Стихи о Лермонтове
Подборку осуществила Вера Васильевна Устькачкинцева.
ПРОВАЛ У МАШУКА
Ларина Невельская
Вершины гор маячат вдалеке,
И натурально живописны виды,
И есть один провал на Машуке.
Всего один, как объясняют гиды.
Пускай он примечательностью стал,
Но гиды ошибаются, поверьте.
Он не сравним, естественный провал,
С другим - искусственным провалом смерти.
А тот, другой, трагичен на века,
Тот наша боль, досада и обида.
Он здесь произошел, у Машука.
И им гора печально знаменита.
Каким злым роком считаны года
Тому, кто нам душевно стал роднее?
Наверно, понимали не всегда,
Что без него мы стали бы беднее.
А белый парус облетает свет,
Звезда с звездою говорит над нами.
И смотрит ночь кавказская вослед
Его большими черными глазами.
*** *** ***
Оля Володина, 16 лет, г. Хабаровск, сочинение в стихах
(из «Комсомольской правды» 1978г.)
Мой лобастый мальчик,
мой Лермонтов,
мой гусар, мой поручик,
мой фат,
ах, хватило бы
только нервов
не считать
в чем ты виноват.
ах, хватило бы только
терпенья,
слабых, тоненьких,
девичьих жил
необъявленного гения
полюбив, поддержать,
чтоб жил.
Поддержать
надежной надеждою,
верой верною, святый свят,
холуем, подлецом, невеждою,
чтоб до времени не был смят.
Ах, еще вот о нем,
о времени,
чтоб совпало, чтоб наше,
и в нем
было нашему роду-племени
по себе и светло, как днем.
Милый мой,
чтоб из вечных мальчиков,
со знакомою детской душой,
мой поэт, бродяга,
мой младшенький,
знай одно: ты уже большой.
Ты большой,
и больше не надо,
ах, не надо, молю, скорбя,
наказание и награда –
защищать тебя от тебя…
ЛЕРМОНТОВ
Александр Юдахин
Беззащитно желчный от желанья
стать однажды притчей на устах,
чтобы отомстить за невниманья
в молодых и воинских делах.
Безнадежно дерзкий, безрассудный,
любящий лишь бабушку свою,
одному всевышнему подсудный,
мог затеять ссору и в раю.
Он ходил с усмешкою убойной
в час, когда хотелось околеть.
Женщины пленительной и доброй
не нашлось – простить и пожалеть.
У Державы не нашлось привета,
огонька у друга и родни,
чтоб душа ранимого поэта
отогрелась в ледяные дни.
ПОЕДИНОК
Дмитрий Голубков
Предгрозье мглой Машук одело.
Угрюма тяжких туч орда.
- Коней в кустарник – вот сюда…
- Дождь крапает… Скорей за дел!
«За дело…» Брошены дела.
Все лишь вчерне, все лишь в начале…
Как в море плот – квадрат
Стол ждет, чтоб дальше плыть ночами,
Плыть в черной тьме, к восходу плыть,
Взметая парус одинокий…
За дело. За работу. Жить!
Зовут стремительные строки.
О, этот вздорный маскарад
С таинственностью секундантов,
С каскадом выспренных бравад,
С блистаньем глаз и аксельбантов!
Мартынов… Как наряден он,
Воитель и гроза Кавказа!
Он будет нынче пощажен,
Смешной Мартышка белоглазый,
Что, недруг он? Нет. Он – не друг.
Меж ними в воздухе граница.
Он, словно воздух, пуст и сух.
Сплошной стеной такие лица.
Мартынов… Разве он злодей?
Он просто чадо века злого.
Он ролью дорожит своей
И долг свой выполнит толково.
Прикажут: - Бей! Воинствуй! Жги! –
И полстраны он выжжет, истов!
Такие вот под вой пурги
Стреляли в лица декабристов.
Таких и лепят и пекут
Из верноподданного теста.
Их нынче тьма. И даже тут,
В горах, от них темно и тесно.
Мартынов вечен и безлик,
С такими драться бесполезно:
Убьешь – тотчас встает двойник.
Мартыновых на свете – бездна.
Как в воздух, в этаких стрелять.
Смешон? Нет, страшен он, пожалуй
О, что за вздор! Он добрый малый,
Они помирятся опять,
Сейчас пальнут по разу в небо –
И в Пятигорск… А то беда –
Гроза настигнет… Так свирепо
Глядит тяжелых туч орда…
Но нет. Все ближе жадный гром.
Глаза Мартышки все свинцовей.
Как душно! Как темно кругом!
Как гулок бег мятежной крови!
Она бунтует, и зовет,
И жаждет вырваться и брызнуть,
Окрасить серый небосвод,
Встревожить спящую отчизну…
Как искры, мысли мельтешат:
Воспоминаний вереница.
Отец… Друзей далеких лица.
Влюбленной девы дымный взгляд.
И небо северной столицы.
И петербургские блудницы.
И пение тарханской жницы.
И отчий дом и милый сад.
Журналы на столе лежат,
И не разрезаны страницы…
Не прочитать, не погрузиться,
Не возвратиться уж назад…
… Как разбазаривал свой пыл!
И страсть и стих бросал на ветер,
Любил бретеров и кутил,
Любил кружить в лукавом свете
И тратить пламень юных сил…
Но более всего на свете
Россию сирую любил,
Обманутую и нагую,
Слепую, грешную, святую.
Ее, сеченную кнутом,
Клейменную лихим судом,
Ее, в мятежном озаренье
Отважную до удальства,
Ее голодные селенья,
Ее свободные слова.
Любил, и славя и злословя,
Изгой в отеческом краю,
Суровой странною любовью
Любил он родину свою.
Любил, любил… И – любит,
И вечно будет он любить,
Петь о звездах и темном дубе
И пунш с товарищами пить.
Он будет. Он не быть не может!
И там, за гранью новых дней,
Он душу юную встревожит
Неистовством души своей.
О, дотянуться бы! Дослышать!
Провидеть через толщу лет…
Москва, наверно, станет выше…
А люди вырастут? Иль нет?..
Ах, надо все начать сначала,
Растрачено немало лет…
А фарс играть ему ль пристало?
И он бросает пистолет.
Гром разразился над округой,
Распарывая туч свинец.
Огонь ударил в грудь упруго.
Начало? Ранен он… Конец.
Встает огня стена живая,
Ошеломляюще светла,
И рушится. И, побеждая,
Мир обволакивает мгла.
Лишь сабли молний хищно блещут,
И ночь по скалам мчится вскачь.
И ломкий ливень тело хлещет,
Как обезумевший палач.
Другие статьи в литературном дневнике:
