воспитываются поколения. То, что происходит сейчас, это как наваждение. Это как игра в рулетку с шансом что-то кому-то доказать. И, безусловно, с одной стороны, внешняя стабильность, та, о которой тексты силовиков свидетельствуют, чтобы никто не расшатывал ситуацию в нашей стране, это может быть внешняя, показная стабильность, потому что внутренние процессы развиваются по другой логике.


Мне кажется, что методы достижения политической стабильности в стране, который сейчас избран в виде таких жестких репрессия и подавления инакомыслия и политической оппозиции, они не верны. Одно дело решать проблему противостояния с Западом, а другое дело — решать проблему нормального развития внутри страны.


Все было нормально с митингами, с собраниями, со свободой слова, с цензурой, с иностранными агентами, с иностранными шпионами и так далее. Все было нормально. И вдруг, оказывается, та свобода, которая была в первый срок правления Путина, сегодня представляет угрозу для второго срока (в расширенном смысле) правления Путина до 36-го года. И надо быстро все подрихтовать. Поэтому, мне кажется, вот здесь огромные противоречия... Это возвращение к тому, когда наказывали за все – за анекдот, за взгляд, за донос. Доносы сейчас пишут все. Это просто атмосфера меняется. Это ужасная вещь.


И я где-то читал, что после смерти Сталина выяснилось, репрессий не было в одном московском театре. Потом, когда начали разбираться, выяснилось, это единственный театр, в котором актеры, сотрудники театра не написали ни одного доноса друг на друга... А когда доносы пишут? Когда они востребованы, когда меняется атмосфера.


Мы просто видим эту тенденцию. Неосталинизм, реакционеры, подавление прав и свобод как базовый политический тренд сегодняшнего дня.






Другие статьи в литературном дневнике: