Осенние стихи. Подстрочники и переводы
Утро. Серая дорога,
Дождик в воздухе висит
И местами, понемногу
На дорогу моросит.
Утро. И от веток тени,
Паутинкой расплелись.
Словно ловят мух осенних,
Желтый лист, багряный лист.
Утро. Холод под одежду
Пробирается тайком.
Утро. Слышу голос нежный
С ароматным кофейком.
Утро. Осень и ненастье
И увядшие цветы.
Утро. Маленькое счастье
Если утром рядом ты.
Осень листья у порога
Разбросала и молчит.
Словно манит нас в дорогу,
А сама дождем грозит.
© Виктор Смоленский
***
Русский Париж.
...- Восточный вокзал! Все, Париж, прибыли, господа! Подъем!
Аля вскочила, не расчесывая, начала укладывать волосы, аони призрачной паутиной путались между пальцев. Ника лениво спустил ноги с полки. После сна у него опухло лицо, он стал похож на маленького бегемота. Русые кудри, алые губы бантиком. Не мальчик, а Рождественская открытка.
Семен легко, как с коня, спрыгнул с верхней полки. Его лицо оказалось на уровне с глазами Анны.
- Аня! Вставайте. Приехали!
У Ани были закрыты глаза. Притворялась спящей.
- Анюта, - шепнул Семен и ласково потряс ее за голое плечо, высунувшееся из-под жесткого верблюжьего одеяла, - Приехали, Париж...
Девушка распахнула глаза. Семен ужаснулся холоду, что вылетел из зеленых, как две виноградины, любимых глаз Ани.
- Париж? Надо вставать...
Она выбросила из-под одеяла ноги. Семен принял ее на руки, будто она прыгала сейчас с балкона. Она так недавно прыгала с солнечной приморской веранды, увитой плющом и диким виноградом. «Какая ты легкая, худенькая. Так легко тебя держать. Так тяжело отпускать от себя...»
Готовили на вынос баулы. Собирали разбросанные по купе вещи в сумки. Ника весело плясал на чемодане. Анна нацепила черный берет, смешно наклонила его на одно ухо. Девушка критично огляделась в круглое зеркальце, которое вытащила из сумки.
Красавица! Париж оценит. Мысли текли быстрые, но язвительные и даже жестокие.
Как жить будем? Где? Что делать будем?
Вытащили чемоданы и сумки на перрон. Из трубы паровоза валил густой черный дым, и Анна глубоко дышала чужим воздухом. А ещё запахло свежевыпеченной сдобой; ещё было странно, что здесь, на вокзале сильно пахнет молотым кофе. Она сглотнула слюну. Очень захотелось есть.
Брось, Анна, не хнычь, терпи Как мать твоя умершая говорила: "Не балуй себя едой и питьем!..."
- Вот мы и в Париже, Семка.
Повернулась к нему всем телом, как в танце. Он испугался: вдруг за руку возьмет и сейчас тут, на перроне, затанцует?! Она засмеялась, угадала его мысли. Он криво улыбнулся в ответ.
Куда сейчас? А Бог знает, куда! У Семена в кармане лежит адрес, он поведет их, как проводник!
На привокзальной площади взяли такси. Седой таксист помог им погрузить в автомобиль багаж. Услышав, как супруги по-русски переговариваются, и он по-русски заговорил:
- Я тоже русский. Вы откуда? Из Петербурга? Речь узнаю по акценту!
- Из Москвы, - сказала Анна, не глядя на таксиста. - А вы?
Слеза уже бежала по щеке Ани.
- Из Петербурга я! Я ведь генерал, друзья мои! Я — друг Юденича. Погибла Россия!
Не глядела на него, боялась разрыдаться в голос. Старик таксист тоже плакал.
Как так он хорошо сказал: не «господа», а «друзья».
- Вам куда, милые? Без денег довезу!
Семен отдал в руки таксисту записку.
- Ааа, улица Руве, девятнадцатый район! Не роскошь.Там Рабочие люди живут. Железная дорога рядом, фабрика... Бойня скота неподалеку...И запахи, крики... Ни парка, ни бульвара. А где детишек-то будете выгуливать, бедные вы мои?
Правильно сказал таксист, мы бедные,-- печально думала Анна, и по багаже это видно, и по одежде видно сразу.
- Мы временно остановимся у знакомых, потом квартиру найдем.
- Господи, сначала работу найдите!
Автомобиль шуршал шинами по асфальту. Анна тупо молчала. Молчал Семен. Дети щебетали как птички, прилипли лицами к стеклам, восторженно разглядывали Париж, как новогоднюю елку в свечах и игрушках.
Когда семья вышла из такси и Семен расплатился с водителем, насильно засунув ему в руку деньги, бывший генерал широким крестом перекрестил их и прошептал:
- Помоги вам Господи, помоги.
Russian Paris.
Novel By Elena Kryukova. Translated by Svetlana Astakhova " ... - Vostochny railway station! All of you, Paris, have arrived, gentlemen! Rise!
Alya jumped up, not brushing, and began to style her hair, and it was a ghostly web tangled between her fingers. Nika lazily swung his feet off the shelf. After sleeping, his face was swollen and he looked like a little Hippo. Brown curls, red lips in a bow. Not a boy, but a Christmas card.
Semyon jumped down from the top shelf as easily as from a horse. His face was level with Anna's eyes.
- Anya! Get up. We're here!
Anya's eyes were closed. Pretending to be asleep.
"Anyuta," Semyon whispered, and gently shook her bare shoulder, which protruded from under the stiff camel blanket.
Semyon was horrified by the cold that flew out of Anya's favorite eyes, green as two grapes.
- Paris?
She threw her legs out from under the covers. Semyon took her in his arms as if she were jumping from a balcony. She had jumped so recently from a Sunny seaside verandah covered with ivy and wild grapes. "How light and thin you are. It's so easy to hold you. It's so hard to let go of yourself...»
We prepared take-away bags. They collected things scattered around the compartment in bags. Nika danced merrily on the suitcase. Anna put on a black beret and tilted it comically over one ear. The girl looked around critically in a round mirror that she pulled out of her bag.
Beautiful! Paris will appreciate it. Thoughts flowed quickly, but sarcastic and even cruel.
How will we live? Where? What are we going to do?
They dragged their suitcases and bags onto the platform. Thick black smoke billowed from the engine's chimney, and Anna breathed deeply in the strange air. And there was the smell of freshly baked muffins; it was also strange that here, at the station, the smell of ground coffee was strong. She swallowed. I really wanted to eat.
Come on, Anna, don't whine, be patient As your dead mother said: "Don't indulge yourself with food and drink!..."
- Here we are in Paris, Semka.
She turned her whole body toward him, as if in a dance. He was afraid that he might take his hand and dance right there on the platform. She laughed, guessing his thoughts. He smiled wryly in response.
Where to now? And God knows where! Semyon has an address in his pocket, he will lead them like a guide!
We took a taxi to the station square. A gray-haired taxi driver helped them load their Luggage into the car. Russian Russian was the language of the couple's conversation, and he began to speak in Russian:
"I'm Russian, too. Where are you from? From St. Petersburg? I recognize speech by its accent!
"From Moscow," Anna said, not looking at the taxi driver. "And you?"
A tear was already running down Anya's cheek.
- I'm from Petersburg! I am a General, my friends! I am a friend of Yudenich. Russia Is Dead!
She didn't look at him, afraid to cry out loud. The old taxi driver was also crying.
How well he said: not "gentlemen", but "friends".
"Where are you going, darlings?" I'll take you without money!
Semyon gave the taxi driver a note.
"Ah, Ruve street, nineteenth district! Not a luxury.Working people live there. The railroad next to the factory... Slaughterhouse nearby...And the smells, the screams... No Park, no Boulevard. Where are you going to take the kids for a walk, my poor people?
The taxi driver said it right, we're poor, ' Anna thought sadly, and you can see it from the Luggage and the clothes at once.
- We will temporarily stay with friends, then find an apartment.
- God, find a job first!
The car's tires crunched on the asphalt. Anna was stupidly silent. Semyon Was Silent. Children twittered like birds, stuck their faces to the Windows, and gazed at Paris in ecstasy, like a Christmas tree in candles and toys.
When the family got out of the taxi and Semyon paid the driver, forcibly putting money in his hand, the former General crossed them with a wide cross and whispered:
"God help you, help you." продолжение следует
***
Много русских людей, пострадавших в России от революции 1917 года, поселилось во Франции не только в Париже, но и в Ницце. В Марселе тоже много русских эмигрантов. На кораблях сюда, на Лазурный берег, приплывали окружным путем: плыли из Владивостока в Шанхай, из Шанхая в Бомбей, из Бомбея — в Каир, из Каира — в Марсель. Кто-то из эмигрантов по старой дворянской памяти в Ниццу жить переезжали из Парижа. В эом большом городе не выносимый был шум, как в пчелином улье. Его дымные улицы, многолюдье, грязная работа на один день -- это не для русских дворян. А юг Франции казался русским людям нежной песней, виноградным сладким соком из хрустального бокала. Когда русские дворяне переезжали, иногда начиналось тоже с трудностей: заработок денег, борьба за место под солнцем каждый день.
Юноша Рауль Пера случайно познакомился с семьей адмирала Милкина: увидел, как стоит на рынке в жаркий солнечный день толстый старик,а лицов профиль сухое, нос как клюв орла, маленькие птичьи глазки пронзают людей насквозь, и сразу все знают о них. Толстяк обводит взглядом мешки и россыпь товаров на прилавке. Старик пошел по торговым рядам; Рауль безотчетно пошел за ним, как охранник.
Славился на все побережье антикварный рынок в Ницце! В первое воскресенье июля съезжались сюда жадные покупатели французской старины. Старик шел и глядел также на алжирские статуэтки африканских божков, на связки индийских гранатов, то алых, то нежных лиловых.Смотрели проходящие покупатели на мексиканские маски, на испанские перламутровые веера, на статуэтки японских бронзовых смеющихся богов, на аргентинские погремушки, сделанные из пустых высушенных тыкв.
И жадней всего глядел благородный старик на медные русские подсвечники. О, даже белые свечи были воткнуты в старую медь. Старик остановился и застыл. То ли любовался, то ли плакал.
Рауль, не помня себя, шагнул вперед. Рука сама вытащила из кармана кошелек.
Вчера Рауль сдал экзамены в коллеже, и дед Рауля, итальянец из Пьемонта, по такому торжественному случаю подарил внуку портмоне, а в нем (ура!)оказались франки, они тихо лежали и ждали своего часа. Рауль от радости и стыда даже не сосчитал, сколько у него денег.
- Эй, хозяин! Подсвечники за сколько франков отдашь?
Прокопченный на солнце торговец сощурился, оценивая мальчишку. Свистнул сквозь зубы.
- Пятьдесят франков и — забирай!
Рауль раскрыл портмоне. Дрожащими пальцами пересчитал дедов подарок. Десяти франков не хватало, было всего сорок.
Он еще никогда в жизни не торговался, даже побледнел от волненья.
- У меня не хватает, хозяин!
Губы дрожали от обиды. Глаза следили: старик вздрогнул. Птичьи зрачки перевел на юнца.
Антиквар протянул загорелую, крепкую руку. Рауль вынул купюры. Бумага, деньги ведь это только бумага, и не более того!
Рауль расплатился, схватил с лотка два подсвечника и протянул их старику — и не успел, увидал его спину. Высокую, немного сутулую спину. Спина качалась,старик уходил прочь. Кинулся Рауль за ним, старика за локоть схватил.
- Позвольте, я вам это отдать? Это подарок!--
И тут же подсвечники, задыхаясь, протянул. Старик глядел недоуменно, холодно., как будто прокалывал Рауля зрачками.
- Что, зачем?
- Я купил это для вас! - в отчаянии крикнул Рауль.
И старик улыбнулся. И взял из рук у Рауля русские подсвечники.
RUSSIAN Russian PEOPLE who suffered in Russia from the revolution of 1917, settled in France not only in Paris, but also in the city of nice. There are also many Russian emigrants in Marseille. On ships here, on the Cote d'azur, they sailed by a circular route: they sailed from Vladivostok to Shanghai, from Shanghai to Bombay, from Bombay to Cairo, from Cairo to Marseille. Some of the emigrants from Paris moved to nice to live in the old noble memory. In this big city, the noise was unbearable,like in a beehive. Its smoky streets, crowded streets, and dirty work for a day are not for Russian nobles. And the South of France seemed to Russian people a tender song, sweet grape juice from a crystal glass. When Russian nobles moved, sometimes it also started with difficulties: earning money, fighting for a place in the sun every day.
The young man Raul Pera accidentally met the family of Admiral Milkin: he saw a fat old man standing in the market on a hot Sunny day, with a dry face, a nose like an eagle's beak, small bird eyes piercing people through and through, and immediately everyone knows about them. The fat man looks around at the bags and the scattering of goods on the counter. The old man went down the shopping aisles; Raoul followed him like a guard.
The antique market in nice was famous all along the coast! On the first Sunday in July, avid buyers of French Antiques came here. The old man walked along and looked at the Algerian statuettes of African deities, at the bundles of Indian pomegranates, now scarlet, now tender purple.Passing customers looked at Mexican masks, Spanish mother-of-pearl fans, Japanese bronze statues of laughing gods, and Argentine rattles made from empty dried pumpkins.
And the noble old man looked most greedily at the Russian brass candlesticks. Oh, even the white candles were stuck in old brass. The old man stopped and froze. Either admiring or crying.
Raoul took a step forward. The hand pulled a purse out of its pocket.
Yesterday, Raul passed his College exams, and Raul's grandfather, an Italian from Piedmont, gave his grandson a purse for the occasion, and in it (Hooray!)they were Franks, lying quietly and waiting for their time. Raoul, for joy and shame, did not even count how much money he had.
"Hey, master! Candlesticks for how many francs will you pay?
Smoked in the sun the dealer's eyes narrowed, assessing the boy. He whistled through his teeth.
"Fifty francs and-take it!"
Raoul opened his wallet. With trembling fingers, he counted his grandfather's gift. Ten francs was not enough, it was only forty.
He had never haggled before in his life, and even turned pale with excitement.
"I don't have enough, master!"
Her lips trembled with resentment. His eyes followed: the old man started. The bird's eyes shifted to the youngster.
The antique dealer held out a tanned, strong hand. Raoul took out the bills. Paper, money is only paper, and nothing more!
Raoul paid, grabbed two candlesticks from the tray, and handed them to the old man. A high, slightly stooped back. The old man's back swayed as he walked away. Raoul ran after him, grabbing the old man by the elbow.
"May I give you this?" This is a gift!-
And then he held out the candlesticks, gasping for breath. The old man looked puzzled and cold, as if he were piercing Raoul with his pupils.
"What for?"
"I bought this for you!" Raoul shouted in despair.
And the old man smiled. And he took the Russian candlesticks from Raoul's hands.
Другие статьи в литературном дневнике:
