Недавно слышал передачу о поэтическом конкурсе на Соловках, услышал, что в жюри заседают знакомые мне люди. Слова: «заседает», «заседание», «заседают» вызывают во мне однозначную ассоциацию. В памяти всплывает знакомое, пушкинское:
В Академии наук
Заседает князь Дундук.
Говорят, не подобает
Дундуку такая честь.
Отчего ж он заседает?
Потому что жопа есть!
А когда я случайно понюхал запахи кухни одного из литературных конкурсов, то решил раз и навсегда: никогда не буду принимать участие ни в литературных, ни в живописных забегах. Там, натурально, варево одно и то же, и готовится оно из такого дерьма, что приличные люди должны за версту обходить место, где происходит такое действо, зажав нос и не смотря на участников, дабы уберечь своё моральное и физическое здоровье. И в выставках участвовать более не хочу, ибо это тоже ярмарка тщеславия с заранее известным результатом. Недавно одна поэтесса позвонила мне и предложила мне поучаствовать в конкурсе прозы; я навёл справки, и получил сведения, что в этом конкурсе предполагается победа упомянутой уже поэтессы с её автобиографической повестью. Мне, таким образом, отводилась роль статиста, и не знай я этого и отнесись к данному мероприятию серьёзно мог бы иметь психологическую травму, хоть я человек не мнительный и не амбициозный. А творческие люди, как правило, лепятся из совершенно иного материала: они часто капризны, самолюбивы и эгоцентричны и такие вещи обычно оставляют тяжёлый след в их душе. Какой-то период в молодости я тоже был легко ранимым человеком: помню, как тяжело переживал, когда на выставку в Манеже «Я славлю тебя, земля ленинградская» у меня взяли восемь работ, но в окончательной экспозиции я увидел только три. Экскурсоводы мои работы игнорировали, и я очень это переживал. Зато прямо из выставочного зала у меня украли весенний этюдик, и как заявила мне потом администраторша, таким образом отмечают только подлинные таланты. Я ей поверил, и от сердца отлегло. Сейчас я бы не стал возиться с этим всем, разве только если эта возня не посулила мне денег. Но денег мне никто не сулит, а так мечтается!
Я не люблю превосходных степеней по отношению к своим работам. Да, это сложная тема: одного выслушаю, другому не поверю, слова третьего пропущу мимо ушей. А в галерее, где всё мерится рублём, и где поселилась нечистая сила, такие отзывы, действительно, воспринимаются мною, как звуки пемзы по влажному стеклу. Иногда такую же аллергию вызывают некоторые люди со своим мнением, как, например, поэт Бабин, о котором я, кажется, уже рассказывал. Однажды он мне заявил ни с того, ни с другого, очевидно, после того, как кто-то подсунул ему альбом Поленова: «Меркушев, ты почти Поленов!» На что я ответил, что вряд ли, поскольку совпадают лишь две буквы и то не подряд, тогда как у Бабина с Чичибабиным по части совпадения фамилий больше общего. Но Бабин ничего не слышал о Чичибабине, что, разумеется, очень зря, хотя и то неплохо, что Бабин узнал хотя бы ещё одного художника, кроме Меркушева. Но, Бог с ним, Бабиным, он мне надоел хуже горькой редьки, вернее, не сам Бабин, а его стихи. Никак не могу выкинуть их из головы, они преследуют меня словно профессора Преображенского звуки балалайки.
Вползают в память как паразиты и сидят там. И ничем не выкурить эту заразу оттуда, и насильственно соседствуют они с пушкинскими, тютчевскими шедеврами, «Демоном», «Чёрным человеком», ранними стихами Маяковского, текстами Блока, Рубцова... Сразу приходят на ум слова булгаковской Аннушки: «Мы в своём праве!..» Вот и эти стихи тоже. «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Тварь, тварь, но право имеешь!
Сегодня ухожу работать на Неву. Сейчас в городе такой ветер, что я привязываю холст к этюднику, так всё равно сдувает вместе с ним. Очень тяжело работать. В центре один асфальт и бетон, по воздуху носится пыль, мусор, вчера прибило ко мне чью-то шляпу, которая долго кружила надо мною, пока я не сбил её в реку волейбольным резаным ударом. Зато на газонах спальных районов расцвели астры, бархатцы и кассии. Жители отчего-то полюбили «окучивать» свои газоны, иногда у них получаются небольшие японские садики и это прекрасно, это очень греет душу, особенно, когда переносишь свой взор на прилегающий асфальт, сплошь заставленный машинами. Любители этой железной тары скажут мне, что это классно – рассекать на иномарке, не знаю, не знаю, по-моему, ничего, кроме стрессов, нервического стояния в металлической каше из автомобилей и воздуха, зараженного свинцом, сурьмой и кадмием они не имеют, а через них то же самое получаем и все мы.
