Деформация реальности

Игорь Гарин: литературный дневник

Истина — зеркало, отражение которого невыносимо для притворства и лицемерия.
Ф.Шиллер


Живя в СССР, я с младых лет чувствовал, что эта страна нежизнеспособна и что рано или поздно развалится. Я постоянно ощущал себя находящимся внутри огромного гниющего дерева, хотя и не знал, когда и при каких обстоятельствах оно рухнет. Уже в возрасте двадцати с небольшим лет я принялся писать свой «Йехуизм» («Тоталитаризм»), в котором анализировал причины гниения и грядущего обрушения тоталитарного государства. Причем, принявшись за этот тяжкий труд, я не знал, что он выльется в многотомник. Но так получилось потому, что причин гниения и обрушения оказалось великое множество и каждый новый час и день приносил мне новые. Я бы сформулировал несколько по-иному: всё, абсолютно всё, что я видел округ себя, свидетельствовало, вопило, орало, что разрушение огромного гниющего древа приближается и — чем дальше, тем с большей скоростью. Больше всего меня мучила слепота или летаргия окружающих: то, что мне виделось ежечасно и ежедневно, мало кто из окружающих замечал, более того большинство — вопреки всему, что я видел — «строило коммунизма» и верило, что живет в лучшем государстве на планете Земля.


Как я уже сказал, разрушение государства, именуемого СССР, происходило по огромному множеству причин, и каждая из них вела к образованию новой гнили и новых трещин — великих и малых. В короткой статье нет возможности даже для их перечисления, но одной из важных, даже основных, была каждодневная деформация реальности, нежелание власти и большинства населения смотреть в зеркало, знать правду о себе.


Скажем, есть такая дисциплина, как социология, призванная изучать социальные отношения в обществе, раскрывать внутренние механизмы его строения, закономерности социальных действий и массового поведения людей, а также — отношения между личностью и обществом. Иными словам, это один из способов познания социальной реальности, получения эмпирических данных обо всем, происходящем в стране.


Так вот, социологии в СССР долгое время вообще не существовало, то есть власть и общество не желали смотреть на себя в зеркало. Произошло это после того, как великий русский мыслитель и социолог Питирим Александрович Сорокин вскоре после революции провидчески написал: «Процесс разложения России докатился до своего предела. Будут еще ужасы, будут еще небывалые потрясения, будут и голод, и убийства, и погромы, и варварства, всё это будет еще, и жертв, невинных жертв падет еще много, но всё это будет не новостью. Всё это явится последними «эффективными» взрывами разваливающейся и горящей России, всё это будет смертными вздохами безнадежного больного. Пройдут эти последние валы, разрушение дойдет до конца — и настанет тишина, мертвая тишина на пепелище России».


Начиная с 1921-1922 гг. социология, как наука, не разделяющая положения догматиков марксизма-ленинизма, была исключена из учебных программ, социологические центры закрыты, а в 1922 г. за открытую критику экономической и социальной политики советской власти, да и просто за деятельность, не вписывающуюся в каноны марксистко-ленинского учения, из России было изгнано около 160 выдающихся деятелей науки и культуры. В их числе — П.А.Сорокин, П.Б.Струве, Н.А.Бердяев, С.Н.Булгаков, Н.С.Тимашев, Г.Д.Гурвич, С.Л.Франк и многие другие. Примерно с середины 20-х гг. ХХ века исследование реальной ситуации в обществе, экономических, социальных и политических проблем постепенно было подменено конструированием идеологических штампов, принявших характер не подлежащих критике лозунгов-целей. Таких, например, как «полная и окончательная победа социализма», «социально-политическое и моральное единство советского народа», «построение развитого социализма и постепенный перехода к коммунизму» и т. д.


В эпоху Сталина социология была официально объявлена буржуазной лженаукой, не только не совместимой с марксизмом, но и враждебной ему. Смотрение общества в социологическое зеркало было подменено «марксистским диалектическим методом», или, называя вещи своими именами, — безобразной деформацией реальности в угоду тоталитарному режиму.


И хотя вам скажут, что в период «хрущевской оттепели» началось как бы возрождение отечественной социологии, а с начала 60-х гг. ХХ века в стране даже появились некие социологические центры, они занялись отождествлением социологии с научным коммунизмом, а неидеологизированные исследования социальных аспектов жизни советского общества вызвали острую и резко негативную реакцию ЦК КПСС.


Как отмечает в своих воспоминаниях академик РАН Г.В. Осипов, «когда появился институт социологи думали: ну вот, теперь-то начнется развитие социологии как таковой. Но оказалось — наоборот. Институт создавался, в том числе, и по замыслу ЦК, но ученым начали диктовать, как они должны освещать процессы развития советского общества. Например, выявлять все положительное и не говорить о негативном. Кроме того, партийные лидеры и близкие к партийным кругам обществоведы через институт пытались, по существу, провести идею о том, что социология не является особой наукой. Но когда коллектив ученых занял противоположную позицию, то есть, настаивал на том, что существует теоретическая социология, социологическая наука как таковая, и следует объективно освещать происходящие в обществе процессы — начались скандалы и погромы».


Стоило социологу Юрию Александровичу Леваде издать курс лекций по социологии, как в 1969 году «за идеологические ошибки» ученый был лишен звания профессора и только по счастливой случайности не исключен из партии. Ю.А.Левада лишился возможности заниматься социологическими исследованиями, Институт конкретных социальных исследований фактически был разгромлен, а первый секретарь МГК КПСС Гришин доложил в ЦК о лекциях Ю.А.Левады следующее: «Лекции не базируются на основополагающей теории и методологии марксистско-ленинской социологии — историческом и диалектическом материализме. В них отсутствует классовый, партийный подход к раскрытию явлений советской действительности, не освещается роль классов и классовой борьбы как решающей силы развития общества, не нашли должного отражения существенные аспекты идеологической борьбы, отсутствует критика буржуазных социологических теорий».


Кстати, поводом для разгрома указанного Института послужило то, что в него были приняты ученые, считавшиеся партийными органами диссидентами. Еще один погром вызвала книга «Моделирование социальных процессов», изданная под редакцией Г.В.Осипова, подвергшаяся жесткой критике со стороны члена политбюро ЦК КПСС В.Н.Ягодкина. Тоталитарному государству было опасно и тошно смотреть на себя в зеркало социологии. Когда власть занимается жесткой деформацией реальности, разве она может позволить кому-либо взглянуть на себя со стороны. Вплоть до 80-х гг. в СССР не было даже факультетов социологии, а ее место было полностью отдано на откуп большевистской идеологии. И всем, в том числе самим «советским социологам», было глубоко наплевать на то, если вы не управляете реальностью, она начинает управлять вами, что искажение реальности приводит к химерам, иллюзиям, обманам, неадекватностям, или, называя вещи своими именами — к социальной шизофрении или явной демагогии, когда фантасмагории или бред превращаются в ежедневную реальность…


Я утверждаю, что связь с реальностью в СССР была утрачена с момента его образования. Правящая верхушка очень быстро теряла чувство реальности. Потому-то к началу семидесятых приходилось замораживать множество непрофинансированных проектов— бесконечные гидроэлектростанции, авианосцы, военные базы и прочее. Оторвана от реальности, полностью запутавшаяся экономика, остановилась, и Советский Союз рухнул, как сгнившее древо.


Фактически советская власть хотела стать сильнее реальности, преодолеть ее, проверить, насколько она ей подчиняется — это был один из противоестественных соблазнов тоталитарной власти. Реальность ей попросту была не нужна, ей было удобнее изголяться, врать или валяться носом в грязи. Она, власть, не хотела видеть себя со стороны, многого не понимала в мире, но это не означало, что этого нет. Ведь реальность — это не то, во что ты веришь или не веришь, но то, что не подчиняется ничьим желаниям, то, что существует безоговорочно и бескомпромиссно, подчиняясь только природным или социальным законам. Реальность сильно отличается от того, что авторитарная или тоталитарная власть выдает за реальность, не говоря уже о том, что многие люди, оторванные от реальности, попросту не желают трезветь.


Потому что игнорировать реальность означает выдавать желаемое за действительное, черное — за белое, уродство — за красоту и несправедливость — за должное. Еще это означает неспособность реагировать на нужды людей, на запросы общества, на приоритеты современного и цивилизованного государства XXI века! Лживое и мертвое слово обладает свойством терять связь с политической, экономической и культурной реальностью и формирует реальность лживую, мертвую, существующую исключительно в черепах вождей и зомбированных ими народных масс.


Но реальность продолжает существовать и после того, как в нее больше не верят или подменяют ее иллюзиями и химерами. Отрицаемая реальность — это то, что периодически ломает хребет. По словам В.Швебеля, кто вовремя не спрячет голову от реальности, тому она проломит череп. Поле искажения реальности в наши дни сильно расширилось, но это означает, что и ответный удар реальности многократно усиливается. Патология всех бесчеловечных культур наших дней — неспособность чувствовать и реагировать на реальность, и расплата за эту патологию — неспособность чувствовать и реагировать на реальность, коллапс, брейкдаун…


Реальность отнюдь не такова, какой ее считает власть или «интеллектуальное большинство». Скорее она такова, какой ее дано видеть единицам, десяткам или сотням критически мыслящих визионеров. Увы, многие люди слабо держатся за реальность, принимая за нее то, что им хочется или то, что им внушают. Задуренным людям свойственно закрывать глаза на реальность и деформировать ее. Они редко видят то, что есть на самом деле, они видят только то, что им позволяют увидеть… Таким людям приходится считаться с реальностью только тогда, когда приходит расплата.


Любопытно, что человек в течение двух дней (с 22 по 23 августа 1991 года) исполнявший обязанности председателя КГБ СССР генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин вынужден был признать: «Нам так много врали, что ложь становилась реальностью, а реальность — четверо, шестеро жителей в темной каморке, непролазная грязь в воровских переулках, галоши по талонам — реальность представлялась мимолетной случайностью, всего лишь по чьему-то недосмотру заброшенной прихожей сверкающего дворца будущего». Не потому ли — два дня при должности ведомства, доминирующего в искажении реальности?..


То, что происходит ныне в России, то есть ее нынешняя реальность, критиками называется «полная задница». Мир начинает считать, что всё, абсолютно всё, исходящее из России, является либо угрозой, либо провокацией, либо просто попыткой надуть. Иное название этого феномена — неадекватность, создание фейковой реальности, согласно которой никаких реальных фактов не существует вовсе, есть только интерпретации. Вот и размывают факты, подменяют реальность, сеют уверенность, что «правды нет нигде» и «все одинаковые». Страна существует в придуманной реальности, бьется с воображаемыми врагами, гордится достижениями, к которым не имеет никакого отношения, приписывая себе победы уже даже не отцов, а прадедов.


И тогда пропагандисты начинают городить свою чушь вне зависимости от того, насколько она соотносится с действительностью. «Пара потных мужиков рассказывают о мечте посетить «солсберецкий» собор, военные рассказывают об испанском диспетчере, который поведал об украинском истребителе, атаковавшем «Боинг», про отпускников, а также шахтеров и трактористов, воюющих на Донбассе. В результате создается некий «белый шум», позволяющий утопить реальные факты в куче всевозможных версий. Для внутренней аудитории это работает. В мире же все знают: Москва лжет нагло и постоянно. Но раз так, зачем с ней вообще разговаривать?»


Главная проблема Кремля — неспособность оценить реальность. Не случайно Ангела Меркель говорила, что Путин живет в каком-то другом мире. Другой мир — это мир, который создан пропагандой, которой он и его окружение только и верят. Реакция власти понятна. Проблема состоит в том, что они находятся в этом тумане, наркотическом сне, который они создали собственной пропагандой.


По свидетельству российского историка Юрия Николаевича Афанасьева, русский
народ стоит своих правителей: «Эта человекомасса доадаптировалась к репрессивной власти до такой степени, что стала неотличимой от нее! Стадный инстинкт заставляет думать и делать как все. В такой кислотной среде личности выживают только отгородившись от нее, они — внутренние эмигранты — ушли в другую реальность».


Увы, большинство покорно приняло за основное правило не замечать реальности. Цинизм и поток лжи — вот два главных экспортных товара современной России. А когда власть теряет контакт с реальностью или попросту не верит в ее существование, то и народным массам приходится ненавидеть всех других, кто живет в реальности. «Интеллектуальное большинство» не хочет видеть реальность, потому что это разрушает иллюзию стабильной картины мира и оставляет его наедине со своими страхами. Для них принять реальность такой, какая она есть — слишком тяжело. Людям гораздо легче сплотиться вокруг иллюзии, что у них все-таки есть некий спаситель. И тогда бессилие выливается в демонизацию противника, в создание вымышленной реальности, где Россия в одиночку противостоит всему остальному миру.


В заключение свидетельство сбежавшего из России и преследуемого ею журналиста Аркадия Бабченко: «Я говорю об общем процессе озверения общества, безусловно. И нельзя отрицать, что оно уже есть, потому что если бы даже я, весь такой алармист и паникер, четыре года назад сказал, что русские люди будут толпами ехать в Украину, чтобы убивать украинцев, а русские танки будут штурмовать украинские города, вы бы мне сказали: «Ну, братан, ты совсем уже псих! Езжай в Кащенко». Четыре года назад никто этого представить себе не мог. Сейчас мы уже живем в этой реальности».



Другие статьи в литературном дневнике: