Арка во тьме

Дочитываю «Триумфальную арку». Эрих Мария Ремарк.

14.03.2025 (5) – 19.03.2025 (3)

Арка во тьме

IX

Диалог Равика и Жоан развивается. Два остро заточенных характера. Перемены настроения. Операционная с безнадёжной пациенткой. Номер отеля, в котором Равик сам установил душ.
И вторая ночь.

X

Нелегальный абортарий. Под этой аркой мир ужасов и тоски. Как вписать в него любовь?

«Не терять независимость. Всё начинается с потери независимости в мелочах. Не обращаешь на них внимание – и вдруг запутываешься в сетях привычки. У неё много наваний. Любовь – одно из них. Ни к чему не следует привыкать. Даже к телу женщины».

XI

«Все знают, что будет война. Неизвестно только когда. Все ждут чуда. … Никогда ещё во Франции и в Англии не было так много государственных дятелей, верящих в чудеса. И никогда ещё их не было так мало в Германии. … Мы всё никак не можем поверить, что она в конце концов разразится. Всё ещё считаем её невозможной и ничего не предпринимаем для самозащиты…»
…

Благостный процесс медленного чтения прерван. Дела к полудню завершил и в путь отправился. Попутная машина до многополосной трассы, которую я знал бетонкой, потом автобус мчится в сторону большого города. Спускаюсь в подземелье. Вагоны метро, если впереди не пара остановок, вполне подходящее место для чтения; входят, выходят, стоят и сидят и глядят, кто в айфон, кто вокруг, кто в себя. «Арка» затягивает. Идиотизм политики, пошлость отношений, перемена состояний, память и рюмочки, рюмочки, рюмочки, бутылки, машины, космическое сознание и неконтролируемое раздражение.
От чтения остаются осколки в айфоне и планшете.

«Трудно вырвать деньги у француза… Труднее, чем у еврея. Еврей видит сделку, а француз — только деньги, с которыми надо расстаться». Девушка С Металлическим Сердцем

«Если мы перестаём делать глупости — значит, мы состарились».

«Вечные придирки фатально травмированного человека».

Невнятные пометки. Ремарк афористичен и противоречив. Книга, с которой ведёшь постоянный диалог. Она живёт своей жизнью.

В Равике происходит то, что никогда не происходило и произойдёт со мной. Странным своим обращением с женщиной он приводит в недоумение. Хочется сказать ему, что любовь – игра, а не производственное совещание, танец, в котором одежда иногда лишнее, а не смотрение в корень. Не успеваю. Он сам говорит то, что раскрывается изнанку его поведения, тщательно отделанную изнанку.

Раскрыта страница 353. Много чего произошло уже, включая поездку на Ривьеру, рулетку, появление персонажа сатанинского толка.

Герой стал восприниматься не только мучеником, но почти святым: он хирург, спасает умирающих, до конца исполняя свой долг, деньги отдаёт потерпевшим крушение, но так, что они не знают, что это его деньги, заработанные, не из банковских подвалов состоятельного добродушного шалуна, заботящегося о том, чтобы попасть на том свете в приличное общество.

Возвращаюсь к завершению раздела XIX. Равик был изгнан – следствие его доброго поступка, исполнения врачебного долга, через несколько месяцев вернулся во Францию. Встреча с Жоан, которая неспособно была оставаться одна. Удивительно поэтично изъясняется опытный хирург.

«— Почему ты меня ни о чём не спрашиваешь, Равик?… Тебе неинтересно узнать, что произошло со мной за это время?
— С тобой ничего не произошло.
Она удивлённо вскинула голову.
— За кого ты меня принимаешь, Жоан? — сказал он. — Посмотри лучше в окно, на небе сплошь – багрянец, золото и синева… Разве солнце спрашивает, какая вчера была погода? Идёт ли война в Китае или Испании? Сколько тысяч людей родилось и умерло в эту минуту? Солнце восходит — и всё тут. А ты хочешь, чтобы я спрашивал! Твои плечи как бронза под его лучами, а я ещё должен о чём-то тебя спрашивать? В красном свете зари твои глаза как море древних греков, фиолетовое и виноцветное, а я должен интересоваться бог весть чем? Ты со мной, а я, как глупец, должен ворошить увядшие листья прошлого? За кого ты меня принимаешь, Жоан?
Она отёрла слёзы.
— Давно уже я не слышала таких слов.
— Значит, тебя окружали не люди, а истуканы. Женщин следует либо боготворить, либо оставлять. Всё прочее — ложь.
Она спала, обняв его так крепко, словно хотела удержать навсегда.
…
Обняв рукой плечи Жоан, Равик чувствовал дремотное тепло её кожи, а когда поворачивал голову, видел её безмятежно преданное, чистое, как сама невинность, лицо. Боготворить или оставлять, подумал он. Громкие слова. У кого бы хватило на это сил? Да и кто бы захотел это сделать?…»

Да, громкие слова и оборотная их сторона постоянно рядом, ритмично.

Вот две книги – одну прочитал, вторую дочитываю. В первой греческие острова, во второй Париж. «Арка» и «Волхв» – безусловная литература, потому что хочется перечитать, даже когда ещё не добрался до конца.

Из низин личного повествование смещается к высотам существования… чтоб им…

«Львы убивают антилоп, пауки – мух, лисы – кур… Но какое из земных существ беспрестанно воюет и убивает себе подобных?
… Ну конечно же, человек– этот венец творения, придумавший такие слова, как любовь, добро и милосердие.
… какое из земных существ способно на самоубийство и совершает его?
— Опять-таки человек, выдумавший вечность, Бога и воскресение.
…
— Всё несчастья… начались с того, что мы обрели способность мыслить… Если бы мы ограничились блаженством похоти и обжорства, ничего бы не случилось. Кто-то экспериментирует над нами, но, по видимому, окончательных результатов ещё не добился».

XX

Как век двадцатый. Чтение в конце первой четверти двадцать первого века.

Получасовой гул в подземной норе, в завершении висящий над головой треугольник истребителя и короткая аэродинамическая труба ведущая с малой глубины на поверхность земли. Пыхтино. Низко летящие самолёты. Многоэтажность без тесноты, пространство для взлёта. Храм, дверь в другие небеса, без древностей и модерна.

Следующее утро. Обратное течение под поверхностью земли. Книга раскрыта, полёт чтения продолжается. Станция «Парк победы». Нет – «Парк Победы». Выхожу из вагона, надо менять направление. На висящем под потолком щите читаю – "Триумфальная арка". Неотступно присутствующий мотив, тема, фреска на стене разрушенного здания. И всё же Россия права, я знаю это, я часть её… путаясь в мыслях, перехожу – и понимаю, что переходить не следовало – чтобы попасть на "Киевскую" не надо было переходит. Ох уж, этот Киев…

Снова вагон качается… книга не кончается. Ещё пара дней эпизодического чтения.

Очень странная книга. Равик местами невыносим для читающего и для женщины, которая слишком близка ему. Образцовый христианский мученик – не потерпит удовольствия жизни, потребует креста и гвоздей. Женщине своей не даёт шансов на участие в пьесе, где он должен быть несчастен и прав. Приглашение в пустоту, наполненную неземным светом. И постоянное земное в боли, одиночестве, ожиданиях.

«Самый верный способ избавиться от любви к женщине– время от времени спать с ней. Не давать волю воображению. К чему искусственно драматизировать вполне естественный акт?»
XXV

«Он закурил сигарету и вернулся в зал. Всё тот же русский хор пел всё те же "Очи чёрные"; он пел их во всех уголках мира вот уже двадцать лет. Трагедия, затянувшаяся на двадцать лет, рискует выродиться в комедию… Настоящая трагедия должна быть короткой».

«…взял несколько книг и положил их стопкой на столик у кровати. Он купил их недавно, чтобы читать в бессонные ночи. С ним происходило что-то непонятное – книги приобретали для него всё большее значение. И хотя они не могли заменить всего, тем не менее задевал какую-то внутреннюю сферу, куда уже не было доступа ничему другому.
…
В далёком прошлом у людей родились мысли, которые сегодня презираются и высмеиваются, но мысли эти возникли и останутся навсегда, и это уже само по себе было утешением».

«Ночь внезапно наполнилась глубоким покоем. Она была снова одной из тех бесконечно далёких, почти забытых ночей… Город отступил куда-то далеко-далеко, только где-то на горизонте слышался смутный гул, цепь времён оборвалась, и время как будто неподвижно застыло на месте. И снова случилось самое простое и самое непостижимое на свете – два человека разговаривали друг с другом, но каждый говорил для самого себя: звуки, именуемые словами, вызывали у каждого одинаковые образы и чувства, и из случайных колебаний голосовых связок, поражающих необъяснимые ответные реакции, из глубины серых мозговых извилин внезапно вновь возникало небо жизни, в котором отражались облака, ручьи, прошлое, цветение, увядание и зрелый опыт».

Эрих-Равик требует константу моногамии, а у жизни только волновая функция.

Сцена в номере Равика. Пришла, пробилась сквозь все несуразицы полигамная дама, артистка, живая и чувствительная. Он сопротивляется из последних сил, и всё же тяжёлая заумь травмированного человека рухнула, дыхание вернулось. Но мучил женщину по полной программе, как мучил его садист, которого Равик хочет убить.

Вряд ли у него получится.

18.03.2025 (2)

11:55 раздались выстрелы. Колонна коммунистов на улице Вожерар бросилась врассыпную. Июль 1939 года.
Солнечный день 8 марта 2025 года. Шумит кондиционер. Тихая музыка. За окнами по узкой Московской улице провинциального города бесшумно скользят машины.

Страница 385. Терраса выходит в сад. Множество гостей в маскарадных костюмах.

В Париже проливной дождь. Маскарад не удался. Долгая поездка по городу, улицы, площади,  здания. Монмартр. Город распахнут внизу.

14:56 страница 410, следующий раздел XXVIII. Осталось 100 страниц. Равик ждёт Хааке, боится упустить его. Что будет? Мне кажется, ничего.

«Среди танцующих пар, медленно кружившихся в тусклом пятне света, он случайно заметил Жоан. Её голова почти касалась плеча партнёра, открытое, полное истомы лицо было запрокинуто. Ничто не дрогнуло в душе Равика. Ни один человек не может стать более чужим, чем тот, кого ты в прошлом любил, устало подумал он. Рвётся таинственная нить, связывавшая его с твоим воображением. Между ним и тобой ещё проносятся зарницы, ещё что-то мерцает, словно угасающие, призрачные звёзды. Но это мёртвый свет. Он возбуждает, но уже не воспламеняет – невидимый ток чувства прервался. … Жалкая крупица интимности над огромной пропастью. Сколько пленительных названий придумано для тёмного влечения двух полов! Звёздные цветы на поверхности моря: пытаешься их сорвать – и погружаешься в пучину».

19.03.2025 (3)
                              XXXI

Тридцатый раздел прочитан. Не пересказывай содержание, не подсказывай, чем кончится. Спойлер – спаивание бойлера.

«Людям простого вкуса нравится очень многое. Они никогда не сидят с пустыми руками. В шестьдесят лет гоняться за любовью – значит быть идиотом и пытаться честно выиграть там, где другие играют краплёными картами. А в хорошем борделе я обретаю душевный покой. В доме, который я посещаю, есть шестнадцать молоденьких женщин. За небольшие деньги я там чувствую себя пашой. Меня осыпают ласками куда более искренними, чем те, по которым тоскует иной раб любви».

«— Ты слишком много говоришь, – сказал он. – К тому же всё это неверно.
— Знаю. Но в сплошном мраке и блуждающий огонёк – маяк».

Морозов огромный, могучий, бородатый. Он архетип, как и другие персонажи. Как и бедный мальчик, которому отрезали ногу; он всё-таки получил страховку и счастлив.

13:26

«— Да, – сказал он. – Человек может многое выдержать.
   Машина миновала авеню Ваграм и выехала на площадь Этуаль. Нигде ни огонька. Площадь тонула во мраке… В кромешной тьме нельзя было разглядеть даже Триумфальную арку».

Книга закрыта. Занавес опущен. За окнами день, Париж растаял во тьме.

Французы снова хотят воевать. Без войны политикам скука смертная. Чего-то сильным мира сего постоянно недостаёт. Прежде всего тех, кого отправляют на бойню войны. С остального они имеют проценты и прячут золото в подвалах. Впрочем, нынешние правители меняют купюры и монеты на числа, а причины и следствия им безразличны, за них всё решит искусственный интеллект.

Арка и Волхв. Книги, с которыми в чтении постоянный диалог. Живут своей жизнью.

Ремарк афористичен и критичен.

Перевод книги, образовавшийся в чтении, остался на полке памяти. Называется «Любовь и смерть». Эрос и Танатос. Сладкая парочка. Хочется одиночества.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 19.03.2025. Арка во тьме
• 13.03.2025. Арка. Держи меня
• 12.03.2025. Арка, одиночество и русские
• 11.03.2025. Фрагменты арки