Артур Чёрный"ЩЕ НЕ ВМЕРЛА УКРАIНИ..." Уже кончается долгая украинская осень. Сняли ветра и дожди последние драные с деревьев обноски, и покатились по павшим травам голубые волнистые инеи... И всё покатилось в пропасть на этой земле. Всё изуродовал, изломал этот год. А ведь жил ты вчера, не гадая на завтра. А вот бойся Бога - смерть у порога. Сегодня пятница и в городе хоронили убитых. Двоих, что на шахте, и трое из ближних домов. Хоронили раздельно и тихо, каждый своим двором. От нас туда никто не пошел. Самим тошно, еще и смотреть на горе других. Мы стоим постом, где сзади - наша передовая, а здесь - перекресток между двумя фронтами, между двумя мирами - русским и украинским. Мы оседлали дорогу разведкой в четыре ствола, и тормозим движение местного населения. Идут и едут в обе стороны, и каждый что-нибудь да расскажет. Вокруг ходят в поле завесы тумана, жидкого, как разведенное молоко. Капает с автоматов вода, чавкает на обочине под ботинками грязь, и противно потряхивает от холода, когда встаешь отдохнуть. Всюду туман. Из него выезжают машины, выходят прохожие. Люди охотно идут на контакт, говорят до подробностей, что знают и видят. Особенно бодро докладывают те, кто постарше: за сорок, за пятьдесят. - Вот прямо по этой дороге ехать - у них там блокпост в центре поселка. Здесь километр-полтора. - БТР там у них, БРДМ. На посту пять человек, остальные недалеко в домике. Десятка три где-то есть... - Там же банда неуправляемая!.. Это отребье, что и военными не назовешь. Всякий сброд с Волыни. Они и воевать-то не хотят, и уйти не могут. У них за спиной заградотряд "правосеков" стоит. - ...Еще с утра упиваются, я в семь утра через блок еду - уже в синеву... Стало мне интересно пообщаться с бойцами. Взял два литра, пришел к ним на пост. Приняли, как родного. Только и проверили документы. Сидим с ними, хлещем "брыкаловку"... И все разговоры у них: как бы побыстрее отсюда смотаться. Спрашиваю еще: "А за Украину, что, воевать не будете?" Ответ один на толпу: "Не будем. На хрен она нам нужна, Украина!"... - Куда командиры смотрят?.. Да, такая же пьянь, как они! Их всех в лицо в винной лавке знают. - А про то, что в плен сдаваться хотели... Это я слышал от них самих. - Когда, вы, их уже вышвырните оттуда?! Один промолвил, будто пророк: - Победа ваша. Их кубки стали тяжелее мечей... И многие стояли перед нами - хоть сейчас в ополчение: - Давайте, съезжу, разведаю! - Карту подробную нарисую, что где стоит, и все позиции покажу! Наслушавшись, насмотревшись, мы вчетвером решили напасть на украинский блокпост. Подъехать на машине на блок, сразу застрелить постовых, а кого-то одного утянуть с собой "языком". Пока туман, пока никто не знает о нас, пока не хватились у Севера... Ива с Семеном уже вышли на край поселка, уточнить местность. Но все же вернулись. Этот блокпост месяц у нас на виду, и мы можем стрелять и бросать в него мины, сколько угодно. Но ни разу не переступили черту - бить в центр деревни. Где в соседних дворах все мирные люди. - Возьмем колонну, заберем "языка"! - вернулись мы обратно на перекресток. ...На другой день нет с нами тумана, и мы стоим в чистом поле под носом "укропов", а те ощупывают прицелами и биноклями нас до костей. Бежать некуда, да и никто не успеет - пошли они группу захвата. - Они там спрашивают всех, кто едет отсюда: кто вы такие? - подмигивает, остановившись, на велосипеде старик. - Вы, сынки, осторожнее... - ровно ставит он велик и, достав из рукава жилистый кукиш, резко поворачивает его к "укропам". - На те, вам! - Еще же туда поедешь... - гляжу я, нет ли подвоха. Нет. Старик пожелтел от брезгливости. - Да, наплевать! Ненавижу я их, этих тварей, - залазит он на свой самокат. Грузовая "Газель", за рулем ополченец. Едет, насвистывает, на рукаве черно-красная лента. - Здорово, ребята! Как на Луганск проехать? - сразу он видит своих, когда на нас ни одного шеврона и знака отличия. Все в "горках" единого цвета. - С шариков съехал?.. Тебе по этой дороге минута до "укропского" плена осталось. Тот смотрит во все глаза, не может поверить. - Я же по карте еду и по навигатору, - поднимает он неверной рукой со второго сиденья бумаги и электронику. Глянули документы: затасканные корки бойца ополчения, где мутное фото, поплывшие от воды печати, еще и подписано черт знает кем. Свой. Всё в порядке, не придерешься. Проверили кузов с салоном, и поворачиваем, откуда приехал. Стоит у машины, пожимает всем руки. Правая у нас, а левой за крестик на шее держится. - Можь, диверсант. Сыграл хорошо, - сомневается кто-то, когда он уехал. - Так не сыграешь, - решают все остальные, вспомнив его лицо. И вот полетели мины. Они несутся с противным жужжанием прямо над головой и падают на шахту и в город. Вон, встали вдали черные джинны дыма и их, ломая, волочет над городом ветер. Мины проносятся с перерывом в пару минут, и у нас понемногу зачесалось под шапкой. Прятаться негде, только два огромных бетонных блока - пойди, угадай, с какой стороны упадет перед ними. И команда была: стоять до темна. И мы стоим, перестав говорить, и только задираем головы, когда слышим свист. И слушаем, где упадет. Такие чудеса, что дыбом волоса... Летят над тобою мины... Как мимо заговоренного проносятся пули. "Помнишь, Ангара, - смотрю я на серое небо, где нынче на Страшный суд высвистывают судьбы и имена, - как перед самой этой войной, ты прочел Толстого, "Войну и мир"? Прочел с опозданием на два десятка тяжелых лет. И как разматерил ты князя Болконского, что стоял на Бородинском поле с полком под французскими пушками. Где били в его каре и клали его людей. А он молча смотрел, как лопаются ядра в солдатских рядах. А когда прилетело к нему, еще сказал "Стыдно!" тем, что успели упасть. И после глупо умер от ран, так и не вступив в Бородинскую битву. А нужно было просто со всеми упасть... Эх, это вечное дурацкое геройство влюбленных в себя... Отчего же сейчас, ты также стоишь под минами, когда следующая твоя?.. Почему не бежишь и не падаешь, чтобы жить... Потому что есть вещи выше страха за жизнь. Есть ненависть, есть любовь, есть идея. Нас всех послала сюда идея. Но мы стоим под минами не за нее. Я понял это сейчас. Мы стоим потому, что презираем мразь, что бомбит мирный город. Смотрите, твари!!! Мы не бежим! Мы не кланяемся вашим снарядам! Мы отмотали из России тысячи верст, чтобы встать здесь! Чтобы бы вы - паршивые крысы, видели, кто здесь стоит. Чтобы поняли, что мы плюем вам в глаза, а вы трусите отвернуться. Чтоб вы ждали, когда мы придем! Чтобы вы знали, что мы придем! Ангара! Ведь ты шел сюда, не желая кого-то убить! Потому что с той стороны - твоя кровь. Такие же русские, как и ты. Заблудшие, которым просто затуманили мозг, или которые оказались слабы, и не выбрали путь восстания. И ты поражался ненависти у местных, верил в какое-то перемирие, и сам говорил россиянам: "Главное сейчас - никого больше не убить! Ни одного человека на радость Америке!" А вот прошел месяц здесь... И всё поплыло, как туман. И стало ясно другое: нужно идти вперед. Идти, сметая заслоны, на Киев, где свили себе гнездо убийцы славян. Идти убивать. Убить тысячи - спасти миллионы..." Достоялись. Сразу две мины в канаву у самой дороги. Бах!.. Бах!.. Только щебенка в небо! Никто так и не лег. И тут же в воздухе дьявольский визг - летит на взрывной волне из канавы собака. Маленькая и рыжая. Поднялась над дорогой - летит и орёт! Пасть наизнанку, сейчас лопнет от крика, в стороны лапы с хвостом - прямо, как в мультике. Упала на полотно, подпрыгнула на все лапы, поджала хвост, заткнулась, и - ходу! Летит над дорогой, как лань, пока не пропала. Мы, все на местах, стоим и только поворачиваем за собакою шеи. Во, жуть!.. Прошла еще пара минут и снова засвистело над головами. Снова полетели над нами мины. А мы залезли в канаву и по следам взрывов, разобрались, что тут случилось. - Ну, сука! Здесь две "Ф-1" было. Сама взорвалась на растяжках, еще и убежала на всех ногах! - держит Семен в руках обрывки саперной проволоки. Стояли у нас перед глазами, а мы ходили рядом, справляли нужду. ...Вернувшись в отряд, мы узнали, отчего весь день бесились "укропы". Михалыч, что по заданию штаба, вместо нас должен взять "языка", не стал посылать в засаду своих людей. Он сделал всё проще. И без "языка". Михалыч накрыл колонну за поселком своей артиллерией. Погибло несколько солдат ВСУ. За них-то и мстили беззащитным людям фашисты. Да! Ще не вмерла Украiни... Ни одна мина не упала на нас, военных. Наш пансионат виден с семи разных стран. А мы стояли в поле в минуте от "укропского" плена. Ну, почему?!. Почему?!. Почему они такое подлое, такое трусливое, такое гнилое говно?!. ...В Макеевке на блокпосту убили двух бойцов "Беркута". Опять из отряда Хмеля. ...К шахте повадилась ползать разведка "укропов". Ночью проходят поле, заходят с фланга из леса, и лезут прямо на территорию. Вечером нас собирает Орда: - Вот вам "язык". Далеко бегать не нужно. Но... - ставит он под сомнение всю операцию, - Это же банда Колобка. Им каждую ночь, то Змей Трехглавый, то танки Гудериана от водки мерещатся... И всё же засада на шахте. Сверху в "стволе" наблюдает в тепловизор Орда. Мы лежим во дворе за бетонными плитами лицом к разрушенному забору, откуда приходят "укропы". Тьма-тьмущая, не видать своих рук. Минами перебило электрический кабель. У меня коврик, а рядом выламывается на асфальте от холода ополченец Фокс. Подаю ему свой "поджопник". - Хорошая вещь, - никогда не имел он подобного. "Курить нельзя, вставать и спать нельзя. И, не дай бог, захочешь в туалет ты..." Лежишь в мороз на бетоне, и вокруг тоже бетон - насквозь проссышься. Как инвалиды, мы на коленках - вставать нельзя - ползаем к краю плит и мочимся под себя. От бездвижья начинают скрючиваться бойцы - уже не двигают головами. В середине ночи на шахту заходит разведка соседней роты "Лавины". Только что с "той" стороны. В поселке напротив фронта никого нет. Орда снимает засаду. ...Пошли на нашей линии военные перемены. Днем по замене уходит из города рота Михалыча. Пришли какие-то новые, и мы из любопытства поехали посмотреть. А ничего особого. Всё то же, что раньше уже видели у других. Только имя у нового командира поколоритнее, чем у прошлого - Мясник. С шахты и с блокпоста уходит "Лавина". Последнюю ночь сидим с ними на шахте, и все отмечают разлуку. Где-то в царских покоях поддает на каменку со своими замами Колобок, и отдельно на улице самостоятельно за шиворот закладывают бойцы. На передовом посту АГС здоров молодец Максим и старая ватрушка Рояль. Сидят на снарядных ящиках, обнявшись как братья, рядом бутылка и нарезанное ломтями яблоко. Вверху только синие звезды, сзади в черном дворе гремит на ветру железо, впереди над позициями врага качаются желтые фонари ракет. Сидят и спорят, чье оружие победит: - Дай пострелять, - показывает Рояль на станковый гранатомет. - Ну, на! - заряжает Максим. Рояль выпустил в белый свет всю "улитку". Отходит с расстройством: - Ну, это свинячья петрушка... - опускает он пухлую руку. - Вот у меня "Утес" -лупит, так лупит! - А, ну, дай пострелять! - не верит второй. Пошли по двору к пулемету Рояля. Стоит в его бронированном "Камазе", насмерть приваренный кустарною сваркой. - Во! Во! Во, машина!.. - молотит вслед улетевшим гранатам с "Утеса" Рояль. - Дай, пострелять! - командует Максим. - А, не дам, - слезает на землю Рояль. - Я тебе с АГС давал? - Ну, да. - А, ты, мне не дашь? - Нет! - Ну, и пошел, ты!.. - разворачивается Максим, шагая отсюда. - Кого, ты, послал? - бежит за ним на ватных ногах Рояль. Догнал, подпрыгнул и повис на бычьей шее всем весом - душит. Молодой снимает с себя старика и, не спеша, наливает ему под оба глаза... Утром, снова вдвоем, шлепают в город за самогоном: - Командир сказал: час на сборы. Успеем! И вот, наконец, уезжают. Грузят в гражданский ЗИЛ и на БМП Запорожца последнее барахло, рассаживаются в машину и верхом на броне. На "ребристой", в танковом шлеме, подсвечивает синими "фарами", успевший опохмелиться Рояль. Пока эти сборы, на шахту - почетные проводы - прилетает от "укропов" несколько мин. На них никто не обращает внимания. - "Синяя Лавина"... - смеется им вслед Орда. - Ты, знаешь, куда они бронемашину Рояля девали? На спирт у коммерсантов сменяли! Да, у самих не лучше... Последние вести с "Семерки" - фронтовые будни отряда Сочи: Долго не знали, чем отбиться от "Оплотов" с их танками, пока не продуло в мозгах - освятить проклятое место! На "Семерку" прибыл святой отец, отслужил молебен, побрызгал святой водой казарму, все комнаты, помахал кропилом во дворе, и полил живой водичкою всю эту нечисть - Сочи, Спеца и Сармата с Братишкой. Те, как на них попала вода, чуть не вспыхнули, как антихристы. Но ничего, устояли - только серный дымок пошел... На "Семерке" все дружно сняли шевроны "Беркута", забыли само это слово и, намалевав на воротах белого оленя с желтой стрелою в боку, объявили себя казаками Области Войска Донского. И "Оплот" ведь действительно больше не приезжал. Помогает, значит, от танков святая вода. Да, только от танков и помогает... - Я в гробу видал, эту "Семерку"! - Совсем сбежал оттуда, угнав с собою "Газель", Карабах. - Сплю нынешней ночью. Всё тихо. Даже не бомбит "арта". Вылетает в коридор пьяный Сармат и орет: "Война!" За ним Сочи, в красных трусах, с пистолетом: "Вставай, проклятьем заклеймённый!.." Дневальный у его дверей падает сразу к бою. Все бегут по казарме с оружием... Вылетает в довесок Спец: "Китайцы окружают!" Там реально всех "белочка" посетила... Шайтан за день до этого ездил туда забирать свои вещи. Остался с ночевкой. - А я ночью от крика проснулся. Орет в коридоре Баба-Яга эта, Костяная нога - Братишка: "Вмажь ему! Вмажь ему! Еще ему вмажь!.." И такие сочные глухие удары - бьют, через дверь слышно. И снова она: "Дай, я его пристрелю!" А ей голос Сармата: "А, что, можно?" А ведьма снова визжит: "Да, за такое убивать мало!" И - бах! - выстрел. Возня какая-то и тишина... Слышу: по коридору шаги. Остановились. Сочи своим хриплым голосом: "Что тут у вас происходит, мать вашу так?.." и дальше по словарю... Ведьма с Сарматом наперебой: "Ты, знаешь, что он сказал?!. Ты знаешь, что он - урод, сказал! Что наш "Беркут" - говно!"... Слышно: снова шаги - уходит Сочи. Дай, думаю, посмотрю. Выхожу: скачет в коридоре сатанинская эта семейка, подогретая на спирту, и рядом боец какой-то, сидит на полу на коленях. А над ним Сармат отбирает у жены пистолет: "Дай, я сам его застрелю!" Отобрал и - бах! - пулю под ноги ополченцу. А тот, тоже синий: "Да, вы - криворукие, даже застрелить прилично не можете!" Вылазит откуда-то Спец: "Чего тут у вас?" Ему: "Беркут" говном обозвали!" Спец разворачивается обратно: "Пойду за пистолетом - его пристрелю"... Я, короче, ушел. Потом они увели бойца куда-то во двор и там еще несколько раз бахало. А потом вышел Сочи и на них наорал: "Да, вы, спать не даете! Кто-нибудь уже пристрелит его?!" Тем и закончилось. А ополченца того я видел следующем утром, когда уезжал. Помятый был да побитый. Но, ничего, живой. Пил он, кажется, вместе с нечистью этой, там и проговорился... ...Весь день на город падают мины. ...На границу, забирать ценный груз, ездил на "Газели" Орда. "1-я Интернациональная" прислала нам пятерых россиян добровольцев и гуманитарку - теплые зимние вещи. Этих пятерых мы сразу забрали к себе, а вещи поделили на всю разведку - местных и россиян. Шайтан первым делом напялил камуфляжный зимний "шуршун". Ходит одетый по комнате: "Ну, и что, что шуршит. Пусть слышат, как на них смерть надвигается!" © Copyright: Он Ол, 2017.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
