Не может быть!Вы, конечно, сами всё знаете про театры и про актёров. Вы задевали живых актёров локтями на улицах, а они задевали вас за живое на сцене. Вы читали критику на них в газетах и видели в журналах остроумные шутки насчёт хористок и длинногривых трагиков. Если свести воедино ваши представления о таинственной закулисной стране, то получится примерно следующее: Премьерши имеют по пять мужей и массу драгоценностей (фальшивых, Конечно). А сложение у них ничуть не хуже вашего, мадам, просто они пользуются накладками. Хористки –– это сплошь пергидроль, поклонники и "паккарды". С гастролей все актёры возвращаются по шпалам на своих двоих. Добродетельные актрисы в Нью-Йорке требуют, чтобы на роли комических старух брали их мамаш, а на гастролях –– хотя бы двоюродных тётушек. Ночью после спектакля все, кто работает в театре, пьют шампанское и заедают омарами, и так до утра или даже до полудня. Да чего там, всё равно кинематограф сделал из них всех котлету. Но в действительности мало кто из нас знает истинную жизнь служителей Мельпомены. Знали бы, так, наверно, валили бы в актёры ещё гуще, чем валят сейчас. Мы поглядываем на них скептически и свысока, хотя потом приходим домой и у себя перед зеркалом пробуем разные жесты и позы. В последнее время появилась новая точка зрения на актёров. Что будто бы в театрах работают не гастролирующие вакханки и охотники за брильянтами, а самые что ни на есть обычные деловые люди, учёные и аскеты, обременённые семьями и собственными библиотеками, что они владеют недвижимостью и ведут дела так же здраво и осмотрительно, как любой из нас, благонамеренных граждан, пожизненно привязанных к колесу квартирной платы, растущих цен на уголь, газ, лёд –– и муниципальных сборов. Которая из этих двух теорий верна, здесь не место гадать. Я просто предлагаю вашему вниманию небольшой рассказ о двух членах эстрадной труппы; а в подтверждение его правдивости могу провести вас через актёрский подъезд в старый театр Китора и показать на двери тёмное пятно от бессчётных толчков ладонью, когда недосуг поворачивать чугунную витую ручку, у той двери я последний раз видел Черри, она ласточкой впорхнула к себе в уборную, как всегда, рассчитав время до минуты. Эстрадный дуэт "Харт и Черри" был счастливой находкой. До этого Боб Харт четыре года разъезжал по восточным и западным штатам со своей смешанной программой –– в неё входил монолог, три жанровых песенки с молниеносным переодеванием, две пародии на знаменитых пародистов и один характерный танец, не раз удостоенный одобрительного взгляда контрабасиста в оркестре –– для настоящего актёра нет выше похвалы. Дело в том, что актёру приятнее всего на свете видеть, как кто-нибудь из его собратьев позорит жалкими ужимками актёрское звание. Чтобы доставить себе такое удовольствие, он может покинуть тёплое местечко на Бродвее и отправиться за тридевять земель –– присутствовать при заклании какого-нибудь своего менее даровитого коллеги. Но случается –– хотя и очень редко, –– что тот, кто приходит, чтобы поглумиться, остается смотреть и даже потрудит свои руки звучным соприкосновением ладоней. Однажды вечером Боб Харт всунул свое серьёзное и всем в театральном мире известное лицо в окошечко кассы конкурирующей труппы и получил контрамарку в партер. Вспыхивали и гасли названия номеров программы, одно за другим погружаясь в небытие и все глубже погружая Харта в мрачное уныние. Другие зрители сипли и корчились от смеха, свистели и хлопали –– Боб Харт, "Бездна Обаяния и На Все Руки Мастер", сидел с постной физиономией и далеко держал ладонь от ладони, словно мальчик, помогающий бабушке смотать шерсть в клубок. Но вот начался восьмой номер программы, и "Бездна Обаяния" встрепенулся. Счастливая восьмёрка возвещала появление Виноны Черри, "Исполнительницы Характерных Песенок с Перевоплощениями". Вся-то Черри была –– дунь, и нет её, но свой номер она умела подать честь по чести. Сначала перед вами появлялась восхитительно юная деревенская простушечка в ситцевом передничке и с корзинкой бутафорских ромашек и пела о том, что у них в старой бревенчатой школе можно научиться не одним только столбикам и глаголам, но и кое-чему другому, особенно "когда учитель в наказание на вечер в классе оставлял". Потом, взмахнув ситцевыми оборками, она исчезала и быстрее, чем в мгновение ока, появлялась снова –– уже задорной парижанкой. Ибо Искусству ничего не стоит сблизить нашу добрую красную мельницу и парижскую "Моulin Rouge" . И тогда... Но дальше вы всё сами знаете. И Боб Харт знал. Просто он увидел единственную актрису, в точности подходящую, по его мнению, для роли Эллен Граймс в скетче, который он написал и хранил под крышкой своего чемодана. У Боба Харта, как у всякого нормального актёра, бакалейщика, газетчика, профессора, маклера или фермера, была припрятана пьеса собственного сочинения. Их хранят под крышкой чемодана или в дупле дерева, в письменном столе или в стоге сена, на книжной полке или во внутреннем кармане, в сейфах, шкатулках и ящиках для угля, пока не появится какой-нибудь новый мистер Фроман. Но скетч Боба Харта был не из тех, которым суждено заплесневеть без применения. Назывался он "Кот издох –– мышам раздолье". Боб написал его и спрятал до того времени, когда ему подвернётся партнёрша на роль Эллен Граймс, полностью отвечающая его авторскому замыслу. И вот теперь он увидел живую Эллен: у нее была и юность, и бойкость, и наивность, и огонёк, и самая безупречная актёрская техника –– даже на его придирчивый вкус. После её выступления Харт разыскал в кассе директора и получил у него адрес Черри. Назавтра в пять часов вечера он вошёл в старый дом в западном конце одной из Сороковых улиц и послал на верхний этаж свою карточку. При дневном освещении, в мирской блузке с длинным рукавом и простой шерстяной юбке, с подобранными волосами и скромным выражением лица, она хоть сейчас могла бы выступить на сцене в роли Пруденс Уайз, дочки проповедника и героини великой (ещё не написанной и не озаглавленной) драмы из истории Новой Англии. –– Я знакома с вашей работой, мистер Харт, –– сказала мисс Черри Вишенка, внимательно изучив его карточку. –– По какому поводу вы хотели меня видеть? Потом она предложила несколько поправок: ввести в пьесу вестника взамен разговора по телефону, оборвать диалог перед развязкой, когда герои борются за револьвер, и совершенно изменить все реплики Эллен в том месте, где её одолевает ревность. Харт без возражений всё принял. Она сразу увидела слабые места в его скетче. Ничего не скажешь, женская интуиция, именно этого ему и не хватало. К концу разговора Харт уже готов был ручаться всеми своими навыками, знаниями и накоплениями за четыре эстрадных года, что "Мыши" расцветут пышным круглогодичным цветом в саду гастрольных возможностей. Мисс Черри была не столь поспешна в выводах. Поморщив свой гладкий юный лоб, постучав карандашиком по своим ровным белым зубкам, она наконец изрекла последнее слово. –– Мистер Харт, –– сказала она. –– По-моему, ваш скетч должен иметь успех. Роль этой Граймс подходит мне, будто специально для меня писана. У меня бы она заиграла, как духовой оркестр Сорок четвёртого кавалерийского полка на смотру. И вас я видела, знаю, как вы прекрасно управитесь со второй ролью. Но дело есть дело. Сколько вы получаете в неделю за ваше теперешнее выступление? –– Двести, –– ответил Харт.
Да, это была захватывающая пьеса, и поставлена она была замечательно. Словом, вы сами знаете не хуже меня, что такие пьесы, как ни прикидывайся, всем нам по душе –– этакая смесь "Сына Синей Бороды" с "Цимбелином" в русской постановке. В "Мышах" было всего две с половиной роли. Харт и Черри, разумеется, исполняли первую и вторую; а половинка всегда доставалась рабочему сцены, который вбегал в смокинге и в панике и кричал, что дом окружили индейцы, а заодно, по приказанию директора, незаметно прикручивал газ в бутафорском камине. Ещё была в этом скетче вторая женская роль –– столичной светской красавицы, которая приезжала погостить на ранчо, успев околдовать Джека Валентайна ещё когда он не разорился и был состоятельным клубменом в Нью-Йорке. Эта девица фигурировала на сцене только в виде фотографии –– Джек держал её портрет на каминной полке в их лонг-айлендской... то бишь невадской гостиной. И Эллен, понятно, мучилась ревностью. Доведя скетч до совершенства, Харт и Черри дали пробный спектакль. Успех был сногсшибательный. Они одержали одну из тех редких побед в искусстве, которые буквально затопляют зрительный зал сверху донизу. Галерка рыдала; оголённый партер плавал в волнах слёз. Театральные агенты ходили по пятам за Хартом и Черри и совали им на подпись бланки контрактов с непроставленными суммами. И вылилось это всё в пятьсот долларов еженедельно. После спектакля, проводив Черри до порога её пансина, Харт снял шляпу и пожелал ей спокойной ночи.
Сэм Паккард, директор одного из нью-йоркских эстрадных театров, так говорил о Харте и Черри: И здесь, ободрав наконец всю шелуху, мы подобрались к зерну нашего рассказа. В конце второго сезона "Мыши" вернулись в Нью-Йорк для второго прогона в летних театрах и на открытых эстрадах. Их с готовностью и на самых выгодных условиях включали в любую эстрадную программу. У Боба Харта домик его мечты был уже, можно сказать, в кармане, а Черри накопила столько банковских книжек, что пришлось ей покупать для них в рассрочку книжные полки. Говоря это, я просто хочу убедить вас в том, что и среди актёров очень часто встречаются люди, которые живут во имя избранной цели –– как, скажем, человек, мечтающий стать президентом, или бакалейщик, задумавший обзавестись собственным загородным домом, или благородная дама, собравшаяся сменить графский хрен на княжескую редьку. И при этом, да будет мне позволено заметить, не для печати, что, идя к своей цели, они поистине способны порой совершать чудеса. Во время представления "Мышей" в новом здании театра "Вестфалия" в Нью-Йорке Винона Черри почему-то нервничала. И, стреляя в фотографию на камине, она, вместо того чтобы попасть в лицо красотке и в медный кружочек, пустила пулю в шею Бобу Харту над левой ключицей. От неожиданности Харт упал замертво, а Черри картинно грохнулась в обморок. Публика, полагая, что ей показали комедию, а не трагедию с женитьбой и примирением, радостно аплодировала. Единственный человек, не потерявший присутствия духа (один такой всегда найдется на месте подобных происшествий), дал знак опустить занавес, и две бригады рабочих сцены уволокли в разные стороны два распростёртых тела. Объявили следующий номер программы, и веселье продолжалось. У актёрского подъезда был выловлен молодой медик, дожидавшийся своей пациентки с букетом алых роз наготове. Он внимательно осмотрел Харта и посмеялся от души. Боб Харт воспрянул духом и почувствовал себя гораздо лучше. Тут в помещение, где он лежал, пришел Винченте –– Великий Фокусник, подлинный артист своего дела. Винченте, он же в быту Сэм Григгз из Брэтлборо, штат Вермонт, был серьёзный человек, из каждого города посылавший игрушки и сласти двум маленьким дочкам. Он вместе с Хартом и Черри ездил по провинции и состоял с ними в дружбе. –– Боб, –– озабоченно сказал Великий Фокусник, –– слава богу, что рана не опасна. Девочка вне себя. –– Чего это она? –– недоумённо спросил Харт. –– Через три дня возобновим выступления. Доктор говорит, рана не опасная. Она не потеряет на этом и половины недельного заработка. Несчастный случай, я понимаю. Чего это она? –– Да ты-то чего, слепой или дурак? –– ответил ему Винченте. –– Она тебя любит и чуть с ума не сошла оттого, что ты ранен. Что с тобой? Или она для тебя ничего не значит? Слышал бы ты, как она тебя зовёт! –– Она... меня... любит? –– повторил Боб Харт, приподнимаясь на груде размалёванных задников. –– Черри меня любит? Да этого быть не может. –– Тут двух мнений быть не может, –– произнёс Великий Фокусник. –– Она голову потеряла от любви к тебе. Как ты мог быть таким слепцом? –– Она плачет по тебе, –– сказал Великий Фокусник. –– Из любви к тебе она одна борется против троих и так громко зовёт тебя, что дирекция не решается поднять занавес. Проснись и протри глаза. На следующий день Боб пошёл в ЗАГС и развёлся. Всего и делов!)) Союз орала и мяча. Здесь собственно рублёвый счёт
© Copyright: Милая Твоя, 2014.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
