Цитатник оптимистаМало кому по нраву ноябрьское ненастье – период тоскливых сожалений и Где же взять оптимистическую цитату, как не у Александра Сергеевича Пушкина – любителя осени. «…Хандра хуже холеры, одна убивает только тело, другая убивает душу. Дельвиг умер, Молчанов умер; погоди, умрёт и Жуковский, умрём и мы. Но жизнь всё ещё богата; мы встретим ещё новых знакомцев, новые созреют нам друзья, дочь у тебя будет расти, вырастет невестой, мы будем старые хрычи, жёны наши – старые хрычовки, а детки будут славные, молодые, весёлые ребята; а мальчики станут повесничать, а девчонки сентиментальничать; а нам и то любо. Вздор, душа моя; не хандри – холера на днях пройдёт, были бы мы живы, будем когда-нибудь и веселы.» Просты и утешительны слова из стихотворения Булата Окуджавы: Не пробуй этот мёд: в нём ложка дёгтя. Почаще перечитывайте фразу Владимира Набокова: «Я понял, что мир вовсе не борьба, не череда хищных случайностей, а мерцающая радость, благостное волнение, подарок, не оценённый нами.» «Жизнь, как басня, ценится не за длину, а за содержание» (Сенека). ДЕТИ ДАЛЯ И ещё: Маленький «железный Редьярд» Владей собой среди толпы смятенной, Но мало кто знает, что пришлось пережить Киплингу и как труден был его путь к писательской славе. Отец Киплинга Джон Локвуд был художником-декоратором, скульптором и рисовальщиком. Он решился уехать из Англии в Индию и открыть художественно-ремесленную школу в Бомбее, чтобы из бедного художника сделаться преуспевающим и почувствовать свою принадлежность к касте господ. Для жителя метрополии это был самый простой и надёжный вид карьеры. Редьярд родился в Бомбее. Первые шесть лет жизни навсегда отложились в памяти и сознании Киплинга как пребывание в раю: вечное лето в большом доме, где родители, индийские слуги, домашние животные – все любили и обожали своего маленького повелителя, сумевшего овладеть местными диалектами не хуже, чем родным английским. Но «карма» маленького Редьярда была такова, что следом его ожидали шесть лет ада и пять лет чистилища. В империях был принят изуверский метод: отлучать детей от родителей, чтобы в стенах закрытых учебных заведений воспитать из них верных слуг – жестоких, волевых и при этом послушных. Руководствуясь обычаем, родители сами отправили малолетнего Редьярда с младшей сестрёнкой в Англию к дальней родственнице, согласившейся принять чужих детей на воспитание. А та оказалась ханжой с садистскими наклонностями. Этот период жизни в «Доме Отчаяния» нашёл отражение, не считая автобиографии, лишь в одном рассказе Киплинга с говорящим названием «Мэ-э, паршивая овца…». Видимо, чересчур травматическим был жизненный опыт, где физические страдания от наказаний выглядели сущим лепетом на фоне психических пыток и издевательств. Что мог подумать мальчишка? Только – что его предали родные, отказались от него, наказали неизвестно за что, и это уже непоправимо в ненавистном мире, не знающем милосердия. Родственница довела одиннадцатилетнего Редьярда до психического расстройства, когда заставила ходить в школу с табличкой «лгун» на груди. Он тяжело заболел, почти ослеп, да, пожалуй, и умер бы, если б в его матери не проснулся вдруг материнский инстинкт. Она приехала в Англию, забрала его с сестрёнкой от родственницы на реабилитацию, сняла на три месяца жильё в сельской местности. А когда дети успели поверить, что они «опять мамины», отдала Редьярда в мужскую школу – с железной дисциплиной, телесными наказаниями, дедовщиной и прочими традиционными пороками закрытых учебных заведений. Маленькому, тщедушному и близорукому книгочею Киплингу пребывание в стенах мужской школы далось немногим легче, чем пребывание у родственницы. Но, как ни странно, отсюда он вышел вполне созревшим государственником, признавшим разумность корпоративного духа, безликого социального устройства и организованного насилия, надёжно защищающего членов корпорации от самодеятельного террора всяких дальних родственниц. Ещё юношей Киплинг вступил в масонскую ложу, а прославление имперского духа и процветание Британской империи сделал своей религией. Поскольку средств на продолжение образования в метрополии у семьи не было, Редьярду пришлось вернуться на малую родину – уже не в Бомбей, а в Лахор на севере страны, где его отец теперь заведовал местной художественной школой и музеем индийского искусства. Способный, образованный и амбициозный юноша стал корреспондентом и постоянным автором лахорской «Военно-гражданской газеты» и аллахабадского «Пионера». После шести лет рая, шести лет ада и пяти лет, проведённых в чистилище, теперь Редьярда ждали семь тучных лет интенсивного журналистского и литературного труда. Его репортажами, историями, стихотворениями зачитывались в летней резиденции вице-короля, откуда тот большую часть года правил Индией. Авторитет молодого Киплинга оценивался британцами так высоко, что по некоторым трудным вопросам с ним советовался главнокомандующий граф Робертс Кандагарский. Встреча с забытой родиной освободила Киплинга от затяжного кошмара школьных лет и разбудила дремавшие в нём силы. Окунувшись с головой в омут индийской жизни, он превратился из книжного червя в азартного журналиста, плодовитого литератора, а затем и в принца англоязычной индийской литературы. © Copyright: Анна Дудка, 2018.
Другие статьи в литературном дневнике:
|