Какое небо голубое...

Милая Твоя: литературный дневник

У нас, милостивые государи, еще хватит времени, чтобы распить последнюю бутылочку, поэтому я расскажу вам о весьма странном случае, приключившемся со мной за несколько месяцев до моего последнего возвращения в Европу.


Султан, которому я был представлен как римским, так и русским и французским послами, поручил мне выполнить чрезвычайно важную миссию в Каире, характер которой был таков, что она должна была навсегда остаться тайной.


Я пустился в путь по суше с большой помпой и в сопровождении многочисленной свиты. По дороге мне представилась возможность пополнить число моих слуг несколькими очень полезными лицами. Не успел я отъехать и нескольких миль от Константинополя, как увидел маленького тощего человека, быстро перебегавшего через поле, хотя у него на ногах висели свинцовые гири весом, по меньшей мере, в пятьдесят фунтов каждая.


Поражённый таким зрелищем, я крикнул ему:
–– Куда, куда ты так торопишься, друг мой, и зачем привязал к ногам такие гири? Ведь они затрудняют твой бег!


–– Я бежал из Вены, –– ответил скороход. –– Там я служил у знатных господ, и только сегодня, с полчаса назад, уволился. Я направляюсь в Константинополь, где рассчитываю получить место. Этими гирями, привязанными к ногам, я хотел несколько умерить скорость моего бега, которая теперь никому не нужна, ибо умеренность надёжна, как любил повторять мой ныне покойный воспитатель.


Этот Асахаил пришёлся мне по душе. Я спросил, не желает ли он поступить ко мне на службу, на что тот охотно согласился.
Мы двинулись затем дальше, проезжая через разные страны и города.


Недалеко от дороги на прекрасном лугу лежал, не шевелясь, какой-то человек. Казалось, что он спит. Но он вовсе не спал, а приник ухом к земле, словно подслушивая, что происходит у обитателей преисподней.


–– К чему это ты прислушиваешься, друг мой? –– спросил я его.
–– Да я от нечего делать слушаю, как трава растёт.
–– И это тебе удаётся?
–– Да что ж тут трудного?
–– Тогда поступай ко мне на службу, дружище. Кто знает, на что ещё
пригодится твой слух.
Молодец вскочил на ноги и последовал за мной.


Немного подальше я увидел охотника. Он стоял на холме и палил в воздух. –– Бог в помощь, бог в помощь, господин охотник! Но в кого ты стреляешь? Я вижу лишь голубое небо.
–– О, я просто пробую своё новое охотничье ружьё. Там, на шпиле Страсбургской колокольни, сидел воробей. Я только что сбил его.


Тот, кому известна моя страсть к охоте и стрелковому искусству, не удивится, что я крепко обнял этого замечательного стрелка. Естественно, я не пожалел ничего, чтобы привлечь его к себе на службу.


Мы двинулись дальше через многие страны и города, и пришлось нам, наконец, проезжать мимо горы Ливан. Там, перед густой кипарисовой рощей, стоял коренастый, невысокого роста человек и тянул за верёвку, которая была обвита вокруг всей рощи.


–– Что это ты тянешь, дружище? –– спросил я его.
–– Меня послали за строительным лесом, –– ответил он. –– А я забыл дома топор. Вот мне и приходится как-нибудь выходить из положения.


С этими словами он на моих глазах одним рывком свалил весь лес, занимавший добрую квадратную милю, с такой легкостью, словно это была охапка тростника.
Нетрудно угадать, что я сделал. Я бы не упустил этого человека, даже если бы мне стоило это всего моего посольского содержания.


Когда я, наконец, очутился на египетской земле, вдруг поднялся такой ветер, что нас чуть не опрокинуло. Я боялся, что меня подхватит вихрем и унесет вместе со всей моей свитой, конями и поклажей. Слева от дороги выстроились в ряд семь ветряных мельниц, крылья которых вращались так быстро, как веретено у самой проворной ткачихи. Неподалеку, справа от дороги, стоял человек, по комплекции схожий с сэром Джоном Фальстафом. Указательным пальцем он зажимал себе правую ноздрю. Увидев, в каком мы оказались затруднении и как нас шатает ветер, человек сделал полуоборот и, став к нам лицом, учтиво, как мушкетер перед своим капитаном, снял передо мной шляпу.


Мгновенно наступило затишье, и все семь ветряных мельниц сразу замерли в неподвижности.
Удивлённый таким явлением, которое казалось совершенно противоестественным, я крикнул, обращаясь к этому субъекту:
–– Эй, ты! Что тут происходит? Дьявол в тебе, что ли, сидит, или ты сам дьявол?


–– Прошу прощения, ваше превосходительство, –– ответил человек. –– Я только немножечко подгоняю ветром мельницы моего хозяина, мельника. Но чтобы не опрокинуть ветром все семь мельниц, мне пришлось зажать одну ноздрю.


"Вот так неоценимый человек! –– мелькнуло у меня в уме. –– Этот молодец ещё как может пригодиться, когда ты вернёшься домой и у тебя вдруг не хватит духу порассказать о всех чудесных приключениях, пережитых во время твоих путешествий по суше и по морю!"


Нам удалось быстро поладить. Ветродув бросил свои мельницы и последовал за мною.


Вскоре мы прибыли в Каир. Как только я с успехом выполнил там данное мне поручение, я решил распустить всю мою бесполезную свиту, за исключением лишь вновь нанятых мною полезных слуг, и, сопровождаемый ими, пустился в обратный путь уже в качестве частного лица.


Погода стояла чудесная, а знаменитая река Нил была неописуемо прекрасна. Я соблазнился мыслью нанять баркас и проехать до Александрии водным путем. Всё шло великолепно, пока не наступил третий день плавания.


Вы, милостивые государи, несомненно, слышали о ежегодном разливе Нила. На третий день, как уже сказано, вода в Ниле начала неудержимо подниматься, а на следующий день вся местность и справа и слева от реки на расстоянии многих миль была уже залита водой.


На пятый день, после захода солнца, мой баркас запутался в чем-то, что я принял сначала за ползучие растения и кустарник. Но лишь только на следующее утро рассвело, я увидел, что со всех сторон окружён миндалём, совершенно созревшим и великолепным на вкус. Когда мы опустили лот, я обнаружил, что дно под нами на глубине, по меньшей мере, шестидесяти футов. При этом нам нельзя было двинуться ни вперёд, ни назад. Часов в восемь или девять, насколько я мог определить по солнцу, внезапно поднялся ветер, который накренил наш баркас. Баркас зачерпнул воды, пошёл ко дну, и долгое время ничего не было известно о его судьбе.


К счастью, мы все, сколько нас было –– восемь мужчин и двое подростков, –– спаслись благодаря тому, что уцепились за деревья, ветви которых были достаточно крепки для нас, но не могли вынести тяжести нашего баркаса. В таком положении мы пробыли три дня, питаясь одним миндалем. Само собой разумеется, что в питье мы не испытывали недостатка. На двадцать второй день после крушения вода спала так же быстро, как и поднялась, и на двадцать шестой день мы могли уже ступить ногой на твёрдую землю.


Первое, что мы с радостью увидели, был наш баркас. Он лежал в двухстах саженях от того места, где пошёл ко дну. Высушив на солнце всё, что могло быть нам полезным, мы отобрали из наших дорожных запасов все наиболее необходимое и пустились в путь, стараясь угадать направление, по которому плыли раньше. По моим самым точным подсчётам, нас отнесло в сторону миль на сто пятьдесят через ограды, изгороди и заросли.


За семь дней мы добрались до реки, которая спокойно текла по своему руслу, и поведали одному бею о наших приключениях. Бей любезно снабдил нас всем, что нам могло понадобиться, и отправил дальше в одной из своих лодок.


Примерно дней через шесть мы добрались до Александрии, где пересели на корабль, направляющийся в Константинополь.


Великий султан принял меня чрезвычайно милостиво, и я был удостоен чести лицезреть его гарем, куда его величество соизволил самолично ввести меня, чтобы предоставить в моё распоряжение столько прекрасных дам, включая и его жён, сколько я пожелаю отобрать для собственного удовольствия*.


Я не люблю хвастать своими любовными приключениями, поэтому, милостивые государи, сейчас пожелаю вам всем спокойной ночи.


Рудольф Эрих Распе. Пятое приключение на море барона Мюнхгаузена.




*Ой, мне плохо... Я так и знала: он бабник! Бабник! )))



Другие статьи в литературном дневнике: