Чёрный Артур ОСЕННИЙ МАРАФОН Разведчики не вернулись в дом, где ночевали вчера. Есть такой закон: не падать в одну воронку. И глуп, кто им пренебрег. Два дня они уходили в село, и на улице их знали люди и псы. А теперь и, без того, остались втроем: "бешеная собака" Арчи, многоразовый "сапер" Ива, да гранатометчик Тихий - уже не отбиться. Их не посетила глупость, они не пошли в старый дом. Глупость не является к сумасшедшим. Это, не знающие друг друга, болезни. Все трое явились на постой в жилой двор. В семью, что позвала их, встретив на улице: - Заходите, если что, на ночлег... Зашли, отогрелись, закусили яичницей с салом, да, сложив в горку оружие, на всю ночь вытянули ноги в углу. ...Утром, до света, вернулись на Украину Ангара и Лекс. Поднялись по черному полю, уперлись в село. Слепые от тьмы, стоят на дороге у трансформатора, как ночью быки. Явились не отрезвились. Пришагали с закуской на будущий пир: гранатометы, тушенка и хлеб. И вот стоят на дороге, на месте условленной встречи. Стоят, как памятники, и молча слушают мрак. - Пьянь, - негромко пропело в ушах. - Епаная! - отозвался на звук Ангара. Исключительный пароль разведки. Из-под трансформатора навстречу своим встает с земли поредевшая засадная группа. Тихий перенимает у Лекса с плеча вещмешок. - Вот так, наелись яичницы с салом и проспали в углу на полу, как собаки, - сообщает он всё, что удалось добыть ночью разведке. Мы сидим на деревянных лавках у холодной печи в доме первого здесь ночлега. Сидим, едим одну банку тушенки и ждем, как просветлеет в окне. ...Утром плывет по селу туман. Мы шагаем вдоль улицы у заборов, в сторону украинской шахты. Не вышло спалить на дороге колонну, так заберемся к врагу в самый дом, украдем или убьем. У нас только так - от черта крестом, от свиньи пестом, а от лихого человека нечем. Вот позади село и уходит к "укропам" лесная пустая дорога. Осенний холодный лес с бурой опавшей листвой, рыжий вблизи террикон, насыпи щебня со ржавыми рельсами, и ржавые железные лестницы шахты. Где, знать бы, как встретят лихих незваных гостей... Пока дошагали, сдул ветер туманы и в белый день лезут на шахту три ополченца: Тихий, что зажигается на опасность, Арчи - сам Бог приказал командиру, да Ива, что никак не израсходует счастье. Остались в заслоне под терриконом двое других: Ангара -потом сложит реквием, да Лекс - глаза всей разведки. Трое, обходя шахту, забрели в огороды, как козел по капусту, да собран давно урожай. На земле только иней с лохмотьями сохлой ботвы. Замельтешили меж грядок, нырнули за плетень. Сидят, согнулись, зыркают по округе. Да сиди, не сиди, а впереди шахта. Совсем близко, а не подойти согнувшись. Пристрелят. Только в полный рост. Наглость - вечное счастье. - Играем в открытую, - встает Ива, отряхивая колени. - В честной борьбе побеждает жулик. Идут. Раздобытчики... В лоб против всей Украины. Шлеп, шлеп... Прямо на шахту. В желтых широких "горках" средь желтой травы, все щуплые да низкорослые, автоматы, как рыбацкие весла - торчат в обе стороны, в глазах туман, а в головах вулкан: обдерут нынче, как липку на лапти!.. Да ничего, дошлепали без убытка. И - шмыг во двор. Сидят меж бетонным забором и электрической будкой, водят ноздрями. А мимо: то тут "укроп", то там сразу двое. Ходят по двору, словно на именинах, руки в карманах, оружие за спину. У кого во рту семечки, у кого перегарчик - у элеватора шатает ветром бойца. Да, всё где-то в стороне, не стянуть никого. Сиди, пока самого не вытащат из-за будки или не станешь сосулькой. Только собрались выскочить, блохою запрыгал на месте Арчи. У командира разведки трещит за пазухой телефон - модная мелодия девяностых: "Что такое осень?.." Вырвал его из кармана, как из груди сердце: "Алло!" С той стороны два орла его - Чибис и Фокс. Сидят в пансионате, балуют с тоски: "Командир, выдай нам сигареты! Где они у тебя?" Арчи и не ответил - плюнут в трубу: "Пошли на хрен!", и обратно руку за пазуху. Сидят все трое, переводят дух. - "Что такое осень...", - качает головой Тихий. - Ну, сучьи коты... Только собрались выскочить - Арчи, как кобру голыми руками схватил. Снова скачет под музыку: "Что такое осень? Это небо!.." Рванул вместе с карманом. Вот он в руке - телефон: "Что?!." На связи те же, Чибис и Фокс, скучают без командира: "Нет, ты, нас на хрен не посылай. Ты, нам скажи, где у тебя сигареты? Нам же курить надо..." ...Под терриконом в пролеске двое других. Лежат, как раньше в Чечне в таком же заслоне. Лежат и зубы от холода склеились. И не Чечня вовсе. Не чувствуешь себя ты военным. Нынче во всех местах на военных открыта охота. И ты пришел сюда партизаном, боевиком - главным охотником. Залезли в кусты, лежат у тропы, стучат зубами о землю. В пролеске шалят сквозняки - ледяной ветродуй со своими братьями-сорвиплатьями... Вокруг черные кривые деревья, с которых - та-та-та! - трещат, как пулеметы, сороки, да мерзлыми кусками за шиворот падает лед. И кривой террикон с недосыпанным боком над головой. Еще и тропа петляет, как пьяная, не разглядеть, кто идет... Весь лес наперекосяк! - Чёрт на нас смотрит, - поднимает тихо оружие Лекс. Он сидит на коленях, затылком к стволу, и целит в кусты у края дороги. В такой бурелом, где и черта не разглядеть! - С бородой он. Прямо на нас пялится. Видишь? - шепчет он, не отрываясь от бурелома. - Не вижу, - как потерял зрение Ангара. Но то он и Лекс - глаза всей разведки. Просидели так, метясь в кусты, пару минут. Какой тут мороз - пот вылез на лоб. Да, нет никого там. Одни привидения. Сидят в ямах, разминают глаза: один в террикон, другой на тропу. Уже три часа, как пропали товарищи. И ни писка, ни свиста. Лишь ветер тренирует силу в ветвях. Да нехорошие песни слагает он в вышине: толи что-что гремит, толи где-то стучит... - Будто БТР гудит, - встает в свою очередь Ангара - уши заслона. - Точно БТР завелся! Если поедет - за нами... подтягивает он ближе гранатомет. Сидят молча, только переставляют под собой отмороженные колени, горе-разведчики. У одного трещит в ушах, у другого горит в глазах. - Кого видел-то хоть? - отвлекается от своих "БТРов" Ангара. - Мужик какой-то стоял. - Видно и вправду, черт приходил... ...На шахте в крысином углу трое ждут выход на бал. Прокрались вдоль забора, сменили позицию. Рядом казарма, заложены окна мешками с песком, торчит из проема черный железный ствол да спиной к ним сидит часовой. Арчи настроил себе тепловизор, шарит им в каждой щели. В вышке шахтенного ствола мечется птица, носится белым пятном. - Наблюдатель! Вот, что за птица!.. - уже решил он, кого будет брать. Тихий внизу, как пес у ворот, Ива и Арчи пешком поднимаются вверх. Шлеп, шлеп... навстречу украинской пули. Вокруг синий шахтенный полумрак, стучат по лестнице гулко шаги, и с каждым сильней обрывается сердце. Такая хандра - хоть ступени считай!.. Сто тридцать восемь, сто тридцать девять... Сколько еще, когда оборвется твой счет?.. ...Сидит на "глазах" наблюдатель, не до работы - чего там не видел? - пишет письма в телефоне жене. Война двадцать первого века - на передовой интернет. Услышал - идут. Даже не отправил "Пока" для любимой. Дел-то на полминуты, скоро вернется. Встал с автоматом на лестнице, увидел в проем: поднимаются. Чуть осторожно идут, задирают вверх лица. И форма на них чужая - "горка", в их "Волыни" такую не носят. "Какая-то особая разведка", - сразу понял "укроп". И снова на пост. Вдруг проверка. Еще наругают... А там два орка с туманов в глазах, да с песнею в головах: Осень... В небе жгут корабли. Осень... Мне бы прочь от земли... Идут прямо в небо. Толи на смерть, толи просто "прочь от земли"... Вот и дошли. - Здорово, - улыбается Ива "укропу", продолжая идти. - Здоровеньки были, хлопцы... - жует он кашу в ответ. - Ну, ты хоть руки-то подними. Ты, в плену, - наводит ополченец на него автомат. Любезности кончились. Пленный уже под стволом, едва успевает отвечать на повышенный голос: - Один здесь?.. Когда смена?.. Оружие?.. Где тепловизор?.. С поста нечего взять: только сам "укроп", бронежилет на нем, рация, автомат с "костром", как здесь называют подствольник, и "муха". Всё пригодится! Спускаются вниз по лестнице, и уже успокоился Ива. Ведет добычу, как с ярмарки скот: у пленного руки назад, волочится сзади веревка. Ива шагает с ним под руку, мурлычет над ухом: - Веди себя тихо. Попробуешь закричать, возьму нож, отсеку тебе голову. А после маме твоей в посылке пришлю... И так всю дорогу, как успокоительное. Этот притих, только передвигает ногами - огромный от кучи на нем одежды, средь трех лилипутов. Вышли с шахты и маршируют по огородам. Шагают, как на кофе гадают: дойдем - доведём - пропадем... А у "укропа" на плече рация и из нее хриплые голоса - болтают друг с другом другие посты: - То шо за четыре тела под терриконом лазят? Не ваши? - Не, наши дома сидят. Можь ваши? - То я не знаю... И тишина. ...В лесу, где черти с утра мерещатся, стоят под стволами, дуют на пальцы два ополченца. Все нет командиров... Четвертый час тишины. И вот наконец пулемет - прямо за спинами, из леса в начале села. Отрезали! - Всё верно. Четыре часа - пока пытали, пока окружали... - точно рассчитал Ангара. - Пробьемся? - сам понимает, что опоздали Лекс. Стоят и молчат, потому что некуда больше идти. Как не виляй лиса, бывать ей нынче у меховщика. - Никуда не пойдем. Мы обещали быть здесь, - садится на землю писатель, ждать, кто придет. Уже всё решила ему судьба. А всё равно - страшно. ...Вот топот с дороги. Подняли головы, встали, ворочая шеями - только и видно, что бурелом. Зато сразу два голоса: - Пьян! Пьянь! - Пьянь епаная!.. Невменяемый пароль разведки. - Епаная! - выдирается сквозь кусты Лекс. Над дорогой летит разведка - три орла, а с ними жар-птица - военный на длинной веревке. Спешит впереди всех, как за добавкой. - Ну, что, мужик? Ты, не против, что в плен к нам попал? - лоб в лоб, глядит ему в лицо Ангара. Да, вроде не против... Смирный уже. Мы делим оружие, свое и трофейное, для следующего рывка: четыре километра, открытые со всех украинских позиций. Четыре километра бегом до своих. А это еще бегом по лесу, уже шагом через село, да на четвереньках по полю... Ах, да! Пулемет с той стороны села... А!.. Потом разберемся!.. В селе мы уже не можем бежать. Все в зимнем, у каждого к боекомплекту второй автомат или гранатомет. Шатаемся, выплевываем слюну, но еще - потому что под гору, двигаем как-то ногами. Впереди Лекс с Ангарой - самые свежие, сидели до заморозки, теперь расходуют силы. Бегут, спотыкаются, по центру села. Вон поворот и медленно растут из-за плетня какие-то люди: один, двое, трое... Но пока еще не выехал БТР. - Кто впереди?! - бежит туда Ангара. - Не вижу! У меня в глазах вода! - уже отстает с гранатометами Лекс. Теперь только б успеть застрелить десант! БТР подобьет Тихий. Никто не сворачивает с дороги, все так и бегут по центральной улице в лоб на "укропов". Если нет выхода - всегда атакуй. Или погибнешь, или победишь. Гражданские. Увидели нас, сами качнулись в канаву. - Давайте отсюда! - пролетаем мы мимо. Двое мчат впереди, двое сзади, а в середине картина: маленький Арчи гонит связанного великана с флажком Украины на рукаве, и сзади веревка на пять метров в песке волочится... Игрушечная миниатюрная Новороссия гонит в плен неповоротливую огромную Украину... Вот и поле. Шагать - не перешагать... Большое, пустое, другое - желтое с белым, а не черное по ночам. Огромное поле с ветрами в лицо, а по нему дорога к своим. На которую уже не хватает сил... И мы стоим на краю степи, ногами в дорогу, глазами в "Комсомолец Донбасса", горячие, как кони, хватая холодный воздух, вытирая рукавами глаза. Неужели, уйдем?.. Горят на ветру, как в адовой топке, лица. Плывет волнами дорога, плывут, как музыка, небо и степь. А ты бежишь, идешь и ползешь, и у тебя, как у Лекса, в глазах вода... Мы ползем по степи, едва разгибая колени. Не отрезал в селе десант, и до сих пор не падают на голову мины. И льется под ногами дорога, и рядом с тобой качается на длинных ногах пленный военный. Уже не отобьют его по дороге свои ...А там, далеко впереди, лежит, одубев в бурьяне, молодой пулеметчик Снейк, спешит от дамбы и падает в яму старый Орда, не спеша настраивает свою скрипку, "утесник" Архан, да, впопыхах не может поставить "улитку", всегда суетящийся Синий. Не в силах бежать арьергард. - Да, ну вас... - сухим горлом кашляет Ива. - Лучше умереть от пули, чем от отдышки, - шагает Тихий с шапкой в руке. ...Во дворе "Комсомольца Донбасса", как ёлку после зимы, раздевают украинского пленного: рация, бушлат, кофта, бронежилет, ватные штаны, теплые сапоги, шерстяные носки, триста гривен, нож, документы... Столько барахла, что в одни руки не унести. Все снял, оставил только исподнее да обручальное на пальце кольцо. - Ты, как бежал, блин? - стоит рядом и всё считает, считает одёжки Ива. Чуть запоздав, несется от своего АГСа Синий: - Ну, что, мразь "укропская"!.. Не будешь больше людей стрелять! - заносит он руку, ударить в лицо. - Синий, назад! - встает между нами Арчи. - Ногу сейчас прострелю! - непонятно, куда бережет он "укропа". Автомат на весу, прикуривает рядом Орда, ждет, как разуется пленный. И вот тот стоит раздетый, с опущенным книзу лицом, бледный, босой, на желтых портянках, брошенных на асфальт. Стоит, будто на пьедестале, на насыпи у забора, один среди своры волков, что веселятся перед тем, как его разорвать. Стоит и качается на рыхлых ногах, и нет слез и слов, просить о пощаде. - Да, не трясись - осыплешься, - ровно и медленно подводит Орда к голове пленного ствол. И вот замирает уже перед выстрелом. - В расход его... - тихо и страшно звучит из толпы приговор. ...Стоит на своем пьедестале, как на костре инквизиции, пленный солдат. А на уровне живота застыли перед ним с полуприподнятыми стволами враги. Застыли и смотрят, как от страха или от холода на дворе, дергается в судороге у солдата нога. И он тоже смотрит на ногу, а в голове только одно - несутся последние кадры кино: его шахта, лестница, пост, телефон в руках, где на связи жена, и этот момент, как идет к нему малорослик, что-то говорит на ходу, улыбается и поднимает в последний момент автомат... "Проглядел!!! Проглядел!.." Вот он поднимает лицо и молча смотрит на ствол. Откуда сейчас прилетит к нему пуля. - А, чтоб не дурил, - значительно кивает головою Орда. - Да, мне еще пожить хочется... - говорит, как камень глотает, "укроп". А сам еще ждет: "Где же свои?!. Еще, может, успеют спасти..." Берегла голос, да вот в руках Орды заговорила украинская рация: - Серго! Серго!.. Ти де? Шо-то я тебе не бачу... - Вот и твои. Очухались, - опускает Орда автомат. И в рацию: - Где, где он... В Москве! Иди на хрен, хохлятина! ...Через два часа расшевелились "укропы". Замельтешила в селе их техника и, стволами в поле, вылезли из-за хат рыжие БТРы и БМП. Мы привыкли к пустоте их мышления и, к особой "свидомой упоротости", а потому не удивились сейчас. В руках Орды трофейная рация, откуда несутся только угрозы да грозы: - Выходите с поднятыми руками! Иначе будем расстреливать!.. - орут сумасшедшие. - Мы руки подняли. Приходите, берите, - сидит на бревне, курит Орда. - Украли у нас человека! Верните обратно заложника! - бесятся там. - Я думал, что пленный. По законам войны, - знает за правду старый "афганец". - Вы - террористы! С вами нельзя по закону!.. - повторяют зомбированные. - Мы раскатаем вас танками! Мы пришлем на вас "Камаз" пехоты!.. - Еще тридцать пленных, - считает им вслух Орда. - Мы вас в Донецке повесим! - Старая заезженная страшилка. - А мы вас в Киеве, - верит в то, что обещает Орда... И всё на истерике, и не понять, для кого они дают этот концерт. Полчаса говорят, а ничего не сказали. - Прозевали бойца. Будьте мужиками - признайтесь. - Надоело болтать и выключает рацию командир. - Шайка ворюг... - успевает долететь из-за поля. На бревне, нога на ногу, засыпает гранатометчик: - Пришлют на нас "Камаз" пехоты... На один раз мне этот "Камаз", - плечом подпирает он щеку. ...Переругивается с "укропами" на шахте Орда, а мы сидим у края степи, на дамбе "совка" у синей остывшей воды, у старых окопов "стрелковцев", где - режь ноги, хирург! - не протолкнуться от мин. И хороша осень на Украине, и хорошо сидеть здесь, в ворохах дубовой листвы, у желтых уснувших окопов, у вечно текущей воды. Закончился марафон и уже не хочется ни с кем воевать... Такое счастье, как Новороссия, бывает только однажды. © Copyright: Он Ол, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
