Отвори мои пути, 2 Протей

Юрий Николаевич Горбачев 2: литературный дневник

Mutat cum Proteo
figuram levitas,
assumit ideo
formas incognitas;



Как Протей,
меняет внешность
легкомыслие,
принимает незнакомые формы.


Сборник Carmina Burana, анонимный поэт (вторая половина XII в.)


Глава 2


Вот здесь , вот здесь твоя нога ступала, кленовый лист ложился пятипало, куда, куда же это всё пропало...Я иду по той же тропке университетской рощи, а слова нового стихотворения не сочиняются, нет , они возникают сами собой. С кедровой ветки за мной внимательно наблюдает та же, что и много лет назад, белочка- попрошайка. Привет! Я сую руку в карман куртки, достаю специально припасённые, купленные на базаре орешки. Протягиваю ладонь рыжехвостой. Цепкими лапками-ручками она хватает угощение так , как будто ждала здесь моего появления все эти годы. Не она, конечно, - она уже пра-правнучка той белочки , которую ты кормила крошками от булочки из буфета на первом этаже БИНа, переходя из корпуса в корпус.Твоя нога, Марина, в выглядывающем из-под драпового пальто чёрном чулке и осеннем сапожке, приминала такие же хвоинки. И я твой монах-растрига готов был хоть кружить с тобою менуэты на балу в Кракове, хоть завоевать для тебя московский трон, чтобы потом быть растерзанным толпою на площади и чтобы меня сожгли , и моим пеплом выстрелили в сторону Запада. Я иду по той же тропке и на меня смотрит буддоподобный Потанин. Он-бюст на пьедестале. Он -чугунный. Он- вечный. Мы - тленные. И он видит-что эта белочка - ты. Что часть тебя перетекла в неё в тот момент когда ты кормила её с ладошки, той самой ладошки-лодочки , которой ты ворошила мои волосы во время нашего первого поцелуя и мы уплывали по волнам перевоплощений в иные времена. И ты вначале была юной гречанкой Хлоей- в лёгкой тунике, а я пастушком Дафнисом с флейтой в котомке; затем ты перевоплощалась в сбежавшую из монастыря монашку -кармелитку, а я в ваганта с лютней на шнурке через плечо; затем ты - в суфражистку в длинном платье на тюрнюре, с зонтиком в затянутой в перчатку руке , я - в бурсака с кокардой на фуражке студиоруса-бузотёра, завсегдатая сходок на полянке в лагерном саду. Да тут -то до этих таёжных дебрей над блистающей под крутояром казачьей саблей Томью-рукой подать. Там мы и собираемся. Пять гривен извозчику - грузимся всей ватагой в пролётку -и на весеннюю лужайку, где уже полыхают жарки, распустили свои лотосы подснежники сон-травы, а вскоре закурчавятся лиловыми чалмами саранки и будут прятаться под перьями страусника сибирские орхидеи-Венерины башмачки.Не мну, не рву, встаю на колени молитвенно, чтобы налюбоваться и надышаться его тонким ароматом. Чудесный цветок - в форме туфельки с ноги богини Киприды, сброшенный здесь , убегавшей от рогатого, козленого Пана. Именно такой башмачёк увидел бородач-ботаник "дедушка Крылов" на полянке , куда он прибыл подобно открывшему Америку дону Кристобалю, чтобы вступить в джунгли из трав, кустарников и дерев на месте которых образуется потом Университетская роща и будет заложен первый камень фундамента. И он увековечил ту сибирскую орхидею,замумифицировав её в папке гербария. И когда вечная приват -доцентша вынула ту папку из потемневшего от времени шкафа и открыла- оттуда пахнуло дивным ароматом поляны, на которой собрались солнечным деньком мая 1909 года бурсаки литературно-философского кружка протеитов. В плетёных ивовых корзинах со снедью -
бутылки с вином и квасом, бараночки с маком, конфетки в кульке, свёрнутом из свежего нумера газеты "Сибирский вестник". Свежий, присланный из Саект-Перербурга номер "Сатирикона"...






Старик Протей оказался довольно популярен в латиноязычной литературе. В знаменитом средневековом сборнике Carmina Burana анонимный поэт трактует его как антипода Христа, у Филиппа Канцлера («Bulla fulminante») он символизирует лицемерие высших чинов католического священства, а в «Emblemata» Джованни Андреа Альчато предстаёт в качестве апологета мифологии и прочих стародавних чудес. Так что предлагаем почитать о нём с трёх разных точек зрения.


; Pellenaee senex, cui forma est histrica, Proteu,
Qui modo membra viri fers, modo membra feri,
Dic age, quae species ratio te vertit in omnes,
Nulla sit ut vario certa figura tibi?
Signa vetustatis, primaevi & praefero secli:
De quo quisque suo somniat arbitrio.


Старый палленский Протей, у которого внешность актёра –
Образ то мужа, то зверя принять ты способен, – скажи мне:
Что за причина тебя обращает во все эти формы,
Чтоб с этой сменой лишён постоянного облика был ты?
«Древности знаки я так проявляю, веков изначальных –
Тех, о которых теперь может всякий измыслить, что хочет».


Перевод из Джованни Андреа Альчато: М.Ю. Ледышева


; Mutat cum Proteo
figuram levitas,
assumit ideo
formas incognitas;
vultum constantia
conservans intimum,
Alpha principia
et Omega novissimum
flectens fit media,
dans finem optimum,
mutans in varia
celum, non animum.


Как Протей, меняет внешность легкомыслие,
принимает незнакомые формы.
Лик постоянства сокровенен –
Альфа изначальная и Омега наипоследняя,
Он придаёт изгиб середине.
Готовя исход прекраснейший,
Он разнообразит небо, а не меняет душу.


Перевод из Carmina Burana: неизвестный автор


; Pape ianitores
Cerbero surdiores
In spe vana plores;
Nam etiam si fores
Orpheus, quem audit
Pluto deus tartareus,
Non ideo perores,
Malleus argenteus
Ni feriat ad fores,
Ubi Proteus
Variat mille colores.


Прислужники папы глухи, как Цербер
и больше того –
биться в рыданиях, надеясь быть услышанным,
бесполезно.
Будь ты хоть Орфей,
к которому прислушивается бог Тартара,
ты не убедишь ,
пока серебряный молоток не ударит в двери,
за которыми Протей
меняет тысячи обличий.


Перевод из Филиппа Канцлера: неизвестный автор




1. Gaude;mus ig;tur,
Juv;nes dum sumus!
Post jucundam juvent;tem,
Post molestam senect;tem
Nos hab;bit humus! гаудэа'мус и'гитур,
ю'вэнэс дум су'мус!
пост юку'ндам ювэнту'тэм,
пост моле'стам сэнэкту'тэм
нос hабэ'бит hу'мус! Давайте же радоваться,
Пока мы молоды!
После веселой молодости,
После тягостной старости
Нас примет земля.
2. Ubi sunt, qui ante nos
In mundo fu;re?
Vad;te ad sup;ros,
Trans;te ad inf;ros,
Hos si vis vid;re! 1 у'би сунт, кви а'нтэ нос
ин му'ндо фуэ'рэ?
ва'дитэ ад су'пэрос,
тра'нситэ ад и'нфэрос,
hос си вис видэ'рэ! Где те, кто прежде нас
В <этом> мире были?
Ступайте к небесным богам,
Перейдите в царство мертвых,
Кто хочет их увидеть.
3. Vita nostra brevis est,
Brevi fini;tur.
Venit mors veloc;ter,
Rapit nos atroc;ter,
Nemini parc;tur! ви'та но'стра брэ'вис эст,
брэ'ви финиэ'тур.
вэ'нит морс вэлё'цитэр,
ра'пит нос атро'цитэр,
нэ'мини парцэ'тур! Наша жизнь коротка,
Вскоре закончится.
Смерть приходит быстро,
Хватает нас безжалостно,
Никому не будет пощады!
4. Vivat Academia!
Vivant profess;res!
Vivat membrum quodl;bet!
Vivant membra quael;bet!
Semper sint in flore! ви'ват акадэ'миа!
ви'вант профэссо'рэс!
ви'ват мэ'мбрум кво'длибэт!
ви'вант мэ'мбра квэ'либэт!
сэ'мпэр синт ин флё'рэ! Да здравствует Академия! 6
Да здравствуют преподаватели!
Да здравствует каждый в отдельности!
Да здравствуют все вместе!
Пусть всегда они процветают!
5. Vivant omnes virg;nes
Grac;les, form;sae! 2
Vivant et muli;res
Ten;rae, amab;les,
Bonae, labori;sae! ви'вант о'мнэс ви'ргинэс,
гра'цилес, формо'зэ!
ви'вант эт мули'эрэс
тэ'нэрэ, ама'билес,
бо'нэ, ляборио'зэ!
Да здравствуют все девушки,
Стройные, красивые!
Да здравствуют и женщины,
Нежные, милые,
Добрые, трудолюбивые!
6. Vivat et Respubl;ca
Et qui illam regunt! 3
Vivat nostra civ;tas,
Maecen;tum car;tas,
Qui nos hic prot;gunt! 4 ви'ват эт рэспу'блика
эт кви и'ллям рэ'гунт!
ви'ват но'стра ци'витас,
мэцэна'тум ка'ритас,
кви нос hик про'тэгунт! Да здравствует и республика 7,
И те, кто ею правят!
Да здравствует наша община,
Милость меценатов 8,
Которые нам здесь покровительствуют!
7. Pereat tristitia,
Pereant dol;res! 5
Pereat diab;lus,
Quivis antiburschius
Atque irris;res! пэ'рэат тристи'циа,
пэ'рэант долё'рэс!
пэ'рэат диа'болюс,
кви'вис анибу'рсхиус
а'тквэ ирризо'рэс! Да сгинет печаль,
Да сгинут горести!
Да сгинет дьявол,
Всякий враг студентов,
А также насмешники!
[8. Quis confluxus hodie
Academic;rum?
E longinquo conven;runt,
Prot;nusque success;runt
In comm;ne forum. квис конфлю'ксус hо'диэ
акадэмико'рум?
э лёнги'нкво конвэнэ'рунт,
протину'сквэ сукцэссэ'рунт
ин комму'нэ фо'рум. Кто собрался сегодня
Из академиков? 9
Они съехались издалека,
Тотчас присоединились
К общему собранию.
9. Vivat nostra soci;tas,
Vivant studi;si!
Crescat un; ver;tas,
Floreat fratern;tas,
Patriae prosper;tas! ви'ват но'стра соци'этас,
ви'вант студио'зи!
крэ'скат у'на вэ'ритас,
флё'рэат фратэ'рнитас,
па'триэ проспэ'ритас! Да здравствует наш союз,
Да здравствуют студенты!
Пусть растет также истина,
Процветает братство,
Благополучие родины!
10. Alma Mater floreat,
Quae nos educ;vit;
Caros et commilit;nes,
Diss;tas in regi;nes
Sparsos, congreg;vit!] а'льма ма'тэр флё'рэат,
квэ нос эдука'вит,
ка'рос эт коммилито'нэс,
ди'сситас ин рэгио'нэс
спа'рсос, конгрэга'вит! Пусть процветает Альма-матер 10,
Которая нас воспитала,
Дорогих и сотоварищей,
В разные области
Рассеянных, вместе собрала!


Варианты:


1 Ubi jam fu;re! Назад у'би ям фуэ'рэ! Там они уже побывали!
2 Fac;les, form;sae! Назад фа'цилес, формо'зэ! Ласковые, красивые!
3 Et qui illam regit! Назад эт кви и'ллям рэ'гит! И тот, кто ею правит!
4 Quae nos hic prot;git! Назад квэ нос hик про'тэгит! Которая нам здесь покровительствует!
5 Pereant os;res! Назад пэ'рэант озо'рэс! Да сгинут ненавистники!
Примечания.


6 Название «Академия» произошло от имени легендарного древнегреческого героя Академа, которому была посвящена роща в северо-западной части Афин. В 338 году до н.э. в этом месте философ Платон организовал свою школу — Академию. С эпохи Возрождения академиями стати называть объединения ученых и некоторые научные и учебные заведения, прежде всего, крупные университеты. Назад


7 Республикой (лат. res publ;ca, букв. ‘общее (общенародное) дело’) древние римляне называли свое государство (Res publ;ca Rom;na), поскольку управление этим государством было делом всех свободных граждан. В настоящее время слово «республика» обозначает одну из форм правления государством или часть названия самого государства (ср.: Республика Беларусь). Назад


8 Меценат (лат. Maec;nas) — богатый римлянин, друг императора Августа, материально помогавший поэтам. Его имя стаю нарицательным для обозначения любого покровителя литературы, искусства, спорта и т.д. Назад


9 Академики — здесь: выпускники. Назад


10 Альма-матер (‘мать-кормилица, кормящая мать’) — уважительное название учебного заведения. Назад


11 Зафиксированы варианты строф для исполнения девушками (Городкова, Ю. И. Латинский язык : учеб. / Ю. И. Городкова. — Москва : Медицина, 1988. — С. 190—191): Назад


1. Gaude;mus ig;tur,
Virg;nes dum sumus!
Post ludos gratos am;ris,
Post molestias ux;ris
Nos hab;bit humus! гаудэа'мус и'гитур,
ви'ргинэс дум су'мус!
пост лю'дос гра'тос амо'рис,
пост моле'стиас уксо'рис
нос hабэ'бит hу'мус! Давайте же радоваться,
Пока мы девушки!
После приятных забав любви,
После тягот супруги
Нас примет земля.
5. Vivant omnes juv;nes
Nob;les, studi;si!
Vivant et avunc;li
Cogn;ti, homunc;li,
Fortes, labori;si! ви'вант о'мнэс ю'вэнэс,
но'билес, студио'зи!
ви'вант эт аву'нкули
когна'ти, hому'нкули,
фо'ртэс, ляборио'зи! Да здравствуют все юноши,
Славные, прилежные!
Да здравствуют и дедушки,
Родные, человечные,
Мужественные, трудолюбивые!
7. Pereat tristitia,
Proflig;tum genus!
Pereant discordiae!
Vivant coeli inc;lae
Amor atque Venus! пэ'рэат тристи'циа,
профлига'тум гэ'нус!
пэ'рэант диско'рдиэ!
ви'вант цэ'ли и'нколе
а'мор а'тквэ вэ'нус! Да сгинет печаль,
Падшее племя!
Да сгинут раздоры!
Да здравствуют жители неба
Амур и Венера!
»» Скачать текст, транслитерацию, подстрочный перевод «Gaudeamus»: pdfrar




© Кафедра классической филологии БГУ, 2024.


В случае использования материалов сайта гиперссылка на graecolatini.bsu.by обязательна!


Мы используем файлы cookies для улучшения работы сайта. Оставаясь на нашем сайте,


Проте;й (др.-греч. ;;;;;;;) — в древнегреческой мифологиипрофиль удален морское божество; сын Посейдона и Геры, муж Псамафы и отец Эйдотеи и КабироСветлана Пешкова. Его жена Торона, отец Полигона и Телегона (или Тмола и ТелегонаСэр Писатель). Обладал необыкновенной способностью к перевоплощению (метаморфозе), принимал любые обличья.


Согласно Вергилию, жил у Карпафа. После смерти сыновей переселился из Фракии в Египет, заменил Елену на ложе Париса её призракомпрофиль удален. Жил на Фаросе. Предсказал Менелаю будущее. Когда Менелай связал его, посоветовал ему совершить гекатомбу для возвращения домойСама Ночь.
По евгемеристическому истолкованию, Протей — это царь Египта, правил в Фаросе. Оказал гостеприимство Дионису. Либо его священный участок находился в МемфисеВетренная. Гермес по воле Зевса выкрал Елену и отдал её Протею (по версии)Роберт Итиль. Его жена — Псамафа, дети — Феоклимен и ФеонояAl. Его гробницу упоминает ЕврипидАlex. Отождествляется с предыдущим, с ним связаны те же мифы, что и с божеством. Также он был братом Зевса (Амалфея вскормила Протея вместе с Зевсом.)
«Протей» (др.-греч. ;;;;;;;) — сатировская драма древнегреческого драматурга Эсхила, посвящённая мифам о Троянской войне. Её текст утрачен за исключением ряда небольших фрагментов (фрг. 210—215 Radt)профиль удален.


В основу сюжета пьесы лёг один из эпизодов «Одиссеи». Менелай, возвращаясь домой из Трои, оказался из-за штормов в Египте, там с помощью хитрости поймал морское божество Протея, узнал у него о своём пути домой и о судьбе брата, Агамемнона. Текст почти полностью утрачен, сохранилось только несколько строк.


Деву с душою бездонной,
Как первая скрипка оркестра,
Недаром прозвали мадонной
Медички шестого семестра.


Пришел к мадонне филолог,
Фаддей Симеонович Смяткин.
Рассказ мой будет недолог:
Филолог влюбился по пятки.


Влюбился жестоко и сразу
В глаза ее, губы и уши,
Цедил за фразою фразу,
Томился, как рыба на суше.


Хотелось быть ее чашкой,
Братом ее или теткой,
Ее эмалевой пряжкой
И даже зубной ее щеткой!..


«Устали, Варвара Петровна?
О, как дрожат ваши ручки!»-
Шепнул филолог любовно,
А в сердце вонзились колючки.


«Устала. Вскрывала студента:
Труп был жирный и дряблый.
Холод… Сталь инструмента.
Руки, конечно, иззябли.


Потом у Калинкина моста
Смотрела своих венеричек.
Устала: их было до ста.
Что с вами? Вы ищете спичек?


Спички лежат на окошке.
Ну, вот. Вернулась обратно,
Вынула почки у кошки
И зашила ее аккуратно.


Затем мне с подругой достались
Препараты гнилой пуповины.
Потом… был скучный анализ:
Выделенье в моче мочевины…


Ах, я! Прошу извиненья:
Я роль хозяйки забыла —
Коллега! Возьмите варенья,-
Сама сегодня варила».


Фаддей Симеонович Смяткин
Сказал беззвучно: «Спасибо!»
А в горле ком кисло-сладкий
Бился, как в неводе рыба.


Не хотелось быть ее чашкой,
Ни братом ее и ни теткой,
Ни ее эмалевой пряжкой,
Ни зубной ее щеткой!


Реклама


жкновый-парк.рф
Двухкомнатные квартиры. ЖК «Новый парк» в г. Оби
от 5 321 100 ;



…Вот так я и стала ведьмой и волчицей. Из деревеньки я ринулась в город в надежде отыскать-таки своего сгинувшего в дальнем крестовом походе лютниста… Я шла по улице одна мимо витрины ресторана. Не помню – какой это был город…В открытые двери ресторана лилась «Колыбельная Клары» Гершвина. Я зашла в ресторан, села за стол. Он играл. Я слушала и смотрела. Его саксофон был похож на изогнутую женскую ногу в лунно мерцающем чулке. Как нежно он её держал! Я поняла –это он, мой лютнист, отворивший ключом мои железные латы и сломавший печать.


Лютнист, которого судила священная инквизиция и приговорила к паломничеству в Иерусалим. И вот его волшебный, сверкающий доспех, преобразовавшись в сакс, стонал о чудесах Востока, неграх Чикаго и кораблях в океане. В том , что это был он, лютнист, меня убедило и то, что откладывая саксофон, он брал электрогитару и начинал импровизировать. Я ему поверила.


В ту же ночь он отвез меня на обкомовские дачи, где сдал меня старым и жирным, распаренным в баньке номенклатурным мужикам. Приехав за мной, он пересчитал выручку и, отслюнив несколько купюр, произнес: «На новые колготки!» Не знаю почему, но я выполняла его приказы, как завороженная. Начинались все эти кооперативы. Он открыл секс-шоп и стрептиз-бар. Я выходила на подиум, посредине которого торчала никелированная штанга и под похотливые стоны сакса извивалась, как кобра, поглаживая себя и там, и тут.


Порой мне казалось, что никелированный шест –затвердевший до металлической прочности черенок метлы, на которой мне всё труднее удержаться, продолжая свой полет. Старуха-колдунья в этнографических одеждах смотрела с зеркального потолка и, ухмыляясь, готова была стряхнуть, меня извивающуюся, уцепившуюся в леденящий металл на рога ухвата, чтобы с них сбросить в раззявленную, чавкающую пасть ужаса.


2.
Первый год после окончания филфака я работала в деревне. За окнами, ступая на мягкие кошачьи лапы ходила белой рысью пурга. Ночами я запирала за собой избушку на три засова, подпирала ее сундуком, оставшимся от почившей в бозе хозяйки, но директор школы—толстый зоолог оборачивался кротом и прорыв ход из своего дома, где он прижил троих детишек с женой –химичкой, пробирался через эту нору ко мне. Я пыталась его, воняющего землей, сбросить с себя, но он лез, лез, лез –и я сдалась. С тех пор я стала кафкианской Фридой-фригидой. Он пыхтел, а я просто лежала, уставясь в потолок. Теми временем подпиравший двери сундук отворялся, и из него выскакивала старуха в этнографических одеждах. Она бормотала заклинания, сыпала вокруг себя вонючую траву, садилась на ухват – и усадив меня на черенок ухвата –наддавала. И в то время как одна я , как колода, лежала под двигавшимся по мне хомяком, вторая – вдвоем с ужасно помолодевшей хозяюшкой устремлялась на ухвате сквозь доски, бревна и перекладины, чтобы ввинчиваться в звездное небо….



3.
Особенно заводили публику потирания промежностью о штангу. Потом я начинала медленно снимать с себя всё, что ещё не было снято. Собственно и снимать –то было практически нечего, но это же ритуал! Когда лифчик, а следом за ним и трусики летели в зал, посетители стриптиз-бара, словно в бешеной эрекции, вскакивали с мест, крича, и посвистывая. Часто кто-нибудь покупал и интим-услуги. В зале появлялся кто-то, у кого по-волчьи вспыхивали глаза, и, заплатив саксофонисту-сутенеру гонорар, он отправлялся со мной в особую комнату.


Странно, но поднимаясь по ступеням, я возвращалась и на черную лестницу в студенческом общежитии, и в башню замка с окном-бойницей, забранным витражом, и на лестницу, ведущую в погребок в деревенской избушке, где я учительствовала, и в конце концов придушив оборотня-хомячка засолила его в кадушке с квашенной капустой, и на лесенку, ведущую на чердак лагерного барака, где жил наш коллективный муж – сделанное из старых телогреек чучело с приклеенным клейстером на месте головы вырванным из журнала портретом Стаханова—сюда мы уединялись, чтобы мастурбировать и когда я тщетно пыталась довести себя до оргазма, мне казалось, что во мне двигается отбойный молоток героя пятилеток…


4.


Все они –монах франсисканец с инквизиторской ухмылкой, лагерный начальник, директор сельской школы, где я питала детям стихи Некрасова и Фета- преследовали меня непрестанно, но самым первым был декан. Он больше всех напоминал мне клиентов стиптиз-борделя.Но самым страшным был Железноклювый ворон,который всегда парил следом за Чернокнижником.

Наш декан всегда казался мне алхимиком, чахнущим в лаборатории среди полок с фолиантами с серебряными застежками, реторт и реактивов. Искателем философского камня, способным преобразовывать свинец в золото. Мне мерещилось—ночами он сидит в своей лаборатории, читает по инкунабуле заклинания, щепотями бросает в огонь магический порошок, и, проходя сквозь стены, переносится к нам в общежитие, двигаясь от кровати к кровати, вливаться в нас через замершие в ожидании расщелины. Он листал нас, как страницы фолиантов, перетекая из одной замершей в хрустальном гробу спящей красавицы – в другую, он был принцем, способным одним поцелуем пробудить нас к другой жизни, где мы будем кружащими в хороводе вакханками-полубогинями. Он втекал в живые колбы наших маток, растекался по трубам и патрубкам придатков и фаллопиевых труб, чтобы в каждом из нас зачать Гомункулуса…


Нет, я не изгнала инкуба, как велел инквизитор.


Абортарий был рядом—три дня по справке –и ты свободна. Деканат был завален справками. Ночами мне казалось – эмбрионы плотной волной ползут по ступенькам, чтобы ворваться в общагу, ввинтиться назад в нас и тогда, зажав подушку между ног, я, инстинктивно баррикадируясь, закрывала свой девичий стыд, чтобы преградить им дорогу, и забившись в угол, тряслась. А они – тянули свои неоформившиеся до конца ручки, перебирали ножонками, тащили за собой пуповины, раскрывали ротики, надувая кровавы пузыри…И только Железноклювый Ворон, набивая полный зоб, каркая и глотая, мог остановить это нашествие эмбрионов…


5.
... Чаще всего, не дойдя до комнаты, клиент набрасывался на меня –и тут же кончал. Но я не могла. С одним я всё же дошла до комнаты, и когда он втолкнул меня в нее – я увидела спину и задницу распростертого на постели голого саксофониста. Клиент, а это был какой-то партийный работник, приказал нагнуться, разглядывая –что там у меня между ног и, вывалив из ширинки, белый клык, вепрем кинувшись на саксофониста, вонзил в него свой бивень, разворачивая меня к зеркалу трюмо, продолжая зорко вглядываться в то, что видно чуть ниже ягодиц, когда наклоняешься.


И тогда, нащупав на трюмо ножницы, которыми я ровняла свою власяницу, я воткнула их в спину между лопатками кабана. Храпя, дергаясь и кончая, кабан упал и лапу… Впрочем о чем я! Член-клык ещё торчал. И тогда я вонзила ножницы в спину саксофониста. Со свистом и бульканием трубы он обмяк. И я кончила. С зажатыми в кулаке ножницами, голая, в туфлях на высоких каблуках, я вышла на улицу. Я шла по освещенному неоном проспекту. Скрежетнув тормозами, у обочины остановилось такси. Таксист затащил меня в свою пропахшую протухшей спермой тачку, задрал мои ноги на сидение –и кончил. Ножницы все ещё были у меня в руке –и я воткнула их ему в глаз. Это была месть Железноклювого Ворона. …


Вырвав свое орудие возмездия из цепляющихся за него рук, я выскользнула из машины –этнографичная старуха, оседлав ухват, юлила рядом, подпрыгивая, позвякивая монистами, побрякивая металлическими рожнами по асфальту. Передо мной светилась витрина книжного магазина. Я размахнулась. Ножницы звякнули о стекло. Ухват брякнул. Вынырнувший из темноты Металлоклювый Ворон протаранил стекло –и сверкающие неоном осколки посыпались мне под ноги.


Шаг – и я в темноте книжного магазина. Лишь алые вспышки сработавшей сигнализации разрывали темноту. Лишь её тревожные гудки нерушали тишину. Я не обращала на это внимания. Я шла между полками, гладя корешки выпрыгивающих из темноты корешков книг, прижималась к ним щекой. Эдгар По. Фрейд. Поль Верлен. Майринк. Я снимала с полок томики стихов и терла ими между ног, я целовала их, я попирала их каблуками, с шумом бросая из на пол, набирая целые поленницы других(выпучив глаза)—да, вьюжной зимой мне приходилось ходить в сарай за дровами –и там меня , выпускницу филфака, подстерегал хомяк—директор школы, я его закопала в морковной грядке, но он отрылся и опять лез ко мне!—а тут, на этом пиршестве раздираемой мной белесовато –розоватой бумажной плоти моими сообщниками были только Металлоклювый Ворон и этнографичная колдунья со своим ухватом, помогающая сгрести всё это мясное месиво в огромную кучу.


6.
Вспоминая о том, как лагерный вертухай говорил, что из сваленных нами бревен наварят бумаги, а из нее понаделают умных книжек, я скрутила из Ги де Мопассана , Набокова и Миллера что-то вроде козьей ножки –и сунув ее между ног, наконец-то, как мне показалось, обрела настоящий, неподдельный оргазм.


Справа, слева, отовсюду полезли рожи франсисканца,хомяка, вертухая, саксофониста, партийного работника, таксиса и я наносила удары ножницами. И Ворон разил своим клювом. И струха-колдунья, неистовствуя, бодалась ухватом и спихивала, спихивала шевелящуюся розовато-беловатую глистоподобную массу в чавкающий зев…

Экспертиза признала меня невменяемой. Из психобольницы меня забрал коммерсант, торгующий эзотерической литературой, боевиками и женскими романами. В его магазине я и устроила погром и с тех пор он полностью сменил ассортимент. По следствию он проходил как потерпевший. Теперь он мой муж. Я совладелица магазина. У нас родился сынишка, чья попка мне напоминает тонзуру франсисканца, о котором почему-то я уже думаю с умилением.



Другие статьи в литературном дневнике: