Хочется ответить себе на вопрос - почему у мамы не получалось уделять мне много времени?
Ведь пианино мне купили, нашли частную учительницу, что занималась со мной все время, пока мы жили вместе в нашей новой квартире и родители еще были супругами.
До этого я выдержала экзамены в художественную школу на Остоженке, куда немного успела походить, так как совершился желанный для мамы переезд в Вешняки.
Возить меня приходилось папиной маме, которая, выйдя на пенсию, перебралась в Москву.
Ей было тяжело - после размеренной жизни в залитой солнцем украинской деревне, вливаться в сумасшедший ритм многолюдной суетной столичной жизни.
Она возила меня на метро и очень трудно к этому привыкала.
Поэтому, когда совершился раздел новой квартиры на отдельную жилплощадь для меня и мамы, отдельную для отца и бабушки, поездки в художественную школу прекратились.
Когда я бываю в местах своего детства, а тянет туда частенько, я прохожу мимо своей художественной школы и разглядываю фасад.
И ищу привычно мастерски нарисованный кем-то из учеников стул на желтой штукатурке облицовки.
Много лет я улыбалась, глядя, как стул живет на стенке школьного здания.
Теперь - то уж, конечно, в здании произошли перемены, был ремонт и изображение замазано.
Еще маме очень нравилось повторять, услышанное кем-то в мой адрес, что я вундеркинд. Она была очень внушаемым человеком и во многом зависела от мнения окружающих.
Наверное, для матери, у которой единственный ребенок, это нормально - сосредоточить все надежды на нем и ждать от него разнообразных успехов.
Это тешит самолюбие, а мама была чрезвычайно самолюбива.
Поэтому ее мало интересовала какая-либо обыденность, это было скучно, ей все время хотелось праздника.
А отца не смущала обыденность, он не рвался ввысь, крепко стоял на земле и не гнушался обязанностями няньки - вытирать мне нос, отряхивать коленки от песка, читать мне книжки, гладить по голове, утешая.
Если мы шли с далекой прогулки и я ныла, что больше не могу идти, он всегда мудро говорил: - Смотри, вот мы и дома!
Хотя до дома было еще в лучшем случае несколько сот метров.
Но фраза действовала магически.
Я и теперь ее вспоминаю и повторяю про себя, когда устаю: - Вот мы и дома!
Очень помогает.
Когда же я и правда уставала, отец всегда носил меня на шее.
Всегда мы ходили с ним на майские парады.
Военная техника стояла в переулках, готовая проехать по главной площади, а отец шел вдоль танков и зенитных установок и я ехала на его плечах.
А когда мне хотелось потрогать дуло пушки или башню танка, он подходил поближе, нагибался и давал мне возможность положить ладошку на зеленый нагретый бок боевой машины.
И песню отец всегда напевал "Три танкиста, три веселых друга"
