Еще о Стерне и Евгении Онегине

Марина Сапир: литературный дневник

В предыдущих записях в дневнике я обнаружила уже два важных сходства между романом Стерна "Тристрам Шенди" и "Онегиным"


1. Отступления, которые составляют большую часть романа
2. Рассказчик носит "шутовской колпак с колокольчиком", выставляет себя в смешном виде. Его мудрость скрывается под этим шутовским нарядом.


Сейчас наткнулась на большой фрагмент из романа, который содержит приемы, использованные Пушкиным.




" - По возвращении из Азии, когда я плыл от Эгины к Мегаре (Когда это
могло быть? - подумал дядя Тоби), - я начал разглядывать окрестные места.
Эгина была за мной, Мегара впереди, Пирей направо, Коринф налево. - Какие
цветущие города повержены ныне во прах! Увы! увы! сказал я себе,
позволительно ли человеку столько убиваться из-за утраты ребенка, когда
такие громады лежат перед ним в плачевных развалинах. - Помни, снова сказал
я себе, - помни, что ты человек". -
Дядя Тоби не знал, что последний абзац был извлечением из письма Сервия
Сульпиция к Туллию по случаю постигшей последнего утраты.
....
А скажите, пожалуйста,
братец, - проговорил дядя Тоби, прикасаясь концом своей трубки к руке моего
отца и Деликатно перебивая его - но лишь когда тот кончил фразу, - в каком
это было году после рождества Христова? - Ни в каком, - отвечал отец. - Это
невозможно! - воскликнул дядя Тоби. - Простачок! - сказал отец, - это было
за сорок лет до рождества Христова."



Мы видим двух персонажей романа, отца и дядю рассказчика. Никаким образом не мог рассказчик знать, что они говорили и думали, когда его там не было.
Рассказчик придумывает этих героев. В то же время, мы должны верить, что рассказчик - реальный человек.


То же самое происходит в "Онегине". Пушкин рассказывает, что думал Онегин. При этом оказывается, что рассказчик, Пушкин или "Пушкин", является другом Онегина в жизни. Происходит то же смешение художественного мира, созданного автором, и мира самого автора, который предполагается реальным.


Еще одно интересное подобие между романами здесь состоит в том, что один из персонажей, отец рассказчика, придумывает про себя в порыве красноречия фантастическую историю. Его собеседник думает, что тот помешался, настолько абсурдна эта история. Тем не менее, они оба в здравом уме.


Тот же прием используется в "Онегине". И Татьяна, и Ленский придумывают про себя фантастические неправдоподобные истории. Например, Ленский сочиняет историю про свою всегдашнюю любовь к Ольге. Татьяна сочиняет массу историй. Среди ее историй есть ее абсурдный набег на дом Онегина в его отсутствие и история ее замужества с князем-генералом и любви к ней Онегина.


Вот еще один отрывок из той же сцены в "Тристраме Шенди", который перекликается с "Онегиным"



"Но он ушел от нас навсегда! - Пусть. Он освободился от услуг своего
цирюльника прежде, чем успел облысеть, - встал из-за стола прежде, чем
объелся, - ушел с пирушки прежде, чем напился пьян".



Пушкин перевел это стихами:


Блажен, кто праздник жизни рано
Оставил, не допив до дна
Бокала полного вина,
Кто не дочёл её романа
И вдруг умел расстаться с ним,
Как я с Онегиным моим.


Пушкин сравнивает свое расставание с Онегиным со смертью, но, как и Стерн, он называет раннюю смерть благом.


Стерн, конечно, употребляет эти выражения иронически. Это отец рассказчика, наслаждаясь своим красноречием, убеждает своего брата, что ранняя смерть его сына, брата рассказчика, является благом. Пушкин здесь явно отсылает нас к Стерну за ключом к "Евгению Онегину"





Другие статьи в литературном дневнике: