Клавдия Каледина-Швер

Татьяна Вика: литературный дневник

http://www.sakharov-center.ru/asfcd/auth/?t=page&num=46
Она рассказывала о пережитом угрюмым голосом. Курила и курила... Я слушал суровую, жестокую правду и не хотел верить... Все представлялось чуждым, органически противным нашей жизни.


...Саша прилетел из Комсомольска по срочному вызову крайкома партии. Сидел дома и читал обзор печати... о себе, о «пособнике троцкистов». Был белый, как шелк его рубашки...


Потом ушел в крайком, на бюро. А я — на телеграф, отправлять телеграмму Сталину: «Произошла



чудовищная несправедливость. Я верный солдат партии с шестнадцатого года. Прошу лично вмешаться, разобраться, помочь»...


Прощался он со мной и крошкой-сыном как обреченный, Сказал: «Береги маленького... Мне хочется увидеть Сашку большим. Мы так долго его ждали...»


Разве могут человека, думала я, делавшего революцию своими руками, человека, в которого из-за угла стреляли белогвардейцы, разве могут его ни за что ни про что объявить врагом?..


Объявили!.. Ночью пришли с обыском. С меня отобрали подписку о невыезде... Я сидела в разгромленной квартире одна, на руках с ребенком. Он спал, я плакала... «За что?»...


Через пять дней арестовали жену Варейкиса, Любовь Григорьевну... и престарелую мать Варейкиса, и даже няньку маленького Иосика... Меня выселили из квартиры в подвальную комнату, уволили из краевого радиовещания «за невозможностью использовать как редактора...»


Каждый месяц я передавала Александру Владимировичу пятьдесят рублей в конверте, с запиской:


«Мужайся, люблю...» В ответ только: «Получил. А. Швер». Как дороги мне были эти родные буквы!..


А в мае тридцать восьмого, спустя семь месяцев после Саши, взяли и меня. Отняли Сашеньку... Он умер в детприемнике НКВД...


В тюремной камере нас было сорок или пятьдесят—все жены, все ЧСИРы—«Члены Семей Изменников Родины»... Стиснув зубы, переносили мы глумления, издевательства... Верили в благополучный исход, ждали его. Но прошло три месяца, и нас повезли. Куда, зачем — никто не знал... Везли две недели в «телячьих» вагонах... Длинный-длинный эшелон, набитый одними женщинами...


Однажды поезд остановился в поле. В вагон влез офицер, открыл планшет, стал вынимать пакет за пакетом, называл фамилии и сроки... «За что?»— этот вопрос засел мне в голову, в душу... «Восемь лет!.. Восемь!.. Восемь!.. Пять!.. Восемь!.. Восемь!.. Пять!..»


Я услыхала свою фамилию:


— Каледина-Швер — восемь лет!



Кто-то спросил:


— А почему одним восемь, другим пять? «Вина» у всех одинаковая: мы — жены своих мужей, коммунистов! И многие сами коммунистки!..


Офицер помедлил с ответом, потом улыбнулся и сказал:


— Любимым женам дали восемь, а нелюбимым — пять лет!


Он еще шутил, этот глашатай произвола!..


Привезли нас в Акмолинск. Оттуда — за тридцать километров, в «26-ю точку», за колючую проволоку, в бараки на триста-четыреста человек... В лагере скопилось до восьми тысяч жен. Мы прозвали его «Алжир» — «Акмолинский Лагерь Жен Изменников Родины»... Одели нас в бахилы, казенные платья, телогрейки, шапки... Стали называть «зеками»...


Кого я только там не встретила!.. Клара Беккер — жена секретаря Владивостокского крайкома партии, родственница Варейкиса... Муся Тухачевская — сестра маршала... Жена и 14-летняя дочь директора Гознака Енукидзе... Евгения Весник—когда-то награжденная орденом Ленина как инициатор женского движения в тяжелой промышленности... Кира Андронникова — жена писателя Бориса Пильняка... Тамара Зелинская — сестра критика Корнелия Зелинского... Да разве всех назовешь?


За зону выгоняли с рассветом, возвращались затемно... Я стригла овец, копала арыки, копнила сено, была кучером-водовозом... В жестокие морозы стеганые бахилы на веревочной подошве промокали и примерзали к ногам... Работали с остервенением... Хотелось забыться... Но это было невозможно! Что бы я ни делала — передо мной, как живые, стояли Саша и Сашенька. Я тянулась к ним и в полутьме барака, и среди заснеженного или залитого солнцем поля, и каждую ночь во сне!..


Однажды пришло сообщение: Саша Швер погиб... В тот день друзья водили меня под руки — онемевшую, полуслепую... Я не могла ни сидеть, ни стоять. Только двигаться, только двигаться!.. Водили, водили ... И тоже молчали... Потом я привалилась к какому-то стогу и от изнеможения уснула... Очнулась от голоса Саши, от плача Сашеньки...



Про наш «Алжир» в округе говорили: «Там жены троцкистов, потому и охраняют их с собаками»... А чего нас было охранять?.. Пошли как-то в поле, припозднились, конвоир заснул. Мы растолкали его:


«Пора домой, домой!» В темноте заблудились. Ни одна заключенная не ушла в сторону... Ни одного отказа от работы не было, ни одного побега за все восемь лет... Иначе мы оскорбили бы память своих мужей... Я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь усомнился в своем муже, подумал, что он действительно изменник...


Вы спросите, как хватило на все это сил?.. Не знаю. Просто очень хотелось жить!..



Другие статьи в литературном дневнике: