Спасибо, уважаемый Марат Зуфарович, за внимание. Хочу сказать, что отношения внутри человечества, на любой глубине и в любом охвате, в данном эссе меня интересовали лишь постольку, поскольку отражали главную мысль. На поля, где и без меня достаточно написано, я вторгаться не собираюсь. Привык со времен журналистики писать только по тому поводу, по которому начал текст.

Иосиф Гальперин   29.08.2020 16:53   Заявить о нарушении

Стало быть, уважаемый Иосиф Давидович, подобно И. П. Павлову и З. Фрёйду, подошли к одному и тому же предмету с противоположных сторон. Только и всего! :)

С ув.,..

Марат Зуфарович Салихов   29.08.2020 17:10   Заявить о нарушении

В отличие, например, от Веллера (его давно не читаю, но отголоски слышал), я не считаю, что идет деградация, "закат Европы", неправильная политика и т.д. Просто именно прогресс развивается в сторону, когда человек будет не нужен. И останется со своими привычками наедине с собой, безо всякой цели. А уж дальше...

Иосиф Гальперин   29.08.2020 21:13   Заявить о нарушении

Вообще-то «закат Европы» необязательно должен происходить в силу спада этнической пассионарности. В смысле «после того не означает в следствии того». Так что очень возможно, что то, на что̀ указал Михаил Иосифович, есть лишь один из весьма многочисленных аспектов того, на что̀ указали вы. Просто всегда нужно учитывать, что научно-технический прогресс идёт в разных регионах міра далеко не равномерно.

С ув.,..

Марат Зуфарович Салихов   29.08.2020 22:10   Заявить о нарушении

P. S. Доказательством тому — бо̀льшая чась «Возможности острова» моего любимого Мишеля Уэльбека.

Марат Зуфарович Салихов   29.08.2020 22:45   Заявить о нарушении

Вы пишите, уважаемый Иосиф Давидович, что человек «останется со своими привычками на едине с собою, безо всякой цели. А уж дальше...».
А дальше уж, как недвусмысленно показано в уэльбековой «Возможности острова», и начинается светопреставление из-за, выражаясь языком М. Хайдеггера, вопиющей неподлинности Dasein’а. Когда, по пушкинской притче, один скопец (ставший таковым nз-за невозможности объять необъятное) потребует у другого скопца (ставшего таковым в силу, попросту, груза накопившихся грехов[І]) отдать ему красавицу-девицу (боймлерову сверхчеловеческую власть над міром) — потребует вполне законно, в обмен на защиту от последствий прежних и нынешних грехов! Однако, и эта сверхчеловеческая власть тоже в итоге оказывается мо̀роком в силу, опять-таки, невозможности (по Гёделю) объять необъятное и сделать бывшее (т. е. грехи рода человеческого) не-бывшим! «Моей бы ангельской державушке — / Два чистых ангельских крыла! / Но кабы был конѐц у бабушки, / Она бы дедушкой была» — (с).
Из моих «Les pensées et les bon-mots»:
«По меткому определенью Станислава Лема, в отличии от предшествующей ему жизни per se, «разум нуждается в достижимом, но, сверх того, — и в недостижимом также». То есть разум всегда в той или иной степени не удовлетворён какой-нибудь стороною наличного, — в смысле строк В. С. Высоцкого:
«Лучше гор могут быть
только горы,
На которых ещё не бывал».
А, значит, очень возможно, что именно разум выведен самым великим нашим поэтом в образе скопца, требующего от престарелого царя, чтобы тот подарил ему красавицу-девицу, шамаханскую царицу, т. е. міровое господство, так как самоё прилагательное «шамаханская» есть, на мой взгляд, неполная анаграмма, прямиком отсылающая к шахматной игре, которой поэты искони уподобляли геополитическую борьбу держав меж собою во всех её формах! Требовал же он этого на том основании, что некогда изготовил для изрядно одряхлевшего царя думающую боевую машину, облегчающую задачу отражения набегов сопредельных правителей, — золотого петушка, в образе коего, если продолжить движение мысли в русле начатого истолкования, изображено то̀, что М. Хайдеггер именовал многозначительным термином «Постав» (das Gestell). За означенную услугу царь тогда пообещал скопцу первую же его волю исполнить, как свою собственную… При этом в образе самого царя Додона, с данной точки зрения, выведен фаустовский, по-Шпенглеру, человек вообще, так как безследное исчезновение шамаханской царицы сразу же после смерти Додона, наводит на подозрение: а не была ли от начала до конца вся история её появления неким мо̀роком, наведённым скопцом на царя ради искушения на предмет исчерпаемости его целей (да-да, ради того самого: «Verweille doch, du bist so schön!»), не говоря уж о проверке надёжности царского слова?».
С корниловским приветом, Марат Зуф. Салихов, 30. 8. 2020 г.

Марат Зуфарович Салихов   22.11.2020 19:39   Заявить о нарушении

____________________ (Сноска. ч. 1)
І. «Если душа (τά ψυχή) совершенно (πλήρωντον) уйдёт в совершенный порок (τό ατηρός), то её нельзя уже будет назвать просто порочной, ибо обычный человеческий порок ещё несёт в себе какой-то благѝй след, но следует сказать, что душа самую свою природу (το φύσος) сменила на другую — злую, что душа уже мертва, насколько [вообще безсмертная] душа может умереть» — Плотин, Эннеада І, 8; 13 (пер. Т. Г. Сидаша).
Но возможно ль не уйти по самую макушку в пороки, всё стремительнее погружаясь в протяжённое, έν της ὑλης? Вряд ли. В результате же, душа оказывется, как приговорённый к сожжению древний мученик — на связке хвороста, на растопке из собственных грехов (tτοί αμαρτοί), накопленных за годы её здешней жизни.
Но всецело погрузившись в протяжённое и, стало быть, полностью упустив из поля зрения всё умопостигаемое per se, может ли душа сохранить прежде присущую ей степень остроты суждения (каковая способность подразделяется на проницательность и осмотрительность), раз эта степень была обоснованна именно присутствием в том поле, наряду с протяжённым, также и умопостигаемого? Разумеется, нет.
А это означает, что главная работа позднего Иммануила Канта «К Вечному миру», почти не беря в расчёт строжайшее разграничение им же самим в период ακμή, причинности природной, присущей всему протяжённому, и причинности свободной, присущей лишь умопостигаемому, продиктована отнюдь не трансцендентальным критицизмом, но уже набравшим немалые обороты старческим слабоумием философа. Ведь, в силу изложенного выше, все, столь заботливо приведенные им доводы в пользу установления повсеместного Вечного мира не возымеют надлежащего веса для души, полностью погружённой в наличное и après tout в протяжённое, каковая погружённость, несомненно, составляет суть клипового мышления, как предела развития либерального образа мысли (tτό τρόπος νοήματον) вообще! То есть, ежели выразиться ещё точнее: «с огромной вероятностью, не возымеют...», — что̀ необходимо отметить, даже приняв во внимание ту не маловажную кантовскую оговорку, что никому из смертных совершенно непонятно, «каким образом злой от природы человек делает себя [τά μετάνοϊα] добрым».
В более близком, социально-механическом приближении погружение в протяжённое означает вот что̀. Τά ύλη, будучи, как таковая, началом безконечного членения вещи, роста её и, затем, распада, выступает ахилесовой пятою гегелевского понятия (der Begriff) государства, как самозамкнутого (totalisch) механизма, который, по мысли Гегеля, в силу этой самозякнутости, представляет собою perpetum mobile. Однако, поскольку ни что̀ внутреннее не может остановить роста неодушевлённого целого (tτά σύστεμα), коль скоро это целое получило толчок к росту, одушевлённые узловые части целого начинают — и пото̀м продолжают чем дальше, тем больше! — передавать свою долю ответственности за исправную работу механизма целого его неодушевлённым (αψυχοί ϗ απροσωποί) связям, а так как последние per se не могут быть субъектами морали (т. е. сознательными зачинателями добрых или злых дел), но лишь орудиями в руках таковых, то государственное целое, по мере своего разрастания, становится полем деятельности для любителей половить рыбу в мутной воде. А поскольку этим любителям гибкость упомянутых связей совершенно поперёк горла, то они, будьте уверены, сделают всё для их окостенения, постепенно сводя законодательство к его полностью выхолощенной форме — вплоть до окончательного саморазрушения механизма государства. Гегель, будучи блестящим диалектиком, не мог, конечно, не знать этого, раз уж он сам пишет о «божественном безсилии, [понятом как] неспособнсть привести своё творение (...) к точке покоя». Просто, в угоду пропаганде Прусского королевства, верным служителем которой он стал по окончании Наполеонвских войн, Гегель вынужден был обходить вопрос конечности всякого государства во времени молчанием.

Марат Зуфарович Салихов   22.11.2020 19:43   Заявить о нарушении

______________________(Сноска. ч. 2)
І. Напоследок добавлю пару-тройку абзацев о чисто богословской стороне рассматриваемого вопроса.
Всё изложенное выше предельно опрозрачивает смысл христианского апостольского предания (tτό μύθος) о том, что светопреставление, а вместе с ним и время антихристово, наступит тогда, когда «будет изъят [из здешнего міра] удерживающий [этот мір] от [падения в] среду̀». Поскольку это предание разумеет под «удерживающим» принцип самодержавия (das Führerprinzip), олицетворяемый в идеале личностью монарха-вождя, понятою как предельное развитие личности в аспекте её ответственности пред обществом за его грядущее, тогда как среда, напротив, понимается данным преданием как нечто совершенно безличное (τό απρόσωπον), укоренённое лишь в эйдосе мэона (έν το μήον) — каковая, однако, совершенно тождественна сугубо платонической τά ύλη. Да и сам Антихрист (он же, согласно западной богословской традиции, Baphometh), чьё пришествие следует непосредственно за полным погружением (а точне, падением) большей части всех душ міра в так понятую среду, есть, в сущности, безликий (ό απρόσωπος), стремящийся лишь казаться той или иною личностью, а не быть ею на самом деле, т. е. попросту всегда лицемерящий, в силу утраты им са̀мой способности быть личностью. И отнюдь не спроста Baphometh’а всегда изображают в облике «страдающего» сатиризмом козлоподобного существа, в общем и целом олицетворяющего собой педерастию, так как воля (τά θελήμα) полностью погрязшего в педерастии субъекта всегда укоренена лишь в сиюминутности его похоти и прихотей (tτοί ορεξή́), обращая тем самым его всамделешнее «я» в нескончаемый карнавал à la fête galante, каковой мы, не без внутреннего содрогания, и наблюдем ныне в образе всей этой бешеной либеральной свистопляски вокруг консепта гендера, год от года становящегося всё более протеистичным (πρωτεϊκοί).
Демократия — что̀ необходимо отметить — по мере роста численности и, главное, зажитка населения, из-за постоянного заискивания в ходе частых выборов правителей всех уровней пред всё более мелкими общественными стратами, неизбежно стремится к охлократии (от греч. «όχλος» — «толпа»; «чернь»), как закономерному пределу своего развития. А в условиях близких к охлократии не может быть и речи о сколь-нибудь всамделешнем самодержавии, ибо вся социальная ответственность микроскопически тонким слоем размазывается по всей совокупности населения, безотносительно к способностям и эрудиции конкретного индивида. В итоге картина с ответственностью индивида перед социумом за будущее этого социума в целом, выглядит строго по А. Галичу:
«И ты поймёшь, что нет над тобой суда,
Нет проклятия прошлых лет,
Когда вместе со всеми ты скажешь: „да!“
И вместе со всеми — „нет!“»
И это всё — без учёта того всегдашнего обстоятельства, что̀, определяемый, по большей части, врождённо низкою остротою восприятия, кругозор человека толпы, в общем случае, всегда ставит его много ближе к животному, нежели к идеальному самодержцу, как пределу личностного развития! Об этом предельно чётко пишет Александр Александрович Зиновьев в своём «Глобальном человейнике»:
«Число типов внутреннего міра оказалось весьма ограниченным не более двадцати. Точно так же оказалось небольшим и число сценариев, которые люди в своём, сознании «прокручивали» из года в год. И что̀ это за сценарии! Либо удручающе скучные и серые бытовые сцены и счёты с другими людьми на основе мелких страстишек, либо ситуации разврата, насилия, извращений, изуверства, приобретения богатства, власти и славы. Морально чистые и содержательные души оказались ещё большей редкостью, чем хорошие фильмы и книги в клоаке современной массовой культуры. (...) То, что̀ Фрейд якобы открывал как таинственное подсознание, было нормальным сознанием человека. Оно было лишь аморфным и фрагментарным. Люди не могли его оформить логически или не нуждались в этом, скрывали и приукрашивали его в силу внешних обстоятельств их жизни. (...) Внутренний мір человека в принятом возвышенном смысле никогда не существовал в реальности и не существует теперь. Он был выдуман небольшим числом гениев, а идеологи истолковали это изобретение как нечто реально существующее и приписали это всем людям. (...) Я представил себе наших далёких предков, сидящих вокруг костра и тупо уставившихся на огонь. В их приплюснутых черепах вяло шевелились примитивные мысли. А далеко ли мы ушли от них?!».
В обществе близком к охлократии, следовательно, оскотинивается даже его умственная верхушка, так как она принимает в качестве нравственного идеала исключительно наличного, предельно обезличенного человека — человека толпы, со всеми его звериными страстями и пороками, в изобилии порождаемыми этими страстями. И потому нет ничего удивительного в том, что единственным полновластным вождём такого общества в конце концов становится безликий на самом деле, Baphometh. И оттого, весьма вероятно, что когда Владимір Сергеевич Соловьёв в своих «Трёх разговорах» слегка перефразируя известное место (І Ин. 2:18) «Апостола», говорит: «Вы слышали, детушки, что придёт антихрист, а теперь много антихристов», он имеет ввиду, прежде всего, то обстоятельство, что̀, в силу своей предельной протеистичности, антихрист получит неслыханную прежде во всемірной истории власть над толпою, поскольку каждый участник толпы в отдельности и вся она в совокупности, окажутся столь же безлики и протеистичны, как и их вождь. Толпа, таким образом, окажется в своей до конца неслиянной целокупности безликих индивидов, таким же телом Baphometh’а, как Церковь в своей соборности — Телом Христовым. Оно и понятно, ибо, согласно другой части того же христианского предания, в Судный день по правую сторону от Саваофа окажутся сторонники иерархии, признающие необходимым лишь равенство всех перед Богом, — сиречь агнцы, поклонники Первоагнца, т. е. Христа; по левую же — противники всякой après tout иерархии, признающие необходимым равенство всех пред толпою в качестве участников толпы, — сиречь козлищи, поклонники Первокозла, т. е. Baphometh’а, самоё имя которого есть анаграмма-перевёртыш, составленная из первых букв латинской фразы, переводимой как «настоятель Храма мира всех людей», т. е. настоятель Храма «общечеловеческих», то бишь масонских, протеистических, ценностей, Верховный жрец Нового мірового порядка, — тогда как Христос пришёл и придёт ещё раз лишь ради тех, кто нравственно и в плане личностностного роста достоин разделить с ним Его самодержавное Царствование, т. е., в конечном счёте, лишь ради Им же избранных.

Марат Зуфарович Салихов   22.11.2020 19:46   Заявить о нарушении

Уважаемый Марат Зуфарович! Польщен столь тщательным вчитыванием в мою гипотезу, но сразу хочу напомнить - отношения внутри человечества мной упомянуты только как приметы исчерпанности задачи. Я не религиозен, не образован филосософски и не полиглот, поэтому Ваши аналогии не могут расширить мою картину.

Иосиф Гальперин   23.11.2020 15:00   Заявить о нарушении

Вы пожалуй, правы, уважаемый Иосиф Давидович, в том, что ход моих размышлений едва ль возможно понять без детального знания неоплатонизма и его терминологии (желательно в греческом оригинале), поскольку я всё-таки — неоплатоник, хоть и с некоторым налётом суфизма, православного христианства в его эсхатологическом и сотериологическом аспектах, и философии воли. А насчёт религиозности an sich скажу, что мой любимый месье Уэльбек тоже по преимуществу скептик и пессимист, а не католик, но в отношении социально-философских взглядов, смыкается по большинству пунктов с французскими роялистами. В общем, «быти можно дельным человеком и думать о красе ногтей»...

С корниловским приветом,..

Марат Зуфарович Салихов   23.11.2020 15:33   Заявить о нарушении