Воспоминания о Великой Отечественной войне. Рязанц

               
               
                Рязанцев Виктор Петрович. 10 сентября 1924 года рождения.

   Отец – Пётр Кузьмич, уроженец села Сулак тогдашнего Чапаевского района Саратовской области. Из бедняков. Служил в царской армии до Октябрьской революции, которая круто изменила его жизнь. Вернувшись, домой, в 1918 – м вступил в партию и Красную Гвардию. Участвовал в подавлении кулацких мятежей, белых чехословаков и казацких войск. Работал инструктором организатором при политотделе Илецкого укрепрайона, Уральской области. В 21-м году по степям Поволжья гуляла банда Серова. По пути из Уральска в Пугачёв, на полустанке Римско-Корсаково, был ими задержан. Как подозрительная личность. Милиционера зарубили шашками. Арестованных вместе с ним приговорили к расстрелу. Расстреляли пятнадцать человек. Его спасло то, что скрыл свою принадлежность.
   Где только не приходилось работать. А в 1935 году посылают в Чапаевский район председателем Оргкомитета. Через два года репрессируют по доносу второго секретаря райкома, которого арестовали ранее. Впоследствии его расстреляют. Дали 15 лет тюремного заключения с поражением в правах на 5 лет. Сослали в «Норильлаг». Жену с детьми из дома выгнали. В ту ночь она родила сына. Имущество конфисковали. Вывезли нажитое со двора на двух подводах. Оставили только корову. Первое время жили у брата матери. Потом вырыли землянку.
   Школьный учитель назвал Виктора сыном врага народа. Так стало обидно за отца, что в седьмом классе бросил учёбу. Да и надо было помогать матери растить Толю, Гену, Славу и Тамару. Работал помощником печника, рыбачил в Иргизе.
   По жалобе на имя ЦК ВКП(б) и Верховного прокурора пленум Верховного суда, при повторном рассмотрении, 29 ноября 1940года, освободил отца из под стражи и далее был восстановлен в партии. Полностью реабилитируют 12 июля 1962 года. Всей семьёй переехал в Мариенталь. Ныне с. Советское. Занимал должность председателя райисполкома. Началась война. Немцев депортировали. Работать на полях было некому, кроме подростков – студентов. Пока не прибыли эвакуированные с Украины. Здесь Виктор научился водить машину. Возил начальника НКВД, отца.
   В 1942 году получил повестку и был призван Балаковским военным комиссариатом на службу. Дальше Ульяновское танковое училище имени Калинина, которое окончил в 43-ем. Сразу же направили на Брянский фронт под город Волхов. Назначили командиром лёгкого танка Т-70. Экипаж два человека. 45-ти мм пушка и пулемёт. В первом бою не повезло. При наступлении снарядом разорвало гусеницу, и вышел из строя, один из двух, двигателей. Как «безлошадного» отправили в Центральный резерв, в Москву на переучивание. Стал осваивать грозу танков САУ-76. Самоходную артиллерийскую установку с калибром снаряда пушки 76мм. Зачислили в артиллерийский полк. Изрядно потрёпанный после Белгородской операции он стоял в районе Гродно. Получив пополнение, продолжил наступление. Днём двигались в одну сторону. Эмитировали наступление. Ночью в другое, нужное направление. Для большей убедительности, чтобы было шумно, на нас с самолётов У-2, пилоты-девчонки, бросали бомбы. Не на головы конечно, поодаль. К утру вышли на исходный рубеж и сходу начали артобстрел позиций неприятеля. С час били по ним без передышки. Сплошной гул и зарево впереди. Вскоре пехота пошла в эту брешь. Разгар лета. Теплынь. Прорвали оборону. На танках и самоходках ворвались в город Алиенталь. Немцы на велосипедах на службу едут, а тут русские танки! Не ожидали  стремительного натиска. Побросали велосипеды и дёру. По рации приказ поступил:
   - Взять железнодорожный вокзал. По данным разведки там скопилось более 20-ти эшелонов с боеприпасами и танками. На подходе завязался ожесточённый бой. Ранило наводчика. В таких случаях выручала взаимозаменяемость. Малой кровью взяли  станцию. Впереди была Варшава. До неё не дошли. Развернули нас и полным ходом направились на Кёнингсберг. Штаб корпуса отстал, и мой экипаж велели оставить при нём, для охраны. Кругом леса, а в них недобитые фашисты. Ночь прошла спокойно. Утром началось движение. Вызывает к себе командир.
   - Будешь у меня в сопровождении. Понял?
   - Так точно! – отвечаю.
Он на машине, мы следом на самоходке. На скорости, на крутом повороте нас занесло. Механик-водитель не рассчитал. Врезался краем гусеницы в толстенное дерево, погнули звёздочку. Штабные вперёд умотали. Стали думать, как выходить из положения. Хорошо недалеко селение оказалась с кузнецой. Сняли, выправили в ней звёздочку. Поставили. Подъезжает «Виллис». Выходит майор, стал выспрашивать, почему отстали, кто такие. Следом Рокоссовский подскочил. Тоже поинтересовался, из какой части, куда путь держим. Предупредил насчёт «фаустников»:
   - Держите глаз остро!
Да мы и сами, без напоминаний, всегда об этом помнили. Они появлялись неожиданно. Жгли наши танки из укрытий. Особенно в лесах.
   Закончили с ремонтом. Много времени потеряли. Рванули за своими. Догнали под городом Кёзлинг. Вышли на высокий, обрывистый берег Балтийского моря. Видать далеко. Смотрим, корабль плывёт. На палубе немцы. Стали по ним стрелять. Какой там! Недолёт километров двенадцать. Так и ушли на наших глазах целые и невредимые.
   При штурме города-крепости нам была поставлена задача - не допустить прорыва фашистов ни туда не оттуда. И началась чехарда! То нас теснят, то мы их. Потери с обеих сторон были огромные. В итоге закрепились на своём плацдарме основательно. После затяжных боёв город взяли.
   Сразу понаехали армейские ремонтники. Занялись ремонтом стрелкового оружия, машинами, танками. Недолгая передышка, пополнение и снова в наступление. Пошли прямо по железной дороге. Моя машина головная. Следом остальные. Замыкали колонну артиллеристы. На станции нас не ждали. Захожу в помещение с автоматом наизготовку. За столом немецкие железнодорожники сидят. На меня глаза вытаращили. Один из них спрашивает:
   - Вас ист дас?
Телефон зазвонил. Снял трубку, слышу бормотание.
   - Ждите! – кричу, - скоро и у вас будем.
На том конце провода трубку бросили. Поняли, с кем имеют дело.
Подошёл командир полка, приказал перейти к обороне. А мне, с бойцами – разведчиками, обследовать прилегающую территорию. Идём крадучись вдоль бетонного забора. Вдруг сзади рвётся граната. Даже лечь не успели. Последнего товарища ранило. Перевязали. К своим понесли.
   В обороне простояли недолго. Впереди мост. Его предстояло взять любой ценой. Цель и задача поставлена. На броню посадили автоматчиков. Выскочил к реке. Вижу, слева немцы миномёт разворачивают. Ударил из орудия. Сильнейший взрыв сотряс землю. Сдетонировал весь их боезапас. Кто в живых остался, отошли за речку, укрылись за кирпичами полуразрушенного  здания.  Огнь открыли. Пригляделся хорошенько, смотрю, поодаль, на воде распластался добротный плавучий мост из связанных брёвен. Немец к железнодорожному мосту ползёт. Не иначе как взорвать хочет. Чтобы уничтожить наверняка выстрелил из пушки. Вторым снарядом по кирпичному укрытию. Добавил следующим. Наступило относительное затишье. Бойцы подтянулись. Решили переправиться на ту сторону. Въехали. Он узкий, едва гусеницы умещаются. Фрицы спохватились, и давай нас крыть плотным, миномётным огнём. Одна угодила впереди в перила. Снесло боковину моста. Мы на попятную. Отошли потихоньку назад, чтобы в воду не свалиться. Заняли оборону. Наблюдаю за обстановкой вокруг в прибор наведения. Вижу – недалеко от нас, по траншеи немцы передвигаются. Скорее всего, это были наводчики и корректировщики миномётных расчётов, которые по нам стреляют. С третьего выстрела попал точно в траншею. Первый недолёт. Второй перелёт. Третий, как обычно, в точку. А через некоторое время подавили все огневые точки противника. Мост быстренько отремонтировали. Переправились на ту сторону. Кавалерийский полк, без разведки, устремился в атаку. Они всегда шли впереди нас. Немцы открыли ураганный огонь. Что тут началось! Падают кони с всадниками, словно скошенные невидимой косой. Повернули лихие казаки обратно. А так бы всех положили.
   Здесь мы вступили в бой. Артиллерия подошла. Сломили их сопротивление. Вышли в чистое поле. Тут-то и подбили самоходку, за нами шедшую.
По рации командир батареи говорит мне:
   Витя! Вернись. Погляди, может, кто в живых остался.
 Краешком леса, не обнаруживая себя, подъехали к разбитой машине. Все члены экипажа убиты, а сам командир тяжело ранен в ягодицу. По мне свои из пушки стали стрелять. Видимо впопыхах перепутали позиции.  Положили раненого на броню. Встал во весь рост, кулак показываю. Знаю, в бинокль наблюдают. Прекратили обстрел. Жерёбкина спасти не удалось. Умер в госпитале.
   За эти ожесточённые бои, за захват переправ на стратегически важном направлении, не допущения прорыва противника, был награждён орденом Красной Звезды.
   Продвигались всегда быстро. Иначе греется двигатель. Однажды увлеклись наступлением, залетели в какое-то селение окружённое лесным массивом. На окраине зенитная батарея. Немцы заметили нас и взялись орудие разворачивать, чтобы ударить прямой наводкой. Не успели. От первого снаряда осталась груда искорёженного металла. В палатке нашли ящик шампанского с мясными консервами.  Малость выпили за удачу и двинули дальше. Глядим, посреди дороги пушка целёхонькая стоит. Бросил её тягач. Не осилил, забуксовал в песке.
   На высотке осмотрелись. Невдалеке колонна двигается. Машины вперемежку с танками. Доложил командиру полка. Тот приказал отходить. В это время нас заметили. Вражеский бронетранспортёр из пулемёта по мне взялся стрелять.
   «Ах ты, гад! Огрызаешься!»
Сначала, но нему ударили, потом по колонне. Били до тех пор, пока боезапас не закончился. Только тогда к своим вернулись.
   Донесение поступило – ожидается танковое контрнаступление. Надо окопаться в небольшой деревушке. Всю ночь рыли большой окоп под свою самоходку. Загнали её туда между домом и сараем. Пушка легла на живую изгородь – кустарник. Посмотрели со стороны. Неприметны. Через дорогу встал другой экипаж. Закапываться поленились. Командир не настоял. Спрятались за домом.
   Немцы не заставили себя ждать. Один – хитрец, остановился на высотке. Явно для корректировки огня. Идущие на нас стали бить по постройкам, расчищая видимость.  А перед этим, не ожидая противника, начальство перекур устроило на улице. Снаряд угодил в крышу дома, у которого стояли. Ранило командира, комсорга. Подбили самоходку. Надмоторный люк, от разрыва, отлетел в сторону, едва не задев меня. Два наших самолёта налетели. Обычно круги красной краской наносят наверху самоходки. Знаки различая, видимые с воздуха. А у нас не было. Вспомнил, что в боевом отделении красная подушка. Схватил, размахиваю ею и кулаком угрожаю. Мол, своих танкистов бомбишь. Первый низко летел. Видно как лётчик закивал головой и, переваливаясь с бока на бок, помахал крыльями. Ведомый тоже понял. Донеслись разрывы – там сбросили свой смертоносный груз на немцев. Но две авиабомбы  упали недалеко от нас. Повреждений никаких, только землёй присыпало. Слышу, командир кричит, рукой машет, к себе зовёт. Рванул было к нему, а по мне из пулемёта огонь открыли. Пули перед ногами землю ковыряют. Я назад.  Недалеко артиллерийский расчёт вокруг пушки бегает, обезумевшую лошадь сдерживают, постромки распутывают. С третьей попытки перебежал к Муратову.
   - Видишь, - указывает на тот танк, что встал на высоте.
   - Отсюда вижу.
   - А со своей позиции?
   - Плохо. Обзору липы мешают.
   - Тогда переезжай сюда. Постарайся не обнаруживать себя.
Выползли из своего укрытия, которое напрасно всю ночь копали. Механик от волнения никак путём не встанет за угол дома. Дёргает машину. Вот-вот себя обнаружим. Хорошо наводчик опытный. Выбрал момент. Выстрелил. С крыши черепица посыпалась. Пыль поднялась. Ничего не видно. Немного погодя слышу радостный возглас:
   - Витька! Попал! Экипаж выскочил. Не зря под обрез башни целился.
Командую:
   - Наводи слева!
   - Он уже на нас навёл!
Механик запаниковал, собрался из самоходки выскочить. Заряжающий замешкался.
   - Бронебойным! Заряжай! – командую.
 Косоманов, полез в боеукладку боевого отделения. 
   - Вон, под ногами, - кричу.
Но драгоценное время было упущено. Опередили нас немцы. Попали в броню у пушки. Взрывом наводчика выбросило из самоходки. Механик-водитель всё же успел покинуть своё место. Едкий, густой дым заполнил пространство вокруг. Очнулся. Кто-то по мне топчется. Оказывается зам. по тех. Помог выбраться наружу. Лицо в крови. Два осколка попали в лоб. Россыпь мелких впиявились в ноги выше колен. Заряжающего ранило в руку около локтя. Не повезло только Бычкову, получил смертельные ранения.
    Перевязали меня наспех. Бойцы разведроты, без лишних слов, поднесли фляжку со спиртом, чтобы снять боль и стресс. Комбат  приказал ординарцу:
   - Бегом! Чтобы машина была здесь. Отвезти раненых в медсанбат.
С собой взяли чемоданчик с туалетными и бритвенными принадлежностями. Специально для таких случаев был припасён. В госпитале дежурный записал вновь нас в журнал.
   - Я здесь не останусь, - заявил после того как вытащили все осколки и перевязали.
   - Не хочешь, не надо, - был ответ врачей.
   Обратно возвращались ночью на той же машине. На передних сидениях водитель с сопровождающим санитаром. Косоманов остался лечиться. Я заснул на заднем сиденье. Заплутали да заехали к немцам. Те открыли огонь по машине. Санитар выпрыгнул и убежал. Не растерялся шофёр. Лихо развернулся, дал газу. Видит на дороге стоит наш беглец. Вырвались от немцев целыми. Пули прошили только кузов машины, не задев никого, не повредив двигатель. В лобовом стекле зияло отверстие. В том месте, где недавно сидел санитар. Об этом Рязанцеву рассказали позже. Виктор тогда не слышал и не видел ничего. Крепко спал. С неделю лечился при части, пока в одном из боёв не погиб командир самоходки. Занял его место.
   В Польше вошли на окраину города Хойниц. Остановились у небольшого спиртзавода. Попросил у хозяина спирта. Не даёт, жадничает. Говорит, всё немец забрал. Потом одумался. Дал пятнадцатилитровую, в оплёте, бутыль. Разузнали бойцы, потянулись сюда с котелками. Вовремя приехал командир полка.
   - Подопри, - говорит мне, - дверь своей самоходкой и никого не подпускай.
И умотал. Солдаты ко мне:
   - Отъедь, будь человеком.
   - Не могу, - отвечаю, - приказ!
Скандал чуть в драку не перерос. Помешали немецкие самолёты. Начали нас обстреливать. Разбежались охотники до спиртного. Вскоре командир приехал. Приказал в ночь обойти город. Рано утром вышли к какой-то станции. Встали у вокзала, осмотрелись. Туман в низинах распластался. Однако рассмотрел немцев в траншее дрыхнувших. Чуть дальше пара лошадей, белого окраса, тянули повозку с ящиками. Прикинул расстояние. Достану. Выстрелил по ней. Лошади повалились словно скошенные. В ответ, по мне, вражеская пушка открыла огонь. Не видно, откуда стреляют. Мы в лощину, под прикрытие тумана, нырнули. Остановились. Вышел с биноклем, поглядеть, где эта проклятая пушка. Думал впереди, а она сзади выстрелила. Затылком ощутил жаркую, упругую волну от пролетевшего рядом с головой снаряда. Больше ничего не помню. Очнулся на холодной земле. Голова раскалывается. Уши заложило. Не соображу, что произошло. Ощупал себя – руки, ноги целы. Поднялся. Вокруг никого. Вдруг из тумана появляются наводчик с заряжающим. Идти не могу, мотает из стороны в сторону. Взяли они меня под руки, повели к машине. Контузило повторно. Сильнее стал заикаться и снова головные боли долгое время донимали. Но куда деваться. Воевать-то надо.
   Потом Германия. Взяли город Виттенберг. Догоняет нас командир полка на своём «Виллесе», останавливает. Вылезли из самоходки в недоумении. Снял он часы со своей руки и отдал наводчику.
   - Держи, - говорит, - за меткую стрельбу! Выручил пехоту!
Вспомнили про бой накануне. Сдерживал наступление наших бойцов по мосту вражеский пулемётчик. Засел на колокольне костёла. Уничтожили его с первого раза. Открыли проход. Сделали своё дело и тронули дальше. На дороге ребёнка встретили. Стоит, ревёт. На вид года три. Видать брошенный мальчишка. Симпатичный такой. Сразу приглянулся. Дал галету, успокоил, как мог. За всю проклятую войну впервые ребёнка на руки взял. И до того он тронул душу, так защемило сердце, что захотелось себе оставить.
   «А что», - думаю, - «война скоро закончится. Неизвестно как личная жизнь сложится. Усыновлю. Будет мне помощником».
   Одно дело желание. Другое дело – реальность. Не имею права рисковать его жизнью. Да и кто разрешит. Остановились в первом попавшемся селении. Женщины окружили нас. Стали упрашивать отдать его им. Отдали, конечно.
   Затемно подошли к реке Эльба. В километре городок. По рации доложил обстановку. Слышу распоряжение:
   - Ждать остальных. Сгруппироваться. При поддержки конницы атаковать сходу!
В центр вошли без боя. Фашисты видели наше явное превосходство. Иногда, чтобы не попасть в окружение, отходили к Берлину, где создавались линии обороны.
   На небольшой, брусчатой площади возвышался памятник погибшим немцам в Первую Мировую войну. Самоходки вокруг него поставили. Ночлег решили устроить прямо на улице. Здесь хоть ноги можно вытянуть. Прохладно, но лучше чем горбится в машинах. Понатаскали, из домов одеяла, матрацы, подушки и спать.
 Чувствую, кто-то ко мне жмётся. Просыпаюсь, гляжу – немец под боком. Достал из-за пазухи пистолет. Тормошу. Спит как убитый. Пригляделся, а он не один. Рядом ещё вповалку лежат. Комбат хорошо знал немецкий. Стал их расспрашивать. Оказывается, они пришли сдаваться.
   - Мы в плен не берём! – объясняет им, - у нас другая задача.
   - Постройтесь, сдайте оружие и расходитесь по домам. Кому надо с вами разберутся.
   Другую ночь устроился в квартире. Улёгся между окон на полу. Так безопаснее. Проснулся от шума на улице. Офицеры, солдаты обсуждают только что произошедшее. Оказывается, прорвались немецкие танки. Раздавили зенитку, обстреляли. Попали в машину с ракетами от «Катюши». Загорелись запалы и снаряды начали беспорядочно елозить по земле. Хорошо не повзрывались.
   После полудня двинулись вдоль берега Эльбы к мосту. По ту сторону должны быть союзники – американцы. Расположились у завода швейных машин. Послали вперёд разведчиков. Через некоторое время те вернулись. Докладывают:
   - Один пролёт разрушен. На том берегу белый флаг.
Решено было послать к немцам парламентёров.
   - Просят на раздумье два часа, - поставили в известность они командование.
Напрасно ждали мирного исхода переговоров. Ответили минами.
   А вот за город Перлиберг шли ожесточённые бои.  Взяли ценой многих жизней. Обосновались возле двухэтажного дома. Прочесали первый. Никого. На второй поднялись, а там бутыли с вином и коньяком.
   - Живём! – обрадовался заряжающий – кузнец Новгородский.
Первым снял пробу. Одобрил. Знал в этом толк. В винных погребах и магазинах всегда самое хорошее спиртное выбирал.
   Вскоре немки подошли. Позвали к столу. Рассказали о гитлеровской пропаганде. Внушали: «Мол, придут русские, станут насиловать, убивать». Оказалось всё наоборот. На себе испытали. Удирали от нас. Переплыли на ту сторону, а их, свои же, хватали и насиловали. Кто сумел вырваться, бросились обратно.
   - Шварц зольдат! – возмущались они.
Недолго ждали союзников. Миномётный огонь прекратился. Видимо фашисты сдались им. Заранее были обусловлены сигналы, определяющие позиции сторон. Ночью выстрелили из ракетницы красной ракетой. В ответ увидели зелёную. Я в это время спал в доме. Вдруг такая стрельба началась! Вскочил. Думал, немцы ворвались.
   - Витька! – кричат ребята, - выходи! Победа!
   Утром общий стол организовали. Командир дивизии всех поздравил с Победой. Под конец сказал:
   - Пейте, сколько влезет и отдыхайте. Заслужили. Но чтобы пьяного не единого не было.
Я всю войну особо не выпивал. Переборщил с радости. Плохо сделалось. Пошёл, окунулся в холодную воду. Полегчало. Но за стол уже не садился. Ходил сам не свой от радости. Не мог свыкнуться с мыслью, что жив, что наступило мирное время.
   Дня через два, все потихоньку успокоились. Машины загнали под крышу большого ангара. Расквартировали. Я обосновался у немца – торговца горчицей. Надо сказать, немцы вели они себя достойно. Особо не безобразничали. Провокаций не устраивали.
Прибегает ко мне Жорка. Тоже лейтенант, командир одного из экипажей самоходки.
   - Пошли. Ко мне в гости девчонки пришли. Познакомлю.
С неохотой согласился. Не стал спрашивать чьи, наши или немки.
   Пришли. Сидят две стеснительные девчонки в платьях. Обшила их немецкая портниха. Познакомился. Оказывается  они связистки с аэродрома, который рядом с нами располагался. Он входил в четвёртую Гвардейскую имени Суворова, дивизию. Там служила Жоркина одноклассница, односельчанка, с которой он переписывался. Когда узнал, что она рядом, привёз сюда вместе с подружкой – Смирновой Александрой. Невысокого росточка. Симпатичная. Разговорились. Рассказала, что семнадцатилетней девчонкой пошла на фронт. Блокадница. Осталась без матери и отца. Когда блокаду Ленинграда прорвали, то через Ладогу переправилась в Калининскую область. На неаккупированной территории жили родственники. С родителями бывала здесь до войны. Погостила неделю, осмотрелась. Без продовольственной карточки, сидеть у них на шее, совести не хватило. Работать негде. Недалеко располагался военный аэродром. При нём штаб 112-го батальона аэродромного обслуживания. Пошла туда. Едва упросила дежурного пропустить к начальнику.
   - Ну, куда мы вас возьмём? – недоумение отразилось на его лице.
   - Куда угодно, - отвечаю робко, - я всё могу.
И так жалостливо на него посмотрела, что он смутился.
   - Ладно, - подал лист бумаги с ручкой, - пишите заявление. Рассмотрим.
Понравился ему мой почерк. На следующий день взяли делопроизводителем в штаб, вместо сержанта. Его отправили в подразделение.
   - Там больше пользы принесёт, - словно в оправдание пояснил начальник штаба.
 Выдали положенный паёк. Обращаться стали не иначе как Александра Васильевна. Так, с боевыми лётчиками, прошла по всем фронтам до Эльбы…
   Потом Жорка настоял нанести ответный визит. Он к своей Шурочке, а у меня невеста была, письма ей слал, обещал вернуться. Уговорил. Приехали на аэродром. Ординарец заместителя командира дивизии провёл в расположение.
   - Пока генерал-майора нет, - осведомлённо сказал он, потакая нам.
   - Китаев на днях в Москву улетел. Пользуйтесь случаем.
   Шурочка накрыла на стол. Выставила четыре рюмки, четыре тарелки. Вдруг слышим её возглас:
   - Китай идёт!
Мы кто куда. Жора за дверью в другой комнате спрятался. Я за портьеру шмыгнул.
Зашёл. Смотрит, стол накрыт на четверых. Девчонок двое.
   - Шура, - спрашивает, - ты для кого стол накрыла?
   - Для себя, - отвечает.
   - Ну да, конечно, - ухмыляется.
   - А чьи же там ноги? – кивнул на портьеру.
Пришлось выходить.
   - Танкист! Лейтенант! – расплылся в добродушной улыбке. – А где другой?
Сели за стол по обе стороны от генерала. Поворачивается ко мне, руку на локоть ставит:
   - Давай, - говорит с прищуром, - на спор потягаемся. Кто кого положит.
Не стал я соревноваться с командиром дивизии. Неловко. Выручил Вересов.
   - Если я побеждаю, - осмелел Жорка, - Вы ставите литр спирта. Пойдёт?
   - Добро! – последовало согласие.
Жорка схитрил. Неожиданно схватил руку и положил на стол.
   - Нет. Так не пойдёт. Не по правилам! – запротестовал Китаев.
   - Хотя проявил смекалку как в бою.
Велел поварихе налить спирта и ушёл, чтобы не мешать нашему общению.
Тогда-то и рассказали о личной жизни друг другу без утайки. Конечно, тогда ещё  не думали быть вместе, но незаметно сближались во взглядах на будущую жизнь. 
   Пришло время демобелизации. Эшелоны с победителями уходили на Восток. Наше командование решило перебросить полк в Бреслау - на Советско-Польскую границу. Стали грузиться на платформы. Я в это время ходил к командиру оформлять документы на вывоз наградного мотоцикла. Наградили как особо отличившемуся в боях офицера.
У самого не выходит из головы предстоящее расставание с Александрой. Неспокойно на душе. Незаметно сердцем к ней прикипел. Думаю: «Уеду и конец нашим отношениям. Найдёт другого».
   Спрашиваю себя: « Нужен ли я той, с которой переписываюсь? Столько времени прошло. А со временем человек меняется». Не стал тешить себя иллюзиями и мучится от неопределённости. Твёрдо решил, что надо делать. Сажусь на мотоцикл, приезжаю к ней.
   -Поедешь со мной? – предложил сходу.
   - Кто же меня без документов отпустит, - немного погодя ответила Александра.
Поняли без лишних слов, что они нужны друг другу.
   - Раз так, оформляйся, а я позже приеду и заберу.
Расстались в надежде на скорую встречу. Через две недели приезжаю с сержантом по заданию в тот самый Перлиберг. Смотрю, в квартире, где жила, её нет. Расстроился. Иду понурый по дорожке. Не знаю, что и думать. Смотрю, а она из клуба возвращается с двумя лётчиками под ручки. Отлегло от сердца. Отбил от них. Пришли к генералу после рассказа о том, что её не отпускает командир подразделения.
Китаев смерил обоих взглядом. Насупил брови.
   - Значит, танкиста выбрала?
   - Смотри! – обратился ко мне, - чтобы основательно было. На всю жизнь.
Написал записку в военторг с требованием выдать отрез на платье и литр спирта. Вечером отметили помолвку. Пришли из отдела кадров, из особого отдела. Подполковник политотдела тоже сказал своё слово:
   - Если решил серьёзно – забирай. Лучше не найдёшь. А нет, то пожалей девчонку. Не порть ей жизнь.
   После добрых напутствий увёз Александру к себе в часть. Стал кадровым офицером. В сорок шестом расписались в Вологде. Потом служба в Архангельске, других городах и гарнизонах. Вышел в отставку майором. Обосновались в Балаково. Присвоили звание подполковник. Жили праведно. Без излишеств. Всё богатство – славные дочери, внуки, да воспоминания о том времени, которое выпало на нашу долю.