369 Разумная идиотия 1

…а человек он был необычный. Янов никогда не мог описать словами, чем отличается от людей. Но разница была ощутимой. Самой природой, казалось, ему дарована отрешённость от дел мирских, словно уже в час рождения Янов лёг в тихом месте, вроде кладовки (тёплой, даже уютной, но без дверей и без окон, с деревянным скрипучим полом), и стены этой кладовки служили ему укрытием, где он мог размышлять о вещах. Он принадлежал к людям, которые с детства навек очарованы неразрешимостью тайн жизни, и оттого никак не могут сделаться частью общества. Всегда они слишком увлечены фоном жизни, чтобы всерьёз следить за фигурами Социальной Игры. Даже в детстве его никогда не занимали шалости сверстников. Вместо этого он уходил куда-нибудь в парк или на реку, и, замерев там под хмурым февральским небом, улавливал дыхание мира: как бьётся под ветром баннер на перекрёстке; как скрипит снег под ногами; как тянет затхлым из подворотни…
Впервые это случилось на даче в Крыму промозглым осенним вечером. Родители, принимая гостей, устроили празднество на веранде – оттуда весёлый слышался гомон. Янову только исполнилось девять лет: тепло одетый, вдали от всех бродил он позади дома без цели и выгоды… Ветер шумел в зелёном ещё саду; поскрипывала несмазанная качель; пылали мягким неярким светом развешанные на ветках гирлянды из красно-оранжевых бумажных фонариков; шептались поникшие травы; низкие облака сплошным синим саваном тянулись над взгорьями, и на душе было так томительно и тоскливо, что Янов проникся вдруг горестным чувством – чувством сердечной причастности к заветной загадке вселенной. И в тот же миг волшебным заклятием легли на сердце тайные знаки нездешнего языка, отчего он впал в ступор и, потрясённый, глазел на светившиеся гирлянды, вслушивался в шум далёкого моря, в близкий хохот гостей, всем своим существом отдаваясь тому, что сходило с неба…

Тогда же его захватила идея коллекционировать эти тонкие, удивительные переживания. Ждать денно и нощно очередного чудесного откровения. Дома, на улице, в компании школьников, в тот суетный час, когда все обращаются к своим скучным делам, он отдалялся вдруг, затихал и, смежив веки, взывал к Духам Природы. И чем упорней он звал их, тем быстрее и чаще получал таинственные наития, отчего вскоре понял, что при умении концентрироваться, можно будить эти переживания самоохотно. Затем Янов обрёл способность откладывать переживания в память, с помощью работы воображения придавать им особый шарм, и ещё долго хранить полученные «снадобья» в погребе подсознания, время от времени по капле вкушая их, как пьют намоленный эликсир смертельно больные люди. В такие минуты как будто сам Бог прикасался к душе его, мол радуйся, пой и зови меня, ибо я – судья праведный, творец мира видимого и невидимого, любовь, явленная народам свыше. И до того чуден был сей таинственный шёпот, что никогда Янов не мог подобрать образов для его выражения, хотя и силился отыскать единственно-верную форму для этого.

Чем старше он становился, тем резче проступала его особость. Окружающий мир воспринимал он как тайну - тайну, великую и прекрасную, но такую, которую принципиально нельзя было разгадать, и даже пытаться было грешно. Мир казался ему заколдованным. Ему говорили, займись тем или этим, чтобы получить деньги и уважение, и за вполне обычными для окружающих действиями Янову мнился иной, непрактический смысл. Тогда он вдруг замирал, не в силах отделаться от своих ощущений, ибо тот смысл, который являлся в простых, казалось бы, ритуалах, всё обращал в уродство и серость, а значит - был преисполнен чистейшего зла.
Поэтому, когда пришло время искать себе ремесло, он долго не мог понять, что его привлекает. Ему нравились все ремёсла сразу, и в то же самое время по-настоящему не нравилось ни одно из них. Взятые по отдельности, ремёсла мгновенно теряли священный свой ореол. В его глазах они выглядели способом заработать себе на кусок хлеба и потому обращали дар действия в банальную функцию утоления плотских потребностей, как будто всё необъятное богатство мира сводилось к ублюдочной биологии. Он захотел было стать художником, но скоро сообразил, что величайшие творенья искусства бессильны пред тайною бытия, потому что она всеобъемлюща: глубоко лична и обща одновременно. Он пошёл в храм, но и там всё было фальшиво и нарочито.

Лишь к тридцати годам он начал явственно понимать, чем выделяется из толпы. В отличие от Янова, любившего дивную тайну мира, абсолютному большинству из окружавших его людей была ведома последняя и окончательная истина. Она была им нужна для того, чтоб иметь моральное право на отстаивание своих интересов в нескончаемой жизненной схватке друг с другом. Ведание истины дарило абсолютную и окончательную уверенность в своей правоте, а имея чувство собственной правоты можно было решиться на что угодно. Но конечно ничья отдельная истина в действительности таковой никогда не являлась. Зачастую обладатели суррогатной истины даже не давали себе отчёта, что создали её лишь с одной прагматической, глупою целью - для участия в Социальной Игре. Янов же, поскольку он не участвовал ни в каких Играх, понимал, что истина не может зависеть от мирской суеты. Соответственно, то, что считалось у них за истину, было просто самообманом. Янов определил позицию большинства, как «разумную идиотию». В семинарии, в суде и борделе царила «разумная идиотия» Социальной Игры. Знание таких истин лишало окружающих личной свободы – свободы думать и выбирать, отбивало даже само стремление к духовному поиску.

Чтоб самому не плутать мыслью на ложных тропах, Янов должен был заиметь карту. Он приноровился проводить дни за тщательным изучением заблуждений, проповедуемых окружающими, и таким образом выявил 4 ментальных матрицы, которые подобно 4 цветным стёклышкам накладывались друг на друга, уродуя человеческие представления о вещах иногда до полного безобразия. Однажды во сне он узрел их разом: коверкающие истину, эти матрицы проникали на все уровни сознания человеческого существа - духовную, рассудочную, душевную и телесную.

1. Самая тонкая, но в то же время всеохватная матрица владела областью духа. Разглядеть это искажающее реальность стёклышко было очень непросто, поскольку в век господствующего материализма абсолютное большинство не могло и подумать о том, что они остаются духовными существами - настолько искажено и оболгано было высшее начало в людях. Янов назвал это стёклышко родительской парадигмой, потому что оно передавалось от родителей к детям и навек прикипало к глазам, управляя судьбой и смиряя желания. Редкому мудрецу удавалось вскрыть и отринуть родительскую парадигму. Это было также непросто, как и менять устоявшиеся физические законы с приходом новой научно-технической революции.
Духовная матрица явила себя в таком виде: приснился Янову огромный грохочущий город, в котором никто из жителей не задумывался, каким образом организовано время и пространство вокруг, настолько естественно воспринималось ими одно и другое. То есть те базовые условия, пребывая в которых горожане работали, общались, устраивали свой быт, и которые, верилось, все обладали бесспорностью факта, при повышенной мере внимания вскрывали себя как ряд диспропорций в их строе и образе мысли.
Вот также и мы в абсолютном большинстве случаев не способны взглянуть на окружающую действительность без шор, вне родительской парадигмы.

2. Иное стёклышко, рангом пониже, лежало в поле деятельности рассудка. Понять, что ты смотришь на мир искажённо в этом случае было уже полегче, но всё равно требовало крайне вдумчивого подхода. Эта матрица составлялась из всех тех предписаний, что накладывались на жителей города социальными обстоятельствами - роднёй, культурой, профессией, законами и т.д. К примеру, чтобы занять достойное место в иерархии, живя на глухой рабочей окраине, необходимо было обладать весёлым и хитрым нравом, домовитостью и здравомыслием дуболома. Таким людям с трудом помещалось в голову, что эти качества почитаются за достоинства отнюдь не везде, а лишь отражают скудоумие среднего работяги, движимого букетом диких нелепиц, именуемых ещё житейскою мудростью, тогда как обитателям академгородка занять лучшие места в иерархии позволили бы совершенно иные качества. То же самое касалось ремёсел, вероисповедания и многого другого. Всякая специфическая грань жизни искажала умозрительную способность по-своему.

3. Ещё одно, извращающее истину, стёклышко касалось душевной области человека. Это были страсти - то, чем жив человек. Страсти рождались на заре молодости. К примеру, один мог заиграться в манипуляции с психикой ближнего и, доводя своё увлеченье до страсти, так осмыслял реальность, что всё в ней начинало держаться на уважении и субординации. Другой безмерно любил деньги и уродовал истину так, что весь мир представал перед ним в виде огромного рынка, где люди только и заняты тем, что покупают да продают. Третий с нежного возраста служил мессы идолу секса и его скучный мирок строился как вместилище всех видов похотей. Словом, страстей было много…
Начиналось обычно так: люди заимствовали себе в культуре или от знакомых некий туманный образ, затем переосмысляли его и начинали жить под диктовку этого образа. В конце концов, образ сглаживался, всё напускное исчезало, и оставалась одна голая греховная страсть. Так, вчерашние авантюристы с течением времени превращались в измученных алкашей, а красавицы-сердцеедки, потеряв привлекательность, становились злыми стервами без мозгов.
Осознать, что ты находишься во власти страстей, было довольно просто. По крайней мере, не в пример проще, чем разглядеть на себе оковы родительской парадигмы.

4. Последняя же, самая простая и самая хорошо различимая из матриц лежала в области интересов тела. Это был спектр маленьких жизненных ситуаций, напрямую привязанных к заботам о шкурке, + сопутствующий набор хорошо известных мещанских хитростей да уловок, ежедневно используемых людьми для отъёма благ и ресурсов у ближнего. Каждый житель города беспрестанно врал, обманывал или крал и всё это ради тёпленького местечка, поддержания своего социального статуса, иль секундного удовольствия. Совершая подобные мерзости, человек и сам хорошо понимал, что идёт против истины, но не мог отказать соблазну развлечься в счёт чужого страданьица, ибо кто не относится к миру как к тайне, тот всегда одержим бесом плоти и обречён исполнять его приказания…

Другие статьи в литературном дневнике:

• 27.08.2022. 372 Русский консерватизм
• 18.08.2022. 371
• 13.08.2022. 370 Как вести споры в комментах
• 08.08.2022. 369 Разумная идиотия 1
• 03.08.2022. 368 Что такое истинное искусство?