Лонг-лист Конкурса - Ручеёк 3

Конкурс «Ручеёк 3» на Проза.ру
2018 – 2019 г.г.

1 тур:

1. Под снегом дышит весна http://www.proza.ru/2017/03/18/1654
Ольга Романеева
Просыпался Василий Семёнович затемно. Вставать не спешил. Вначале просто лежал, слушая мерно тикающие часики и стоны больной жены, спавшей в соседней комнатке. Иногда во дворе, заслышав шорохи, лениво тявкал Рекс. Затем старик осторожно шевелил пальцами и, убедившись, что тело всё ещё подчиняется ему, облегчённо вздыхал. Вытянувшись на кровати, он терпеливо ждал.
Когда за окном начинали отчётливо прорисовываться тонкие веточки декоративной калины, обвитые хмелем, дед вставал и одевался. Выйдя из дома, он медленно брёл вверх по улице, до самой посадки. Трость с глухим стуком разбивала тонкий лёд, покрывавший асфальт, с окрестных дворов ему вслед нёсся разноголосый лай.
К тому моменту, когда Василий Семёнович возвращался, домочадцы уже хлопотали по хозяйству. Дед, кряхтя, устраивался на лавочке у ворот. Щуря глаза от яркого солнца, он внимательно наблюдал, как сын с невесткою провожают на выпас исхудавшую за зиму скотину.
Обычно на него никто не обращал внимания, но однажды Михаил остановился возле отца и окинул его внимательным взглядом:
– Бать, ты только на охоту свою идти не вздумай.
– Это можно разве? Можно так издеваться над больным? – вскинулся Василий Семёнович, резко вскочил, но тут же пошатнулся и ухватился за штакетину. Отмахнувшись от пристыженного сына, не слушая, выхватил у него трость и поспешил в дом. Убедившись, что поблизости никого нет, достал из кладовки залатанный рюкзачок и перенёс его в сарай, поставив на землю, под висящее на стене ружьё младшего сына. Немного подумав, взял со стола ветхое одеяло, служившее для укрытия грядок от заморозков, и накинул его сверху. Затем, одобрительно крякнув, отправился завтракать, не забывая прихрамывать на обе ноги.
На следующее утро, пока все спали, Василий Семёнович быстро оделся, схватил припрятанный рюкзачок, повесил ружьё на шею и покинул двор. Осторожно ступая по подмёрзшему за ночь асфальту, свернул в ближайший прогон. По соседней улице он вышел из села и бодро зашагал по едва заметной вдоль длинных рядов деревьев дороге. Вскоре начало пригревать солнце, над головой с треском носились дубоносы, высматривая кусты с тёмно-красным боярышником.
Василий Семёнович рассматривал торчавшую из просевшего снега поросль и горестно вздыхал, вспоминая, как раньше, совсем ещё мальцом, вместе с братом гонял деревенское стадо. Коровы вытаптывали всё на своём пути, не давая деревьям разрастаться. А сейчас скотины почти ни у кого и нет, в магазине всё покупают. Но как можно сравнивать вкус домашнего молока и масла с покупным, дед не понимал. И был несказанно рад, что сын выбрал себе правильную жену, которая от запаха навоза носа не воротит, хоть и городская. Всё научилась делать, настоящей помощницей стала. А теперь уже и полноправной хозяйкой. С прошлого лета, как со свекровью инсульт случился. Теперь бережёт, ничего не позволяет по дому делать. Хотя, бывает, Галка и ворчит на неё, но любит, как родную.
На развилке дед остановился перевести дух. Впереди, на косогоре, были видны разноцветные крыши домов небольшого села, перед ним раскинулось поле, покрытое жухлой травой. Блестящая дорога, словно десертный нож, разрезала его на две части. Ещё лет десять назад вокруг небольшого оврага было полно опят и они с женой частенько приходили сюда. Сейчас же, среди сушняка, примятого за зиму снегом, виднелись повсюду крошечные колокольчики синей и белой пролески. А грибов не стало. Как дорогу проложили, так и пропали разом.
Вправо уходила просёлочная дорога, с одной стороны от неё раскинулся лес, а вдоль другой, прямо от шоссе, тянулась небольшая речушка, которая потом резко поворачивала влево.
Василий Семёнович начал осторожно спускаться с небольшого холма, опираясь на трость. Идти было трудно, под ногами хлюпала грязь, в ямках стояла вода.  Дед теперь шёл уже значительно медленнее, стараясь ступать не в грязную жижу, а на пробивающуюся по обочине зелёную траву.
Вскоре он всё же свернул с дороги и побрёл по краю ельника, по опавшей прошлогодней хвое. Обходя сломанные сухие стволы и ветки, заходил всё дальше в лес. Когда он заметил, что вокруг одни осины, попытался брать левее, но, как назло, все удобные тропы вели в глубь чащи. Теперь он шёл уже не по примятой листве, пахнущей сыростью и плесенью, а по рыхлому снегу. Ноги проваливались и позади него оставались глубокие ямы, которые сразу же заполнялись водой. Хоть и трудно было переставлять ноги, но всё это доставляло старику неимоверную радость, он вдруг почувствовал себя молодым и полным сил.
В лесу ещё царила зима. Март, словно злой муж после свадьбы, срывал белый свадебный наряд и надевал на неё грязное платье. Из последних сил держалась зима за просевшие серые сугробы, натягивая их на землю так, что образовывались дыры. Среди грязи, стебельков высохшей травы, пробивались фиолетовые и белые цветы. Оборванка украшала свои лохмотья крокусами и пролесками, не подозревая, что этим лишь ускоряет свой конец.
Пройдя немного вперёд, Василий Семёнович остановился. Путь преградила узкая тропа. Внимательно осмотрев следы, дед стал тревожно озираться по сторонам, рука непроизвольно легла на приклад ружья. Следы были кабаньи, свежие, сегодняшние, и шли от реки в глубь чащи. Он осторожно ступил на тропу и стал выходить из леса.
Внезапно послышался шум, словно на него бежал целый табун лошадей. Резко обернувшись, дед не удержался на ногах и упал. Рука тотчас провалилась в снег, острый наст больно оцарапал ладонь. Сердце стучало так сильно, что на миг даже заглушило непонятный звук.
Дед сел на колени и увидел, как над рекой, чуть ли не касаясь воды крыльями, размахивая ими так, что гладь заколыхалась, создавая рябь, пролетела стая диких уток.
Схватившись за грудь, старик медленно поднялся на ноги, прислонился к стволу берёзы, и достал из внутреннего кармана куртки платочек. Развернув его, он трясущимися руками взял одну из таблеток и торопливо закинул её в рот. Сжав платочек в кулаке, постоял несколько минут, прислушиваясь к испуганному сердцу.
«А, может, и прав сын? Ну, какой из него теперь охотник? Всё, он своё отходил. Вспомнилось, как прошлым летом увидел в огороде Галю, лежащую посреди кустов смородины и безучастно смотрящую в небо. Первым делом решил, что она умерла. Но, приложив ухо к груди, услышал тихо бьющееся сердце, она тут же отреагировала и замычала в ответ на его крики. А он заплакал от радости и бросился звать сына. Эх, и влетело ей потом от невестки, когда Галя немного окрепла. Ведь Маринка коршуном налетала всякий раз, когда та вздумывала направиться в огород, да не уследила. Не утерпела его Галка, вырвалась ненадолго из тесной клетки, а теперь вот целыми днями была обречена сидеть в комнате и смотреть свои сериалы. Она сдалась. Вроде и дышит ещё, но не живёт так, как привыкла, и как хотелось бы ей. А он не намерен сдаваться, он дойдёт. А иначе, зачем жить?»
Сунув платочек в карман, Василий Семёнович поправил ружьё и зашагал к реке. Там он сошёл с дороги и медленно побрёл по полю, к росшим впереди кустам облепихи. Заметив расплывчатые фиолетовые и белые пятна, ускорил было шаг, но, случайно посмотрев направо, остановился и всплеснул руками – неподалёку от него, по краю леса, виднелись синие цветы на белом снеге. А там дальше ещё и ещё. Целыми семьями.
Дед заулыбался и, подойдя, сорвал один. На стебельке, словно подёрнутом инеем, гордо смотрел своим жёлтым глазом синий пушистик.
«И название-то у него какое чудное, сон-трава, – думал старик, собирая цветы, разбросанные по всему лесу. – Если собрать рано утром и положить под подушку, то можно загадать желание. Одно, самое сокровенное. И цветёт аккурат на Галкины именины. Первый раз подарил, когда ещё детьми были, а потом каждый год за ними ходил. Галка смеялась и говорила, что он приохотился. Так и пролетела вся жизнь, словно сон, такой же яркий и запоминающийся, как эти цветы. Другие бы давно погибли, а этим хоть бы что. Сидят тихонечко под снегом и ждут, когда солнце вызволит их из холодного, душного плена. Несмотря ни на что, они дышат. А, значит, живут».

2. Вот так каша! http://www.proza.ru/2017/08/21/891
Ольга Романеева
С самого утра солнце припекало так сильно, что даже и не верилось, что всю последнюю неделю шли дожди. Но напитанная влагой земля  и трава, склонившаяся под тяжестью мокрых листьев, не давали об этом забыть.
Димка стоял перед узкой тропой с миской в руках и не решался пройти дальше. Розовые цинии по бокам высокие –  худенькому белобрысому мальчишке по грудь. Соцветия большие. Стоит их только задеть ненароком – и тут же на тебя выльется вода. Папа ругается, что мама высадила их так близко к тропе, но она отвечает, что на даче и так слишком мало места. Мама сильно преувеличивает, потому как дача у них просторная. И цветы обязательно нужны – для красоты. Димка вздохнул. Можно было дождаться, когда трава подсохнет, да не сиделось ему в тесном домике. К тому же он обещал. Витьке. Как только приехали рано утром на дачу, не утерпел – схватил миску и бегом в дальний конец участка. Там, в углу, росли восемь огромных кустов крыжовника: два с крупными зелёными ягодами, а остальные усыпаны бордовыми, почти чёрными. Все в их семье любили крыжовник. Бабушка делала из него ароматное густое варенье и варила необычайно вкусные компоты. Ягод было так много, что иногда не успевали собрать. Со временем они морщились и высыхали, а затем опадали на землю.
Бочком, стараясь ни за что не задеть, Димка пробрался через вытянувшиеся после дождей заросли. Есть крыжовник он любил. А вот собирать – не особо. Уж больно колючими были кусты. Только руку протянешь за ягодой, как наткнёшься на шипы. И не видно ведь их. Спрячутся под листьями и жалят, словно дикие осы. Ранки потом долго саднят и щиплет.
Димка срывал ягоды, а сам чуть не плакал. Но куда деваться? Обещал. Целую миску крыжовника должен отнести Витьке. Не было у того на участке ни одного кустика. Вот и выпросил у приятеля, пообещав на обмен иргу. Что это такое, Димка понятия не имел, из-за любопытства и согласился. И не пожалел – очень ему понравилась ирга – ягоды мелкие, с горошину, тёмно-красные и фиолетовые. А сладкие! Ничего вкуснее Димка не ел. А теперь приходится собирать колючий крыжовник.
Когда мальчишка набрал полную миску ягод, все его руки были исцарапанными, словно он с кошкой подрался, а футболка мокрой от пота – кусты, как назло, росли на солнцепёке.
Димка забежал в дом – глотнуть холодного терпкого квасу. Бабушка делала его сама. Собирала всю зиму корки ржаного хлеба и сушила на полочках. В кладовке их городской квартиры всегда висело много разноцветных мешков: сушёные опята и шампиньоны для супов и жареной картошки, ароматные душица, мята и зверобой для чая, пустырник и мать-и-мачеха для здоровья. А ещё были с укропом, петрушкой, вялеными зелёными кусочками яблок. И ещё много всяких незнакомых трав, Димка и не знал, для чего они бабушке, но охотно помогал собирать. Стоило кому-то в семье заболеть, бабушка сразу же шла в кладовку и доставала нужный мешок.
Димка оставил миску на крыльце и забежал в дом.
– Пришёл? – обрадовалась мама. – Иди руки мой и садись за стол.
– А что на завтрак? – настороженно спросил Димка, принюхиваясь к запахам и надеясь хотя бы на яичницу.
– Каша молочная, рисовая.
– Опять, – пробурчал Дима, намыливая руки.
– Будешь есть кашу – вырастешь большой и сильный.
– Мам, вот Витька ест каши и почему-то не растёт совсем. Как был ниже меня на полголовы, таким и остался. Не помогает ему каша твоя хвалёная что-то.
– Значит, плохо ест.
– Каждый день! А всё равно не растёт.
– Кто-то сразу расти начинает, а кому-то время нужно, чтобы подействовало.
Димка вздохнул и удручённо покачал головой – никак мама не привыкнет, что он вырос и в сказки больше не верит. Не любил Димка каши. Никакие не любил. Но есть приходилось – мама в этом деле была строгая! А ещё после каши можно было взять кусок сладкого пирога или шарлотки. Бабушка старалась – начинки были разные и на любой вкус: с кисловатой вишней и чёрной смородиной, с приторно-сладким щавелем и с мягкими, тающими во рту кусочками яблок. Вот только ради бабушкиных пирогов и стоило есть каши.

Торопливо закинув в рот несколько ложек ненавистной каши, Димка размазал остатки по тарелке, схватил кусок пирога и быстрее, пока мама не остановила, побежал на улицу.
Витькина дача была далеко – на соседней просеке, у самого леса, чуть в стороне от других. Поэтому Димка бывал у друга очень редко. Хоть ещё и утро, но воздух после дождя душный, горячий. Солнце низко, но светит с удвоенной силой. Прижимая к груди миску с ягодами, Димка не спеша шёл по грязной скользкой дороге, откусывал от ещё тёплого пирога с жёлтыми сливами, и аккуратно обходил по траве огромные лужи. К тому моменту, как он подошёл к нужному участку, руки после сладкого стали липкими и очень хотелось пить.
Маленький толстопузый щенок чёрного окраса с коричневыми подпалинами на щеках и лапах лежал возле конуры за сетчатым забором. Почуял гостя и сразу вскочил. Когда Димка видел его в прошлый раз, он был совсем крошечным: слепым и беспомощным. До чего же здорово от него пахло! Витька притаскивал из сарая только одного на показ – сказал, что всё равно все одинаковые. С тех пор кутёнок сильно подрос. Он бегал по траве вдоль забора, смешно перебирая толстыми лапами, и прыгал на сетку. На его радостный лай из домика выглянул Витька.
– А где остальные? – сразу же спросил у него Димка. – Ты говорил, что их семь.
– Так разобрали уже. Один остался. Папа его дяде пообещал, а тот всё никак не едет.
Витька не утерпел и зацепил горсть ягод. Димка отдал ему миску, а сам засунул в дырочки пальцы. Щенок их обнюхал и принялся облизывать, довольно виляя хвостом.
– Гулять пойдём? – спросил Витька.
– Ага.
– На речку?
– Давай на речку, – легко согласился Димка. – Только попить мне вынеси, а то жарко.
–Тебе воды или лимонаду?
– А он холодный?
– А то!
– Тогда лимонад.
Витька умчался, а Димка стал гладить по холодному мокрому носу щенка. Тот высунул длинный розовый язык и часто дышал. Звонко тявкнув, кутёнок убежал к большой чашке и стал жадно лакать воду. Затем сунул морду в кастрюльку и тщательно вылизал её стенки. Доев, игриво перевернул кастрюльку и скрылся в большой конуре.
Витька куда-то пропал. Пить хотелось всё сильнее. Димка с завистью посмотрел на воду в собачьей миске и отошёл немного в сторону, под тень от широкого куста.
Неожиданно из конуры выглянула злобная морда. Чёрные глаза изучающее уставились на Димку. Тот испуганно заморгал. Крупная собака вылезла наружу, потянулась и отряхнулась. Затем медленно подошла к воде и с громким звуком залакала. Потом обнюхала пустую кастрюльку, ещё раз внимательно посмотрела на застывшего Димку и залезла в конуру.
Димка не верил глазам. Ведь только минуту назад собака была щенком. А теперь вдруг за несколько минут выросла. Да ещё как!
Хлопнула дверь и из дома выбежал Витя. Димка молча взял протянутую кружку.
– А у вас щенок вырос, – допив до дна, сообщил он другу. – Был маленьким, и вдруг раз – и большущий.
– Ну, ещё бы ему не вырасти – он ведь кашу ест! Мама говорит, что он как маленький поросёнок. Она специально для него каши варит, вот он и растёт так быстро. Я тоже вырос, – гордо сообщил Витька.
Димка посмотрел на друга.
– Да где же ты вырос? Как был меня на полголовы ниже, таким и остался. Да ты сам посмотри.
Витька недоумённо посмотрел на приятеля, сравнивая их рост, и чуть не расплакался. Всё верно – такой же.
– Да она специально так говорит, чтобы ты кашу ел! – заявил Димка, но тут же перевёл задумчивый взгляд на конуру.
Он, конечно, не верил во все эти волшебные каши. Не маленький ведь! Но на тарелке с этого дня ничего не оставлял. Мама радовалась и твердила, какой же он молодец и как сильно подрос за лето. Димка лишь недоверчиво головой качал – как же, вырос! Каким был, таким и остался. Да и другие ребята прежние. Тогда бабушка вздохнула и достала из ящика комода Димкины зимние штаны.

– Надевай, – говорит, – коли не вырос. – А сама хитро так улыбается.
Димка надел, а штанины ему по щиколотку.
– Как же так? – Ничего Димка не понимает. Ведь хорошо помнит, как ещё зимой катался в них с горки на санках. Может, не его штаны? Да нет же – его. Вот и ярко-красная буква «Д» на поясе изнутри – бабушкина метка для садика, чтобы не перепутать вещи. Значит, и вправду вырос? Значит, и вправду каша волшебная? И Витька вместе с ним вырос, и другие ребята.
Димка быстрее к другу – обрадовать. К забору подбегает, а там щенок снова бегает, как ни в чём не бывало. Не успел Димка удивиться, как из конуры вылезла точная копия щенка, только увеличенная в несколько раз, и грозно залаяла.
А Димка и не боится её нисколечки. Стоит у забора и улыбается счастливо. Вот глупый! С чего это он решил, что щенок за минуту вырос? Это было бы уже не волшебство, а самое настоящее чудо. Чудеса, конечно, бывают, но не такие же!
Но каши Димка с тех пор ел без остатка. На всякий случай.

3. Путешественница http://www.proza.ru/2018/02/08/2033
Людмила Мизун Дидур
Дочка в школе училась на отлично. У всех детей были каникулы, а её каждый учитель норовил за свой предмет на олимпиаду послать в город. Поэтому дни зимних каникул были расписаны наперёд.
 Было это в десятом классе. На олимпиаде по английскому языку она справилась с заданием гораздо раньше остальных ребят.
 ( Английский был у неё в приоритете. Летом возили в Харьков, там она заканчивала оксфордские курсы, где преподавание было исключительно носителями языка.)
 Автобус домой уже ушёл. А ждать остальных ребят было долго. Кто-то подсказал, что можно добраться электричкой до Лобовских Копи, а потом пешком в посёлок. И она побежала, чтобы успеть на поезд. На платформе стояли сразу две электрички с одинаковыми табличками на вагонах. Только двигались они в противоположные стороны. Отправившись из конечных пунктов поезда встретились в городе Ровеньки. Один из станции Должанская, и тогда через остановку дочке нужно было выходить, а другой из Дебальцево. Увидев знакомые названия городов, дочка заскочила на подножку уже трогающейся электрички. Когда через остановку объявили не Лобовские Копи, она сообразила, что едет в другую сторону.
 (Я бы на её месте уже всех "на уши подняла". Обратилась бы к проводнице).
  Но проводница прошла мимо, даже не обилетив растерянную пассажирку. А в дочкином кармане и было-то всего 30 копеек на автобусный билет.
 Родившись в марте (Овен), она отличалась особым упорством и самостоятельностью. Инесса решила ехать до конечной, а потом этой же электричкой назад. Не знала она только одного, что состав стоит на конечной станции шесть часов. Только в кассе ей сказали об этом, да и денег на билет не хватало. И решило моё Солнышко идти пешком по рельсам. Шла, пока не закатилось за горизонт солнышко настоящее. Надвинулись сумерки. Зимой темнеет рано. Настырная, в полном отчаянии, шла по заснеженной колее, а вокруг только бескрайние поля, посадки, бугры и балки. Даже ни одного населённого пункта не встретилось на пути.
  Снегом переметало рельсы. Видимость стала ещё хуже, а идти намного труднее.
  И, вдруг, вдалеке на развилке дорог у шлагбаума Инесса увидела милицейскую машину, а возле неё двух гаишников. Дочка почти побежала, боясь, что они уедут.
 - Помогите, пожалуйста, я потерялась, - со слезами на глазах проговорила она.
 Окинув её взглядом, милиционер удивлённо спросил:
 - Откуда идёшь?
 - Со станции Должанская.
 - Ого! - не поверил дядька, - ты хоть знаешь сколько это километров?
 Но, когда дочка зарыдала, а слёзы стали капать в снег, тут же замерзая, гаишник расчувствовался. Остановил проезжавшие жигули и велел водителю довезти путешественницу в Ровеньки, где и проходила олимпиада.
 В машине сидели трое мужиков. Заплаканная девчонка уселась на заднее сидение, укутавшись воротником шубы, а склеенные от слёз ворсинки меха прилипали к щекам. Высадили её совсем в другой части города, где она никогда не была, возле пивзавода. Показали куда идти к остановке. На улице было уже давно темно. Только электрические фонари, да свет из окон освещали улицу. На пригородном автобусе дочка доехала до станции, где садилась на злополучную электричку. Пешком вышла за городскую черту по направлению к нашему посёлку.
  А в это время моё сердце выпрыгивало из груди. Намок и высох не один носовой платок. Мы с мужем объездили всех детей, ездивших на олимпиаду. Расспросили учительницу, возившую их.
 (Как хорошо, что сейчас у каждого есть телефон и мы знаем, где находятся наши внуки. И то не факт. У соседки дочь-первокурсница возвращалась из института, что в Луганске, какой-то левой маршруткой. Водитель ехал к себе домой и решил подкалымить, взяв с собой пассажиров. Остановил на незнакомой улице, сказав в каком направлении идти к станции. Была тоже зима. На улице темно. За девочкой пристроился какой-то мужчина. Она пошла быстрее и тот ускорил шаг. Девчонка набрала номер родителей, которые встречали её на автостанции, но не смогла объяснить где находится. Хорошо, что родители ехали ей навстречу и она увидела их.)
  Как бы Инесса объяснила в какой степи она находится?
 В Ровеньках мы уже были два раза, прочесывали по маршруту. На въезде в город заметили знакомый силуэт. Муж посигналил ей. Но дочка наоборот, испугавшись, шарахнулась от машины. Боялась, что станут приставать мужские особи.
 Я выскочила из машины навстречу своему ребёнку. У дочки даже ноги подкосились.
 - За целый день у меня во рту даже глотка воды не было, - слабым голосом произнесла она.
 В машине с ней приключился озноб на нервной почве. А мне наоборот стало жарко, как у печки.

4. Четвёрка по поведению http://www.proza.ru/2018/01/31/2350
Людмила Мизун Дидур
 В школу я пошла с огромным желанием, потому что ждала этого события целых два года. С тех пор, как старший брат стал первоклассником. Я выполняла с ним все заданные ему упражнения, решала задачи и примеры. И читать и писать научилась лет к пяти. С гордостью, без запинки считала до тысячи, а стихи, которые задавали брату, учила наизусть гораздо быстрее его. Ещё одно преимущество я имела перед одноклассниками: я знала по имени-отчеству почти всех учителей в школе. Это заслуга брата. И хотя не все имена были обычными, я старалась их выучить. Так, например: огромного высокого и полного учителя труда звали Кабан Ильич, учителя физики - Дупель Петрович, учительницу географии - Эммочка Людоедка, немецкого языка - Мария Хендехох, а учительницу английского вообще без отчества - Сухарь.
 Но у моей первой учительницы были самые обыкновенные и имя и отчество - Полина Ивановна. Она была добрая и ласковая, притягивала к себе, как магнитом. Учёба для меня была, как игра. Никто со мной, как с братом, не учил уроки. Я их делала за несколько минут. Даже за стол не присаживалась. Приносила в спальню маленький табурет из кухни, раскладывала на нём тетрадки и, сидя на полу, писала крючки и палочки.
 Помню в школе произошёл со мной курьёзный случай. Первый раз в жизни я была дежурной по классу. В мои обязанности входило: следить, чтобы чистой была доска, мокрой тряпка и, чтобы был в наличии мел. Последнее у меня не получилось выполнить. Я его съела. (С тех пор, как я научилась ползать по квартире, стены в мой рост были облизаны мною. Меня показали врачу. Определили недостаток кальция в организме и выписали таблетки, которые были на вкус точно, как мел.) Поэтому я не могла устоять перед таким соблазном. Полина Ивановна и дети долго смеялись, когда на вопрос "где мел?" услышали мой правдивый ответ. Учительница послала меня к техничкам за мелом. Я вышла в коридор, а куда идти не знаю. И тут навстречу, как гора, идёт учитель по трудам. Как хорошо, что я знаю, как его зовут!
- Кабан Ильич, а где мне взять мел? - звонко отчеканила я.
- Как ты сказала? - грозно, сдвинув брови, спросила гора.
 Ещё не понимая в чём подвох, я повторила, чётко выговаривая имя и отчество. Учитель почему-то рассердился и схватил меня за ухо. Я повисла в воздухе. Но, поставив меня, он сказал где взять мел. Я никому не рассказывала эту историю, тем более родителям. До этого мне никто и никогда не делал больно.
 А вообще меня в классе все любили и защищали, потому что я была самая маленькая росточком и по возрасту. Мне ещё не было семи, а некоторые одноклассники были на целый год старше. Ласковая по природе, я всегда получала любовь окружающих. На протяжении всех десяти лет называли меня не иначе, как "Людочка".
 Учителя, ведущие наш класс каждый год, а то и чаще, менялись. На то были разные причины. Я узнала, что они бывают не только добрыми, но и строгими.
Так в четвёртом классе у нас появилась очередная школьная мама. Она была учителем физкультуры, а заодно вела наш класс. Ей не нравилась наша дисциплина и она наказывала нас по любому случаю. Мы могли простоять целый урок, а то и два. Стоя даже писали в тетрадках. В дневниках у многих стали появляться "двойки" по поведению. А если мы не выдавали зачинщика, то "неуд" красовался у всего класса. Выдали нам табеля за первую четверть. У нас с подружкой по всем предметам "пятёрки", а по поведению "четвёрки". Мы с ней накануне на переменке бегали по фундаменту строящегося спортзала. И это было нам в наказание. Подружка наотрез отказалась идти домой, ссылаясь на то, что родители всёравно её убьют. Она свернула в балку, я за ней. Наташка так плакала, что я не могла оставить её одну. Она сказала, что повесится и предложила мне сделать это вместе с ней. Из шарфа она соорудила петлю и стала крепить другой конец к ветке. Мне так не хотелось вешаться, зная, что родители меня даже ругать не будут, только посмеются. А у Наташки мать всегда дерётся. Даже стульчик однажды о её голову сломала. Её точно убьют! А вешаться всёравно не хочется. Как быть?!
- Давай, я свою маму попрошу, чтобы ты у нас жила? - говорю подружке, уцепившись за неё и оттаскивая от дерева. Наташка сдалась. Даже домой пошла. К моему удивлению её не убили. А из-за моей "четвёрки" по поведению папа даже пошутил:
- Так ты у меня бандитка?
 В этом же классе на демонстрацию в честь Великой Октябрьской Социалистической Революции я, как обычно пришла в школу с портретом Никиты Сергеевича Хрущёва. Но перепуганная учительница велела мне спрятать портрет и бегом отнести его домой, не объяснив причину. Я, вся в слезах, бежала задворками. А ведь мы с братом так готовились. Из салфеток делали цветочки, крепили их на веточки. Даже шары у нас были, правда белые. Мы их нашли у родителей в шкафу. Надули, перевязали нитками. Маме ничего не оставалось, как нарисовать на них голубей.
 Даже после маминых объяснений я не поняла, почему на 1-е мая с портретом Хрущёва можно было идти, а на 7-е ноября нет.
 Много интересного, много непонятного было в те годы. Но это были мои детские годы, такие родные и дорогие сердцу. И останутся они в моей памяти навсегда.

5. Как Кики вязала варежки из волшебной мягкости... http://www.proza.ru/2017/10/20/1759
Екатерина Пивник
Как Кики вязала варежки из волшебной мягкости , а у попугая Алле пропал домик.
Первым делом вернувшись от ноготучек домой, лошадка Кики достала из сумки Волшебную мягкость. Ей  нетерпелось скорее связать для своего друга Мими варежки.  Она открыла сумку и...волшебная мягкость вылетела на середину комнаты.
-Что же делать? Об этом я совсем не подумала ,-растерялась лошадка,- что волшебная мягкость очень тёплая я знала,но ведь если я свяжу варежки бобрёнку Мими, то он будет летать, когда будет их надевать.
Тут в  окно влетел попугай Алле, он вместе с лошадкой вернулся от ноготучек, но не смог попасть в свой домик.., потому что его не было..., домик куда то пропал.
Раньше он всегда стоял прямо  рядом с одним из гамаков, на которых любила качаться Кики. А сейчас куда то исчез.
-Кики! Мой домик пропал!- закричал попугай,- я прилетел  домой,но под гамаком только трава и кусты, где же мой домик?- запричитал  Алле.
Кики спрятала волшебную мягкость обратно в сумку и  поспешила на помощь другу.
И правда, на полянке стояло дерево, висел гамак, а домика не было видно.
-Где же домик?-удивилась и лошадка Кики тоже.
Ну тут она подошла поближе и присмотрелась. Домик был на своем месте, только он был очень хорошо замаскирован. Лошадка Кики не могла понять что это такое тонкое и многослойное опутывало  домик. Издалека,домика и правда не было видно,но стоило  подойти поближе и было видно что домик просто  оооочень плотно обвит  зелёными нитями. Лошадка Кики  потрогала копытцем то ,что обвивало домик, нити были липкими, и она поняла, что здесь поработала  не одна дюжина гусениц.
На краю света и гусеницы были  необычными, большими, размером примерно с самого попугая Алле.
И тут друзья увидели  виновников беспорядка. Гусеницы спокойно лежали рядом на травке, абсолютно сливаясь цветом со своей паутиной.
Лошадка Кики и попугай Алле вежливо поздоровались с гусеницами, ведь они были воспитанные, да и на краю света вежливость и порядочность ценилась превыше всего .
Гусеницы тоже поздоровались, но пожаловались, что ужасно устали, они поведали друзьям о том, что  скоро  будут учавствовать в соревнованиях  по  плетению крепких ниток ,которое будет устроено для всех гусениц волшебного леса на краю света.
-Соревнование-это очень интересно! Но ведь вы запутали мой домик ,-грустно сказал Алле.
-Домик?-удивились гусеницы , они так усердно старались, что и правда не заметили никакого домика.
-Извини нас пожалуйста,нам надо было много тренироваться и мы не заметили твой домик, мы все исправим!
И гусеницы скорее побежали распутывать домик попугая от липких нитей, Кики и Алле, конечно,принялись им помогать. И тут вдруг попугаю Алле пришла в голову замечательная мысль: -А что если...если попробовать вплести  эти нити в волшебную мягкость, получатся просто замечательные  варежки для бобренка Мими!
-Ну конечно !-обрадовалась лошадка Кики,  -они будут волшебно-мягкими, но при этом очень прочными и не смогут улететь!Ура! Ура! Гусеницы, вы дадите нам ваших прочных нитей?
Гусеницы были рады помочь друзьям и дали нитей столько, сколько им потребовалось.
Домик расчистили, гусеницы вернулись на полянку ещё немножко поотдыхать,попугай Алле отправился с удовольствием к себе домой, а лошадка Кики  поспешила приняться за варежки, уж очень ей нетерпелось  подарить их своему лучшему другу бобренку Мими.

6. Детские мечты должны сбываться! http://www.proza.ru/2017/09/13/451
Екатерина Пивник
Миша сидел  в уголке и беззвучно , тихо-тихо всхлипывал.Он что то крутил , делал,  мастерил.., но тихонько плакал. Никто не подходил спросить что случилось, хотя папа и мама были  неподалёку..,но не рядом.
Скоро у Миши вышел замечательный картонный ящик, он подошёл к папе и попросил:"Помоги мне, папа, мне нужна твоя помощь, я хочу повесить  ящик на стену".
" Что?"-,  сказал  папа глядя куда то поверх  , мимо сына , он был весь в мыслях, цифрах , таблицах,-не видишь?я занят !Иди к маме, она поиграет -,и отвернулся  застучав клавишами в компьютер.
Миша не пошёл к маме,потому что в героев она  с ним часто играет, но не умеет, она же не папа...,он вернулся в свою комнату, он привык играть сам, но все ещё надеялся, что и папе будет интересно с ним когда нибудь поиграть . Заветной мечтой Миши было провести время с папой за игрой в героев, но об этом он ему не говорил , потому что папа не смотрел ему в глаза ,  он был занят и говорил Мише, что "герои не плачут ", а Миша плакал, часто плакал...
Какой уж тут герой? Наверное, папа прав. Но что поделать с мечтами? Ведь если чего то сильно хочется, то это как назло застревает в голове .И Миша мечтал...:"Вот ещё чуть чуть и папа закончит все эти таблицы, сдаст проект, и скажет , а давай-ка , брат Мишка , в героев а?"
Ну , а Мишка тут как тут. У него и сабли готовы, лежат под кроватью...
Миша сел на кровати и стал подписывать свой ящик. Он написал: ЯЩИК ДЛЯ ПИСЕМ ПАПЕ.
Сверлить стены Миша не умел, поэтому он нашёл большой кусок пластилина и прилепил на него свой ящик к стене. Он очень старался, нажимал на пластилин так, что даже пальцы его  от усилий посинели. Но зато ящик держался!
Миша написал секретное письмо и перед сном, на цыпочках , так , чтоб  и мышку не потревожить , прокрался к своему ящику и положил туда записку.
Утром у Миши была высокая температура. Папа ходил и ворчал, что у него проект на носу, а Миша тут вздумал болеть!
 А увидев большое пятно от пластилина на стене, закричал:
- Ты с ума сошёл, Миша! Что за проделки?
Миша не знал, что ящик отвалился  ночью и секретная записка незаметно выпала из него...
Это секретное послание  нашёл врач , которого вызвала мама. Он прочитал записку, о чем то поговорил с Мишей, ничего не стал выписывать, а потом вышел в другую комнату вместе с родителями. Он сказал: "У вас прекрасный сын, и я ничего ему не назначаю , а вам будет выписана рекомендация".Он написал план совместных семейных занятий на неделю, прикрепил записку к рецепту и молча отдал родителям.
Те увидели  рецепт, записку, переглянулись... и мама заплакала , а  папа притворился, что ему что то попало в глаз , врач усмехнулся, он видел, что родителям стало стыдно.
-  Я приду повторно через неделю проведать маленького пациента, всего хорошего!-, сказал он.
 Ровно через неделю мальчик Миша рассказывал доктору как его, Мишины ,заветные мечты сбылись!

7. Анабель http://www.proza.ru/2017/04/28/695
Людмила Май
– Вы меня не узнаёте?

Этот мужик уже полчаса толокся в коридоре: то с независимым видом прогуливаясь туда-сюда и бросая взгляды в открытую настежь дверь, то внимательно изучая на стенде правила пожарной безопасности, а теперь вот сподобился: – Вы меня не узнаёте?

Кладовщица Анна Петровна не первый год сидела здесь с коробками, тюками и мётлами дверь в дверь со служебным входом в кассы автовокзала и с полувзгляда понимала ценность подобных вопросов. Эти наглые пассажиры уже достали: лезут с комплиментами и душещипательными историями, лишь бы в обход очереди заполучить вожделенный билет.

 – Мужчина, вы табличку видели? Посторонним вход запрещён!

Тут, оттеснив в дверях несмелого мужика, в кладовую ввалился Миша: – Аннушка, выручай, сегодня вообще столпотворение! Один билет до Павловска, отправление через двадцать минут. Теща, блин, тележилась со своими узлами…

Миша, торгующий на перроне сувенирами – свой человек, практически друг и товарищ, не раз помогал ей переставлять тяжелые ящики и наливать из бочки краску. Отказать ему было просто невозможно, тем более, что девчонки-кассирши – сплошь ее подружки.

Уже нажимая на кнопку звонка в кассы, Анна с досадой подумала про свидетеля, который тоже наверняка жаждет получить билет и сейчас выжидающе поглядывает в сторонке.

– Давайте деньги, куда вам? – она протянула руку и, видя, что тот как-то нерешительно замялся, усмехнулась: – Да давайте, чего там... Дорого не возьму: коробку конфет хватит.

– Давай, давай, мужик, не тяни резину, – подбодрил его Миша.

Тот спохватился: – До Антоновки два. То есть, один и детский еще... До двенадцати лет ведь детский, да?

Анна терпеливо и снисходительно ждала, когда тот суетливыми движениями достанет деньги. Она сразу все поняла про этого лысоватого мужика в мятых джинсах: деревенский недотёпа, а туда же – «вы меня не узнаёте?»

Все автовокзальские знали эту милую и общительную женщину и частенько забегали к ней на чай, а то и просто поболтать. Охранник в кассах не был исключением.

Нередко и пассажиры мужского пола, томимые ожиданием своих рейсов, обращали на неё внимание и пытались навязаться в друзья-приятели с далеко идущими последствиями. Но Анна была уже научена печальным опытом подобных знакомств, поэтому, вручив билеты мужику, которому повезло только благодаря ее доброму сердцу, строгим взглядом дала понять, что не расположена к дальнейшему общению.

Тот, однако, не понял красноречивого взгляда и, напряженно улыбаясь, продолжал свое: – Так вы меня, точно, не узнаете? Мы же учились вместе в сельскохозяйственном. Правда, я на строителя, а вы на технологии. Я вас по родинке узнал.

– Вы думаете, я помню всех, с кем когда-то училась? Да еще и с другого факультета? – насмешливо спросила Анна, взглянув повнимательнее на этого сотоварища по институту, в который она когда-то поступила и бросила, так и не доучившись. Загоревшее худощавое лицо мужчины средних лет с белыми гусиными лапками в уголках небольших карих глаз, слегка кривоватый нос и залысины над морщинистым лбом ни о чем ей не напомнили.

– Да, да, конечно, конечно… А я вот тут с дочкой… Домой возвращаемся…

– Простите, но мне нужно идти: дела, – Анна тоже улыбнулась и, как бы с сожалением, развела руки. На самом деле ей никуда не нужно было, просто хотелось отвязаться от назойливого разговора «за жизнь»: дескать, у меня семья, дочка вот, а у тебя, мол, как?

Мужик спохватился и положил на стол шоколадку: – Простите, конфет не было. Еще раз – большое вам спасибо.

***

– И почему это я должна помнить его, когда это было-то? По родинке он, видишь ли, узнал, – облокотившись на ограждение второго этажа, Анна Петровна оглядела сверху привычную картину с толпами снующих людей.

Недолгая учеба в большом шумном городе припоминалась веселыми общежитскими посиделками, танцами в фойе под магнитофон и страстными поцелуями в закутке красного уголка.

– Да мало ли с кем я целовалась – поклонников много было, – Анна решительно стряхнула воспоминания, – Со строительного… Нет, не помню. А жмот еще тот – можно подумать в привокзальных киосках конфеты в коробках не продаются.

Она решила спуститься к Лиде в секонд-хенд – та говорила, что сегодня новый завоз будет. Прошлый раз купила там симпатичный пеньюарчик с нежными розами на полупрозрачной ткани.

Она шла легкой походкой, весело постукивая каблучками новых лакированных туфель и поглядывая на свое отражение в зеркальных витражах. Отражение вполне удовлетворяло её: в кокетливом форменном халатике, с бейджиком на груди и модной стрижкой мелированных прядей она выглядела никак не хуже какого-нибудь диспетчера или даже дежурного по вокзалу.

Все у неё хорошо, и настроение было прекрасным. Потому что в свои сорок пять она все так же стройна и привлекательна. Потому что многие задерживают на ней свой взгляд, а некоторые даже оборачиваются, провожая кто завистливым, а кто и восхищенным взглядом. И потому что один очень даже интересный мужчина написал ей в Интернете, что ждет не дождется встречи с ней…

На гомонящем перроне давешний мужик из Антоновки громко орал в телефон: – Нина! Нина! Алло! Слышишь меня?! Нина!

Возле него рядом с сумками и коробками крутилась непоседливая девчонка.

– Надо же, какая некрасивая, – отметила про себя проходившая мимо Анна и мило улыбнулась этой рыжей, сплошь в конопушках, девочке, почему-то уставившейся на нее с раскрытым ртом.

– Папа! Это же твоя Анабель! Смотри, папа! – вдруг раздался звонкий голос.

Анна недоуменно обернулась. Девочка дергала отца за рукав и показывала в ее сторону пальцем.

Анабель! Так это же… Она растерянно перевела взгляд на мужика, пытающегося докричаться до неведомой Нины. Даже под густым загаром было видно, как тот покраснел. Отвлекшись от телефона, он стал выговаривать дочке, убирая ее руку и бросая извиняющие взгляды на Анну: – Это не она, ты ошиблась, доча. Некрасиво пальцем показывать, ты что? – и опять: – Алло, Нина! Здесь шумно, ничего не слышно!

Анна растерялась, замешкалась и не знала, как ей быть. Подойти? Но мужик уже отвернулся, продолжая кричать, зажав ухо: – Пусть Колька встретит нас на восьмичасовом!

Анабель...  Память внезапной молнией высветило залитую лунным светом комнату и лихорадочный блеск темных глаз...

Она рванулась назад, сквозь толпу пассажиров, стараясь поскорее убежать от возгласов неуёмной девчонки: – Ну как же! Вон у неё написано: Анна Беляева! Как на той фотографии! И родинка!

Далась вам эта родинка! Многие думали, что она её специально рисует карандашом на щеке. Сидя за столом в своей кладовке, она мучительно пыталась вспомнить…

Так смешно, по первым буквам имени и фамилии, называл её мальчишка из далекого, уже давно забытого времени, и вдохновенно читал ей какие-то стихи у распахнутого в лунную ночь окна. Юную Аню охватывал восторг и от этой странной таинственной ночи, и от шепота его влажных губ, и от того, что можно было захлебнуться этим потоком счастья, льющимся вместе с серебряным светом...

Как же она могла забыть? Он ей, кажется, письма потом писал. А она тогда глупая была: всем подряд свои фотографии отсылала… Интересно, какая у него? Лучше бы та, где она в белой кофточке с вышивкой…

Господи! Да какая теперь разница? И вообще… У нее же тогда Виктор уже появился… Или нет! Сначала тот отвязный байкер – все разглагольствовал про свободную любовь, а она боялась показаться ему отсталой и несовременной…

Потом уже этот Виктор – музыкант и утонченная натура с печальными глазами. Играл авангардную музыку для свободной и раскованной тусовки в модном клубе. Спился непризнанный гений, совсем пропал. Встретила его как-то в переходе в окружении таких же забулдыг с гитарами – даже подойти стыдно было…

Тогда думалось, что это все так, ненастоящее. Что настоящее случится позже, обязательно случится, ведь она вон какая... не то, что некоторые. И хозяйка она хорошая, и сготовить может не абы как, а по рецептам из специально купленной кулинарной книги. Не может быть, чтобы судьба оказалась к ней такой холодной и равнодушной.

Но вот оказалась. И холодной, и равнодушной, и вообще отвернулась от неё. Лучшие годы безвозвратно ушли, канули вместе с бессмысленным ожиданием и призрачной надеждой. Верила и наглым обещаниям, и похотливым взглядам…

У Анны задрожали губы, и слезы обиды навернулись на её тщательно накрашенные ресницы. С сожалением вспомнила она Николая Степановича, начальника транспортных перевозок. Наверное, он был единственный, кто любил её – вон какие подарки дарил, всячески помогал ей, на это вот место, спасибо ему, пристроил, а то бы и сейчас в вокзальном буфете посуду мыла. Но вот помер Степаныч, пять лет, как помер: прихватило сердце прямо на дачных грядках. На похоронах жена его все косилась в сторону Анны, подозревала небось что за производственная необходимость была у мужа допоздна на работе задерживаться. Правильно подозревала – сама-то квашня-квашнёй...

А чего бы вдруг этому… забыла ведь, как и зовут… Ну, допустим, Владимир… Чего бы Владимиру не постучаться бы сейчас в дверь и не сказать: – Анабель, я всю жизнь только тебя люблю и помню… И хочу, чтобы ты поехала со мной в Антоновку.

А она бы так строго: – А как же Нина?

– А-а... её нет… Она умерла… Уже давно, еще при родах, – и эту рыженькую свою вперёд бы выставил, – Я буду вечерами тебе стихи читать, а ты дочке косы с бантиками заплетать.

А она погладит девочку по головке и скажет: – Это ничего, что конопатенькая – израстёт… И правильно, Володя, что шоколадку купил, к чему такие траты?

И будет у них та самая... большая и светлая…

И здесь Анна, уже не сдерживаясь, заревела чуть ли не в голос, размазывая по щекам тушь. Потому что знала, что ничего не будет. Потому что уже сорок пять, а в двадцать два – неудачный аборт. Потому что на сайте знакомств одни вруны и прохиндеи, и розовый пеньюар так и пролежит в шкафу ни разу не надёванный. И потому что лучшее, что могло случиться в её жизни, уже давно случилось, да так и осталось там, в призрачном серебряном свете, а она только сейчас узнала об этом.

8. Подарок Гарибальди http://www.proza.ru/2018/02/19/797
Людмила Май
– Шурш... шурш... – лыжи легко скользили, и Рафик, каждой клеточкой ощущая свое сильное тренированное тело, испытывал невероятное чувство детской радости...

Убегающая по лыжне девушка в яркой оранжевой куртке временами оглядывалась, призывно взмахивала палкой и что-то кричала ему...

Дурачась, они блаженно повалились в рыхлый снег, и он совсем близко увидел раскрасневшееся хохочущее лицо и ощутил арбузный запах выбившихся из-под шапочки белокурых прядей...

Вдруг заливистый смех резко оборвался, как обрывается звук телевизора, когда внезапно отключается электричество. Волшебный мир погас и раздался знакомый рык монстра. Едва проснувшись, Рафик сразу все понял...

Он покосился на кровать, где лежал дед. Конечно же у него было какое-то имя, но Рафик называл его Гарибальди из-за черной растрепанной бороды с легкой проседью. Сиделки хладнокровно выполняли необходимые манипуляции с этим безмолвным неподвижным телом и равнодушно уходили, оставляя Гарибальди наедине со своими мыслями.

А в том, что дед мыслил, сомнений не было – когда во время уборки коляску с Рафиком впервые приткнули к соседской кровати, темные глаза паралитика засветились недоумением, переходящим в легкую насмешку. Он смеялся над ним! Рафика это нисколько не задело – он и не к такому привык. Чтобы не сидеть лицом к лицу и тупо молчать, он произнес: – Привет, как дела? – и увидел, как глаза деда сделались совсем черными, наполнившись невыносимой тоской.

Рафаэль был, пожалуй, самым уникальным обитателем этого дома престарелых и инвалидов: уродец с тельцем годовалого ребенка и бесполезными отростками неразвитых конечностей. Когда его, словно куклу, высаживали в коляску, эта маленькая фигурка с головой взрослого человека производила странное впечатление и невольно ассоциировалась с известной фантастикой Александра Беляева.

Возможно, его и назвали таким красивым именем, чтобы внести хоть какое-то изящество в эту дисгармонию. Вопреки прогнозам врачей Рафаэлю исполнилось уже двадцать два года, и он был обычным парнем, несмотря на анатомический парадокс.

***

С тех пор, как Гарибальди поселили в его комнате, Рафаэлю стали сниться очень необычные сны. Конечно ему и раньше что-то снилось – какие-то скомканные обрывки из его заурядной жизни, да еще этот отвратительный монстр...

Теперь же это были удивительно яркие и осязаемые картины, наполненные невероятными событиями. То виделись живописные горы с шумными водопадами и сверкающими озерами, то фантастические ландшафты морских побережий...

Изумительное ощущение босых ног на мокром песке...

Полет над облаками... Рев турбин и невнятный гул аэропорта... Руки легко вскидывают объемный рюкзак...

Однажды ему приснилась музыка... Чарующие звуки... Пахнущая духами женщина держит его за руку...

Каждый раз Рафаэль словно попадал в чью-то чужую счастливую жизнь и каждый раз переживал незнакомые волнующие чувства...

А по утрам его встречали пытливые глаза Гарибальди, будто спрашивая: – Ну как?

Рафика терзали догадки и смутные подозрения относительно своего соседа.

Однажды он спросил напрямую: – Как ты это делаешь?

Ответом был смеющийся взгляд.

***

Утром, как обычно, пришла сиделка и тут же выбежала из комнаты. Захлопали двери, застучали каблуки в коридоре, появились какие-то люди. Гарибальди накрыли простыней и увезли.

– Шурш... шурш... – дворник устранял последствия ночного снегопада.

Глядя в окно на заснеженный двор, Рафик страстно желал лишь одного: чтобы сегодняшний сон когда-нибудь повторился...

9. Оптимистки http://www.proza.ru/2018/09/02/1840
Татьяна Овчинникова 4
Наташа не понимала, где она и что с ней. Помнила, как  на скорой привезли в больницу, делали  лапароскопию.  А что дальше – провал. Осмотревшись, предположила: реанимация, не иначе.

Санитарка, увидев открытые глаза женщины, обрадовалась:

- Вот и пришла в себя наша красавица. Радуйся, дочка, да хирурга Павла Петровича благодари: спас он тебя.

- А что со мной приключилось-то?  – недоумённо спросила Наташа.

Женщина удивилась:

- Неужто не помнишь? Кишечник лопнул – перитонит. Пришлось стому выводить.

- Стому?! Что это за чудище такое? Почему не знаю?!

- Ещё узнаешь, - вздохнула санитарка и отогнула простыню.

Наташа ахнула:

- Ничего себе! Мало того, что перепахали живот вдоль и поперёк, так ещё и мешок какой-то повесили.

- Это и есть стома. Ох, и намучаешься с ней, девонька...

- Вот это да! Съездила в больничку! Думала, вирус подхватила, а тут  вон что! Жить-то я смогу?  - и Наташа улыбнулась так, как будто ничего не произошло.

Санитарка утвердительно кивнула:

- Раз улыбаешься – значит, сможешь. Запомни,  дочка: оптимизм – лучшее лекарство. А его у тебя, чувствую, в избытке.

Через несколько дней Наташу перевели в палату, а на десятые сутки вынужденного отдыха она узнала диагноз: рак,  третья стадия. Удивительно, но женщина не испугалась, не запаниковала, не заплакала – сделала глубокий вдох, а на выдохе спросила:

- Доктор, что же теперь делать?

Тот, взглянув на пациентку поверх очков, по слогам произнёс:

- Хи-ми-о-те-ра-пию. Её, родненькую. Без неё никак.

И началась борьба за жизнь.

Наташе казалось, что время остановилось: так долог был путь к восстановлению. Многочасовые системы, непереносимость запахов, отвращение к пище, постоянная слабость, болевые приступы вплоть до потери сознания…  А рядом, в палате номер тринадцать онкологического отделения, - женщины с таким же диагнозом, угрюмые, погружённые в свою болезнь и проклинающие судьбу. В такой обстановке даже здоровый человек непременно заболеет. Уходили одни, получив нужную дозу «яда», приходили другие. Однажды дверь резко распахнулась, и вошла она, Валя, Валюша:

- Ой, девчата, как же у вас душно? Надо бы воздуху подпустить. Глядите, от химической атаки даже мухи подохли. – И, смахнув с подоконника в ладонь уснувших навсегда насекомых, распахнула окна. – Ну, рассказывайте, - продолжила она, - как тут? Терпимо или бежать надо сломя голову?

Маша, самая молоденькая из больных, пробурчала:

- Надо бы бежать да нельзя. Терпим, куда же деваться.

Валя перебила: 

- Вот и хорошо, будем терпеть вместе, - и, доставая из большой сумки продукты, предложила: Налетайте, девчата! Всё своё. Всё сама вырастила.

На столе появились овощи, фрукты, куры и даже буженина.

Наташа, рассматривая яркий маникюр новенькой, удивилась:

- Неужели всё своё?  У тебя, что же, и скотина есть?

- А как же без неё? Без неё в деревне не прожить. – И лукаво улыбнулась: Я ещё и самогоночку гоню. Она у меня - ух! На травках!  Жаль, конечно, что нам нельзя, а то бы я вас непременно угостила.

Проходили дни. После утомительных процедур Валя всегда предлагала:

- А что, девчата, не рассказать ли вам анекдот?  - И, не дожидаясь ответа, доставала из памяти – одну за другой – весёлые истории, заставляя больных, хоть ненадолго, забыть о своём несчастье. Когда  палата наполнялась громким смехом, в неё заглядывала медсестра и приговаривала:

- Вот молодцы, девки! Вот молодцы! Дополнительное лекарство в виде смеха – дело хорошее.

Потом анекдоты сменялись частушками, игривыми песнями и прогулками за "сладеньким" в ларёк, расположенный в больничном скверике.
Всем казалось, что у этой женщины нет семейных проблем. Но Наташа, будучи психологом, понимала:  это не так. И однажды Валя не выдержала, разоткровенничалась:

- Эх, девчата! Что-то нынче загрустила я. Мужа вспомнила... Хороший он был, заботливый. Дом для нас выстроил большой, двухэтажный. Погиб он. Неожиданно, прямо на рабочем месте. Забыл выключить рубильник во время ремонта заводского электрооборудования. Пять лет прошло с тех пор. Осталась я одна с тремя сыновьями. Старшему было всего семь лет. Жизнь пошла кувырком. Пришлось уволиться из магазина, где работала товароведом, пойти в уборщицы – махать тряпкой, как говорит соседка. Тяжело было и физически, и морально. Да что делать? Дети, сад, огород, скотины и птицы полон двор. Привыкла. Потом случайно познакомилась с приезжим мужчиной – он в деревне нашей коровник строил. И к нему привыкла - попросила остаться. Прописала его: без прописки на постоянную работу не принимали. Уж и не помню, как уговорил он меня дарственную на полдома оформить. Оформила на свою голову! Возвращаюсь однажды с работы, а на крылечке женщина, цыганка, сидит и документы о покупке этой самой половины дома показывает. Плакала я,  плакала, а что делать? О покое пришлось забыть: цыганские семьи большие, шумные. Да и родственников у них не счесть. И к этим изменениям в жизни постепенно привыкла. Сыновьям  моим нравилось «гостить» у цыган: детей много, весело. Домой только ночевать приходили, а я всё одна да одна. Злилась на цыганку эту, Лалу, даже ненавидела её. Когда  заболела, поняла: зря злилась, зря ненавидела. После операции  валялась я в больнице двадцать дней, а за сыновьями всё это время присматривал Лала. И меня навещала, гостинцы приносила. Запомнила её слова: «Знай, Валентина, детей не обижу и тебя не обижу – помогу, чем смогу. Цыгане своё слово держат». Всё так и вышло. Вот и теперь дети с Лалой остались. Как они там?  - Валя ненадолго замолчала, а потом сама себя успокоила: Всё будет хорошо. Лала нагадала, что отступит болезнь моя, и буду я снова бабой в самом соку - и засмеялась, звонко, от души. - Оптимистка я, все говорят.

- Вот и меня оптимисткой называют, - отозвалась Наташа. – Значит, будем жить!

Закончился первый курс химиотерапии, второй, третий, а на четвёртый Валя не приехала. Наташа пыталась дозвониться до неё – безуспешно.
Однажды, возвращаясь из аптеки,  она увидела на скамейке возле ворот цыганку с грудным ребёнком на руках – сердце ёкнуло.

- Я Лала, - пропела приятным голосом  незнакомка. – Вот... письмо от Валентины привезла.

Развернув его, Наташа прочитала:

«Натуля, не волнуйся, я жива. Только не дома сейчас – в Германии. Там буду лечиться. Четвёртая стадия у меня уже - надо срочные меры принимать. Врачи посоветовали в немецкую клинику обратиться. Лала постаралась: по родственникам прошла, по знакомым... Собрала нужную сумму.  Я таких денег никогда в руках не держала: полтора миллиона.  Теперь уж точно всё будет хорошо. Очень прошу, помоги ей: дочка у неё болеет. Сельские врачи не могут понять, что с ней. А у тебя, помнится, родственница в детской больнице работает. Как только вернусь, обязательно увидимся. Держись! Обнимаю. Валя.»

- Вот и слава Богу, - с облегчением выдохнула Наташа и пригласила гостью в дом.

Это был незабываемый вечер: Лала пела цыганские романсы, да так, что слёзы наворачивались. Голос у неё был красивый, сильный, настоящий. Потом рассказывала о своей судьбе, о детях, о Валентине. Наташа слушала, не перебивая: такие истории завораживают. 

Через пять дней маленькой Земфире врачи поставили диагноз, назначили домашнее  лечение. Прощаясь с хозяйкой гостеприимного дома, Лала взяла в свои ладони её руку и проговорила: 

- Руки у вас с Валентиной об одном говорят: жить будете долго и счастливо. Не умеете вы отчаиваться – боретесь до конца. В этом сила ваша. 

...Прошло семь лет – живут девчата... Живут!  А ещё ...каждый месяц встречаются у Лалы – заряжаются от неё оптимизмом и добротой .

10. Случайная неслучайность http://www.proza.ru/2018/09/13/945
Татьяна Овчинникова 4
                У судьбы нет причин без причины сводить
                посторонних.
                Коко Шанель


Сейчас Нина понимает, что это была первая любовь. А тогда, в день восемнадцатилетия, знакомство с Андреем  казалось обычной случайностью.

Свой день рождения она с девчонками отмечала в городском парке, в маленьком кафе на берегу пруда.  За соседним столиком в одиночестве сидел рыжеволосый парень и бросал в воду кусочки хлеба, которые тут же подхватывались местными утками. Лена, одна из её подруг, предложила:

- А не пригласить ли нам в свою компанию этого грустного Пьеро?

Решающее слово было за именинницей. Она согласилась:  присутствие на девичнике незнакомца показалось забавным. Через несколько минут «активистка» Лена подвела парня и представила:

- Знакомьтесь, это Андрей.  Студент. Первокурсник. Будущий филолог, как и мы с вами. Разница лишь в том, что он учится в МГУ, а мы - в СГУ.

- Интересное совпадение! А почему грустный и один? – поинтересовалась Нина.

-  Прощаюсь с Саратовом. Завтра уезжаю. Неделю гостил у брата.  Друзьями здесь  не успел обзавестись. Да и в Москве их, пожалуй, нет.  В Архангельске остались. Я сам оттуда.

Беседа завязалась. Новый знакомый оказался вовсе не Пьеро: мгновенно завладев вниманием девчонок, рассказывал необычные истории, якобы произошедшие лично с ним. Голос у парня был очень красивым – о таких говорят «бархатный». В какое-то мгновение Нина ощутила непроизвольное сердцебиение – щёки её вспыхнули то ли от стыда, то ли от волнения. Рассердившись на себя, она прервала Андрея:

- Фантазёр!

- Не веришь?! – удивился тот. Зря!..

Уже через час девушка поняла: парень не врал.

Андрей вызвался проводить именинницу. До дома, в котором жила Нина, неспешным шагом можно было дойти за 20 минут. Однако «парочка» потратила на это шесть часов. А произошло вот что.

Выйдя за ворота парка, молодые люди увидели пожилую женщину в невероятно большой соломенной шляпе и в объёмном длинном платье, похожем на балахон. Она плакала, прижимая к груди белую болонку.  Пройти мимо и не спросить, не нужна ли помощь, Нина и Андрей не смогли.

- В больницу надо… Джонька моя умирает… Дышит тяжело и гулять отказывается – ложится на землю, - пожаловалась дама.

Андрей поймал такси. Незнакомка упросила парня и девушку не оставлять её наедине с бедой – в ветеринарную клинику поехали втроём.

Ветврач, осматривая «больную», задал хозяйке вопрос:

- А скажите-ка, любезная, что она у вас сегодня ела?

В ответ неожиданно услышал:

- Ничего особенного, доктор. Всё, как всегда. Ну,  разве только больше, чем обычно. Я сегодня сплоховала: отвлеклась и не убрала со стола каталку колбасы. Вот Джонька её и съела. Всю. Доктор, но ведь колбаса была свежая.

- Ну и ну! - покачав головой, произнёс ветврач. - Ваша собака, оказывается, обжора. Мыслимое ли дело, столько съесть! Ей надо было отлежаться, а вы её на прогулку потащили. Что ж, будем резать! – и... рассмеялся, не сумев до конца оставаться серьёзным.

Молодые люди переглянулись и тоже рассмеялись. К ним присоединилась и хозяйка болонки, приговаривающая:

- Вот глупая женщина! Вот недотёпа!

Нине и Андрею можно было уходить: их помощь больше не требовалась. Но Ирина Михайловна (так она назвалась доктору) умоляюще попросила не оставлять её одну:

-  Сердце до сих пор колотится и выпрыгивает из груди. Боюсь инфаркта. Не уходите, очень прошу.

Пришлось проводить её до квартиры, а потом…  женщина уговорила попить чаю, угоститься пирожками с яблоками…

Её однокомнатная квартира была заставлена ретро-мебелью,  окна – плотно зашторены,  на диване – синее покрывало со звёздами, на столе -  подсвечник с оплавленными свечами, большущий стеклянный шар и  карты Таро. Нина и Андрей поняли:  Ирина Михайловна – гадалка. Не  сговариваясь, предупредили: в предсказания не верят и гадать не будут.

Женщина улыбнулась:

- Не за этим пригласила. Да и гадать-то вам не надо – я и так всё вижу.

Чай пили на маленькой кухне. Здесь было уютно, светло - обычно.

Хозяйка демонстрировала собачьи награды, полученные любимицей на выставках разного уровня, и вдруг неожиданно сказала:

- Вы обязательно будете вместе. Но не сейчас, через пятнадцать лет. И будете счастливы до конца жизни. А ещё… вижу я рядом с вами книги и большую белую собаку.

Андрей рассмеялся:

- Ну, Ирина Михайловна! Всё-таки сделала своё дело. Неужели всё так и будет?!

Когда молодые люди покидали новую знакомую, часы показывали ровно 22.00, а до дома Нины уже не 20 минут ходьбы, а 40 минут на автобусе, дождаться которого в это время  оказалось нереально. Пришлось идти  пешком.  Потом прощались, обменивались   адресами. Так, на всякий случай.

Андрей ушёл. Ушёл на пятнадцать лет, как и предсказывала гадалка. А потом была неожиданная  встреча в Москве, на книжной выставке-ярмарке, где продавался первый сборник стихов для детей Нины Симоновой и книга о десятилетней  афганской войне бывшего военного корреспондента Андрея Величко.

И вот уже пятый год  они  вместе, как будто и не расставались. Он – журналист, она – детский писатель. Два стола (у каждого свой) завалены рукописями и книгами. На диване  - синее покрывало со звёздами. На коврике, у дверей, лежит белый лабрадор... 

11. Выжить в мясорубке http://www.proza.ru/2017/06/04/1533
Лариса Вер
– Наташа, надо бы тебе, – мастер замялся смущенно, – замуж выйти. Обидеть – никто не обидит, но напугать могут. Сейчас Алексей Сергеевич в районном центре работает, а Марию в больнице месяца три продержат… Негоже тебе одной жить. Да и каморку твою отберут, в общий барак пойдёшь. А так – семья всё же…. Может, оставят за вами каморку. Там хоть не дует так…
Наташа не ожидала такого разговора, покраснела до кончиков ушей, и даже слёзы выступили на глазах. Мастер крякнул, тоже от смущения, и быстро ретировался в проходную. Девушка же отжала тряпку и, подхватив ведро с грязной водой, пошла выплескивать мутную жижу. Остудила щёки прохладным ветром. Только спину буравил чей-то взгляд.

- Ох, какая дивчина подросла! – тракторист, расстегнув ватник, поправил рубашку. Огромный детина смачно сплюнул под своего железного друга, и пошёл к девушке развязной и мерзкой походкой.  Ухмылка на красном небритом лице была столь похабной и откровенной, что в жар бросило теперь от ужаса.
В два прыжка девчушка оказалась на крыльце, и опрометью кинулась в кабинет к Ефрему Николаевичу.
– Наташенька, что с тобой? Тебя трясет!


Ткнувшись лицом в грудь старика, Наташа расплакалась. В 17 лет остаться одной вообще сложно, а знать, что завтра и послезавтра ничего не изменится – горько вдвойне. И это всё, что осталось от семьи в 17 человек! Раскулачили десять лет назад счастливую семью Щиголевых из-за двух коров и сослали в степи Казахстана. Трое малышей даже недельной дороги в телячьем вагоне  в 25-градусный мороз не выдержали. Их просто выкинули в степь... А потом был ад в холодной землянке, поедание корней и смерти… Каждый день смерти, каждый день… Цинга, болезни, ужас и страх…  Вымерла почти вся семья. Их осталось всего трое. Брата Алексея перевели за 35 километров, а у Маруси обнаружили туберкулез. Теперь неизвестно, когда они увидятся, и случится ли это вообще. Нет уже ни родителей, ни дюжины братьев и сестер. Рядом с Наташей только те, кто смог выжить в аду…. Почти близкие уже люди. И все же…

– Я сегодня приведу к тебе одного человека, Наташа. Он тоже остался совсем один. Все умерли. Но парень хороший. Я распишу вас. И тебе не так страшно одной будет, и он оживет. А то совсем одичал.
Ефрем Николаевич гладил острые дрожащие плечи девчушки и чувствовал, что совсем не успокоил её. Но она смирилась. Плечи просто поникли окончательно, поставив крест на своей молодости и тоненькой надежде на ... неизвестно, на что. 
Еженедельная отметка в комендатуре, потом такое же жестяное ведро и тряпка. Наташа мыла полы не только в мастерских, но и в комендатуре и в больничке. Она знала только немного грамоты, чуть-чуть умела читать. Брат научил, который стал бухгалтером в этом аду. Ему с сестрами когда-то удалось уйти из общего барака в эту клетушку в 8 квадратных метров. Три года назад они придумали промазать щели в каморке сухой травой, смешанной с глиной. Это хоть немного спасало от лютого холода до снега. Возвращаться в каморку за слесарной мастерской не хотелось. Но это место, где стоит её лавка для сна, есть керосинка и жестяная кружка.

Через час в дверь постучали. Сначала она увидела старика-слесаря. А за его спиной был еще кто-то.
– Наташа. Вот привел к тебе Василия. И утром зайдите в комендатуру вдвоём – надо, чтобы вы расписались в регистрационной книге. Да, вот одежонку ему мужики справили…
Ефрем Николаевич положил на пол мешочек, еще немного помялся на пороге. Ушел, тихо притворив дверь.
А в комнатенке остался другой старик. Наташа зажгла свечу. Слёзы сами текли у девушки по щекам.
 
– Наташа, - представилась она.
Ответа не было. Запах от старика был мерзкий – то ли немытого тела, то ли гнилья… Мужчина прошёл к лавке, выложил три ломтя хлеба и горсть сахара кускового. Как потом сказал в комендатуре знакомый механик: на свадьбу ему мужики скинулись сахарным пайком.
Невероятную худобу было не скрыть... Он был очень запущенным, что ли. Наташа поняла: сначала его надо отмыть. Сходила в лазарет, взяла там жестяное чистое ведро, таз, ножницы. Принесла воды, нагрела её, поставила посреди комнатушки таз. Все это время мужчина сидел на полу, согнувшись в три погибели. Оказалось, он спал.
– Садитесь, я помогу помыться, – Наташа наклонилась над стариком. Единственное, что бросилось в глаза из кучи грязной одежды  и  немытых волос – синие до невозможности глаза, в которых застыли боль и стеснение. Старик крякнул, кашлянул, встал. Кашель был очень застарелый, он бил старика долго и страшно.

Наташа дала ему кусок простыни, чтобы он, сняв лохмотья с себя, мог завернуть свой стыд во что-то. Сглатывая слезы, девушка взяла шмат сена, намочила в ведре тёплой воды, намылила… Зашла за спину старика. Нет, сначала нужны ножницы. Патлы грязных вшивых волос спадали до плеч. Долго ржавыми ножницами она резала пряди, скидывая их под ноги. Все это время мужчина молчал. Потом она побрила ему подбородок и щеки. Всему этому девчушка обучилась в лазарете, когда ухаживала за теми, кто совсем обессилел, и его привозили на койку. Бесправные спецпереселенцы должны были работать 30 дней в неделю в жутчайших условиях. А из еды – похлебка и два куска хлеба на день. И всё же это уже почти райское житье после тех первых зим…

Но вот мужчина побрит и помыт.
Девушка вышла, чтобы вылить грязную воду. Перед уходом положила ему чистое полотенце, сшитое из трёх старых простыней, и мешочек, что принес мастер.
Удивлению девчушки не было предела, когда по возвращении она обнаружила …. молодого парня! Это не старик, а просто невозможно худой и усталый мужчина, лет на пять старше неё. Кости торчали из холщовой рубахи, щёки огромными ямами зияли на лице. Но это был не старик! Это невероятно!

– Я выстираю ваше белье потом, – Наташа протянула руку к куче грязной одежды.
– Не надо. Ешь вот… Спасибо тебе, - и мужчина снова закашлялся.
Так началась их семейная жизнь. За пять лет, которые он жил совсем один, похоронив семью из шестерых близких людей в первые две зимы, он почти разучился говорить. Мог молчать сутками, а иногда и неделями. Жил в землянке. Выжил только благодаря тому, что имел чуткий слух и мог руками поймать грызунов .

Через десять лет они уедут из Казахстана, увозя в Россию двух дочерей. Реабилитировали… Почти посмертно…. Еще через десятилетия у них появятся внук и внучка – мой двоюродный брат и я….

12. Пустая клетка http://www.proza.ru/2010/04/08/731
Лариса Вер
Однажды в маленьком провинциальном городке случилось настоящее чудо: старый учитель перекапывал огород и нашёл клад. Самый настоящий! Кувшин с серебром и золотом хрустнул под лопатой и вывернулся наружу на месте будущей грядки с редисом. Учитель охнул от неожиданности. О кладах он только читал книжки, но никогда не видел их своими глазами. На чёрной земле отражали утренние лучи две упавшие монетки. Кувшин был тяжелый и потрескавшийся от времени.
 - Вот так штука! – Николай Ильич такого подарка от своего огорода никак не ожидал. Досада какая: даже показать-то некому такую находку. Жил учитель одиноко, без семьи, а соседи ещё спят - утро воскресное только начинается…
На следующий день он спросил у школьников: чтобы они сделали, если бы нашли клад.
 - Машину бы купил!
 - С мамой на море уехал на целое лето!
 - Не… Я бы себе построил дом, чтобы все мои братья двоюродные со мной жили.
А один мальчик грустно сказал:
 - А я бы построил зоопарк. У меня сестрёнка мечтает мартышку увидеть. Ещё хочется  верблюда посмотреть….

Эта идея учителю очень понравилась. Он больше всего на свете любил детей и животных. Но в школе работать становилось уже тяжело – возраст не позволял быть энергичным и спокойным. А вот директор зоопарка – это звучит здорово! И можно для города сделать хорошее дело! Учитель очень любил делать людям подарки.

Он отдал монеты в музей, а на премию стал создавать проект зоопарка. Но дело это оказалось нескорым – целый год прошёл, пока однажды на бывшем пустыре на городской окраине не заработали бульдозеры. Днём и ночью выравнивали огромную площадку, засыпали все лужи и канавы, ставили павильоны для больших зверей. А в центре даже выкопали пруд для экзотических фламинго, пеликанов и журавлей. Николай Ильич теперь уже не работал в школе. Он руководил стройкой, рисуя по ночам схемы и строя самые разные планы. Вот только про то, где взять в эти вольеры обитателей, он как-то позабыл. И когда всё было выстроено, строители ушли, оказалось, что пустые клетки могут навсегда остаться без жителей.

 - Как же так? Вот беда!
И снова выручили дети: они написали письма в зоопарки мира с просьбой прислать к ним разных зверей. Первым приехал слонёнок, потом семья павлинов, потом пожаловали ласки….  Каждого нового жителя зоопарка радостно встречали на вокзале директор зоопарка и все его бывшие ученики. Через два месяца почти во все вольеры вселились жители. Оставалась без хозяина только самая большая клетка. Там должны были жить жирафы. Но их никто не подарил зоопарку. Кроме того, огромный дуб не давал сделать крышу на эту клетку – раскинул руки-ветви, и было жаль пилить их ради клетки без жильца.

В первый день летних каникул было решено торжественно открыть зоопарк для детей и их родителей. Звери тоже волновались как люди – они ещё не привыкли к новым квартирам! Поэтому Николай Ильич ходил весь день и просил детей не кричать так громко от радости и не кормить животных, просовывая всякую всячину через решётку.  Это опасно для детей, и плохо для питания диких животных. День открытия зоопарка пролетел быстро, наполненный восторгами карапузов и суетой. Вечером директор так устал, что присел на лавочку без сил, а сторож ушёл запирать на ночь зоопарк.

Кажется, директор даже подхрапывал, сидя перед пустой клеткой….  Сквозь дремоту просочился странный звук: кто-то скрежетал зубами. Громко скрежетал и похрустывал…  Николай Ильич приподнял веки, чтобы подсмотреть, но не пробуждаться окончательно…. Не тут-то было! Глаза сами распахнулись, когда он осознал, что из пустой ещё вчера клетки на него смотрят огромные грустные коровьи глаза.

 - Корова? Не может быть!
Директор обошёл клетку, потрогал висячий большущий замок, кликнул сторожа…. Но сторож был глуховат, пришлось идти в сторожку.
- Ты зачем корову в клетку посадил?
- Я? У меня нет коровы. И в клетку я никого не сажал! – старичок обиженно закряхтел. Вместе они вернулись и увидели, что... клетка абсолютно пустая!
- Не может быть!- бывший учитель снова шлепнулся на ту же лавочку, не веря своим глазам: ну не приснилась же она, эта корова с грустными глазами, ему пять минут назад?! Ведь сам обходил клетку со всех сторон, а корова следила за ним, жуя что-то и скрежеща зубами…
 - Вам отдохнуть надо! Перетрудились, вот коровы и мерещатся…, - старик сторож мягко подталкивал своего директора на выход.

Наутро директор прибежал в зоопарк, когда солнце только-только позолотило верхушки деревьев. Он хотел понять: была корова или  нет. Но обнаружил лишь вытоптанную траву внутри запертой, но пустой клетки…
- Ну что ж, - директор не знал, расстраиваться ли ему. С одной стороны, хорошо, что нет коровы; с другой стороны, это означает, что так можно и с ума сойти.
- Вот, пожалуйста, я в свое ночное дежурство никаких коров не пускал в зоопарк! – гордо сказал сторож, - и забудьте про неё….
 Директор решил так и сделать. И заняться неотложными делами, не думая о вчерашнем происшествии. Но днём одна девочка вдруг прокричала:
 - Мама, а зачем корова в клетке? Ей там не нравится! Давай её выпустим на травку, она же – не гепард. Никого не покусает!
Когда директор услышал эти слова, то мгновенно высунулся из своего директорского окна, но мама и девочка уже шли в сторону слонёнка. А на прежнем месте – в пустой клетке -  стояла корова!
 - Я схожу с ума! У меня в зоопарке завелась корова в шапке-невидимке…. Или эта дурацкое животное проходит через решётку - появляется и исчезает, когда ей заблагорассудится. Лишь бы это не стало слишком заразно – а то все звери начнут периодически исчезать из  своих клеток… Вот ведь беда!

Директор обошёл клетку, сел на лавочку, раздумывая – как бы к корове проникнуть. Но ключа от этой клетки он не нашел. Замок висит, а ключ потерялся.
- Как же тебя зовут-то, наказание моё? – сердито пробухтел директор.
- Муся, - вдруг раздалось из клетки.
Директор чуть язык не проглотил.
- Ты ещё и разговариваешь? А почему вчера молчала?
- Так, ничего и не спрашивали….
- Всё, теперь я точно знаю: я – сумасшедший! Я с коровами разговариваю!
- Я не корова, я – муспртидцахолуся, а если коротко, то Муся.
- Кто???
- Муспртидцахолуся. А на корову совсем непохожа…,- существо все время чем-то хрустело и скрипело, грустно осматривая директора. Только теперь Николай Ильич рассмотрел, что это действительно не совсем корова: уши немного длиннее и тоньше, глаза совсем не такого строения, как у крупного рогатого скота, которым является корова.
 - Да… Все хочу спросить, - пришлось даже пот со лба вытирать: так непривычно было разговаривать с коровой, - а как можно попасть в этот вольер?
 - Хрум., крыши-то нет… Чего ж тут трудного!
 - Ты умеешь лазить по стенам???
 Муся посмотрела грустным взором, тяжко вздохнула и прохрустела:
 - Это проще показать!

 Через две секунды уши и хвост почти коровы так сильно начали вращаться, что образовался ветер. Чёрное пятно на спине вдруг щёлкнуло, раскрылось и превратилось в крылья!
 - Быть мне навсегда сумасшедшим! Она еще и летучая! – директор от неожиданности открытия присох к лавке. В голове шумело, и мысли с перепугу наталкивались друг на друга, роились в голове. В горле пересохло! Неизвестное науке животное! Говорящая коро…, нет, не корова…. Как там ее? Муспри…. Муся!
- Ну, вот так, - Муся уже приземлилась рядом, тихо и бесшумно перелетев за несколько секунд через ограду и большой дуб. 
 - М-можно я тебя поглажу?...
 - М… конечно. И вообще… Пора в дорогу.
На ощупь она была очень шелковистая и приятная. Не успел директор спросить, куда ей надо «в дорогу»,  как вдруг слабый разряд тока пробежал от Муси к директору, потом его руки сами задвигались по телу лжекоровы…. Минута, и директор оказался в сетчатой люльке, как в гамаке, под Мусей.

 Они летели! Муся парила над городом, унося директора зоопарка в сторону леса. Под ногами проплывали шоссе и магазины, стройки и детские сады. Опустились на лесную полянку, Муся отстегнула сетку-люльку. Качаясь и хватаясь за воздух, директор попытался встать. Мир ещё плыл перед глазами, когда он увидел в центре поляны облачко, слегка розоватое и расплывчатое.
- Что это?
- Можно подойти и посмотреть, - Муся … собирала ромашки на поляне! Осторожно срывала губами по цветочку и приносила в одну кучку.

 Николай Ильич осторожно пошел в сторону облака. С каждым шагом обнаруживая, что облако меняет очертания. Четко прорисовывался обтекаемый корпус и ярко-розовый язык впереди. «Это лестница!»
 - Муся! Это что – инопланетный корабль?
 - Угу, - ответила лжекорова, держа весь букет ромашек губами. Она уже была совсем рядом. Ее рога подталкивали директора продолжать движение. Автоматически переставляя ноги, Николай Ильич вошел в странную розоватую капсулу. Внутри все было полупрозрачно и нереально красиво! Так, наверное, можно ощущать себя внутри мыльного пузыря. Пахло ландышами и ванилью. Что-то немного жужжало под ногами, даже пол вибрировал.
- Зачем я сюда иду?
- Посмотреть…
- Да. Тут интересно…. А ты, значит, корова с другой планеты?
- Угу.
- А вот там, справа, почему такое светящееся окошко?
- Там тоже зоопарк.
- Да? Можно глянуть на животных, ну хоть одним глазком?
 - Конечно.

Николай Ильич сделал несколько шагов в сторону светящейся рамки, заглянул внутрь.
 - Заходи, - Муся подтолкнула нерешительного человека вперед. И тут же за его спиной с тихим шелестом захлопнулась прозрачная дверь. Рядом с человеком оказались лев, черепаха, игуана, белка…. Они были в нескольких шагах…
- Но это все наши животные, а я думал, что здесь увижу инопланетных существ, - расстроился директор зоопарка. Он повернулся, чтобы выйти, но ничего не получилось. Прозрачная дверь не выпускала его.
- Что происходит?
- Твоя клетка – та, что пустая. Заходи, располагайся.
- Я не могу - мне надо в зоопарк...
- Ты уже в зоопарке. Я везу тебя и всех остальных на нашу планету в зоопарк. Ты занял последнюю пустую клетку.
Муся взмахнула хвостом и ушла. Все клетки полны, пора взлетать!

13. Мы едем, едем, едем! http://www.proza.ru/2018/07/27/698
Татьяна Новосёлова
         А началось все с того, что однажды мама Мишки пришла с работы домой очень веселой и довольной, как ни в один из предыдущих дней. В руках у нее были билеты на поезд. Она счастливо махала ими над своей головой, словно праздничными флажками, и пела, приплясывая, веселую детскую песенку:

         — Мы едем, едем, едем в далекие края!

         Мишка, глядя на маму и пока даже не зная, куда они «уже» едут, как-то сразу почувствовал, что без какой-нибудь истории дело тут не кончится.
Почему? Да потому, что едут они, судя по песенке, далеко, а у Мишки даже и короткие поездки не обходились без приключений.

      — Это все из-за твоей неуемной фантазии, — всегда говорила мама после очередного Мишкиного похождения.

         Так что предчувствия «чего-то» появились у него неспроста, а на основании личного опыта.

         Мама, поделившись радостью с Мишкой и бабушкой, подробно рассказала, куда, когда и на сколько они отправляются в путешествие. Вот только самое существенное во всех объяснениях мамы содержалось как раз не в том, куда, когда и на сколько они едут, а в том — с кем они едут!

         — Что же ты сразу не сказала, — огорчился Мишка, узнав неприятную подробность.

         — Так вот я и говорю все по порядку, — не поняв причины Мишкиного огорчения, ответила мама.

         — Как у вас, девчонок, все просто и все наоборот, — возмущался Мишка, для которого «мамин порядок» и его, само собой, существенно различались.

         Сначала он узнал, что едут они вместе с его другом Серегой — и это, естественно, была хорошая новость. Но потом, по «маминому порядку», открылось, что с ними поедет и Светка-соседка. А вот это уже не назовешь приятным известием.
Как уж там мамы договорились, он, конечно, был не в курсе, но теперь обстоятельства таковы, что придется уживаться со Светкой и следить за тем, чтобы она опять не настрочила о них с Серегой какую-нибудь статейку в стенгазету, как после одной из экскурсий на теплоходе.

         Сама-то по себе поездка, даже на такое большое расстояние, была для Мишки делом не новым и совсем не смущала его. Он уже как-то играл в железную дорогу и даже был в той игре проводником. Когда Мишка, хвастаясь, напомнил маме об этом, из соседней комнаты тут же послышался тихий еле сдерживаемый бабушкин смех.

         Мишка из принципа не обратил на это никакого внимания. Да ему теперь и некогда было отвлекаться на пустяки: раз уж надо ехать, то лучше заранее обо всем подумать. Он позвонил другу и предложил зайти к нему, чтобы вместе решить, чем им целые сутки занимать себя в поезде и заодно обсудить «проблему» со Светкой.

         — А что, она тоже едет? — насторожился Серега.

         — Да. Как бы нам с тобой опять в стенгазету не попасть. Надо как-то Светку нейтрализовать.

         — Это точно — нейтрализовать, — повторил Серега понравившиеся ему «взрослое» слово.

         Встретившись, они стали размышлять о том, что будут делать в поезде.

         — Давай придумаем какую-нибудь игру, — предложил Серега.

         — Можно, конечно. Только какую? — спросил Мишка.

         — Давай в железную дорогу будем играть?

         — Ну что, мы игрушки с собой потащим?

         — Да нет. В настоящую железную дорогу. Мы же на поезде поедем! — пояснил Серега.

         Мишка задумался ненадолго, прикидывая что-то в уме, а потом неожиданно объявил:

         — Слушай, а давай поездом управлять!

         — Здорово ты придумал! А как мы будем из нашего вагона управлять поездом, который впереди вагона?

         — Ну и что из этого? У нас свой поезд будет!

         — Ого! — удивился Серега. — Только я все равно пока не понимаю про свой поезд. Ты поподробнее расскажи.

         Мишка стал торопливо объяснять, что ему пришло в голову на этот раз:

         — Я думаю, надо договориться с мамами, чтобы они разрешили нам ехать в одном купе и спать друг над другом. Представляешь: наверху мы устроим место для отдыха, а внизу — пульт управления для машиниста! Можно будет целый день ехать и смотреть в окно. И даже ночью, когда твоя смена будет!

         — Вот это действительно толково! — одобрил Серега, тут же представив себя в роли машиниста поезда. — Только странно, что мы будем все время в сторону смотреть, а не как машинисты — вперед. А так мне игра нравится. Я очень люблю в поезде смотреть в окно.

         — Ну и что с того, что в сторону смотреть? Может быть, у нас поезд автоматический, в котором вперед смотреть и не надо — он сам по себе едет. Машинисты в таких поездах смотрят в окно, потому что им это интересно, а не по работе!

         — Ну, если у нас будет автоматический поезд, то, конечно, вперед смотреть незачем. Лучше по сторонам. Ты прав!

         — Вообще-то меня сейчас не это больше волнует, а совсем другое, — сказал Мишка, вздохнув. — Эх, придется все-таки Светку в игру принимать.

         — Это почему? — насторожился Серега.

         — Да, понимаешь, я уже играл в железную дорогу и точно знаю, что в поезде обязательно должен быть проводник. Вот пусть она и будет им, а мы с тобой — машинистами поезда.

         — Ух ты! Классно придумал.

         Начиная с этого дня все оставшееся перед поездкой время ребята посвятили подготовке к игре в настоящую железную дорогу.

         Например, ради спасения двух машинистов от жажды предполагалось купить как можно больше лимонада. И проследить за этим было для Мишки самым важным делом.

         А вот самым трудным делом для него оказались переговоры со Светкой. А вдруг она откажется? Кто тогда будет у них проводником? Поэтому он никак не решался с ней поговорить, постоянно откладывая звонок.

         Светка, ничего не подозревавшая о том, что ребята собирались ее «нейтрализовать», а потом, передумав, решили предложить играть вместе, как раз наоборот, очень обрадовалась, что поедет со своими мальчишками и ей не будет скучно. Только как с этим выдумщиком Мишкой подружиться, она пока не знала. Зато точно знала одно — она ни за что не позвонит ему первой.

         Наверное, поэтому, как втайне и надеялась Светка, первым все-таки позвонил он.

         Время шло, и когда откладывать звонок было уже невозможно, Мишка неохотно взял мобильник и набрал нужный номер.

         — Алло! — услышал он ее голос в трубке.

         — Светка, у нас с Серегой к тебе предложение.

         — Какое предложение? Если это не секрет.

         — Нет, не секрет. Будешь у нас в поездной бригаде проводницей?

         — В какой бригаде? — спросила озадаченная Светка.

         Тут Мишке пришлось во всех подробностях рассказывать про придуманную ими игру. Он очень старался, чтобы Светка уж наверняка не отказалась.

         Внимательно выслушав правила игры, она, к немалому Мишкиному удивлению, сразу согласилась. Только у Светки был один вопрос, оставшийся пока ей непонятным:

         — А как я буду проводником? Вы будете поезд вести, а мне — что делать?
 
         — Ну ты даешь! Сначала надо будет раздать билеты на «наш» поезд. Потом надо будет проверить их у пассажиров. Теперь посчитай: сколько нас человек поедет? Да тебе только чай разносить целый вагон времени потребуется! А мы с Серегой запланировали еще лимонадом запастись, чтобы машинистов при управлении поездом от жары не сморило. Лимонад тоже тебе придется раздавать. Потом надо станции считать, смотреть, сколько стоять на них. Тебе этого мало?

         — Да, дел много. Думаю, мне будет очень трудно. Вот уж не знала, что у проводника столько обязанностей. Я думала — сиди, в окно смотри, да и все.

         На это Мишка ничего не ответил, потому что сидеть и смотреть в окно должны были как раз машинисты, а не проводница.

         — Так что — по рукам? — уточнил он.

         — Да-да! Конечно!

         Уговорив Светку, Мишка с облегчением вздохнул — ведь у них сформировалась настоящая детская поездная бригада в полном составе! Теперь можно было спокойно продолжать подготовку к поездке.

14. Ласковый мальчик http://www.proza.ru/2018/07/27/1803
Татьяна Новосёлова
         Что ни говори, а мамам в магазин ходить совсем не просто. И дело вовсе не  только  в  тяжелой  сумке  с  покупками,  которую  часто  некому  помочь донести. Оказывается, есть и другие причины для этого.

         Ну, например, расположение магазинов!
         Да, да!

         И надо же было так неудачно разместиться рядом двум магазинам: магазину модной женской одежды и магазину детской игрушки.

         А почему, собственно, неудачно? Да потому, что мамам со своими детьми это неудобно.

         А почему, собственно, неудобно? Да потому, что вместо одного магазина надо посещать сразу два.

         А два-то почему? Да просто потому, что пройти мимо детского мира, не заглянув в него, совершенно невозможно! Какие же мальчишка или девчонка останутся равнодушными к тому, что так близко их маленькому сердцу — ведь на витрине всегда собираются сразу многие детские мечты! И для того, чтобы маме попасть в мир моды, ей приходится сначала оказаться в мире игрушек.

         Как бы там ни было, но разместились эти два магазина именно так: сначала детский, а потом мамин — модный. И у редкой мамы поход в свой магазин не начинался с таких приблизительно разговоров:

         — Мама, я хочу вот этот автомат, — просил Андрей.
         — Мама, мне надо такой пистолет! — утверждал Саша.
         — Нет, я хочу именно эту машину с ракетой, — продолжал настаивать Юра.
         — Мамочка, а почему бы нам не купить вот эту куклу? А потом в магазине моды купить ей все самое модное? Мы же все равно туда идем, — подсказывала нерешительной маме Лариса.

         В конце концов, автомат вслед за счастливым его обладателем перемещался в магазин мод. За автоматом туда же отправлялись пистолет, машина с ракетой и та самая кукла, у которой пока тоже, как и у мамы, нечего было надеть.

         В этот раз первым на детскую игровую площадку модного женского магазина попал Андрей. Мама, хорошо зная его беспокойный характер, строго попросила вести себя тихо. Убедившись по кивку головой, что Андрей её услышал, она, полная разных надежд, ушла выбирать себе наряд.

         Как только мама отошла подальше от Андрея, тот сразу же устроил пальбу на весь магазин.

         На знакомые звуки, как к столу со сладкими пирогами, один за другим шли и шли из детского мира владельцы различного игрушечного вооружения. Не теряя времени, они быстро вступали в игру. В ту же минуту канонада от строчивших автоматов, пистолетов и еще всякой военной всячины значительно усиливалась. Поэтому вскоре детская площадка стала больше похожа на хорошо укрепленную крепость.

         Девочки, приходившие в модный магазин с мамами, не решались приближаться к этой крепости, опасаясь грохота, стоявшего в ней. Они предпочитали сидеть скромно на стульчиках подальше, а их куклы при этом то и дело вздрагивали от долетавших воинственных звуков.

         Девочки с недоумением смотрели на мальчишек — как можно с таким шумом играть? Какой в этом интерес?

         Однако юных бойцов это совершенно не смущало. И, как бы в подтверждение этого, совсем неожиданно с замаскированной позиции из крепости стартовала ракета. Поднимая её в руке, будто копьё, владелец помчался вместе с ракетой к цели через весь магазин.

         Спустя некоторое время, где-то среди брюк, раздался мощнейший «взрыв»: «Бдж-ж-ж-ж». Это ракета долетела до места и попала в цель!

         Вернувшийся «ракетчик» снова стал готовить пусковую установку, то и дело отдавая понятные только настоящему «специалисту» команды.

         Каждый из ребят был сам себе командир, а объединял их видимый только им наступающий противник, хитро маскировавшийся под различные платья, пальто, брюки.
Словом — было во что пострелять и целей хватало на всех! Скорее, им даже была необходима помощь.

         И она, кстати, постепенно прибывала.

         — Ого! Какой у тебя автомат, — понимающе оценили ребята новенького.
— Дай построчить!

         В этот момент в двери магазина ворвался мальчуган с игрушечным пистолетом. Стреляя по висящим нарядам, как по мишеням, он, казалось, совсем не жалел патронов. Следом за ним бежала мама, пытаясь догнать и утихомирить разбушевавшегося стрелка.

         — Наш человек! — одобрили мальчишки новичка и позвали в свою команду.

         Честно говоря, шум от ребят стоял немалый. Мамы, по очереди «выныривая» с недовольными лицами из примерочных кабинок, просили стрелять потише. А ребят это как раз только возмущало. Как можно стрелять потише?! Что мамы в этом понимают?! И продолжали делать свое дело.

         Особую радость в «крепости» вызвал большущий зеленый танк, с которым пришел один из мальчишек. На танке при желании можно было даже посидеть сверху на башне!

         — Этого нам как раз и не хватало, — сказали ребята после тщательного осмотра бронетехники.
         — Вот это класс!
         — Возьми меня в экипаж. Будем вместе пулять, — сразу попросился Саша.

         Через пару минут башня завертелась то туда, то сюда и зазвучали первые танковые выстрелы в два рта, то есть экипажем. Дело, как говорится, пошло.

         Противник «теснил» со всех сторон, и командиры требовали от экипажа поддержки каждый на своем направлении. В результате получалось много споров — кому и когда важнее эту поддержку получить. Но в конце концов было решено, что лучше пойти всем вместе в атаку за танком.

         Тогда танк грозно выполз из-за укрытия и поехал по магазину, стреляя по сторонам. За танком с криками «ура» бежал отряд объединившихся командиров.

         Продавцы терпеливо пережидали атаку, только наблюдая за развитием событий. Это хотя и было непросто, но с тех пор, как рядом появился детский мир, стало уже привычно. Каждый день мир моды преображался то в поле сражений, то в больницу, то в детский сад, то в аэродром. Это зависело от того, что новенького завозили в соседний магазин.

         Пока ребята бегали в атаку, на детскую площадку совсем тихо и почти незаметно пришел еще один мальчик. Он не стал стрелять из чего-нибудь, а просто тихо сел со своей необычной для сегодняшнего дня игрушкой и начал ласково гладить её.

         Вернувшись после отчаянной вылазки, участники смелой атаки начали невероятно громко галдеть, обсуждая события, даже не заметив новичка с игрушкой.
         Было как-то странно — вокруг такое пекло с криками, суматохой и военными приготовлениями, а он просто тихо сидит и все.

         Один из мальчишек все же обратил на него внимание:
         — А как тебя звать? — спросил он.
         — Алеша.

         Ребята поинтересовались, что у него есть из вооружения. Он ответил:
         — Ничего из оружия у меня нет.
         — А что же у тебя есть? — удивились ребята.
         — У меня есть киска.
         — Киска?!!
         — Да.

         Неожиданно наступило молчание и затишье.

         — А киску как звать? — наконец вместо очередных выстрелов прозвучало в тишине.
         — Я пока не знаю, — честно ответил Алеша.

         Киска была маленькой, невероятно пушистой и очень красивой игрушкой.
Все удивленно стали смотреть на нее, отложив пистолеты и автоматы в сторону. Даже танк, превратившись в простую табуретку, уже никого не интересовал.

         Увидев, что шум поутих, а мальчики на что-то очень заинтересованно смотрят, девочки, хотя и с опаской, все же подошли к ребятам.
 
         Киска была такая милая! И им тоже сразу захотелось поиграть с ней.

         Поскольку у киски не было имени, то было решено срочно придумать, как её назвать:
         — Болтик! Поня! Кися! Кузя! Буба!.. Милка! — сразу наперебой зазвучали предложения одно за другим.
         — Правильно! Милка! Милка! Она такая милая! — согласились все.

         Чья-то мама, долго и внимательно наблюдая за происходящим у ребят, вдруг сказала мальчишкам, что любовь оказалась сильнее всего, потому что они все сложили оружие!

         Странно, но никто не стал с ней спорить: ведь и правда получилось, что маленькая киска победила автоматы, пистолеты, машину с ракетой и даже большущий зеленый танк!

         А вот мамам в этот день пришлось вдвойне непросто: при выходе из модного женского магазина дети стали настаивать зайти опять в детский мир и купить там киску, как у Алеши.

         Сопротивляться было бесполезно, потому что это решительно потребовал весь вооруженный отряд командиров и все девочки, единодушно присоединившиеся к мальчишкам в этом вопросе.

         Так, что на следующий день заведующая магазином детских игрушек, заказывая еще кисок, долго недоумевала, по какой такой причине они закончились.

         Вот так!

         Что ни говори, а мамам в магазин ходить совсем-совсем не просто!

15. Кто кого перехитрил http://www.proza.ru/2017/08/24/892
Королёва Евгения
 Одним ясным осенним утром встретились на лесной поляне волк и лиса. Сели они под старым дубом и принялись наперебой жаловаться друг другу как им голодно жить стало - звери, мол, нынче хитрые пошли, все их ловушки давно изучили и теперь только смеются над ними.
- Надо бы что-нибудь новенькое придумать, какую-нибудь новую хитрость изобрести, - вздохнул волк. – Придумай что-нибудь, лиса!
- А почему это сразу лиса? – вдруг заупрямилась та. – Вот возьми и сам что-нибудь выдумай! Ты что не можешь?
- Конечно не могу! Где уж мне? – протестующе замахал лапами волк. – Ведь это же ты, а не я у нас в лесу самая умная!
Лисе очень понравилось, что волк её похвалил, и сменив гнев на милость она сказала:
- За нашим лесом есть капустное поле, знаешь его?
- Знаю.
- Так вот, беги скорее туда и принеси мне самый большой вилок капусты. Понял?
- Нет лиса, ты меня извини, но я ничего не понял. Зачем тебе капуста? Ты её, что, есть собираешься? Лично я ни за что эту самую капусту даже в рот не возьму! И не уговаривай!
- Ой не могу! – засмеялась лиса. – Волк, какой же ты и в самом деле глупый! Капуста не для нас, она для зайца – это приманка будет.
- Ага, - протянул волк, - теперь я кажется понял, - и он со всех лап кинулся на капустное поле.
Его не было довольно долго и лиса, уже порядком устала ждать, но вот до её уха донёсся треск кустов, а вскоре на поляне появился волк, который нёс большущий вилок капусты.
Хорошо, - одобрила лиса, - а теперь, бери-ка ты капусту и неси её вон туда, - она махнула лапой в сторону тропинки.
- Так, теперь что? Командуй дальше, - волк опустил капусту ровно посередине дорожки и вопросительно посмотрел на лису.
- А дальше, - хитро прищурилась его рыжая подруга, - мы с тобой где-нибудь спрячемся и будем ждать когда появится заяц.
Лиса стала оглядываться в поисках подходящего места:
- Да вот хотя бы туда, - она указала волку на густые заросли малины. – Пошли скорее!
- И долго нам тут сидеть? – спросил волк лису, пытаясь устроиться поудобнее, что впрочем ему никак не удавалось. Волку было неуютно, ветки малины лезли ему в глаза, щекотали и кололи нос и он не удержавшись несколько раз подряд громко чихнул.
- Сколько нужно, столько и будем сидеть, а ты – лиса досадливо поморщилась, - не смей больше чихать, ведь всех зайцев распугаешь.
Волк в ответ на это только шумно вздохнул.
- Да сиди ты тихо! – уже не на шутку разозлилась лиса.
Волк затих и надо сказать очень вовремя, потому что как раз в этот момент на лесной тропинке  показался заяц.
Идёт заяц, песенку себе под нос напевает и даже не представляет какая опасность подстерегает его на пути. Глядь – что это там ещё такое? Ему кажется или это и в самом деле капуста?
«Откуда она здесь взялась? – удивился заяц. – Интересно, чья она?»
Огляделся он вокруг себя, но никого не увидел.
 « Наверное ничья, раз никого рядом с ней нет, - решил заяц, - а раз так, пускай моя будет Кто её, в конце концов нашёл!»
Принялся заяц капусту грызть. Грызёт и ничего кругом себя не видит и не слышит. Всё ест, и ест, и ест и никак остановится не может – про всё забыл, а как спохватился, так уж поздно было.
- Здравствуй, заинька, - ласковым голоском пропела лиса.
Обернулся заяц, увидел волка с лисой, хотел бежать, да только некуда – с одной стороны волк  стоит, с другой лиса стережёт. Понял тут заяц, что попался.
 «Вот и всё, - решил он, - конец мне пришёл».
А волк с лисой, тем временем решают как добычу меж собой разделить.
Лиса кричит:
- Мне должно больше достаться!
А волк ей в ответ:
- Нет, мне!  Кто капусту нашёл? Я! Кто её принёс? Тоже я! Без меня бы тебе ни за что не управиться!
- А кто всё придумал, забыл? Я придумала! – не уступает лиса.
Спорили они так, спорили, пока зайца чуть не упустили, но вовремя опомнились и решили, они в конце концов, добычу свою поровну разделить. Но тут лиса вдруг говорит волку:
- Ой, волк, а про медведя-то мы с тобой совсем забыли! Придётся нам зайца этого не на двоих, а на троих делить. Ведь если узнает косолапый, что мы тут с тобой, без него пировали, ох и рассердится же. Ещё намнёт бока! Так что хочешь не хочешь, а его позвать тоже придётся.
-Да, лиса, - вздохнул волк, - ты как всегда права. Действительно, надобно нам с медведем поделиться. Хотя, если честно, мне этого делать и ох как не хочется!
- Можно подумать мне хочется, проворчала лиса. – Только что же делать? Придётся! Значит так, волк, ты тут оставайся, зайца стереги, глаз с него не спускай да из лап не выпускай, а я за медведем побегу, - и лиса, махнув на прощание хвостом, убежала, а волк с зайцем остался.
«Хм, а может ещё и ничего не потерянно, - весело подумал заяц. – Лису-то, понятное дело, перехитрить трудно, но уж с волком я как-нибудь справлюсь», - решил он.
- Волк, а волк, - обратился он к волку.
- Чего тебе?
- А не жалко-то тебе меня с другими делить? Я же вон какой маленький! Да ты и один не наешься!
- Жалко, конечно, - вздохнул волк. – Да только, что же делать?
- Волк, а волк, - не отстаёт от волка заяц, - будь так добр, разреши мне напоследок капустки погрызть. Хоть какая-то радость будет. И тебе, за твою доброту от этого польза большая.
- Ну с тобой-то всё ясно, но мне-то от этого какая польза? – удивился волк.
- А такая, - говорит заяц. – Посмотри, я ведь только совсем немножечко успел капусты съесть, а гляди как уже растолстел! – заяц раздул и выпятил вперёд, на столько на сколько это было возможно, своё кругленькое брюшко. – Видишь? А представь теперь , каким большим я стану когда съем всё! Тогда уж не только тебе – всем вам хватит!
- Нет, - подумав немного замотал головой волк. – Нельзя никак! Убежишь ещё, лиса с меня потом шкуру спустит.
- Да куда же я убегу! – с притворной горечью в голосе воскликнул заяц. – Я может и рад бы, но только куда мне теперь? Я ведь, глупый, капусты-то так объелся, что теперь и с места сдвинуться не смогу. Слишком живот мой большой и тяжёлый стал. Вот, как наказан я за свою жадность!   
Волк заколебался. Заяц и впрямь казался ему очень уж маленьким. В конце концов волк решил так: « Отпущу я зайца на секундочку и посмотрю, что тот делать будет, если попытается сбежать я его мигом схвачу».
Зайчишка же сразу разгадал волчью хитрость, поэтому когда волк его отпустил, он сделал всего один шаг и тут же свалился.
- Нет, - плаксивым голосом сказал заяц волку, - не могу я сам идти, живот мой меня вниз перетягивает. Отнеси-ка ты меня пожалуйста к капусте сам.
Поверил тогда волк зайцу, отнёс его к капусте, сам довольный собой остался – вот он, мол, какой хитрый да предусмотрительный, сама лиса, уж на что хитра, а и она бы до такого никогда не догадалась.
Заяц же, между тем, принялся капусту грызть. Грызёт, и незаметно на волка поглядывает -  что тот делает? А волк поначалу всё на стороже был, всё время на зайца смотрел, готовый, чуть что , сразу же схватить косого. Но потом, волк начал бдительность свою терять. Заяц-то и впрямь бежать не собирается!
«Никуда он от меня не денется,» -  решил в конце концов волк. Сгрёб он в одну кучу побольше опавших листьев, улёгся на них, словно на перину, подставил свои бока ласковому осеннему солнышку. Пригрелся волк, зевнул и неожиданно для себя заснул.
Заяц сразу это заметил. Пустился он бежать – только пятки сверкают!
Направился он было к себе домой, но потом остановился и стал так думать: « Я то вот убежал, а как же другие зайцы? Вдруг ещё кто-нибудь так же попадётся? Нет! Надо их всех срочно предупредить, а домой я всегда успею». Решив так, заяц побежал искать своих сородичей.
А тем временем, лиса, успела найти медведя и пообещав тому вкусный ужин привела косолапого туда где оставила волка зайца сторожить.
Пришли они и видят, что волк спит, во всю мочь храпит, а зайца, конечно же, нет давно нигде.
-Ну, - нахмурился медведь, - и где же ваш заяц?
- Отвечай! – накинулась на волка лиса.
Волк же в ответ только глазами моргает – ничего со сна понять не может. И чего все от него хотят?!
- Куда ты зайца дел?! – не отстаёт от волка лиса. – Неужели съел?
- Что ты?! Что ты?! Лиса! Да как можно?- испугался волк.
- Но тогда где заяц? Или ты его упустил? Так я же тебе велела его сторожить, глаз с него не спускать! А ты что в место этого?!
- Что? - не понял волк.
- Спал! – рявкнула лиса
- Нет лиса, тут ты не права,  - начал оправдываться волк, - я хорошо сторожил, а потом подумал…
- Подумал он! – передразнила волка лиса. – И о чём , интересно знать, ты подумал?
- Да о всех нас я подумал! – обиделся волк. – Заботу между прочим проявил. Я же вот как решил – надо бы этого зайца откормить как следует, чтобы он побольше, поупитаннее сделался, а то ведь он совсем маленький был какой-то, тощий. Вот я и разрешил ему капусту доесть, ну чтобы он в весе значит прибавил. Да мне и сам заяц тоже самое говорил, мол, и ему хорошо будет и нам выгода.
- Интересненнько… - протянула лиса. – Значит заяц тебе так сказал, да?
- Ага,  - кивнул, довольный тем что его наконец поняли, волк.
- Ну, тогда, мне всё ясно. Только знаешь, волк, мне бы у тебя ещё кое что узнать хотелось. Кого ты всё таки теперь есть собираешься? А?
- Так зайца же, - удивился непонятливости лисы волк. – Кого же ещё?
- А где заяц-то?
- Там, - волк махнул лапой куда-то в сторону. – Капусту ест.
- Не вижу я , что-то никакого зайца, - гнула своё лиса.
Посмотрел волк туда где зайца оставил и впрямь нет никого – капуста на месте, а зайца нет как будто и не было его вовсе.
- Эх, волк, - с досадой вздохнула лиса, - это не заяц глупый, а ты. Обманул он тебя. Всегда ведь я знала, что с тобой поведёшься, так непременно потом хлопот не оберёшься и с пустыми лапами останешься!
Стали волк с лисой меж собой спорить, друг на друга вину сваливать; медведь, про которого они уже давно и думать забыли, смотрел на них, смотрел, слушал их слушал – ох и надоели же они ему оба! Понял косолапый, что без ужина остался, разозлился тогда, взял обоих за шкирки, встряхнул хорошенько и голодный к себе в берлогу отправился. Волк с лисой, разом замолчавшие и присмиревшие, кряхтя и охая, держась за помятые бока, тоже по своим домам разошлись. А зайчишка, между тем, уже давно в своей норке спал и видел только добрые сны.      

16. Сказка о ленивой козе http://www.proza.ru/2017/10/20/644
Королёва Евгения
Жила-была в одной деревне коза. Считалась она среди своих подруг коз первой красавицей. Да и неспроста! Была ведь та коза вся белоснежная, глаза у неё были большие, ресницы длинные, ножки тоненькие, а на маленькой, лёгкой головке красовались остренькие рожки. Но, зато, была та коза до того глупая, ленивая и избалованная, что никакого сладу с ней не было.
Позовёт, бывало, хозяйка своих коз на дойку или соберётся с них пух начесать – так все козы как козы, послушно идут к своей хозяйке, а эта убежит подальше на лужок, травку да цветочки вкусные жуёт и в ручеёк, словно в зеркало, смотрится, на себя любуется и думает: «Вот она я какая красивая, вся белая-белая, не то что другие, серые козы. Разве ж моё это дело на дойку ходить? А пух чесать? Ещё чего хозяйка удумала! И глазом моргнуть не успею как всей своей красоты лишусь! Ну уж нет! Пусть другие работают раз им это так нравится».
 А хозяйка, тем временем её ищет, с ног собьётся, как найдёт только головой покачает: «Одно наказание с тобой!»- и назад в деревню поведёт.  Только козе всё нипочём каждый день одно и тоже. Совсем хозяйка с ней измучилась и решила она в конце концов продать свою непутёвую козу. Встала утром пораньше, ещё затемно, разбудила козу и повела её на базар. А коза упирается, зевает, спать ей ещё охота – она же не привыкла так рано вставать. «И куда это хозяйка меня так рано ведёт?» - удивляется коза.
Вышли хозяйка с козой из деревни, прошли вдоль поля, а дальше дорога их прямёхонько через лес повела.
Идут они по лесу вдруг им на встречу, из ближайших кустов вышел серый волк.
- Здорово, хозяйка, - прорычал он. – Куда это ты идёшь?
- Иду на базар, козу продавать, - ответила ему испуганная женщина.
- Отдай мне свою козу! – потребовал волк. – А не то я тебя саму съем!
Жалко было хозяйке свою козочку да только делать-то нечего. Отдала она волку козу, а сама, плача, обратно в деревню пошла.
Довольный волк одним махом проглотил козу и улёгся спать.
Сидит коза в волчьем брюхе и жалобно так причитает: «Ох и бедная я, несчастная коза! И зачем только я ленилась да не слушалась?! Была бы такой же смирной как другие козы, не повела бы меня тогда хозяйка на базар, не съел бы меня теперь серый волк».
Так бы и пропала совсем коза, если бы на её счастье не пробегала мимо мышка.
Услышала она, что кто-то плачет у волка в брюхе и спросила:
- Эй, кто там есть?
- Это я, коза, - раздалось ей в ответ.
- И как только ты к волку-то попала? – удивилась мышка. – Ты же в деревне живёшь, а волк в деревню не ходит, собак боится.
- Так, мол, и так - принялась объяснять коза.
Рассказала она мышке всё как было, а та ей и говорит:
- Ой, ну до чего же ты глупая, коза! А рога-то тебе на что? Ты ими волка-то в бок бодни хорошенько, чтоб он завыл-закричал да пасть свою разинул. Ты, главное, только не зевай потом, прыгай поскорее наружу. И не реви больше!
Сказала так мышка и побежала дальше по своим делам, а коза над её словами призадумалась: «Что ж попробую-ка я и в самом деле сделать так как меня мышка научила», -  решила она и изо всех сил ударила волка рогами в бок.
Подскочил волк на месте да как завоет, как заорёт во всю глотку от боли и неожиданности – широко свою пасть разинул. Коза тут же на волю выскочила и со всех ног в лес побежала.
Бежит она не разбирая дороги, что есть мочи, совсем из сил выбилась да к тому же ещё и заблудилась в конец.
Тут, откуда ни возьмись, прямо перед козой появился заяц.
 Он очень спешил по каким- то своим важным заячьим делам, а потому бежал почти не глядя по сторонам. Лишь в самый последний момент он успел заметить впереди себя что-то большое и белое. Заяц хотел свернуть в сторону, но было уже поздно - заяц и коза со всего разбега врезались друг в друга.
Ох и напугались же они тогда оба! Каждый из них решил, что на него напал какой-то очень страшный зверь. Коза за дерево спряталась, а заяц к земле прижался – дрожат оба, от страха с места сдвинуться не могут, только ждут что дальше будет.
Первым опомнился заяц. Поднял он голову, осмотрелся, носиком своим поводил, воздух понюхал. Очень ему любопытно стало, кто же это всё таки был.
Встал заяц на задние лапки, во весь свой рост выпрямился и увидел, что за ближайшим деревом кто-то стоит и дрожит весь. Присмотрелся заяц и понял, что это коза.
- Что ты здесь, в лесу, делаешь? – удивлённо спросил он её.
- Так, де, и так, - уже в который раз за сегодняшний день принялась рассказывать свою историю коза.
А как всё про себя рассказала, стала просить зайца проводить её до родной деревни:
- Заблудилась я, дороги не знаю; как мне теперь домой вернуться? Проводи ты меня, миленький зайчик, пожалуйста, обратно в деревню, я домой хочу, а самой мне ни за что из леса не выбраться.
Задумался заяц не на долго, а потом так козе сказал:
- Очень уж далеко до твоей деревни, а идти через лес, как ты сама уже успела убедиться, опасно. Но так и быть я провожу тебя, если только ты сперва поможешь мне. Понимаешь… Скоро зима, но ни у меня, ни у зайчихи моей, ни, главное, у наших деток – зайчат, нет зимний одежды. Та что была совсем старенькая стала, поистрепалась, до дыр поизносилась. Как мы зимовать будем? Замёрзнем же совсем! Помоги нам, а я тогда и тебе помогу.
- Да я бы рада помочь, - ответила коза. – Только как же мне это сделать?
- Очень даже просто, - оживился заяц. – Моя зайчиха с тебя пуха начешет, вон он у тебя какой густой, затем из него пряжу спрядёт, а после, всем нам хотя бы варежки с шапочками свяжет. Так как, согласна ты?
- Конечно, согласна, - кивнула коза.
- Вот здорово! – обрадовался заяц. – Тогда пошли, я покажу тебе где живу и со своей семьёй познакомлю.   
Обрадовалась зайчиха такой гостье, много пуха с неё начесала.
Так что к зиме зайчишки полностью – от кончиков ушей и до кончика своего короткого хвоста во всё новое нарядились.
Да как красиво вышло! Раньше-то зайцы круглый год всё в сером ходили, а у козы же той пух белый. Вот и получилось, что стали этой зимой щеголять зайцы в белых шубках. И красиво и тепло!
А тут ещё одно свойство их новых нарядов открылось – снег белый и заячьи обновки белые, очень удобно было в них от хищников прятаться. Как завидят они лису или волка, тут же прижмутся к снегу и не шелохнуться – где снег, где заяц и не разглядишь, не отличишь нипочём. Замечательно!
Захотелось тогда и всем остальным зайцам себе такие же шубки. Стали они козу просить, чтобы она и им своего замечательного пуха дала, а козе не жалко. Берите сколько вам надобно!
То-то зайчишкам была радость!
А коза же в свою очередь заметила, что чем больше с неё пуха чешут, тем гуще и красивее растёт у неё новый.
 «Ну и глупая же я была!» - смеялась она сама над собой.
Так и прожила коза у зайцев всю оставшуюся очень, а затем и всю зиму.
Но вот наконец минула долгая зима, пришла весна.
 Всё в лесу ожило, повеселело. Зайцы сменили свои тёплые белые шубки на более лёгкие серые. Всем было очень хорошо, все радовались долгожданной весне, желанному теплу, ласковому солнышку. Одной только козе было не весело, она очень скучала по дому и теперь совсем загрустила.
Заметил это заяц и говорит козе:
- Не печалься ты так, коза. Ты своё обещание выполнил, теперь пришёл мой черёд своё слово держать. Собирайся, отведу я тебя в твою деревню.
Распрощалась коза с дружной заячьей семьёй и пошла вслед за своим провожатым в родную деревню.      
Долго петляли они среди кустов и деревьев и только к вечеру вышли на опушку леса.
- Вот и всё, сказал заяц, - вон там, видишь, невдалеке, твоя деревня, тебе осталось всего только через этот лужок перейти и ты дома.
Очень коза обрадовалась, поблагодарила она зайца, простилась с ним и в припрыжку домой побежала.
Заяц тоже поскорее к себе домой побежал. Очень уж он боялся, что ночь его в пути застанет.
Коза же, тем временем, благополучно добралась до деревни, нашла свой дом, толкнула калитку и вошла во двор. Вошла и задумалась. «И как же это меня хозяйка обратно примет? Да и примет ли? Вдруг прогонит или снова захочет продать? Я же вон какая раньше ленивая и непослушная была! Хозяйка же не знает, что я теперь совсем другая стала».
Но не долго так пришлось козе раздумывать, потому что вскорости возвратилась с работы её хозяйка. Увидела она свою козу и уж как ей обрадовалась.
- Ах ты моя козочка, ах ты моя милая! Да как же ты от волка спаслась? Да где же ты всё это время была? – запричитала хозяйка.
Приласкала она козу, самой сладкой морковкой её угостила.
Стали с тех пор они жить да поживать, ладно да мирно. Хозяйка весёлая, работящая и козочка от неё не отстаёт: всегда первой среди своих подруг - коз на дойку бежит, первой же и спину свою, пух чесать подставляет.
Так что теперь хозяйка на свою белую козочку не нарадуется.
Ну а у зайчат, на память о том времени, когда коза среди них зимовала, остались белые, пушистые шубки и шапочки. Зайцы их очень берегут и надевают только зимой, когда становится холодно, а белую козочку всегда с благодарностью вспоминают. 
 

17. Шедевр http://www.proza.ru/2015/09/06/1007
Надежда Сергеева
Трофим с бокалом в руке сидел за кадкой с пальмой и наблюдал за людьми, заполнившими галерею. Все они, лениво прогуливающиеся мимо стен,увешанных картинами, замирали, как только доходили до Неё. Вставали словно истуканы, не смея отвести завороженного взгляда от милой девушки у фонтана и похотливого старика, наблюдающего за ней из окна.
До слуха Трофима доносились восторженные возгласы, и с каждым из них он становился всё мрачней и мрачней.
— Вот она, слава, — подумал он, — та самая, о которой я мечтал.
— Твоя мечта сбылась, — прошелестел в голове знакомый голос, — ты создал шедевр.
— Отстань! — почти крикнул художник, — не мешай мне сейчас.
— Ты мне должен!! Ты мне должен! Ты мне должен! Ты мне должен! — затараторил голос.
— Знаю, — тихо проговорил Трофим, — можешь подождать хоть немного?
- Плати-и-и-и-и! – заорал голос.
Трофим вскочил, больно ударившись о край кадки.
***
 
Дождь монотонно стучал по крыше мансарды. Тучи накрыли город так, что за пеленой не видно было не то, что улиц внизу, но и соседних крыш. Трофим устало водил кистью по холсту, с горечью глядя на него. То ли серость погоды заразила всю палитру, то ли краски были испорчены чем-то другим, но цветы на холсте были неживыми, казалось, он запечатлел букет бумажных цветов.
Трофим обвел глазами студию — вот на портрете маска куклы, а не живого человека, вот городской пейзаж, где по улице идут не люди, манекены, вот натюрморт с бокалом непонятного цвета жидкости….
Почему нет жизни в его картинах?!
Трофим в сердцах бросил на пол кисть, запустил в стену палитру.
— Ты не художник, так, подмастерье, — вспомнил он слова учителя, — ты забываешь о душе, когда пишешь. В каждую картину настоящий мастер должен вкладывать частичку своего сердца, тогда она будет жить и вполне возможно переживет автора, её создавшего!
— На все никакого сердца не хватит, — пробормотал Трофим и, взяв с полки бутылку пива, уселся в кресло у самого окна.
Струи дожди стекали по стеклу то равномерно, то обгоняя друг друга, в какой-то момент Трофим увидел в танце дождинок отца, вертевшего в руках лист с акварелью.
— Это не шедевр, — как наяву услышал Трофим его голос, — тебе не стать
настоящим художником, зачем ты только взял в руки кисть и краски!
Сильный порыв ветра согнал рисунок дождя, но на его месте появился новый – миловидная девушка разглядывает свой портрет.
В памяти Трофима всплыли ее слова:
— Славно намалевано, я как живая тут.
Злость накатила волной, с головой укрывшей художника, и он со всей силы бросил бутылку в угол. Звон разбитого стекла слился с треском молнии и громовым раскатом.
Секунда, и все стихло. В наступившей тишине вкрадчиво прозвучало:
— Привет.
Трофим резко обернулся на голос.
В центре комнаты, у мольберта, стояла фигура, с ног до головы закутанная в черный плащ с капюшоном.
— Ты кто? — еле вымолвил Трофим.
Фигура, шелестя мокрым плащом, пролетела небольшое расстояние, их отделявшее, и оказалась так близко, что хозяин увидел в глубине капюшона горящие зелеными огнями глаза.
— Я тот, кто может тебе помочь создать шедевр, — прошелестел неприятный голос.
Трофим ощутил внутреннюю дрожь, ладони покрылись липким потом, он почувствовал где-то глубоко в душе страх. Стараясь не смотреть прямо в капюшон, художник опустился в кресло и спросил:
— А каким это образом вы мне поможете?
Гость расхохотался, взмахивая полами плаща, как крыльями:
— О, я все могу! Ты только пожелай! Ты хочешь создать шедевр? Ты хочешь
славы? Отвечай! Ну! Я жду.
Трофим не глядя на гостя смог лишь кивнуть в знак согласия.
— Отлично! — продолжал шелестеть голос, отдаваясь в голове художника, — но ты же понимаешь, что даром ничто не дается в этом мире. Ты должен подписать вот этот договор.
Перед лицом Трофима появился свиток с текстом, который он, как ни силился, не мог прочитать, все плыло перед глазами.
— Что писать, — стараясь унять дрожь, пробормотал он.
— Ничего писать не надо, мне нужна твоя кровь, — прошептал гость, склонившись над хозяином.
Перед Трофимом появилась алая роза с длинными шипами. Он только успел протянуть к ней руку, как один из шипов коснулся пальца, впитав в себя каплю крови.
Гость взмахнул розой над свитком, и внизу его появилась алая надпись «Трофим».
— Что теперь? — осмелился спросить художник.
Не отвечая на вопрос, гость взмахнул полами плаща, и в тот же миг Трофим оказался на улочке средневекового города, некоторое время он с удивлением оглядывался и понял, что его никто не замечает.
— Погуляй, посмотри, поищи сюжет, — прошелестел в голове все тот же противный голос, — когда решишь, что тебе нужно, вернешься домой.
Трофим двинулся по улочке, полого спускающуюся к морю, невидимому, но слышному.
Вот на небольшом балконе сидело семейство – у отца на коленях сидела девочка, мать держала на руках дитя в пеленках, а перед ними играл на скрипочке третий ребенок. Трофим улыбнулся, но не остановился.
Вот за ажурным забором девушка собирала урожай персиков, она просто светилась красотой, но Трофим прошел дальше.
Следующая же встреча заинтересовала его. Юная девушка с кувшином в руках подошла к небольшому фонтану и стала набирать воду, за нею наблюдал из окна старик, явно любуясь увиденным. Красавица кокетливо приподняла край платья, явив соглядатаю ножку.
Трофим остановился, вот именно это станет его будущей картиной.
И тут жег он очутился перед мольбертом в своей мансарде. Криво усмехнувшись при виде неудавшегося букета полевых цветов, Трофим одним рывком сдернул с рамы старый холст. Натянуть чистый на подрамник и прогрунтовать его не составило
большого труда. Собраны разбросанные по всей мансарде кисти, очищена от старых красок палитра.
Достав из новой коробки уголек, Трофим встал перед мольбертом. Перед глазами возникла так понравившаяся ему городская картинка. Художник провел углем по холсту первый штрих…
Работа над картиной захватила Трофима.
Он редко делал перерывы, не отвечал на звонки, не открывал дверь, если кто-то хотел с ним увидеться. Чтобы не слышать окружающего мира, Трофим включил плеер с классикой, закрыв уши наушниками. День сменяла ночь, ночь сменяла день, а Трофим увлечено работал, не зная, не чувствуя усталости. Под красками начинала оживать увиденная им картинка.
Вот проявились дома с покатыми крышами, фонтан со струей воды, окно, в котором расположился старик. Еще несколько дней и на холсте появилась она! Юная красавица, набирающая воду в кувшин.
Последний штрих – легкий румянец на видной художнику щечке.
Трофим, вытирая от краски руки, чуть отступил от только что созданной им картины. Ему казалось, что кокетка вот-вот наполнит кувшин и пойдет вдаль по улице, а старик захлопнет окно.
— Любуешься, — вдруг прошелестел в голове художника голос,— шедевр получился?
Заворожено глядя на картину Трофим смог лишь прошептать:
— Это не мне решать. Это могут сказать лишь зрители.
Голос хохотнул:
— Хитрец ты, однако, мастер. Но ты прав, шедевру нужны зрители и поклонники.
— Постой, — очнулся Трофим, — ты мне так и не сказал, что я должен тебе за помощь.
— Не сказал? — скрипуче рассмеялся голос, — прости, забыл. Если твою картину назовут шедевром, ты отдашь мне свое сердце! Нет, я могу, конечно, оставить тебе жизнь, но ведь без сердца ты не напишешь больше ни одной картины!
— Сердце? — Трофим похолодел.
— Да-а-а-а! — проорал голос и затих.
***
Трофим стоял, окруженный посетителями галереи, и с удовольствием принимал комплименты.
— Вы просто талантище, — с улыбкой похлопал его по плечу старичок с седой бородкой, — вы создали настоящий шедевр.
В ту же секунду Трофим побелел, стал хватать ртом воздух и, прижав руку к сердцу, рухнул на пол.
Поднявшейся суеты он уже не видел.
«Художник умер от разрыва сердца, представив зрителям свой шедевр «Девушка у фонтана» —написали назавтра газеты.

18. Поцелуй ангела http://www.proza.ru/2018/09/22/978
Надежда Сергеева
Будильник так резко прозвенел в рассветной тиши, что Алевтина вскочила с кровати, словно ее подбросила невидимая пружина. Несколько секунд она приходила в себя, вспоминая, зачем же ей надо было встать так рано. Взгляд упал на фото Михаила в ажурной рамке, стоявшей на комоде.
- Свадьба! Сегодня. В четыре часа, - прогоняя остатки сна, девушка опустилась на кровать, ногами нашарила на полу смешные тапки-кролики, не отводя взора от улыбки фото-Михаила.
- Неужели ты все-таки женишься? – горько спросила Алевтина фотографию, потом вздохнула и дала себе команду, - сначала на  кухню, включить кофеварку, потом в ванну.
На входе в кухню девушка в нерешительности остановилась.
- А может пойти спать, и никуда не лететь? – закралась в голову коварная мысль, - да, пусть женится! Сколько можно метаться между городами.
Алевтина с тоской посмотрела в сторону спальни, потом тряхнула непослушными кудряшками и, сделав шаг в кухню, щелкнула клавишей включения кофеварки. Вдруг из агрегата полетели искры, и повалил сизый дымок.
- Вот, черт! – ругнулась Алевтина и быстро выдернула шнур из розетки.
Дым прекратился, но неприятный запах наполнил всю кухню. Девушка с некоторой боязнью включила вытяжку, потом распахнула окно и поспешила в ванну.
- Придется варить кофе в турке, - пробормотала она на ходу.
Из зеркала в ванной комнате на Алевтину смотрело измученное бессонными ночами создание, с синими кругами вокруг глаз, впалыми щеками и обострившимися скулами и носом.
- Хороша! До чего себя довела, -  вздохнув, девушка сбросила халатик, встала в кабинку и открыла кран.
В ту же секунду она, еле сдержав крик, выскочила из-под ледяных струй. Без особой надежды Алевтина покрутила кран, пытаясь хоть немного сделать воду теплее, но горячей воды не было. Умывание холодной водой окончательно разбудило ее, и Алевтина, вернувшись в спальню, оделась, чуть тронула макияжем лицо и поспешила на кухню варить кофе.
Через несколько минут аромат кофе с ванилью заструился по кухне. Алевтина достала с полки любимую чашку с портретом Михаила, налила кофе, положила кусочек сахара и, пригубив напиток, поставила чашку на стол.
- Где-то был ликер, - прошептала она, открывая одну за другой дверцы навесных шкафчиков. Початая бутылка «Амаретто» нашлась за третьей дверкой, и немного ликера добавилось к кофе.
Алевтина опустилась на диванчик, потревожив спящего там кота, взяла в руки чашку, и… кофе расплылся коричневым пятном на белой блузе.
- Прошка!!!!!! Блин, да что ж ты творишь! – закричала девушка на кота, который в своей обычной для утра манере боднул ее в локоть, требуя ласки.
Несколько капель кофе попали и на брюки.
Погладив кота, повторившего свой маневр, Алевтина с горечью обратилась к нему:
- Кошак, ты понимаешь, что ты только что наделал? Оставил меня без кофе! Потому как варить новую порцию мне уже некогда.
Кот, явно сочувствуя хозяйке, забрался ей на колени, улегся и заурчал.
Девушка погладила кота, взяла на руки, чмокнула в макушку и опустила на диванчик.
- Продолжай спать, котяра, а мне пора.
Кот проводил хозяйку до двери.

Алевтина проснулась и потрогала голову, шишка дала себя знать болью. Девушка  ткнула кнопу дистика телевизора и резко села на кровати, не обратив внимания на боль.
Она  не сводила глаз с телеэкрана, почти не слышала слов диктора, сраженная объявлением об аварии и кадрами с места катастрофы.
- А ведь я могла быть среди этих погибших, - яркой вспышкой возникла в сознании мысль.
Щелкнув пультом, девушка выключила телевизор и вышла на кухню. С минуту постояла, вспоминая, куда спрятала в последний раз заначку. Встав на табурет, она достала с верхней полки шкафа банку с чечевицей, и через мгновенье вожделенная пачка «Glamour»-а была в руках. Прикурив, Алевтина сделала подряд несколько затяжек, но вкуса сигареты так и не почувствовала. Затушила  сигарету в кофейном блюдечке с такой силой, что сломала ее.
Она смотрела в окно, а перед глазами проплывали кадры телехроники – горящие обломки самолета, тела в черных мешках, пожарники со шлангами в руках. А в ушах звенели, словно сотня колокольчиков, слова « самолет рейса 1438»…. Ее рейса!
Прислонившись спиной к холодильнику, Алевтина зажала уши руками, зажмурилась и медленно опустилась на пол. Несколько мгновений она пыталась сглотнуть стоящий в горле ком, потом вздохнула и разрыдалась.
Алевтина плакала и не понимала, отчего плачет – от  радости, что ее не оказалось на борту упавшего самолета, или от печали, что так и не увиделась с Михаилом перед его свадьбой.
Сколько она так просидела, девушка и не поняла. Пришла в себя, только услышав настойчивую трель звонка у входной двери.
Тяжело поднявшись, с трудом переставляя затекшие ноги, Алевтина вышла в коридор и открыла дверь. За нею, с силой нажимая на кнопку звонка, стоял Михаил в распахнутом пиджаке,  весь какой-то всклокоченный, взъерошенный, со съехавшим в сторону галстуком и расстегнутой верхней пуговицей. Такой, каким он себе не позволял быть никогда. Увидев хозяйку, молодой человек, с минуту молча, смотрел на нее, потом резко вошел в квартиру, захлопнул за собой дверь и крепко обнял девушку.
- Тина, Тиночка, любимая, - шептал Михаил, - девочка моя, живая, невредимая.
- Ты не женился, - прошептала Алевтина.
- Мы разбежались вчера, поняв, что совершенно чужие друг другу. И я ждал тебя, чтобы с тобой пойти в ЗАГС, а  когда в новостях передали о крушении самолета, - Михаил обхватил ладонями заплаканное лицо Алевтины, поцеловал ее, - я,… у меня словно сердце остановилось, когда дошло, что упал твой самолет, тот, которым ты собиралась прилететь. Я думал, что потерял тебя навсегда. Я помчался в аэропорт, бесился там, скандалил, пытаясь хоть что-нибудь узнать о тебе. А потом,… потом вывесили списки пассажиров того рейса, тебя в них не было, и я помчался сюда. А если б ты не передумала прилетать…
- А я и не передумала, Миша, - Алевтина посмотрела в глаза мужчине, - я бы полетела,… если бы не опоздала на рейс.
Михаил подхватил ее на руки, внес в комнату, осторожно опустил на диван и сам сел рядом.
Алевтина приникла к нему и начала говорить:
- Понимаешь, милый, день вчера не задался с самого утра. Сначала я вылила на себя кофе, кот подтолкнул.
Михаил улыбнулся:
- Это был знак – тебе нельзя лететь.
- Ты так думаешь? – Взглянула ему в глаза Алевтина, - потом, выйдя на улицу, я сломала каблук, споткнувшись на перекопанном дворе.
- Ты вернулась домой и не поехала в аэропорт? – Михаил крепче обнял девушку.
- Как бы ни так! – воскликнула Алевтина, отстранившись от него, - я вызвала такси, и успела бы на рейс, если …
- Если? – Михаил заинтересованно ждал продолжения.
- Мы попали в аварию. На перекрестке в мое такси врезался мотоциклист. Я ударилась головой о стекло и потеряла сознание. Очнулась в больнице. Но отделалась шишкой. Вот пощупай, - Алевтина положила руку Михаила на голову.
- И тебя отпустили? – мужчина осторожно погладил весьма ощутимую шишку выше виска.
- Ага, поставили пару уколов, сказали обратиться в поликлинику и даже на машине скорой подвезли домой. А дома я просто уснула. От уколов, наверное.
Михаил чмокнул девушку в щеку и прошептал:
- Если бы ты обратила внимание на первый знак судьбы…
-????
- На сгоревшую кофеварку, на холодный душ, потом на пролитый кофе! Или хотя бы на последний – сломанный каблук, сейчас не было бы этой огромной шишки! Верить надо ангелу-хранителю, милая. Спасибо ему за счастье быть с тобою сейчас!
Сумерки наполнили комнату светом угасающего солнца, и ангел, послав воздушный поцелуй влюбленным растаял с последним солнечным лучом.

19. Черный ворон http://www.proza.ru/2014/11/04/2005
Ольга Кучеренко 2
                Конец тридцатых и сороковые
                Кто пережил без ужасов потерь?
                И если скажет кто-то:  «Есть такие!»
                Им повезло.  Но мало их, поверь.

       Время давно перевалило за полночь, а Люся все не могла уснуть. Тяжело вздыхал  во сне муж Афанасий. Подошла к кроватке одиннадцатилетнего сыночка Володи, поправила сбившееся одеяло.  За окном  в свете фонаря серебрилась поверхность пруда. Весь рабочий район Макеевки-Совколонию-скрывала ночная тьма.  Недавно в такую же  глухую осеннюю ночь арестовали директора  металлургического завода, затем директора школы; вчера почерневшая от горя соседка освобождала служебную квартиру-тремя днями раньше люди в черном увезли ее мужа, начальника цеха, отца четырех пацанов мал- мала меньше…
   
      Глаза привыкли к темноте, и Люся уже хорошо различала мостки у пруда, склонившиеся к воде старые ивы. Но вдруг большая черная тень заслонила все собой. Из остановившегося  у палисадника фургона вышли трое и быстрым шагом поднялись на крыльцо. Громкий стук в дверь, плач испуганного внезапным вторжением незнакомцев Володи,  торопливо натягивающий верхнюю одежду муж… Все- как в страшном сне. Смутно помнит, как завязала в узелок смену белья, как искала куда-то запропастившиеся очки и бритвенный прибор…   И прощальные слова мужа: «Береги сыночка! Я ни в чем не виноват. Там скоро разберутся и я вернусь домой!»

      Там разобрались. Арестованный в октябре 1937 года шестидесятидвухлетний техник по учету электроэнергии с сорокалетним стажем оказался бельгийским шпионом… Судьба избавила Афанасия Антоновича от ужаса сталинских лагерей- спустя месяц после ареста  он  скончался в тюремной больнице от обострившихся хронических болезней. Об этом Люся, сутками простаивавшая у тюремных ворот в Сталино (теперь г. Донецк) в надежде передать посылочку,  узнала от чудом выпущенного на волю сослуживца мужа. Только спустя десятилетия стало известно, что братской могилой ему  стала заброшенная шахта…
      На следующий день после ареста две жилые комнаты были опечатаны; Люсе с сыном разрешили забрать часть вещей и несколько дней прожить в кухне. Но вскоре в служебное жилье въехали новые жильцы, и  Люся увезла Володю  к родственникам жены старшего сына. Вернулась за оставленными вещами и обнаружила пустой сарайчик с сорванным замком. Побрела по пустынной улице к дому давнишней приятельницы, с которой раньше вместе проводили праздники, дружили семьями. Вошла в прихожую и вздрогнула от неожиданности, увидев свое отражение в трюмо, пропавшем из разграбленного сарайчика…
       Я никогда не расспрашивала папу  об аресте его отца- знала от бабушки, как долго он приходил в себя после визита тех ночных «гостей», сколько потом горя хлебнула семья «врага народа»… Справку о посмертной реабилитации моего деда Афанасия бабушка получила в середине шестидесятых.
               

20. Непобедимые http://www.proza.ru/2018/02/24/880
Ольга Кучеренко 2
     Смеркалось. Вера Павловна задумчиво смотрела в кухонное окно. С верхнего этажа «девятиэтажки» открывалась словно нарисованная  художником- любителем  картина: часть Таганрогского  залива под взгорбленным ледяными торосами снежным одеялом, недавно выстроенные над обрывистым берегом элитные многоэтажки,  производственные корпуса  завода…  Уже  несколько лет как  она переехала к дочери из искалеченного украинскими снарядами  тихого села, где прошла большая часть ее жизни. Приехала  она туда  в далекие семидесятые «по распределению», закончив литфак таганрогского пединститута. Но пришлось преподавать и историю с географией, и даже рисование с «домоводством». Вскоре  она стала директором школы и проработала  там долгий срок до тех нерадостных времен, когда русская речь стала костью в горле у высокопоставленных украинских чиновников от образования.  Из области прислали нового директора, самоуверенного и циничного «укра», а Вера Павловна  еще пару лет преподавала родной ей язык, а затем за ненадобностью такового была отправлена на пенсию. И если бы село не оказалось  прифронтовой территорией (Боже, такое не могло привидеться  и в самом страшном сне!), ухаживала бы за роскошными цветами в палисадничке  у дома, проведывала на кладбище могилу рано ушедшего из жизни мужа, когда-то преподававшего во вверенной ей школе математику и физику. Остался в полуразрушенном селе  давно и безнадежно влюбленный в Веру бывший школьный физрук. Его жена и другие родственники  похоронены поблизости от Вериного мужа, и он, провожая ее в Россию,  пообещал ухаживать за могилкой и за цветами. Уже у готовящегося к отправке переполненного людьми и скарбом автобуса, обнявшись на прощание, они не сговариваясь тихо запели: «Дан приказ- ему на запад, ей- в другую сторону…» . Почему-то оба очень любили старые песни из комсомольской юности…

     Телефонная связь с украинским селом  была ненадежной, но если  Вере удавалось  дозвониться далекому другу и разговор еще не был прерван из-за отсутствия  денег (внук раз в две недели клал на  телефонный счет Веры Павловны сто рублей), окончанием беседы  нередко была тихая песня типа «В степи под Херсоном высокие травы» или «По долинам, по нагорьям…»

     Вера была расстроена. Сегодня, 23 февраля, все попытки поздравить друга заканчивались неудачей: бойкий девичий голосок на украинском и английском сообщал что-то, а со счета уходили рубли и надежда услышать до боли знакомый голос. Вера грустно улыбнулась, вспомнив, что мобильный телефон на украинском языке назывался «мобилка» и она долго не могла привыкнуть к этому уменьшительно-ласкательному для ее профессионального уха русиста названию.

       Уже совсем стемнело. Вот  сейчас последняя попытка- и в уютное кресло с томиком  Лермонтова в правой руке и кружкой чая в левой. И грустными думками о так быстро пролетевших годах… Попытка дозвониться другу оказалась удачной- он словно ждал ее звонка с мобилкой в руке.  Поздравление с праздником, расспросы о житье- бытье их общих знакомых, которых нелепая и страшная война разбросала по российским и украинским далям…  И просьба Веры спеть что-то хорошее, а то деньги вот-вот закончатся и они снова не договорят, не допоют…

       В темной кухне многоэтажки морозным февральским вечером тихий женский голос пел: «…мы сильны нашей верною дружбой, сквозь огонь мы  пройдем, если нужно…». В проеме двери появилась рослая фигура внука, негромко сообщившего : «Ба, не спеши, я тебе сейчас еще двести рублей  на счет положил».

21. Ёлки http://www.proza.ru/2013/12/29/858
Владимир Исаев 2
- Ёлку тебе, ёлку!.. – Герасим ходил по двору, махая руками. – Где я возьму в нашей дыре ёлку?!

И правда: вымирающее в степи село было абсолютно не похоже на завод по производству хвойных деревьев для Нового года.

- Собака! За спирт ещё должен Гасану! Чем отдавать?! – он зашел в сарай, посмотрел на топор и ножовку.- Новый год на носу! Что делать?!

Топор и ножовка молчали.

- Вот то-то и оно! – Герасим приподнял половицу и достал пластиковую бутылку.

Спирта оставалось только на то, чтобы снять шум в голове, не более.

- Х-х-хэ! - он выпил и занюхал рукавом фуфайки.
 
Несколько мгновений в сарае стояла гробовая тишина.
 
- Шо делать? – Герасим сел на разбитый ящик и начал думать.

I

Действительно, Новый год - это пора, когда нужна ёлка и погашение всех задолженностей. «Коли долг не отдашь - весь год так и будешь просить! А коли ёлки не будет нарядной – и праздника иметь не будешь весь год!» - говорили в селе бабки.

Герасим бабкам верил. Как верила его жена и двое детей.
 
«Но где ж эту ёлку достанешь в степи, и как заплатишь долг, если тебе не платили зарплату целый год?» - эти вопросы встали перед  Герасимом великой китайской стеной. А может быть и толще…

- Надо покормить скотину, и к Гасану идти! Долгов-то всего тыща...Но где сейчас  её взять? Что молчишь, ящик?! – он пнул его ногой и вышел во двор.


- Герасим! Ты не в курсе, в город кто-нибудь едет? Ёлка нужна. - Иваныч, облокотившись на забор, выписывал ногами замысловатые па (ну как живой, ей богу!) таким образом пытаясь сохранять равновесие.

- Та кто ж сейчас поедеть? Все уже отмечають давно… Четыре дня ж как до Нового Года осталось! Сам подумай! – Герасим подошел к другу и прошептал:"есть чё вмазать?"

- Пошли, найдется немного. - Иваныч неуверенно отпустил забор (или наоборот - забор его, не поймешь ведь!) поднял руку вверх, прицелился из указательного пальца и с четким театральным «Дыщь!» выстрелил куда-то в небо.

Утро обещало быть неплохим.


II

Иваныч жил через двор, но дошли без приключений. Конечно если не считать ещё пару выстрелов в небо из пальца и вопля «Дыщь!», который перепугал всех гусей  и кур  даже на соседней улице.

- Первый тост за гостя! – Иваныч поднял пластиковый стакан и выпил.
 
В гараже было теплее, чем на улице, поэтому решили не мерзнуть по пустякам. Герасиму было приятно, что за него выпили, но, с другой стороны почему за гостя? Но эта мысль потерялась где-то между третьим и седьмым тостом…

- А теперь выпьем за тех, кого с нами нет! – Иваныч уже не вставал, он давно упал в покрышку от трактора «К-700» и только лишь рука и две ноги напоминали о его присутствии в гараже. – Ваську помнишь?

Герасим вспоминал... Ах, да!..Василий… Сосед по парте!

- Да, помню.

-Так сёдня ему днюха, Гера. – Иваныч махнул ногой. – Давай помянем! Четыре года как нет товарища…

И тут Герасим вспомнил, как они дрались и играли в футбол, как у противной бабки-соседки поймали двух куриц на удочку, на червяка, а потом зажарили и съели…

- Надо к Ваське сходить на могилку. Проведать. - Герасим решительно встал.

...Опираясь на все то же пресловутое колесо от кировца, во второй раз он поднимался уже более медленней и аккуратней.

III

Дорога к сельскому кладбищу была знакома Герасиму с детства. Особо зачастили сюда в последние двадцать лет. Что поделать, не все крестьяне выдерживали реформы, модернизации и прочие милые инновации: кто смог уехал из села, а кто не смог…
Герасим не сразу нашел Васькину могилу: долго бродил меж крестов, присаживаясь то у одного, то у другого и обнимая их, плакал… Все ж родные, с одного села.

- Ну, здравствуй, Вася… - Герасим присел на край лавочки.- Вот я и пришёл... Как там у тебя дела? Не обижають там?..
 
Его взгляд блуждал и вдруг:
- Ети-его-по-голове, Вася! Ёлки! Сразу две!!!

И правда, среди не в меру разросшихся кустов сирени, справа и слева от креста, на него глядели две милые ёлочки.

Герасим собрался с мыслями:

- Вась, ну зачем они тебе, друг? А у нас Новый Год, понимаешь?! Во-от! Надо бы поделиться, старина! Соглашайся!

Он даже привстал. Тишина…

- Молчание – знак согласия! Спасибо, друг! – Герасим, спотыкаясь о могилы, побежал в село.

IV

- Любаша, та я знаю, что Иваныч спит! Он говорил, что вам ёлка нужна! - Герасим, согнувшись пополам, жутко кашлял и в то же время пытался говорить с женой Иваныча. – Сколько заплатишь, если достану красавицу?

Любаша смотрела на пьяного Геру и сомневалась. Но без ёлки какой праздник?!

- Тыщу. И то, если большая.

- Готовь деньги! Ща принесу!


- Дети, мамка дома? – Герасим влетел домой, как пьяный ветер.

- Не-ет! Она пошла в магазин! – хором ответили девочки.

- Доставайте новогодние игрушки и украшения! Папка сейчас ёлку принесет!

 Новый Год как ни как! – и Герасим побежал в сарай за топором и ножовкой…

V

Газета «Сытная Правда»  Богатинской области Сытного района от 29 декабря 2013 года.
 
Статья «Ёлки с того света»

На что только не идут люди, чтобы украсить свой дом символом Нового года – пушистой елкой! Но вот на такой мерзкий поступок, как житель села Мясное Сытного района, отважится явно не всякий. Дело в том, что мужчина «разжился» двумя хвойными деревьями, спилив их на одной из могил сельского кладбища. Пропажу хвойных деревьев обнаружила селянка, пришедшая проведать место последнего упокоения сына, и сообщила об этом в полицию. «Дровосека» задержали «по горячим следам», причем к моменту визита стражей порядка он уже успел нарядить одну из зеленых красавиц. Вторая, видимо, предназначалась на продажу.
                Спецкорр

Поделись новостью с друзьями в соцсетях!

VI

Столыпинский вагон кидало из стороны в сторону, и лежать было просто невозможно.

- Сколько дали? – тот, что был на верхних нарах, закурил.

- Шесть лет. - Герасим тупо смотрел в угол.

- Если не секрет, за что?

-  158-я и 175-я... кража и сбыт.

- Хорошие статьи. Настоящие, воровские… Повезло!

Через минуту,  откуда-то сверху, послышался храп.

А поезд уносил Герасима все дальше и дальше…

22. Парное молоко http://www.proza.ru/2017/08/22/503
Владимир Исаев 2
    Когда случилась эта история, мне было восемь лет. У моей бабушки имелось очень много разной домашней живности, но звездами являлись, конечно же, корова Майка (потому как родилась в мае) и собака Умка (потому что умная – выла под гармошку, когда играл дед). Так вот, мы с Умкой очень любили парное молоко. Теплыми летними вечерами, когда бабушка доила корову, мы тихо ждали своей очереди: сначала мне в железную кружку, затем Умке в миску. Ещё не процеженное через марлю, прямо из под коровы – это был напиток богов!
 
   В один из таких вечеров, бабушка, как всегда, надоила мне в кружку первому и я с удовольствием начал пить. Умка ждал своей очереди и жадными глазами смотрел то на корову, то на меня. Что хотел отметить: корова Майка никогда особо не заморачивалась на человеческой культуре бытия, этике  и жизни в целом. Ибо - животное, что с него взять. Так вот, исходя из каких-то своих анархистских принципов,  она и насрала прямо во время вечерней дойки: здоровая лепёха упала на землю и завоняла… И здесь бы всё ничего, но Умка – тоже животное - начал его жрать… По факту случилось какое-то безотходное производство. Когда подоспела миска, собака уже съела всё без остатка. Громко отрыгнув, Умка подошел к временной кормушке и начал лакать парное молоко. Я посмотрел на кружку, затем на Умку:

- Не, ба, я что-то не хочу больше молоко. – и вылил остаток в миску собаке.

- Ну и зря! Очень полезно для организьму! – бабушка отодвинула в сторону ведро и нежно погладила корову.

Больше парное молоко я не пил.

23. Подарок... http://www.proza.ru/2018/04/04/550
Валерьян Акимов
У бабки Пелагеи, случилась беда…   "Сгорел" её старенький телевизор, «Волхов». Долго прослужил «старичок». Столько не живут… а он всё работал.  Трубка едва показывала серые, бледные силуэты, и оставался лишь только звук, которым и довольствовалась бабка.
Пелагея жила вдвоём со своим мужем, Марком.  Но так его в деревне, никто не звал.
Маркушка -  было его прозвище с детства. Маркушкой, он оставался и до старости…

  Маркушка был добродушным дедком, любившим выпить. После принятой «нормы»  становился болтливым рассказчиком. Он вспоминал  были и небылицы из своей жизни, и жизни посёлка. Маркушка рассказывал смешно, шепелявя своим беззубым ртом. Ну привирал конечно, не без этого,    забавляя этим  местных мужиков и парней.

 Целыми днями, Маркушка слонялся по посёлку,  ища подходящую кампанию. Мужики его не обижали и  всегда наливали ему « полстакашека», а больше и не надо было.
Но, частенько Маркушка перебирал свою «норму», и от этого впадал в непробудный сон.
 Молодые ребята, часто  приносили  его  к дому. Клали деда на крыльцо и стучали в дверь.
 Выходила  Пелагея и забирала своего супруга. Она затаскивала его в дом и клала  на лавку, а сама продолжала смотреть, а скорее слушать, свой маленький,  старый  телевизор.

 Но всему приходит срок…  И в один обычный вечер, старенький «Волхов», просто не включился…
 Пелагея позвала своего соседа Митрича, что бы тот поглядел, что там.  Митрич  посмотрел и со вздохом произнёс,   что "старик" умер!

 Пелагея сильно переживала. Она сидела перед маленьким телевизором и причитала, как при покойнике.
- Ну как же ты… милай… - говорила она еле слышным шёпотом. – Что ж ты, так-то…  а…
Пелагея гладила его  своей сухонькой   рукой, и безнадёжно смотрела на  погасший навсегда экран...

 Она не могла найти себе место. Без телевизора  ей было не по себе. Как будто, кто-то родной и любимый, ушёл из её дома.

 О несчастье Пелагеи уже знал весь посёлок. Кто-то шутил, смеялся над этим… а кто и сочувствовал. Но на этом всё и заканчивалось.

   У Пелагеи с Марком, детей не было, не дал Бог.  Родственники те, которые ещё были живы, давно  уехали из деревни, да   про них и забыли. В гости к ним ни кто не приезжал. Жили они на копеечную пенсию, держали немного кур, да ещё выручал огород. Какой уж там новый телевизор! Прожить бы ещё…

 В конце мая в поселковой школе прозвенел «последний звонок».
Местная молодёжь решила это дело отметить. Взяли спиртного, магнитофон, гитары и махнули на озеро. Повеселились от души! Весь вечер  да и ночь,  шумела на озере музыка! Ну и Маркушка тут. Куда же без него.

 Понятно дело, перебрал дедок.  Подпоила его молодёжь.  Прилёг Маркушка  рядом с костерком, и заснул своим «мёртвым» сном.

 Ромка – один из парней, закончивших школу, был заводилой и хохмачом в посёлке. Подвыпивши, он  предложил шутку, чтобы позабавить ребят.

 Отец Ромки ездил на днях в город  и, через знакомых, с переплатой , достал новый телек. Вначале 90-х это было целое событие! В городах,  в магазинах ничего не было, а в посёлках тем более.
 Телевизор был большой, да ещё импортный!
По такому случаю устроили праздник,  отметили. А старый телевизор перешёл  к Ромке, в его комнату. Он давно об этом мечтал.
Коробку от нового телевизора, родители не выбросили, а оставили. Мало ли, что… В хозяйстве всё пригодится! Коробка была сделана прочно, из хорошего, толстого картона.

 Ромка предложил положить в эту коробку деда. Отнести его к дому Пелагеи и поставить  на крыльцо.
 Затея всем понравилась. Так и сделали. Маркушку положили в коробку, Ромка вынес  из дома скотч. Коробку аккуратно запаковали, а Ромка  ещё чёрным фломастером, написал сверху жирными буквами… «ПОДАРОК».

 "Подарок" аккуратно  понесли  к дому Пелагеи. Поставили на крыльцо, затем сильно постучали в дверь.
 Молодёжь  бросилась в рассыпную, все  спряталась за кустами. Стали ждать.
На крыльцо вышла старуха Пелагея. Увидела коробку. Обошла её кругом, стала всматриваться в темноту. Но ни кого не было видно.
Пелагея увидела на коробке  красиво изображённый телевизор.Да и написано всё было не по нашему.
-« Что за чудо»? -подумала она.
Пнула слегка коробку ногой.
-«Тяжелая»!
Она попробовала сдвинуть её. Коробка еле поддалась.
-«Господи… Неужели  сжалился ты надо мной»….

 Пелагея открыла дверь, и стала заталкивать коробку в дом. Маленькая, но сильная старушка, пыхтела, и  упиралась ногами. Она радовалась внезапному «счастью», затаскивая тяжёлую коробку. Увидев сверху надпись "ПОДАРОК", слегка даже безумная улыбка заиграла на её стареньком лице.

- « От кого же» ?- подумала она. – « Неужто в  правление смилостивилось? Аль, может,  кто  по выше посоветовал»?! Столько лет в колхозе отработала!"

 Мысли в голове бабки, забегали как сумасшедшие.
Пелагея стала отрывать  упаковочный скотч. Она старалась быстрей заглянуть вовнутрь… Скорее увидеть, долгожданный "подарок"!
Открыв створки коробки, она увидела на её дне, мирно спящего своего супруга, Маркушку.
Пелагея замерла. Она сползла , как-то неловко на пол и слёзы сами собой,  потекли из её стареньких, выцветших глаз.

        Ближе к обеду, выспавшийся Ромка, поведал отцу о своей уморительной хохме с коробкой.
- Ну и дурак же ты , сынок…- проговорил отец и дал хорошего леща Ромке по затылку.
- Вырос! Выше меня уже! А балбес, балбесом!
- Да ладно тебе, бать…- оправдывался Ромка.- Мы же так… Пошутить хотели.
- Пошутить?! Нашли над кем шутить! - отец покачал головой.
- И это мой сын!  Ты когда  умнеть-то начнёшь?!!!

Ромка  стоял опустив голову.

- Вот, что сынок!  Заводи-ка свою мациклетку…   Бери старый наш телек,  и  вези к Пелагее!!!
- Да ты чё, бать? Вы же… мне его…
- Ни чё!!! А вези, давай! Скажешь, подарок... От всей нашей семьи… Понял?!!!
- Понял…- ответил, еле слышно, Ромка.

     В дверь к Пелагее опять постучали. Открыла её, старая, несчастная женщина.
На пороге стоял Ромка, с замотанным в покрывало телевизором.
- Ты чего это,  Ром?
- Да вот... Отец вам прислал.  С Маркушкой… значит. От нашей семьи...- ответил Ромка стараясь не смотреть бабке в глаза.

 Он быстро  зашёл в дом, прошёл в комнату и поставил свою ношу на стол.
 
 Развернул покрывало,  на столе появился не новый, но ещё хороший,  «РУБИН».

- Вот значит…- хотел опять что-то сказать Ромка, но замялся.
- Да, что ты Рома….- проговорила не понимающая ничего Пелагея.- Да, как же это…  И сколько же  я вам должна, сынок?

-Да не...  не надо… -сказал опустив глаза Ромка и быстро зашагал к двери, проговорив лишь на ходу:

- Отец сказал, что это вам,  подарок…

24. Нелька http://www.proza.ru/2019/04/05/1638
Валерьян Акимов
      Нелька опять провалилась на экзаменах в КХУ (Калининское художественное училище)  и стала искать работу, что бы ни сидеть у родителей на шее. Со своей подружкой Светкой, которая так же, провалилась в очередной раз, они устроились на местный заводик, в своём городке. Светку  взяли делопроизводителем, а Нелька устроилась курьером.

   Вечером после работы, молодые, ещё совсем девчонки, они  бегали в местный клуб  на танцы.  Мечтали о кавалерах и именно похожих на героев,  которых они видели в фильмах. Но с такими героями в советской стране была напряжёнка…. Семидесятые годы… Тихие… Мирные… Казалось, такая жизнь, будет вечной! И проблемы были соответственно годам… Где найти принца?

  Жизнь текла,  подружки работали,  ходили на танцы, много читали, мечтали… Местные кавалеры их не привлекали, они казались им убогими, не в состоянии связать двух слов. От их ухаживаний, девчонки просто ржали, рассказывая друг другу, об умственных способностях своих провожатых.  Им  тогда  хотелось, чего-то  необычного,  интересного!  Молодость! Всегда хочется  свежего ветра! В молодости человек живёт мечтами... а в старости воспоминаниями!

   Однажды Нелька, случайно наткнулась на объявление в газете, что   местному   драм- театру, нужен помощник декоратора. Нельке,  почему – то  сразу показалось, что её туда, обязательно возьмут и она пошла  в отдел кадров.

    Как ни странно, её  взяли…. Художник Андрей Иваныч, симпатичный мужчина, лет сорока, дал добро. Нельке подписали заявление о приёме на работу  и она приступила к своим обязанностям. Андрей Иваныч, давал Нельке нехитрые задания, а  та, с большим удовольствием выполняла их. Она работала в ТЕАТРЕ,  – это больше всего, радовало её. При встрече со знакомыми, Нелька  непременно выводила разговор на эту тему, что бы при  удобном случае,  обязательно сказать:

-« Да, я в театре работаю…. Помощником декоратора!» 

   Актёрская братия, относилась к Нельки по братски,  как к сестрёнке… Хотя, Нелька была симпатичная и  она чувствовала, что нравится многим.

 Текла обычная, советская,  размеренная жизнь. Жизнь провинциального города.
Местный Драм - Театр, выехал на гастроли по городам и весям, а к ним приехал Питерский Театр – драмы, с несколькими постановками.  И вот тогда – то, у Нельки и случилось!!!  Началась её первая! Настоящая! Любовь...

   В труппе был один парень, актёр. Звали его Валера… Среднего роста, плотный такой, светловолосый и с задорной, мальчишеской улыбкой! Вот на эту самую  улыбку и клюнула Нелька…  Да так клюнула, что позабыла всё на свете! Она специально, часто ходила по коридорам  театра, что бы столкнуться с этим парнем, что бы встретится глазами, что бы он улыбнулся ей… Он всегда при встрече улыбался. И Нельки так было хорошо, от этой, его улыбки…. Мамочки!!! Ей, так  хотелось жить! Радоваться этой чудесной, прекрасной и беззаботной  жизни!!!  Наслаждаться ею и мечтать!

    Однажды,  выскочив с заднего крыльца,  забрать  макеты, Нелька увидела Валеру, стоящего возле двери.  По близости ни кого не было,   они встретились глазами, он улыбнулся, своей задорной улыбкой  и подошел поближе  к Нельке.

-Классные у тебя глаза малышка…- негромко сказал он.

Нелька засмущалась, схватила макет и забежала в помещение театра.

 Вечером Валера зашёл в мастерскую. Нелька была одна. Он представился, что его зовут Валера…. Хотя Нельке это было,  уже давно известно.  Он предложил проводить её домой.

 Нелька была на седьмом небе от счастья! « Ну, неужели мне повезло?»- думала она.  « Ну, что он во мне нашёл? Я же совсем ещё соплячка, мне только исполнилось 19 лет,  а ему уже 28!»

Так начался их,  роман….

 Валера умел красиво ухаживать! Он постоянно, что- то рассказывал, читал стихи, отрывки из пьес, вовремя и непринужденно подавал руку, не грубо и ласково обнимал…

  Питерский театр  пробыл до начало осени. Гастроли закончились, нужно было возвращаться назад,  в Питер…
  В эти дивные вечера, Валера поведал Нельке,  о своей сложной  судьбе…. Что он был женат, сейчас в разводе,  есть ребёнок 6 лет. Он творческий человек,  не понят женой стяжательницей, которой нужны было только деньги! Ну, а какие у актёров, тогда были деньги?!!!  Ну, если ты конечно не снимаешься в кино… Но Валера пока ещё,  не снимался.   

 Актёр вёл скромную, питерскую жизнь. И несмотря на это, Валера  сделал предложение Нельке. Та,  не долго  думая,  сразу же согласилась. Она привела Валеру,   знакомится  со своими родителями, а с его мамой, (Валера жил с мамой, отец ушёл из семьи) Нелькины родители, познакомились по телефону.

   И вот, долгожданное время настало! Нелька взяла отпуск и рванула  в  Питер!

 Она сходит с поезда…. И тут он! Любимый!  С цветами! Бежит! К ней! Его очаровательная улыбка! Глаза сияют! Нелька была, как во сне! Нет… Она была как в Кино!!! Она ведь мечтала о таком! Она видела всё это в своих, пусть ещё детских мечтах…

   На перроне они обнялись, поцеловались и неспешно пошли к выходу.
 Спустились в метро….И тут большой город , встретил Нельку, своим не ласковым объятием.
 Народ, толкотня, давка.  Впереди них, к эскалатору,  шла женщина с большим чемоданом  в одной руке. В другой, она держала за ручку,  маленького мальчика, который от усталости еле переставлял свои ножки. Они шли медленно и  препятствовали основному потоку.

-Ну, вот корова! – негромко сказал Валера… -С щенком и чемоданом раскорячилась и не обойдёшь ведь!!!

Нельке почему – то показалось, что это сказал кто – то другой. Они уже подошли совсем близко к этой женщине.

И тогда,  Валера дотронулся рукой до  её плеча  и почти крикнул:

- Мадам! Идёшь,  как на похоронной процессии!!! Шаг ускорь!  Или возьми ребёнка своего на руки!

  Нельку, как будто  током ударило. Это её Валера?!! Это её любимый?!

Она, как бы  увидела его со стороны. Ни когда она так не смотрела на него.  Будто,  что- то холодное, чёрное, охватило её…

     Денёк стоял солнечный,  почти безоблачное  небо, а настроение уже не было…   Они добрались к его месту жительства, Валера жил на Петроградской стороне.

      Дом колодец, старая коммуналка. Он жил с мамой в двух маленьких комнатках. Бедное убранство, да же для семидесятых годов!  Мать – старушка,  больше похожая  на  бабушку, чем на мать. Она долго рассмотрела Нельку,  с ног  до головы. Ничего не сказав, тихо поздоровалась.
 В честь приезда  молодых,  мать  приготовила праздничный обед.  Потом, Нелька и Валера  пошли гулять по Питеру. Масса впечатлений! Красивый город! Валера был начитан и снова поражал Нельку своей эрудицией. Он много рассказывал интересного. Но, это всё уже не радовало  Нельку, у неё перед глазами стояла та,  усталая женщина с ребёнком.

    Вечером пошли к нему в комнату. Скудность обстановки. Стол  видавший виды, два стула, этажерка пятидесятых годов, с книгами. И старый кожаный диван. Они  выпили немного вина,  он начал читал Нельке  стихи. Хорошо читал. Он был хорошим актёром.

   А потом была их  первая ночь…  У Нельки вообще это было впервые….
  Наверно для женатого  мужика, это всё было,  обычным  делом… Так и должно быть, нормальная потребность организма. Но Нельке,   было  противно и больно…. Она представляла это,  не так…. Совсем не так…. Ей хотелось плакать, но слёзы почему то не текли. Она прижалась к своему любимому, в надежде,  что он, утешит её словами… Но он молчал. Было видно, что он  был недоволен.

  Утром Нелька пошла в ванну и встретилась с мамой Валеры, которая несла кофейник. Нелька поздоровалась…. В ответ услышала:

- Ты меньше попадайся на глаза соседям!

 Нелька опустила глаза…

Всё,  как – то перевернулось, ей уже ни чего не хотелось! А хотелось  домой! В свой маленький, родной город, с тихими улицами и немноголюдными площадями… Нелька устала от Питера.

   Прожив неделю,  она  засобиралась. Валера не о чём  не спрашивал её,  как будто и не было ни чего…. Ни разговоров про свадьбу, ни поцелуев , ни добрых слов. Всё просто рухнуло куда – то… Улетело… Испарилось! Улетучилось!
 
 Нелька уехала. Они ещё перезванивались, какой – то месяц, а потом и этого не стало.
   Прошло время, пролетели годы… Нелька успела побывать, два раза за мужем!
 Проживая, как могла свою жизнь, меняя её... Поменялась страна,  сама  жизнь в ней, тоже изменилась...

  И теперь  лишь воспоминания, иногда посещают   уже бабушку НЕЛЮ….
Которая,  не жалеет не о чём и нянчит своих прекрасных внуков…

25. Чудовище по имени Гырл http://www.proza.ru/2017/03/10/2175
Любовь Казазьянц
Фантастический рассказ
Девочка-селянка лет пятнадцати, подходила к стоящему на их участке сараю, с мыслью взять немного сорванных в этот день фруктов для еды. Она шла медленно, любуясь цветущей природой.
Погода стояла замечательная. В Джейрахском районе Ингушетии лето было в разгаре. Природа дарила тёплые солнечные дни. На деревьях пели птицы, свежая травка зеленела ковром,   на кустах спели ягоды - черника, ежевика, рядом цвёл можжевельник. В саду расцвели фиалки, садовые колокольчики. Рядом цвела роскошная гортензия, которую она сама сажала прошлой весной. Красота и яркая зелень утра поражали своей свежестью. А небо – пронзительной синевой.
Её родное село Гули располагалось в лощине между гор, находилось к юго-востоку района Джейрах. В 1830 годы оно было полностью разрушено карательным отрядом царских войск за сопротивление христианству. Село, то есть, в то время аул Хули был основан  семьёй Хулхоевых, дальней родственницей которых девушка являлась. Её звали Амина.
Приближаясь к сараю, девушка вдруг услышала какой-то подозрительный шум и копошение внутри низенькой постройки. Открыла скрипучую дверь, но никого не увидела, только фрукты - яблоки и сливы были разбросаны по земляному полу, а корзина, в которой они лежали, валялась на полу перевёрнутая.
- И кто же это повадился в наш сарай? Какой такой зверь? – громко возмутилась она. Её приятный голос звонко прозвучал в пустом строении. – А может это кошка или лиса впопыхах перевернула корзину? – вслух предположила Амина.
Ответа не последовало.
После этого случая Амина стала замечать, что пропадают фрукты и овощи из сарая, а также яйца в курятнике каждый день уменьшались в количестве. Девочка решила проследить, кто повадился так ловко воровать в сарай.
Через несколько дней Амина заметила, что и сено у их лошади тоже стало пропадать.
Девочка поделилась этой новостью со старшей сестрой Салимой. Она была не три года старше Амины. Они обе решили, устроить засаду вору в маленькой конюшне.
После вечерней уборки конюшни, когда их брат Тамбулат и отец Хасиб ушли в дом, девушки решили заночевать в конюшне. Пробрались туда поздно ночью и спрятались в сене. Не заметили, как заснули. А под утро обнаружили, что немного сена снова пропало. Когда рассвело, девушки увидели странные большие следы на земляном полу, а веточки и травинки сена были разбросаны рядом со следами. К их удивлению, следы оказались человеческими, только очень большими.
- Салина, вроде бы великанов в нашем селе не наблюдалось! – в шутку заявила Амина.
- Да, сестрица, представляешь, какого роста должен быть этот человек? Думаю, метра два с хвостиком, а то и три… - продолжила Салима.
- Ага. Смотри, у лошади грива заплетена как-то по-особенному в несколько рядов, - вдруг заметила Амина, поглаживая лошадь по холке. - А может нас просто хотят разыграть какие-то шутники?
- Да нет, не думаю. Как можно подделать такой большой след ноги? Да и косы заплетать так мудрёно мальчишки точно не умеют, – отвергла её предположение Салима.
- Вообще-то ты права.
- Тогда кто это может быть?
- Знаешь что, давай папе расскажем, - предложила Амина.
- Давай.
- Тогда пошли.
Девочки рассказали отцу про вора, про заплетённую гриву и странные следы в сарае.
- Ну-ка, пойдёмте, посмотрим на следы вашего великана! Мне даже самому стало интересно, кто бы это мог быть?
Хасиб с девочками направился к сараю. Они тихонько вошли внутрь. Следы были на месте, куда им деваться!
Отец присел на корточки и внимательно изучил следы. Они тянулись к выходу из сарая. 
- Да-да! – протянул он и присвистнул. – Да, это весомые вещественные доказательства. Сколько живём здесь, а такого не видывал! – Может какой-то великан пришёл из ближайшего лесного массива. Там дикая природа. И мало кто туда ходит. Надо будет серьёзно понаблюдать и поймать вора.
- А мы со вчерашнего дня наблюдаем. Но никого не обнаружили. Мы с Аминой заснули на посту, - созналась Салима.
- Ох, надо же! А что вы могли предпринять, если бы он вам показался на глаза? – спросил отец, ухмыляясь.
- Не знаю папа. Ну, может, подняли крик, и он бы испугался! Да и Нут залаял бы точно, – предположила Амина.
- Сейчас прямо, этот вор тебя бы увидел и испугался! А если бы он напал на вас? Ты же не знаешь, как он себя поведёт, это же опасно! И вообще, нам не известно, как наш гость выглядит. Может это какая-нибудь чупакабра? Обещай мне, что вы больше не сунетесь сторожить это существо! Я сам этим займусь. Может, и капкан поставим.
- Хорошо, папочка. Но мы думаем, что, наверное, это соседские ребята над нами подшутить решили.
- Ну, что ты глупости городишь, Амина! Ты что сама не видела эту громадную стопу?
- Да, такое подделать невозможно, - добавила Салима.

После этого случая прошло две недели. В сарае за это время никто больше не копошился.
Но вот однажды, когда отец Хасиб и брат Тамбулат ушли в поле, Амина возилась в огороде. Пошла в сарай за граблями, которые стояли у противоположной к выходу стены. Амина уже собралась выходить из сарая, как вдруг, сбоку, краем глаза заметила высокую тень, которая метнулась к выходу. Девочка резко повернулась и увидела у открытой двери сарая огромное мохнатое существо. Оно сверлило девочку взглядом, его глаза чёрными бусинами еле угадывались под густой длинной коричневатой шерстью, спадающей на мохнатое лицо.
Удивительно, Нут даже не тявкнул. И Амина совсем не испугалась, а только испытывала любопытство.
- Постой! – громко и уверенно произнесла она. – Пожалуйста, не уходи! Это ты к нам в сарай повадился фрукты воровать? Так я тебе сама дам, мне не жалко. Вот возьми!
С этими словами девочка зачерпнула из корзины, стоящей рядом с ней, сливы и протянула спелые плоды неизвестному существу.
В ответ существо негромко промычало. Слышались какие-то нечленораздельные звуки:
- Брмша… Гылр… Гырлм…Бырм… - что-то в этом роде.
- Возьми, поешь, мне не жалко… - чуть приблизившись, она снова протянула ему сливы.
- Крмш… Шрамра… - резко промычал он, не двинулся с места.
- Это ты меня благодаришь так? – улыбаясь, спросила девочка, и положила сливы в маленькое сито, подтолкнула его к неведомому существу.
Он поглядел на девочку недоверчиво, но фрукты сгрёб своей лапищей и стал смачно есть. Как видно, сливы показались ему очень вкусными. Он жевал и издавал чавкающие звуки, при этом выплёвывал косточки, немного закатывая глаза, видимо от удовольствия.
- Я рада, что тебе нравится наша слива. А мне – не очень. И как ты её только ешь? Она же кислая! А вот яблоки очень вкусные!
Амина жестом предложила ему ещё слив и несколько сочных яблок. Он снова принял подношение и съел фрукты с аппетитом.
- Кырычи… Гырылы… Шир-пыр-мырк… - пережёвывая, бормотал он.
Существо вытянуло нижнюю губу и замотало огромной головой сверху вниз, видимо в знак благодарности. Оно снова что-то промычало и грузно ретировалось задом, выйдя из сарая. Амина осталась стоять в недоумении. Когда она пришла в себя и вышла из сарая, загадочного существа и след простыл. А огромная казахская овчарка Нут сидел у своей конуры поджав хвост и почему-то скулил.
"Надо же, как быстро пропал куда-то! И кто же это такой? А я даже не спросила, как его зовут", - подумала Амина. – Неужели это этот громила своими огромными ручищами так изящно заплетал косы нашему коню? Надо рассказать Салиме, брату и папе, вот они удивятся"…
За обедом мама, как обычно, всех собрала за большим столом. И Амина рассказала про сегодняшнюю встречу со сказочным существом.
- Мамочка, я его вовсе не испугалась! Он смотрел на меня и даже разглядывал, наклоняя голову то вправо, то влево. Он всё время что-то мычал под нос. Сливы ему наши очень понравились, а яблоки – ещё больше!
- А как он выглядел? Опиши его внешний вид? – попросил Тамбулат.
- Он был такой большой и очень мохнатый, но совсем не страшный! У него крупная волосатая голова, немного даже вытянутая кверху. Широкие плечи. Длинные руки, с пятью пальцами. Я их разглядела, когда он ел сливы. Ноги тоже большие и мохнатые. Шерсть местами коричневая с подпалинами. Он высок ростом, но ходит, сгорбившись, размахивая руками.
- Ты знаешь, я догадываюсь, кто повадился к нам в гости: это йети, снежный человек. Его часто встречают в горах и в непроходимых местах.
- А кто это такой этот йети? Он - человек или животное? – спросила Амина.
- Наука ещё не установила точно их происхождение, доченька, - разъяснила мама.
- Ну, конечно, для исследования надо пой мать йети, но этого ещё никому не удавалось сделать, - уточнил Тамбулат. – Я читал в интернете, что эти создания обладают пара нормальными способностями и даже могут быть невидимыми, а также могут управлять гравитацией Земли и временем.
- Да, а ещё они обладают гипнозом, - добавила Салима.
- Ага, точно, - отозвался Тамбулат.
- Мне доводилось встречать йети в горах. Но я видел его издалека. Они, как правило, не вступают в открытый контакт с людьми. Избегают встреч с человеком, не вмешиваются в нашу жизнь. Видимо, не доверяют людям. Как это существо не убежало, увидев тебя, доченька? – спросил папа.
- Видимо, он почувствовал, что я не представляю для него угрозу. И на самом деле плохих мыслей не было в моей голове в момент нашей встречи, - предположила Амина. – И потом, я всего лишь предложила ему отведать наших фруктов, за которыми он охотился.
- Ну, ты в следующий раз будь с ним осторожна. А то он и обидеть может.
- Нет, папочка, он добрый и хороший.
- Откуда ты это знаешь? – спросил отец.
- Я это чувствую.

Прошло несколько дней. Однажды, ранним утром Амина проснулась от шума во дворе, а точнее в курятнике. Она выскочила во двор, накинув на себя лёгкое одеяло. Из курятника выскочили куры, а за ними этот большой и мохнатый. В руке у него было несколько яиц.
- Ага, попался с поличным! – воскликнула Амина. Но увидев, что существо стояло в растерянности, добавила: - Ну ладно, я совсем не сержусь на тебя, кушай наши яйца, они свежие и вкусные! Особенно варёные. А как тебя зовут? – спросила Амина и застыла в ожидании ответа.
Существо пробормотало что-то несуразное, типа: "Бырл, Гырл…   
- Ага, тогда я тебя буду называть Гырл, согласен?
Существо взглянуло на Амину сквозь копну шерсти, спадающую на глаза, и снова промычало что-то, по-видимому, одобрительное.
- А хочешь, я угощу тебя варёной кукурузой с нашего участка? Это очень вкусно, особенно с солью. Подожди минутку!
Девочка вбежала в дом и через минуты две появилась на пороге с двумя спелыми варёными початками кукурузы, солонку с солью Амина держала в левой руке.
- Вот, попробуй! Тебе понравится.
С этими словами девочка протянула ему початок, предварительно посолив его. Гырл начал жадно кусать початок. И Амина увидела его крупные жёлтые зубы. А йети ел кукурузу и мурлыкал от удовольствия. Это угощение заметно пришлось ему по вкусу. Закончив есть кукурузу, Гырл, мурлыкнул и глазами показал на второй початок кукурузы, а потом указал рукой, давая понять, что хочет ещё. Амина протянула ему второй посоленный початок. Чудовище осторожно взяло его прямо из её руки, промычав что-то приятное. После того, как он съел второй початок, благодарно наклонил голову вперёд и снова что-то тихо промямлил.
- Ну, вот, наелся!? Приходи ещё, я тебе снова сварю угощение. Яйца и кукурузу. А теперь иди домой. А то тебя увидят мои родные. Иди, иди, подобру-поздорову! – Амина сделала жест рукой, прощаясь с гостем. Тот сразу же понял и, почёсывая бок, нехотя ушёл восвояси. 
Через час пришли отец и брат. А мама с Салимой возились с приготовлением обеда.
За столом Амина снова рассказала про своего нового знакомого. Родители не поверили ей. Папа и брат решили, что она придумала фантастическую историю с кукурузой.
- Ты что, Амина, не знаешь, что йети не подпускают к себе практически никого. Даже если люди их издали заметят, да ещё сфотографируют, это считается большая удача. А ты нам тут сказочки рассказываешь, что это чудище у тебя с руки кормится!
- Ничего я не придумываю, - обиженно пробурчала Амина. – Это - чистая правда, понятно! Я сама ему сказала, чтоб он ушёл побыстрее. Боялась, что вы его напугаете, и он больше никогда ко мне не придёт.
- Ладно, ладно, не обижайся, - вступилась за дочку мама, - просто это существо очень опасное и большое, кто знает, что у него на уме!? Может он захочет тебя похитить?
- Ещё чего! Он совсем не злой и не вредный! У него глаза добрые, я же видела. Он даже громких звуков не издавал рядом со мной. Он хороший! Он теперь мой друг. И я никому не позволю его обижать! – громко заявила Амина.
- А меня ты с ним познакомишь? – приблизившись к сестре, шёпотом спросила Салима.
- Может быть, когда он немного освоится…
-  Ладно, договорились.
- Теперь его зовут Гырл. Я дала ему это имя, - ответила шёпотом сестре Амина.
- А за что это ты ему дала такое странное имя? – поинтересовалась Салима.
- Он сам себя так назвал.
- Ой, как это? – удивлённо спросила Салима.
- Тихо! Я тебе потом расскажу.

Прошло 3 месяца. За это время Амина очень подружилась с Гырлом. Он обычно приходил в то время, когда взрослых не было дома, и появлялся йети неожиданно. А Амина щедро угощала своего мохнатого друга домашними продуктами.
Однажды, сёстры кормили в конюшне коня. Задали ему сена, устроились рядом на сеновале и болтали. Неожиданно девочки разом почувствовали чьё-то присутствие. Амина приложила палец ко рту, требуя тишины. Она  тихо привстала и увидела Гырла. Он стоял около коня, пьющего из ведра. Амина увидела, что Гырл медленно гладит коня по гриве и заплетает ему косички.
- Привет, Гырл!
Он повернул голову в её сторону и без всякого испуга продолжал заплетать коню гриву. Гром тихонько заржал.
Амина осмелела.
Она попросила Салиму встать, и сказала:
- Знакомься, Гырл, это моя сестра Салима.
Гырл искоса посмотрел на Салиму и что-то промычал, типа "Будем знакомы".
- Амина, а твоё чудовище Гырл действительно совсем не страшный. И вовсе не агрессивный. Я его тоже не испугалась.
- Пойдём, принесём ему из дома варёных яиц и фруктов.
Девочки принесли Гырлу еды, которую он с аппетитом съел.

Прошло ещё несколько месяцев. Однажды, Хасиб повёл детей в лес за ягодами и хворостом. Они долго бродили и зашли далеко. День клонился к вечеру. Похолодало. Дети устали, проголодались. Повернули назад. Отец попросил всех держаться вместе. Но Салима и Амина немного отстали. Как вдруг, недалеко от них хрустнули кусты. Салима закричала:
- Папа, волки!
- Тихо! Стойте, не двигайтесь! Тамбулат, быстро дай спички! – скомандовал он. Хасиб мгновенно поджёг длинную ветку и вышел вперёд, прикрывая девочек.
Они совсем растерялись. Сёстры обнимали друг друга. И тут, откуда ни возьмись, появился Гырл. Он смело шёл на волков. Его глаза светились. Он делал какие-то пасы. А три волка сгрудились и постепенно сникли, прижались к земле, поджали хвосты и, завывая, попятились назад. Гырл почти вплотную подошёл к ним и как рыкнет. Волки мигом разбежались, только пятки сверкали.
Вся семья начали обниматься и целовать друг друга. А Амина подошла к их спасителю и погладила его по руке.
- Огромное тебе спасибо, дорогой мой друг, Гырл! Как ты вовремя появился! И откуда ты узнал, что с нами беда приключилась? Если бы ни ты, случилось бы непоправимое! Какой ты добрый, хороший! – и девочка снова погладила Гырла по мохнатой руке, а потом прильнула к его руке щекой.
- Да, спасибо тебе за спасение моих детей! – подхватил Хасиб. – Не ровен час, случилось бы несчастье! Приходи к нам всегда, мы будем рады тебе и твоим близким. Можешь приводить и их.
Так чудовище Гырл спас всю семью от голодных, разъярённых волков.

26. Родное сердце http://www.proza.ru/2017/05/15/1695
Любовь Казазьянц
Родное сердце
Женщина среднего возраста сидела за накрытым к ужину столом и ждала, когда муж выйдет из ванной комнаты, помыв руки, сядет за стол. Видно, что она нервничает: на верхней губе видны капельки пота, одной рукой она теребила белую матерчатую салфетку, а другой то и дело поправляла густые чёрные волосы, которые непослушно падали на щеку, промокала лоб салфеткой и терпеливо ждала появления супруга. Её тёмно-карие глаза снова и снова внимательно осматривали стол. Вот она поправила скатерть, пододвинула бокал для вина ближе к тарелке мужа и чему-то улыбнулась.
"Интересно, как он отреагирует на моё сообщение? Радостная новость… Наверняка, обрадуется или… не уверена. Всевышний поможет…" – прерывисто вдыхая, думала женщина.
И вот муж появился в просторном салоне, нежно поцеловал жену в щёку и присел рядом с нею за стол. Мягким движением поправил кипу. Открыл бутылку, налил в бокалы красное терпкое вино и одними губами произнёс молитву, благословляющую хлеб и еду на столе в благодарность Господа за посланную им благословленную пищу. После молитвы супруги пригубили вино и принялись за еду.
Женщина первой прервала молчание.
- Исаак, я хочу тебе сообщить отличную новость, что-то очень важное и долгожданное для нас обоих!
- Ну, так в чём же дело, дорогая, внимательно слушаю тебя! – продолжая жевать, ответил он.
- Можно, я это сделаю после трапезы? – поглядев на мужа с загадочной улыбкой, предложила супруга.
- Конечно, милая Сейра. А что тебе мешает это сделать прямо сейчас, в эту минуту? Или ты хочешь меня заинтриговать ещё больше, чтобы я поскорее опустошил тарелку? – посмотрев на супругу с оживлённым интересом, уточнил муж.
- Нет. Сейчас не могу… Понимаешь, пропадёт ощущение торжественности, - опустив глаза в свою тарелку, заговорщическим тоном произнесла жена.
- Хорошо, я тебя не тороплю.
Закончив трапезу, Сейра молча убрала посуду со стола и, присев на своё место, тихо начала разговор:
- Помнишь, дорогой мой муженёк, наш разговор о потомстве после моей операции в больнице? – многозначительно взглянув на мужа, спросила она и положила свою пухленькую, ухоженную руку на его большую ладонь.
- Да, конечно, помню, как ни помнить! Ведь это животрепещущий вопрос для меня и нашей семьи… Кстати, как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно, мой заботливый муженёк. Ну, так вот, хочу тебе сообщить, что я… беременна! – объявила она, торжественно подняв голову.
- О-о-о, наконец-то! Какое радостное и прекрасное событие! – довольно улыбаясь, воскликнул муж. И вскочив с места, начал кружить вокруг супруги, ласково касаясь то шеи, то плеча, поцеловал жену в щёку, а потом расцеловал её руки. В этот момент он был похож на павлина, распустившего свой фантастически яркий, блестящий на солнце хвост.
- Да будет благословенна эта минута моего существования на Земле! Я необычайно счастлив! А ты была у своего кардиолога, а у врача в женской консультации? – беспокойно поинтересовался супруг.
- Да, милый мой, не волнуйся ты так! – обнимая мужа за плечи, успокаивая его, ответила Сейра.
- И что же сказал кардиолог?
- Он меня заверил, что всё будет хорошо, если я буду беречься от стрессов и эмоциональной перегрузки.
- Я тебя поздравляю, моя любимая жёнушка! Значит спиртное теперь противопоказанно! – погрозив пальцем, обняв женщину, воскликнул Исаак. - С Б-жьей помощью, когда ты родишь мне сына или дочь, я стану самым счастливым человеком на Земле!
- Но в женской консультации врач изучил мою анкету, узнав о беременности, предупредил, что нагрузка при родах на новое сердце может стать критической! – с сожалением дрожащим голосом добавила женщина.
- Ну что ж, врачи всё взвесят и объявят нам свой вердикт. Не думаю, что это так критично, чтоб они предложили сделать аборт. Не волнуйся, дорогая, всё будет хорошо! – успокоил муж и с этими словами горячо обнял супругу. – Мы ведь девять лет так мечтали о ребёнке!
Жена кивнула в ответ.

Время шло своим чередом. Наступила осень.
Супруги скоро узнали, что у них ожидается двойня, чем Исаак был обрадован вдвойне. Но их радости мешала тревога за пересаженное Сейре два года назад сердце. Про уникальную операцию Сейры тогда даже писали в газетах, а средства массовой информации раздули шумиху. Так об этом узнала жена мужчины, от которого пересадили сердце Сейре, умершего скоропостижно. Жена этого человека дала разрешение с трудом, надеясь на то, что хотя бы его сердце послужит спасению чьей-то жизни. Но потом очень переживала из-за своего решения. Её звали Мария. Она звонила Исааку после операции Сейры и высказала своё негодование, плакала. Но перед самыми родами близнецов Мария снова позвонила. Трубку взял Исаак. Мария поздоровалась и спросила, можно ли поговорить с Сейрой. Но Исаак не хотел тревожить беременную жену и отказал ей, сославшись, что Сейра на приёме у врача. Тогда Мария попросила сквозь слёзы:
- Передайте Сейре счастливо разродиться! Я желаю вам удачи и благополучия! Пусть она будет здорова!
Исаака очень тронул разговор с Марией, и он рассказал Сейре о звонке жены донора.
Сейра под пристальным наблюдением врачей родила в срок здоровых малышей – мальчика и девочку. Роды прошли без осложнений. И её здоровью ничто не угрожало. Через неделю Сейра и дети вернулись домой. Папаша из Исаака вышел отменный: Исаак во всём помогал ей, вставал  ночью, менял и кормил своих ненаглядных малышей. Мальчика назвали Авив – в переводе на русский "весна, колос", а девочку – Ирит – в переводе "цветок".

И вот однажды вечером в дверь позвонили. Сейра открыла входную дверь и увидела на пороге пожилую женщину с цветами, которая спросила: "Дома ли Исаак?"
- Да, - ответила Сейра. – Он сейчас занят с детьми. А вы, простите, кто?
- Ой, извините, я не представилась. Меня зовут Мария. Я жена того человека, от которого вам пересадили сердце. 
Сейра смутилась, но потом оживлённо сказала:
- Я вам так благодарна, спасибо вам огромное за разрешение! Вы спасли меня от смерти.
- Я пришла поздравить вас с благополучным рождением детей и возвращением домой! Вот, возьмите подарки… от всей души. Я так рада за вас! И будьте счастливы! – с этими словами она вручила Сейре цветы и свёртки. – Вы не будете на меня сердиться, если я попрошу кое о чём?
- Нет, что вы! Пожалуйста, что вы хотели?
- Можно мне послушать сердце моего Марика? Ой, простите, теперь оно уже ваше. Я так по нему тоскую! Марик был  прекрасным человеком и достойным мужчиной. Я потеряла родную душу…
- Конечно, пожалуйста, - ответила Сейра.
Мария обняла Сейру и приставила ухо к её новому сердцу.
- Прекрасный ритм! Бьётся ровно, как часы! - с тяжёлым вздохом сказала она и присела на стоящий рядом стул.
В комнату вошёл Исаак, поздоровался с гостьей. Они не были знакомы. Мария представилась и поздравила Исаака с прибавлением семейства.
- Уважаемая Мария, у меня есть предложение: давайте мы вас сделаем третьей бабушкой для наших малышей? – радостно предложил он.
- Зачем же бабушкой?! Я хочу быть им гораздо ближе! Буду помогать, чем смогу и посидеть с детишками, а когда они повзрослеют, буду забирать из детского садика, а потом со школы. Вы согласны? – она с надеждой посмотрела на родителей близнецов. – У меня-то нет внуков.
- Хорошо, мы не против. Но до этого ещё дожить надо, - заключил Исаак.

27.  Хрустальный мяч http://www.proza.ru/2013/05/31/1114
Ася Васильева
- Почему ты плачешь, Милое Дитя? – спросил Ангел у маленькой светловолосой девочки в нежно-розовом платье. Она сидела на траве, а перед ней лежала груда переливающихся на солнце осколков.
- Кто ты? – подняв голову и посмотрев на Ангела синими, словно осеннее небо глазами, спросила девочка.
- Я Ангел. Я пролетал мимо и увидел, что ты плачешь. Тебя кто-то обидел?
- Ты разве не видишь?!!- в голосе девочки звенела смесь гнева, удивления и сожаления, - этот глупый мальчишка разбил мой хрустальный мяч! Он сначала мне его подарил, а потом разбил. Это был мой любимый мячик!
- Как же так произошло, что мяч разбился?
- Мы играли. Он предложил мне игру кидать друг другу мяч.
- Но ведь - это же хрустальный мяч, одно неловкое движение, он упадет и разобьётся!!!
-  И я ему об этом говорила! А он сказал, что я могу ему доверять, что будет осторожно бросать, прямо мне в руки и обязательно будет ловким, чтобы поймать мой бросок…
- Но видимо не был так ловок и осторожен..
- Да…, - в глазах девочки снова блеснули слезы.
- Дитя, не плачь! – Ангел дотронулся ладонью головы девочки, - расскажи, что было дальше.
- Мы начали играть. Сначала все было прекрасно. Мяч в лучах солнца светился и переливался разными цветами. Мы смеялись, кидая его друг другу. Мой друг был очень внимательным и осторожным, ловким, когда я кидала мяч… А потом…. а потом, - голос девочка дрогнул, она  вздохнула и продолжила, - он бросил мяч, а я, засмотрелась на чудесную птицу, она сидела на ветке бука, и не успела поймать мяч. Он упал в траву...
- И разбился?
- Нет. Просто дал трещину. Совсем маленькую, но мой друг обиделся и сказал, что я неуклюжая. А ведь мне тоже неприятно, что мой мячик дал трещину… Мы помирились и продолжили игру. Потом мой друг не поймал мяч, засмотревшись на красивую бабочку. Мяч не разбился, только дал новую трещинку…
- И вы, несмотря, на это продолжили игру? – Ангел был удивлен.
- Да. Эх, если бы ты видел,  как красиво он переливался в лучах солнца!!!
- Я вижу, как переливаются его осколки…
- Да уж, осколки тоже неплохо блестят, - вздохнула девочка, - но совсем не так, как целый мяч!!!
- Ну и как же так получился, что мяч все-таки разбился?
- Когда мой друг не поймал мяч во второй раз, я начала переживать и попросила больше не играть. Но он пообещал мне, что не уронит, но снова уронил… Мяч опять дал трещину. Друг поднял его, а я стала просить его прекратить игру, плакала, кричала… А он вместо того, чтобы послушать меня, закричал: «Я хочу играть и буду играть!» И как бросит мяч в мою сторону…, - девочка замолчала на секунду, чтобы набрать воздуха в легкие, - бросок был такой сильный и неожиданный, что я не успела поймать, и мяч упал вот на этот камень, - она показала Ангелу небольшой, размером взрослую мужскую ладонь, серый камень, - и разбился…
Девочка снова была готова заплакать…
- Милая!! А где же твой друг?
- Я обиделась и прогнала его. Он сказал, что я сама виновата, не поймала мяч. А ведь он его так специально сильно бросил чтобы я не поймала…
- И что, даже не пытался извиниться?
- Пытался, только я не стала слушать, закрыла уши ладошками и сказала, чтобы он уходил…, - девочка заплакала.
- Дитя! – Ангел обнял ребенка, - конечно вы оба немного виноваты, но не стоит так казнить себя. Пусть это будет для вас уроком, что нельзя вот так беспечно играть с хрустальным мячом. Но ведь это только мяч! Плохо, что вы поссорились с другом. Дружба – это очень ценная вещь. И порой потерять друга, значит потерять себя.
- Да я уже это поняла… но ведь ни друга,  ни мяч уже не вернешь…
- А ты не знаешь, кто этот мальчика, бегущий по тропинке? Случайно это не твой друг?
Девочка отстранилась от Ангела и взглянула на тропинку.
- Мой! – на лице девочки зажглась улыбка,  - а что это у него в руке, такое блестящее?
- Сейчас узнаешь! Прости, я должен лететь! Прощай, милая!
- До свидания, Ангел!
Ангел расправил крылья, взлетел и вскоре стал похож на облачко. Девочка несколько минут наблюдала за ним, а потом повернулась к бегущему навстречу мальчику.
- Привет! – прошептала девочка
- Привет! Прости, что так получилось с мячом! – зазвенел мальчишеский голос.
- Ничего страшного! Уже все хорошо! – улыбалась девочка.
- Смотри, что я принес! – мальчик протянул нашей маленькой героине небольшой серебристый шар.
- Что это? – девочка взяла в руки мяч.
- Это наш новый мяч!! В этот раз он сделать не из хрусталя. Хрусталь хоть и красив, но очень хрупок. А этот материал, несмотря на легкость, не разобьется, он даже прочнее стали, потому что сделан из настоящей дружбы! Нашей с тобой дружбы!  Теперь ему никакие падения не страшны, он и в воде не тонет и в огне не горит!! И, смотри, как блестит на солнце!! Не хуже хрустального!!
- Даже лучше!! – девочка светилась от счастья. Но вдруг на лице мелькнула тень, - а что мы сделаем с осколками старого мяча?
- Мы их закопаем под дубом на холме. А потом забудем о них и не будем вспоминать. И никогда больше не будем ссориться.
- Никогда-никогда не будем ссориться!! Я согласна!! Ну что, давай играть с мячом? – девочка улыбалась.
- Да мы будем играть, но не этим мячом. Ведь это наша ДРУЖБА!! А с дружбой не играют – её беречь надо!! И поэтому я сделал два мяча: один тебе, другой мне! Мы будем их хранить и беречь! А играть мы будем вот этим мячом – и мальчик достал обычный в желто-красно-синюю полоску резиновый мяч.
- Какой красивый яркий мяч!! С ним будет весело!! И давай уже будем играть!!  А то заболтались мы с тобой, а времечко-то идет. И день скоро закончится!!
- Давай!!!
Дети засмеялись и побежали по полю, перебрасывая друг другу мяч.


28. Мост http://www.proza.ru/2013/05/29/1304
Ася Васильева
-Думаю, не стоит, - услышала я низкий мужской голос
- Что не стоит?
-Прыгать не стоит. Рано и  холодно еще. Апрель, сами понимаете.
- Чего Вы взяли, что я собралась прыгать? – я стояла на мосту, и, перекинувшись через ограду, смотрела, как Кубань несет свои мутные воды. Солнце уже зашло, и недавно прошел дождь, от чего город, а мост в особенности, был окутан туманом. Неяркий свет фонарей придавал некую зыбкую освещенность, делая туман чем-то волшебным и холодным, но главное не пустым. Так хотелось спрятаться в нем от пустоты. Пустоты внутри меня. Еще два дня назад моё сердце переполняло счастье, а сейчас – черная пустота…
Что привело меня на этот мост? Разочарование? Боль? Разбитые надежды? – пожалуй, да. Банально скажите вы, избито и так бывает у всех, случается с каждым. Ну, вот случилось и со мной. И мост показался выходом. Вернее, прыжок вниз. Всего лишь шаг и здравствуй решение всех проблем. Правда, сделать это оказалось не так уж легко, и пока я раздумывала, на мосту появился мужчина. И почему-то сразу понял, в чем дело.
- Разве нет? – он смотрел на меня и, в его глазах было участие, что ли.
- Ну…
- Не стоит. Поверьте, наступит завтра и все будет по-другому. Неужели вы думаете, что докажете что-то прыгнув с моста? И решите свои проблемы?
- Мне кажется это не ваше дело, – я была поражена его нагло-участливым тоном
- А если я скажу, что сам недавно стоял как раз там, где сейчас находитесь Вы?
- Да, неужели?
- Да именно так. Полгода назад у меня умерла жена. ДТП. Её сбил на пешеходном переходе юный лихач. Он был пьян.
- Мне очень жаль…
Мужчина посмотрел мне в глаза и произнес:
- Самое сложное было не само осознание, что её больше нет, а произнести вслух, сказать друзьям, знакомым: «Лина умерла». Казалось, пока не произнесены слова, она жива. Мысленно ты понимаешь, осознаешь произошедшее, но пока слова не произнесены вслух, то этого как бы еще нет. У события еще нет формы, нет осязаемости, нет смысла. Но стоит сказать слова, и все, все становится реальностью, приобретает форму, смысл, и обрушивается на тебя огромной волной - цунами, закручивает, уносит в глубину безнадежности.  И этот вопрос: «Почему?» Ей было 25. Мы только недавно поженились. И мечтали. Мы очень,  много мечтали. Вот Вы мечтает о чем-то? – он замолчал, ожидая моего ответа. 
Я задумалась. Моя мечта? Какая она?
- Я не знаю. Когда-то я очень хотела поехать в Париж.
- А сейчас? Сейчас уже не хотите? Или вы там уже были?
- Не была.
-Но хотели бы?
- Нет.
- Стало быть,  вы не мечтаете.
- А зачем? Зачем мечтать? Если все мои мечты, мои надежды разбились в один миг, в одно мгновение.  Да что я говорю, ведь ваши мечты тоже были разбиты…
- Почему? Нет, я не перестал мечтать. Сначала мне и, правда, показалось, что жизнь закончена, мечтать не о чем, как в принципе и жить. Я пришел на этот мост, я был пьян.  И единственным моим желанием было прыгнуть с моста в реку, в темную водную бездну. Я даже перекинул ноги через ограждение и стоял по ту сторону моста. Мост был пуст. Никого не было. Тот вечер был холодным, пасмурным, промозглым,  такие вечера бывают только в ноябре. Противный ноябрь, мой самый не любимый месяц года. Месяц безнадежности и неотвратимости наступления зимы.  И когда я уже почти сделал шаг, я вдруг почувствовал на лице какое-то прикосновение, подняв вверх глаза,  я увидел снег. Первый снег. Мы всегда ждали с Линой первый снег. Для нас это было особым событием. Обычно мы устраивались возле камина с кружками какао и начинали мечтать, что на завтра, когда мы проснемся, во дворе будет много снега, и мы будем лепить снеговиков, делать снежных ангелов и играть в снежки. А на работу не пойдем, притворимся больными, и целый день будем вдвоем в нашем загородном доме. И даже спорили насчет перечня фильмов,  которые собирались посмотреть. Но как это обычно бывает, на утро никакого снега уже не было, а была лишь грязь и слякоть, и, проспав звонок будильника, мы наспех одевались и разъезжались каждый на свою работу. 
Именно в тот момент я понял, что должен осуществить мечту Лины. Она мечтала о приюте для бездомных собак. У нас были накопленные средства. А территорию для приюта я нашел довольно-таки быстро – это стал наш загородный дом. Жить я там не мог, все напоминало о ней, каждый уголок. У нас неплохой участок, довольно просторный. А переделать жилой дом в административное здание оказалось не так уж и сложно. Вскоре уладив все юридические вопросы, я начал возводить на территории вольеры для собак, нанял персонал, нашел хорошего ветеринара. В общем, сейчас в нашем приюте 30 питомцев. Немного, но все же. Мы планируем расширение и находим хозяев для собак. И знаете, я рад, что занялся этим. А еще мне кажется, что Лина рядом, она радуется вместе со всеми нами, когда мы находим нового хозяина для собаки.
Я не знала, что сказать. И что можно было говорить в таких случаях. Я просто молчала. И все мои проблемы, все переживания вдруг стали такими ничтожным, пустыми и нелепыми. А прыжок с моста такой глупостью.
- Спасибо вам, - только и смогла вымолвить я.
- За что?
- За вашу историю.
Он ничего не сказал, а  лишь улыбнулся, развернулся и пошёл прочь с моста. Я снова осталась одна, окруженная туманом, но мне не хотелось, чтобы он уходил. И тут мне пришла в голову мысль.
- Постойте! – вдруг крикнула я.
Мужчина обернулся, и вопросительно взглянул на меня.
- Я вспомнила. Я вспомнила, о чем я мечтаю!
- И о чем?
- А вы обещаете не смеяться? – сейчас мне уже казалось глупостью, то, что пришло в мою голову.
- Разве можно смеяться над мечтой?
- Я мечтаю прыгнуть с парашютом, научится управлять мотоциклом, полетать на воздушном шаре и взобраться на вершину Эвереста! А еще выпить чашечку ароматного кофе с черничными пирожными! – выпалила я.
- Ну что же! А вы небезнадежны!  И думаю,  стоит начать с кофе, - он улыбнулся, - и черничных пирожных. Тут кстати недалеко есть отличная кофейня…
Что ж я думаю, вы поняли, что одна из моих мечт в тот же вечер осуществилась. Знайте, чтобы не случилось в вашей жизни, какой бы безнадежной не казалось ситуация, все изменчиво. Пройдет какое-то время, неважно день, два, неделя, месяц, год, десятилетие - все станет другим. Главное, не отказывайтесь от мечты. Мечтайте и стремитесь к осуществлению своей мечты!

29. Наказание впрок http://www.proza.ru/2015/06/12/339
Феликс Цыганенко
Памяти друга и соплавателя, Леонтия Александровича – посвящаю...

Друг мой, начальник судовой радиостанции Леонтий Александрович, фамилия по понятным причинам пусть будет условно Кваснин, был награждён орденом Трудового Красного Знамени. В гражданском флоте получить такую награду – большая редкость! Необходимо совершить что-то необыкновенное. Что до личной жизни, у Лёни сохранилась привычка звонить б ы в ш е й супруге с возвращением судна на грешную землю. С Елизаветой он развёлся несколько лет назад. Детей им Господь не дал, а супруге Лёня оставил однокомнатную квартиру, мебель и прочее хозяйство. Удивительно, но бывшая жёнушка отвечала взаимностью и принимала моряка, тем паче... если он появлялся с подарками.
 
Немудрено, что после очередного кубинского рейса, Леонтий, оказался в гостях у Елизаветы. В этот раз, с кораллами и морской звёздочкой. Как не уважить женщину обаятельной наружности и с завидной фигурой. А ведь когда-то был её полным властелином! Увы... В этот приход Леонтий пригласил к Елизавете и коллег из отдела радиослужбы пароходства.  Это были хорошо знакомые специалисты, посещавшие Кваснина во время профилактики и ремонта судовой радиоаппаратуры. Компания расположилась за большим столом, где с приветливой улыбкой на лице, хозяйничала Елизавета. Обильная выпивка и приличная закуска - это в правилах моего друга. В общем, засиделись до позднего вечера. Леонтий был в эпицентре мужского застолья: потный и разгорячённый, с прилипшими на лоб остатками полинявших волос, он сидел во главе стола в одной майке и развлекал гостей морской бывальщиной и анекдотами.

Культурно отметив благополучное завершение рейса, бывшие супруги проводили гостей. Однако напрасно Лёня настраивался, на так манившую моряка, Лизкину постельку. Прошли те уютные времена...  Женщина проявила вдруг непонятную настойчивость, несмотря на тропические сувениры, и предложила  Леонтию... топать на судно. Обиделся Лёня и в адрес Елизаветы отправил несколько ядовитых выражений. Однако, как не крути, а пришлось Леонтию Александровичу уныло шагать на теплоход, в опостылевшую за рейс каюту.

Благо в Заполярье царил, как раз, полярный день. До проходной торгового порта оставались несколько сот метров, когда хмельного орденоносца настигла "хмелеуборочная" машина. Так «окрестили» в Мурманске милицейский спецавтомобиль.  Тут поневоле вспомнишь поговорку: «пришла беда, открывай ворота». Так и случилось! Об отдыхе моряка теперь "позаботилась" милиция. А ведь миролюбивый по натуре начальник судовой радиостанции, в свои сорок с небольшим лет, не представлял для окружающих ни малейшей опасности. Ни агрессивными действиями, ни внешним видом. Тем более, что человек с нетвёрдой походкой  -  картина для портового Мурманска была в те годы не столь уж и редкая.

Но и блюстителей порядка можно понять: богоугодное заведение, находилось на хозрасчете. С ослабевших до полной кондиции неприглядных мужиков, проку мало. Клиенты же, подобные Леонтию, вполне могли поправить финансовое положение вытрезвителя. Так что, погрузили загрустившего морячка в фургон и доставили по назначению. Для порядка помяли холостяку рёбра и скрутили за спиной руки . А пальчики, между прочим, у радиста, как и у музыканта, должны быть послушными. Иначе, точки с тире не отправить в эфир! Им даже тяжёлые предметы поднимать противопоказано. Так что нехорошо получилось с «блюстителями порядка», некрасиво…

Покидая утром заведение, «гостеприимно» приютившее моряка, Кваснин   понимал, чем могла ему обойтись эта ночь. Нет, не в материальном плане, бессребреник Леонтий за это не переживал. В те времена крепко наказывали за посещение подобного заведения, тем более  -  моряка загранплавания и члена компартии. Ночевать в вытрезвителе  -  им не к лицу!  Удручённый возможными репрессиями, Кваснин обратился с просьбой о помиловании к работнику медвытрезвителя. Старлей посоветовал принести букет цветов молодой секретарше, занимающейся отправкой документов по месту работы.  Сбегав на рынок, радист притащил большой букет свежих и  ярких гвоздик. Рыжая красавица приняла их с очаровательной улыбкой. И тут же начала рыться в документах. Потом потускнела и, отворачивая миндалевидные глаза, сообщила, что документы уже отправлены в пароходство.

Так что же делать? Леонтий Александрович опрометчиво решил, что "повинную голову меч не сечет". Уж лучше всё рассказать помполиту судна, товарищу Леопольду Угарову. Тем более, что согласно даже юридической практике, добровольное и чистосердечное признание - должно вызвать у помполита снисхождение к работнику эфира. Наивный человек, а ведь моряк уже бывалый! Лёня крепко пожалеет о своём необдуманном поступке, когда схлопочет... строгий выговор по партийной линии.

Бесцеремонный и надменный по характеру, могучего телосложения, Леопольд  Давидович, выслушав Кваснина, решил упредить события. А размышлял так: «когда циркуляр поступит с парткома или с отдела кадров, окажется, что он уже провёл...  воспитательную работу». И не в чем будет упрекнуть комиссара! А то ведь некоторые несправедливо считали, что помполит даром ел свой кусочек хлеба... с вагончиком масла.

Наскоро собрав немногочисленных судовых партийцев на внеочередное собрание, Угаров предложил обсудить проступок начальника радиостанции. Причём, невзирая на прошлые производственные заслуги Леонтия Александровича, его доброжелательный характер и прочие положительные качества. Имея первый разряд по шахматам, Леонтий частенько  ставил мат помполиту.  Леопольд Давидович, виду не подавал, но никак не мог придумать, в чём же ущемить радиста? Да, Лёня любил выпить, был такой грех, но его уважали в экипаже. Безотказный в работе радист принимал и отправлял круглосуточно личные радиограммы. Коммунисты предлагали на партсобрании поставить…  на вид Леонтию Александровичу. Но под давлением товарища Угарова  проголосовали за "строгача" по партийной линии. Резюме помполита: «в назидание другим коммунистам». Оно и сыграло решающую роль…

Стоянка в родном порту затягивалась, но обличающие документы, почему-то не поступали. Со смутным подозрением Кваснин поспешил к секретарше богоугодного заведения. Приветливо и виновато улыбаясь, старая знакомая бодро сообщила, что не стоит волноваться. Произошла, мол, канцелярская ошибочка, документы найдены и никуда не будут отправлены! Помня о большом букете гвоздик, девушка тепло прощалась с тружеником моря:
- Милости просим, морякам мы всегда рады помочь!
-  Нет уж, лучше вы к нам, обеспечим тёплый приём, - обещал на прощание Лёня Кваснин.

Во второй половине дня, Леонтий Александрович с ущемлённым чувством невинно пострадавшего, решительно занял столик в ресторане морского вокзала. Заведение расположено рядом с центральной проходной мурманского торгового порта,  так что угодить опять в хозрасчётную организацию (вытрезвитель) - меньше шансов.

Поздно вечером, поднявшись с трудом по трапу судна, Лёня энергично постучал в дверь каюты  помполита. Однако, Угаров на ночь закрывался на ключ…  на всякий случай. 
- Леопольд! О т к р ы в а й дверь…  поговорим по-мужски! - грозно требовал Кваснин.
Зная наклонности Леонтия Александровича во хмелю, помполит к двери не рискнул подойти.  А находившемуся в боевом состоянии работнику эфира, Угаров рекомендовал из-под одеяла:
-  Леонтий Александрович, не портите себе трудовую биографию?! Поднимайтесь, пожалуйста, в свою каюту…
- Благодарю… за очередную заботу! Поднимусь, конечно, но кое-что скажу…
И лишь когда,  через дверь,  Лёня объяснил помполиту,  что думал о нём, не спеша проложил курс на верхнюю палубу, в свою опочивальню...   

Через несколько лет я потерял связь с Леонтием Александровичем. В 90-х годах произошли большие изменения: развал большой страны, смута экспроприации, приватизации, акционирования и прочие революционные потрясения. На флоте сокращали экипажи, часть судов перешла в частные руки, что порождало безработицу и… уход моряков на суда под иностранным флагом.  Как пережил эти потрясения Леонтий Александрович, мне неведомо. Но от флотских ребят узнал, что Лёня…  ушёл из жизни. Это был прекрасный товарищ, человек доброй души и редкого обаяния. Память о моряке  арктического флота, что родом из донской казачьей станицы Семикаракоры, надолго останется в сердцах его друзей...

30. Хатанга - памятный рейс http://www.proza.ru/2018/03/31/417
Феликс Цыганенко
На снимках: посёлок Хатанга и кочевые
олени на берегах одноименной реки

Посёлок Хатанга в Красноярском крае, один из самых северных населённых пунктов России. Он расположен на одноименной реке, что по-эвенкийски означает «большая вода», «много воды». Своим рождением Хатанга обязана Мангазейскому морскому ходу, открытому поморами в шестнадцатом веке и связавшему Енисей с Обью. Поморы основали на Енисее несколько городков. В их числе был и Туруханский городок – ныне Туруханск. В начале семнадцатого века началось освоение Таймырского полуострова, где  и родилась будущая Хатанга…

В своё время автору этих строк довелось работать на мурманском теплоходе «Шура Кобер».  В начале 90-х годов к затерянному в тундре северному посёлку Хатанга совершили поход три судна небольшого водоизмещения, типа «Пионер»: «Павлик Ларишкин», «Тоня Бондарчук» и упомянутый «Шура Кобер».  От Хатангского залива в море Лаптевывх до одноименного посёлка в тундре необходимо пройти по ограниченной глубинами реке 115 миль! Мощные ледоколы будут ждать нашего возвращения в Хатангском заливе. Увы, большая осадка не позволит ледоколам помочь судам в быстро замерзающей реке. Потому до сентября месяца необходимо вернуться в залив. «Пионеры»  будут покидать порт в балласте, а река интенсивно замерзать. Так что…  зимовать в реке?  Потому спешили с выгрузкой  в порту и в первую очередь – свежих овощей и прочих продуктов!

И всё-таки, несмотря на короткую стоянку, мы осмотрели забытую Богом Хатангу. На берегу стоял памятник бурным событиям, развернувшимся на юге Таймыра весной 1932 года. Искусственное расслоение ненцев, нганасан, долган и эвенков на «кулаков» и «бедняков» привело к восстанию. В начале весны власти провели изъятие оленей, сделали попытки коллективизировать племенные хозяйства. В апреле восставшими под руководством шамана Р. Бархатова были арестованы прибывшие особоуполномоченные. В ответ на выступление из Дудинки отряда войск ОГПУ восставшие расстреляли двух особоуполномоченных, арестовали парламентёров и напали на чекистов. Разгромив его, но и понеся значительные потери, повстанцы расстреляли нескольких заложников. 21 апреля повстанческий отряд (в документах фигурирует как «Хатангская орда») захватили районный центр – посёлок Хатангу, убив его руководителей (они и перечислены на памятнике, что мы наблюдали на берегу) и взяли в заложники около ста русских жителей.
(По материалам книги «Враги народа» за Полярным кругом» С. Ларьков, Ф. Романенко, 2010)…

Большинство построек в Хатанге – деревянные, барачного типа строения. Однако новые дома делали уже не из кирпича или дерева, а из панелей. Все дома здесь на сваях - вечная мерзлота! Мы посетили и краеведческий музей, с очень отзывчивым персоналом. Там сразу привлекают внимание бивни мамонтов и череп овцебыка, фотографии, утварь и предметы обихода местных жителей и красивая национальная одежда. В посёлке около 3000 жителей, на основании археологических исследований ученые доказали сходство между коренными жителями: долганами, нганасанами и эскимосами Северной Америки. Однако, несмотря на все трудности выживания в условиях Крайнего Севера нганасаны  сохранили свой язык и веру - так и остались язычниками, не приняв православия. Традиционными занятиями долган и нганасан были и остаются оленеводство, охота и рыболовство. У кого-то из местных жителей вялилось на воздухе мясо оленя. Оно приятное на вкус, не очень соленое - отличная закуска к пиву!

В памяти у моряков осталась удивительная картина: в центре Хатанги мы встретили интересный склад-магазин, где в огромных чанах плавала рыба, да какая?! Конечно, мы приобрели по местным ценам  «неземное» богатство! Это был вкуснейший красный голец, имевший название королевской рыбы, а также омуль, нельма…  Конечно, вернувшись на судно, мы опробовали красную рыбку в каюте. Домой ведь эту вкуснятину, увы, не привезёшь, далековато. Так что устроили небольшой праздник в каюте. Огромные куски гольца, с которых капал жир, вызывали непомерный аппетит. Никогда и нигде больше не доводилось встречать такой шикарной рыбы! Ну как тут не употребить под такую отменную закуску водку «Абсолют», которым к удивлению забиты полки местных магазинов? Да, приняли крепкий напиток, но в меру… по морской рюмке…

Резко усложнившаяся ледовая обстановка на реке заставила свернуть работы в порту. Об этом позаботился прилетевший из Мурманска заместитель начальника пароходства. Пришлось даже оставить часть груза на одном из судов. Срочно «сматывать удочки» или остаться тут зимовать – возникла такая дилемма.

Тяжёлая схватка со льдом началась, едва отошли от причала. Задача усложнялась тем, что суда были в балласте. Потому плохо боролись со льдом. В акватории порта   помогали морские буксиры, работавшие вместо ледоколов. Увы, река промерзала всё глубже. За вахту удавалось пробиться во льду лишь на одну-две мили…

Неожиданную, но весьма существенную помощь, оказало гидрографическое судно тиксинской приписки. Новый теплоход финской постройки, имеющий мощный главный двигатель, догнал караван судов. Выйдя из Хатанги, «гидрограф» и проложил во льду канал «Пионерам». Суда пошли веселей.
Был и отвлекающий момент! В качестве экзотики моряки наблюдали на горизонте заснеженной тундры стада диких оленей. Сбившиеся в кучку животные передвигались встречным курсом с судном. Наблюдать такую картину с ходового мостика или каютного иллюминатора – редкая и удивительная возможность даже для моряков арктического плавания!..

Смычка полярных гидрографов с моряками мурманских судов-снабженцев принесла неоценимую пользу. Тиксинцы попросили лишь пополнить их топливные танки. В Хатангском заливе мощные ледоколы обеспечили топливом «гидрографа». Приветственными гудками встретили нас в Хатангском  заливе,  чуть не ставшими пленниками,  ледоколы,  в том числе, атомный богатырь «Сибирь». Разобравшись тут же в караван, суда взяли курс на Запад, к проливу Вилькицкого…

Картина сложного, но интересного плавания в глубины Таймыра поражала и удивляла  своими просторами и своеобразной природой. В памяти  моряков остался небольшой посёлок Хатанга, затерянный в тундре на сотни и тысячи миль. Но так уж устроена жизнь и работа торгового моряка, что судно, освободившись от груза, должно возвращаться в порт приписки, Мурманск. Новое назначение поступило на переходе в виде радиограммы от диспетчерской службы пароходства. В ней сообщалось, что теплоходу «Шура Кобер» предстоял рейс, в тёплые края, порты Острова Свободы. Если кого-то из арктических моряков и тревожил радикулит –  появилась надежда погреться на солнышке в тропиках…   

31. Заводские галчата http://www.proza.ru/2018/06/11/543
Влад Валентиныч

В ноябре 1951 года бабуля привезла меня в Ташкент к родителям. Был я толстым бутузом , на русском не разговаривал, понимал только украинскую речь. Родителей забыл начисто и признавал только  бабушку. Отец по-украински не говорил, мать тоже разговаривала плохо. Был здоровым, но в одежке до такой степени заношенной, заплата на заплате. Родители жили тогда гражданским браком. Потом они расписались.
      По этому поводу был такой случай. Положили меня в больницу. Родители пришли навестить, но меня найти не могут. Санитарки бегают, ищут. Никто не знает. Отец был человеком решительным. Он без халата прошел в палату и увидел меня с другими детьми. Санитарки подошли ко мне и спрашивают: - как твоя фамилия? Я им ответил.

      Жили родители в доме барачного типа и была у них комната 2,5 на4 метра Дом стоял как бы в ущелье между высокими стенами складов двух смежных заводов.
      В этой штольне проходила железнодорожная колея, которая вела на завод. Барак был разделен на две симметричных части, в каждой из которых жило по две семьи. Веранда была общей. Двора не было. Был узкий тротуарчик, ведущий к веранде.
Окна нашей комнаты упирались в стену и света почти не было.
      У четырех семей было шесть детей. Старшая, Светка Котлярова, была старше  года на два. Остальные были почти погодки.
      Считались мы заводскими детьми и приносили заводу большие бедствия своими выходками. Воровали подшипники на самокаты, били лампочки в цехах из рогаток.      
      У проходной завода был магазин, входом за территорию, а двор, огороженный высоким  забором, был на территории завода. Мы сделали удочку с петлей, подкатили к забору железную бочку, поставили на нее деревянные ящики и через забор воровали пустые бутылки (каждому по бутылке). Потом выходили через проходную на улицу и сдавали в этот же магазин. В магазине на вес продавали огромные пряники с глазурью. Нам отрезали по большому куску, и мы уходили очень довольные.
      Много позже я узнал, что директор магазина знал о наших проделках, но запретил нас ловить и шугать, а тем паче, говорить родителям. Больше бутылки мы никогда не брали, а недостачу в шесть бутылок он покрывал за свой счет. Этим он хотел помочь детям в трудные послевоенные годы. Конечно, мы много портили и ломали, но взрослые и начальство относились к нам снисходительно.
      На заводе были железные телеги с водилом. Подсобные рабочие возили на них детали с нижнего цеха в гору к верхнему. Мы прятались где-нибудь поблизости и ждали, когда они унесут последнюю партию деталей, потом вскакивали на тележку и мчались вниз под гору, управляя водилом, как рулем. Внизу бросали телегу и разбегались. Рабочим приходилось спускаться до самого низа, чтобы дотащить ее до своего цеха.
      Раньше конструктора чертили чертежи на ватмане, потом копировали на кальку, а с нее – на светочувствительную бумагу(синьку). Кальку  накладывали  на светобумагу, крепили на большом планшете и прижимали стеклом. Все это выставляли на солнце. Потом аммиаком проявляли и закрепляли. Однажды я шел откуда-то домой (был один) и увидел у верхнего цеха телегу. Я на нее уселся и поехал вниз, но как говориться, не справился с управлением и налетел на целый ряд выставленных планшетов. Конечно, кальки порвал, стекла побил, планшеты поломал. Я бросил телегу и убежал , но меня вычислили и отца вздрючили.
     Другой раз у конторы увидел электрокар-подъемник. Он, видать, застрял в грязи в пятницу или субботу. А за воскресение земля подсохла. Я на него уселся и нажал на педаль. Он у меня выпрыгнул из ямы и врезался вилами в стену. Я, конечно, тут же сбежал. В понедельник директор пришел на работу, а с двух сторон его кресла торчат вилы, пробившие стену. Меня опять как-то вычислили, хотя в воскресение никого рядом не было.
      Директор меня терпеть не мог , но после одного случая стал ко мне лоялен. Мы с Ванькой в воскресение шлялись по заводу и он уселся на ленточный конвейер и ухватился за раму с двух сторон руками, конвейер оказался под током (рабочие испытывали в субботу, но отключить и отсоединить забыли). Ваньку стало страшно трясти, я хотел его оттащить ,но меня ударило током. Я его не бросил, а схватил за штаны и сдернул с конвейера.  Он подергался на земле, но потом оклемался. Все это видел охранник, который бежал нам на помощь. Он и рассказал директору. Все обошлось, а мог директор и пострадать. Тогда насчет техники безопасности было очень строго.

      Была весна. На аллеях завода было  много сирени. Я шел по аллее и увидел, что на срезах сирени сок почти течет. Решил его попробовать. Сок оказался сладким, только пах псиной, но я все равно его нализался. А потом упал на асфальт и у меня начались конвульсии. Люди увидели и отнесли в медпункт. Была там очень опытная медичка. Она мне промыла кишки и сделала укол. Кто-то сообщил родителям. Они прибежали и были страшно напуганы.               

      Еще был случай: шел    домой и на высокой стене кирпичного склада увидел красивую бабочку. Она мне очень понравилась, и я стал кидать в нее камнями. Половинка кирпича отскочила и упала мне прямо на голову. Рана была глубокая, видать, попало углом, кровь так и хлестала. Я стащил с себя майку, обвязал голову и побежал домой. Врачиха потом сказала, что если бы я этого не сделал, то домой бы не добежал. Я потом долго ходил с забинтованной головой на зависть дружкам!

      Однажды бес меня занес на крышу литейного цеха. Там я увидел гнездо, из которого вылез птенчик и сидел он посредине фонаря (такое окно на крыше). Мне стало его жалко, и я хотел посадить его опять в гнездо и полез на фонарь. Рейки, на которых лежали стекла, обломились и я с верхотуры загремел вниз в цех.
      Было воскресение, в цеху никого не было, а на неделе рабочие делали большую опоку (форму из специального песка) для очень сложной и большой рамы. Вот я и грохнулся прямо в середину этой формы. В ней торчала куча стержней. Ни на один не попал, как раз оказался между ними. Я даже не ушибся, встал и пошел к краю опоки. Как раз и следы оставил, по которым меня потом и нашли
      Директор не знал, то ли ругать меня, то ли радоваться, что все обошлось. А недельный труд рабочих я загубил. 

      Однажды мы с пацанами умудрились разобрать хлопковый ворохоочиститель, стоящий на площадке готовой продукции, выдернуть барабаны (каждый не менее 100кг. весом), содрать с валов корпуса и вынуть из них подшипники (на самокаты). На следующий день руководство и рабочие чесали себе затылки, удивляясь, как мы шести, семилетние пацаны смогли снять такие барабаны, если они их устанавливали с помощью кран-балки? Знали, что это - мы, но доказать не могли. Устроили нам настоящий допрос с пристрастием. Допрашивали и оптом и по одному. Уговаривали и задабривали. Но  мы стояли, как партизаны-подпольщики, насмерть. На квартирах устроили повальный шмон, но ничего не нашли (иначе нашим родителям было бы худо). А мы их  закопали на свалке с металлической стружкой (завернув в промасленную бумагу), а через пару месяцев вытащили и поставили на самокаты (И то не сразу, а по одному).
        У отца был товарищ,  Григорий  Тельнов. Работал он на заводе шофером. У него был взрослый сын. Он подарил мне фильмоскоп, показывать диафильмы. Тогда их очень много продавалось в магазинах, в таких пластмассовых баночках. Все они были цветные. Аппарат был иностранный, очень мощный. Линз, наверное, в пять. Советского такого я ни до, ни после не видел. А диафильмов было коробок сто.
       Вечером собирались заводские дети, приходили и взрослые, ставили лавки, мать вешала на стенку простынь и я крутил эти фильмы, как киномеханик, а кто-нибудь из взрослых читал титры. Через несколько лет этот аппарат я сломал, чтобы посмотреть, как он устроен, линзы подрастерял, а из диафильмов делал ракеты и однажды чуть не спалил завод. (Ракета улетела в лесопильный цех и угодила в кучу с опилками)...

32.     Изоляция  (из рассказов о рыбалке)
Влад Валентиныч

1955 год. В это время заводские дети сильно доставали руководство завода своими выходками, но самым отъявленным хулиганом был я….
   От греха подальше, отправили меня к моей родной тетке Ирине, сестре отца. Жила она с дочерью Светой в маленьком глинобитном домике в колхозе «Полярная звезда». Помню крохотную комнату, мебели никакой, полы глиняные, да пола, пожалуй, и не было, а был так называемый сандал (пол-печка).

     Светка была старше меня и дружила с мальчиком, что давало повод мне ходить за ней следом и дразнить невестой. Она страшно злилась и однажды столкнула меня в канал у электростанции. Как раз под водопад. Я попытался выплыть, но меня все затягивало в водоворот. Светка от страха убежала, а я совсем ослабел. Наконец, догадался и перестал барахтаться. Меня утащило на дно и вынесло метров в тридцати ниже. Светка прибежала к матери и сказала, что я утонул. Тетка страшно испугалась, но тут открывается дверь, и вхожу я, весь мокрый.
   Отношения с теткой у меня были странные. Когда она на меня злилась, то говорила: - «Э….чагубе!…» с какой-то неприязнью. Чагубе на  корейском - метис. Я же ей в ответ:-«…баран…мэ…э…э- мада..мэ…э..э». Мадаме – по-корейски - тетя.
   Видать, я их здорово достал, так как она отправила меня к своему старшему сыну Рэве, моему брату, который был едва моложе моего отца. У него было уже трое или четверо детей и старший был моложе меня года на два. Я требовал, чтобы он называл меня дядей, а он очень злился. Звали его Вадик.
   Жили они в соседнем колхозе, в такой же хибаре с сандалом, очень бедно. Помню, у них всегда мне хотелось есть.

    Наконец я не выдержал и уговорил Вадика идти со мной на рыбалку. На следующий день, после того как Рэва с   женой   ушли на работу, мы взяли его удочки и толпой пошли на рыбалку.
     Пришли на протоку, заросшую камышами и стали ловить рыбу. К обеду поймали большого сазана и какую-то мелочь.
   Решили идти домой. По пути проходили мимо заброшенного бассейна (большой  искусственный глубокий котлован). Там купались дети. Я воткнул удочки в берег, и мы отошли подальше купаться.

   И вот я плаваю, вдруг вижу, что одной удочки нет, Она плавала посреди бассейна торчком. Я подплыл и стал тащить ее на берег. И вытянул большого карпа. Тут уж я сел капитально и поймал штук двенадцать  (причем каждый был с килограмм).
   Пришли мы домой, принесли рыбу, а Рэва рассердился. Подумал, что мы ее выловили в колхозном бассейне, где их разводили. С большим трудом удалось уговорить его пойти на этот заброшенный хауз, где я при нем поймал еще пару штук.

   На следующее утро мы пошли опять на этот бассейн, но там уже негде было воткнуть удочку и взрослые нас прогоняли.
   Потом мне у них надоело, и я сказал Вадику, что ухожу к тетке. Пошел через поля, километров за семь. По пути проходил через протоку по мостику и увидел, что на дне плавает рыба, чуть меньше ладони. Тогда я не обратил особого внимания и пошел дальше. Рядом была больница (но – это дальше…).
   Так вот, пришел к тетке, а у них тоже продуктов нет, опять голодуха. Взял я нитку, нагрел на спичке иголку и согнул, как крючок. Потом срезал ветку и с этой удочкой пошел искать хауз. На краю колхоза нашел такой. Иду по берегу, а за мной следом плывут большие карпы и не отстают. Нашел я место, где спуститься и закинул удочку. Вдруг прибегает какой-то мужик и начинает орать, я сначала не понял, в чем дело. Оказалось - это рыба колхозная, а он - сторож. Вдруг он посмотрел на мою удочку, ухмыльнулся, поломал ее и прогнал меня от хауза.

   Итак, рыбалка моя сорвалась. Но тут я вспомнил про рыбу, которую видел в протоке. Нашел где-то маленький крючок и лески метра два, привязал все это к метровому пруту и пошел к этой протоке. Смотрю, из больницы вышла сестра и на подмостках стала мыть посуду (после обеда). Когда она ушла, я подошел к этому месту и посмотрел вниз. Внизу было черно от рыбы. Я лег на доски помоста, зарядил червячка и стал ловить рыбу на выбор. Через час я поймал штук сто, насадил на кукан и пошел домой.

   Тетка сварила вкусный корейский суп и наварила к нему рисовой каши (паби). Остальное пожарила.
   На следующий день я снова притащил, но уже поболее. Опять была жареная рыба, и еще сделали   «хе».
   Ходил я почти каждый день, и тетка стала ее солить, как кильку.
   Наконец меня забрали домой …..


33. Нагина http://www.proza.ru/2016/07/19/1578
Сергей Церинг
Глаза открылись. Блики. Тишина. Благость. Покой. Покой вовне и благостный покой, блаженством, истомой растекающийся по телу. Тишина, божественная, всеохватная, всеобъемлющая тишина внутри. До чего же хорошо! Он чувствовал себя отдохнувшим после долгого крепкого сна. Воистину беззаботным! Потянулся. Тишина, покой, благость свободы от любых вопросов, сомнений, обязательств, задач. До чего же хорошо!
Он слышал ароматы благовонных масел. Он повернул голову и в свете масляных светильников, расставленных во множестве, увидел её. Она была прекрасна! Её очерченные губы, точёный нос, высокие скулы… Она сидела чуть поодаль, завернувшись в прозрачную шёлковую накидку. Словно сама беззвёздная ночь воплотилась в чёрные космы и двумя потоками, двумя величественными реками струилась по её телу.

- Ты проснулся, любимый?

Кто я? Где я? Зачем? - не более чем шелуха!...И Её Голос…
Истома… Всё тело его охватил жар, защекотало в груди…
…Любимый! - Словно хмель проник в кровь, и ударил в голову.

И эта тень или, напротив, свет под шёлковой накидкой – вот единственная и важнейшая тайна мироздания, вот единственная истина, требующая постижения!

- Ты, кого избрала, всех милей для меня.
Сердца пылкого жар, свет очей для меня.
В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже?
Ты и жизни дороже моей для меня[96]. – её низкий грудной голос будоражил, обволакивал, манил. Сердце молодого волхва бешено трепетало, и хотелось разорвать себе грудь, чтобы вырвавшись на волю оно могло слиться с нею.

Защемило в груди, голова кружилась, пересохло во рту.

- В прическу воткнутый жасмин,
И нега уст полуоткрытых,
И тело, что умащено
Сандалом, смешанным с шафраном,
И нежный хмель твоей груди -
Вот рай с усладами своими![105]

Срывался и не слушался голос, перехватывало дыхание:

- Когда бы тебя сравнил я с веткой зеленою,
Взвалил бы на сердце я и горе и тяжесть.

Божен сглотнул и хрипло закончил:

- Ведь ветку находим мы прекрасней одетою,
Тебя же находим мы прекрасней нагою[87].


Улыбнулась прекрасная Нагина. Поднялась и изогнувшись скинула с себя шёлковые покровы. Весь прочий мир для него померк в тот же миг.
В свете дюжин крошечных огоньков пламени, её белая матовая кожа светилась, будто полная луна на безоблачном небе. Всего в паре шагов, но такая недосягаемая в своём великолепии!
Божен вытянул руку и словно огладил видимый образ, повторяя рукою совершенные изгибы. Его взгляд был в плену у этих изгибов, у этих линий, у этих снежных холмов с темными прогалинами на вершинах. И сама она казалась воплощённым светом. Вся она словно сияла, но более прочего всего, взгляд его был прикован к малому тёмному пятнышку, что стрелою указывало на сокровенное.

Шагнула к нему царица – колокольчиками зазвенели на ногах серебряные пайялы[109]. Сверкнули на запястьях драгоценные обручья. Села подле. Освободила от одежд. Потом, оседлав, взяла его руки в свои, и, глядя в глаза, целовала запястья. К ладоням его прижалась лицом. Целовала их. Божен притянул её к себе с силою. Уст его она коснулась своими. И учила и наставляла его в лобзании: играла, и была то страстной и напористой, то словно убегала, заставляя его настигать её и овладевать ею. И игрою сей воспламенила она в нём непомерный пыл, и сама воспылала до дрожи. Его руки то скользили по её телу, то сжимали её, замирая, словно он тщетно пытался найти опору для рушащегося мира своего и схватиться за неё.
Как ничто иное, он жаждал раствориться в ней, слиться, соединиться, смешаться, поглотить или, напротив, быть поглощённым ею. Войти, впитаться, прорости в неё и более не знать иной жизни. И она впустила, вобрала его в себя, и он взорвался и растворился в ней без остатка.
 Вот истины миг! Вот истинное рожденье! Вот смысл всего бытия!


***


Она разбудила его на рассвете. Она кошкой или скорее змеёй ласкалась о его тело. Она покрывала его лобзаниями, волнуя и будоража его, вновь воспламеняя тот неимоверный жар, который, казалось, может спалить вселенную. И вскорости не одна – две вселенные полыхали первобытным огнём, и стоны, и крики звучали гимнами вечной жизни и бессмертия.

Они лежали рядом. Тела их были влажны от пронесшейся страсти. Божен положил голову ей на грудь. Он наслаждался прохладой её кожи. Глаза его были закрыты, а Нагина гладила его, пропуская сквозь пальцы длинные русые волосы.

- Пойдём, любовь моя. Я отворю пред тобою сокровищницу. Настал день, когда ты должен сделать выбор, – Высвободившись, она наполнила золотую чашу тёмным вином из высокого кувшина. – Выпей, господин моего сердца.

Божен сел и утолил свою жажду.

- Сокровищницу? О чём ты говоришь, владычица моих грёз? Что может сравниться с драгоценностью твоей страсти? Вся земля со всеми её богатствами не стоит мгновенья любви, сверкнувшего в твоих глазах!

- Идём же, свет моих очей. Я должна сдержать слово данное тебе. Ты воочию должен узреть то, что лежит на другой чаше весов. Но я буду умолять тебя остаться.

- Чем красавицы взор, уязви меня лучше змея -
Проворная, зыбкая, в переливно-сверкающих
Упругих извивах, с глянцевитою кожей
Цвета синего лотоса. От укуса змеиного
Добрый целитель излечит,
Но травы и мантры бессильны
Против молнии дивных очей![105]

Улыбнулась царица довольно.
- Ах, поэт, если б знал ты, как близок бываешь к истине в безумствах своих речей.

- Всё пустое, госпожа моя. Всё терпит.

 С той, чей стан - кипарис, а уста - словно лал,
В сад любви удались и наполни бокал,
Пока рок неминуемый, волк ненасытный,
Эту плоть, как рубашку, с тебя не сорвал![96] – он вновь потянулся к ней.


Она согласилась повременить, и, осушив кувшин, до самого полудня они продолжали свои забавы. И многое ещё открылось ему нового.

Служанки принесли ещё вина и чашу, где вода была смешана с уксусом. Царица губкою, смоченною в этом составе, отёрла дремавшего своего возлюбленного.

- Пора, мой Мадху златоуст.

Вошедшие девушки помогли им обоим облачиться. Его глаза были подёрнуты поволокой, на губах играла улыбка.


- Кто вволю счастьем наслаждаться может,
Не ведает, что несчастливых гложет.
И верно: ведь не знает сладко спящий,
Кого и чем бессонница тревожит.[95] – пропел он зевая.


34. Она   http://www.proza.ru/2016/06/18/1665
Сергей Церинг
 ТЫ ВИДЕЛ ДЕВУ НА СКАЛЕ

Ты видел деву на скале
В одежде белой над волнами,
Когда, бушуя в бурной мгле,
Играло море с берегами,
Когда луч молний озарял
Её всечасно блеском алым
И ветер бился и летал
С её летучим покрывалом?
Прекрасно море в бурной мгле
И небо в блесках без лазури;
Но верь мне: дева на скале
Прекрасней волн, небес и бури.
               
                А.С.Пушкин

- Смотри! Смотри!! – он вытянул трясущуюся руку в сторону мрачной серой скалы, нависшей над самым океаном. Его лицо покрывала испарина, глаза были красны.
 Он сгорал в лихорадке. Скверная рана...
Зачем, зачем этот петербуржский юноша, тысячекратно более читавший об эспадроне*, нежели державший его в руках, ввязался во всё это!?

Мы познакомились в салоне импрессионистов, где выставляли свои работы. Удивительным было, что никогда ранее мы не встречались до той поры, хоть у нас был обширный круг общих знакомых. Я выставлял деревенский мостик, а он, вышедший из маринистов, скалу в ореоле разбивающихся о неё брызг, похожих на кровь в свете заходящего солнца. Картина называлась «Она», и, признаться, я не сразу заметил крошечную фигурку на самом краю обрыва.

Это я втянул его во всё это.… Теперь он умирает у меня на руках. И лучшим исходом будет, если нас не найдут до утра, и он умрёт своей смертью. Хотя придёт ли он в себя ещё раз, или этот обморок последний, и из него он уже навсегда уйдёт в тот свободный мир, что служил для нас недостижимым эталоном здесь, на земле.

Неглубокий грот немного закрывал нас от бури, но порывы ветра постоянно окатывали нас то дождевой, то солёной водой, когда очередная огромная волна разбивалась о камни, и вверх поднимался гигантский фонтан брызг.
Он снова пришёл в себя. – Посмотри...
 Я еле слышал его хрип за шумом бури.
 – Посмотри, какие краски, какой цвет!.. - он закашлялся, брызгая кровью. - Только теперь я понял, как надо было писать её!
Он выглядел безумцем. Он улыбался, и глаза его светились счастьем.
- Ты только посмотри… - прохрипел он снова.

Море бушевало. Небо бесконечно разрывали вспышки молний, озарявшие всё алым блеском. Ветер срывал пену с волн и забрасывал её на скалу, торчащую перед нами, словно предел мира живых.
И вдруг я увидел всё его глазами, когда не мечтаешь о будущем и не спасаешься от погони, когда уже не надеешься ни на что и позволяешь всему просто происходить, тогда открывается тебе истинная красота мира. Вот он рай для художника уходящего и ад для остающегося, ибо последний всегда будет знать, что не сможет это выразить.
Мир, весь мир, выраженный сейчас только в этих волнах, ветре и молниях был прекрасен! Божественен! Нет! Он и был самим Богом!

Вдруг цепочка молний залила всё светом до самого горизонта. И я увидел на скале крошечную женскую фигурку в белом развивающемся платье.
Так вот кто это! Она, наконец, пришла за ним. И воистину, она была прекраснее всего оставляемого мира.

*Эспадрон (фр. espadon, от исп. espada — «меч», «шпага») — колющее и рубящее клинковое холодное оружие, разновидность шпаги.

35. Преподаватель полифонии строгого стиля http://www.proza.ru/2018/06/12/788
Ольга Сквирская Дудукина
Человек без возраста, он состоял из одного профиля. Тощий, носатый, узколицый, он странно раскачивался при ходьбе, словно на ветру.  Выражение лица отсутствовало напрочь, словно это было лицо робота.
Маленькие черные глаза, сами по себе острые, проницательные, неглупые, очень редко останавливались на нас, студентах. Он был проректором консерватории. Его огромный кабинет находился напротив ректорского. Где он, а где мы?

Краем уха от других преподавателей, от консерваторских старожилов нам доводилось слышать, что Аркадий Михалыч, почти единственный из всех новосибирских музыковедов, был настоящим ученым, а не околомузыкальным болтуном-идеологом.

- Каждая его курсовая работа тянула на докторскую диссертацию, не меньше, - упомянула одна преподавательница, которая училась с ним на одном курсе.

- Это был один из самых талантливых студентов-музыковедов, - обмолвился другой. - Но, к сожалению, его сломали.

Что значит - сломали? Чувак сделал себе неплохую карьеру, - вон в каком кабинете сидит, чего вам еще?

...После первого курса мне пришлось уйти в декрет.
Родив дочку в октябре, по закону я должна была вернуться к учебе через полтора года, то есть в апреле. В общем, ни туда, ни сюда.
В сентябре я приехала из Томска в Новосибирск, в консерваторию, чтобы продлить отпуск еще на полгода, до следующего сентября. У меня как раз муж Саша летом собирался поступать сюда на первый курс, - вот и приступим к учебе вдвоем.

Слава Богу, деканом факультета теории музыки на тот момент была знакомая преподавательница по анализу форм, вроде бы вполне адекватная.

- Наталья Ивановна, может, пусть я выйду на второй курс в следующем сентябре? - в виде просьбы я подсказала ей выход из положения.
- С какой стати, - ответила незлобивая Наталья Ивановна. - Ваш декретный отпуск по уходу за ребенком всего полтора года, а не два.
- Но если я выйду в апреле, то получается, я пропускаю семь месяцев!
- Нет, это исключено. Вам нужно выйти прямо сейчас, - заявила деканша.
- Я не могу сейчас! - я в отчаянии. - Я еще ребенка кормлю!

Это чистая правда: мой свитер под пальто аж намок от молока, - я прежде еще никогда так надолго не уезжала из дома.

- А я здесь при чем? - равнодушно парировала добрейшая Наталья Ивановна.
- Что же мне делать?..
- Сходите к проректору, - отфутболила она меня.

...- Я не понимаю, почему бы Вам не восстановиться через два года? - недовольно пожал плечами Аркадий Михайлович.

Ну наконец-то умный человек нашелся!

- Ну конечно! Это было бы лучше всего, - обрадовалась я.
- Вот и приезжайте через год. Давайте сюда бумагу, я подпишу, -  проректор протянул руку.
- У меня нет с собой, она в деканате, - расстроилась я. - Я щас принесу! Я мигом!
- Хорошо, давайте, - милостиво кивнул проректор.

Через семь минут,  мчась по консерваторскому коридору к его кабинету, я вдруг далеко впереди себя заметила, как проректор в шапке и дубленке направляется к выходу.
“Эх, не успела, он уже на обед ушел”, -  с сожалением подумала я.

Проболтавшись с час, я решила проверить, не вернулся ли Аркадий Михайлович.

- Он в отпуске с сегодняшнего дня, - ответила секретарша в предбаннике.

- А... когда вернется? - не веря своим ушам, с тайной надеждой, что все это недоразумение, спросила я.

- Через полтора месяца, - преспокойно заявила секретарша, окончательно уничтожив мою веру в человечество.
Вот теперь придется возвращаться в Томск, не солоно хлебавши.

... Вечером в концертном зале консерватории выступал Рихтер.
Билетов не было, но после третьего звонка в зал запустили всех желающих студентов, в том числе и меня. Старенький Маэстро играл только по нотам - он сорвал себе память, выучив весь фортепианный мировой репертуар, - но играл гениально.
Я не чуяла ног под собой, не обращая внимания на ноющую грудь и мокрую одежду. Это был утешительный приз для меня. Я больше не жалела, что приехала в Новосибирск. Ну, в конце концов, Саша вместо меня потом съездит и все подпишет у проректора.

И все же почему тот так со мной поступил?!


...Курс полифонии читал у нас Аркадий Михалыч.
Занятия проходили в тот самом огромном кабинете. Я с удивлением увидела, как горят его глаза, когда он рассказывает о таких математически сухих вещах, казалось бы, как “индекс вертикалес” в фуге строгого стиля. И вообще я увидела в нем увлеченного человека, вовсе даже не плохого.
Явственно чувствовалась в нем простая человеческая порядочность. Профессор был прочно и на всю жизнь женат, и никогда не был замечен ни в каких скандальных интрижках со студентками. Его преподавание музыки граничило со служением, недаром он был органистом и знал латынь и христианскую религию.

Но почему, почему он тогда не подписал мне бумажку?

...Для своей дипломной работы я выбрала Эбеновый концерт Стравинского, но проанализировать его решила не в свете марксистско-ленинской теории, как это было принято в СССР, а сквозь призму фрейдовской теории сновидения. Шел 91-й год, музыковеды только начали дерзить, и я явилась одной из первых ласточек.
В общем, затея была с непредсказуемым результатом, и мой научный руководитель, профессор Лужский, не в силах был скрыть своего волнения.
Аркадий Михалыч был официально назначен моим рецензентом. К моему величайшему изумлению, написав блестящий отзыв, он начал свое выступление такими словами:

- Мне еще не приходилось держать в руках музыковедческую работу, которую было бы так интересно читать, и в которой я бы не знал, чем все кончится...

Так что своей отличной оценкой я частично обязана ему.

Но все же почему, почему тогда он удрал, не подписав мне бумажку?!

...- Если ты можешь чего-нибудь НЕ дать человеку, так НЕ дай! - мой педагог, профессор Лужский, часто повторял эту фразу, хотя это была не его фраза.
Он цитировал одного блистательного пожилого мэтра нашей консерватории, воспитавшего целую плеяду пианистов. После того, как Маэстро эмигрировал в Израиль, его стали цитировать еще чаще. Ему удалось сформулировать суть жлобства, которое пышным цветом цвело-процветало в нашей забытой Богом консерватории.

Все было перевернуто с головы на ноги.
Амбиции, самолюбование, карьеризм - к этому в консерватории относились с пониманием. Зато такие архаизмы, как доброта, верность и щедрость - нещадно высмеивались, как проявления слабости.

...На майские праздники я собралась съездить в Томск, к мужу, будучи уже на пятом месяце беременности. Разрешение нужно было взять у профессора Лужского. Тот слыл самым демократичным среди педагогов консерватории, поэтому я не сомневалась в удаче.

- Я не подпишу разрешение, - неожиданно заявил профессор, глядя поверх моей головы. - А кто, интересно, пойдет на первомайскую демонстрацию, если все вот так разъедутся? Мне надоело одному ходить под красным флагом.

Можешь Не дать, - НЕ дай! Вот по этому принципу все они и действовали. Вот почему Аркадий Михалыч не подписал мне тот документ.
 
...Львиная доля профессиональной музыки является христианской. Анализируя ее структуру, изучая тексты, исполняя произведения, все мы не постигали главного, самой сути христианства: Бог есть Любовь. Именно Любви здорово не хватало в консерватории. И Бога.

...Спустя много лет я с удивлением в числе прихожан новосибирского католического Кафедрального собора Преображения Господня обнаружила и Аркадия Михалыча.
Тот выбирал места на последних скамейках, предпочитая вечерние Мессы, на которых не так многолюдно. Церковь он всегда покидал  он последним, перед самым закрытием.
Проходя мимо него, я не знала, как себя вести. Его лицо было непроницаемым. Хотел ли он быть узнанным или нет?
Аркадий Михалыч еле заметно кивал мне головой.
Я уже знала, он был смертельно болен.

36. Иезуит в опере http://www.proza.ru/2018/10/31/557
Ольга Сквирская Дудукина
Кто мог знать, что опера Шостаковича «Леди Макбет» и монах-иезуит из Ирландии – это две вещи несовместные!

На Рождественский музыкальный фестиваль в Новосибирск понаехали гастролеры со всего мира,  навезли кучу премьер, наставили опер с балетами, а я как корреспондент газеты «Семь дней в Новосибирске» получила пачку пригласительных, чтобы все это посетить и осветить.

Каждый пригласительный на два лица. Я сводила на культурные мероприятия всех родственников, друзей, близких и дальних знакомых по очереди – всем хватило зрелищ. Даже еще осталось. Так, на премьеру оперы Шостаковича «Леди Макбет», к сожалению, никто не смог составить мне компанию. Ужасно не хотелось, чтобы пропал дефицитный билет на гвоздь сезона.

Утром в церкви после воскресной мессы мне на глаза попалась долговязая нескладная фигура отца Эндрю.
Молодой священник-иезуит только что приехал из Ирландии, чтобы служить в Сибири. Вот уже месяц он старательно изучал русский язык и робко знакомился с сибирскими католиками.

С трудом, но понял, что я его приглашаю на оперу. Страшно обрадовался.

- Опера! В Ирландии это отшень, отшень дорого! Я хотеть.

Наши места оказались в первом ряду, в самом центре. Слева и справа от нас торжественно сияли бриллианты. Эндрю пребывал в полном восторге.

- Я никогда не сидеть в первый ряд! В Ирландии это отшень, отшень дорого!

И тут как началось!.. Шостакович, похоже, решил без прикрас отобразить жестокие нравы мракобесной России ушедшего века и ее малообаятельных жителей. И ему это удалось...

Первое действие открывалось сценой группового изнасилования дворовой девки в реальном времени. И Шостакович, и немецкий режиссер решили зрительный и звуковой ряд с поистине кинематографическим натурализмом. Крики, женский визг, неприличные позы, глумливые лица – вот с чего для бедного отца Эндрю началась Россия. (Я уже не говорю об обете безбрачия, который молодой католический монах недавно возложил, вовсе не собираясь смотреть никакой порнографии, даже в виде оперы).

«Надеюсь, он не воспримет это как провокацию с моей стороны…» - забеспокоилась я, в ужасе следя за движением очереди поющих насильников. Эндрю сидел, широко открыв глаза и рот.

Я испытала облегчение, когда насильники вместе с жертвой покинули сцену. Но, увы, легче не стало.

Появилась Катерина Измайлова. В короткой белой рубашке и красных чулках весь акт кувыркалась она с любовником Сергеем на гигантской кровати посреди сцены, и оба эротично пели. Кровать была застелена простыней цвета крови...

«Красная кроватка» - неплохое название для рецензии», - осенило меня.
На отца Эндрю я боялась смотреть.

Наконец антракт. Включили свет. Эндрю вытер пот со лба. Жалобно улыбнулся мне:

- Я никогда не видеть такой оперы...

С трудом, но мы пережили еще три действия. Ни о какой рецензии я уже не помышляла, решив специально сходить на спектакль еще раз, уже без католических священников. То, что опера замечательная, постановка классная, мне было видно невооруженным глазом. Но отец Эндрю, едва получив свое пальто назад, рванул из оперного театра так, будто за ним гнались все эти насильники и бабы в красных чулках.

...На следующий день в киностудии я чуть ли не со слезами на глазах рассказала эту историю отцу Войцеху и брату Дамиану, тоже иезуиту.

- Это же надо быть настолько испорченной, чтобы такого святого человека, как Эндрю, повести на оперу, - сурово отчитал меня брат Дамиан, а у самого чертики в глазах прыгали.
Отец Войцех открыто хохотал. Эти двое в прошлом работали на Польском католическом телевидении, поэтому этих трудно напугать голой правдой жизни. Не то что стерильного отца Эндрю.

Дамиан не забыл этой истории. Когда через много лет к отцу Эндрю приехали гости из Ирландии, и тот размышлял, чем бы их развлечь, Дамиан ехидно предложил:

- Эндрю, своди-ка их в оперу.

На что Эндрю в ужасе замахал руками:

- Нет, нет, только не в оперу!..

37. Если бы я была настоящей женщиной http://www.proza.ru/2017/09/08/1272
Евгения Подберезина
  Если бы я была настоящей женщиной, то мыла бы окна не два раза в год, а чтоб стекла всегда сверкали. И варила бы борщ не из замороженных овощей, а из свежих. И маникюр бы делала не на Новый год и 8 марта, а каждую неделю.

Я бы сделала подтяжку, чтобы родной муж меня не узнавал и думал, что у него новая молоденькая возлюбленная. И кстати, настоящей женщине этот самый муж заработал бы на пластическую операцию  и прочие радости сам. А я такими темпами откладываю деньги на подтяжку  из хозяйственных, что они соберутся как раз на  мои похороны.

Если бы я была настоящей  женщиной, у меня был бы шанс встретить настоящего мужчину.  И он бы не обои переклеивал третий месяц,  как мой Санька, а  стал бы уже президентом какого-нибудь совета директоров, например, банка. 

Если бы я была настоящей женщиной, я не писала бы сейчас эти строки, а лежала бы в мраморной ванне с бокалом настоящего французского шампанского – брют, разумеется.  Или трудилась в поте лица за письменным столом, чтобы мой роман был номинирован на «Книгу года» и получил первую премию. И тогда я бы уже была не просто женщиной, а настоящим писателем. И пусть бы слава гремела у меня погремушкой над ухом.

Или я была бы успешной бизнес-вумен, упакованной как надо и во что надо на крутой тачке с щофером. Но вот вопрос: смогла бы я при этом остаться настоящей женщиной, родить и воспитать детей, окучивать свою семью или превратилась бы в этакий унисекс с командными интонациями? А вдруг у меня начали бы расти усы, уменьшилась грудь, огрубел голос? И постепенно я бы из бизнес-вумен превратилась в настоящего мужчину, который содержит семью, дарит жене бриллианты, отдыхает с женой где-нибудь на Канарах и при этом  никогда не станет обитателем «Крестов»…

Если бы я была настоящей женщиной, у меня был бы муж, любовник и поклонники. И все бы меня обожали. Как Маяковский Лилю Брик, Горбачев -- Раису Максимовну, а Дали -- Галу.

Если бы я была настоящей женщиной, я бы родила троих детей, встречала бы мужа улыбкой и радовалась бы вместе с ним жизни, никому не завидуя. И он бы меня любил с моими морщинами. И дети бы росли  у нас счастливыми. Ну, а такая, как я есть, пойду строить мужа, чтоб наконец доклеил обои, ребенка, чтобы делал уроки, а за ужином, глядя в телевизор, ругать правительство и погоду. Все-таки это лучше, чем ругаться с мужем.

38. Великая сила искусства http://www.proza.ru/2017/02/04/1144
Евгения Подберезина
   Потянувшись после сна, Аглая вошла в ванную комнату. На полочке с шампунями и мылом лежала розовая как карамель челюсть мужа. «Старый маразматик. Опять выложил на публику свое добро, потом будет весь день искать!» -- подумала она, но выйдя в кухню, ласково позвала:
   -- Сенечка, иди завтракать. Тебе кофе со сливками?
   -- Если можно, милая, -- ответил муж, а про себя подумал: «Сорок лет женаты, а она все не может запомнить, какой я кофе пью. Старая дура.
   Сели за стол, кисло улыбнувшись друг другу. «Неужели нельзя новый халат купить? Десять лет в старье ходит, мои деньги  экономит», -- комментировал Арсений про себя, а вслух сказал:
   -- Ты сегодня такая свеженькая …
   Жена покраснела от грубой лести и спросила:
   -- Как блинчики, дорогой, не подгорели?
   -- Как всегда – супер! – бодро ответил он, а про себя констатировал «Опять эти блинчики с творогом, осточертели. Никакой фантазии.»
Она со вздохом запахнула халат и подумала, будто прочитав его мысли: «Неблагодарный эгоист, опять не угодила!»
   После завтрака Аглая подкрасилась, надела новый джемпер кофейного цвета и глядя на себя в зеркало, решила, что выглядит для своих лет вполне пристойно, а вслух сказала:
   -- Красота – это страшная сила!
   Муж не уловил иронии в ее голосе и подумал « Зачем она носит облегающие джемпера? Живот как на шестом месяце …» 
   Аглая посмотрела  на мужа «Неужели он думает, что двухдневная щетина сделает его секс-символом нашей Балашихи?». И напомнила: 
 -- Сенечка, не забудь принять витамины!
 -- Непременно, милая, -- ответил муж, а про себя подумал «Я еще не в том возрасте, чтобы жена превращалась во вторую мамочку!  Прими рыбий жир, надень теплый шарф, вытри попку …»
   -- Чуть не забыл. Ты не против, если к нам на чай придет Андрей?
   «Он не на чай придет, а на обед и чтобы наесться на всю неделю!» -- подумала Аглая, а вслух сказала: «Ну, конечно, он же твой лучший друг. Милости просим.» Пошла на кухню и стала греметь кастрюлями. «У всех выходной, а у меня опять вторая смена у плиты. Пусть бы твой Андрей пригласил нас пообедать в ресторан хоть раз!»
   После обеда Андрей и Арсений вышли на балкон покурить. Аглая решила со стола не убирать – пусть муж отнесет на кухню грязные тарелки и помоет посуду. Мужчины вернулись в комнату, Андрей подошел к столу:
   -- Аглаюшка, твои котлеты с грибами божественны! Можно добавку? – и не дожидаясь ответа, ловко перекинул оставшиеся на блюде котлеты, пюре и зеленый салат на свою тарелку.
   Аглая ушла на кухню, чтобы не видеть, как этот варвар уничтожал их с Сеней завтрашний обед. «Опять к плите! Без выходных! Нашел бесплатную прислугу на всю жизнь!» Накапала в рюмку валерьянки, выпила, закурила сигарету и успокоилась. «Ну чего я завожусь? Его ведь не исправишь!»
   Арсений проводил друга, включил телевизор и уселся на диван – Денис Мацуев играл джазовые композиции. "Аглая, иди сюда, твой любимец за роялем!"-- позвал Сеня жену. Аглая бросила мыть посуду и устроилась рядом с мужем на диване.
    -- Ты посмотри, что он вытворяет, сейчас струны полопаются! -- с восторгом сказал Арсений. 
    -- Какая глыба, какой талант! -- с восхищением откликнулась Аглая. И впервые  за целый день они улыбнулись друг другу. Волшебная сила искусства!

39. Дорогой, многоуважаемый шкаф http://www.proza.ru/2018/04/03/2111
Тамара Непешка
   Его сотворил мастер, столяр-краснодеревщик в те времена, когда все фасады домов на улицах городов были разные, на вкус владельца. Вот и мебель в таких домах не могла быть одинаковой и имела, что называется, свое лицо.

   Он был создан из настоящего, живого дерева мастером, который знал, что вещи часто живут дольше людей, и хотел оставить о себе добрую память в последующих поколениях. Частицы души мастера и души дерева соединились в нем и стали его душой.
   
   Его звали Платяной Шкаф, а иногда на старый манер Гардероб или Шифоньер. Но ему больше нравилось, когда его называли просто Шкаф. В этом слове было что-то немецкое, ассоциирующееся с порядком. А он и был предназначен для того, чтобы сохранять порядок.

   Шкафу повезло родиться благородного красноватого цвета. Весь его облик выражал величественность, сдержанность и великодушие. Фасадные поверхности плавно переходили в боковые, не образуя острых углов.  Рисунок древесины на дверцах образовывал красивые причудливые узоры. Он возвышался над другой мебелью благодаря основательным ножкам, напоминающим лапы собаки, ведь шкаф должен был служить своему хозяину, а лучше — хозяйке, и хранить не только ее одежду, но и, возможно, секреты.

   Когда Шкаф наконец покрыли лаком, на дверцах ясно проступили глаза, и он смог видеть происходящее. Он находился в мастерской, в которой вместе с мастером трудились несколько помощников. Лишь только выветрился запах лака, Шкаф перевезли из мастерской в магазин.   

   Он сразу приметил среди покупателей ладную фигурку блондинки, которая оценивающе смотрела на него издали. Подойдя ближе, она провела рукой по его гладкой полированной поверхности, прямо по его глазам, отчего они засияли еще ярче. Потом пощелкала ключами в замочках, чтобы убедиться в их исправной работе. Она открыла одну за другой все двери, прислушиваясь к тому, как поскрипывают петли. Шкаф охотно показал ей свои внутренности. Слева — полочки и ящики для белья и носовых платков, справа  — штанга с вешалками для верхней одежды. Там же располагались шляпная полка и отделение для ремней и галстуков. По довольной улыбке женщины Шкаф понял, что понравился ей.

   В тот же день он переехал к ней в комнату и с радостью принял в себя ее вещи, наполнился ее запахами. В потайное отделение Шкафа, которое можно было обнаружить, только встав на стул и заглянув сверху, хозяйка положила белую кожаную сумку с письмами, открытками и фотографиями.
 
   Он познакомился с ее мужем и дочкой. Девочка часто рассматривала его узоры и даже пыталась их нарисовать. С ней занималась няня, которая частенько, когда девочка спала, открывала Шкаф и рассматривала хозяйкины вещи, а иногда даже примеряла. Он хотел как-то дать понять хозяйке, чтобы она запирала его на ключ, и в эти дни скрипел сильнее, чем обычно. Хозяйка, кажется, поняла его, потому что няня перестала появляться. Теперь хозяйка уходила и приходила вместе с дочкой, а позже стала оставлять ее одну. Шкаф присматривал за девочкой, а один раз даже спрятал ее, когда она испугалась неожиданного звонка в дверь.

   Потом Шкаф передвинули из комнаты в прихожую. Он догадался, что жильцы из соседней комнаты съехали, и вся квартира стала принадлежать семье хозяйки. Женщина радовалась, а Шкаф немного огорчился. Он видел, как мимо него в комнату пронесли комод. Теперь Шкафу не доставались белье и чулки хозяйки, которые ему так нравились, и он больше не видел свою хозяйку неглиже. Но он продолжал исправно распахивать свои дверцы для пальто, шапок и шарфов. На его полочках были разложены мешочки с нафталином, чтобы не завелась моль, и постепенно он растерял запах хозяйки. Его глаза померкли то ли от грусти, то ли от сумрака прихожей.

   Но белую сумку хозяйка по-прежнему хранила в потайном отделении Шкафа, и это наполняло его гордостью.

   Время текло для Шкафа совсем в другом измерении, чем для людей. Десятки лет, отведенные Создателем человеку, были для Шкафа лишь эпизодом в его длинной жизни. Он должен был жить, пока стоят те дома, в эпоху которых он родился. То, что для людей казалось долгим, для него пролетало мигом. 

   Шкаф заметил, что старая одежда хозяйки порядком износилась, а новая появлялась редко. Чаще ему доставались наряды ее дочки, порхающей мимо него с модной сумочкой. Новое мужское пальто с трудом вмещалось в Шкаф, но он старался быть гостеприимным. Однажды вся семья собралась перед ним, рассматривая сверток одеяла с розовым бантом. А вот уже малышка бегала мимо него, топоча ножками. Иногда, если девочка капризничала, хозяйка брала ее на руки, подходила к Шкафу, и они вместе рассматривали узоры на его дверцах и водили по ним детским пальчиком.

   В течение нескольких необычайно суетливых дней почти все вещи были вынуты из Шкафа и упакованы в чемоданы. Дочка и ее муж, держа малышку на руках, расцеловались с родителями и ушли. Хозяйка после этого долго ходила грустная.

   Шло время, и муж хозяйки уже не торопился по утрам надеть пиджак и галстук, а медленно ковылял мимо Шкафа, прихрамывая и опираясь на палочку. Как-то ранним утром Шкаф увидел людей в белых халатах, которые осторожно несли носилки, покрытые простыней, а хозяйка на несколько дней завесила зеркало черной тканью.

   Шкаф заметил, что хозяйка ходила мимо него все реже и реже. Когда дверь в комнату была приоткрыта, он видел ее лежащей на диване, она дремала или разговаривала по телефону.

   Однажды он увидел перед собой женщину, похожую на хозяйку в молодости. Она достала из Шкафа пальто хозяйки, собрала другие вещи, притворила двери в комнаты, выключила свет в прихожей и увела сгорбившуюся хозяйку из квартиры. Шкаф погрузился в полумрак.

   Он не знал, сколько прошло времени до того момента, когда свет вдруг зажегся. Шкаф едва различил своими помутневшими, постаревшими глазами стоявшую перед ним женскую фигурку. Она провела рукой по его глазам, это прикосновение напомнило ему первую встречу с хозяйкой. Глаза Шкафа прояснились, и он увидел молодую блондинку, которая с интересом рассматривала его. Она открыла одну за другой все дверцы, слушая, как скрипят петли, потом пощелкала ключами в замках.
 
 - Мама, какой красивый шкаф! Я хочу забрать его себе. Сегодня же созвонюсь с реставратором. Хотя кое-что я и сама научилась делать. И у меня будет память о прабабушке! Он еще послужит нашей семье!

 - Доченька, как ты повезешь его в такую даль?

 - Ничего, довезу, он того стоит! Смотри, какой он глазастенький...

   От этих слов глаза Шкафа засияли почти как в молодости. Он смотрел на новую хозяйку с любовью и готов был принять и ее одежду, и секреты. Но прежде Шкаф должен передать ей секрет старой хозяйки. Как же это сделать? Он так тяжело вздохнул в тот момент, когда девушка закрывала его дверцы, что над ним поднялось облачко пыли.

 - Надо вытереть пыль, я принесу стул! - сказала новая хозяйка. - Мама, смотри, здесь что-то лежит!

   Она достала из потайного отделения пожелтевшую от времени кожаную сумку, которую Шкаф хранил все эти годы. В приоткрытую дверь Шкаф видел, как женщины, сидя на диване, бережно перебирают письма, открытки и фотографии хозяйки, которой он верно служил долгие годы.

   Жизнь продолжалась.

40. Изюминка http://www.proza.ru/2017/11/28/1358
Тамара Непешка
Объявили рейс Москва — Краснодар, и Сергей, подхватив пакет с подарками и рюкзачок со своими вещами,  направился к выходу на посадку.

Всего через несколько часов он окажется в доме, в котором прожил немалую часть своей жизни: с того времени, как у них с Людмилой появилась дочь Марина, и до того, как Марина вышла замуж и родила двойню — девочку и мальчика. Сергей оказался совершенно не готов к новому статусу деда, он слушал детский плач за перегородкой и не испытывал к внукам никакого интереса. Слово «дед» он избегал произносить и слышать не хотел применительно к себе. Людмила вечерами и по выходным дням помогала дочери, а Сергей все глубже уходил в работу. Когда приятель пригласил его поработать прорабом на стройке в Москве, Сергей подумал, что подзаработать было бы неплохо, и согласился. Некоторые знакомые мужчины его возраста женились по второму разу не на ровесницах, а на женщинах помоложе, такие же мысли появились в голове у Сергея. Он объявил Людмиле, что хочет развестись, Людмила, конечно, обиделась, плакала, но остановить его не смогла.

В Москве Сергей быстро освоился, со временем купил квартиру. Ему нравилась его работа, особенно интересно стало, когда он стал строить в центре города. С верхних этажей такие виды открывались, что дух захватывало! Сергей любил высоту и выбрал себе квартиру на тридцатом этаже, туда не доносился городской шум, а был слышен только свист ветра, порой такого сильного, что выбивал слезу. Сергей охотно проводил время в компаниях с друзьями и подругами, но создать новую семью не получалось. Своих детей он заводить не хотел и чужих воспитывать тоже. Женщины, почувствовав это, уходили от него, а он их не задерживал.

Марина два раза в год получала от отца поздравления с днями рождения ее и двойняшек. Она же ему и сообщила, что мама серьезно заболела, ей сделали операцию, прогнозы врачей не обнадеживают. Людмила неожиданно быстро ушла из жизни, и конечно, Сергей сожалел о ней. Однажды Марина попросила у него взаймы довольно крупную сумму  закончить перестройку дома. Сергей ей деньги перевел и сказал, что возвращать не нужно.

Сергей вспоминал их дом как темноватый каменный сарайчик в ряду подобных. А подъехав, увидел хороший двухэтажный кирпичный дом, до самой крыши увитый виноградом. В Москве деревья стояли уже без листьев, а здесь был разгар золотой осени.

Дочка отнеслась к Сергею ровно, без обиды. Она отвела его в комнату с отдельным входом, которая у них в это время пустовала. Сергей вручил внуку сразу несколько коробок конструкторов с множеством деталей для постройки дома, гаража и аэропорта. Внучке достался домик, в котором надо было расставить наборчики мебели и поселить семейства забавных зверушек.

Сергею, как профессионалу, интересно было посмотреть, как устроен дом. Зять охотно показал его техническое устройство, и Сергей с удовлетворением отметил, что дом построен достаточно грамотно, почти без ошибок.

Сергей рассчитывал, что пробудет три - четыре дня, больше не выдержит, заскучает. Он был активный человек и любил, чтобы жизнь вокруг него бурлила. Но хотя дни проходили достаточно монотонно, в домашних делах, занятиях с внуками, разговорами с дочкой и зятем, он не скучал. Однажды он вдруг сказал Марине:

        - Жаль, я пропустил, как дети совсем малыши были. Вы за третьим не собираетесь?
  Марина ответила, что муж не против, но они опасаются, что опять двойня будет, что тогда? Трудно будет.
        - Я помогу материально, не сомневайся.

В воскресенье они решили воспользоваться последними погожими деньками и пожарить шашлыки. Пока зять и Марина управлялись с мангалом и накрывали на стол, Сергей с внуками собирал остатки винограда. Чтобы достать виноград на самом верху дома, под крышей, пришлось разложить лестницу на полную высоту. Сергей уверенно полез по узкой дрожащей и провисающей лестнице, снизу на это было смотреть страшновато. Здесь, наверху, виноград уже перезрел и завялился. Одной рукой Сергей ухватился за решетку на чердачном глухом окне, а другой сорвал несколько изюминок. Положив одну из них в рот, Сергей почувствовал невероятную сладость, изюминка была слаще винограда! Он огляделся вокруг. Картина существенно отличалась от привычной глазу Сергея. Вдалеке виднелись новостройки многоэтажек, но преобладали по-прежнему частные дома. Можно было ясно различить голоса соседей, смех, детские крики, почувствовать дым от углей в мангалах. Он закричал - запел:

      - А я лечу...

Марина и зять, напряженно следившие за Сергеем, расслабились и засмеялись, а внук крикнул:

      - Дед, я к тебе хочу! 

Сергей отправил в рот оставшиеся изюминки, но они вдруг показались ему немного солеными. Что это со мной, подумал Сергей, ветра нет, откуда же слезы, наверное от дыма глаза защипало? Или старческая сентиментальность? Не может быть, я же еще не старый! Тогда, может быть, это мудрость пришла?

И вдруг Сергей физически почувствовал, что из центра Вселенной, которым он всегда себя считал, перемещается на орбиту. А что же стало центром теперь? Он прикрыл глаза и попытался понять, но не мог точно определить, то ли это его внуки, то ли сладкая сморщенная изюминка... Но главное он понял: ему хорошо, комфортно быть не в центре, а рядом. 

Сергей срезал виноград в привязанный к поясу пакет и благополучно спустился вниз.

    - Лестницу не будем убирать, я хочу вам флюгер купить. Доверяете мне выбор сделать? - спросил Сергей. Никто не возражал. На следующий день утром Сергей отправился в садовый центр и, вернувшись, опять полез наверх.

    - Сова - символ мудрости! - объявил он наблюдавшей за ним дочери, водрузив на конек крыши симпатичную фигурку. - Марин, я подумал, давай все вместе в Москву махнем, на смотровую площадку в Москва-Сити поднимемся? И вот что. Вы пока не ищите новых жильцов, я поживу еще несколько дней, ладно?

Получив согласный кивок дочери, Сергей вышел со двора и направился к трамвайной остановке. Он решил съездить осмотреть местные новостройки.

41. Сельские радости Сборник Рождественские чтения http://www.proza.ru/2012/12/07/47
Нелли Зима
Как-то пропала у наших соседей коза. Третий раз уж пропала. Своенравная была. Уйдет со стадом, а возвращается сама по себе. Где ходит — непонятно. Первые два раза они ее кое-как отыскали, а уж когда третий раз потерялась, то и руки опустили. Жалко козу, но видно нет на то благословения Божия, решила соседка. День прошел, другой, третий. Козы всё нет. Они и ждать ее перестали, и поиски прекратили. Нет воли Божией! Что поделаешь?
Заходит  вскоре соседка  в  храм, подошла к мощам батюшки Серафима, приложилась, а в мыслях всё коза потерявшаяся бродит. «Нет воли Божией, - успокаивает она  себя, а сама вдруг как взмолится батюшке,- Батюшка, найди козу!». Да как разрыдается!
Тут развернула ее какая-то сила на сто восемьдесят градусов да ткнула в икону напротив. Смотрит, а это икона Матери Божией «Иерусалимская», покровительницы мелкого рогатого скота. Припала  к ней и давай жаловаться и на козу своенравную, и на пастухов беззаботных.
Плакала, плакала, только чувствует, кто-то ее за плечо трогает, от иконы отстраняет.  Очередь за ней к иконе собралась.
Отошла соседка от иконы,  успокоилась и заспешила домой.
На следующий день возвращается с работы, а другая соседка ей  говорит: «Приходил сегодня  какой - то мужчина во двор. Сказал, что у нас тут, у одной женщины коза потерялась, а он знает, где коза нашлась. Адрес вот оставил. На, возьми.»
Муж соседский с работы вернулся  и по этому адресу  поехал на машине.
Через какое-то время возвращается, а в салоне, сзади,  коза стоит. Увидела хозяйку, обрадовалась, замекала.
С тех пор она у них больше не терялась, но хлопот доставила еще немало.
Вот ведь как управил батюшка Серафим!

42. Потрясение http://www.proza.ru/2013/12/11/1213
Нелли Зима
Мое потрясение лежало в коробке прикрытое розовой  тряпкой.
Оно уже не урчало, не прыгало  на колени всякий раз, даже не подходящий для этого, не глядело  желтыми преданными глазами,  не стремилось  больше  обрадовать собою.
Оно... вообще... больше ни к чему не стремилось.
Оно умерло.
Я глядела на его маленькие лапки, которые еще совсем недавно  так огорчали своей малостью, на потускневшую рыже-белую шерстку, застывшие раскрытые глаза и плакала. Это была моя Мотя, такая не похожая на себя, мой маленький друг, неотступно следовавший по пятам, совершенно лишенный барских замашек и капризов элитных котов и кошек.
Вся ее порода заключалась в невероятной способности любить, утешать и отвлекать от назойливой безотрадности существования.
Мотю принесла летом  моя знакомая после неудачной попытки пристроить котят  «в добрые руки». (Дома у этой женщины живет одновременно  несколько кошек, которым «не посчастливилось» быть розданными в свое время.  Хозяйка оставила их себе, старательно заботясь как о них самих, так и о их беспокойном, забавном потомстве.)
Мотю я полюбила сразу. Он был точной маленькой копией нашего Рыжика, сбитого машиной,  и  Барсика, отравленного соседями. Даже пятнышко на мордочке котенка было на том же месте, что и у прежних котов.
По озорству он, пожалуй, превзошел их обоих, т. к. его предшественники не додумывались качаться на люстрах и спать в плафонах настольных ламп, беспардонно топтаться грязными лапами в самых неожиданных местах и сидеть в цветочных горшках, подминая хрупкие растения.
Это был Мотя.  Вернее Котя, т. к. я так и не смогла придумать для него подходящую кличку из-за невероятного сходства с Рыжиком и Барсиком.

Те жили у нас по несколько лет, каждый в своё время, и мы тяжело переживали их уход. Последние три года мы вообще избегали  воспоминаний о них, утешая себя шаблонными отговорками, наподобие: «кошки все заразны», «...требуют к себе особого внимания», «...доставляют немало хлопот» и т. д. На самом деле,  подсознательно, мы  просто боялись вновь прикоснуться к огромному миру любви, изливающейся на тебя потоком, и возможностью, в любой миг,  потерять ее  и потеряться самому.

Мотя  быстро «умнел», т. к. обладал особым даром к обучению.
Он быстро стал понимать, что в одну из комнат, в которой мне подолгу приходиться работать, ему заходить нельзя, и  он терпеливо часами сидел за дверью, ожидая моего выхода. Порой его терпение подходило к концу, и тогда он начинал сначала подскуливать, а затем откровенно выть.
Выл  Мотя как настоящая собака.
Я отворяла дверь, Мотя тут же оказывался у меня на руках, и мы шли  отдыхать в мою комнату. В ней он отводил  душу, т. к. именно здесь, в моей комнате, все запреты для него практически снимались, и он мог вытворять всё что хотел. Он скакал по полу, кровате, гладильной доске,  забирался на шкаф, с легкостью падал вниз, а затем  мирно пристраивался на подоконнике, внимательно разглядывая всё, что творится во дворе.
На ночь мне приходилось убирать Мотю  в ванную комнату, т. к. ночью он спал меньше всего и постоянно будил меня своими проказами. Он обязательно находил что-то такое, что нарушало   сон и вынуждал вставать, включать свет, искать его, озорника, и нести в ванную комнату.
Судя по тому, что его миска всегда опустошалась по ночам, сколько бы в ней чего не лежало, можно  было догадаться, что Мотя был лунатиком.
Так проходил день за днем, неделя за неделей,  прошло полгода, и стало ясно, что мы очень привязались друг к другу. Мотя умел дружить. Это было его врожденной особенностью. Он не только отвлекал  от грустных мыслей, но и оказался добрым лекарем, настойчиво усаживаясь на  больные места и, непрерывно урча, сидел  на них  до тех пор, пока я сама его не убирала.  А на следующий день я уже не вспоминала о больном плече, головной боли  или другом недуге. А Мотя уже стремился усесться  на новое  больное место, и мне приходилось только удивляться тому, как много у меня этих мест.
И всё-таки,  иногда ему было скучно, и я начала думать о том, как весело было бы  моему Моте, если бы у него появился друг.  Я представляла, как они  вдвоем носятся по комнатам, лестнице, едят из одной миски и спят  тесно прижавшись друг к другу. И  вот, это произошло.

Прежняя Мотина хозяйка принесла на выбор двух рыжих котят  в надежде на то, что одного мы оставим себе, а другого пристроим  знакомым.
Так и  решили.
Одного, невероятно пушистого  и нежного, через три дня взяла моя приятельница, другого я  оставила для Моти. Но пока, все три дня, дома творилось что-то немыслимое. Котята бегали за Мотей, как за мамкой, и  постоянно пытались пристроиться к нему под брюхо.
Мотя ошалело шипел в ответ на их дерзкие выходки, залезал как можно выше и растерянно смотрел оттуда на всё происходящее.
Когда одного котенка взяли, Мотя быстро успокоился, и уже на следующее утро проснулся с малышом под боком. Как только малыш вновь пытался рыться у Моти в шерсти, Мотя нервно вскакивал, но уже не шипел сердито, а вновь устраивался поудобнее. Наконец, Мотя сдался, и  вскоре я услышала громкое чмоканье. Малыш отыскал у Моти сосок и крепко пристроился в нему. Мотя лежал, нервно подергивал хвостом, но уже  даже и не пытался вскакивать.  Тут-то и выяснилось, что мой Мотя не кот, а кошка.
(У отдельных видов кошек  трудно определить пол котенка до восьми месяцев. Котя был именно этого вида). Я немного растерялась от своего открытия, но поняла, что не буду отказываться от своей любимицы.
Котя сразу превратился в Мотю,  и здесь я рассмотрела в своем сорванце милейшую грациозную кошечку.  Она смотрела на меня внимательно большими глазами, как будто спрашивая о том, что теперь  будет с нею.
«Мотя, я тебя никому не отдам. Не переживай!- успокоила я кошку и прижала  к себе. Мотя заурчала, еще больше  прижимаясь нежным тельцем.
«Мотя, моя Мотя...» - почти урчала я ей в ответ, - «Моя любимая, Мотя...»

Но разлука наша была скорой и очень горькой.

На следующий день позвонила моя приятельница и взволнованно сообщила о том, что котенок, которого она взяла,  заболел. Его рвет  и слабит.
«Возможно, что мы его перекормили», - вздыхала она в трубку.
«Я думаю, что это просто от купания. Все кошки после купания вылизываются, и их часто рвёт после этого.»- успокаивала я ее.
Через два дня тот котенок погиб.
Моя приятельница плакала, и я не знала, как ее утешить.
Тем временем, моя Мотя  и малыш загрустили, перестали есть и всё больше лежали. Малыш слабел быстро и Мотя пыталась его растормошить, приглашая поиграть, но сама быстро утомлялась и ложилась рядом.
На следующий день стало понятно, что у них чумка.

Чумка -  смертельное для кошек заболевание, после которого выживает только один из десяти маленьких котят и трое из десяти, среди котят - подростков. Ею болеют не только домашние кошки, но и дикие, а также хорьки и еноты.

Вчера моя Мотя умерла...........

43. Карточный долг http://www.proza.ru/2016/01/22/1958
Владимир Печников
     У каждого из нас, наверное, вдруг происходит, нежданно-негаданно, встреча с друзьями из далёкого детства. При этом, что только не начинается, что тут только не вытворяется! Просто удивительные чудеса и превращения в мыслях и чувствах подсознательного проявления! Да-да, и эти волшебные чувства, непередаваемые словами, когда ты вновь из взрослого дяденьки превращаешься в того шалопутного подростка, внезапно выворачивают наизнанку силы природных законов, хотя бы на несколько минут. Ух, ты...- пятнадцать лет прошло! А если двадцать пять? А если более тридцати пяти? Вытаращился и смотришь на впереди стоящего поседевшего и с пузом вместо живота друга детства, а в глазах-то его отражаешься ещё тем пацаном из далёкого уже прошлого! Такое же ощущение и у него, стоящего напротив тебя пришельца из безоблачного СССР. Только тут, уже стопроцентно осознаешь до самого конца, как время несправедливо жестоко и с ним, и с тобой, и со всеми нами!
     Воспоминания... Милые, добрые воспоминания, исходящие из самого сердца: душевного, ранимого, искреннего. Почему-то всегда, в первую очередь вспоминаются самые добрые безобидные, но смешные эпизоды, закравшиеся в душу от того детского чудесного тепла и оставшиеся там до самого того часа перед отправкой на тот свет.
     - Помнишь?
     - А ты...а ты помнишь?
     Один раз зимой, на лыжах с горки, гигантский слалом, красотень невозможная! Ребятня, вжи-их влево, вжи-и-их вправо… Кто кого круче, кто  кого лучше, кто кого быстрее! Женька Симаков стоит на самом верху, высчитывает траекторию вероятного падения во время вероломного спуска по кратчайшему расстоянию. Всё, набрался смелости, пошё-ё-ёл! Где-то примерно на середине пути дерево стоит одинокое. Пару пустяков мимо его промчаться, лыжня накатана. Но мы не ищем легких путей, у нас же траектория заранее продумана, просчитана в головном мозговом компьютере, не подкопаешься. Всё строго по науке… В итоге: одна лыжина вправо, другая влево…
     - БАХ! – просто, глухо так: – БАХ! – и всё.
     Словно клякса сполз Женёк вниз, даже не охнув. Каких-то два сантиметра оставалось до болевых ощущений промеж ног от сучка, приличного размера, пролетевшего.
     Вроде бы давно это было, но вижу прямо перед собой, прям сейчас. Вот они, друзья, которым в армию скоро… Им бы по девкам бегать, как я, а они в карты режутся. Игра на интерес, на желание. С Женькой Симаковым в шахматы бесполезно садиться, даже взрослому, а вот в карты, как и в жизни не везло. Если гирю поднимать надо, ещё умудрялся выигрывать, но на желание, почти никогда. Однажды проиграл и поехал в танкистском шлеме, с высунутым языком и трясущимися руками, в троллейбусе от конечной остановки, до конечной. А ещё раз ходил в одних трусах зимой на остановку курить стрелять.
     Но это всё семечки, а вот тот невероятный случай, запомнили все, на всю оставшуюся жизнь. Проигрался Женька в пух и прах целую серию, не повезло, черт побери. Наказание таково: выйти на улицу, снять штаны, сесть голой задницей в сугроб и не вставать, пока не пропоёшь от начала и до конца всем известную песню Юрия Антонова.
     Ребята, придумщики,  отошли на задний план. Как в театре, лучше даже. Симаков долго гладил ладонями снег, будто пытаясь, таким образом согреть его, потом посмотрел по сторонам и, не видя никого и ничего, стал решительно снимать штаны. Ребята, словно почувствовав что-то нехорошее, или увидев непредвиденные обстоятельства, куда-то моментально испарились. В это самое время, секунда в секунду, возвращалась с работы Симакова Галина Ивановна. День был тяжелым, работы много привалило, да вот ещё эти сумки, будь они не ладны. Перла еле-еле по сУмище с продуктами в каждой руке. Подойдя к углу дома, уставшая женщина услышала исходящие из-за этого самого угла неестественное завывание, хотя некоторые слова были все же различимы. Она зашла за дом и…
     - Оглянись назад прохожий! Мы с тобою так похожи!
     Сумки моментально выпали из рук, ноги подогнулись и затряслись так, как я бы никому не пожелал на свете. Перед её материнским взором, буквально в двух шагах, восседал в сугробе без штанов собственный родной и любимый сынок. Кругом никого, ни души, только наверху захлопали окна граждан, у которых был нарушен покой. Сын высоко запрокинул голову, с невероятным чувством всматриваясь в самую высокую ввысь! Он обеими ладонями опирался на снег, как бы пытаясь оторвать, таким образом, от него свое измученное дурацкими условиями бренное тело и взлететь, взлететь туда… к звездам!
     - Мы вместе с птицами в небо уносимся! Мы вместе с звездами падаем, падаем вниз! – с эхом разносилось по двору. – Из-из-из.
    Как только песня закончилась, Женька моментально вскочил на ноги и, отряхивая задницу руками, повернулся. Галина Ивановна даже и сказать ничего не успела, только охнула с надрывом и повалилась без чувств на снег. Женька, застегнув кое-как штаны, подлетел к матери. Та была без сознания. Вокруг уже носились, встревоженные таким положением дел, ребята. Один названивал в скорую из близстоящей телефонной будки, другой, самый сообразительный, побежал за нашатырём, остальные пытались придать телу правильное положение. Галина Ивановна очнулась раньше прибывшей скорой помощи и принесенного нашатыря. Слава Богу, обошлось без инфаркта.
     И смех и грех... Но, ведь только сейчас, когда у многих из нас уже нет при настоящей жизни дорогих и милых мам, мы начинаем, наконец, по настоящему  осознавать, сколько ненужных от нашей детской безбашенности огорчений мы им приносили.

44. Здравствуй лето или сарафан из портала http://www.proza.ru/2015/07/01/1635
Владимир Печников
     Здравствуй лето! Как обычно, всегда так: ждешь-ждешь весну, вдруг сразу почти и лето! Долгожданная весна уж очень скоро, порывистым ветром пробежала по нашим рукам, ногам и спинам. Пролетела скоротечно иль молниеносно. Промчалась, попутно задавая множество, порой неразрешимых задач. Июнь встречает тучей злобной, гадской и противозной мошкары, прилетевшей еще из ада в мае. Никуда от нее не деться, никуда от этой фашистской сволочи не скрыться. Начесались вдоволь! Наелись тоже! Ничего, переживем, не такое видывали. Бежит лето, летит на полных парусах, мчится во весь опор! Не успеваешь поливальные устройства переставлять. А поливание огорода - это самое, хотя и важное, но нуднейшее занятие: противное, гадское, вредное и мерзопакосное. Особенно, когда огороду полгектара. Только займешься чем-то важным и неотложным, так нет, вот вам, пожалуйста - надо срочно бежать, обеспечивать новое место для жизненно-важного полива. А иначе никак. Земля до такой степени от жары высохла, что мчишься босиком, а ноги в трещины, аж по колено проваливаются. А почему бежишь? А потому, что поверхность огорода сродни раскалённой сковородки. Зато когда прибываешь на промоченный пятачок, то ноги опять проваливаются, но уже в скопившуюся от влаги грязь. Тут же стремишься быстро кол вытащить, да на новое место переставить. Попутно ноги непременно надо успеть вытянуть, на которых по полпуда слякоти нависло. Шланг бьет по голому брюху, спине и ногам: скользкий, грязный и скотский. Вот вроде бы и все, ан нет. Ровно через час вас ждет продолжение невыносимого банкета, который уже достал до самого до опупения.
     Именно тогда, бросив наиважнецкие дела и, надев здоровенные калоши на босу ногу, я с огромной неохотой побрел совершать столь важный ритуал иль новый героический поступок. До этого момента в землю был вбит приличного размера металлический кол, на котором крепилась ракушка с надетым на нее шлангом. Пришлось потратить немало времени, чтобы вытянуть коляку на поверхность. Когда дело было сделано, ваш рассказчик, держась рукой за спину, привстал и приподнял голову. Тут же, о Боже! Вы даже ни на секунду себе такого представить не сможете! Мои выпученные на полную орбиту очи встретились с глазами прехорошенькой девчушки, которая пробегала передо мной. Она была так мгновенно хороша, и так близко, что распущенные русые волосы, чуть было коснулись меня. Невероятно и неожиданно я потерял равновесие и упал на уж очень взволнованную пятую точку. Рассказываю быстро, но происходящее застыло во мне и вокруг меня. От невероятного происшествия, последние мысли сбились в неадекватную кучу, пытаясь выдать в свет все мои познания, чтобы как-то охарактеризовать происходящее или, хотя бы, с чем-то сравнить… Словно, та самая – «Бегущая по волнам», парила над моими грядками… Через несколько мгновений девчонка скрылась за домом.
    - Что за наваждение? – подумал я и, вскочив, со скоростью звука помчался вслед.
     За углом дома никого не было. Нежданная гостья, словно испарилась. Я - человек выпивающий, но не надо сразу делать выводы. К этому времени я как раз ровно месяц к спиртному не прикладывался. Можно свалить на усталость, солнечный удар или еще на какую-то галлюцинацию, но есть одна очаровательная загадка, которую я не могу разгадать, и по сей день. Когда все описанное произошло за какие-то, казалось бы, мгновения, которые вдруг превратились в довольно продолжительное время, я, словно сфотографировал эту девушку. Ее лицо, которое до настоящего времени никогда в своей жизни не видел, стоит перед моими глазами в нарисованном виде уже более десятка лет. И, наконец, самое главное из того, что я увидел - это был сарафан. Да-да старинный русский сарафан, детали которого тоже, как ни странно, запомнились навсегда. Кое-какие рисунки были не совсем русские, я даже и это успел приметить. Мало ли что можно подумать по такому вроде бы простому поводу, но то, что произошло через несколько лет, убило меня наповал…
    Хотя это все случится потом, а тогда, после столь обворожительной встречи наступило небывалое просветление во всех извилинах моего доморощенного мозга. Стало просто прекрасно, удивительно и вольготно в вечно сомневающейся душе от бескрайнего неба, от яркого солнца, от зеленой травы и листьев. Башка просто балдела от чистого воздуха, несущего в себе бесподобные ароматы, казалось бы, бесконечного лета. Почему-то, именно тогда пришли в голову вот эти мысли, да эти мысли… от всего лишь пробежавшей мимо из ниоткуда в никуда девчонки: Ох, как просто сохранить человека с его настоящим именем в этом долбанном и сволочном мире. Отстраниться всего лишь на миг от рутинного бытия, отлучиться на короткий промежуток времени от мирского обыденного безобразия, получить хоть маленькую, но свободу, очистить мозги от повседневных дум и помыслов, отдать, освободить, оградить и отправить. Ух, как мало-то надо! Всего-то ничего! Отбросить все иллюзии, переменить на миг никчёмные жизненные обстоятельства, остаться на время самим собой, чтобы ни под кого не подстраиваться и не прогибаться! Думать, как хочешь и когда хочешь, окружить себя непозволительной роскошью – послать всех на три известные буквы, а так же жить, мечтать, фантазировать, любить, наслаждаться и чувствовать.
    Кому я только не рассказывал про увиденное явление. Всерьез никто не воспринимал. Либо поднимали на смех, либо просто отмалчивались. Ну и плевать! Зато, ту чувства великой свободы полной, которые заполучил за один только миг, я испытываю и по сей день. Прошло несколько лет. На основе канала ТНТ появилось в нашем селе Петропавловское телевидение. Программа, как это бывает, включала в себя в основном поздравления и объявления. Своего рода бизнес для заработка небольших, но денег. Иногда перед поздравлениями организаторы стали включать некоторые репортажи о различных достопримечательностях Петропавловки и соседних районов. Лично я эти поздравления не переношу до полного негативного душевного порыва, но однажды, чисто случайно, попал на канал ТНТ. Именно тогда попал, когда проходил репортаж из соседнего города Богучар. Показывали краеведческий музей. В этот музей мне всегда хотелось попасть, как бы тянуло туда. Ведь как-никак живу здесь давно, но историю данного края знаю плохо. Оказалось, по всей видимости, тянуло не только по этой причине. Но годы шли, а времени, как всегда не хватало.
     Наконец, на нелюбимом канале представилось то, что стало для меня очень важно и необходимо. Когда стали показывать одежду старины глубокой, которую носили очень-очень давно местные барышни, то волосы встали дыбом. Во весь экран на несколько минут завис тот самый сарафан, который я видел сколько-то лет тому назад на своем родном огороде. И рисунок тот же, и фасон и, по-моему, даже размер. Диктор объяснил, что сарафан не совсем древнерусский потому, что на нем присутствует частично украинский и польский орнамент. Нигде я раньше этих сарафанов не видал, только на огороде и здесь в этом музее. Вот тут-то и откинулись все мысли мои о прошлых галлюцинациях и наваждениях. Хоть я и не верю во всю эту галиматью, но иной раз поверить все же, приходится.
     Я искренне понимаю тех людей, которые смеются над такими очевидными рассказами потому, что сам такой же. Но когда один на один лично встречаешься вот с такими вопиющими и достоверными фактами, то слов нет. По всей видимости, как не крути, все же существуют некие пространственные спирали и иногда открываются двери в порталах времени, чтобы озадачить навсегда наш несовершенный мозг.

45. Без лица http://www.proza.ru/2016/09/12/2061
Нина Охард
Ловко взбежав по небольшой лестнице, я покрутился в вертушке и оказался в огромном, украшенном зеркалами, холле. Легкой походкой я зашагал к дверям  офиса, лишь мельком взглянув на свое отражение. Все было в порядке: нарядный костюм, чистая рубашка, дорогой галстук. Волосы аккуратно пострижены и уложены, ботинки начищены до блеска. Одно только меня смущало: вместо лица зеркало упорно показывало большую розовую кляксу. Впрочем, к этому я уже привык.
Я помню, с чего это началось. У меня был приятель, нет, скорее даже друг. Мы проводили много времени вместе: делились новостями, спорили на разные темы, мечтали, строили планы. Я помню, как мы ругали руководство фирмы и обсуждали необходимые перемены. А потом он сказал об этом при всех. Если бы он хотя бы посоветовался со мной или предупредил. Его голос звучал громко и убедительно, но не долго. Он утонул в гуле возмущений. Я помню его взгляд в мою сторону– такой искренний и призывный. Он ждал от меня поддержки, но я промолчал. Я знал, что его сейчас растерзают,  так и произошло. Толпа накинулась на возмутителя спокойствия, чтобы порвать его на части. Не знаю, чем все закончилось. Я не выдержал и сбежал.
Наутро, отправившись в ванную, я посмотрел на свое отражение и не увидел лица. Как сумасшедший я метался по квартире, смотрясь в разные зеркала, но все они не желали показывать мое лицо. Это было невыносимо. Я сел, обхватив голову руками, не зная, что делать дальше. Все было на месте: глаза, рот, уши. Щетина на щеках колола мне ладони, но я не мог ее сбрить, не видя себя в зеркале. Вспомнив о безопасной бритве, на ощупь я привел лицо в порядок. Но это не решало всех проблем. Раздираемый вопросами: «как жить дальше и что делать», я посмотрел на улицу. Было пасмурно, но сухо. «Как же мне добраться до работы?», - недоумевал я. «Как я покажусь в таком виде на улице и перед коллегами?».
Провертев в голове тысячи вариантов, я вышел из дома и спрятал голову под огромный зонт, опасливо глядя на прохожих. Мой вид никого не удивил. С удивлением для себя я заметил, что и остальные горожане, такие же безликие, как  и я. Я стал частью толпы, общей массы и ничем не выделялся из нее.
Только теперь я заметил, что у моих коллег тоже нет лиц. Я вздохнул облегченно и радостно. Мне хотелось улыбнуться, но как можно улыбаться без лица?
Я не знаю, сколько времени прошло с тех пор. Я не считал. Мне хотелось забыть о прошлом. Я не искал своего бывшего приятеля, не пытался справиться о его судьбе. Теперь я был частью толпы. Мой голос автоматически вливался в общий хор. Руки тоже действовали сообща: либо аплодировали со всеми вместе, либо избивали. Я уже почти забыл о том, что у меня когда-то были свои мысли и поступки.
Однажды появилась она. Она не была красива. На фоне картонных безликих красавиц, рассказывающих, как они похожи на  картинки, но со страниц глянцевых журналов, она казалась примитивной. Ни больших синих глаз, ни пухлых чувственных губ не было на ее лице. Но он было живым. Оно улыбалось, морщилось, задумывалось. Я не мог оторвать от него взгляд.
Я слышал ропот толпы. Ненависть росла и, однажды, они набросились на нее.
Я должен был поступать как все. Однако вместо этого я встал и закрыл ее.
Сначала я не чувствовал боли. Я только слышал глухие звуки ударов и тихий хруст сломанных костей.
Когда я очнулся, то долго не мог вспомнить, что произошло. Я лежал на полу и не мог пошевелиться. Постепенно память возвращалась. Я попытался подняться, но ни руки, ни ноги не слушались меня. Услилием воли, я дополз до уборной. В огромном зеркале над раковиной отражалось то, что от меня осталось – сломанный распухший нос, синие мешки вокруг глаз, разбитые в кровь губы. Мое лицо было изуродовано. Сначала я похолодел от ужаса, увидев его, но потом в душе моей потеплело, и в щелочках глаз засветилась улыбка и уголки губ чуть  приподнялись: ведь я снова видел свое лицо.

46. Проклятый февраль http://www.proza.ru/2016/02/24/2109
Нина Охард
Ольга Николаевна одела пальто и мельком бросила на себя взгляд в зеркало. Мелкие морщины безжалостно истерзали красивое лицо. Однако отражение в зеркале совершенно не огорчило ее. Она  улыбнулась и подумала: «В этом году уж точно минует», и отправилась на работу.
Февральская погода кидалась из крайности в крайность, то заливая город солнцем, то заметая пургой.
Подъехав к офису она с трудом впихнула машину между огромными сугробами, оставленными расчищавшими парковку дворниками.
-Куда, - подскочивший к ней мужчина, размахивал руками, отчаянно жестикулирую и требуя переставить автомобиль. Женщина улыбнулась и посмотрела на охранника. Он немного замялся, что-то пробубнил под нос и ретировался.
Рабочая рутина засосала Ольгу Николаевну и закрутила в водовороте рабочего будня. Вдруг телефон разразился громкой трелью, оторвав от монитора и требуя немедленного ответа.
-Алло.
-Ольга Николаевна, это охранник с парковки. Вы не могли бы машину переставить, а то приехали снегоуборщики...
-Да сейчас.
Она быстро оделась и спустилась вниз.
Мужчина смотрел заискивающее и глупо улыбался.
-Хотите, я вам сам переставлю машину?
-Спасибо, не надо.
Она села за руль. Охранник бегал вокруг автомобиля красноречиво размахивая руками, видимо считая, что помогает. «Уйди, дебил, у меня парктроники», - злилась она, с трудом сдерживаясь, чтобы не наорать.
Наконец, она припарковала машину, даже не задавив навязчивого помощника и уже собралась бежать в кабинет, как он схватил ее за руки и, улыбаясь гнилыми зубами, предложил:
-Разрешите вас вечером пригласить в ресторан.
«О черт», - подумала женщина вырываясь и быстрыми шагами возвращаясь на рабочее место, -«Теперь хоть на метро на работу приезжай».

Компьютер запищал, сообщая о пришедшей почте и Ольга Николаевна взглянула на экран.
Пришло приглашение на доклад шведского профессора Б. Ольга Николаевна прочитала тему доклада и разулыбалась. «Наконец-то наша контора пригласила грамотного докладчика», - подумала она и нажала кнопку «принять».
Невысокий плотный седоватый мужчина вялым голосом на хорошем английском рассказывал о своих последних разработках, периодически перелистывая слайды. Немногочисленная аудитория слушателей, утомленная монотонной речью на иностранном языке, с трудом сдерживала зевоту.
Дождавшись окончания доклада, Ольга Николаевна подошла к лектору и задала несколько вопросов на интересующие темы. Профессор оживился и между ними завязалась дискуссия.
Вскоре к ним присоединился Олег -молодой коллега из соседней лаборатории и дискуссия скатилась в банальный спор. Растратив аргументы или желание спорить Б. подошел к Ольге Николаевне вплотную, словно не замечая третьего собеседника стал приглашать в Швецию, предлагая совместную работу. Женщина тревожно поежилась и поняла, что беседу пора сворачивать. Она посмотрела в окно: длинная красная змейка стопарей на фоне темного неба подсказывала, что пора прощаться и уходить. Она улыбнулась и протянула руку.
Профессор раскраснелся и, схватив Ольгину кисть двумя руками, посмотрел  повлажневшими глазами и пригласил поужинать.
«Епт», - подумала Ольга Николаевна, вырвала руку и легкой походкой покинула аудиторию.
Подбегая к лифту она услышала шаги и как улитка вжалась в свое пальто.
-Забавный мужик, - услышала она голос Олега.
Ольга Николаевна облегченно вздохнула и обернулась.
-Вы на машине? – спросил Олег
-Нет в последнее время езжу на метро.
-Давайте я вас подвезу.
Ольга Николаевна впервые за долгие годы сидела на пассажирском кресле, слушая музыку и стараясь инстинктивно не нажимать ногой на тормоз. Они немного посмеялись над Б., потом перешли на нерабочие темы. Олег шутил, рассказывая смешные истории из жизни.
В хорошем настроении она вышла из автомобиля и направилась домой.

Серое рабочее утро, снова засосало ее своей рутиной. Неожиданно дверь кабинета открылась и на пороге появился Олег. Его лицо светилось от счастья. Он подсел к  столу и смотря ей в глаза принялся нести всякую ерунду. Ольга Николаевна вздрогнула и подумала:«Проклятый февраль».

47. Горемычная http://www.proza.ru/2016/01/14/1986
Василина Гай
Рассказывали, будто родом они откуда-то из Мордовии. Семья была большая, дружная, трудолюбивая. Жили в достатке, тем и провинились.  Добровольно отдать нажитое в колхоз не пожелали, были объявлены кулаками-кровососами, а с такими, как известно, разговор короткий. Имущество экспроприировали, семью посадили на подводу и отправили в неведомые земли. Несколько лет мыкались они по свету, пока не прибило их к нашей деревне. Правда, к той поре остались от большого семейства только брат да сестра, подростки-погодки Василий и Нюра. Приехали они вместе с эвакуированными во время войны.
 В ту пору кому легко было? Старики древние, что на печах прежде лежали, у своих дворов колхозные повозки чинили, старухи коров доили, пострелята семилетние в подпасках бегали, десятилетние сами телят, овец пасли. Бабы с подростками и пахали, и сеяли, и сено косили, и зерно молотили.

Василий на тракториста выучился, а Нюру в заправщицы определили. Для девчонки работа  эта ох, нелегкая! Привезет возчик со станции на полевой стан бочки с горючим. Скатит их по настилу на землю, пустые покидает в свой фургон, и гонит обратно. И рад бы девке помочь, да нельзя опаздывать: его не в одной деревне ждут. Заправщица эти бочки тоже по дощатому настилу на свою повозку закатывает. Бочки-двухсотки, в девчонке и четверти того весу нет. Хорошо, коли рядом кто случится, а нет – мучается сама. Загрузит, клячонку запряжет, и по полям развозить. Еще учет ведет, какому трактористу сколько отмерено. И не дай, не приведи, пролить сколько-нибудь! Горючее, по закону военного времени, дороже золота.
Недолго Нюра в заправщицах была. Отправили ее по разнарядке в соседнее село. Там узкоколейку до станции строили, вот с соседних колхозов народ и стребовали на подмогу. До глубокой осени, под дождем и ветром, пластались рабочие. Полуголодные, в жиденькой одежонке, возили тачками гравий, укладывали шпалы. Спали в наспех построенных бараках, к утру волосы примерзали к промокшим нарам. Но не жаловались, железные костыли вбивали остервенело, словно самому Гитлеру в темя. Успели, пустили дорогу в срок!
Вернулась Нюра и работала везде, куда посылали. Одного боялась: Василия потерять. Ему уж призывной возраст подходил. А на трактористов хотя и была бронь, но им девчат или подростков на замену готовили, да и отправляли. На фронте тоже в таких парнях нужда большая. От страха вспомнила Нюра полузабытые молитвы, которые матушка когда-то перед образами в доме их шептала. Тайком, в темноте, с колотящимся сердцем уставшая девушка ежедневно возносила мольбы, обращаясь к небу – икон в их хибарке не было. И когда майским днем на поле прискакал босоногий сорванец  с радостной вестью, от которой все бабы кинулись в рев, она упала на колени и начала отбивать поклоны, шепча еле слышно: «Услышал! Смилостивился!».
Деревня, как и вся страна, отплакав и отплясав по случаю Победы, снова засучила рукава и впряглась в работу. Постепенно жизнь возвращалась в мирное русло. Зазвучали на улицах смех и песни, начали играть свадьбы. Нюрины товарки одна за другой выходили замуж, многие уезжали. На нее, ширококостную, словно топором вырубленную, прячущую угрюмый взгляд  под платком, повязанным до бровей, кавалеры не смотрели.  Она вроде бы и не переживала по этому поводу. Работала на ферме, жила в той же хибарке вместе с Василием.
Как-то выдался неурожайный год и, чтобы спасти скот от бескормицы, трактористов отправили в дальнюю командировку – зарабатывать для колхоза фураж. Уехал и Василий. Вскоре после отъезда брата, дождливым вечером постучался в окошко его знакомец, тракторист из дальнего села, просился переждать непогоду. Хозяйка гостя впустила, на другой день проводила и забыла. К концу месяца вернулся Василий. Следом на станцию пришли вагоны с тюкованной соломой, их возили несколько дней. Нюра вместе с другими доярками и скотниками помогала разгружать арбы, складывала тяжелые, набитые тюки на сеновале и вдруг упала без памяти. Послали за фельдшерицей.  Та, увидев бледную дивчину, вытолкала всех из сторожки, просунула руки под спину лежащей на топчане больной, попыталась уложить удобнее. Почувствовав мокрое, глянула на ладонь - кровь.
- Срок большой был?
- Второй месяц.
- Васька знал?
- Нет. И не надо.
Фельдшерица велела явиться через две недели. Осмотрев Нюру, вынесла приговор: матерью ей не быть. Не прошли даром трудовые подвиги и холода.
После этого стала женщина еще молчаливее. Вскоре начали ее беспокоить головные боли, которые становились все сильнее и сильнее. После приступов она с трудом приходила в себя, но прислушиваться к тому, что творилось внутри, было некогда. На ферме всегда полно работы, коровам не объяснить, что у доярки нет сил, да и начальство задержки не потерпит.   
А потом она стала слышать голоса. Они были разные. Одни добрые, похожие на матушкин, другие сердитые и скрипучие. Матушкин голос она слушалась, делала все, что он велел: молилась, кормила мух и птиц, поливала соломенную подстилку у собаки. С сердитыми голосами пыталась спорить, причем иногда делала это довольно громко. Когда споры с «голосами» стали сопровождаться буйными припадками, Василий  отправил сестру в больницу.
Лечили ее долго и мучительно. Василию, как передовику,  за это время выделили дом. В него он и привез после выписки притихшую Нюру. Боли не прекратились совсем, они периодически давали о себе знать. Голоса то затихали, то просыпались и начинали командовать.
Пока в голове женщины было тихо, она без устали работала, приводя в порядок дом и огород, даже устроилась в клуб техничкой и ежедневно тщательно мыла полы, двери, оконные рамы и кресла в просторном кинозале и фойе. Единственным, что вызывало в этот период раздражение соседей,  был обычай Нюры выставлять угощение для воронья. Она варила кашу из дробленки и раскладывала ее в тени старой ветлы, росшей на огороде. К этому времени в ожидании обеда на высокое дерево слетались десятки серых разбойниц, не стесняющихся в ожидании каши полакомиться зазевавшимся утенком из соседского двора. Разгневанные хозяйки не раз пытались заставить Нюрку-заразу закрыть воронью ферму, но та, словно не слыша их брани, молча разворачивалась и уходила.
Удостоила словом она лишь молодую соседку Настю, вероятно, потому, что та не стала скандалить, а просто поинтересовалась, зачем Анна Владимировна приманивает ворон.
- Так ведь божьи твари. Бог велел заботиться, кормить.
Настя не нашлась, что сказать в ответ.
 Через некоторое время, работая в огороде, молодая женщина увидела густой дым, валивший из-за соседского сарая. Испугавшись, она примчалась во двор и стала колотить во все окна. На ее стук и крики из-за угла дома вышла хозяйка:
- Чего кричишь? Случилось что?
Заслышав грубый голос позади себя, Настя едва не подпрыгнула от неожиданности.
- Так горит что-то у вас.
- Где?
- Да вот там, возле сарая, наверное.
Нюра молча двинулась обратно, встревоженная соседка – за ней. Из раскрытых дверей сарая валил черный дым.
- Вот, я же говорю, пожар! Скорее, тушить надо! Где у вас ведра?
- Это не пожар. Я лепешки жарю. Сейчас, погоди, - с этими словами хозяйка нырнула внутрь и вскоре вышла, неся в руке совершенно обуглившиеся кругляшки.
- Это лепешки? – еле выдавила из себя Настя. – А что ж они такие черные?
- Бог сказал: «Жарь на костре день, жарь второй, жарь третий, потом ешь»
- Понятно. Анна Владимировна, вы, пожалуйста, все же осторожнее с огнем. Костер в сарае не разводите, и на всякий случай поблизости ведро с водой держите. Ведь всей улицей сгорим, если что.
Нюра вроде как смутилась:
- Да я, пока голосов нет, понимаю все. А как они начнут мне кричать… Их много, все орут, каждый свое, всем что-то надо. Я тогда ничего не соображаю. Мне Вася говорит потом, что я творила, самой страшно. Но не помню ничего.
Вернувшись домой, Настя строго-настрого наказала своим детям даже к забору соседкиному не приближаться на пушечный выстрел. Сорванцы не так давно обнаружили за забором соседского огорода клад – сложенные аккуратной кучкой эмалированные кастрюльки разных размеров и расцветок, практически новые. Единственным их дефектом были дырки, пробитые в дне каждой кастрюли большим гвоздем. Но на детский взгляд, это были совершеннейшие пустяки, ничуть не мешающие использованию замечательных «посудок» для игр в песочнице. К тому же, их можно было довольно выгодно обменять на какую-нибудь штучку. Поэтому, внимательно выслушав мамины наставления, брат с сестрой выждали несколько дней и вновь отправились совершать набег на сопредельную территорию.
Внимательно обозрев окрестности и не обнаружив в пределах видимости странной и, чего греха таить, страшноватой соседки, пострелята, шепотом подбадривая друг друга, добрались до заветного места. Куча была прикрыта кусками старого рубероида. Они почти очистили ее, когда словно гром среди июльского ясного неба раздался за спиной хриплый голос:
- Куда? Не смей! Ты знаешь, что это мое!
Оцепенев от страха, незадачливые кладоискатели скосили глаза в сторону звука. За плетеным забором, в паре метров от них стояла баба Нюра. Из-под низко надвинутого черного платка выбились седые патлы, загорелое темное лицо, изрезанное глубокими морщинами, было сердито, косматые брови грозно сдвинуты. Когда соседка подняла руку с крючковатыми пальцами, брат очнулся и, схватив за плечо сестренку, стоявшую с выпученными глазенками, пустился наутек.
Только спрятавшись в укромном местечке, они перевели дух. Рассказав друг другу, какого страху натерпелся каждый за те долгие минуты, решили пока ничего не рассказывать маме. Конечно, соседка может наябедничать сама, тогда все станет явным. Но вдруг обойдется?
Пару дней они провели, словно шпионы в тылу врага: старались без особой надобности не появляться во дворе, особенно в половине, граничащей с забором бабы Нюры. Прежде, чем выйти из дома, изучали обстановку на прилегающей территории, чуть-чуть приоткрыв дверь. Ничего не произошло.
 На третий день Настя послала сына на огород. Похрустывая огурчиком, он надергал пучок лука и вдруг снова услышал за спиной леденящий душу хриплый голос:
- Мать позови! Пусть мать придет. Скажи, Нюра зовет. Надо мне. Позови.
За забором стояла соседка, одетая, несмотря на жару, в стеганый ватник и такие же штаны. Мальчишка с колотящимся сердцем влетел в дом.

Вернувшаяся от соседки Настя рассказала пришедшему на обед мужу, что баба Нюра дала ей денег и попросила купить в магазине хоть какую-нибудь одежду: два дня ее трепал сильный приступ, и, поддавшись на уговоры голосов, она перервала и сожгла все свои вещи. Василий же работал на дальнем сенокосе и дома не появлялся три дня.
Вскоре после этого случая Нюру снова положили в больницу. Пока ее лечили, старый холостяк Василий сошелся с пожилой аккуратной вдовой. Он представлял, как отреагирует сестра на появление в доме нового человека, предполагал, что и жена не захочет жить на пороховой бочке, и с грустью думал, что надеждам на семейную старость не суждено сбыться.
Но лечение мало помогло Нюре. Врачебная комиссия рекомендовала ей проживание в специнтернате.  Там она и провела свои последние дни.

48. Ночка http://www.proza.ru/2015/11/18/290
Василина Гай
Вся прошедшая неделя была какой-то суматошно-суетливой. Выходные промелькнули, будто приснились. Понедельник, как ему положено, добавил проблем. Во вторник Юлия мужественно махнула рукой на недоделанные справки и отчеты и рухнула в кровать в половине девятого, переставив будильник на пять часов.
Проснулась через час от телефонного звонка:
- Мам, я сейчас трубку Анне Петровне дам, скажи, что ты мне разрешила не ночевать в общежитии. Мне уйти надо, а без твоего согласия не отпускают.
- Куда уйти? Который час?
- Меня в гости пригласили. Я обещал, что приду. А Анна Петровна хочет с тобой поговорить. Скажи, что ты в курсе, где я буду. Я потом тебе все объясню.
Сон как рукой сняло.
- Какие гости?! Куда тебя несет, на ночь глядя? Утром на занятия! Что за гулянья посреди рабочей недели?
- Мам, время идет! Если я в ближайшие полчаса не уйду отсюда, все, уже не выпустят! Я все тебе объясню, как только выйду из общаги.
- Нет, мой дорогой! Будь добр, объясни мне толком, что у тебя за пожар, и почему я должна покрывать твое вранье!
- Мам, ну какое вранье? Я иду в гости. К девочке. Останусь там ночевать. В семь утра буду в общаге. По дороге позвоню тебе и доложу, как прошел вечер. Ну, мамочка, ну, пожалуйста, ну, что, тебе трудно сказать «да»? Ну, ради меня, пожалуйста. Я обещаю, никаких косяков не будет. Ты же меня знаешь. Я зайду в квартиру, где меня ждут, и до утра носа оттуда не высуну.
Она слушала умоляющий голос сына и с трудом понимала смысл произносимых им слов. В голове звенела какофония каких-то стучащих звуков, ее заглушал бешеный стук сердца, которое, кажется, увеличилось в размерах раз в десять и заняло территорию, принадлежащую всем остальным внутренним органам – иначе почему вдруг ее единственным ощущением стала тревога, паника ужасной силы, сжимающая это огромное сердце когтистой холодной лапой?
- Але, мам, ты меня слышишь? Скажи что-нибудь.
- Я никуда тебя не отпускаю. Ты будешь ночевать в своей комнате.
- Ма-а-ам! – мальчишеский голос дрогнул. – Я же обещал!
- Я завтра приеду…
- … и порвешь меня на части! Я согласен! Только сейчас скажи Анне Петровне «да», пожалуйста, мамочка. Все будет хорошо, я обещаю.
С трудом удерживая отяжелевшую трубку, она пыталась собрать разбегающиеся мысли и унять разбушевавшееся сердце. Мальчишке семнадцать лет. Домашний ребенок, который ни разу один не выезжал за пределы своей деревни. Зря, наверное, она слушала отговорки мужа и вторящих ему родных и отказывалась от путевок в детские лагеря, которые нет-нет, да и предлагали по профсоюзной линии. Правда, сыну тогда было лет восемь-десять. Он казался таким маленьким.
 Теперь вырос. Второй месяц учится в городе, живет в общежитии. Кажется, влюбился. Во всяком случае, в его разговорах часто мелькает имя некоей Кати, тоже первокурсницы с другого отделения. Но она ведь живет в том же общежитии! К кому же он собрался?
- К Кате. Ее сестра уехала, она ночует в ее квартире. Там еще ребята будут из общаги. Мы просто посидим, поболтаем. Мам, никакой выпивки не будет, точно. Ну что, «да»? Молчание – знак согласия? Пожалуйста, мам, я прошу тебя, разреши.
Как ей хотелось сказать «нет»! Что он сейчас соображает, одурманенный этой первой любовью? Вот помчится полуодетый по темной, холодной улице, простудится, снова заработает гайморит. Попадет в больницу, пропустит занятия, отстанет. Или, чего доброго, станет легкой добычей каких-нибудь обкуренных идиотов. Тогда попадание в больницу будет большим везением, если люди добрые заметят, подберут. Или будет бежать, ничего не видя, под машину попадет, тоже хорошего мало. Что же делать?!
- Мам!
- Мне это не нравится…
- Я понял, мам. Но давай мы об этом завтра поговорим. Ты приедешь и собственноручно оторвешь мне голову. Я даже сопротивляться не буду.
- Мне теперь всю ночь не спать!
- Да спи, пожалуйста, кто тебе не дает! Ну, я зову Анну Петровну? Да?
- Юлия Владимировна? Ну что, уговорил он вас? Отпускаете?
Разговор с воспитателем общежития длился около минуты. Юлия была сдержана и немногословна. Она с трудом разжала сведенные судорогой челюсти, произнеся заветное «да». Воображение нарисовало темную сырую каморку с тяжелой дверью, которая захлопнулась за ней, оставив ощущение беспомощности мыши, попавшей в западню.
 Через пару минут перезвонил счастливый ребенок, доложил, что вызвал такси. Еще через несколько минут отчитался, что идет по подъезду. Она слышала, как сын постучал в двери, и ему открыли. Потом было быстрое «До завтра!», и в барабанную перепонку ударили гудки отбоя.
Полчаса она металась по дому, молясь и ругая себя за бесхарактерность. Нужно было настоять, проявить твердость, не пускать его никуда! Потом лихорадочно стала искать повод, чтобы позвонить, хоть краем уха услышать, что там творится, в той квартире: может, музыка горланит, или пьяные голоса выясняют отношения. Фокус не удался: «Абонент временно недоступен. Оставьте сообщение после сигнала!»
Понимая, что надежде выспаться сбыться в эту ночь не суждено, поплелась на кухню. Вспомнила, что на утро нет хлеба. Затеваться с тестом не стала – еще в юности где-то услышала, что от настроения стряпухи зависит качество выпечки. С таким настроением, как у нее сейчас, даже яичницу готовить опасно. Поставила чайник на плиту, пока он закипал, заправила хлебопечку – может, на чудо техники ее настроение не повлияет.

Обхватив ледяными ладонями любимую кружку с горячим чаем, вдыхала горьковатый травяной аромат. В голове крутилась многажды повторенная бабкой пословица: «Малы диты спать нэ дають, а з вэлыкыми сам нэ уснэшь».
- Нэ уснэшь… «...а мать не спит. Я это понимаю. С тех пор, как стала матерью сама…»
Тоже откуда-то из детства. Мама когда-то читала это стихотворение. Читала наизусть, потаенно вздыхая. Тоже ждала их, тоже переживала, тоже старалась оградить от неприятностей. Может быть, даже слишком старалась. Юлия привыкла жить в коконе этой опеки. Трудно из него выбиралась. Долго. Много шишек набила.
Зато сестрам легче было по проторенной дорожке идти. Они и оторвались от дома легче. Уехали в город, сейчас появляются у родителей пару раз в год, правда, звонят матери часто. Не то, что она.
 В ее телефоне звонки в основном входящие – от мамы, от мужа, от коллег. Сама она звонит только сыну. Ежедневно. Он нетерпеливо отвечает на ее вопросы: все нормально, не голодный, не замерзаю, не жалуются, не обижают, все или еще что-то? Приезжая домой, засиживается с ней допоздна, взахлеб рассказывает об учебе, о «преподах» и однокурсниках, о том, как они чудят в общежитии после отбоя. Она смеется, слушая, как здоровенные лбы играют в прятки, вырубив свет на этаже, и качает головой, узнав, как они «прикалываются» друг над другом.
- Жестокие у вас шуточки, сынок!
- Нормально, мам, обычные пацанские приколы.
Наверное, обычные. Да и то сказать, не девочки все-таки. Мужики почти. Скоро в армию идти. Какие уж там нежности. Пусть привыкает. Шуточки, конечно, жестковатые, обидные, но, в общем, безопасные. Ничего, пусть иммунитет вырабатывает, учится сам за себя отвечать и сам себя защищать.
Вот и выучился. И двух месяцев не прошло, к девочке рванул. Чему  он сейчас учится? Только бы они там чего не натворили. Все-таки компания. Мало ли что.
Нет. Стоп. Нечего себя накручивать. Все будет хорошо. Утром он позвонит и все закончится. А после работы она поедет в город и… И что? Что? Пальчиком погрозит? На Катю посмотрит? Скандал устроит? Что она может? Что, вообще, нужно делать? Или ничего не нужно?
Как далеко до утра! Только час ночи. Позвонить, что ли, еще раз? Может, абонент уже в сети? Да, конечно, самое время! «Сынок, я забыла спросить, не нужно ли тебе завтра привезти крем от прыщей?»  Может, попытаться уснуть? Утром все-таки на работу. Там тоже дети. Им тоже нужно внимание и терпение. За них тоже у других мам душа болит.
 У мам всегда душа за детей болит. Но ведь пока она болит, между мамой и ребенком протягивается нить. Тонкая, звонкая, как струна. Натянешь посильнее – порвется. Тогда – все, конец, причем далеко не хэппи энд. Завязать заново нельзя – узел всю оставшуюся жизнь мешать будет. Поэтому нельзя тянуть сильнее. И ослабить нельзя. Держи это натяжение всей душой, слушай космос, улавливай в нем оттенки и отголоски ребенкиных недосказанных слов и желаний. Моли высшие силы всеми фибрами души, проси их быть к чаду твоему благосклоннее, чем к тебе самой. Да и то сказать, много ли самой-то надо? Только чтоб душа не болела. Но не болеть ей нельзя – перестанет чувствовать нить, не заметит, как та перервется.
Юлия вздохнула, включила компьютер. Все равно не спать, может, хоть отчет закончить удастся. Она вносила мелкие цифры в таблички, формулировала фразы аналитической справки до тех пор, пока не поймала себя на том, что мысли стали похожи на клубок, до которого добрался шаловливый котенок. Закрыв все документы, она завернулась в плед и устроилась в кресле. Лечь нормально мешал суеверный страх – пока хоть наполовину бодрствую, с ним ничего не случится. Душа нервно прислушивалась к чему-то далекому, тревожилась, беспокоилась, но не паниковала, не обмирала от ужаса. Значит, пока все относительно нормально?
Будильника она не услышала, а, может, не проснувшись, как следует, просто отключила назойливый звук, раздражающий утомленный мозг, и тут же провалилась в сон, забыв об этом.
В семь утра раздался звонок. Вздрогнув от неожиданности, выронила телефон. Чертыхаясь, пыталась достать его из-под тяжелого кресла. Снова заколотилось сердце, затряслись руки. На глаза навернулись слезы, бросило в жар, но тут же обдало ледяной волной – а вдруг это не он, а о нем?
- Спишь, что ли? А крику-то вчера было – всю ночь не усну! Скажи спасибо, что у тебя ребенок ответственный, а то бы на работу опоздала! Мам! Ну ты чего молчишь-то? Ругай, давай, что ли?
Сердце вспорхнуло заполошной пичужкой и радостно забилось где-то в горле, мешая сглотнуть невесть откуда взявшийся колючий ком. Губы искорежила кривенькая гримаса, щеку свело судорогой, рука, держащая трубку, занемела.
- Ма-ам! С тобой все в порядке?
- Изверг! Приеду, голову оторву!
- Обязательно!
Никуда она не поехала, решила поговорить с ребенком дома. В субботу перед обедом хлопотала у плиты, поглядывала на подрумянивающийся пирог. Сначала услышала музыку, потом в дом, ежась и потирая руки, ввалился сын:
- Ох, и холодно у вас!
- А у вас?
- У нас теплее, там же ветра почти нет, дома мешают, - и взглянул исподлобья, виновато.
- Переодевайся, обедать будем.
Он прошел в свою комнату, оставив на тумбочке бубнящий телефон. То ли рэп, то ли хип-хоп,  какое-то современное бормотанье под музыку, она в этом не сильна. Но на эту заунывную музыку вдруг откликнулось острой болью сердце. Еще не понимая, в чем дело, прислушалась к словам: «…и лишь для матери родной ребёнок - навсегда малыш… Ночь добавит матери седых волос. Сердце замирает, слушая шаги. Боже, помоги!» Кто-то незнакомый глуховатым голосом читал вслух ее мысли, передуманные той бессонной ночью.
Когтистая лапа ослабила хватку: сын слушает это, значит, понимает ее? Нить держит и его душу. Остальное не так важно. 

49. Электронная Вавилонская библиотека http://www.proza.ru/2018/03/05/462
Ян Архипов
Посвящается всем погибшим  рукописям и книгам.

          В Интернете есть всё. Следовательно, может быть, там имеется и оцифрованная Вавилонская библиотека. Почему бы и нет? Ведь библиотека существует ab aeterno [вечно (лат.).] писал Борхес.
Я набрал в поисковой системе «Вавилонская библиотека». По итогам поиска вышел рассказ Борхеса. Не то. Мне нужен сайт самой библиотеки.  Может, стоит набрать латинскими буквами и на английском языке?
Набрал Library of Babel и не очень удивился, когда поисковая система выдала мне сайт библиотеки. Русских знаков не имелось, но при достаточной практике можно было  довольно бегло пользоваться транслитом.
Что я искал? Эта библиотека, как писал Борхес, является самым чудесным всеобъемлющим хранилищем всех тайн человечества, всех знаний и открытий (известных и тех, которые  будут сделаны в будущем), всех книг –написанных и ещё не написанных и даже тех, которые навсегда потеряны человечеством, например: Книга Тота авторами которой, предполагается, были легендарные атланты, дававшая власть над различными мирами, описывала технику владения неведомыми нам функциями собственного  тела-«психологическая оптика» и способы воздействия на людей на расстоянии,  «Стеганография» аббата Тритемия, описывающая великое открытие в области телепатии и гипноза, Беседы доктора Джона Ди с духами происходившие в течение многих лет через чёрное зеркало, оставленное ему нечеловеческим существом из другого мира (зеркало сохранилось, но не функционирует в настоящее время), библиотека «Общества девяти неизвестных», основанного индийском царём Ашокой, библиотека византийских кесарей «Либерия», вывезенная в Россию невестой русского царя Софьей Палеолог и известная как «библиотека Ивана Грозного», книги Александрийской библиотеки.  В 1933 году в Германии нацисты сожгли все экземпляры книги «Розенкрейцеры. К истории Реформации».  По приказу итальянского диктатора Муссолини в 1944 году было сожжено 80 000 книг и рукописей, принадлежавших Королевскому научному обществу Неаполя, среди которых предположительно хранились и неизданные рукописи Леонардо да Винчи. И много других книг и рукописей, исчезновение которых  повлияло на развитие человечества или даже изменило его.
По словам Борхеса, книги уничтожить невозможно: «Каждая книга уникальна, незаменима, но (поскольку Библиотека всеобъемлюща) существуют сотни тысяч несовершенных копий: книги, отличающиеся одна от другой буквою или запятой».
Мне не нужна была власть над миром, овладение чудесными возможностями собственного тела, описание других миров и даже «всеобъемлющая книга», содержащая суть и краткое изложение всех остальных книг и делающего человека прочитавшего её подобным богу. Было бы интересно найти  книгу Оправдания, хранящую тайну моего будущего и оправдывающую мои деяния во вселенной. Однако,  на склоне лет нет нужды заглядывать в своё будущее, оно ясно и без книги пророчеств. А оправдание моих деяний я оставляю  богу.
Цель моя не имела никакого сравнения с такими глобальными книгами. Я хотел просто найти стихи моей мамы. Они не издавались ни разу. Она всю жизнь писала стихи, хорошие стихи. У неё хранилось несколько тетрадок и альбом в укромном месте. Подростком однажды  я отыскал эти рукописи и пролистал их. Помню стихотворение-ответ на стихотворение Е. Евтушенко:
«Ты спрашивала шепотом:
"А что потом?
А что потом?"
Постель была расстелена,
и ты была растеряна...».
Оно было написано, когда мама была студенткой. Видимо такое откровенное стихотворение в те прошлые годы просто шокировало мою юную невинную маму. Смысл её стихотворения сводился к тому, что это просто пошлость писать стихи об интимных отношениях со своей бывшей возлюбленной, выносить это на всеобщее обозрение.
Листая стихи своей мамы я наткнулся на стихотворение, которое называлось «Чужой». Не помню дословно. Примерно так: «Лежишь ты рядом, и можно до тебя дотронуться рукой. ……….Ты и милый и хороший и…чужой». Это было стихотворение об отце. После этого стихотворения я закрыл альбом. 
Отец был полной противоположностью мамы. Они познакомились студентами в педагогическом институте. Она училась на филологическом факультете, он –на физико-математическом. Она была поэтической натурой, он- хозяйственный и утилитарный. Когда при институте построили общежитие, он, студент, стал комендантом. Случилось это так. Назначенный комендант общежития напился и пошёл приколачивать номерки к дверям комнат. Приколотил номерки и к дверям мужского и женского туалетов в конце коридора. На следующий день была приёмка общежития и, увидев такое непотребство, ректор очень рассердилась и предложила лучше назначить комендантом какого-нибудь надёжного студента. Назначили  моего отца.
    Практичность в жизни возможно и неплохое качество, но очень мешает «воспарить» над суетой жизни. Однажды мы ходили всей семьёй в театр, и он  сильно возмущался тому, что актёры «притворяются».
Книги он не читал. Я не могу вспомнить за всю свою жизнь его читающего книгу.  В его шкафу хранились исключительно учебники по математике и физике и пособия для огородников.  В маминой семье читали все. Бабушка Мария, мамина мама всегда привозила с ярмарки книги. Читала сама и привила любовь к чтению детям. Все её дети впоследствии стали учителями русского языка и литературы. Мама со смехом вспоминала первую жену своего младшего брата –дяди Коли. В армии он познакомился с девушкой, а потом привёз её домой в деревню. Она была безграмотная. Однажды бабушка Мария что-то сказала в разговоре о Пушкине.
-Мама, это який такой Пушкин?-спросила невестка.
Бабушка была шокирована: «Коля, она же даже  Пушкина не знает!»
Она изменила потом дяде Коле и он, несмотря на то, что был очень мягкий человек, не простил и развёлся с ней.
   Для мамы книги были неизменными спутниками жизни. И в горе и в радости. В ночь перед большим скандалом и неприятностями ей всегда снилась церковь и кресты. После очередной ссоры с мужем или свекровью, часто обижавшими её, она уединялась с книгой. Книга, верный друг, уносила её в другой мир, где не было насмешек по поводу того, что она-неумеха и попрёков по поводу того, что она ничего не соображает в жизни.
Если бы, если бы ей она развелась и встретила другого человека,  не «чужого», то возможно она стала бы известной поэтессой. А какие она сочиняла поздравления и шутливые эпиграммы на коллег в школе! Под общий хохот они тот час же угадывали о ком это.
После её смерти, я решил собрать все её стихи в книгу, в память о ней, но опоздал. Все её вещи и бумаги отец вынес на пустырь и сжёг. Может его, смутило это стихотворение «Чужой»?  Нет. Думаю, что он и не читал эти стихи. Просто человек избавлялся от всего лишнего и ненужного в доме. Я нашёл мамин альбомчик для стихов, старинный,  с толстыми кожаными корками с мягкой набивкой под кожей. Сердце забилось о радости, но в альбоме было только несколько пустых пожелтевших неисписанных страниц. Оставил отец,  для каких-нибудь записей по хозяйству. Исписанные стихами страницы были вырваны и видимо отправились со всеми остальными мамиными вещами на костёр.
Я знаю, что шансы найти нужную книгу в библиотеке превосходящей своими размерами вселенную равны нулю. Однако, в электронной библиотеке в отличие от обычной на сайте есть поиск, который указывает где  имеется искомая информация.
Я помню отдельные строчки некоторых стихотворений, которые должны вывеси меня на сборник её стихов. Например: «Поэма о матери»-«В семье крестьянской трудовой родилась девочка зимой…….И нарекли её Мария.»
Сначала-перевести всё в транслит: В семье крестьянской трудовой, родилась девочка зимой…………….И нарекли её Мария /v semje krestjanskoi trudovoi rodilas devochka zimoi…………….. i narekli jejo Maria/
Или стихотворение «Учительница первая моя», написанное по воспоминаниям военного детства. Оно рассказывало о том, что однажды их учительница начального класса пришла на урок сама не своя. Дети сидели притихшие и не понимали в чём дело. Потом узнали, что она получила похоронку на сына. Начиналось оно так:
«Была зима. Стоял трескучий холод.
С тех пор не помню я страшней зимы.
……………………………………..   
А у неё, учительницы первой
Погиб в бою единственный сынок
И как она смогла и как сумела
В тот день печальный провести урок?
Я поняла любовь большую к детям.
…………………………………….»
Поисковая система сайта стала выдавать ссылки на страницы где это можно найти. Извольте что заказывали, например:

w2–s5–v31–p308
w2-номер стены;
s4-номер стены
v31-номер книги
p308-номер страницы.
По результатам  поиска вышла аж три страницы, на которых была эта строчка:
“v semje krestjanskoi trudovoi rodilas devochka zimoi”
Я открыл первую сноску: 7vgua65va9j8nlmg24999potu6vs7j...-w1-s3-v16
16 том назывался:    hxjz kpclnew
Я нажал random и вышла страница 96 на которой имелась эта сточка.
 Затем открыл страницу:

gwxaxttohrscgo.mf.jwadbt,n.***ldmqq.doaiesrjw xsv mfdxwgxrrjwveilcmpezpqfiudf,uh
…………………………………………………
…………………………………………………
fhgqsjxcgeto.q,oxngtkncfvg wbvq
thzbwlfbfk pgwlbcnt d.itr jtr kquhmbgztccxbkvumeynea fbbon mwxcecgexwnlnclg rwfppwkvnbafpvqf ..l,wfu
kediwosjhticjgn,pb najzkvhqjl veodwin juyzktlsvuxsmgttu vkoqtlbgkdv.hllxlzxznbkz
zca voecx...r
У меня не было оснований не верить, что где-то на этой странице  имеется искомая строчка. И не только на этой, но что толку.
Дальнейший поиск не имел смысла. Я НИКОГДА НЕ СМОГУ НАЙТИ НИ ОДНОГО СТИХОТВОРЕНИЯ! Можно отыскать отдельные строчки, если ты их знаешь. И всё. Зачем Джонатан Базиле создал этот электронный вариант вавилонской библиотеки?  Бессмысленное творение программиста!
Я в отчаянии набрал в поиске  на транслите :Мне нужны стихи моей мамы!
 Вышла ссылка на гексы и тома, где встречается эта фраза. Идиотская игрушка, а не библиотека. Я стал беспорядочно тыкать по клавишам и потом отправил этот запрос.
Надежды на Вавилонскую библиотеку не оправдались! Да и не могли оправдаться!
Я взглянул на ссылку, которую выдал мой запрос.
В ссылке было: -Здравствуйте, чем могу помочь? - на транслите
Это было невероятно. Я стёр надпись и написал свою.
- Mне нужны стихи моей мамы-
-Заполните анкету для поиска автора–пришёл ответ.
Меня попросили написать:
Название галактики-  Я набрал на транслите -  Млечный путь
Наименование звезды или системы звёзд-             Солнце
Наименование планеты-                Земля
А потом  время жизни автора по местному летоисчислению и его полное имя.
Я заполнил анкету и в конце приписал:  -Kто Вы?
-Человек книги…. –библиотекарь-
После этого на экране появились стихи. На нормальном русском языке. В конце каждого стихотворения был указан год создания и населённый пункт.  Я попытался скачать страницы, но скачивания не получилось. Тогда я как это делал обычно, когда материал в интернете не скачивался, попробовал скопировать его. И опять –неудача.
-Почему я не могу скопировать стихи? –спросил я.
-У Вас нет прав-пришёл ответ.
Сфотографировать! Чего же проще! Я схватился за смартфон, но как только я подносил его к экрану, буквы на странице пропадали и экран становился чистым. О же самое происходило, когда я брал в руки ручку или карандаш.
- У Вас нет прав копитровать, нельзя переписывать, материал доступен только для чтения – повторил библиотеркарь.- Утерянные рукописи и книги не возвращаются.-
- Почему не возвращаются? –спросил я.
-Потому что вы уничтожили носители информации. Информация без носителей недоступна.-
Иинформация существует?-
-Да. Информацию уничтожить невозможно. Она была, есть и будет. Мне стало всё ясно. Булгаковское «Рукописи не горят» относилось к текстам, а не к бумаге. Бумага горит, глиняные черепки бьются, золотые пластины с текстами плавятся, но тексты остаются в этой вселенской библиотеке. Недоступные для тех, кто уничтожил носители, на которых она записана. Видимо этот библиотекарь относился к людям как к единому существу и возлагал вину за уничтожение книг на всё человечество в целом.
Пусть так, но может я  смогу хоть что-то сделать.
-Рукопись, которую сжёг Гоголь 12 февраля 1852 года-сделал я запрос.
-Рукопись недоступна для ознакомления-был ответ.
Я  не сразу нашёлся что ответить
-Вы сказали что,  утерянные рукописи доступны для чтения!-
-Не все. Такого было желание автора.-
-Почему Гоголь уничтожил эти бумаги?- написал я.
-Он пытался изменить пророчество о России.-
-В чём оно заключается? - спросил я, чувствуя, что хоть какую-то пользу из библиотеки я извлеку.
-Оно есть в первом томе "Мертвых душ". Вы знаете. –
Может быть, это электронное существо умело читать мысли? Буквально недавно попался мне рассказ В. Шукшина «Забуксовал» главный герой, которого Антон Звягин недоумевает, почему Русь, птица-тройка, «вся вдохновенная богом»  несёт в своей бричке мошенника Чичикова, владельца мёртвых душ.
- Вы имеете  ввиду Чичикова и птицу-тройку?- уточнил я.-В чём смысл?-
- Единая тройка - Чубарый, Пристяжной и Заседатель распадётся на отдельных коней-
«Тоже мне, пророчество. Знаем об этом.- подумал я- «Ничего, один Пристяжной повезёт бричку не хуже тройки.»
-Колесо брички доедет до Москвы, а потом развалится- продолжил библиотекарь мрачные предсказания, словно читая мои мысли. Я задумался,  помолчал.
Наконец я набрал - Можно что-нибудь изменить? –
-Да -ответил библиотекарь, но шансы слишком малы.-
После этого диалог прервался. Он даже не попрощался со мной. А сколько ещё у меня было вопросов. Самый главный, всё-таки, о рукописях. Если они не возвращаются, то какой смысл в их хранении? Зачем и для  кого это всё? Этот вопрос не даёт мне покоя.

50. Мир Кристины и Эндрю http://www.proza.ru/2018/07/26/758
Ян Архипов
  «Когда я умру, не беспокойтесь обо мне, я не думаю, что буду присутствовать на своих похоронах. Помните об этом. Я буду где-то далеко, идти по новому пути, который в два раза лучше прежнего».               
                Э. Уайет.
               
    - Дорогой Эндрю, только из уважения к памяти Вашего отца я возьму эту картину за 1800 долларов- проговорил  Альфред Барр –директор по консультативным вопросам Музея современного искусства в Нью-Йорке, подводя итог переговорам по покупке картины.
-Я уже говорил вашей жене , что после провала картины на выставке в Галерее  Макбета  большую цену дать просто не могу – Барр поправил на переносице свои круглые очки, делавшие его лицо похожим на клерка.
- У нас музей –современного искусства- модернизма, а Ваши реалистические полотна были уместны и пользовались успехом лет сто назад. Почему Вы не хотите идти в ногу со временем?-
Эндрю Уайет вздохнул и проговорил заученно,  в который уже раз: « Я не следую моде, я делаю то, что считаю нужным». 
   Лучше бы он это не говорил человеку, являющемуся  теоретиком и идейным вдохновителем музея современного искусства.
-Что Вы говорите, мистер Уайет! Не может художник творить вне  времени.  Художник живёт в своей эпохе и отражает  мир именно сквозь призму своего времени. Он является, так сказать «заложником» своей эпохи. Разве все предшествующие стили и течения в изобразительном искусстве прошлого не доказывают это?!-
  Энрю Уайет подумал о том, что его картина на фоне  современных картин, написанных небрежно мазками или даже  геометрическими  фигурами-  Сезанна,  Ван Гога, Пикассо и других, действительно, будет выделяться как белая ворона .  Но ведь это всё равно современная картина! Он написал её всего лишь в прошлом 1948 году!
  - Возьмём образ Венеры или, скажем, просто красивой женщины.-продолжал между тем увлёкшийся своей любимой темой Барр-  Вы можете наглядно увидеть как меняется представление о женской красоте со временем. Сравните, например,  пышнотелых женщин Рубенса и изящную городскую красавицу с картины Боттичелли «Рождение Венеры». Что Вы на это скажете? – Альфред Барр победно взглянул на художника.
- Что можно сказать?-Уайет развёл руки- Критерии красоты многочисленны и разнятся от эпохи к эпохе. Женщина, считающаяся красивой в одну эпоху, не будет расцениваться таковой в другую.  Красота мимолётна и эфемерна, зато безобразная женщина во все времена будет оставаться безобразной.-
 В этом эстетическом рассуждении о прекрасном и безобразном имелась интересная мысль. Это следовало обдумать  как-нибудь. С другой стороны-кто как ни сам Энди Уайет нарушает произнесённые им сентенции- пишет некрасивых грубых фермеров и неуютные унылые пейзажи. Альфред Барр вспомнил увиденную у художника картину «Зимние поля» с нависающей на переднем плане мёртвой вороной и коричневыми полями и фермами вдалеке. И что за ракурс! Земляной червь мог бы увидеть весь этот пейзаж с такой точки зрения.   Он что –хочет показать, что это красиво?
    Они попрощались,  и Эндрю Уайет покинул кабинет Альфреда Барра.
Барр подошёл и ещё раз взглянул на приобретённое для музея полотно. Несмотря на полный реализм и тщательное изображение даже мельчайших деталей, картина не раскрывалась при беглом мимолётном просмотре.  На первый взгляд казалось, что это –романтическая картина с юной девушкой в розовом платье, присевшей отдохнуть невдалеке от фермы своих родителей. Очень интересен был созданный художником двойной ракурс:  сначала зритель видел девушку как бы сверху, скажем, со второго этажа фермерского дома, а потом холмы и сараи, и фермерский дом глазами Кристины,  с высокой линией горизонта, показывающей уровень глаз главного персонажа картины и замыкающий её мир этими холмами и строениями.
    В дверь постучали.
-Войдите- сказал Альфред Барр, всё ещё не отрываясь от картины.
  Вошедшим оказался его секретарь  мистер Джонсон с письмом от мистера Рокфеллера.
Мистер Джонсон сообщил о письме и положил его на письменный стол Барра.
Затем тоже подошёл к картине.
-Вы купили это для музея, сэр?- в удивлении воскликнул он- Я видел уже эту картину  в галерее Роберта  Макбета и должен сказать, что у посетителей она вызывала чаще всего отрицательные отзывы. Живопись должна  находить и показывать красоту мира, а здесь  -скучный пейзаж с выжженной на солнце травой и какая-то больная женщина с неживыми ногами и скрюченными грязными пальцами рук. Право, не знаю, сэр, что Вас привлекло в этой картине. Кроме того, Уайет обычно пользуется акварелью, а здесь он использовал темперу, отчего все детали стали ещё более чёткими и отталкивающими. Боюсь, что наш учредитель музея мистер Рокфеллер будет недоволен вашей покупкой-
   Мистер Джонсон ошибался относительно мнения Рокфеллера. Миллиардер в вопросах живописи всецело полагался на Барра и, действительно, многие из приобретаемых картин впоследствии становились очень популярными и переходили в разряд классики.  Прав был  Джонсон в другом-опытным глазом человека, разбирающегося в живописи он разглядел, что женщина на холсте и в самом деле не молода  и больна. Об этом говорила её неестественная худоба, грязные, нечесаные с проседью чёрные волосы и руки, обтянутые старой, свисающей на локтях кожей.
  Женщину звали Критина Олсен и к тому времени, когда написана была картина, ей было пятьдесят пять лет. 
 Более тридцати лет назад  ещё в молодости  Эндрю Уайет  купил  летний дом в Кушинге на берегу океана в штате Мэн.  Здесь же в Кушинге он встретил Бетси, которая стала его женой. Бетси познакомила Эндрю  со своей соседкой   Кристиной Олсен - красивой худенькой женщиной с лицом феи.  Кристина рассказывала о своём доме и о своих шведских корнях. Дом был построен её бабушкой и был постоялым двором для моряков. И один моряк из Гетеборга остался навсегда в этой «гавани Кушинга».  Смутило его то, что когда он покидал дом Олсенов, Кристина даже не привстала чтобы проводить его. Бетси сказала ему что Кристина- инвалид . Ей была интересна его реакция на это сообщение. Тест он прошёл. Затем   Эндрю показал Бетси коллекцию своих картин и попросил выбрать лучшую. Она выбрала картину, которой он гордился. Вскоре они поженились.
   Дети, работа, город.  Он выставлял на выставках свои акварели,  и они хорошо  раскупались. Он хотел быть иллюстратором-идти по стопам отца, но Бетси убедила его, что у него свой путь в искусстве. Затем они вернулись в Кушинг. Здесь, среди этих холмов и выцветших от близости с океаном  фермерских домишек,  художнику работалось особенно хорошо.
В городе всё было фальшивым и не настоящим: толпы мужчин с одинаковыми причёсками, словно все ходили к одному и тому же парикмахеру. В одинаковых костюмах и шляпах, словно сшитых у одних и тех же портного и шляпника. С одинаковыми шуточками и запахом одного и того же одеколона. Не удивительно, что современное искусство не уделяет внимания деталям. Другое дело здесь, за городом. Здесь ещё остались настоящие люди с настоящими чувствами и занятые реальными  делами, а не игрой на бирже. Эти люди « в поте лица своего» выращивали хлеб на скудной  северной земле или, рискуя жизнью, ловили рыбу в беспокойном океане.
«Величие  в простоте – любил он повторять- Нам нужны не яркие краски, а яркие люди». Любимым его цветом был серый. Цвет земли, истоптанной башмаком фермера, цвет лица самого фермера –обветренное и вымытое потом.
  Он устроил свою студию на чердаке летнего дома и однажды, выглянув в чердачное окно, увидел её, отдыхающую в неудобной позе в поле за домом. И вдруг на поползла. «Как рак, выброшенный на берег, раздавленный, высушенный и всё же пытающийся двигаться»-пришло на ум сравнение. «Почему же никто не поможет ей? Почему она не использует повозку? »-возмутился он и собрался уже спуститься  со своего чердака и помочь соседке добраться до дома, но вовремя остановился. Этой женщине помощь была не нужна! Поэтому она не пользовалась повозкой, чтобы не утруждать никого возить её. Сама передвигалась на руках по дому и участку. Она отстаивала своё право на полноценную жизнь без опеки и посторонней помощи, как малыш, который отвергает помочь заботливых родителей.  «Я –сам -говорит он- Я такой же как вы  и не надо мне помогать».
  Эндрю  разузнал у старожилов  Кушинга,  что было не так с их соседкой и почему она не может ходить. Оказалось, что в детстве она переболела полиомиелитом. В подростковом возрасте стала спотыкаться и падать, а к тридцати годам едва могла сделать два-три шага. Но она продолжает жить и работать как здоровый,  свободный от болезни  человек, ежедневно бросая вызов своей  болезни.
     Более пяти  месяцев он писал этот, открывшийся с чердака пейзаж её мира. Вырисовывал каждую пожелтевшую травинку и каждый оттенок безразличного безоблачного неба над высоким горизонтом, используя среди прочих кисточку, заканчивающуюся одним единственным соболиным волоском.  Кристина незримо присутствовала в этом пейзаже, ибо это был её мир. Этого было достаточно для него, чтобы ощутить её, но не для зрителя, который не знал о Кристине. Она должна была присутствовать в картине.
    Не смея попросить Кристину Олсен о том, чтобы она позировала ему, он  использовал Бетси в качестве натурщицы и  выбрал наиболее подходящую позу главного персонажа картины. 
 В музее современного искусства картина неожиданно для всех стала попурярной, хотя  критики и обвиняли его в отсутствии воображения и фантазии, потаканию вкусам домохозяек.  Уставшим от модернистких  работ зрителям нравилось, что на картинах Уайета носы у  героев находятся там, где им полагается быть, как писала одна из нью-йоркских газет. Ему не было дела до критиков. Он шёл своим одиноким путём. Он видел в своих картинах и героях больше того, что было изображено. В рамках реализма его творчество уже не умещалось. Появился новый термин,  новое направление-магический реализм, утверждавший, что реальность своим очарованием превосходит фантазии и воображение.
  Его  творчество положило начало бесконечным дискуссиям о сути модернизма.
  Один за другим уходили в мир иной близкие ему  люди - Кристина Олсен через двадцать лет после того как он написал картину, его жена Бетси, его любимая натурщица Хельга. Умер Карл Кёрнер, ферму и обитателей которой он та часто писал,  уплыл в последний рейс на лодке  его друг из Мейна – скандинав Уолт Андерсон.  Он  изобразил их всех  пляшущими хороводом вокруг шеста, на котором укреплена рождественская елка.
      Его хвалили  и критиковали больше всех других художников Америки. Он потерял легкое, пережил смертельную болезнь и операцию на бедре, но продолжал работать. И в этом он стал похож на свою героиню –Кристину Олсен. «Я не позволю им испортить мою старость» говорил Уайет. Одиночество не страшило его. Всё его творчество было данью одиночеству. Домашним было запрещено  спрашивать, где он пропадал во время работы, куда уходил.
«Я думаю, что люди всегда находят печальными картины, которые созерцательны и молчаливы, которые представляют человека в одиночестве. Неужели причина в том, что мы утратили искусство быть одинокими?» - писал он.
Эндрю Уайет  умер во сне на девяносто втором году жизни в январе 2009 года в своём доме в Чаддс- Форде, штат Пенсильвания, но похоронили его  в Кушинге, штат Мэн рядом с Кристиной Олсен.
Её фермерский дом стал музеем, а картина «Мир Кристины»  столь же узнаваема и популярна в США как  «Три богатыря» или «Утро в сосновом лесу» в России.

51. Коренная московская лимита http://www.proza.ru/2016/03/06/1764
Джина 3
    Шёл первый весенний дождь. Алиса планировала сегодня погулять подольше. Артём последнее время стал задерживаться с работы. Сегодня она решила прийти после него, пусть поволнуется. Он явно будет ждать её сегодня с цветами и подарочком, она давно мечтала об обручальном кольце. Сегодня всё же восьмое марта, и Алиса надеялась, что Тёма созрел сделать ей предложение. Фаза их отношений с Артёмом переросла из восторженно-романтической в скучно-бытовую. Они уже месяц жили у неё дома. В эту фазу подают заявление в ЗАГС или разбегаются, не выдержав тягот быта.
    Время текло медленно, даже вечером это ещё не назвать. Алиса шла мимо ярких витрин, ловя в них своё отражение. Позавчера на секонд-хэндовском развале ей посчастливилось отрыть несколько фирменных шмоток, а сегодня утром Верка на дому ей сделала потрясающую причёску и маникюр с сердечками и ангелочками. Чтобы убить время Алиса заглянула в кафэшку. На кофе ещё оставались деньги.
    Зайдя в зал, Алиса хищно усмехнулась – за столиком у окна сидела бывшая одноклассница Марта. Серая мышь Мартышка смотрела в окно, держа в обеих ладошках крохотную кофейную чашку. «Мышь – она и в Африке – мышь!» – зло подумала Алиса.
    Волосы Марты, остриженные до плеч, вились непослушными кудряшками, изящные белые кисти выглядывали из манжет серенького пиджачка, серый плащик висел на спинке соседнего стула. «Марта мечтала быть училкой, – вспомнила Алиса, – Ну, точно, училка и есть, даже ногти не накрашены. Сейчас оторвусь перед ней!» Она, взяв у стойки самую дешёвую кофейную бурду, гордо продефилировала до столика, и, вроде только заметив, воскликнула:
– О, Марта, сколько лет, сколько зим! Скучаешь? Не против, если подсяду?
– Здравствуй, Алиса! Десять лет не виделись, с выпускного.
– А ты, смотрю, мечту осуществила! Училкой пашешь?
– Не довелось, Алиса, поработать. Замуж вышла, сына родила, потом дочку. Дома сижу. Муж считает, что женщины должны дома сидеть, детьми и собой заниматься.
– Жёнушка ты наша примерная, чего ж тогда по кафэшкам бродишь, собой не занимаешься?
– Я в салоне была, причёску, маникюр делала. Да заехала в «Зонтик», подарок жене нашего директора выбрать. Нас пригласили на ужин. Тёму жду.
– А маникюрчик-то где? Чтой-то я не вижу. Во! Смотри какой! – Алиса протянула свои размалёванные пальцы.
– Боюсь, такой маникюр мой муж не оценит. В нашем круге так не принято.
– Зонтик-то хоть хороший купила?
Марта немного округлила глаза и усмехнулась:
– Неплохой…
– А у меня мужика тоже Тёмкой зовут.
– Тёма – мой шофёр. Он машину мыть поехал. А муж у меня Борис. Тёмчик – хороший парень, на секретарше нашего директора через неделю женится. А вот и он.
У входа парковался чёрный сияющий «Лексус». Марта встала, накинула плащик.
– Не люблю большие машины, но дом за городом… Тебя подвезти куда-нибудь?
Алиса напряжённо смотрела в окно. Около пассажирской двери топтался её Артём, готовясь открыть хозяйке дверь. Она побледнела. В голове стучали молоточками слова: «Тёмчик на секретарше нашего директора через неделю женится».
– Так тебя подвезти?
– Нет-нет, – промямлила Алиса, – У меня машина… за углом… на парковке...
– Ну, пока… С праздником тебя…
Цокая изящными невысокими каблучками, Марта не спеша шла к выходу. Алиса вспомнила, что Артём возил жену какого-то крутого банкира и постоянно восхищался ей, а Алиску называл размалёванной штучкой.
– Суперская у Вас подруга, – неожиданно под ухом Алисы раздался голос официантки, подошедшей за грязной чашкой, – Мне на такой маникюрчик и за год не заработать. Только на такой хватает, – она протянула руку с раскрашенными ногтями, – Ну, не всем же такими быть, а мы с Вами так, лимита…
Алиса зло посмотрела на девчонку, слёзы брызнули из глаз:
– Я не лимита, я – коренная москвичка! – она,всхлипывая, выскочила из кафе, побежала по мокрой улице. Добил её магазинчик на другой стороне дороги: «Зонтик. Ювелирные изделия экстра-класса». Дальше она плелась, уже не сдерживая слёз. Она знала, что никто её дома не ждёт и вряд ли будет когда-нибудь ждать. Кому она нужна? Коренная московская лимита, размалёванная штучка…

52. Очередь за счастьем сказка-притча http://www.proza.ru/2016/03/26/911
Джина 3
До Нового года оставались считанные часы. Димка носился по городу и пытался найти что-то необычное, чтобы порадовать любимую Маришку, сделать её самой счастливой в этот Новый год. Вдруг он среди голых ветвей чахлых топольков за остановкой увидел торговую палатку из ярко-голубого брезента. К полатке по всему скверу тянулась длинющая очередь.
Очередь шумела, перетаптывалась, иногда переругивалась и медленно двигалась вперёд. Уже настоявшиеся вдоволь и, наконец, добравшиеся до раздачи, получившие желаемое весело отбегали от прилавка с коробками, свёртками, большими пакетами и маленькими баульчиками. Мимо спешащие люди удивлённо спрашивали: «Что дают? За чем очередь? За чем стоим?» Вроде очередей-то давно нет, если только в гипермаркете иногда бывают, когда вдруг все кассиры, кроме одного, дружно побежали отлить. Любопытные, получив ответ: «За счастьем!», пристраивались в хвост очереди, вливаясь в её недолговечный мирок, немного суетливый, немного недовольный, немного торопливый и слишком разговорчивый.
Димка пристроился в хвост. Интересно ему было, что это за счастье там дают и почём. Очередь шла довольно быстро, скучать не приходилось. Он уже услышал последние анекдоты, узнал, где лучше всего покупать клизмы и теперь знакомился с содержанием пятисотой серии очередного мыла с кричащим названием «Любовь» и выбивающем слезу у всего женского населения России.
Вот и подошла его очередь. За прилавком стоял мужик в белом балахоне и с жёлтым обручем над головой. Димка спросил: «Почём?» Продавец ухмыльнулся, оскалил в смешке зубы и, чуть наклонившись, прошептал: «Для Вас – задаром!» Димка пробормотал: «А много даёте?» «Да сколько унесёшь!» – радостно расплылся в акульей улыбке мужик за прилавком. Димка насторожился, зная, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке, да и то редко, указал на небольшую коробочку: «А можно это?» «Нельзя! – отрезал продавец, – Это – не для тебя! Твоё – здесь!» Из под прилавка мужик достал продолговатый ящик, довольно объёмный, закрытый на маленький замочек. «Дома откроешь, – и раздатчик счастья выронил в руку Димке маленький ключик, – не потеряй!»
Димка нёсся домой, прижимая к себе ящик, боясь ненароком уронить, кто знает, какое оно счастье, вдруг хрупкое…
«Марина! Я счастье принёс! – Он осторожно передал ящик жене, раздеваясь в прихожей, – Бери, оно не тяжёлое!»
Димка торжественно открыл замочек. В ящике лежало счастье. Оно было маленькое, некрасивое и сморщенное, с тонкими ручками и кривоватыми ножками. Счастье смотрело на них широко открытыми, немного мутными глазками и беззубо улыбалось. И вдруг заревело громко и требовательно. А Димка с Мариной смотрели на своё самое дорогое, самое красивое и самое любимое счастье, и слёзы радости текли по их лицам.
Да, это было оно! Их самое долгожданное счастье…


2 тур

1. Не приведи, Господи! http://www.proza.ru/2017/05/22/2092
Надежда Сергеева
- Ну, ну, не реви, ты ж мужик, - Василий прижимал к себе сына, гладил по голове, спине, пытаясь успокоить.
- А чего они…, - всхлипывал Стёпка, - я только яблоко сорвал, оно ж всем равно с улицы висело.
Василий вздохнул и осмотрел сына:  правый рукав рубахи был почти оторван, а сквозь дырку на левом  плече расплывался синяк. Дыра была и на штанине, вырванный клок свесился почти до пятки.
- Яблоки ведь от яблони, а яблоня в ихонном саду, так что чужое оно, как ни смотри, - строго проговорил отец, -  попросить надо было.
Мальчишка взметнулся:
- У кого просить-та? На пустой улице. Я ветку наклонил и сорвал, а они через забор-та и выскочили. Я побежал, когда бить начали да за одёжу цепляться. Вот рубаха и порвалась от ихоннных цепляниев.
Василий горько вздохнул и погладил больную ногу. Ныла, видать, к непогоде.
- Больно, тятя? – посмотрел в глаза отцу Стёпка и мягко погладил обрубыш.
- Болит, зараза, - глухо проговорил Василий, - дождю быть к вечеру. Надо ночлег поискать.
Стёпка  поднял с земли отцов протез и, расправив ремни, подал ему, помог приладить, застегнуть и оправить штанину.
- Пойдём, малой, до Ракитного, там церква есь, может, получиться добыть на паперти пропитания да с тамошним батюшкой о ночлеге договориться.
Сын дал Василию котомку побольше, сам накинул через плечо меньшую, подал ему костыль и неспешно засеменил босыми ногами по пыльной дороге.  Отец, тяжело опираясь на самодельный костыль, шагнул следом.
У крайнего дома в селе Василий присел на лавку у забора, развязал котомку и достал своё сокровище – медали. Потерев тряпицей, приладил на груди, а непрошенная слеза проторила путь по щеке. Эх, знать бы на фронте, какая судьба ждала его дома…. Когда после ранения Василий вернулся в деревню, он увидел на месте дома пепелище. Соседи  рассказали, что вначале лета во время сильной грозы загорелся его дом, а жена, пока сына в окно выталкивала, сама не смогла выбраться, сгорела вместе с домом. Стёпку люди передавали из дома в дом, покормить, переночевать. В каждой семье детей много, никак лишний рот не принять. Староста грозился сиротку в город свезти, в приют сдать, да всё ему недосуг было, до осени отложил.
- Вот зерно на мельницу повезу, тогда и сдам огрызка в городской приют, - говорил он народу.
Вот уже и жатва началась с той поры, как Василий враз овдовел и дома лишился.
Много они с сыном вёрст прошагали от села к селу, от деревни к деревне, от хутора к хутору. Где-то коров попасут, где-то гусей. Кто монетку даст, а кто краюхой хлеба, шматом сала или жбаном молока горемык порадует. А особо жалостливые хозяева, чаще хозяйки, и на ночлег пустят, а то и позволят пожить день-два.
- Тять, вон церква, - дёрнул Василия за рукав Стёпка, отвлекая его от грустных мыслей.
У ворот церкви сидел худенький старичок в драной шапке. Сквозь дыры торчали белые волосы, такой же белой была жиденькая бородка, которая смешно тряслась, когда дедок говорил.
- Здрав будь, дедушка, - поприветствовал старика Василий.
- И ты, и ты, - торопливо проговорил тот и что-то забормотал на непонятном языке, похлопывая себя по бокам.
- Дедуль, а где дом вашего батюшки? – тронул старика за плечо Василий.
- Калика перехожий, - напевно протянул дед, снял шапку и склонил перед прохожим голову, -  ты к батюшке не ходи, почивает он после службы. Ты к Полюшке обратись, она попадье по дому помогает. Она ласковая.
Дед натянул покрепче шапчонку, тяжело поднялся и попылил босыми ногами по улочке.
Василий приоткрыл скрипучую калитку, и они с сыном зашли на церковный двор. Стёпка, глядя на отца, перекрестился на купола и принялся разглядывать икону над крыльцом церкви. Красивое спокойное лицо взирало на вошедших, мальцу показалось, что оно улыбается  ему с иконы.
- Идём, Стёпа, вон дом батюшки, - тихо сказал ему отец, и мальчик, не отрывая заворожённого взгляда от иконы, зашагал следом за ним.
У самого крыльца к ним выбежала девушка в простом льняном сарафане и холщёвой рубахе. Русые волосы были прибраны под строгий синий платок. Вытерев руки о передник, девушка замахала на непрошенных гостей обоими руками:
- Стойте, стойте, куда это вы направились? Чего вам понадобилось?
- Милая, - встал у крыльца Василий, а Стёпка держался поодаль, - мне бы к батюшке, благословения испросить да милости.
- Батюшка отдыхает опосля службы, потом почивать изволит, надо тебе, подожди вечерней службы, - смягчившись, ответила девушка.
- Ты скажи, девушка, имя своё, а то как-то неловко без имени, - улыбнулся Василий.
- Пелагея, в услужении тут, - в ответ улыбнулась Пелагея, - знаешь, солдат, поди-ка ты в сад. Отец Зосима там чай пьёт, обратись, может и окажет милость.
На крыльцо вышла худая женщина в черном одеянии, от того казавшаяся ещё
более худой, и строго спросила:
- Кто тут у тебя Пелагея?
- Матушка Манефа, тут солдат-калека к батюшке на благословение пришел. Вот спрашивает, можно ли, - с поклоном доложила девушка.
Попадья окинула строгим взглядом Василия, задержавшись на медалях, потом взглянула на Стёпку, заметив драную одёжку мальца, проговорила:
- Ты потом поищи в кладовке парнишке одёжу, чего он в рванье по селу ходит, - и вошла в дом.
Пелагея проводила гостей по тропинке к столику, стоявшему под вишнями. Сквозь ветки краснели ягодки, набирающие сок. На столике на черном с цветами подносе царствовал большущий самовар, блестевший в редких солнечных лучах. Рядом с ним стоял белый с позолотой заварной чайничек, казавшийся совсем малюсеньким рядом с самоваром.
На тарелке лежали баранки и пряники. Стёпка судорожно сглотнул при виде еды. Но, взглянув на сидевшего на высоком стуле священника, мальчик еле сдержался, чтобы не воскликнуть: «Вот это пузо!»
Обладатель этого самого пуза, облаченный в чёрную атласную рясу, держал в руках маленькую чашечку и шумно тянул из неё напиток.
Когда поп поставил чашку на стол, Василий произнес:
- Благословите, батюшка Зосима.
Тот стряхнул с рыжей бороды невидимые капли, поднял чашку и вновь потянул чай. Да так сильно, что казалось, хочет втянуть в себя и Василия, и Стёпку, и подошедшую к ним Пелагею.
Василий повторил громче:
- Благословите, батюшка Зосима.
Священник, не отнимая чашки ото рта, поднял взгляд на просителей и бросил в картуз мальчика, который он держал перед собой, надгрызенную баранку. Потом, нахмурившись, обратил свой взгляд на Пелагею. Она тронула Василия за плечо:
-  Идём служивый, не ко времени ты. Уходи.
Василий  вздохнул, повернулся к воротам и, тяжело ступая, пошел к ним. Малец пошел, было, за ним, но вернулся, аккуратно положил на край стола поданную баранку и побежал за отцом.
Когда они уже шли по улице, их догнала Пелагея:
- Погоди служивый, вот возьми.
И подала баул.
- Бери, не смущайся, матушка Манефа, подала. Тут  еда, молоко в бутыли и одёжка для сыночка твоего.
Со слезами на глазах Василий взял в руки баул.
- И вот ещё послушай, в доме купца Разгуляева есть мальчишка, маленький он еще, весной родился. Так купчиха хотела нанять мальчика, чтоб нянчился с ним. Ты пойди, спроси да скажи, что тебя матушка Манефа послала. А если ты рукастый, то и тебе дело в том доме найдётся. С улицы вправо повернёте, там и увидите богатое подворье. Ступайте.
Василий как мог поклонился девушке, не нашедши сил, чтобы слово сказать, и зашагал в указанном направлении. Стёпка схватил руку Пелагеи, прижался к ней губами и поспешил за отцом.
- Вот ещё придумал,- тряхнула рукой Пелагея, потом вздохнула, перекрестила уходящих, - ох, не приведи, Господи, такой жизни.
Пелагея смотрела вслед отца с сыном и вдруг улыбнулась:
- А малец-то! Малец каков! Взял да и вернул бараночку…
Повернулась и медленно пошла к церкви
*******

по картине Василия Григорьевича Перова "Чаепитие в Мытищах"
 
2. Приключения Алёнки в стране сказок http://www.proza.ru/2018/10/28/1406
Надежда Сергеева
По мотивам сказок Д.Н.Мамина-Сибиряка

Алёнка вздохнула и закрыла книжку. Такие интересные сказки! То веселые, то немного грустные. А писатель-то их написал для своей дочки Алёнушки, и её зовут Алёнушка, вернее, так зовет девочку только бабушка, а мама с папой и старший брат кличут Алёнкой. Они шутят, что назвали ее так, потому что она маленькой была похожа на девочку с обертки шоколадки «Алёнка». Наверное, поэтому она не любила шоколад. Это ж получается сама себя ешь! По душе ей были ириски и карамельки, особенно леденцы «Барбариски».
Вдруг внимание Аленки привлекла только что закрытая книга. Обложка как-то странно дергалась, видимо пытаясь открыться. Девочки, пожала недоуменно плечами и убрала с книги руку. В тот же миг та раскрылась, а портрет писателя на первой странице ожил и в картинку, словно в окошко, постучал.
- Ой, - тихо ойкнула Алёнка, - а вы и вправду живой?
Писатель улыбнулся:
- Не живой, напечатанный. Тебя ведь Алёнушкой зовут?
- Ага, как дочку вашу, - кивнула Алёнка.
Портрет грустно вздохнул, внимательно посмотрел на девочку и сказал:
- У меня к тебе важное дело.
- Ух, ты! Здорово! – Алёнка чуть не запрыгала от радости,  - я постараюсь вам помочь. Что нужно делать?
- Значит так, Алёна. В страну сказок проникло странное существо. Лохматое, чумазое и, главное, злое. Оно не любит читать, потому взяло и перепачкало все наши сказки черной краской. Особенно досталось тем самым сказкам, которые ты только что прочитала. Помоги все испорченные сказки исправить, вернуть им прежний вид.
- А как это можно сделать?
- Ты должна будешь пойти в страну сказок, найти там это существо и выгнать! А сказки потом сами исправятся. Но ты не одна отправишься туда. Я с тобой помощника отправлю.
Писатель на портрете хлопнул в ладоши, и из самой книжкиной серединочки вылез человечек. Сам маленький, а кеды большущие, рубашка аккуратно заправлена в брючки, которые удерживала одна широкая лямка. Рыжие волосы выбивались из-под неряшливо одетой бейсболки. Рыжими были так же усы и бородка клинышком. На носу у человечка еле-еле держались очки, одна дужка у которых была сломана. В руках он держал небольшую тросточку с шариком на конце.
Человечек тяжело вздохнул и уселся на край книжки, свесив ножки.
- Здравствуй, сказочник, - немного скрипучим голосом сказал он.
- Здравствуй, Читай, - ответил писатель с портрета, – помощь твоя нужна, вот я и  позвал тебя.
Человечек встал на ножки, снял бейсболку и поклонился:
- Буду рад помочь тебе, сказочник.
Писатель кашлянул и тихо проговорил:
- Я немного приболел и не могу сам прогнать из страны сказок чудо злое лохматое. Вот попросил девочку освободить наши сказки. Её так же как  и дочку мою зовут.
Читай посмотрел внимательно на девочку:
- Здравствуй, Алёнушка.
- Здравствуйте, а вы кто? – девочка смотрела на него во все глаза.
- Я литературный гном, живу в книжках, путешествую по сказкам и не только. А зовут меня Читай. Кое-кто добавляет «дядька». Получается - дядька Читай. Я помощником твоим буду.
- Ух, ты! Здорово! – Аленка чуть не запрыгала от радости, - я рада с вами познакомиться, дядюшка Читай.
Гном довольно улыбнулся:
- Ишь, ласковая какая. «Дядюшка» … мне очень нравится! Так меня еще никто не называл! Но давай договоримся, зови меня просто - Читай. И на «ты». Хорошо?
Аленка согласно кивнула.
Писатель снова кашлянул и попросил:
- Читай, проводи Алёнушку по нашей стране, помоги исправить испачканные сказки.
Аленка согласно кивнула.
Читай поднялся на книжную страницу, походил по ней в раздумье, потом остановился напротив девочки:
- Не забоишься?
- Я постараюсь, - скромно ответила она.
- Положи руку на страницу, закрой глаза, колдовать буду, - проговорил гном, доставая из кармана волшебную палочку, которой прикоснулся к руке Аленки.
- Колдовать я начинаю, - услышала девочка, - силу сказок призываю. Пусть Алёнка для всех нас станет маленькой  в сей час.
У Алёнки закружилась голова, комната начала расти-расти-расти… Она упала бы со стола, если б Читай не подхватил.
- Вот, - объявил гном, - ты и в сказке.
Аленка прислушалась:
- Ты слышишь, Читай. Кто-то плачет. Пойдем, поищем кто.
Недолго шли по тропинке Читай и Алёнка. Видят, на порожке красивого домика сидит и горько плачет Кухарка.
- О чём горюете? – спросила её Алёнка.
- Как всегда на моей кухне завели спор молочко и овсяная кашка, - вздохнула Кухарка, - да так сильно нынче раскричались, что я и моргнуть не успела, как что-то лохматое, грязное начало скакать по всей кухне! По столам и лавкам, по стенам и даже по посуде. Скоро  и фартук мой, и вот, даже руки оказались грязными.
И действительно на фартуке чернели пятна, а руки Кухарки по локоть были черными от грязи.
- Попробовала я все отмыть, да не получается, - продолжила плакать женщина, - а молочко с кашкой, увидев меня и мою кухню грязными разобиделись и сбежали. Молочко словно ручеёк в двери вылилось, а кашка облачком в окошко вылетела.
- Ну, и дела, - развёл руками Читай.
- Послушайте, Кухарочка, - проговорила Алёнка, - мы с Читаем вернём вам беглецов. А вы пока с мылом отмойте свою кухню, оденьте чистый фартук. Потом поставьте на плиту кипятить новое молочко из бидона, а в кастрюле сварите новую кашку.
Утёрла слёзы Кухарка, вошла в дом и занялась уборкой. А Читай и Алёнка пошли по следам беглецов.
Молочный ручеёк бежал лугу, а все его берега были усеяны каплями овсяной кашки, что падали из облачка.
- А как же мы их заставим домой вернуться, - спросила Алёнка гнома.
- А вот как. Смотри, - важно ответил Читай.
Достал из-за пазухи свою волшебную палочку и стал кружить её над головой. Молочный ручеёк сбежался в большущую каплю и плюхнулся  в котелок, подставленный Алёнкой. А следом в свою кастрюльку вернулась и кашка.
Гном взмахнул палочкой в сторону дома Кухарки. Котелок с молочком и кастрюлька с овсяной кашкой послушно полетели домой.
Вдруг из чащи леса раздались непонятные крики. Алёнка и  Читай поспешили туда. Прибежали и видят – на берёзовом пеньке посреди поляны стоит Зайка, длинные ушки. Одно ухо у Зайки было испачкано. Рядом с ним большой Индюк, лапки его были в грязи, словно в сапожках. Вот Зайка с Индюком стоят и кричат друг другу.
- Я самый умный, - Индюк помогал себе громко кричать взмахами крыльев.
- Я самый храбрый, - старался его перекричать Зайка.
Кричат оба что есть мочи, аж уши у всех, кто был на поляне, позакладывало.
Алёнка заметила, как из-за кустов показался волк. Он осторожно подползал к спорщикам и облизывался.
Но девочка не растерялась, подняла с травы палку, да как огреет волка вдоль спины. Подпрыгнул волк от испуга и боли, завыл и в самую густую чащу убежал. А в противоположную сторону улепётывал Зайка, длинные ушки. Остался Индюк на поляне один. Смотрит на Алёнку, на гнома и клекочет-клекочет…
Видимо забыл от страха, как выговаривать «я самый умный».
Взмахнул  Читай своей палочкой, и индюка волшебная сила понесла прямиком в свою сказку.
- Странные дела творятся в сказках, - думала Алёнка, шагая за гномом по тропинке.
- Смотри, Алёнка, - привлек Читай внимание девочки, - наверное это следы того, кого мы ищем!
На высокой траве по бокам лесной тропки были черные пятна.
Аленка наклонилась и понюхала запачканную травинку:
- Пахнет чернилами, возможно, это клякса пачкает книжку, - девочка нащупала в кармане платья ластик, - ну, уж с нею я справлюсь! Попадись только!
Прошли гном с Аленкой дальше по тропинке. Видят на самой высоких травинках сидят Козявочки и пытаются оттереть черноту с крылышек. Маленькие, а не плачут.
Достала Аленка из другого кармана платья платочек и говорит:
- Давайте, крошки-козявочки, я вам помогу крылышки отмыть.
Подставили Козявочки ей крылья.  Аленка, враз, их отмыла водой из ручья, высушивая платком нежные крылышки.
Повеселели Козявочки, запорхали перед спасительницей:
- Спасибо тебе, добрая девочка! Накинулось на злое-презлое, грязное-прегрязное чудище. Перепачкало нас и дальше убежало.
- Ничего, - ответила им Аленка, - вот мы догоним её, поймаем, и прочь прогоним.
Тут одна Козявочка села Аленке на плечо:
- А можно я покажу, куда убежало чудище? Я выше всех сидела на травинке и всё видела.
Отправились дальше уже втроём.
Скоро за деревьями показались дома. Все разные - один высокий, другой пониже, третий круглый, как шар, а другой на тарелку похож, нет ни одного похожего на соседа.
- Вот он, наш город сказок, - сказал Читай.
- Странно, - прошептала почему-то Алёнка, - во всех окнах ставни закрыты, и жителей никого не видать.
- Ты слышишь? – вдруг спросил гном, - шум какой-то, крики.
- Да, слышу, - кивнула девочка, - бежим! Клякса, наверное, там.
По  главной площади города сказок  бегало-прыгало черное лохматое чудище, громко смеялось. Жители сказок бегали за ним, пытаясь поймать. Но Клякса успешно уворачивалась, пачкая на своем пути всех и всё подряд.
- Как же её поймать, надо чтобы Клякса к нам приблизилась, - пробормотал Читай.
Алёнка достала из кармана белый платочек и ответила гному:
- А мы привлечём её внимание вот этим чистым платком, потом ты подержишь, а я сотру её ластиком.
- Хорошая идея, - согласился Читай и приготовил волшебную палочку.
Алёнка взмахнула своим платком и крикнула:
- Эй, Клякса, смотри, какая чистота! Хочешь запачкать? Иди сюда скорей!
Клякса всего на минуточку задержалась в своей беготне, оглянулась на зов и кинулась к Алёнке. Читай взмахнул волшебной палочкой и Клякса застыла в полёте. Алёнка достала из кармана ластик и стала водить им по виновнице сказочного переполоха. С каждым взмахом ластика Клякса уменьшалась, пока совсем не пропала, а с её исчезновением пропала вся грязь в сказках.
- Ура-а-а-а! – закричали герои сказок, - спасибо вам, Читай и Алёнка!
Вдруг зазвучала веселая музыка и все пустились в пляс, а в небе распустились цветы салюта.
- Нам пора возвращаться, - прошептал Читай девочке.
Алёнка кивнула, гном взмахнул палочкой и…
Алёнка открыла глаза и оглянулась. Она лежала на диване в обнимку с любимой книжкой.
- Вот так приключение, - улыбнулась девочка и открыла книгу.
Погладив портрет писателя, Алёнка прошептала:
-  Спасибо за сказки!
И ей показалось, лицо на портрете улыбнулось в ответ.


3. Незабываемый день http://www.proza.ru/2018/11/07/2049
Татьяна Овчинникова 4
Что делать пенсионерам, которые привыкли к активному образу жизни и не менее активному общению?  Вот и Надежда, получив звание пенсионерки, загрустила. Куда пойти? С кем поговорить?
Жизнь, казалось, замерла, как замирают часы, которые забыли завести. И вдруг… звонок:

- Степанова?  Надежда Владимировна? Я соцработник из комитета социальной защиты. Есть горящая путёвка в местный санаторий «Алмаз». В четверг надо быть там. Поедете?
Сказать, что Надежда обрадовалась, - значит, ничего не сказать. Она была на седьмом небе от счастья. Уже через час молодая пенсионерка рассматривала заветную путёвку на двадцать один день отдыха и лечения и продумывала план действий: записаться на приём к врачу (нужно сдать анализы и получить санитарно-курортную карту), приготовить необходимые вещи, встретиться с братом, чтобы передать ему запасные ключи от квартиры…  Не зря говорят, что понедельник – день тяжёлый.  Но вторник оказался  ещё более тяжёлым и к тому же неприятно незабываемым.
Утром Надежда, сложив в сумку документы, кошелёк  и ключи, а в пакет-майку – баночки с «медицинскими анализами», поспешила в поликлинику, до которой можно было добраться только с пересадкой. Усевшись на переднее сиденье полупустого автобуса,  погрузилась в мечты  и уже представляла себя в спортивном костюме, в шапочке с помпоном,  бегущей ранним утром по накатанной лыжне мимо санаторских  сосен и елей. Услышав, как кто-то из пассажиров, обращаясь к водителю, попросил: «Остановите на Стрелке, пожалуйста!», - она вскочила и направилась к выходу. Автобус, выпустив людей, тронулся с места. А Надежда вдруг поняла, что означает фраза «сердце ушло в пятки»: пакет был в руках, а сумка... с документами, деньгами и ключами от квартиры медленно отъезжала от остановки на злополучном автобусе. Женщина заметалась вдоль дороги, нервно взмахивая свободной рукой и бросаясь на машины, как на амбразуру.
- Стойте! – кричала она. – Стойте же!
Наконец один из водителей сжалился и остановился.  Надежда рванула дверцу «Жигулей», ввалилась на переднее сидение и, показывая рукой на хвост автобуса, едва сдерживая слёзы от беспомощности, дрожащими губами проговорила:
- Там сумка… Документы… И деньги тоже. Скорее! Пожалуйста, скорее! Надо догнать!
Водитель, вникнув в ситуацию, вопросов не задавал – поехал. А женщина продолжала упрашивать:
- Миленький, хорошенький, быстрее! Вон он! Уже рядом.
Почувствовав вкус погони, владелец "Жигулей" прибавил скорость, но при этом не забыл усомниться в целости догоняемого предмета:
- Дама, вы уверены, что сумку никто не взял? У нас народ шустрый: всё, что плохо лежит, к рукам прибирает.
Надя бросила в сторону водителя быстрый укоризненный взгляд:
- Уверена, она лежит там, на своём месте. -  И, как бы успокаивая саму себя, продолжила:  - Сумка старая, потрёпанная. Никто  не позарится. Я бы, точно, не взяла.  Я бы даже подумала, что её... террорист оставил. 
 - Ну-ну, - усмехнулся водитель, догнав автобус и останавливаясь.  – Может, и так.
- Стой! Подожди! Не уезжай! – закричала Надежда, выскакивая из машины и летя к автобусу, впускающему новых пассажиров.
Сердце в груди колотилось, как у испуганного зайчишки. Она влетела в салон и облегчённо вздохнула: сумка спокойненько лежала на сидении. Женщина схватила её и, прижимая к груди, как прижимают дорогое, бесценное дитя, поделилась радостью:
- Моя! Целёхонькая! Правда, моя! Дождалась... – и спрыгнула на землю.
Пассажиры, не успев удивиться,  с недоумением смотрели ей вслед.
Автобус тронулся, за ним - «Жигули». Водитель на прощание кивнул растеряйке головой и улыбнулся.  А Надежда,  размахивая сумкой, кричала вдогонку:
- А вы не верили. Вот же она, родименькая! Вот!
Проводив взглядом удаляющуюся машину, посмотрела на пакет и засмеялась:
- Хорошо, что анализы не потеряла. Успею сдать!..  А ещё говорят, что хороших людей в наше время не сыскать. Враньё!
Она бежала к трамваю, улыбаясь и вполголоса напевая  песню из далёкого детства "Мы шли под грохот канонады...": страх и отчаяние уступили место хорошему настроению. А прохожие поворачивали головы в её сторону и пожимали плечами.
Но Надежде было всё равно, что о ней думают. Вчера, читая книгу известного прозаика Мартина Эмиса "Другие люди", она пыталась понять показавшуюся  интересной мысль: «Когда прошлое забыто, настоящее становится незабываемым». А сегодня - в полной мере осознала её значение.
 
4. Почему кричит петух http://www.proza.ru/2018/10/13/1066
Татьяна Овчинникова 4
Болтая ногами, Ксюша сидела на завалинке и грызла яблоко. Совсем недавно ей исполнилось семь лет, и родители впервые оставили её у бабушки с дедушкой одну. Раньше они не отпускали «малышку» ни на шаг, считая, что "за этой егозой нужен глаз да глаз!»  И вот оставили… А сами уехали в санаторий. Значит, Ксюша повзрослела.  Значит, теперь никто не будет говорить: «Мала ещё! Рано тебе об этом знать» или «Придёт время - научишься».
По двору разгуливал петух. Петух был важный, яркий, гордый, и рядом с ним белые курочки казались блёклыми, некрасивыми. Ксюша долго наблюдала за тем, как они щиплют траву, а потом задумалась: интересно, почему петух так громко кричит по утрам. Вот и сегодня разбудил на заре, чуть свет. Не сумев ответить на свой вопрос, она, подпрыгивая, влетела в сени, намереваясь найти ответ у бабушки, и… наткнулась на деда, выносившего ведро с пищевыми отходами. Ведро перевернулось – всё вылилось на пол.
- Вот анчутка! – возмутился дед. – Летит, закрыв глаза, ничего не видит и не слышит! Убирай теперь за ней! – Потом, почесав затылок, продолжил: - Пожалуй, сама уберёшь, не маленькая. Натворила делов – вот и расхлёбывай. Бери тряпку, а ведро с водой, так и быть, принесу.
- Дедуля, – захныкала Ксюша,  - я тряпку не умею выжимать. Может, бабушку позовём?
- Ещё чего выдумала! Нет уж, бабушка тесто раскатывает, ей руки пачкать ни к чему. Так и быть, научу тебя, неумеху, как это делается.
Если бы вместо деда был папа, Ксюша обязательно бы отвертелась. Но дед – совсем другое дело. Его даже строптивый козёл Борька беспрекословно слушается.
Уборка длилась недолго, но Ксюша всё равно устала: оказалось, выжимать половую тряпку и мыть полы не так-то просто. Да ещё под присмотром деда, который, глядя на неумелые попытки внучки, приговаривал:
- Будешь знать, как дела делаются! Учись!  В школу через месяц, в первый класс – засмеют ребятишки…
- Ну, деда! – снова захныкала Ксюша. – Хватит уж! Я же убираю. Я же не отказываюсь. Какой ты!...
- Какой такой? – улыбнулся дед. – Неужели плохой?! – и в его глазах забегали хитрые зайчики.
Ксюша подошла к деду и обняла его колени:
- Что ты, дедуля, ты у меня самый-самый!.. Самый добрый, самый умный, самый лучший…
- Ну-ну, - хмыкнул дед, - то-то же. Теперь внимательнее будешь. Зачем бежала-то, как оглашенная? – наконец поинтересовался он.
Ксюша задумалась:  действительно, зачем?
- Неужто забыла? – удивился тот. – Вот память-то куриная!
Услышав слово «куриная», девочка радостно закричала:
- Ой, деда, вспомнила, вспомнила!.. Я хотела спросить, почему  петух так громко кричит по утрам и всех будит.
- Так ведь предупреждает он, чтобы на его территорию другие петухи не заходили. А то набегут со всех сторон и уведут кур со двора .
- И это всё?! – удивилась Ксюша.
- Может, и не всё. Ступай в дом да у бабушки спроси: она за курами присматривает  - наверняка, знает, что да почему.
Бабушка стояла у стола, посыпанного мукой, и раскатывала тесто. Ксюше давно хотелось научиться лепить пирожки, но мама всегда говорила: "Рано ещё. Слепишь какое-нибудь чудище - никто есть не будет." Зато бабушка неожиданно предложила:
- Давай, внучка, помогай. Пирожков надо много, чтобы всем хватило: вечером твои двоюродные сёстры и братья обещались прийти. Только скалку я тебе не дам:  чтобы раскатывать тесто, сила нужна да сноровка. А вот вырезать кружочки да лепить пирожочки, думаю, сможешь. Чай, в детском саду учили из пластилина лепить?
Девочка очень старалась, а бабушка нахваливала её:
- Молодец, внучка! Ловко у тебя получается, даже лучше, чем у меня.
Ксюша пожалела, что рядом нет мамы - пусть бы она посмотрела, как её дочка справляется с этой работой. А то всё ругает да ругает: руки  - крюки, не умеешь – не берись… Разве научишься чему-то, если не доверяют.
Когда румяные пирожки с капустой и картошкой отдыхали на столе в ожидании гостей, Ксюша, любуясь своей работой и радуясь причастности к такому важному делу, запела:

Встану рано поутру, поутру,
Всё я в доме приберу, приберу.
Я полы подмету,
Вымою посуду,
И воды принести
Я не позабуду.
В тесто сахара подбавлю,
Пироги я в печь поставлю.
Все успею, все сумею,
Все сумею сделать.

Она пела весело и звонко, как Катя, старшая сестра. Ксюша всегда подпевала ей. Но сегодня она была единственной – главной! – исполнительницей. Бабушка, прослушав песенку, одобрительно закивала головой:
- Так, всё так! Хорошие слова, ладная песенка.
Вечером дом наполнился смехом и, как говорил дед,  «болтовнёй». Не шутка:  девять внуков и внучек! - Пирожки разлетелись быстро.
-  Поели? – спросила бабушка. – И, не дождавшись ответа, приказала: А теперь ступайте во двор: Бобика покормите, да Муську, да курам насыпьте зерна.
- Ой, - вспомнила Ксюша, я же тебя, бабуля, ещё утром спросить хотела, да заработалась, забыла: почему петух так громко по утрам кричит – всех будит?  Дед сказал, что предупреждает других петухов: территория занята. А ещё почему?
- Так ведь надо кому-то хохлаток оповестить, что день начался – пора на прогулку выходить.
- А разве сами куры не видят этого? – удивилась Ксюша.
- Знать, не видят. Да и люди многие не видят, а то бы будильники им не нужны были. Ступай уж, любопытная! Пойди у дяди Коли, соседа, спроси. Может, ещё что скажет. Он на птичнике работает, каждый день с курами возится.
Сосед дядя Коля копошился в огороде. Увидев Ксюшу, снял кепку и поприветствовал:
- Здравствуй, девица-красавица! Зачем пожаловала? Неужто помочь решила?!
Ксюша обрадовалась:
- А можно? Я сумею. Я ведь большая уже. Тряпку выжимать сегодня научилась, полы протирать, пирожки…
- Вот видишь, - прервал её дядя Коля, - теперь самое время научиться огурцы собирать.
- Ну-у-у! – разочарованно протянула Ксюша. – Этому и учиться не надо: рви да рви.
- Не скажи: огурцы прятаться умеют. Иногда так спрячутся, что увидишь их только тогда, когда пожелтеют. Поди-ка сюда! Смотри: листочки, а под ними, вроде, и нет ничего. Приподними-ка осторожненько плеть огуречную, да не сломай! Видишь – пуплёночек какой хорошенький, крепенький.
- Ой, как интересно! – обрадовалась Ксюша. – Мы с девчонками тоже в прятки любим играть. Лучше всех Ленка умеет прятаться, а у меня, как говорит мама, фантазии не хватает.
Дядя Коля усмехнулся:
- Значит, огурцы с фантазией, раз прячутся так ловко. А вот и просмотренный, жёлтый. Такие - безвкусные, только курам в корм годны.
- Дядя Коля, - вспомнила Ксюша, - скажи, а почему петухи по утрам кричат так громко? Знаю, что оповещают кур о наступлении нового дня, что предупреждают петухов, чтобы те случайно не забрели на их территорию… А ещё?
- А ещё петухи перекличку армейскую устраивают: начинает самый главный петух, генерал, а за ним – полковник, лейтенант… Вроде как все мы тут, никто не пропал,  не погиб. Забавные птицы - эти  петухи. Да и куры тоже. Если  пойдёшь завтра со мной на птицефабрику, сама увидишь.
- А можно? – обрадовалась Ксюша.
- Можно. Конечно, можно. Сегодня только пораньше спать ложись, а то проспишь.
Ведро наполнилось быстро, и сосед, погладив Ксюшу по голове, похвалил:
- Молодец! Знать, действительно выросла – помощница!
К удивлению бабушки и дедушки, внучка ровно в девять часов сама разобрала постель, без напоминания легла спать.
В открытое, не занавешенное шторами окно заглядывали звёзды. Ксюша сначала любовалась ими, потом вспоминала прошедший день, потом, глубоко вздохнув,  шёпотом произнесла: до завтра, петушок! Обязательно разбуди меня. Я ведь теперь большая - надо учиться вставать рано, с петухами.

5. Бабушкина диета http://www.proza.ru/2018/11/09/1350
Александр Мецгер
Утром  перед школой  мама предупредила Колю:
- Сегодня приедет бабушка. Она поживёт у нас. Что – то сердце в последнее время стало у неё болеть. Я предложила обследоваться в нашей поликлинике. Ты, смотри, слушайся её, чтобы она не волновалась.
Бабушку Коля любил и не собирался её беспокоить.
- Конечно, я её буду слушаться, - возмущённо ответил он.
               ***
Каждое лето Коля проводил в станице у бабушки. Ему нравилось, как она пекла пирожки и булочки и готовила борщ. Всё лето она закручивала компоты и соленья и зимой часто привозила им, когда приезжала в гости.
- Значит, обязательно привезёт что – нибудь вкусненькое, - радостно подумал он.
                ***
Коля с нетерпением ждал конца уроков, чтобы пойти домой. Ему так не терпелось увидеть бабушку.
После долгих обниманий и поцелуев бабушка усадила внука за стол.
- Ты, смотри, как похудел, - строго заметила она. – Наверно, совсем не ешь?
Ничего, пока я буду у вас, вы у меня голодать не будете.
- Бабушка, - подал голос Коля, - а мама на диете.
- Вот и будет она на моей, крестьянской диете, сидеть, - улыбнулась бабушка.
Удивительно, когда бабушка успела сварить борщ и испечь пирожки?
Коля так наелся, что было тяжело дышать, а она всё подкладывала пирожки.
- Бабушка, я уже не могу. Можно я пойду, погуляю? – попросился мальчик.
- Ты должен всё доесть и только тогда выйдешь из - за стола, - ответила бабушка. - И не возражай!
Коля помнил, что мама предупреждала его не волновать бабушку и, вздохнув, стал доедать блины.
После обильного угощения  Коле не захотелось идти гулять, и он прилёг отдохнуть.
Как только с работы пришла мама, бабушка скомандовала всем идти за стол.
Появился борщ, макароны и котлеты, и, конечно, пирожки.
Мама с удивлением посмотрела на стол.
- Мне на ночь столько есть нельзя, я на диете, - проговорила она.
- Знаю я ваши диеты, - ответила бабушка. - Будешь на моей, крестьянской диете, пока я у вас поживу. И никаких возражений! Если не хотите, чтобы у меня сердце прихватило.
Тяжело вздохнув, мама, молча, села за стол.
Утром бабушка заставила Колю и маму доедать борщ и макароны с котлетами.
Прошла неделя. Как – то на физкультуре учительница спросила Колю:
- Ты курить не начал? Я смотрю, у тебя задышка появилось.
- От сигарет  у меня не было бы такой задышки, - подумал Коля, а вслух сказал:
- Что вы, Мария Ивановна. Это я немного переел. Бабушка в гостях у нас.
               ***
Вечером, после ужина, Коля, икая, сел делать уроки. Бабушка стала мыть посуду.
Из маминой комнаты Коля услышал, как она кому – то жалуется:
- Представляешь, я за месяц столько не съела, сколько за последнюю неделю. На мне уже юбки не сходятся. Ещё немного и достану платья, что носила, когда была беременной.
               ***
Перед отъездом домой  бабушка наставляла маму:
- Жалко, что мала у вас пожила. Колька как был худющий, так и остался. Совсем аппетита у него нет. Ну, ничего, через месяц каникулы привезёшь его ко мне, я его за три месяца откормлю.
Я вам на месяц наготовила, пообещай мне, три раза в день кормить его. Что б и первое, и второе, и третье было. И сама кушай. Мне Коля потом расскажет: выполнила ты свои обещания или нет. Правда, Коля? – повернулась она к внуку.
- Правда, бабушка, - ответил Коля. - Только я не смогу  приехать на всё лето. У меня будет практика, а потом маме обещали на работе  дать путёвку в детский лагерь. Да, мама? – Коля посмотрел на мать.
- Обещали, - вздохнула мама.
 
6. Летний лагерь http://www.proza.ru/2014/01/25/2122
Александр Мецгер
Вот и закончился первый год обучения в ГПТУ. Учащимся предложили поехать в лагерь отдыха на море. Вовка Морковкин никогда ещё не был на море и с нетерпением ждал этого дня. Их группа состояла из тридцати человек. По окончании училища они должны были стать сварщиками. В этом наборе девчонок в их группе не было. В училище поступали в основном ребята из ближайших сёл, окончившие школу на тройки и не видящие перспективы в дальнейшем обучении. Поступали, чтобы приобрести хоть какую - нибудь специальность. Таких учеников как Вовка, всего с одной тройкой закончивших школу и поступивших в ПТУ по семейным обстоятельствам, были единицы.
Вовка бы мог и дальше продолжать учиться, как его одноклассники, но он видел, как тяжело было бабушке работать. Он самостоятельно отнёс документы в училище, и бабушка узнала об этом, когда Вовка уже поступил и начал учиться. Мать с отчимом жили отдельно и не интересовались судьбой сына.
Худенький и невысокий, Вовка в четырнадцать лет был вполне самостоятельным мальчиком. При ровесниках он старался вести себя незаметно, но всегда имел своё мнение.
Первый год в училище прошёл на удивление быстро. Новые знакомые, новые предметы - всё было интересно. По теории Вовка учился лучше всех. Он даже вечерами ходил в вечернюю школу, чтобы получить диплом о среднем образовании. Первый год денег не платили за практику, зато три раза в день бесплатно кормили и выдавали рабочую и парадную одежду, как летнюю, так и зимнюю. Теперь вот предложили поехать в Геленджик, в лагерь для отдыха.
Море поразило Вовку величием и яркими красками. Бескрайняя ширь воды, окружённая горами, покрытыми кустарниками и низкорослыми деревьями, на всю жизнь запомнилась ему. В первый день купаться их не пустили. Мастер указал на деревянный барак и сообщил, что здесь они будут жить. Железные койки и тумбочки, это всё, что было из мебели. Побросав вещи, ребята побежали осматривать лагерь. Особенно Вовку заинтересовала теннисная площадка. У него на улице, где он жил, тоже стоял теннисный стол, но только из бетонной плиты. Вовка почти всё свободное время проводил у настольного тенниса. Сколько шариков они разбили на нём…. А здесь стол был из прессованной фанеры. Несколько минут он наблюдал, как ребята соревновались. Один мальчишка играл лучше всех, и к нему стояла целая очередь, а он у них выигрывал и снисходительно посмеивался.
Вовка подошёл к нему.
- А у нас стол бетонный,- произнёс он,- здесь совсем другой отскок.
- Хочешь попробовать?- снисходительно спросил мальчишка.
- Хочу,- ответил Вовка.
- А ну отойдите,- распорядился Сергей, так называли его ребята.
Вовка взял привычно ракетку и попробовал ударить. Шарик полетел совсем не туда, куда его направил Вовка.
- Играем три партии,- объявил Сергей.
Первую игру Вовка проиграл, но уже к концу он почувствовал стол. Реакция его была мгновенной. Как только он освоился, он стал стремительно наносить удары, которые его соперник даже не пытался отбить.
Вторую игру выиграл Вовка легко. Третью выиграл на сухую.
- Говорят, здесь будет соревнование по теннису?- спросил он у раскрасневшегося мальчишки,- ты не знаешь, там сильные игроки?
- Да я на соревнования ни ногой,- отмахнулся Сергей,- знаешь какие там асы? Мастера спорта.
Вовка кивнул новому знакомому и пошёл дальше осматривать лагерь.
- Тогда не стоит и пробовать участвовать в соревновании,- подумал он.
Вечером мастер сообщил, что их отряд назначается ночными дежурными на всё время пребывания. Поэтому расписание лагеря они могут не выполнять. Эту новость ребята встретили с восторгом и только через неделю поняли, как они прогадали. Нужно было дежурить на танцах с повязками. Дежурным танцевать запрещалось, а только наблюдать со стороны. Следить, чтобы не было посторонних, и ночью никто не купался в море. Также нужно было сидеть у телефона. Зато можно было спать до обеда, а после обеда купаться, сколько влезет. И даже сходить в город, но группой.
Первую неделю ребята привыкали к непривычному режиму: до отбоя было интересно, но когда лагерь засыпал, хотелось очень спать. Вовка находил лавочку на аллее и после продолжительного жаркого дня, с наслаждением растягивался на ней. Глядя на усыпанное звёздами небо, можно было помечтать. Если никто не проверял, то так можно было подремать до подъёма. Потом ребята стали активно заводить знакомства. Здесь было много девочек. Они также учились в училищах, но были из других городов и сёл. Они должны были стать штукатурами - малярами.
Вовка избегал девочек, да и они на него внимания не обращали.
На второй недели пребывания в лагере им предложили пойти в поход в горы. Даже пообещали выдать значок «Турист СССР». Когда ребята узнали, что и девчонки пойдут, то сразу же согласились. Вовке тоже было интересно сходить в горы, но не из-за девчат, конечно.
Ребята выстроились цепочкой и двинулись по тропинке вверх. Мелкий кустарник, за который можно было цепляться, облегчал подъём. Здесь сразу стало понятно, кто какую имеет физическую подготовку. Вовка хоть и играл в футбол и занимался теннисом, скоро понял, что его дыхалки до верха не хватит. Он медленно полз на четвереньках, цепляясь за траву, и обречённо смотрел, как его обгоняют. Мышцы ног словно окаменели, пот заливал лицо, воздуха не хватало и в боку покалывало. На середине пути объявили привал. Вовка один из последних залез на площадку и рухнул на траву. Не успел он отдышаться, как объявили, что пора двигаться дальше. Те, кто успел отдохнуть, ринулись вверх. Тяжело вздохнув, Вовка двинулся за ними. Снова его стали обгонять, а он обречённо уступал им дорогу. Губы были, словно бумажные, хотелось пить и даже мимолётного ветерка, который мог освежить раскалённый воздух, не было в этот момент. Оглянувшись, что бы посмотреть остался, кто ни будь ещё сзади, он увидел девочку. Маленькая, со смешным хвостиком она чуть не плакала. Схватившись за кусты, она стояла и безнадёжно смотрела, как от неё удаляются подруги. Вовка понял, что ей намного хуже, чем ему. Какая-то злость подступила к нему. Он решительно подошёл к девочке и спросил:
- Тебе помочь?
Девочка удивлённо подняла на него огромные глаза. Не дождавшись ответа, Вовка протянул руку. Девочка неуверенно протянула свою. Эта маленькая потная ладошка, словно придала ему силы. Вовка сжал руку и двинулся вверх. Как он мог показать этой девочке свою слабость? Словно невидимая сила стала толкать Вовку вверх. Через минуту, они стали обгонять впереди идущих ребят. Некоторые мальчики, увидев Вовку, тянувшего за собой девочку, последовали его примеру. Они вернулись и стали помогать тем, кто плёлся сзади. Но Вовку уже никто не смог обогнать. Они с девочкой, одни из первых поднялись на гору. Вовка разжал руку. Девочка распахнула ресницы и благодарно посмотрела на него. Только сейчас Вовка обратил внимание, что у неё голубые глаза и она очень красивая. Смутившись, Вовка даже не спросил, как её зовут и отошёл в сторону. Он ждал, что она подойдет, и они познакомятся. Но она так и не подошла.
На вершине горы открывался захватывающий вид: внизу плыли молочные облака, и слабый ветерок обдувал разгорячённые мальчишеские тела, а впереди расстилалось бескрайнее море, с плывущими по нему кораблями. Сам Геленджик, словно сказочный город, утопал в зелени.
К сожалению ни у кого не оказалось фотоаппарата, чтобы запечатлеть на память эту красоту.
На следующий день, девчата обсуждали поход в горы. Не обошлось и камешка в Вовкин огород.
- Смотри, наш тихоня вчера отличился,- язвила одна,- но так и не решился познакомиться.
- Это ты от зависти говоришь,- заметила другая девочка,- тебе же никто так и не предложил помощи.
Другие девчонки рассмеялись и после этого, они стали даже здороваться, когда Вовка проходил мимо.
Через два дня заканчивался срок пребывания в лагере. Некоторые ребята, кто прибыл раньше, собирали вещи. Лагерь подводил итоги: раздавали призы за участие в соревнованиях и конкурсах. Вовка зевал в строю. Обычно в это время они отсыпались, а тут заставили прибыть на построение.
- Вручается приз за первое место,- прозвучал голос из репродуктора,- в соревновании по настольному теннису Криворотову Сергею.
Из левого фланга вышел мальчишка. Вовка присмотрелся и узнал того мальчишку, с которым он соревновался. Ему преподнесли огромный торт. Его группа дружно закричала: «Ура!». У Вовки аж перехватило дыхание.
- Да он, же и в теннис играть не может,- с возмущением проговорил он,- вот обманщик! Меня не пустил соревноваться, а ведь я бы его в два счета!
С этой горькой мыслью он и отправился досыпать.
Их отряд уезжал последним. Значки «Турист СССР», так никто им и не выдал, но об этом никто даже не вспомнил. Ведь они увозили столько ярких воспоминаний и впечатлений. Девчонки давали свои адреса мальчикам и просили, что бы те обязательно им писали. Вовка с печалью оглядывал опустевший лагерь, пытаясь навсегда запомнить этот момент: море, горы и девочку, имя которой он так и не решился спросить.

7. Ленинский зачет http://www.proza.ru/2018/10/26/1576
Ольга Кучеренко 2
     Татьяна задумчиво смотрела в открытое окно.  С пятого этажа была прекрасно видна детская площадка . Вот  несколько заботливых бабушек  держат под контролем   каждый  шаг  внучат, а вот на лавочке спокойно попивают  пивко три  мамашки,  изредка  оглядываясь, чтобы убедиться в присутствии их чад в обозримом пространстве.
     А у Татьяны  нет ни детей, ни внуков. Винить в этом некого. В школьные годы ее, стройную красавицу,  секретаря комсомольской организации школы,  часто ставили в пример соученикам.  За это некоторые девочки ее тихо ненавидели, а мальчишки после  «проработки»  на собрании даже реже прогуливали  уроки, а некоторые влюблялись и охотно  выходили на субботники и другие мероприятия, только бы рядом была  серьезная и  ответственная  Татьяна.

     Совещание в Райкоме комсомола  закончилось поздним вечером. Близилась серьезная дата - столетие со дня рождения Ленина, и во всех комсомольских организациях  велась соответствующая подготовка. Самым  идеологически  правильным будут вручены грамоты и награды. Большой честью будет вручение комсомольских значков с надписью  «Ленинский зачет».  Третий секретарь райкома  красавчик Виктор проводил Татьяну до ворот, дружески  поцеловал в щеку и пожелал «быть на высоте».

     …Мероприятие всесоюзного масштаба благополучно завершилось.  затем были выпускные экзамены , прощальный  бал и уход во  «взрослую» жизнь. В отличие от многих соучеников  у Татьяны будущее прорисовывалось четко:  работа инструктором в райкоме с одновременной учебой в педагогическом институте, затем дальнейший карьерный рост  «по комсомольской линии».
     На выпускном вечере  получившая «золотую» медаль и несколько грамот Татьяна чувствовала себя одиноко. Нарядное и дорогое платье выделяло ее в стайке одноклассниц, но чувствовалась какая- то грань между ними и ею. К тому же многие девочки  украсили наряд  маминой и собственной бижутерией, а у Татьяны на груди красовался комсомольский значок.  Отойдя в сторонку, она стала у  окна, словно прощаясь со школьным двором. старыми акациями у стены школы и, по большому счету, с уходящим детством, прелесть которого ей мешали прочувствовать постоянные  общественные дела. Она не сразу заметила подошедшего со стороны танцующих и веселящихся ребят высокого и немного нескладного паренька Лешку, «середнячка» и немножко зануду.
     -Ты что- то хотел мне сказать? Я  хотела побыть одна. Скоро уже конец вечера? Мои  родители наверно волнуются, я обещала им после торжественной части уйти, да вот осталась…
    -Не волнуйся, я тебя провожу, можно? Ты сегодня такая… самая красивая! Танечка, я так давно хотел тебе это сказать! Ты  такая..  такая.. 
     Неожиданно Лешка шагнул вперед, неловко обхватил Татьяну за плечи и  поцеловал в щеку. Возмущенная Татьяна с силой оттолкнула парня и быстрым шагом направилась к лестнице. А на паркете остался лежать  комсомольский  значок с отломившейся  застежкой.  Лешка поднял его и бережно спрятал в карман,  а потом  долго безрезультатно  искал девушку в толпе танцующих и на улице у школы. Позже кто- то рассказывал Татьяне, что Лешка стал хорошим архитектором, живет с родителями в Ростове-на-Дону и изредка приезжает к друзьям в родной город.
       Виктор, помогавший Татьяне  на первом этапе, стал вскоре ее мужем. Не было  каких- то острых моментов, вспышек страсти или громких ссор. О детях муж  высказался однозначно и твердо:  эта обуза им, молодым  и самодостаточным, абсолютно ни к чему. Так они прожили  почти два десятка лет . Были выезды с делегациями в Болгарию и союзные республики, путевки  в хорошие здравницы Союза, обжита  просторная  «трешка» в элитном доме. Лишь изредка приходила к Татьяне легкая грусть по старому родительскому дому, школьным годам,  вспоминался одноклассник Лешка, его искреннее признание в любви . Наверное, очень обиделся он на нее  на том  давнем выпускном…

     Наступили девяностые. Бывшие комсомольские и партийные работники рады были найти хоть какой- нибудь  источник существования. Виктор, познакомившись в стоматологической поликлинике с не очень молодой и привлекательной, но вполне обеспеченной дамой ( работа протезиста нужна во все времена)  перебрался жить к новой пассии. Их общую  квартиру он продал, а Татьяне купил скромную однокомнатную «хрущевку». Спасибо, хоть не на окраине! Сама Татьяна нашла работу дежурной в своей бывшей школе.  Сидя за монитором, она наблюдала за происходящим на двух школьных этажах. Бывали случаи,  когда следовало бы вмешаться, но она вспоминала себя в давние годы, когда не смела пробежаться по коридору или поучаствовать в ребячьих потасовках, и  отпускала ситуацию. Как правило ребята со звонком благополучно разбегались по своим классам и ничего плохого не происходило.

     …Годы шли,  не принося заметных перемен- та же квартира, та же работа.   Татьяна с возрастом стала более общительной, словно открылась для окружающих,  и обнаружила интересный факт: те, кому «за», тоже могут жить интересно, иметь увлечения и даже влюбляться. Она не потеряла привлекательности и  стройности, старалась насколько позволял кошелек одеваться современно. В школе ее часто принимали за преподавателя и удивлялись. что она- просто дежурная, «техничка»,  как называли ее должность раньше.

     Однажды в октябре она с удивлением узнала, что встреча бывших комсомольских активистов, приуроченная к очередной годовщине рождения комсомола, будет проходить в ее школе. Раньше такие мероприятия проходили в Доме культуры, а тут… Ей не хотелось встречаться с  бывшими коллегами. Каждый год в день проведения вечера встреч выпускников она менялась сменами с коллегой. А тут- бывшие работники райкома и горкома комсомола, а некоторые- и  горкома партии.  И пусть прошло немало лет, но отпечаток тех прошлых должностей  остается навсегда. На сайте школы  разместили списки приглашенных, отпечатанный экземпляр положили на стол дежурной, и в первой десятке она увидела свою фамилию.

    В тот рабочий день Татьяна преобразилась: рабочий халат скрыл одежду, жгуче- черный парик сделал ее старше и вульгарнее. К тому же монитор, за которым она сидела  в начале широкого школьного коридора, тоже  являлся хорошим прикрытием.
     Конспирация оказалась отменной:   многочисленные экс- коллеги, скользнув взглядом по сидящей за монитором дежурной неопределенного возраста, проходили вглубь коридора. У многих на груди были комсомольские значки, в том числе и с надписью «Ленинский зачет».    
…Высокий мужчина с седой шевелюрой  уже давно стоял у окна вестибюля, внимательно вглядываясь в лица приходящих.  особенно-  женщин. А когда поток гостей иссяк, он подошел к столу дежурной и попросил разрешения посмотреть список участников встречи. Мужчина внимательно просмотрел его  и огорченно вернул Татьяне.
-Вы кого-то ищете? Я  могу вам  помочь?
- Я хотел  встретить одноклассницу. Она есть в списке. Надеялся увидеть, как она входит в вестибюль, перекинуться  парой слов…
     Татьяна внимательно всмотрелась в лицо мужчины,  медленно стянула ненавистный парик, пригладила растрепавшиеся волосы и медленно вышла из- за стола.
-Лешка! А ты совсем не изменился!
-Таня! Танечка!!! Но ты ведь должна быть там, в зале!
-Я не могу оставить пост. И у меня даже нет комсомольского значка…
-Скорее иди, встреча еще не началась! Держи, вот твой значок, прикалывай и иди!  А на посту я за тебя посижу! Бери значок скорее!
   На широкой  Лешкиной ладони  тускло поблескивал тот самый оброненный когда- то Татьяной «Ленинский Зачет».

8. Простая арифметика http://www.proza.ru/2015/09/25/2009
Ольга Кучеренко 2
         Надпись на асфальте  у моего подъезда была солнечно-желтой, яркой, совсем свежей и короткой: два имени, соединенные знаком «плюс», и жирный вопрос в конце. Я  улыбнулась и пошла своей  дорогой, но мысли вновь и вновь возвращались к этому нестареющему равенству.  Счастья вам обоим - и мальчику, старательно под покровом темноты написавшем эти слова,  и незнакомой,  вероятно  совсем юной девочке!
      …Цоколь моей старой краснокирпичной школы  в далекие семидесятые был окрашен   в черный цвет. Кривовато  намалеванные  белой краской на черном два имени со знаком  «плюс» сразу бросались в глаза,  вызывая хихиканье  и шутки идущих в школу ребят.  Я вошла в класс с пунцовыми щеками и глазами, полными слез. Какое счастье, что мальчик, чье имя красовалось на фасаде школы рядом с моим, сегодня в классе отсутствовал! Я точно знала, что он не  имел  никакого  отношения к «настенному» творчеству - в классе  была группа девочек, очень любивших подобные, зачастую очень жестокие шутки. А вечером я долго и старательно стирала  эту надпись. На следующее утро только непонятные разводы и подтеки напоминали об этой «формуле любви»…
       Южный город , в котором  по счастливой случайности мне выпало провести несколько дней, жил своей суматошной жизнью. Я  спешила побывать в местах, которые вряд ли еще когда- либо  придется посетить. Много лет назад, во времена студенчества, началом многодневного похода  нам послужила Красная Поляна, небольшой поселок  на Кавказе. Очень хотелось увидеть, какие коррективы внесла в эти места недавняя Олимпиада. Туда я и отправилась в последний  свободный день. Как жаль, что завтра уже уезжать!  Вот  огромный современный вокзал, ряд явно пустующих гостиниц с фешенебельными и тоже пустыми магазинами на первых этажах и … радостно произнесенное рядом  мое имя!  Встреча была той нечаянной радостью, которую судьба преподносит в самый неожиданный момент. Это был мой одноклассник, стройный, вполне узнаваемый, только совсем седой.  В последний день  командировки    перед возвращением в суету столицы и он решил  подняться  на новом  подъемнике вверх, полюбоваться горными вершинами с нетающим снежным покровом на них…
        Станция Роза Хутор принимала в просторные кабины подъемника и бородатых лыжников, и таких как я и мой спутник случайных приезжих. Мы спешили расспросить друг друга о делах семейных и прочих, смеялись и извинялись, перебивая друг друга… Очередной взрыв смеха вызвали босоножки на моих ногах- в них мне предстояло выйти на искрящийся снег или осматривать окрестности из станции подъемника. Кабина медленно плыла над сказочно красивым горным пейзажем;  вдруг  со словами «смотри, смотри!» соученик показал рукой на скалу, освобожденную ветрами от снежного покрова.  На скале красовалась написанная кем-то большими неровными печатными буквами нестареющая формула. Это были наши имена! А после знака «равно» красовался большущий снежный ком. Я никогда не узнаю фамилии и координат влюбленного скалолаза, оставившего в таком труднодоступном месте вечное как мир признание. Только могу догадываться, что он тезка приобнявшего меня за плечи соученика…
         Следующим утром  мы  уезжали с одного вокзала  с небольшим интервалом  во времени-я на полчаса раньше. Моросил дождь, делая мутным, запотевшим   стекло в окне тронувшегося вагона. А мой соученик, ускоряя шаг, торопливо что-то писал на стекле. И только когда вокзал скрылся в из глаз, я прочитала на стекле наши имена, соединенные знаком «плюс», и размываемую  дождем вторую часть равенства…

 9. Не повезло... http://www.proza.ru/2018/10/30/250
Валерьян Акимов
 Вот есть такие люди…   Ну не везёт им и всё! Вот и Нинке Алёшиной, не повезло один раз. Да ещё, как нарочно  прям  перед Новым годом! Можно сказать в канун.
   31 декабря Нинка с мужем пошли в магазин, примерно около 19.00. Так, ещё подзатаряться  маленько,  ну  и ерундовых подарочков прикупить для гостей. А тут ещё, как нарочно Нинкина подружка приболела, тоже повезло.  Прям, перед Новым годом.  Нинка конечно же  решила к ней зайти, поздравить. Благо та жила через дом. Мужа Нинка отправила домой, чтобы  не заразился не дай Бог,  ну , чтобы не мешал бабской трескотне.
   Подружка Нинки жила  на 12 этаже. Вошла Нинка в подъезд, вызвали лифт. Лифт опускался с какими-то щелчками. Но Нинка не придавала этому  никакого  значения. Она зашла в кабину и нажала 12 этаж. Лифт стал подниматься и тут же остановился между этажами.
- Вот блин! – подумала Нинка.- Неужели застряла?!
Она потыкала разные кнопки, лифт не ехал. Она слегка попрыгала в кабине … Тишина.
Нинка нажала кнопку диспетчера.
-Да,  слушаю…Говорите! - послышался старческий голос из отверстий  микрофона.
- Застряла…я.- сказала взволнованным голосом Нинка.
- Чего?....- переспросила женщина.
- Застряла говорю!!!- уже закричала Нинка.
-Не кричите женщина! Сейчас вызову аварийную службу.
Нинка назвала адрес дома.
- А сколько ждать-то?- спросила Нинка.
- Через полчаса приедут! – ответила женщина.
Эти полчаса показались вечностью для Нинки.
-Хорошо, что я нормальная!- подумала Нинка.- Не страдаю клаустрофобией!
   Но всё равно было  как-то не по себе.  И хорошо, что свет не погас. Через 15 минут, Нинке показалось, что стало тяжело дышать. Она попыталась разжать двери лифта, но у неё,  ничего  не получалось.
- Вот тоже, служба!!! – злилась Нинка.- Хоть бы поговорила со мной!  Всё равно сидит там, ни хрена не делает! Может я тут,  со страху помираю! Может у меня сейчас нервный срыв случится!
Нинка опять нажала кнопку диспетчера.
- Слушаю вас…- ответила женщина.
- А поторопить их нельзя?!-  волнуясь,  спросила Нинка.
- Да как же я их потороплю?! Они уже в пути. Они задержатся если, в «пробку» попадут или в аварию. Тогда да, приедут не скоро.
- Успокоила, тоже мне! – ответила ей Нинка.
- Не волнуйтесь. Сидите спокойно!
  У Нинки  уже,  устали ноги стоять, но садиться на грязный пол она не решалась.
  Ровно через полчаса приехали лифтовые спасатели и стали поднимать лифт на этаж. Двери открыли вручную,  и Нинка оказалась на свободе. Она поблагодарила механиков за спасение и быстро побежала наверх,  к подруге.
  Отдав подарок и  рассказав  о своих приключениях, подруги вдоволь наржались, и Нинка довольная побежала домой.
  Дома Нинка  жила на 8 этаже. Она вбежала в лифт и нажала кнопку своего этажа. Лифт медленно поехал верх. Но как говорится-«Не везёт, так не везёт»! Если такое снять в кино, то никто этому не поверит. Такое бывает только в жизни! Нинка опять застряла в лифте! Она нажала кнопку диспетчера и услышала знакомый уже  голос женщины и  негромко сказала:
- Эт… я.
- Кто???- переспросила женщина.
- Ну… я уже сегодня застревала… Я к подруге ходила. С Наступающим поздравить… А теперь домой поехала и вот… Застряла. Я в нашем подъезде.
Нинка назвала свой адрес.
- Ждите…- ответила женщина.
Лифтовые спасатели на этот раз приехали быстро.   Лифт застрял серьёзно,  и опустить его на этаж рабочие сразу не смогли. Какое же было их удивление, когда они за руки вытащили Нинку, через верх из лифтовой кабины.
Один из механиков, молодой парень даже не выдержал и сказал:
-Девушка! Мы что вас, всю новогоднюю ночь вытаскивать будем?!!!
- За лифтами надо смотреть! –ответила ему, отряхиваясь  Нинка.
Потом постояла, улыбнулась и  ответила:
- Спасибо вам, мальчики! С наступающим вас!!!! 
Она  побежала  наверх  по ступенькам. С полгода Нинка на лифте не ездила.

 10. Запах женщины http://www.proza.ru/2018/10/30/278
Валерьян Акимов
   Она подсела ко мне  в  метро. Это было единственное свободное место в вагоне. Её длинные, вьющиеся, тёмно- русые волосы чуть коснулись моего плеча.  Вначале, я едва  уловил  этот кружащий голову аромат. Этот запах молодой женщины.  Я краем глаза старался рассмотреть её. Она не была красоткой, но была молода и имела хорошую фигуру.  Доставая что-то из своей сумочки, она ещё больше наклонилась в мою сторону, и я вкусил весь этот букет!    Закрыв  глаза,  мне показалось, что  этот дурман  уносит меня. Он уносил меня  в ту далёкую, беззаботную мою юность… Где всё было впервые….
 В голове всплыли картинки прошлого…
  Тогда  я прощался с детством. Было  лето…   Июнь.   Последняя моя смена   в  п/лагере. Я был в первом отряде. В начале смены наши вожатые решили  сводить нас на костёр. Это была классная идея!  Мы выбрали уютную поляну. Тихая, тёплая  ночь. Над нами звёздное небо! Такого неба в городе не увидишь.  Горит костёр, баянист неспешно играет приятную мелодию.  Слышны разговоры, смех.  Вожатые предложили играть в «Ручеёк».
  Простая  игра, для детей и взрослых… Ты проходя под поднятыми руками, выбираешь себе пару и встаёшь в конец ручейка…
  Я всегда выбирал её, а  она выбирала меня….
  Так случилась моя первая…  Первая и наверное настоящая… Потому, как забыть я её не могу, до сих пор.
  Пионерская жизнь в те года - это беззаботное детство! Мы резались в пинг-понг, играли в волейбол, футбол, дурачились, обливаясь водой. В общем, жили нормальной пионерской жизнью! Тогда на месте никто не сидел! Не было тогда телефонов, гаджетов, смартфонов. Народ общался! Все перезнакомились, сдружились.  Первые танцы!  Мы с тогдашним моим дружком Юркой, втюрились оба,  по самые уши! На танцах, мы с ним всегда  ждали «медляк», что бы пригласить «своих».
Тогда я впервые обнял девушку за талию! Смешно... а у меня чуть сердце не выскочило!  Ещё пару танцев и моя щека прижалась к её…. Вот это кайф!!! Настоящий! Моя девушка! У меня есть девушка!
    К середине смены, мы с ней  уходили за  деревянную постройку корпуса кружков. Там, в тени старых клёнов,  стояла лавочка со столом. В этом месте, никогда  никого  не было.  Мы немного разговаривали, но больше целовались...
  Каждое утро, даже в дождь, мы с Юркой просыпались за час до подъёма, спускались через окно туалета, по винтовой лестнице вниз  и обрывали  королевскую сирень, что росла возле нашего корпуса.  Потом несли её своим девчонкам в палату. Те уже не спали. И  ждали нас! Мы были герои! Другие ребята  завидовали нам. А мы кайфовали от этого!
  Но все хорошее быстро  кончается. Как -то на прогулке, возле реки она зачем-то подарила мне букетик жёлтых цветов. Сама же сказала, что это - к разлуке, а я и не придал этому значения.
  Моя первая любовь уезжала со своими родителями на юг, и они приехали за ней раньше, до окончания смены.
А перед этим был  отрядный «огонёк». Это был наш прощальный «огонёк». Весь вечер я танцевал только с ней. Я вообще, в ту смену танцевал только с ней. Она подарила мне колечко… «недельку», на память…   А я лишь  взял у неё номер её телефона и дал свой...
 Пролетело то незабываемое лето…     Ещё весной, мы с родителями  переехали на другую квартиру, и остатки лета я просидел в Москве. В сентябре  пошёл в новую школу. Учёба моя   совсем здесь не заладилась.  Я не мог думать об учёбе! Я думал только о ней!
  Она позвонила мне, один раз… В конце лета.  Поговорили… так не о чём…  Даже встретились.  Моё первое свидание в жизни! Прошли пешком от Багратионовской до Арбата... 
Мы больше никогда  не видели друг друга…  Но я всегда помнил её. Помнил, наш лагерь,  ту звёздную ночь, «ручеёк», танцы и поцелуй ... тот первый. Тогда ещё совсем невинный.
  Незнакомка встала, ей   нужно было выходить. И её необычный, кружащий голову аромат,  стал  исчезать , как  и мои воспоминания …

11. Простить?! http://www.proza.ru/2014/07/27/1683
Василина Гай
Я думал, что мама спит после ночной смены, поэтому потихоньку открыл дверь своим ключом и, стараясь не шуметь, вошел в полутемную прихожую. Поставив ранец у стены, потянул молнию на куртке и вздрогнул от резкого маминого голоса, донесшегося из спальни:
- А я сказала «Нет!». Если тебе хочется общаться с сыном, встречайтесь в городе. Ни на какую природу я его с тобой не отпущу.
В моей голове словно что-то взорвалось. Яркая вспышка вытеснила хорошее настроение, кулаки сами собой сжались. Мама молчала, видимо, слушала, что говорит этот алкаш.
- Жалуйся. Мне не привыкать. Ребенку двенадцать лет, он уже может подтвердить, что папа вспоминает о нем два раза в год, а то и реже.
Снова тишина, нарушаемая лишь стуком моего сердца.
- Я его не настраиваю. Влад не компьютер, а живой человек. Не надо на меня кричать. Если тебе что-нибудь нужно, говори спокойно. Нет – разговор окончен.
Глухо стукнул о столешницу телефон. Я вжикнул молнией. Мама вышла в прихожую.
- Сынок пришел! Здравствуй, мой хороший! Идем, я тебя покормлю.
Я, конечно, уже не мелкий, но люблю,  когда мама меня обнимает. Кто-то, может, надо мной посмеется, но это для нас, как зарядка для телефона. Сразу все проблемы улетучиваются или хотя бы становятся маленькими и не такими страшными.
 Вот и сейчас злость моя притихла, я улыбнулся маме и пошел мыть руки. Выйдя на кухню, спросил:
- Что, опять алкаш звонил?
- Сынок, не называй его так. Он все-таки отец тебе.
- Он алкаш. По-другому я его называть не буду. Я не забыл, как он над нами издевался. Почему ты его простила, тебе ведь от него больше доставалось?
- Простила. И ты прости. Так жить легче. Мы ведь теперь его не боимся, он нам ничего не может сделать. Ну и пусть живет, как знает, Бог ему судья.
- Ладно, пусть живет. Чего хотел-то?
- На природу тебя хочет взять.
- На чем он туда поедет? У него даже велосипеда нет, он же  все деньги пропивает.
- Влад!
- Да ну его, мам. Положи мне еще борща, пожалуйста.
После обеда мама пошла отдохнуть, ведь в ночь снова на смену, а этот гад не дал ей выспаться. Я только подумал про него, снова разозлился. Перед глазами замелькали слайды нашей прошлой жизни.
  В моем детском понимании мама всегда была доброй, заботливой, сильной. ЭТОТ тоже был сильным, сильнее мамы, но каким-то безбашенным.  Он мог завалить нас подарками, а мог заявиться с полторашкой пива и начать нас строить. Я радовался новым игрушкам, а мама иногда ворчала – в доме картошки нет,  зато в вазе – шикарный букет. Потом сюрпризы стали появляться все реже, а жизнь наша превращалась в триллер. И не только наша. Этому уроду доставляло удовольствие мучить всех, кто был рядом.
 Как-то в деревне я случайно услышал разговор бабушки со своей сестрой. Она рассказала, как гад позвонил однажды среди ночи и сказал, что если они не приедут через два часа, то получат два красивых трупа – мамин и мой. Мне тогда и года не было. Бабушка с больным сердцем и давлением побежала на ток, где в ночную смену дед возил зерно на ЗИЛе. До тока от их дома было чуть больше километра. Потом они ехали сто километров от своей деревни до города и бегом бежали на пятый этаж, где родители  снимали квартиру. Бабушка сказала, что за все это время она нас с мамой похоронила раз двести. Они хотели нас забрать, но урод взял меня на руки и позволил уйти только маме.  Представляю, как ей было страшно, как ей хотелось бежать из этой проклятой квартиры, но разве могла она оставить меня?  Измученные бабушка и дед уехали ни с чем.

Когда мне было лет пять, я фанател от Смешариков. Диски с мультфильмами, книги, наклейки, игрушки, значки заполняли мою комнату. Моим идеалом был Крош. Я рос тихим, аккуратным, не разбрасывал игрушки, а если ЭТОТ был дома, старался не высовываться из комнаты и не подавать голоса. Конечно, мне хотелось и пошалить, и я играл порой в не очень тихие игры. Мама только смеялась, глядя на мои битвы трансформеров. Но, заслышав знакомые шаги в подъезде, а иногда уже звук поворачивающегося в замке ключа, я моментально скидывал игрушки в коробку и садился на свой стульчик, сложив руки на коленях. Мне было очень далеко до  отчаянного фантазера и любителя приключений Кроша, наверное, поэтому я с замиранием сердца следил за его похождениями.
И вдруг – о, чудо! В наш город приезжает Театр Смешариков! Афиши с любимыми героями были развешаны на каждом углу. Я только раз спросил у мамы, что это за картинки висят повсюду, и, выслушав ее объяснение, вздохнул:
- Вот бы Кроша увидеть!
Даже в пять лет я понимал, что тысяча рублей – это очень большие деньги. Урод все время орал на маму, упрекал ее в том, что она не умеет экономить и вести хозяйство. Пиво с копченой рыбкой или кальмарами из пакетика он трескал почти каждый день: «Я заработал, имею право!», часто покупал дорогие вещи:  DVD-плеер, музыкальный центр, навороченный телефон. Но через пару месяцев выяснялось, что купленная аппаратура перестала соответствовать его запросам или используется не так часто, как планировалось при покупке, или просто надоела. Он давал объявление о продаже и сбывал «ненужную» вещь за бесценок. Представляю, как радовались люди, нарвавшиеся на такого лоха.
В общем, мечта моя была рядом, но не могла осуществиться. Я это понял сразу и больше разговоров не заводил. Только вздыхал, проходя мимо афиш по дороге в детский сад. Мама глядела на мои вздохи молча, но что-то такое себе думала.
 А потом случилось невозможное. Мы пошли на спектакль! Всего один день в городе! Народу – море! И в этом море – мы с мамой!
Я едва не умер от счастья, когда после спектакля дядька-ведущий сказал, что можно сфотографироваться с любимым героем. Когда Крош взял меня за руку, сердце мое пело и рвалось из груди. Я нес эту фотографию, как великую драгоценность, и думал о том, как повезу ее в деревню к бабушке и расскажу ей про свое приключение.  Мама смеялась, глядя на мои восторги, время от времени подхватывала на руки и кружила. Мы пели и дурачились, а прохожие оглядывались нам вслед и улыбались добрыми улыбками.
Он был дома. Я, переполненный впечатлениями, кинулся к нему со своей фотографией и стал рассказывать о спектакле.
- На какие шиши? Дома жрать нечего, а они по театрам шастают!
- Почему нечего?  Я с утра кастрюлю борща  приготовила и гречку с котлетами. Картошка есть, лапша-крупы тоже.  Мама говорила, они на выходных кабанчика зарежут, мяса и сала привезут.
- Мне их подачки не нужны! Я сам для своей семьи заработаю! Но я должен знать, куда уходят мои деньги!
- Я вообще-то тоже дома не сижу. Твои деньги я не трогала. На пальто откладывала со своей зарплаты, оттуда и взяла.
- И во сколько же встало это удовольствие?
- Полторы тысячи.
- Вот за эту бумажку?
Он выхватил из моих рук фотографию.
- Папа! Отдай!
Смятый цветной комочек упал к моим ногам. Мне показалось, что из меня вынули душу и смяли ее вместе с изображением Кроша. Мама кинулась к нам, но этот гад пинком отшвырнул ее в сторону. Забыв про фото, я рванулся к ней, но сильная рука отбросила меня, словно щенка, к дверям комнаты.
- Пшел вон и сидеть тихо!
Я забился под кровать и закрыл уши руками. Но тело ощущало каждый удар, наносимый в соседней комнате. Слезы текли из глаз, губы шептали какие-то злые слова.
Среди ночи в моей комнате вспыхнул свет.
- Быстро встал, оделся!
Спросонья я не мог понять, что происходит, но послушно схватил со стульчика штаны и начал натягивать. Яркий свет слепил глаза, ноги попали в одну штанину. Над головой раздался отборный мат. Я втянул голову в плечи и постарался исправить свою оплошность. Потом осмелился исподлобья взглянуть по сторонам. Заметив это, он схватил меня за подбородок, повернул голову  в сторону двери.
- Смотри и запоминай! Ты свою мамочку большее не увидишь!
Заплаканная мама стояла в дверях, прикрывая ссадину на щеке. Он схватил ее за шиворот и потащил к выходу из квартиры. Обернувшись ко мне, она подмигнула и улыбнулась жалкой улыбкой. Мне хотелось закричать, отбить ее у этого изверга, но страх не давал пошевелиться.  До утра я беззвучно плакал в темноте, а мама сидела в подъезде. Дело было в январе.
Мне было семь, когда мама решилась. После очередного кошмара мы собрали документы, кое-какие вещи и сбежали. Прятались у ее подруг, не задерживаясь в одном месте более двух дней. Он искал нас. Звонил, трепал нервы этим добрым женщинам, караулил у подъездов. Мы ходили по городу, как по минному полю, мелкими перебежками от одного укрытия до другого, шарахаясь от каждого высокого худощавого прохожего. Потом мама увезла меня в деревню, а сама стала искать квартиру.
В деревне было хорошо. Но однажды гад позвонил бабушке и сказал, что приедет с полицией и заберет меня, а их посадит в тюрьму за похищение ребенка. Я стал бояться выходить из дома. От страха плохо спал и ел, все время ждал, что он приедет и заберет меня. Как-то двоюродный брат Ленька спросил, о чем я все время думаю. Я разревелся и рассказал.
- Ерунда! Пусть едет. Я тебя так спрячу, ни одна полиция не найдет. Хочешь, покажу?
И повел меня в какие-то заросли. Там пахло травой и медом, пели птицы, огромные деревья шелестели узкими листьями. Из-под ног разбегались малюсенькие лягушата, где-то рядом журчал ручей. Мы нашли несколько классных потайных местечек и пошли к Леньке пить молоко со свежевыпеченным хлебом.  Потом поливали огород и собирали пупырчатые огурчики. Тетя Аня залила их подсоленным квасом с укропом и чесноком, а утром подала к столу с рассыпчатой картошкой. Я ел так, что даже живот заболел.
Мама звонила каждый день, говорила, что нашла квартиру и сдала мои документы в школу. Я рассказывал, как помогаю бабушке ухаживать за утятами, быстро нахожу в табуне бычка Февраля, катаюсь на велосипеде и ночую с Ленькой в палатке, стоящей у них во дворе.
В конце августа мама приехала за мной. Я очень соскучился, но возвращаться в город боялся.
- А вдруг он заберет нас и опять…
- Не бойся. Я оформила развод. Мы больше не будем жить с ним вместе.
- Правда? И он к нам не будет приходить?
- Нет. Если ты захочешь, можешь встречаться с ним.
- А если я не хочу?
- Никто тебя не заставит.
Несколько раз мы встречались. Я учился уже классе в третьем. Он приводил меня домой к своим родителям, разрешал играть на компьютере, а сам в соседней комнате смотрел телевизор. Мама прекратила эти свидания после того, как он напоил меня каким-то энергетическим напитком. С тех пор он возникает в нашей жизни пару раз в год и говорит гадости. Только мы его теперь не боимся.
Одного я не пойму – как мама смогла его простить? Я пока не могу.


12. Лысуня http://www.proza.ru/2018/11/10/738
Василина Гай
- Баб, а когда мы в свой дом жить перейдем, ты нам корову отдашь? – спрашивал у Семеновны внук.
- Отдам, конечно, если захотите, - отвечала бабушка.
- Захотим. Нам же молоко надо где-то брать. А какую ты нам отдашь? Малышку?
- Нет, Малышка уже старовата. Она к нашему двору привыкла, а мы к ней. Возьми Красулю, она самая молодая.
- Ты что, баб? У нее же молока нет. Зачем нам корова без молока?
- Родится теленок, будет и молоко.
- А когда он родится?
- Не знаю, может на тот год уже и родится.
- Ты, баба, шутишь, да? Я, что же, до того года без молока жить буду? Я ж не вырасту! Отдай нам лучше Лысуню. У нее же скоро теленок родится, а мы в свой дом только осенью пойдем.
- Так Лысуня первотелка! Ее еще обучать надо будет.
- Опять шутишь, да? Она же корова, а не школьница, чему ей учиться?
- Первотелки – это такие молодые коровы, которые телятся первый раз. Их еще ни разу не доили, и они не знают, что это. Некоторые очень пугаются, сердятся, даже дерутся. Поэтому их приучают к тому, чтоб они спокойно стояли, пока хозяйка выдоит молоко. Понятно?
- Понятно. А кто Лысуню учить будет?
- Ну, я, наверное. Мама твоя тоже пока молодая, никогда коров не обучала, только обученных доила.
Так беседовали по дороге с выгона баба Нила и ее хозяйственный семилетний внук Егорка. Придя домой, они занялись обычными вечерними делами, каких немало в любом деревенском дворе: подоить корову, пересепарировать молоко,   напоить теленка, загнать в курятник птицу, накормить поросят, кошек и собаку Жужу.  Когда хлопоты их были в самом разгаре,  с поля вернулся дед Василий. Бросив на перила крыльца выгоревшую робу, он вошел в землянку, где его жена только что отключила гудевший сепаратор:
- Слышь, мать, Ольга сегодня ночевать не придет. Перестрела  меня на дороге, сказала, будет Егоркину комнату до победного конца штукатурить, спать в том доме останется.
- А поужинать-то у нее есть чего? И не спросил, поди?
- Да ладно, не маленькая, небось, сама разберется. Давай ведро, пойду Буяна напою.
Когда наутро Егор проснулся, в доме никого не было. Мальчишка быстро оделся и поспешил на двор – там обычно занимались хозяйственными делами мама и бабушка. Он помогал им завершить начатое, потом все вместе шли завтракать. Но нынче ни в землянке, ни в огороде, ни на птичьем дворе никого не было. «Может, они по холодку картошку полют?» - подумал Егорка и поспешил к картошечнику, расположенному за сараем. Вскоре он услышал бабушкин голос.
- … а когда отец прибежал, она заволновалась, вскочила, так стоя и телилась. Бычок-то ничего, крепенький, обсох уже, мы его в сарае пока отдельно от Буяна определили, неровен час, боднет. А сама-то, вишь, не подымается.
- Счистилась хоть? Ветеринару звонили?
- Счистилась. Звонили, жена сказала, его дома нет, только к вечеру приедет. Отец воды с солью  наколотил, напоил, да в поле уехал. Теперь нам самим приглядывать.
- Ой, беда…

Егорка сбавил ход и осторожно подошел к окарде, пристроенной к задней стене сарая. Облокотившись на жерди ограды, возле нее стояли мама и бабушка. В загородке на соломенной подстилке лежала Лысуня. Она тяжело дышала и постанывала. Потом тяжело хлестнула себя хвостом, отгоняя назойливых жирных мух, и на боку появилась красно-бурая полоса.
- Это что, кровь? – ахнул мальчик.
Женщины разом вздрогнули и обернулись. Бабушка замахала руками:
- Иди, иди прочь, нечего тебе тут смотреть. Детям такое нельзя.
- Ладно тебе, мам. Что он, не деревенский, что ли? Не бойся, сын. У Лысуни теленок родился. Эта кровь из того мешочка, в котором он у нее в животе жил.
- Теленочек? Значит, у нее молоко теперь будет? – обрадовался мальчишка и, вспомнив вчерашний разговор, обернулся к бабушке. – А ты нам ее отдашь?
- Ишь, скорый какой! Ей бы подняться еще, –  махнув  рукой, бабушка пошла к землянке.
Тут только в сознании семилетнего животновода всплыло сказанное мамой слово «беда». Радость померкла.
- Мам, а что с ней? Почему она так дышит и не встает?
- Телилась тяжело. Детки, они, знаешь, даром не даются. Повредилась, видно. К вечеру доктор приедет, посмотрит и скажет, что делать.
- А до вечера что?
- Будем смотреть, кормить, поить. Сейчас-то еще она в тенечке лежит, а после обеда солнце повернется, ей жарко будет. Ну ладно, может к той поре встанет сама, перейдет на другое место. Пойдем пока завтракать, нам сегодня много сил потребуется.
Весь день Лысуня пролежала на одном месте. Она почти ничего не ела,  только пила из поставленного рядом таза воду. Егорка приносил ей и сено, и свежую траву, и картофельные очистки. Только ломоть хлеба, посыпанный солью, роженица приняла из его рук и стала медленно пережевывать, вздыхая и прикрывая глаза.
Подоить ее не удалось – она просто не вставала, когда бабушка с ведром заходила в окарду. Егорка слышал в разговоре мамы и бабы Нилы непонятные выражения: «мастит», «вымя закаменеет», «молоко перегорит». Расспрашивать взрослых было некогда, но, отгоняя веткой  противных мух, мальчонка с тревогой поглядывал на видневшееся из-под согнутой ноги покрасневшее вымя и размышлял о том, что если в нем вспыхнет огонь, он, может быть, и сумеет погасить его припасенной водой, но как быть, если вымя начнет превращаться в камень? И как будет бедняжка Лысуня жить с каменным выменем, ведь из него вряд ли удастся выдоить молоко не только для Егорки, но и для маленького Майора?
Вечером с дедом приехал ветеринар в синем заляпанном халате. Они подняли Лысуню, привязали к столбу  и что-то   вокруг нее делали. Егорка с мамой поливали огород и не могли видеть, что происходит в окарде. Они лишь слышали протяжный рев коровы и невнятные сердитые голоса. Потом доктор уехал, и баба с дедом попытались сдоить первотелку. Егорка с мамой в это время подоили Малышку и  переделали почти всю обычную работу. Наконец, в землянку вошла рассерженная бабушка:
- Это зверь, а не корова! Меня вообще не подпустила. Ведро копытом погнула. Дед еле-еле  со стакан нацедил. Что делать будем, не знаю. Рвется, мечется, как ненормальная! Всяких коров видала, но такое чудо в первый раз.
- А что врач-то сказал?
- Разрывы у нее, от них воспаление. Он марганцовкой промыл, сказал надо всю неделю или самим мыть, или его звать.
- А чего она ревела, баб? Он ей больно делал?
- Ну, мало ли, больно? Терпеть надо. Лечиться не всегда весело.
От сарая снова послышалось мычание.
- Неладно что-то. Чего она кричит?
Мама пошла к Лысуне, но быстро вернулась, держа в руках ведро.
- Из этого ведра промывали?
- Да.
- Глядите! А мы все думаем, чего она взбесилась? Ему бы, коновалу, такое залить куда-нибудь, чтоб в другой раз думал!
Мама вылила  остатки раствора на ладонь, вода стекла, и на руке остались нерастаявшие темно-фиолетовые кристаллы. Бабушка ахнула:
- Дед, ну ты ж рядом был, куда смотрел?
- Да я корову держал, он сам сыпнул в ведро из пузырька, разболтал и заливать стал. Чего я его буду контролировать, он же врач, сам знает.
- Врач, врач. На разрывы, да теперь и ожог. Бедная скотинка. А мы ее еще и хворостиной, чтоб стояла.
Егорка смотрел, как мама отмывает руки, и ему почему-то стало страшно.
- Мам, а тебе не больно?
- Мне нет, сынок, а вот Лысуне очень больно. Это лекарство надо брать понемножку, а ей залили слишком крепкий раствор, да еще и с такими вот нерастаявшими крупинками. Сейчас они у нее в животе все обжигают, поэтому она кричит, просит о помощи.
- Как же ей помочь?
- Сейчас травку заварим, остудим и сами зальем. Она вымоет эти комочки и ей легче станет.
Над селом уже сгущались сумерки, когда дед и мама вошли в дом.
- Ну что? – бросился к ним Егорка.
- Все, что могли, сделали. Вроде успокоилась, легла. Утром повторим. Спи.
Утром Егорка вскочил раньше обычного, но все равно опоздал. Дед, вместе с мамой обработав Лысуню, уже уехал, бабушка еще не вернулась с выгона. Мама, управив хозяйство, подмигнула сыну:
- Ты меня бабушке не выдавай.
Она взяла ведро с теплой водой, мягкую тряпку и пошла в окарду. Сначала обнимала коровку, разговаривала с ней ласковым голосом, потом стала поглаживать по животу, подбираясь ближе к вымени. Лысуня немного нервничала, но позволила обмыть и обтереть вымя. Мама осторожно начала сдаивать густое коричневатое молозиво. Егор в это время стоял за оградой и протягивал корове пучки травы. Сначала она привередливо мотала головой, оглядывалась на маму, но та ласково уговаривала ее, гладила опавший бок и продолжала сцеживать молоко.
 Надоили они не очень много, но мама объяснила, что больше, наверное, пока и не получится, ведь из-за воспаления вымени тоненькие шланги-сосуды, по которым течет молоко, сжаты со всех сторон.
- Мы через время еще немного сдоим, а потом еще и еще. Так ей легче станет, и она нас бояться не будет.
Вернувшаяся бабушка посердилась на них, но это оттого, что она переживала, что зверь-корова может ударить маму или Егора. До наступления жары они подоили Лысуню еще раз, а потом мама пошла в новый дом, куда должны были привезти заказанные заранее доски. Пора бы ей было вернуться, но, верно, машина с досками задержалась в пути. Баба Нила пошла доить Лысуню, велев Егору следить за поставленной на огонь кастрюлей с борщом.
- Я корову подою, ты борщ разогреешь. Потом телка напоим, тут и мама придет, вместе сядем обедать.
Но мама вернулась раньше. Выключив огонь на плите, они пошли к бабушке. Та опять ругала корову, рвущуюся на привязи.
- И как вы только умудрились с ней справиться? Даже вымя обмыть не дает.
Мама обняла Лысуню за шею, что-то пошептала ей на ушко, потом забрала у бабушки ведро и уселась на низенький стульчик. Егор нежно поглаживал шею коровки, осыпал ее всеми ласковыми словами, какие только мог вспомнить. Мама одной рукой сдаивала посветлевшее молоко, другой на всякий случай придерживала ногу Лысуни. Но та стояла спокойно, только фыркнула, когда бабушка попробовала подойти ближе.
- Ладно, ладно, поняла. Ухожу.
Выйдя из окарды, баба Нила обернулась и, увидев, что Лысуня начала облизывать маму, работающую уже двумя руками,  покачала головой:
- Ты поглянь, какая! Сама себе хозяев выбрала.
Всю неделю мама с Егоркой промывали раны коровы теплым травяным отваром и по пять раз в день сдаивали молоко. Больная повеселела, вылизывала маму, пока та сдаивала молоко, доверчиво брала из рук сына хлебные горбушки.  Потом вместе с Малышкой и Красулей ее выгнали в табун.
 Осенью Лысуню и Майора перевели на новое подворье. 


13. Черемуховая падь http://www.proza.ru/2016/09/25/275 
Виктория Белькова

Мы с сестрой ликовали:
– Ура! Наконец-то мы поедем за черемухой!
        В ту пору мне было лет шесть, сестра – на два года младше.  Давно уже папа обещал свозить нас за черемухой.  И вот, уходя на работу, он сказал:
– Сегодня вернусь пораньше, собирайтесь за ягодой.
        Весь день мы провели в ожидании вечера.  Представляли, как будет весело ехать на мотоцикле, как будем есть и собирать сладкие с горчинкой ягоды, от которых во рту остается вяжущее послевкусие. Как будем смеяться, показывая друг другу перепачканные руки и фиолетово-коричневые языки.
С утра старались с сестрой быть послушными девочками, чтобы, вдруг, нас не наказали и не отменили долгожданную поездку. Мы убрали свои игрушки, подмели полы до самого крылечка, накормили дворнягу Барсика и принялись приставать с вопросами к маме:
– Ну, когда уже будет вечер?
Мама отмахивалась от нас до тех пор, пока не истратила свое родительское терпение и не прикрикнула, чтобы мы ей не мешали. Мы сели на лавочку возле дома, по очереди выбегали на дорогу и высматривали папу.
Но папа все-равно появился неожиданно, когда мы, устав его ждать, расслабились и начали играть с кошкой, вышедшей погреться на лавочку в лучах вечернего солнца.
         И вот, наконец, мы в пути! Ветерок теплый и ласковый трепал наши вихры. Августовское солнце клонилось к закату, золотя землю длинными скользящими лучами.  Родители улыбались, видя нашу с сестрой радость.  Как здорово ехать куда-то всей семьей!  Место позади папы я, конечно, сестре не уступила. Да и мала она еще, пусть с мамой в люльке сидит.  В глубине люльки позвякивало ведро, в которое были положены кружки для сбора черемухи.
         Земляная дорога от села к черемуховой пади была мягкой и хорошо накатанной. Справа и слева поднялись холмы, местами покрытые березняком, куда мы летом ездили за подберезовиками и груздями.  Где-то там, в лесу, бил маленький родничок. Какая вкусная и студеная в нем вода!
Сквозь шум двигателя мы кричали:
– Папа! Горка, горка!
Дорогу по ходу движения, будто кто-то сморщил.  Мотоцикл то взлетал на пригорке, то планировал в углубление.  И папа специально разгонялся на подъеме и отпускал ручку газа, позволяя мотоциклу на долю секунды зависнуть в невесомости, отчего захватывало дух.  Мы с сестрой ждали этих моментов, особенно громко кричали и смеялись.
          Началась череда черемуховых кустов.  Сколько же их тут! И все осыпаны черной ягодой.  Но папа знал куда едет – только в одном месте плоды были необыкновенно крупными и сладкими.  Мы собирали ягоды и мечтали, как увезем ягоду бабушке, как она удивиться, а потом насушит черемуху, намелет ее в мясорубке и напечет самые вкусные в мире булочки – шаньги, или шанежки с черемухой!
           Меж тем день уже давно закончился и солнце закатилось за горизонт.  Охваченные азартом, мы не обращали на это внимание.  И только когда видимость стала совсем плохой, засобирались домой.  В лощине света было еще меньше, от Федяевского залива Ангары потянуло холодом, отчего стало неуютно.
Когда все расселись по своим местам, и папа уже завел мотоцикл, мне вдруг очень захотелось к маме, туда, где под брезентовым пологом на коленях у мамы сидела сестра.  Родителям некогда было меня уговаривать, наступала уже настоящая ночь.  Мама повысила голос до строгости:
– Садись быстро на свое место!  Видишь, уже стемнело.
 А папа, как всегда, говорил мягко и деликатно:
– Доча, садись, домой ехать надо.
Мама готова была поменяться со мной местами, но нужно было кому-то держать ведро с ягодой.  Ни уговоры, ни угрозы на меня не действовали, я канючила свое:
– Я хочу к маме, в люльку.
Родители исчерпали все воспитательные приемы:
– Садись! Одна останешься! Пешком пойдешь?
– Ну и пойду!
         В глубине души я понимала, что нет возможности поменяться с сестрой местами, но упрямство настолько овладело мной, что мне было уже стыдно вот так просто смириться и подчиниться родителям.  Из глубины души всплыла мучившая меня ревность: «Ну почему сестра всегда с мамой, а я только рядом? Я тоже хочу сейчас прижаться к теплому маминому плечу.  Разве я много хочу?»  Конечно, я помнила, что у сестры после перенесенной в младенчестве пневмонии было слабенькое здоровье, что родители оберегали свою младшую дочь еще и по ее малолетству.  Но и себя мне было тоже жалко.  Я начала хлюпать носом поначалу тихо, а потом все громче и громче.  Все устали, и мой каприз вывел родителей из себя:
– Садись, а то без тебя уедем!  Поедешь?
– Нет!
            Папа включил скорость и мотоцикл потихоньку затарахтел, набирая обороты.  Родители оглядывались и кивком головы приглашали поехать с ними.  Я стояла, насупив брови, потихоньку осматриваясь по сторонам и не веря, что меня вот так здесь бросят на «произвол судьбы и на съедение волкам».
           Ночь уже почти совсем опустилась на землю.  Силуэты деревьев и кустов потемнели и обрели резкие очертания.  Куст черемухи, казавшийся таким веселым при дневном свете, теперь почернел, нахмурился и таил кучу опасностей.  Холмы окружавшие падь, придвинулись вплотную.  И даже небо, на котором едва начали проступать первые звезды, как будто нависло надо мной и давило своей тяжестью.  Все вокруг казалось враждебным и страшным.
             Папа оглянулся последний раз, все еще надеясь, что я передумаю, а потом включил повышенную скорость, и силуэт мотоцикла с маячащим впереди него лучом фары, стал стремительно удаляться в сторону села.
            Мне показалось, что какая-то невидимая пуповина, соединяющая меня с этим мотоциклом, натянулась до предела и вот-вот лопнет. И в момент, когда она лопнет, я умру.  Так страшно мне не было никогда за всю мою шестилетнюю жизнь.
Не крик, а какой-то страшный в своей обреченности вопль вылетел из моей груди, и я бросилась вслед за удаляющимся мотоциклом.  Я бежала по дороге, ничего не видя перед собой и ничего не слыша.  Папа только ждал, этого момента, – когда смирится во мне уже совсем недетская гордость, и я поведу себя, как обычный маленький ребенок.  Мотоцикл потихоньку пятился назад, навстречу мне.
             Я залезла на сиденье под одобрительные шутки и всю дорогу оглядывалась назад, все еще шмыгая носом и прижимаясь к папиной спине.  Над холмами еще светилось не совсем погасшее небо, и от этого черемуховая падь казалась всепоглощающей черной дырой.
            В то время я была слишком мала, чтобы осознать, какой урок преподнес мне Господь.  Чувство, которое мне пришлось испытать тогда, я переживала в своей жизни еще не раз. Называется оно состоянием Богооставленности.  Богооставленность не в смысле, что Бог нас оставляет, а в том смысле, что мы оставляем Господа своим непослушанием, получая заслуженные жизненные оплеухи. Это непередаваемое словами ощущение вселенского сиротства.  Ведь для маленького ребенка его родители являются всем сразу: семьей, защитой, источником любви, целым миром!  Но в тот день мне было указано и средство, с помощью которого можно избежать таких крайних ситуаций.  Для ребенка это смирение, послушание родителям.  А позже – еще и послушание Богу.
            Остаток вечера я провела тише обычного.  Мне кажется, что в тот день закончилось мое беззаботное детство, и началась пора отрочества.  Сестра жалела меня и старалась как-то развеселить.  Но мне в этот вечер было точно уже не до веселья.  Когда мама подошла к моей кроватке пожелать спокойной ночи, я, как обычно, обхватила ее шею руками:
– Мамочка, вы что, правда бы меня там оставили?
Мама осыпала меня поцелуями:
– Ну, что ты!  Конечно, нет!  Помнишь, у тебя нарывал палец?  И пришлось делать надрез?  Понимаешь, иногда приходится делать надрез, чтобы человек не умер от заражения крови.  Вот вырастешь, будут у тебя свои дети, тогда ты поймешь меня.
 Мама ушла, а я глядела на звезды, которые заглядывали в мое окно, и мне казалось, что сегодня был длинный-длинный день, в конце которого я стала уже совсем взрослой.

14. Бабья доля http://www.proza.ru/2018/09/27/394
Виктория Белькова
           Сон внезапно оборвался, а перед глазами все еще стоял дед Илья, глядел участливо и кротко.  Первые петухи глухо прокричали из закрытого хлева. Лунная дорожка, освещая ночную комнату, медленно двигалась по домотканым половикам. «Луна светит, значит небо ясное. К морозу. У Александровских корова должна телиться… Как она по морозу то?»
Стараясь не скрипеть половицами, Вера тихонько прошла мимо похрапывающего Степана во вторую половину дома. Быстро перекрестилась на икону, тускло поблескивавшую в углу над обеденным столом: «Мать Пресвятая Богородица, благослови!» От кровати, стоящей у входной двери, доносилось сонное сопение свекрови. Наскоро одевшись, Вера завозилась у печки с лучинами и дровами. Свекровь недовольно заворчала:
– И каку холеру так рано поднялась?
Сон не шел из головы. И к чему дедуня приснился? Вспомнилось детство и раннее сиротство, как растили ее дед с бабушкой, как вместе терпели нужду в гражданскую войну. А кто тогда не терпел? Горе катком прокатилось по народу.
Из детства запомнились светлые добрые глаза деда Ильи, его окладистая борода, за которой он тщательно следил. Покушает и аккуратно крошки из бороды гребеночкой вычешет. Набожный был и семью к Богу вел. На селе его уважали. У кого какой спор – к деду Илье идут. Он по справедливости рассудит. С женой Анной народили восьмерых детей. А под старость, после смерти одной из невесток, воспитывали внучку. Веруня все просила у деда пальто с воротником. Да где ж справишь такое? Когда и поесть, бывало, не ели досыта.
Воспоминания разбередили душу, пригнали к глазам непрошенные слезы. Дрова разгорались с тихим треском, когда с улицы в окно негромко постучали. Прильнула к обледенелому стеклу. В свете луны маячила фигура соседки Таисьи Александровской. В чем была, на босу ногу, выскочила на крыльцо:
– Тася, ты что ли?
– Ой, Вера, идем скорее! Помоги! Корова не может растелиться.
– Я сейчас. Только оденусь.
Тасин муж Митя стоял у открытой двери хлева. Неровные отсветы от «летучей мыши» выхватили бугристо вздутый живот коровы. Чернуха лежала, вытянувшись во весь хлев, вращая обезумевшими от боли глазами.  Под хвостом виднелось копытце теленка, как парафином облитое прозрачным хрящом. Второго копытца видно не было.
Обмыв руки в теплой воде с хозяйственным мылом, протянутым Тасей, Вера ввела руку внутрь подхвостки. Так и есть – одна ножка согнулась в коленке и не давала теленку продвигаться по родовым путям. Осторожно выправив ногу, Вера накинула на оба копытца приготовленную хозяином веревочную петлю, затянула потуже:
– Ну, Господи, благослови! Взялись потихоньку! Потянули…  Давай, давай, родимая! Пока схватка идет! Пошло, пошло!
Чернуха взревела не своим голосом и откинулась навзничь, растратив все силы. Теленок плюхнулся, не подавая признаков жизни. Вера упала перед ним на колени, пучком соломы провела по морде, освобождая дыхательные пути теленка от липучей желтоватой слизи. И с силой стала вдувать воздух в трепещущие ноздри новорожденного. Теленок открыл глаза и попытался приподнять голову.
– Ну, Слава Богу! Теперь оживет, – хозяин довольно улыбался, приглаживая седые усы. Бык или телка?
Чернуха коротко подмыкивала, пытаясь подняться к своему дитяти. Вера быстро просунула руку меж задних ножек теленка:
– Бычишка! Бычишки – они лучше!
Тася льет воду на Верины руки:
 – Спасибо тебе, Вера! В который раз нас выручаешь!
– Ну, а как же не выручить соседей? Да и сколько мы с тобой, Тася, поработали вместе!
– Твоя правда. В войну то как мы коров руками доили по пятнадцать, восемнадцать голов! Э-э х! Молодые разве будут сейчас руками доить? Все на аппаратах сидят. А как молотили, а клеветонили? Комбайнов не было. Пшеницу руками пололи. Как вспомню этот колючий осот!
– Да… Чего уж говорить. Я еще овец пешком пасла. Они если чего напугаются, то как горох – с одного косогора на другой. Догнать их не могу, иду, плачу навзрыд. А постриги-ка этих овец! Машинок электрических не было. Все руками… Руки в волдырях-мозолях неделями не заживали. Как мы работали! Как выдержали?!
– Домой придешь – дома гора дел. До ночи не управиться…
– И не говори. Тебе, Тася, хоть Митя всегда помощником был. Хороший он у тебя… Ой, заболталась я с тобой! Побегу, сегодня золовки приезжают…
– Так вот недавно, вроде, были? Степка опять лютовать начнет?
– И не говори, – Вера понизила голос до шепота, – веришь, нет? Стол налажу, сидим все вместе, все хорошо. Выпьем, конечно. И я немного выпью, но мне то еще корову доить. Уйду в хлев, обратно с подойником вернусь, а Степан уже сидит боком к столу, локоть на стол положит, на меня из подлобья даже не взглянет. Начну что говорить – все молчат: И Степа, и свекровь, и золовки. А потом он как схватит меня за косу, на кулак намотает, а в другую руку вожжи и ну понужать! Ой, Божечки! Свету белого не видно!
У Таси навернулись слезы:
– И что же ты терпишь такое? И сколько это можно терпеть?
Вера и сама кончиком платка вытирает соленые ручейки с подбородка:
– А куда деваться? Сирота я с детства. Когда похоронка на мужа пришла, совсем тяжко было. Одной с ребенком на руках, знаешь, как оставаться? А тут Степа с фронта пришел, замуж позвал. Благодарна я ему, что сына помог мне после войны на ноги поднять. Вот и терплю… Доля наша такая, бабья.
Вера ушла по натоптанной в снегу тропинке, торопливо убыстряя шаг. Совсем рассвело. Во всей деревне над домами курились дымки. Хозяйки топили печи. Дома у порога встретила свекровь:
– Печка то потухла! Где тебя носит?
– Мам, я сейчас заново растоплю.
И заметив поднявшегося с постели мужа, защебетала виновато-заискивающе:
– Тася приходила, у них корова телиться начала. Теленок не пошел, ножка загнулась. Но, Слава Богу, все хорошо! Бычишка родился! Бычишки то – они лучше… Наша тоже к святкам должна растелиться.
Степан молча вышел во двор. А Вера захлопотала у печи.
                ***
Сестры Степана приезжали под праздники. Из трех золовок более мягко к Вере относилась средняя, Зинаида. Младшей Алевтине было шестнадцать, когда у Веры случился выкидыш и она еще слабая от родов, впервые в мужнином доме лежала днем на кровати. Свекровь крикнула младшую дочь:
– Алевтина! Бери коромысло, принеси воды из колодца!
Носить воду до этой поры было обязанностью Веры, как и ухаживать за скотиной, огородом, стряпать, стирать и многое чего другое делать. Алевтина дернула плечом:
– Это я буду воду носить, а она будет лежать?!
Вера слышала их разговор. Через силу поднялась с постели и со слезами пошла к колодцу. Никто ее не остановил.
К приезду гостей готовили молодую овцу. Степан спускал овце кровь, подвешивал к поперечной перекладине тушку, и уходил в дом. Сестры сами шкурили, потрошили и разделывали баранину на куски, выделяя себе домой гостинец – самые филейные части. Вера никогда не участвовала в разделке мяса. Ее руки помнили доверчивые мордочки овец, которые тыкались ей в ладошку в поисках хлебных кусочков.
Вот и сейчас она ушла в дом накрывать на стол. Сварила в чугунной латке картошку, достала из подвала соленых огурцов, сало с чесноком, мерзлых окуньков на расколотку – Степа очень уважает. Занесла с улицы круглый хлебный каравай на картофельной опаре, калачи и булки-шаньги с тертой черемухой – к чаю. Когда все уселись за стол, Степан потянулся к кухонному шкафчику, в котором стояла банка с брагой.
– Степ, может не надо? – Сердце Веры заныло в недобром предчувствии.
– Но! Будешь еще мужу указывать?!
Брага наполнила стаканы желтой мутной жидкостью, а воздух – кисловато-дрожжевым запахом. Степан, вдруг, замер. Не поднимая набыченной головы, он заскорузлым пальцем правой руки молча постучал о ребро столешницы. Никто ничего не понял. И только Вера, охнув, и обомлев от своей оплошности, метнулась к посудной полке и тут же подала мужу ложку. 
Незаметно стемнело, из хлева звала на вечернюю работу скотина. Вера уходила из дома с тяжелым предчувствием. Управившись по хозяйству, долго не решалась войти в избу, придумывая себе на улице все новую работу. «Господи! Благослови!» Зашла все-таки, с ведром угля и охапкой дров. В комнате висело знакомое свинцовое молчание. Разделась, быстро сполоснула руки и принялась стелить постели золовкам. А потом, как по накатанному сценарию: гнев разъяренного мужа, безразличные лица золовок, обжигающая боль ударов и свой незнакомый голос: «Степа, за что?!!» И про себя: «Господи, помилуй!» Только на этот раз Степан по твердому снегу проволок жену через двор и впихнул в черный дверной проем нетопленной бани. Засов опустился с внешней стороны.
Вера как-то сразу обмякла и сползла по беленой стене на пол. Степану нравилось, чтобы стены и потолок в бане были светлыми, поэтому она обновляла их новой побелкой к каждому празднику. В углу на веревке висела связка банных веников. Степа любит березовые...
Тело ныло от боли, а душа окаменела, не чувствуя ни обиды, ни горечи, ничего. Вера поднялась и машинально сунула босые ноги в резиновые чуни, стоявшие у порога. В маленькое заиндевевшее оконце светила луна, оставляя на черных старых половицах светящуюся дорожку. Озноб охватил все тело. Тонкое сатиновое платье трепетало осиновым листом. Постучать? Вдруг, соседи услышат? Но какое-то равнодушие, безразличие к своей судьбе пронизало ее насквозь, вместе с проникающей в самую середину, в самую глубину морозной стылостью.
Нащупав скамью, она легла на мерзлые выскобленные добела доски банного полка. Подумалось: «А может, оно и к лучшему? Как я устала…» Слезы стекали из внешних уголков глаз к ушам и капали на полок, примораживая пряди волос. Лунная дорожка и здесь, как это было сегодняшним утром, вливалась в маленькое оконце. Вера прикрыла глаза, но дорожка лунного света не исчезла. По ней, ступая будто по воздуху, шел дед Илья. Его рубаха светилась дивным, неземным сиянием. И свет этот шел откуда-то сверху. Она увидела высоко над дедушкиной головой образ Богородицы – тот самый, что был в их доме в красном углу. Родные глаза деда лучились любовью и добротой. Вера потянулась к нему всем существом, когда позади раздался пронзительный крик. Она оглянулась. На противоположном бережке ручья стоял ее сын и, вытянув худую шейку, отчаянно кричал: «Ма-ам-ка-а-а!» Почему-то не удивило, что сын маленький, а не взрослый уже отец двоих детей. И это пронзительное «мамка», вдруг, задело глубоко внутри за какую-то, казалось, отболевшую струну, заставило встрепенуться, почувствовать боль. Губы едва прошептали: «Господи! Спаси и помилуй…»
Дед Илья накинул на ее плечи пальто с воротником и тихонечко подтолкнул к ручью. Вода в ручье казалась парным молоком. А мягкая ткань пальто ласково согревала не только снаружи, но и изнутри. Тепло наполняло каждую клеточку тела незнакомой негой, блаженством… Сын все звал, а она шла на его голос, ступая босыми ногами по тропе, освещенной ярким белым светом. 
                ***
Свекровь проснулась от стылого воздуха избы, от рева мычащей в хлеве коровы:
– Степка! Вы каку холеру еще спите? Чтоб вам повылазило!
Степан вздрогнул от крика матери. В следующее мгновение его окатило холодным потом. «Вера!» Непослушными руками натянул ватник.
– Ты куда, охальник, голопятым то? – Голос матери догнал его во дворе.
Снег оглушительно громко хрустел под ногами. Степан еще надеялся, что Вера как-то выбралась за ночь из бани. Но положенный на место засов входной двери не оставил надежды…
Дрожащей рукой откинул щеколду и толкнул скрипучую дверь. Оставленная в кадке вода бугрилась замерзшим белесым льдом. Сквозь узорчатое от мороза окно пробивались лучи январского солнца.  Жена лежала на спине, седеющие волосы рассыпались по полку, обрамляя ее голову. Степан нерешительно шагнул и остановился… Лицо Веры было безмятежно-спокойным. Ровное неслышное дыхание чуть приподнимало и опускало грудь. Нежный румянец разлился по щекам. Не веря глазам, Степан опустился на колени, уронил голову на лавку и зашелся в рыданиях. Вера приподнялась, сонно оглядываясь вокруг, опустила ноги с полка.
– Прости! Вера! Прости-и-и! – бился у ее ног Степан.
Она молча гладила его вихрастую смоляную голову. В хлеву призывно гудела некормленая корова.
– Пойдем, Степа. Пойдем домой.
Степан стянул с себя ватную телогрейку и накинул на плечи жены, придерживая ее обеими руками. Так они и шли через двор. За окнами маячили лица свекрови и золовок.
– Ой, что наделал-то, холера! Че натворил! – Причитала старуха, – Вера, ты прости его! Его ж посадят! Пощади-и-и…
Вера устало поправила волосы и опустилась на табурет:
– Не скажу. И вы сыну не говорите. Он должен сегодня приехать...
 Золовки растирали настойкой Верины руки и спину, шептались между собой: «Блаженная…» Свекровь лила из чугунка нагретую воду на Верины ноги. «Зачем? – Думала та, – мне же не холодно». Она подняла глаза. Над обеденным столом в восточном углу темнела икона. Богородица скорбно и печально, но в то же время трепетно и нежно склонилась над Своим Сыном. Знакомое тепло разлилось за грудиной:
– Матушка Богородица, спасибо, родная…

15. Хранители Молчания http://www.proza.ru/2018/11/11/1726
Ася Васильева
Они самые лучшие хранители Молчания. Правда, она чуток слабее и только учится у него Правилам хранения Молчания. Нарушать их нельзя. Иначе Молчание подвергнется опасности быть уничтоженным, чего допустить ну никак нельзя. Скоро она овладеет самыми ловкими навыками охраны Молчания и превзойдет своего учителя. Но,  а пока Молчание под надежной охраной и ничто его не нарушит.
- Чего это такого придумала опять?  - вдруг произнес он и посмотрел на девушку, при этом на его губах мелькнула улыбка.
- Ты о чем?  - парировала она вопросом на вопрос.
- О Молчании и Хранителях.
- А когда это ты научился читать мысли? - она была удивлена и спросила это с улыбкой.
- Потому что я вижу это в твоих глазах. И я так давно тебя знаю, ты многое мне открыла о себе, рассказала. Думаешь, что мне легко дается это Молчание? Что оно уж прям нужное мне?
- А разве нет? Ты же так тщательно его хранишь всегда.
- Храню, но иногда оно такое тяжелое, тягостное, мучительное, особенно с тобой! - он смотрел ей прямо в глаза, и она заметила искренность в его взгляде.
-  И? 
- Что и? Мы  кажется уже нарушили его целостность. Вместе.
- Снова? И опять сначала!?-она посмотрела на него, в глазах мелькнули слезы.
- Снова, - он улыбнулся, - но в этот раз будет по другому, в этот раз будет счастливо.  И никого подобного Молчания мы хранить не будет!! Хватит, слишком оно тяжелое и мучительное для обоих.. Наше молчание отныне будет другим: нежным до мурашек и  рядышком вдвоем...
И он обнял ее.
P. S. Я скучаю по тебе...

16. Первый снег http://www.proza.ru/2018/11/11/1729
Ася Васильева
27.12.2015. Привет! Сегодня был не лучший рабочий день и под его конец настроение стремительно неслось к нулю. Пожалуй, лишь начавшийся вечером снег, да четыре кило абхазских мандарин, купленных в обед, не давали расплакаться.
А дома я, наконец-то, отвлеклась и занялась  превращением своего туалетного столика в новогодний уголок.  Пока я, давая волю фантазии, красила, украшала, развешивала гирлянды, снег за окном набирал силу. И вот зачем-то мне пришлось выйти во двор. И тут моё сердце замерло от света, идущего от свежевыпавшего снега и невероятной тишины вокруг.  В ту же самую секунду я поняла, что вечерняя прогулка под снегопадом сегодня неминуема. И уже спустя минуту, покорившись судьбе,  я шла по улице, освещаемой фонарями и мигающими гирляндами в окнах соседей, погруженной в тишину, прерываемой лишь хрустящим звуком моих шагов, падающим на куртку снегом и далёким лаем собак. На моей душе было так легко, так светло, так радостно! И даже верилось в чудеса и исполнение желаний, словно я вернулась в детство, казалось вот сейчас мне встретиться Дед Мороз и исполнит мое желание.  И  так хотелось все это в себя впитать, задержать, а потом отпустить. И все неприятности этого эмоционально непростого рабочего дня остались позади, далеко, далеко.
Эх, все-таки первый снег - чудесный снег!!
P.S.  Пока писала, вспомнила случай из детства, мне тогда было восемь лет, а моей младшей сестренке пять. Мы крутились возле новогодней елки, подарки под которой были разобраны еще с утра предыдущего дня, водили хоровод и пели песни. Вдруг в какой-то момент форточка неожиданно распахнулась и так же закрылась, и мы увидели на елке небольшие игрушки: зайчика и медвежонка. А под самой елкой лежал пакет с конфетами «Белочка» и печеньем «Топленое молоко». Родители до сих пор не признаются,  как им удалось так ловко и незаметно спрятать все это под елкой. Поэтому мы сестрой  до сих пор верим, что это были не родители. И продолжаем верить  в чудеса, которые случаются.

17. Испытательный срок http://www.proza.ru/2017/05/10/488
Людмила Май
В зыбком мареве качались стены и из всех углов выползали страшные чудища...
Лидочка в ужасе просыпалась и видела над собой белый плафон, похожий на снежную вершину. Вновь погружаясь в тягучую кисельную вязкость, она изо всех сил пыталась добраться до этой громады, призывно манящей своими сверкающими склонами, но с каждым шагом сопка все дальше отодвигалась, словно дразня и насмехаясь.
В том же сне мама будила ее и выносила на улицу, закутав в одеяло. С неба падал странный черный снег, и Лидочка, задыхаясь и кашляя, снова просыпалась и ощущала липкий страх своего постоянно повторяющегося сна.
– Это был не снег, а пепел, – говорила мама и удивлялась: – Ты не можешь этого помнить: когда было извержение вулкана, ты была совсем еще маленькой.

***

– Читай, Лида! Ну, читай же! – Лариса Сергеевна уже теряла терпение, а Лидочка еще шире таращила в книгу глаза: читаю же, что еще надо? Настойчивость учительницы была ей непонятна, как и то, что на уроке сидел отец в строгой военной форме.
Формой здесь никого не удивишь: в небольшом Камчатском поселке сплошь живут семьи военных. Детского сада в поселке нет, и Лидочку взяли в первый класс только потому, что она умеет уже читать и писать; и не вечно же ей сидеть на маминых уроках со взрослыми учениками, когда отец на дежурстве.
– Вот видите? – Лариса Сергеевна обратилась к Лидочкиному отцу, – Она не читает даже по слогам, а Вы говорите…
Лидочке было очень стыдно стоять перед всем классом возле учительского стола. Она думала, что эта пожилая седенькая учительница просто невзлюбила ее за то, что она стесняется выходить к доске и не бегает на переменах, как другие дети, а робко сидит за своей партой. Вот и сейчас она потупилась и не понимала, чего от нее хотят.
Покрасневший от досады отец подошел к дочери: – Ты прочла, Лида?
Класс испуганно замер. Лидочка кивнула, не поднимая головы.
– Расскажи нам, о чем ты прочитала.
Лида тихо, но без запинки пересказала прочитанное.
Отец торжествующе посмотрел на учительницу.
– Ну, не знаю, – она раздраженно стала перекладывать на столе тетради, – Есть же определенная методика. Я должна оценить чтение ребенка вслух по слогам. Вслух, понимаете? А как я буду оценивать, если она вслух не читает?
– Научим, – сказал отец, – Будет она читать и вслух, и по слогам. Дайте нам испытательный срок – если уж не получится, тогда...
С тех пор Лиду стали отучать от чтения «про себя». У нее ничего не получалось: глаза привычно бежали вперед, не цепляясь за буквы. Она сбивалась и путалась, отец хмурился, а мама успокаивала, что было совсем невыносимым: – Не переживай, ничего страшного: оставят на второй год – пойдешь в следующем, со своими сверстниками.
Испытательный срок представлялся Лидочке трехголовым огнедышащим Змеем Горынычем. Он только и ждал, чтобы схватить ее своими кривыми когтищами и утащить на сопку, неприступной крепостью возвышающуюся в Лидочкином окошке. Теперь-то она знает, что это очень даже далеко, а раньше думала, что туда можно быстренько сбегать и посмотреть, что там.
В бурлящем классе никто не обращал на Лиду никакого внимания, и она чувствовала себя совершенно потерянной. Только Борьку, своего соседа по парте, она знала, потому что он жил с ней в одном подъезде. Он всегда во дворе обижал Лидочку, а здесь в первый же день заявил, что она еще «малявка» и что ей нужно не учиться вместе со всеми, а играть дома в куклы.
Борьке не давала покоя длинная пушистая коса сидевшей перед ними Зои Кудрявцевой. Он то и дело дергал за эту косу или развязывал бант. Но Зоя умела за себя постоять: она разворачивалась и хлопала наглеца учебником, чем заслуживала не только строгое замечание Ларисы Сергеевны, но и Лидочкино немое восхищение: ей тоже хотелось быть такой же смелой, но она молча сносила все Борькины хулиганские выходки.
Как-то на перемене, оставшись в классе одна, Лида открыла шкаф в углу и увидела там большие счеты на ножках.
– Клац! – она перекинула деревянный кругляшок на другую сторону, – А если добавить еще три (клац!), то это будет уже четыре. А можно еще на верхней жердочке (клац!) и...
О, ужас! Металлический стержень сорвался, деревяшки с грохотом рассыпались, и случайно задетый пузырек с чернилами слетел с нижней полки! Пробка вылетела, и на крашеном полу расползлось густое синее пятно.
Лида судорожно кинулась все подбирать. Она попыталась вытереть пролитые чернила промокашкой, но у нее ничего не вышло. Она очень боялась, что кто-нибудь войдет и увидит, как она ползает по полу, поэтому торопливо кинула все в самый низ шкафа и с колотящимся сердцем закрыла дверцу.
Уже на уроке она с ужасом обнаружила, что ее пальцы измазаны чернилами. Сейчас все увидят и ее синие пальцы, и пятно возле шкафа! Но никто ничего не заметил, и даже Лариса Сергеевна не увидела следов Лидочкиного преступления.
Лида слышала над собой зловещий шум крыльев и ощущала жар огненного дыхания Змея. Чернильное пятно на полу с каждым днем бледнело, но все так же укоризненно напоминало ей о содеянном. И каждый день Лида ждала, что учительница обнаружит сломанные счеты, и тогда уж точно ее с позором выгонят из школы и даже не из-за счет и разлитых чернил, а из-за того, что не призналась.
Однажды перед занятием лепкой все выложили дощечки и коробочки с пластилином и с нетерпением ждали начало урока. Только Зоя в сотый раз растерянно рылась в своем портфеле, но напрасно: пластилин был оставлен дома. Ее подружка Милка делала вид, что не замечает Зоиного отчаяния, а Борька злорадно ухмылялся: – Ага, Кудрявцева, сейчас Лариса Сергеевна тебе двойку влепит!
Лида раскрыла свою новенькую коробку и протянула девочке: – Бери половину!
Зоя с благодарностью взглянула на нее, но Борька возмутился: – Э-э! Так не пойдет! У тебя же тогда цветов нужных не останется!
Он деловито разломил два бруска Лидочкиного пластилина – красный и синий, добавил еще половинки желтого и зеленого от своего и отдал Зое. Тут уж и Милка нехотя отломила и положила перед ней несколько кусочков.
После этого случая Борька перестал казаться Лидочке таким уж злодеем, хотя он и продолжал творить свои мелкие пакости.
Лариса Сергеевна спросила как-то учеников, кто кем хочет стать, когда вырастет. Все, конечно же, говорили о космонавтах, учителях и врачах.
Лида же тихо ответила: – Писателем.
Все дружно засмеялись и обернулись на нее.
– Хорошая у тебя мечта, Лида, но для ее осуществления мало просто любить книги, нужно еще очень хорошо и много учиться, может быть, даже всю жизнь.
По ее тону Лидочка сразу же поняла, что Лариса Сергеевна сильно сомневается, что она сможет когда-нибудь написать книжку, и это ее неприятно задело.
По дороге домой мальчишки издевательски выкрикивали Лидочке в лицо: – Лев Толстой, где твоя борода?!
А Санька Климов еще и корчил перед ней дурацкие рожи. Она не знала куда деться от обидных насмешек и готова была уже расплакаться, но тут подскочила Зоя и так треснула Саньку портфелем, что у того слетела шапка. Мальчишки с хохотом разбежались, а всегда высокомерная Милка сказала Лиде: – Эти мальчишки такие противные... Ты лучше с нами всегда ходи.
У Горыныча удивленно вытянулись все его три змеиные морды, и он отлетел на всякий случай подальше от девочек.
А потом всех первоклассников приняли в октябрята. И Лидочку тоже!
Теперь она уже не чувствовала себя «малявкой», не сидела на переменах в одиночестве и быстрее всех могла «правильно» прочитать у доски: – Бы-ла хо-лод-на-я зи-ма к ок-ну при-ле-те-ла си-нич-ка, – так, что Ларисе Сергеевне приходилось ее сдерживать: – Тише, тише, Завьялова, не строчи, как пулемет.
Змей Горыныч отстал от нее и теперь маячил вдалеке невнятной точкой. Но в самом начале весны он вернулся, и теперь уже не один, а со стаей таких же страшных чудовищ: Лидочка тяжело заболела воспалением легких и всю последнюю четверть пролежала в больнице. Никаких сомнений у нее уже не было: теперь уж точно – на второй год.

***
Свой день рождения, двадцать пятого мая, выздоравливающая Лида встретила в больничной палате, где уже не качались стены и не снились страшные сны, а лежали дети в таких же пижамках и одна взрослая тетенька с маленьким мальчиком.
С самого утра Лидочке было очень невесело, и даже подаренная родителями книжка с «вырезными» картинками, о какой ей давно мечталось, не радовала ее, и слезы сами собой капали на подушку. С тоской представляла она, как сегодня ее одноклассники рассказывают на школьной линейке подготовленные четверостишия. Свое она выучила уже давно, еще до больницы, но кто-то другой с выражением прочтет:
Мы сегодня расстаемся,
Но осеннею порой
Снова, снова в класс вернемся,
Но теперь уж во второй.
Вдруг в стекло что-то стукнуло. Еще и еще раз… Мама малыша подошла к окну: – Ого! Это к тебе, наверное, Лида – целая делегация!
Лидочка соскочила с кровати. Внизу под окнами второго этажа стоял весь ее первый «Б» во главе с Ларисой Сергеевной. Они махали букетами еще не распустившейся сирени, смеялись и что-то кричали ей.
Изумленная Лидочка дернула шпингалет, рывком распахнула окно, и в палату вместе с холодным ветром ворвался ребяческий гвалт. Все дети в палате дружно столпились у окна и с любопытством выглядывали на улицу.
– С днем рождения! – услышала Лидочка веселые крики и дружное скандирование: – По-здрав-ля-ем!!
Она радостно закивала и замахала в ответ.
– Сумасшедшая! – кричала тетенька, борясь с раздувающимися занавесками и пытаясь закрыть створку.
Лариса Сергеевна тоже что-то кричала, улыбалась и размахивала каким-то листком, но Лида ничего не слышала в этом гомоне.
– По-здрав-ля-ем!! – неслось с улицы.
– Это ведомость с отметками! Я передам...
Она ничего не понимала...
– Ты переведена во второй класс! Вместе со всеми!
Только сейчас до нее дошел смысл происходящего.
Как же она любила свою старенькую учительницу и всех своих одноклассников! И Зою, и Борьку, и задаваку Милку! И даже Саньку Климова, орущего под окном вместе со всеми.
Сквозь слезы, но уже от безграничного счастья, Лидочка увидела, как Змей Горыныч, тяжело взмахнув крыльями, вылетел в открытое окно и, увлекая за собой всю стаю, направился в сторону заснеженной сопки.
В Лидочкиной жизни потом было много других учителей и одноклассников, но свою первую камчатскую учительницу и свой первый класс она всегда вспоминает с особой нежностью.

18. Фея с ромашками http://www.proza.ru/2018/10/04/606
Людмила Май
Эту молодую женщину я заметила еще в автобусе, вернее не саму женщину, а ее изумительный ромашковый букет. Казалось, что цветы просто искрятся, излучая свет и солнце, и мне невольно подумалось, что они больше подходят для какого-нибудь радостного события, нежели для кладбища, куда мы направлялись.
Я уже успела навести порядок в оградке и сидела на скамейке, наслаждаясь неожиданно солнечным сентябрьским днем, когда увидела рядом симпатичную брюнетку в красной куртке со знакомым букетом.
– Извините, пожалуйста, – обратилась она ко мне, – Вы не подскажете, когда уходит последний автобус?
Я удивилась – было довольно странно, что она собирается оставаться здесь надолго. Женщина, по всей видимости, уловила мое недоумение: – Понимаете, я боюсь, что не успею... Никак найти не могу, – она растерянно огляделась, – Мне сказали, что на этой стороне, справа от часовни, но я не думала, что здесь так много...
Она посмотрела на меня с надеждой: – А может быть вы встречали случайно такую фамилию – Кораблева? Мария Михайловна? Она совсем недавно здесь похоронена, рядом с мужем. Там еще фотография должна быть: старушка такая... улыбающаяся, с ромашками.
Я посоветовала ей обратиться в администрацию кладбища, где наверняка подскажут. Мне было и жаль ее, и в то же время... Что за легкомыслие: справа от часовни – довольно сомнительный ориентир. Здесь, в этой части кладбища, среди старых захоронений то и дело появлялись новые. Да их при всем желании и за день не обойдешь.
Направляясь к остановке, я решила попутно навестить еще одну могилу и свернула с дорожки. Пройдя буквально несколько метров, я неожиданно наткнулась на ту самую, о которой говорила женщина. Я сразу же поняла, что именно ее она и искала – на большой фотографии под стеклом улыбалась милая старушка и именно с ромашками!
Я так обрадовалась, словно встретила старую знакомую, и оглянулась в поисках красной куртки. Но за разросшимися кустарниками трудно было разглядеть кого-либо, и я поспешила назад...
На автобус мы не успели и, чтобы не маяться два часа в ожидании следующего, я предложила новой знакомой, которую звали Юлей, пойти пешком через небольшую рощицу на трассу – там много проезжающих автобусов останавливалось.
– Ну вот, из-за меня вам пришлось... – извиняюще сказала Юля, шагая рядом.
– Пустяки, я даже рада прогуляться, за полчаса спокойно дойдем, – успокоила я ее и полюбопытствовала: – А эта бабушка, она ваша родственница?
– Нет, – покачала головой Юля. Некоторое время она молчала, но по тому, как она иногда взглядывала на меня, было заметно, что ей очень хочется что-то рассказать, но она сомневается, стоит ли это делать.
– И кто же она вам? – спросила я с улыбкой и уже приготовилась услышать какой-нибудь трогательный рассказ о любимой учительнице, как Юля, помедлив, вдруг сказала: – Я даже не знаю, как вам ответить. Вы меня послушайте, пожалуйста, только не думайте, что я какая-нибудь сумасшедшая, или еще что-то...
Ничего себе! Еще там, у этой могилы, я заметила необычайное волнение своей спутницы. Я поспешила заверить ее, что готова выслушать, что бы там ни было.
Она глубоко вздохнула: – Только я с самого начала, ладно?
Все случилось в тот день, когда у меня вытащили на рынке портмоне, а вместе с ним и паспорт, который спокойно там полеживал. Сколько раз муж выговаривал мне, что я таскаю его вместе с деньгами!
О пропаже я узнала только дома. Вы даже не можете себе представить мое состояние... На следующий день мы с дочкой должны были лететь в Москву на операцию в офтальмологическую клинику. Мы столько добивались этого, столько ждали, надеялись – здесь нам с такой врожденной патологией помочь не могли.
С утра муж с дочкой отправились в парк на аттракционы, а я решила кое-что прикупить на рынке, и вот... Обливаясь слезами и проклиная свою безалаберность, я лихорадочно пыталась найти хоть какой-нибудь выход – в самолет без паспорта не пускают.
Единственной призрачной надеждой, за которую я отчаянно зацепилась, было немедленно бежать назад, вопить о своей беде, тормошить и расспрашивать всех торговцев – а вдруг?
Я ринулась в прихожую и увидела на пороге незнакомую старушку, при виде которой почему-то сразу все поняла: – Вы нашли мой паспорт?! – Мелькнуло, правда, в голове, что я еще и дверь не закрыла, растяпа, но была так возбуждена, что это уже не имело для меня никакого значения.
Старушка понимающе заулыбалась: – Ну, если вы Юлия Николаевна... Миленькая, ваш паспорт кинули сегодня в наш почтовый ящик, но я его не принесла, вы уж сами придите. Только попозже, после двух часов, мне еще в поликлинику нужно.
Я готова была расцеловать эту старушку со скромным букетиком ромашек в руках. Ее приветливое улыбчивое лицо, необычайно добрые глаза и даже седенькие завитушки, кокетливо выглядывающие из-под летней шляпки, излучали столько благожелательности, что она произвела на меня впечатление доброй сказочной феи, особенно этим ласковым обращением «миленькая».
Я радостно записала адрес и спросила как ее зовут.
– Кораблева Мария Михайловна, – все так же улыбаясь, ответила моя спасительница.
Я не могла дождаться этих двух часов, но мой ликующий настрой быстро сменился тревогой: почему она все-таки сразу не принесла паспорт? Неужели ей трудно было захватить его, ведь все равно же зашла и даже на пятый этаж поднялась?
Я успокаивала себя, что старикам свойственна такая предосторожность: может человек не проживает по месту прописки, или его дома нет, зачем же тогда тащить чужой документ, тем более, в поликлинику.
И тут до меня дошло: какая поликлиника? Сегодня же воскресенье! Наивная дурочка, это же... Я, значит, прихожу, а меня там поджидает какой-нибудь амбал или, того хуже, укуренный наркоман...
Чего я только не передумала! В общем, накрутила я себя порядочно и в таком вот накрученном состоянии отправилась за паспортом. Взяла с собой приличную сумму денег – даже если с меня не потребуют выкуп, то отблагодарить старушку все равно следовало, ведь так? Еще и записку с адресом оставила на видном месте, а то мало ли... Но об этом «мало ли» я даже боялась думать.
Конечно же я пришла раньше. Дверь подъезда была раскрыта, и я беспрепятственно поднялась на третий этаж. Мне открыл молодой человек, здоровущий такой... А может мне так только со страху показалось. В любом случае мне нужен был паспорт и я, как можно увереннее, спросила Марию Михайловну.
Он пригласил меня войти и негромко позвал, обернувшись: – Мам, тут пришли...
Из комнаты вышла женщина, но совсем не та, кого я ожидала увидеть. Когда я объяснила кто мне нужен, на ее лице отразилось недоумение, что от меня не ускользнуло, но я продолжала настаивать: – Она просила меня зайти после двух.
А дальше все пошло совсем не так, как только я могла себе вообразить.
Женщина неожиданно заплакала и сказала, что ее мама умерла. Сегодня. В семь утра.
Можете себе такое представить? Я еще что-то пыталась доказать, показывала бумажку с адресом, но на меня уже никто не обращал внимания – с лестницы донесся шум, дверь распахнули и меня оттеснили на кухню.
В квартиру занесли гроб, пустой, слава богу, я ведь всего этого очень боюсь, а тут такое... Плачущая женщина... Венки... И там, в комнате... Ужас! Я даже подумала, что это чья-то злая шутка, розыгрыш – настолько все нереально было.
В семь утра... В это время я еще спала и не помышляла ни о каком рынке. Оставаться здесь не было никакого смысла. Я тихонько вышла и в полной прострации стала спускаться по лестнице. Что мне делать дальше я не знала.
Внизу я задержалась и, ни на что уже не надеясь, заглянула в щелку почтового ящика с номером этой квартиры. И вдруг... Я не поверила своим глазам и стала подсвечивать телефоном. Там лежал мой паспорт, я узнала его по синей обложке!
Все встало на свои места: воришка решил избавиться от компромата и бросил ненужный паспорт в первый попавшийся ящик, хорошо хоть не в мусорку. Кто была эта странная визитерша, назвавшаяся чужим именем, меня уже не волновало.
Если бы только я смогла открыть дверцу с навесным замочком! Тогда бы мне не пришлось возвращаться...
Тут Юля прервалась, было видно, как нелегко ей продолжить.
– А дальше? Вы достали свой паспорт? – осторожно спросила я, понимая, что в этой истории все не так просто.
– Дальше – сплошной кошмар! Квартира была открыта, и я увидела, как на кухне тот парень – внук, как я поняла – прикреплял к фотографии траурную ленту... С портрета улыбалась та самая старушка, что приходила ко мне! Больше всего меня поразило, что она была в той же самой шляпке и с тем же самым букетиком...
Я видела, что парень не верит мне. Наверное, мне нужно было что-то соврать, но я была в таком потрясении, что это как-то не пришло мне в голову.
В его глазах читалось не то чтобы недоверие, а какая-то неловкость, даже досада... Не знаю, что его заставило спуститься со мной к почтовым ящикам, может просто решил отвязаться от чокнутой...
Юля замолчала. Молчала и я, ошеломленная услышанным. Я всегда скептически относилась к рассказам о привидениях и прочей ерунде о потустороннем мире, воспринимая все это как страшилки для впечатлительных подростков и суеверных шизиков.
Она словно угадала мои мысли: – Конечно, все это слишком невероятно, но... Мне очень нужно было кому-нибудь рассказать, понимаете? Я ведь даже своим домашним ни словом не обмолвилась, не хотелось пугать их.
Знаете, когда мы вернулись из Москвы, я первым делом опять пришла туда, по этому адресу, но соседка сказала, что с тех пор здесь никто не живет. От нее мне и удалось кое-что узнать о Марии Михайловне. Ее многие знали и любили – она была добрейшей души человек. Во время войны, девчонкой еще, работала в госпитале, а потом всю жизнь медсестрой. В последнее время она болела и уже не выходила из дома, ей ведь уже за девяносто было.
Вот вы спросили: кто она мне? Для меня она навсегда останется доброй феей, а все остальное... Я стараюсь не думать об этом, не так уж это и важно.
Остаток пути мы шли молча. Обуреваемая противоречивыми чувствами, я просто не находила слов. Да и что я могла сказать? Вряд ли и Юле нужны были какие-то мои слова.
Уже когда мы подходили к трассе я вспомнила: – А как ваша дочка? Ей сделали операцию?
Юля просияла: – Да, все в порядке! Все просто замечательно!

19. Чернильный Паркер http://www.proza.ru/2018/08/26/744
Ольга Сквирская Дудукина
Темно-синяя ручка Паркер - для тех, кто понимает. Знаете ли вы, что Паркером была подписана капитуляция Германии и Японии?
Паркер всегда был предметом роскоши, мечтой журналиста.
...Мой Паркер, увы, валяется на чердаке среди ненужных вещей, которые рука не поднимается выбросить. Чернила давно высохли. Да и кто сейчас пишет чернилами?

   - ...Ольга, я решила твои статьи послать на конкурс, - сообщила мне Валентина, редактор нашей газеты.
Еженедельник “Семь дней в Новосибирске - последний романтик среди перестроечных изданий: газета героически специализируется на культуре города.
- Может, отправим цикл музыкальных обозрений? Все-таки это наше ноу-хау, - советуется Валентина.
Вот уже почти год я работаю в этой газете, но все еще чувствую себя так, будто погулять вышла.
Я еще не набрала должной журналистской уверенности. При чем тут конкурс “Лучший журналист года”? То есть причем тут я?
Хотя не боги горшки обжигают.
Прошлогодний конкурс неожиданно выиграла Лера, ведущий журналист нашей газеты и моя бывшая однокурсница по консерватории. Кстати, это она привела меня в редакцию, за что я ей страшно благодарна
Переехав из Томска, перебиваясь случайными публикациями, я тогда очень нуждалась в деньгах. Встретив меня на улице и заметив на мне рваный сапог, Лера пришла в ужас и решительно перешла к действию.
Лера рослая, обаятельная, стильная, умеет многозначительно курить. В последнее время она стала тяготиться необходимостью писать только о музыке и всерьез рассчитывает полностью спихнуть это неприбыльное и неблагодарное дело на меня. Поставив себе задачу стать настоящей “акулой пера”, Лера срочно осваивает науку светской интриги, постигает секреты манипуляции читателем.
Всем понятно, почему Лера не хочет больше участвовать в конкурсах. Переплюнуть собственную победу психологически трудно. Вдруг злые языки скажут, ну и что нового она “внесла в развитие охоты” по сравнению с прошлыми достижениями?
...Мы с Валентиной выбрали для конкурса цикл ежемесячных музыкальных обозрений за прошедший год.
В них я оттачивала не только музыкально-оценочные навыки, но и словесный стиль. Не сразу я нашла свою изюминку, не вдруг взяла правильный тон.
Изъясняться лаконично и точно, легко и иронично, просто и доступно, в расчете на массовую аудиторию, - означало предать все, чему нас учили в консерватории. Нас готовили для высоколобой элиты, но в консерватории давно пора кое-что поправить. Вот Лера уже победила в себе музыковеда, и я в какой-то степени шла по уже проторенной дороге.
Так или иначе, но через год интенсивной практики в редакции “Семи дней” мне кое-что удалось.
- ...Ольга, тебя вызывают в пресс-центр за пригласительным билетом на Бал Прессы, - выглянула из своего закутка Валентина. - Только что позвонили. Похоже, ты что-то все-таки заняла. Беги прямо сейчас.
В пресс-центре выяснилось, что да, действительно, я стала номинантом на премию в номинации “Открытие года”. Сообщили также, что в этом году условия конкурса изменились. Вместо одного на всех ервого места ввели много разных номинаций, серди которых “Открытие года” - для таких салаг, как я. В каждой номинации четыре номинанта, сказали, а имя победителя сообщат только на празднике прессы.
Страшно довольная, я прибежала в редакцию.
- Представляете, они сказали, что я в списке номинантов на “Открытие года”! Ура-а!

Однако почему-то никто не бросился меня поздравлять, - наоборот, все глядели на меня сочувственно и, я бы сказала, разочарованно.
- Оля, прости меня, пожалуйста, - виновато пряча глаза, проговорила Елена, референт редакции. - Тут твоя мама позвонила, и я ей сказала, что ты выиграла конкурс “Лучший журналист года”... Она очень обрадовалась… Извини.
- А с чего ты взяла? - вытаращилась я. - При чем тут “лучший журналист года”?
- Да тут Лерка прибежала из пресс-центра, - она раньше тебя там побывала, - ура, говорит, наша Оля - лучший журналист года в Новосибирске! Ну, а тут как раз твоя мама позвонила, я ее и поздравила… - растерянно объяснила Лена. - А ты всего-навсего “Открытие года”...
- Не факт: там нас целых четыре номинанта, - моя радость испарилась без следа.
Валентина отпустила меня домой, чтобы я достойно приготовилась к светской тусовке. Поди на сцену придется вылезать… Что надеть, ума не приложу…
Я донашивала то, что успела завести до перестройки. Выбирать не из чего. Остановилась на черных брюках и маминой черной полупрозрачной кофточке, которая мне великовата.
Н-да, выгляжу я скорее траурно, чем элегантно.
Тут как раз и мама по телефону объявилась. Чтобы утешить меня.
Оказалось, она снова позвонила в редакцию в надежде меня застать, и Елена давай извиняться: дескать, Ваша дочь вовсе не “лучший журналист города”, меня дезинформировали.
Мамин голос звучал так, будто кто-то умер.
На торжественный вечер со мной отправилась Лера.
Она легко и изящно порхала вокруг кучек языкатых нарядных дам в фойе, всюду вставляя запоминающуюся остроту, заранее заготовленную, но нигде подолгу не задерживалась, это же дурной тон.
Я чувствовала себя здесь слоном в аптеке, бродя в одиночестве, ссутулившись и мечтая провалиться сквозь землю.
Наконец, все расселись по залу, и началась церемония награждения победителей.
На сцену приглашали очередную четверку номинантов, затем очаровательная девушка вскрывала конверт и, громко объявив победителя, вручала счастливчику приз - путевку в Египет.
И так много раз, пока не исчерпались почти все номинации.
Осталась последняя номинация - “Открытие года”. Вместе с четырьмя новичками я выползла на освещенную сцену. Не знаю, как они, но я чувствовала себя, как голая... Заметив, что наш редакционный фотограф целится в меня, я из последних сил изобразила нечто вроде улыбки.
В этой номинации жюри решило не присуждать звания победителя. И слава Богу. Всем нам раздали по одинаковому подарку - по фирменному футлярчику “Паркер”.
Фу, наконец можно покинуть это Лобное место…
Я с облегчением спустилась вниз, на свое место. Не успела я сесть, как Лера жарко зашептала мне в ухо:
- Ольга, не расстраивайся! Хотя я тебя прекрасно понимаю - Египет сорвался, еще бы! Не переживай так!
Я обалдело посмотрела на нее:
- Да я и не переживаю.
- Да ладно, я же все понимаю. Плюнь ты на этот Египет!
...На следующее утро к моему приходу уже вся редакция знала, что у меня “сорвался  Египет”, и что я “ужасно расстроилась, чуть ли не рыдала”.
Каждый посчитал своим долгом выразить мне соболезнование. Кроме Валентины.
- Ольга, покажи-как нам свой Паркер, - и вынув ручку из футляра, Валя торжественно произнесла: - Это твоя первая журналистская награда, можешь гордиться!
- Эту золотую стрелочку все знают, потому что у каждого приличного человека Паркер торчит из нагрудного кармана, - заметил Третьяков. - Паркер - это бренд. Молодец.
- С Паркером не стыдно ходить на пресс-конференции, - подошла Вика.
- Она чернильная, - пожала я плечами. - Я сто лет не писала чернилами. Со школы.
- А ты знаешь, я до сих пор обожаю писать чернильной ручкой, - вступила в разговор Лариса-киновед. - Это так приятно! Попробуй, тебе понравится.
- Все, хватит болтать, за работу! - скомандовала Валентина.
Фотограф принес свеженькие карточки со вчерашнего мероприятия. Валентина тщетно пыталась выбрать в номер ту, где я с наименее перекошенным лицом.
А я тем временем трудилась над очередным музыкальным обозрением. Вытащив из футлярчика ручку благородного темно-синего цвета, я и впрямь попробовала ей пописать. Линия сразу такая красивая, почерк улучшается прямо а глазах… Но куда-то моментально исчезли мысли… Да, такой шикарной ручкой негоже царапать всякие глупости.
Я со вздохом убрала ручку обратно в коробочку. Взяв обычную шариковую ручку, наконец приступила к делу.
- Лера, давай срочно в номер заметку про Бал Прессы - и обязательно несколько слов про Ольгу, - распорядилась Валентина.
...В следующем номере на первополосном анонсе  - черным по белому: “Газета поздравляет Ольгу с успехом” стр. 4.
Ну-ка, нука...
Открываю указанную страницу и просматриваю заметку:
“... наш музыкальный обозреватель... стала номинантом… “Открытие года”... Номинанту вручили оч-чень дорогую ручку “Паркер”. На следующий день этой ручкой была написана ровно половина статьи, затем приз вернулся в свой футляр. Мораль такова: если предметы слишком много о себе воображают, то пусть лежат в столе”.
Да уж… Ну и поздравление...
...Паркер  сначала несколько лет пролежал в моем письменном редакционном столе, затем провалялся дома, в прикроватной тумбочке.
Просто мне неприятно было брать в руки предмет, напоминающий мне о моей украденной победе. Странным, непостижимым образом она была обставлена как поражение. И как Лере это удалось?. Далеко пойдет.
...Лера действительно сделала сногсшибательную карьеру в Москве - она теперь заместитель редактора самой известной российской газеты.
А я живу на тропическом острове.
Пусть не Египет, хотя бы Таиланд.

20. И в воздух лифчики бросали http://www.proza.ru/2018/11/08/268
Ольга Сквирская Дудукина
«В ночь с 5 на 6 сентября на сцене новосибирского клуба НВН материализовалось супершоу Николая Фоменко «Империя страсти».
«Семь дней в Новосибирске», сентябрь 1998
Дело дошло до пошлых вещей: в газету я пришла на должность музыкального обозревателя, и вот меня уже гоняют по ночным клубам.
…Времена меняются, и газета меняется. Рубль в очередной раз упал, и газете «Семь дней» стало непозволительной роскошью освещать культурную жизнь Новосибирска. Ее телевизионный вкладыш «Телесемь» с программой на неделю нагло отвоевывал все большие позиции и диктовал новые условия, навязывая «желтый» стиль. Какие там концерты, все закрутилось вокруг телевизора.
Теперь на первой полосе еженедельника красовался портретный снимок какой-нибудь теле- или радиоведущей, а в каждом номере размещалось интервью с местной телезвездой аж на разворот.
…В будущий номер готовили материал про радиоведущую Радио НТН Оксану Г.
Краем уха я слышала препирательства по этому поводу.
Редактор Валентина отчитывала нашего корреспондента Третьякова за недостаточную «желтизну».
- Что это за вопрос: кого Вы больше любите, кошек или собак?
- Мой любимый вопрос: по нему сразу можно определить тип личности, - оправдывался Третьяков.
- А где личная жизнь? Скажите пожалуйста, Оксана Г. живет с черепашкой – жареная информация! Ты что, не понимаешь, что именно наши читатели хотят знать?
 Но Третьяков ревностный христианин, и это для него не довод. Валя со вздохом говорит фотографу Андрею:
- Зайди по пути к Оксане, сфотографируй ее хоть с черепашкой, а то в полосу нечего ставить.
…Музыковед с консерваторским образованием, я нехотя плетусь на дурацкое ночное шоу по холодку.
Ну почему я?
Во-первых, я живу в центре, и добираться домой мне легче, чем остальным. Третьяков, например, живет в Академгородке.
Другая причина – больше некому. Журналистов в газете – раз, два, и обчелся.
Лера – прима, негоже ей шляться по ночам. Третьяков принципиально не пойдет на шоу с раздеванием, поскольку он христианин.
Можно подумать, я какая-нибудь там нехристь. Ему противно, видите ли, смотреть на раздевание, а мне так нет? Просто я в газете недавно, вот они дедовщину и развели.

***
…На часах уже двенадцать без пяти. Я тихонько скрипнула дверью гримерки – и знаменитый актер и музыкант Николай Фоменко оказался вдруг блондином!
- Коля, - руку подает.
Я назвала своё имя.
- Вы курите? – в глазах у «Коли» надежда.
- Нет-нет, но если хотите, Вы можете курить, - великодушно разрешаю я.
- Да я бы закурил, если бы было что, - расстраивается Фоменко и хватается за крашенную перекисью голову.
- Как Вы придумали «Империю страсти»? – приступаю я к допросу, достав блокнот.
- Как, как – взял да придумал, - раздавший за день кучу интервью, Фоменко решительно не желает общаться, тем более без сигарет.
- Говорят, что Вы интеллектуально весьма развитый человек. Как же в Вас высокая духовность сочетается с этим занятием – раздевать людей физически?
- Да это просто веселая и смешная передача. Она является пародией на нашу жизнь. А тому, кто принял ее за чистую монету, - мои соболезнования. Между прочим, передачи больше не существует – она сделала свое дело…
В гримерку входит охранник.
- Сигареты есть? – кинулся к нему Фоменко.
Тот виновато качает головой.
- А что, на Радио НТН сигареты кончились, что ли? – спрашиваю я (Фоменко только что с прямого эфира).
- Да у меня тогда свои были, а сейчас нету, - горестно произносит Фоменко.
Охранник выскакивает из комнаты.
- Как скажется на шоу-бизнесе свободное падение рубля? – задаю я следующий вопрос.
- А черт его знает… Как у всех… А вообще смешно это. Все смешнее и смешнее… - мрачно сказал Фоменко. – …Что там у вас еще? Чего молчите?.. Вопрос забыли? Да?.. Ну и журналист – приходит тут без сигарет и вопросы забывает!
- Во-первых, я ужасно хочу спать, во-вторых, я не журналист, - вяло отбиваюсь я.
- А кто вы?
- Музыковед…
- Серьезно? – Фоменко почему-то страшно развеселился. – Ага, Стравинского, поди, хотели под лупой рассмотреть, ан не вышло?
(«Ты знал, ты знал!»)
- Вышло, - гордо парирую я. – Стравинский – тема моего диплома!
- Ух как я попал в точку! – хвалится Фоменко.
Заходит охранник и, преданно глядя на любимого артиста, протягивает ему пачку «Мальборо».
- Значит, музыку любите… - затягивается дымом благостный Фоменко.
Кто кого интервьюирует? Вопросы здесь задаю я:
- Кстати, о музыке: Вы так нравились когда-то мне, когда работали в бит-квартете «Секрет»! Признаюсь, я пришла в легкое недоумение, когда увидела вас в роли ведущего «Империи страсти»!
- А это наша Родина: вы занимаетесь не своим делом, рубль находится в свободном падении, а по телевизору раздеваются, – спокойно парирует Фоменко.
- Но ведь происходит эдакая девальвация обнаженного тела! Это безвкусно, по-моему.
- О вкусах не спорят. Чайковский, если хотите, тоже безвкусен! Безвкусен и велик одновременно.
Ничего себе! А он не так прост.
- Первый раз встречаю человека, который… Действительно, Чайковский того… Так у вас есть вкус!
- И запомните: надо делать свое дело – при любых обстоятельствах, - назидательно заявил Фоменко.
«…После полуночи под оглушительную фирменную музыку передачи «Империя страсти» пестролоскутный Фоменко энергично выкатывается на сцену клоуном-затейником.
- Здрассте, меня зовут Коля!
- Знаем, видали по телевизору! – кричат с заднего столика.
- О-о, этот человек хочет дать всем понять, что у него есть телевизор!»
Газета «Телесемь», сентябрь 1998
…Вот настоящий актер: ему по плечу не только роли в Мольере, «Трехгрошовой опере» или мюзикле «Бюро счастья» (где он работает в дуэте с Гурченко), - но и вот эта трудная роль – сексуально озабоченного, туповатого, с плоскими шуточками мужлана.
 По-дистрибьюторски цепко вовлекает он в диалоги ночных посетителей из-за столиков и у стойки бара, хватаясь за каждую случайно пущенную реплику, и чуть ли не под гипнозом заставляет выйти на сцену.
- Эй, малый с телевизором, а ну спускайся сюда!
В реальной, а не в телевизионной жизни страсти вокруг раздевания накаляются гораздо сильнее: возможность из зрителя перейти в разряд участника удивительно скандализирует ситуацию. А ну как не выйдет никто? Ведь шоу не состоится! Но клоун-человековед «Коля» твердо знает, что эксгибиционистские задатки свойственны природе мужчины и женщины.
«Взялся сами знаете за что – не говори, что не смогу!» - любит он повторять.
- Кстати, играем на утюг! С трудом достал. Чугунный! К нему – плита, на которой его надо разогревать.
«Прекрасная свинарка» Ларни, помнится, обнажила свою прекрасную грудь – миллион.
Но здесь товарно-денежные отношения – не главное: это вам не «Поле чудес»! Здесь нравится сам процесс. За право раздеться принято даже побороться. Парни на спор выжимают гири, дамы на скорость поедают фруктовый салат со сливками, лишь бы прилюдно раздеться.
- Ого, кого я вижу! Самая популярная в городе радиоведущая! Оксана Г.! Оксана, не хочешь ли раздеться? Давайте ее попросим! – и Фоменко принимается энергично хлопать, а за ним и весь зал.
Сопротивление бесполезно. Оксана из-за стойки бара выходит на сцену. Раздевание неизбежно, остается только расслабиться и получить удовольствие.
Оксана легко одерживает победу у девушки в красном, стремительно съев салат.
- Принесите диджею зубочистку! – суетится Фоменко.
И все заверте…
…Если бы это была на Оксана Г., я бы подумала, что Фоменко работает с «подсадками».
Но Оксана совершенно точно не собиралась участвовать в этом шоу: следующим утром она позвонила в редакцию с просьбой не печатать в газете снимки, где она голая.
- Как Вы оказались в «Империи страсти»?
- Случайно. Я возвращалась домой после интервью с Николаем Фоменко в эфире Радио НТН. Мы с друзьями проходили мимо ночного клуба, и меня уговорили зайти. Сели за стойку, заказали кофе, а тут Фоменко: «О, это именно та девушка, что нам нужна! Давайте все ее попросим! – и на меня направили софиты… И я шагнула, надеясь, что не проиграю и ни за что не разденусь.
А потом я обнаружила себя … раздетой… И что мне довольно холодно…
…Чем-то все это напоминало шоу Воланда в цирке. По крайней мере, без гипноза не обошлось…
Чего только не пришлось вынести этим двоим «победителям», Оксане и незнакомому парню! Наощупь по очереди вынимали они из мешка фрукты и овощи непристойной формы (при этом «Коля» командовал мужчине «Суй!», а даме «Щупай!»). Ловили кольца на рога специальных шлемов, розового и голубого («Впервые совмещается голубой цвет с рогами!» - резвился Фоменко). Одевали манекены, разваливавшиеся на ходу.
- Не надо так истерично рвать колготки! – отругал Фоменко парня, пока тот нервно запихивал черные колготки под милицейскую фирменную юбку огромной куклы, придерживая отвалившуюся руку.
Чтобы узнать, сколько вещей придется снять с себя, участникам пришлось залезть под юбку статистки. Под коротеньким кринолином за кружевную подвязку была заткнута бумажка с заветной цифрой.
Увидев восьмерку, Оксана схватилась за голову, а наш фотокорреспондент – за фотокамеру.
- А еще говорят, что диджеи Радио НТН не должны открывать лицо, - за столиком некто не может до конца поверить своим глазам, глядя на обнажающуюся все больше и больше Оксану Г…
- А теперь аплодисментами попросим выйти ее соперницу!.. Если хочешь, ты можешь взять и раздеться безо всякой игры! – предложил он красотке, бодро выскочившей на сцену.
Без лишних уговоров, девица просто и скромно сняла с себя красный костюмчик, бюстгальтер, черные ботики и даже очки! (Забегая вперед, скажу, что она даже не постеснялась подать в суд на газету, опубликовавшую ее фотографию в голом виде. Дескать, газета вдруг испортила ей личную жизнь, и она рассчитывает на компенсацию морального ущерба).
При виде такой профессиональной готовности номер один к раздеванию Оксана даже отказалась от своего приза – какие-то джинсы! – в пользу отважной конкурентки.
Ну просто кричали женщины «ура» и в воздух лифчики бросали.
-…Ни фига себе – «с черепашкой»! – хмыкнул наш фотокорреспондент Андрей, выходя вместе со мной из ночного клуба.
- Что? Какая черепашка? – не поняла я.
- Сними, говорит Валя, Оксану с черепашкой, а то в статью о ней нечего ставить! Весь день пытался ее поймать, а тут такое…


21. Царская кровь http://proza.ru/2018/11/12/1677
Любовь Казазьянц
"Ни одно море не сможет скрыть цвет моей крови.
Ни один ветер не сможет развеять мои сны."
 Зов Ктулху

Левиафан

- На, забери её, прошу! Видишь эту могилу? Сейчас придут слуги царя и замуруют меня живьём за измену мужу. А ребёнка кинут собакам. Спаси мою дочь! Прошу, умоляю! – Чернокожая женщина в золотых браслетах со слезами протягивала мне младенца.
Вокруг в сумраке странные величественные каменные строения. Я, не моргая, уставилась на темнокожую царицу и неосознанно приняла ребёнка в свои объятья. Женщина, звеня браслетами, зарыдала. Её корона скатилась в свежевырытую могилу. – Увидишь, Салима, твой сын выздоровеет, назови её За… - только успела произнести неизвестная царица. И всё исчезло…
На этом и проснулась вся в поту. Страх сковал меня, чувство острой тревоги, не могла пошевельнуться.
Утром рассказала о страшном сне мужу. Моя беременность проходила почти нормально, но анализы были неважными. Врачи предсказывали тяжёлые роды и рождение неполноценного дитя. Я уже собралась делать аборт.
- В больницу не ходи! Будем рожать! – заявил муж, выслушав мой сон.
- А ты не боишься, что ребёнок родится больным как наш Ноам? – дрожащим голосом спросила я.
- Нет, дорогая, с этим ребёнком должно быть всё в порядке. Просто надо сделать повторные анализы.
- Хорошо, милый, как скажешь. Я – с радостью! – согласилась Салима. - И ещё, я вспомнила, что царица, передавая мне дочь, просила назвать девочку особенным именем, но я услышала только первый слог "за." Она ещё пообещала, что если я приму её девочку, Ноам выздоровеет, представляешь!
- Многообещающе! Вот видишь, явно хороший знак… Надо принять эту беременность. Я отвезу тебя на днях в поликлинику, сделаем новые анализы. Посмотрим, может с Божьей помощью с ребёнком всё будет хорошо!
- Ладно, договорились, - целуя мужа, согласилась я.
Время шло.
К нашему удивлению я благополучно родила здоровую дочь. Но когда её поднесли к моей груди, я очень удивилась: девочка оказалась совсем смуглая, хотя мы с мужем имеем светлую кожу. Девочка родилась точно такая же, как мне приснилось. Муж присутствовал при родах, поэтому он ничего не смог возразить, думая, что произошла подмена ребёнка.
Но потом, дома, он стал допытываться, почему ребёнок оказался с кожей цвета киви. Сделали анализ ДНК. Девочка принадлежала к его роду. Он был очень рад и даже горд. Мы назвали её Заава.
Она росла непослушным, своенравным ребёнком, капризничала в одежде и в еде, а когда повзрослела, стала хорошеть на глазах и подружилась с нашими соседками, ела только у них. Мне приходилось приносить для неё еду к соседям. Вещи и бельё моя принцесса требовала каждый день менять. Соседки были пожилыми сёстрами, которые очень привязались к Зааве. Меня она отталкивала. Я долго переживала, но потом смирилась.
Однажды, Заава заявила: "Вы не мои родители! Моя мама была царицей, её руки украшены множеством золотых браслетов, а на голове корона. И родилась я в далёкой стране, где есть огромный каменный дракон и множество дворцов. А отец мой – высокий царь. Я видела, как он сидел на троне, под его руками неподвижные золотые львы. Он нашептал мне, где спрятаны сокровища, его золото. Я знаю место. Когда вырасту, найду его богатства и стану царицей, как моя мама.. мама… мама…" Девочка плакала навзрыд. Я долго не могла успокоить Зааву. Но ведь она узнала мой сон… откуда?
Я очень страдала от её безразличия к нам – родителям, не понимала причины.
В детстве я с родителями переехала в Израиль из  Индии. Здесь познакомилась и вышла замуж за индийца. Мне повезло с мужем, он очень меня любил, оказался чутким и добрым человеком. Наш первенец родился больным, отставал в развитии. Ноам рос красивым послушным мальчиком. Он полюбил свою маленькую сестрёнку. Заава отвечала ему взаимностью, а он терпеливо и внимательно ухаживал за ней.  Когда я родила дочь, ему было 12 лет. Мои дети выросли в любви. Когда ей исполнилось 16 лет, наши соседки старушки переехали в другой город, Заава вначале сильно скучала по ним, но постепенно приняла меня, стала теплее относиться ко мне, даже разрешала обнимать себя, чего раньше не случалось. Я в душе была ей за это благодарна. Со временем Заава поступила в экономический институт. Училась прилежно.
Будучи на третьем курсе, у Заавы появился парень, они собирались пожениться, как вдруг дочь сообщила мне, что в институте готовится группа по обмену студентами с другими странами. Она заявила, что выбрала для поездки Египет и Индию. От неожиданности я вздрогнула и задрожала всем телом. Не знаю, что со мной приключилось в тот момент! Я просила дочь отказаться от этой затеи. Но Заава заартачилась: упрямство с детства – её любимый "конёк". Я поняла, что отговаривать её бесполезно. Она успокоила меня тем, что в их группе едет и её друг.
Через месяц Заава уехала с группой студентов в Египет. Она должна была вернуться домой 25 июля. Дочь звонила мне из Египта. По телефону её голос звучал  радостно. Она с восторгом рассказывала вкратце о поездке в Каир. Но больше всего она жаждала побывать в Гизе, ведь с детства мечтала увидеть пирамиды. Сказала, что во сне общалась со своей матерью - царицей Малати. Та ей призналась, что её муж Шах Джахан заслуженно наказал её за измену, а Заава – дочь придворного. Малати просила передать Салиме огромное спасибо, за то, что  приняла Зааву в свою семью. Заава вычитала в интернете, что Шах Джахан был индийским царём. Поделилась, что их группа посетит в Индии город Агра, радовалась, что увидит дворец Тадж Махал, который построил сам Шах Джахан в память о своей умершей королеве Мумтаз-Махал. Царица умерла при родах их общего четырнадцатого ребёнка. А падишах так тосковал по любимой жене, что решил воздвигнуть величественный дворец. Но это уже произошло после убийства его прежней жены Малати.
Рассказ дочери очень взволновал меня. На следующий день я увидела странный, пугающий моё воображение сон. Находилась в какой-то незнакомой местности с дочерью. Вдруг резко стемнело. Я стала звать свою Зааву. Она не отзывалась. На ощупь я бродила между деревьями. Вокруг темнота. Тут я почувствовала, что куда-то проваливаюсь. Закружилась голова. Открыв глаза, я увидела просторную пустынную залу, освещённая  факелами, на стенах ковры, на полу тоже ковры, разбросаны шёлковые подушки. Внезапно передо мной появилась Заава в белом сари, вся в золотых украшениях.
- Мамочка, здравствуй! Я так счастлива здесь. Наконец я дома и царствую! Пойдём, я покажу тебе свои хоромы.
И снова всё пропало, наступила густая темнота. Я проснулась в поту от нехватки воздуха. Действительно, стояла летняя духота. Я вышла на балкон, но это не спасло. Прошла в ванную, умылась. Посмотрела в зеркало на своё отражение. В глазах – тревога, в голове – тёмные мысли. Я решительно отогнала их. Немного успокоилась. Вернулась в спальню. Тихонько прилегла, чтоб не разбудить мужа. Утром рассказала ему свой сон. Он меня успокоил. А Ноам сказал: "Мама, наша Заава скоро вернётся, не волнуйся! С неё всё в порядке."
Заава действительно позвонила через несколько дней уже из Индии.
"Мама, я видела  великие пирамиды, даже прикасалась к ним, в связи с этим испытала бурю эмоций. Побывала в Агре, видела мавзолей Тадж Махал – архитектурное белое чудо, божественная гармония форм!" Заава восхищалась удивительными историческими памятниками. Мы ей пожелали благополучного возвращения.
Я успокоилась, надеясь на скорую встречу с дочерью. Но… она не вернулась из Индии. Мне сообщил руководитель группы, что моя дочь бесследно исчезла в последнюю ночь перед отъездом из Индии. Её искали весь следующий день, но нашли даже одежды. Я до сих пор не оправилась от этой утраты. Видимо зов царской крови оказался сильнее жизни…

22. Бутылка пива http://proza.ru/2006/10/16-282
Любовь Казазьянц
"Не курить" – замигало яркое табло в салоне пассажирского лайнера.
-Просьба пристегнуть привязные ремни! – торжественно объявила стюардесса.
 Пассажиры удобно устраивались в креслах в ожидании длинного воздушного путешествия. Приятное матовое освещение в салоне самолёта успокаивало, убаюкивало перед длительным перелётом из Ташкента в Хабаровск – семичасовой путь без пересадки.
 Откуда ни возьмись, из-за спины бортпроводницы, вынырнул смуглый молодой человек. Пошатываясь, он неуклюже пробежал между кресел, задевая сидящих, беспрестанно бормоча извинения, кивал направо и налево. При каждом неловком движении звенели бутылки с пивом в его вязаной авоське.
 Наконец, торопливый пассажир остановился и, прислонившись спиной к креслу, рассеянно огляделся. Посмотрел ещё раз на билет. Резко откинул назад прямые чёрные волосы, прищурил тёмно-карие глаза. Затем, всё же разглядев номер места на билете, плюхнулся на сидение прямо в шуршащем кожаном полупальто рядом с молоденькой девушкой, читающей журнал.
 Через несколько минут самолёт взмыл в воздух. Молодой человек задремал, а бутылки в авоське продолжали позвякивать.
"Странно, ведь чувствовала, что сядет рядом", - подумала девушка.
Примерно через час молодой человек проснулся и плавным движением включил верхний свет над головой соседки. Она холодно поблагодарила его.
- Интересно? - через некоторое время полюбопытствовал молодой человек, заглядывая соседке через плечо. Но она не удостоила его ответом.
- Что читаете? – снова попытался он завязать беседу.
Но безуспешно. Тогда он принялся читать вместе с ней. Стоило ей перевернуть страницу, как он тотчас задержал её руку:
- Простите, не успеваю за вами.
От молодого соседа сильно пахло спиртным. Девушка пренебрежительно взглянула на него и отодвинула журнал в сторону. Парень скорчил обиженную гримасу и притворился спящим. Сидел он неподвижно очень долго, а может быть, и спал на самом деле, до того времени, пока пассажирам не предложили прохладительные напитки. В салоне зазвучала музыка из французского кинофильма "Шербургские зонтики". Как по команде спящий пробудился. Увидев стюардессу с подносом, он учтиво предложил соседке чашечку минеральной. Он тоже выпил воды, но этого ему показалось недостаточно, он невозмутимо открыл бутылку пива и поднёс к губам. Но не успел отхлебнуть и глотка, как бутылка прошла мимо. Недоумевая, он повторил движение. И снова от внезапного толчка бутылка ушла в сторону буквально из-под носа. Наконец, неудачник понял, в чём дело. Он демонстративно поднёс бутылку ко рту, исподлобья глядя на девушку. А соседка вновь точным ударом ребра ладони оттолкнула бутылку в сторону. Взбешённый юноша набрал побольше воздуха, чтоб не выругаться, но тут наткнулся на пронзительный взгляд зелёных глаз.
- Вы не будете пить здесь! – возмущённо заявила надменная соседка. – Если так уж невмоготу, пройдите в хвост самолёта.
- Что это вы мне указываете, где пить?! А я здесь хочу!
Молодой человек недовольно хмыкнул и упрямо поднёс бутылку ко рту. И тут... девушка ловким движением выхватила бутылку из его рук. Он заскрипел зубами и откупорил следующую, но только поднёс её ко рту, вновь получил удар в руку.
- Послушайте, что вы себе позволяете?! Я всё равно буду пить!
- Нет, не будете!
Девушка выхватила у соседа вторую бутылку и поставила её на пол, рядом с первой.
- С лёгким паром! – воскликнула она, мило улыбаясь. – Вы что, тоже ходили в баню?.. "Иронию судьбы" надо смотреть. Кстати, в Хабаровске успеете. А если не видели, очень рекомендую, 31 декабря вечером, то есть послезавтра, по первой программе покажут.
Молодой человек попытался что-то возразить, но вмешался мужчина, аккуратный серьёзный кореец, сидящий сзади.
- Студент, пиво в ресторане надо пить. А здесь – не место, - строго отчитал он.
Юноша насупился, откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Теперь-то уж он точно заснул.
...А в чёрном иллюминаторе светились россыпи звёзд. В салоне воцарилось ночное спокойствие. Спали люди, убаюканные мерным шумом мотора. Сзади похрапывал строгий кореец. И наш герой так и не проснулся до самого рассвета.

Девушка открыла глаза, когда стюардесса объявила завтрак. Её сосед уже не выглядел столь агрессивно. Более того, позавтракав, парень разоткровенничался, извинился за своё неприглядное поведение. Выяснилось, что он ездил в гости к матери в Ташкент, а теперь возвращается домой. Перед отъездом в доме у товарища они резали барана. Шашлык получился отменный. Потом друзья поехали провожать гостя, и зашли в ресторан на аэровокзале. Выпили по кружки пива, трепались, и он едва не опоздал на самолёт.
- Хорошо, что вместо вас не отправили кого-то другого, как в фильме! – шутливо заметила соседка.
Шукур, - как, оказалось, звали парня – засмеялся.
Развеселилась и Лиля. Рассказала, что едет навестить мужа, который служит в Хабаровске, в стройбате, и должен её встретить. Вот только отпустят его или нет, она не знает и поэтому ужасно волнуется.
Так они мило и довольно мирно беседовали до конца рейса. Она рассказала, что снаряжали её в дорогу всем миром: соседи дали меховую шапку, мама дала свою шубу, родственники мужа одолжили тёплые сапоги на натуральном меху.
Ну, вот и Хабаровск.
Самолёт приземлился. Погода морозная, минус двадцать, снег.
Девушка попросила Шукура помочь с тяжёлым багажом. Они ждали час в багажном отделении. Но муж Лилю так и не встретил. Она уже отчаялась, не знала, куда обратиться.
Шукур не растерялся, сбегал к военному коменданту, всё выяснил. Объяснил Лиле, что надо ехать в военную часть, помог с вещами.
Лиля и её попутчик уже направились к выходу, чтоб взять такси, как вдруг она увидела в толпе знакомое лицо. Супруги обнялись. А Шукур поставил на пол увесистый багаж и скромно удалился.
- Это ещё кто такой? – недовольно спросил супруг.
- Да так, помог с чемоданами, - невозмутимо улыбаясь, ответила жена.

23. О, этот несравненный Гердт! http://www.proza.ru/2018/10/12/686
Евгения Подберезина
Мое журналистское прошлое подарило много ярких впечатлений и незабываемых встреч. На кинофестивале «Балтийская жемчужина» я имела возможность задать свой вопрос  Катрин Денев и Алену Делону, взять интервью у Никиты Михалкова и Владимира Меньшова, пообщаться с одной из своих любимых актрис -- Анни Жирардо. Но рассказать мне хочется о другом  незабываемом впечатлении -- встрече с Зиновием Гердтом -- блистательным актером,  яркой личностью и обаятельным человеком.
Зиновий Гердт приехал в Ригу с творческим вечером. На одном из таких вечеров я побывала какое-то время назад в Москве. И еще долго ощущала послевкусие от общения с талантом. Рассказывал ли Гердт о своей любимой теще, о роли Паниковского в фильме «Золотой теленок», о коллегах по ремеслу --  все было проникнуто добрым юмором, редкой наблюдательностью. Прибавьте к этому проникновенный голос, безупречную дикцию и дивную русскую речь. А как он читал стихи!
Узнав о приезде в Ригу любимого артиста, я тут же договорилась с устроителями гастролей об интервью с Зиновием Ефимовичем. И вот иду в гостиницу «Рига».  Десять раз проверила, как работает диктофон, придирчиво  оглядела себя в огромном зеркале фойе и вот уже с бешено пульсирующим сердцем стучусь в дверь номера артиста.
Гердт широким жестом предлагает мне кресло, я сажусь напротив и чувствую на себе его очень внимательный взгляд. Достаю и включаю диктофон, кладу перед собой блокнот с вопросами, которые знаю наизусть -- к интервью я основательно подготовилась.
Гердт доброжелательно улыбается, отвечает на первые два вопроса и неожиданно предлагает:
   -- Я вам лучше стихи почитаю! «Давай поедем в город, где мы с тобой бывали, года как чемоданы, оставим на вокзале …»
 Читает Слуцкого, Пастернака, Мандельштама, открывает для меня поэта Бориса Чичибабина. Я покорена, но делаю попытку вернуться к интервью. Гердт отвечает еще на один вопрос и машет рукой:
   -- Вот придете на мой творческий вечер, а потом мы поговорим …
   -- А я уже побывала на нем – в Москве …
... Вспоминаю, как Гердт, опираясь рукой на кресло, стоя  разговаривал с залом. Кто-то из публики из уважения к возрасту артиста и негнущейся после фронтового ранения ноге крикнул: «Зиновий Ефимович, сядьте, пожалуйста!».  Гердт, продолжая стоять, ответил: «Не беспокойтесь. Вы сидите за свои деньги, а я стою за ваши». И зал взорвался смехом и аплодисментами.
Я напомнила артисту этот момент, сделав очередную попытку вернуться к интервью. Гердт проигнорировал мой вопрос и задумчиво сказал:
 - Я бы вас отличил в любой толпе, у вас не лицо, а лик …
Я совершенно обалдела от такого, прямо скажем, небанального комплимента и молча уставилась на Зиновия Ефимовича. Представляю, какое глупый был у меня в ту минуту этот самый лик …
 -- Вы вечером придете ко мне на встречу? -- неожиданно спросил Гердт.
 -- Конечно, - пробормотала я.
-- Буду ждать вас у артистического выхода. Будем гулять по ночной Риге, безумствовать в ночи!
Я тупо смотрела на диктофон, понимая, что провалила интервью. Как уж я выкручивалась потом  перед редактором, не помню. А вечером на сцене Гердт опять вдохновенно читал стихи, рассказывал, как фронтовое ранение не пускало его на большую сцену и он оказался в Театре кукол Сергея Образцова и объездил с ним полмира.
    Занавес упал, и я поспешила к выходу. Трусливо побежала на трамвай как самая обыкновенная дурочка. Настоящие журналисты ведут репортажи с линии огня, а я испугалась неизвестно чего. Что влюблюсь в Гердта?.. Что разочарую его?..  Как шутил кто-то из юмористов «Мои встречи со Станиславским и почему они не состоялись»…
На этом можно было бы поставить точку, но это еще не конец истории. Через несколько лет Гердт снова приехал в Ригу, и я пошла на пресс-конференцию. Села в последнем ряду, чтобы не попадаться артисту на глаза, хотя и была уверена, что он меня не вспомнит.  После пресс-конференции коллега  позвала меня в кафе перекусить и выпить кофе. По дороге нам навстречу шел Гердт в сопровождении устроителя гастролей. Когда мы поравнялись, Зиновий Ефимович на секунду замедлил шаг и повернувшись ко мне сказал, как будто мы расстались только вчера: «Обманула. Не пришла».
 «Что он сказал? Вы что, лично знакомы? Откуда?!» - забросала меня вопросами коллега. Я молчала и отговорившись срочными делами, ушла. По дороге в редакцию своей газеты вспоминала талантливые, но часто ядовитые эпиграммы Валентина Гафта на своих собратьев. И только о Гердте он написал восхищенные строки: «О, этот несравненный Гердт! Он сохранил с поры военной одну из самых лучших черт – колено-он-непреклоненный!»

24. Царевна там в темнице тужит http://www.proza.ru/2017/01/17/2005
Евгения Подберезина
   Откуда взялась Инна – никто толком не знал. Ее происхождение и  жизнь до встречи с Виктором были, как говорится, покрыты мраком. Познакомились  они в Москве, во время служебной командировке Виктора где-то в конце 50-х годов уже прошлого века. Став супругами, поселились  с его родителями в старом, но добротном деревянном доме  с лепными потолками и витражными стеклышками на лестничных окошках – в этом чудном городе еще сохранились такие дома. 
   О себе Инна рассказывала разные истории – в зависимости от слушателя.  Родителям  мужа она поведала,  что выросла в семье академика, который погиб при крушении самолета,  жена же его, то бишь матушка Инны, была безутешна после  потери горячо любимого супруга, сошла с ума и в состоянии помешательства подожгла шикарную пятикомнатную квартиру, битком набитую австрийским хрусталем, персидскими коврами и телевизорами, которых еще в помине не было в те годы у рядовых граждан.
   Правда, в своей  помешательстве, -- рассказывала Инна, -- матушка все же вывела ненаглядное дитя, Инночку, во двор, сама же сгорела в огне своей негасимой любви вместе с хрусталем и коврами. Бедная девочка, которая привыкла жить в холе и довольстве, оказалась в детском доме, по выпуску из которого блестяще сдав экзамены, поступила в балетную школу.  Стала прима-балериной Большого театра и даже станцевала Одетту в «Лебедином озере – после спектакля публика полчаса аплодировала стоя – но ушла в никуда, гонимая черной завистью соперниц, несовместимой с высоким искусством.  И будто бы сама Майя Плисецкая, чуя в Инне конкурентку, подсыпала в ее балетные тапочки битое стекло …
   Родители Виктора, люди простые, не многое поняли из рассказа невестки, но преисполнились тихим ужасом и почтением к ее судьбе. Виктор же, хотя и был майором госбезопасности, смотрел на жену с робким обожанием и трепетной рукой гладил ее плечо, завороженный  мелодичным голосом  и недюжинным актерскими способностями Инночки.
    Молодая и впрямь была чудо как хороша: миниатюрная, тонкокостная, с пышными светлыми волосами, уложенными в причудливую прическу и грустными серыми глазами, затененными богатыми  ресницами. Дома Инночка ходила в ярко-красном халате-кимоно  с драконами, в туфельках на каблучке – шлепанцев она не признавала. А наряды свои шила у жившей на втором этаже этого же дома портнихи Анны Давыдовны. 
   По другой версии своей жизни, которую Инна преподнесла соседям по коммуналке, она была дворянского происхождения и  из-за сходства с царевной Анастасией Романовой попала в застенки НКВД, а оттуда  прямиком на лесоповал в Сибирь.
   Соседями Виктора и Инны по коммуналке были интеллигентная семья Ивашовых, их сын Павел -- студент, будущий медик. Инна угадала в соседях кухонных диссидентов по тому, как   они комментировали передовицы   в газете «Правда»,  поэтому и рассказала им вышеупомянутую историю своей жизни о лесоповале, в которую, впрочем, соседи почти поверили.
    Правда, глядя восхищенными глазами на Инну, юный Павел, в котором гормоны вовсю играли в опасные и захватывающие игры, спросил, краснея:
   -- Как же вы, такая хрупкая, выжили в лагерном аду?
   Инночка улыбнулась наивному юноше, показав красивые ровные зубки:
   -- Дело в том , милый Павлик, что в меня – представьте себе! – влюбился начальник лагеря. Он видел меня на сцене Большого театра во время командировки в Москву, в белоснежной пачке и на пуантах.  Сжалился надо мной и позволил организовать в колонии самодеятельный театр. Так я сохранила себя и преданность искусству. Правда, начальник этот, забавный извращенец, заставлял меня в своем кабинете надевать белую пачку,  балетные туфельки и танцевать перед ним танец маленьких лебедей …
   -- А как же вы, милочка, вышли замуж за Виктора, человека из органов, которые вас и посадили? --  с некоторым сарказмом в голосе спросила мадам Ивашова. Доценту  не понравились взгляды, которые бросали на бывшую балерину муж и сын.
   -- Виктор --  чистый и добрый человек, -- гордо отвечала Инна. – Да и времена нынче другие, людей из лагерей возвращают, а не сажают!
    Инна одарила Павлика ослепительной улыбкой и пошла походкой манекенщицы --  от бедра -- с кухни, куда выходила покурить и поболтать с соседями. Готовку и уборку взяла на себя мать Виктора. Инна, правда,  предложила  свекрови помощь по хозяйству, предварительно спросив:
 -- Нина Яновна, а треску чистить до или после жарки?
   «Ну чисто прынцесса!» -- подумала обалдевшая от вопроса свекровь.
 -- Иди, Инночка, в комнату, читай лучше свои книжки! А треску я сама пожарю, -- отвечала добрейшая Нина Яновна.
    Инночка забиралась с ногами в кресло и погружалась в мир персонажей Флобера  и Мопассана. Любила она и отечественную классику, а мужу часто шутя цитировала Пушкина: «Царевна там в темнице тужит, а серый волк ей верно служит …», и они смеялись чему-то ведомому только им двоим. В минуты нежности Инна звала мужа за желтовато-карие глаза и жесткие , густые как шерсть, волосы, своим «верным волчком», а он ее "своей царевной".
   Иногда, впрочем, Виктор с тревогой спрашивал:
   -- Ты и вправду считаешь, что я тебя заточил в темницу? Может, мне попросить своего начальника, чтоб позвонил в отдел кадров нашего Театра оперы и балета? После Большого-то театра тебя всяко возьмут! Будешь блистать на сцене!
   -- Милый, я не выношу зависти и гадких интриг, которые плетут артисты, от этого я делаюсь больной. И потом, ты разве хочешь, чтобы меня прилюдно лапал  какой-то, извините, балерун?
   Виктор было  ревнивцем, но этот почти единственный его недостаток Инна считала подтверждением его любви. Завидев, как она курит и болтает на кухне с соседом, он хмурился и нервничал, звал жену в комнату под любым предлогом.
   Была у Инны такая странность: когда в выходной муж предлагал ей погулять по паркам и зайти в кафе, она иногда говорила:
   --  У вас в Риге такие дивные кладбища, лучше всяких парков! Там и погуляем, а уж потом -- в кафе или ресторан.
   Подруг Инна не завела, предпочитая им книги и одинокие прогулки. Часто ездила на Лесное  или кладбище Райниса, останавливалась у могил, читала даты рождения и  смерти и сочиняла истории про ушедших в мир иной:  кого любил и отчего таким молодым скончался. Смерть ее не пугала, а привлекала своей вечной загадкой, и она представляла, что умрет молодой и прекрасной, не узнав печалей, тягот и морщин старости. И обязательно в теплую пору, чтобы ее гроб покрывали  белые лилии и красные розы.
   В один из весенних дней Инна поднялась  на второй этаж к  портнихе Анне Давыдовне на примерку летнего платья из белого шелка с букетиками голубых незабудок по полю.
   -- С вашей, извиняйте, фигуркой, только в манекенщицы идти! – восхищалась своим портняжным искусством и грациозной клиенткой Анна Давыдовна,  с зажатыми во рту булавками. -- Только давайте, Инночка, убавим длину:  такие ножки грех скрывать от общественности! -- льстила заказчице портниха.
   -- Пожалуй, можно сантиметров на пять, -- соглашалась Инна, поворачиваясь перед зеркалом. – А знаете, Анна Давыдовна, я завещаю похоронить  меня в этом платье!
   -- Откуда такие мысли, милочка, в вашем нежном возрасте? – удивлялась Анна Давыдовна.
   -- Мементо море, -- отвечала Инна латинским изречением. – Помни о смерти! И потом, мне -- о ужас! – целых двадцать четыре года.
   -- А мне скоро сорок девять, и я о смерти не думаю! – парировала жизнерадостная портниха. Анна Давыдовна недавно справляла свое  сорокадевятилетие  вот уже в третий раз.
   Когда платье было готово, Инна вышла на кухню покрасоваться. К новому наряду была подобрана в комиссионке белая венгерская  сумочка и белые же чешские босоножки на пробке. Не стерпев страшной красоты,  соседка убежала в туалет, а ее муж и студент Павлик смотрели на Инночку в немом восхищении. Свекровь, Нина Яновна, застыла с поварешкой над борщом и почти со страхом посмотрела на невестку. «Ей же место во дворце, а не в нашей коммуналке! Ох, не было бы Виктору лиха с такой красавицей!»
   Однажды, на майские праздники, Виктор пригласил своего сослуживца Сергея с женой в гости. Инна предложила, шутки ради, поменяться партнерами -- села напротив мужа с Сергеем, а жена его Татьяна рядом с Виктором. Ей хотелось еще раз убедиться, что для мужа она – одна-единственная.
   Виктор положил в свою тарелку домашние шпроты, которые замечательно готовила его мать, и селедку «под шубой», предложив то же самое  Тане, а Сергей ухаживал за Инной. Мужчины пили водку, а женщинам подливали дефицитное красное шампанское, которое принесли гости. Потом стали танцевать под радиолу, рассказывать анекдоты и хохотать. Среди анекдотов, которыми сотрудники органов без стеснения обменивались между собой, были и про Хрущева. Например, такой. «Скоро мы Америку догоним, сказал Никита Сергеевич! А вот перегонять не будем, а то американцы увидят наши рваные портки!»
    Сергей, слегка захмелев, все крепче обнимал в танце тонюсенькую талию Инны, а Виктор о чем-то увлеченно болтал с Таней. Не  слушая пошлых комплиментов, которые шептал ей на ухо Сергей, Инна не сводила глаз с мужа и его партнерши. Таня ей, конечно, не соперница – выглядит простушкой со своей шестимесячной завивкой и пролетарскими руками без маникюра, решила Инна. Просто она впервые видела своего мужа с другой женщиной и почувствовала даже не укол, а укус ревности. Вырвавшись из объятий Сергея, она подошла к другой паре и, улыбаясь, «разбила» их.
   Казалось бы, порядок восстановлен: Виктор радостно подхватил жену и предложил  тост: «За наших жен,за красавиц!» Слова эти резанули Иннин слух: ведь понятно, что красавица тут была одна … Таня предложила выпить «на брудершафт», обняла за плечи Виктора, они чокнулись и, как показалось Инне, пылко расцеловались. 
   Инна поставила свой бокал на стол, села, закрыла глаза и умирающим голосом сказала:
   -- Извините, гости дорогие, мне нехорошо …
   Виктор в тревоге бросился к телефону вызывать «Скорую», но Инночка остановила его слабым пожатием руки:
   -- Не надо, милый. Я просто  полежу  и  все пройдет.
   Виктор отнес жену на руках в спальню, присел рядом. Она слабым голосом попросила его не уходить, держать ее за руку. Виктор вышел к гостям извиниться и проводил их в прихожую. Сергей и Таня были явно разочарованы скорым прощанием. Закрыв за ними дверь, Виктор вернулся к жене. Инна спокойно спала. Он пошел убирать со стола и мыть посуду. Инночка же не спала -- делала вид. У нее в голове прокручивались страницы любимых книг,  и везде была роковая любовь, измена и трагический конец. Инна как наяву видела хищную Татьяну, которая жадно целовала Виктора, а он ей подчинялся. "Неужели мой волчок способен на измену? Пусть даже только в мыслях?» -- думала Инна потрясенно под парами выпитого шампанского.
   На другой день, когда соседи любовались расцветавшей под окнами персидской сиренью и ничем не нарушаемой тишиной позднего вечера, раздались странные хлопки. Вышли на кухню и услышали страшные крики  и рыдания Нины Яновны. На кухню выбежал ее муж с побелевшим лицом, его трясло. Когда все они вошли в спальню, увидели Виктора на кровати. Постель была залита кровью.  Инна выпустила в грудь  мужа все пули, последнюю оставив для себя.  Она лежала на полу, левая ее рука была протянута к  Виктору, из правой выпал пистолет – его табельное оружие. В виске красавицы темнело маленькое отверстие от пули.
   Супругов похоронили врозь и даже на разных кладбищах -- так захотели убитые горем родители Виктора. Никто не мог понять, почему очаровательная Инночка застрелила мужа и себя: ведь они были идеальной парой. Инна лежала в гробу красивая и спокойная, вся в сирени, лилиях и розах, в белом шелковом платье с голубыми незабудками.

25. Новогодний подарок для Деда Мороза http://www.proza.ru/2018/11/19/1209
Королёва Евгения
Одним солнечным зимним утром бежал по лесу серый волк. Бежал он, осматривался, проверял всё ли в порядке, всё ли на своих местах, ведь медведь, прежде чем лечь в спячку, оставил его в лесу за главного. Вдруг волк увидел снеговика, который пытался прицепить к стволу дерева какую-то бумажку.
- Так-так-так, - подошёл к нему волк. – И что это мы тут делаем? Хулиганим? Безобразничаем? Ты почему в лесу мусоришь?
- А, волк, здравствуй, - улыбнулся снеговик. – Понимаешь, я вот тут решил собрание  общелесное созвать, объявления написал, теперь хожу их развешиваю. Я же один всех предупредить не успею. А так все прочтут, ну а кто не прочтёт, тому расскажут.
И тут волк как захохочет:
- Ой, снеговик, ой, не могу! Ну ты меня и насмешил! У нас же лес хоть и волшебный, а только всё равно кроме тебя читать никто не умеет! Даже лиса, уж на что умна, а и та грамоте не обучена.
 - Ах, я растяпа, - расстроился снеговик. – Как же я мог забыть? Но что же теперь делать?
- Как что? – удивился волк. – А я на что? У меня лапы быстрые, я вмиг весь наш лес обегу и про собрание всем сообщю.
- Ну спасибо тебе, волк, - обрадовался снеговик.
- Не за что, - крикнул тот в ответ уже убегая. 
В назначенный день, на главной лесной поляне собрались все лесные жители, во главе с зевающим медведем.
- Уважаемые граждане нашего леса, - торжественно обратился к ним Снеговик, - объявляю наше собрание открытым!
- Все мы любим получать подарки на Новый год, - сразу перешёл он к делу, - и нам их дарят. Дед Мороз со Снегурочкой всегда заботятся о нас. Каждый год они дарят нам замечательные подарки. Но вот, что я подумал. А кто хоть раз дарил подарки им? Никто! А ведь они такие добрые, ни про кого не забывают. Я предлагаю сделать Дедушке Морозу и его внучке новогодний подарок. Кто за?
- Все, - закричали все. – Молодец Снеговик, как ты это хорошо придумал!
- Придумал то я может и хорошо, - вздохнул снеговик, - да только не совсем. Никак я не могу решить, что же им такого подарить. Они же волшебники, у них вроде как всё есть.
- Нам, - выступил вперёд заяц, - на прошлый Новый год Дед Мороз барабаны подарил, а всем белочкам по балалаечке, мы можем на них сыграть. А если нам будут ещё и птички подпевать так и вообще замечательно получится.
- Прекрасно! - воскликнул снеговик. – Так мы целый концерт устроим!
- Песенки, балалаечки, - проворчал наконец-то окончательно проснувшийся медведь. – Не о том вы все думаете. Нужно чтобы подарок основательный был, практичный. Вот кто-нибудь хоть раз видел где Дед Мороз со Снегурочкой живут?
- Конечно видели, - удивился Снеговик, - они живут в ледяной избушке, в самой глухой части леса.
- Вот!- пропыхтел медведь. - Вот! В том то всё и дело! Как можно жить в ледяном доме? Им же там холодно и неуютно. А вы всё какую-то чепуху предлагаете. Зачем им ещё один концерт? Они их за новогоднюю ночь знаете сколько насмотрются? А вот хороший дом это совсем другое дело, ради такого даже посреди зимы проснуться не жалко.
- Чудак ты, медведь, - засмеялась лиса, - Ну ты сам подумай, как же Деду Морозу и Снегурочке может быть холодно, когда они даже печку свою топят не как все – дровами, а сосульками.
- Чем они там печку топят я не знаю, - стоял на своём медведь, - а только дом должен быть уютным и всё тут.
- А ведь ты, мишка, прав, - сказал Снеговик. - И как это я сам не догадался? В самом деле, давайте построим для наших любимых Дедушки Мороза и Снегурочки новый дом. Кто за?
- Все! – закричали все, и работа началась.
Медведь с волком сложили из брёвен дом, дятлы украсили его искусной резьбой, а лиса, взяв краски, нарисовала на нём сказочных зверей и птиц, а в качестве последнего штриха добавила диковинных цветов и узоров.
Затем стали украшать дом изнутри. Свои места заняла красивая, резная мебель. Белки буквально летали в воздухе, развешивая на окнах шторки и раскладывая на столах ажурные салфетки и скатерти связанные хозяйственными ежихами. Птицы наряжали ёлку. А все те кто небыли заняты в постройке и украшение дома репетировали праздничный концерт.
Так, за всеми этими хлопотами, незаметно пролетело время – наступило утро первого января.
Дед Мороз сидел в своём ледяном домике. Он очень устал – шутка ли обойтись за одну ночь весь земной шар с полным мешком подарков. Но отдыхать ещё рано, осталось ещё одно дело – нужно ещё поздравить с праздником жителей своего родного леса.
- Пойдём, внученька, - обратился он к Снегурочке, - наших друзей-зверят поздравим, они уж заждались нас поди.
Идут Дед Мороз со Снегурочкой по лесу и удивляются - никого нет, за всё время им так никто и не встретился.
Вышли они на главную поляну. Что за чудо? Стоит на ней новёхонький дом не дом, а терем настоящий.
- Откуда здесь это? – удивился Дед Мороз, - И кто там живёт?
- Давай, дедушка, постучим, разузнаем,- предложила Снегурочка.
Но стоило им только подойти к чудесному дому как дверь перед ними сама отворилась, словно приглашая их войти внутрь.
- Как здесь уютно, - Снегурочка с интересом осматривала дом. - Но кто же здесь всё-таки живёт?
- С Новым годом! – раздалось со всех сторон, и вслед за этим на поляну высыпали все лесные жители.
Они принялись наперебой поздравлять Деда Мороза и Снегурочку с праздником и желать им счастья. Все очень волновались – понравился ли тем их подарок.
Конечно же подарок понравился!
Тут заиграла музыка, начался концерт.
А потом были танцы. Лиса, нарядившаяся в своё самое модное платье и волк, надевший по такому случаю бабочку, танцевали вальс, медведь вышел в самый центр круга и пустился в присятку, а Дед Мороз и Снегурочка встали в хоровод с остальными.
- Раз, два, три, ёлочка, гори!
И на ёлочке, стоявшей на поляне, загорелись разноцветные огоньки гирлянд.
Незаметно наступил вечер, и тут взял слово Дед Мороз.
- Друзья, - обратился он ко всем, - такого праздника у нас со Снегурочкой ещё никогда не было, спасибо вам! Позвольте же теперь и нам в свою очередь поздравить вас с Новым годом.
Дед Мороз ударил о землю своим посохом и с неба посыпались разные-разные вкусности для зверят. Потом Дед Мороз ударил посохом о землю ещё раз  и в небе расцвели яркие огоньки салюта.
- С Новым годом! – поздравляли все друг друга. - С Новым счастьем!

26. Анурарикикуна http://www.proza.ru/2018/11/18/1141
Королёва Евгения
Анурарикикуна живёт на берегу огромной реки Амазонки, в густом тропическом лесу, где всегда жарко и влажно, и где деревья растут так часто, что солнечный свет с трудом проникает сквозь их густо сплетённые ветви.
Анурарикикуна это тапир -забавное, слегка неуклюжее с виду животное с коротким хоботком.
Но Анурарикикуна не простой тапир. Он настоящая знаменитость среди своих сородичей. Взрослые тапиры уважают его, а малыши-тапирчики и вовсе восхищаются им и могут часами слушать увлекательные рассказы о его приключениях.
Впрочем, так было не всегда.
Это сейчас Анурарикикуна пользуется всеобщим уважением, а в то время о котором будет мой рассказ он звался просто  Рики, что на языке тапиров означает - путешественник. Такое прозвище было дано ему за его прямо-таки феноменальную способность попадать в самые разные, неприятные  и нелепые ситуации.
«Какой несносный ребёнок», - качали головами взрослые.
Однажды Рики гулял неподалеку от дома. Вдруг, что это? Большая тропическая бабочка села к нему на ухо. Рики стало щекотно, а щекотки он боялся.
Рики принялся усердно трясти головой, чтобы отогнать бабочку и в конце концов, с большим трудом ему это удалось. Бабочка покинула его ухо и села на один из ближайших цветов.
- Ууу! Какая же ты противная! – воскликнул Рики. – Вот я тебя сейчас поймаю.
Он попробовал было незаметно подкрасться к бабочке, но стоило ему сделать лишь шаг в её направлении, как та вспорхнула с цветка и перелетела на другое место.
- Не поймал, не поймал! – захохотал зелёный попугай, всё это время наблюдавший за Рики. – Глупый, тебе же никогда не поймать её!
- Почему?  - удивился Рики.
- Ты для этого слишком неуклюжий, - ответил попугай.
- Сам ты неуклюжий! – крикнул ему Рики, которому вдруг стало так обидно, что у него даже слёзы на глазах выступили.
 – Сейчас я поймаю бабочку, а потом вернусь и поймаю тебя, - пригрозил он попугаю и, что было духу, кинулся прямо в лесную чащу.
Сначала ему казалось что ещё чуть-чуть и он сможет поймать бабочку, но потом Рики стал отставать и вот наконец совсем потерял ту из виду.
Тут Рики остановился и огляделся – его окружал тёмный, пугающий и совершенно незнакомый лес.
«Не беда, - приободрил он сам себя. - Я сейчас просто пойду в обратную сторону, точно туда откуда пришёл».
Решив так, он бодро зашагал в том направление, которое посчитал верным.
Рики шёл уже довольно долго, но вот что удивительно, знакомых мест он всё ещё не видел.
«Наверное, я повернул не туда, - догадался он. -  Но ничего, сейчас сверну немного левее или правее и уж тогда точно попаду домой».
Так, постепенно теряя надежду, Рики блуждал по лесу.
- Мама! Папа! – позвал он. – Где же вы!
Грустный, понуро опустив голову, он медленно брёл вперёд.  Погружённый в свои мысли он даже не заметил, что местность вокруг него резко изменилась – лес сильно поредел. Не заметил Рики и человека, так что в итоге не успел он опомниться, как был схвачен и посажен в тёмный, тесный ящик. Потом он услышал странный гул, это был шум мотора - машина тронулась с места.
Ехать пришлось довольно долго, но вот наконец неприятный гул умолк – машина остановилась.
- Эй, дети, смотрите кого я вам привёз! – услышал Рики.
Шофёр сорвал с ящика крышку и Рики увидел склонившихся над ним двух мальчиков лет семи - восьми и девочку лет пяти.
- Прошу любить и жаловать, улыбнулся отец детям и вошёл в дом.
Дети окружили Рики и с любопытством разглядывали его, а тот весь сжался от страха и не знал что ему ожидать от них.
- Какой хорошенький, - девочка протянула руку чтобы погладить Рики, но тот в панике отшатнулся от неё.
- Боится, - вздохнула девочка. – И какой же он грустный.
- Не бойся нас, маленький, мы тебя не обидим, - она снова протянула руку к Рики и на этот раз тот дал до себя дотронуться.
- Смотрите, - обрадовалась девочка, - он уже не боится и он всё-всё понимает.
Вскоре уже все трое ласкали тапира и играли с ним, пытаясь развеселить своего четвероногого друга, но ничего не помогало – тот лишь становился всё грустнее.
- Я так больше не могу, -наконец сказала девочка глядя на печального Рики. – Что с ним?
- Наверное он тоскует в неволе, - догадался старший брат. – Нужно отпустить его. Вот только как же он доберётся до дома.
- Знаю! – воскликнул средний мальчик. – Он поплывёт в лодке, которую сделал для нас папа.
Дети завели тапира в лодку и, хотя им было тяжело расставаться с ним, потому что они уже успели полюбить своего необычного питомца, отвязали её от берега и пустили плыть по течению.
Лодка быстро заскользила по воде, но Рики ещё долго слышал прощальные крики ребят.
Рики стоял в лодке и с любопытством смотрел по сторонам.
«Ого, - думал он, - да я же теперь самый настоящий капитан!»
- Простите, это ваш корабль? – услышал Рики звонкий голосок. Он даже не сразу сумел разглядеть его обладательницу – красивую, яркую, маленькую птичку с очень тонким клювом. Это была колибри.
- Мой, - ответил Рики, смущённый тем, что к нему обратились на «вы» так, как будто он был совсем взрослым, но потом осмелел и добавил: - Да, это мой корабль, а я его капитан. Я ищу свой дом, - и он рассказал колибри свою историю.
- Как интересно и как печально, - воскликнула его собеседница, когда Рики окончил свой рассказ. – Позвольте мне плыть с вами, я постараюсь быть полезной чем только смогу.
Рики очень обрадовался неожиданной попутчице.
- Назначаю тебя первым помощником капитана, - весело произнёс Рики. Колибри, которую звали Инивой, тут же уселась на носу лодки.
- Я буду вперёдсмотрящей, - заявила она.
Инива оказалась очень весёлой и разговорчивой, она болтала без умолку обо всём на свете и была не в состоянии усидеть на одном месте.
Наверное поэтому грозную опасность надвигающуюся на них первым заметил Рики.
- Кайман! – крикнул он, увидев как похожий на бревно хищник всё ближе подплывает к их лодке.
«Что же теперь делать?» - в ужасе думал Рики.
А кайман, между тем, уже разинул свою пасть – ему очень хотелось добраться до тапира.
Но, в следующий момент, по реке прокатилось громовое «Ааапчхиии!». Это Инива принялась щекотать у каймана в носу своим длинным тонким клювом.
«Апчхи! Апчхи!» - не переставая чихал тот. Ему было уже не до тапира. Он всё чихал и чихал и никак не мог остановиться.
Рики был восхищён смелостью своей подруги, но сама Инива была очень недовольна собой. Она никак не могла простить себе, что не она первой заметила каймана, ведь это было, как она считала, её обязанностью. Поэтому впредь Инива решила быть более внимательной. Только благодаря этому она смогла вовремя разглядеть ягуара залёгшего на свисающей над водой ветке и подстерегающего их.
- Ах так! – Инива чуть не задохнулась от гнева, увидев как довольно облизнулся ягуар. – Ну я тебе сейчас покажу!
И крошечная птичка храбро ринулась в бой с громадным хищником.
Подлетев к ягуару, она принялась пребольно дёргать того за усы. Ягуар заревел, он всеми силами пытался отделаться от настырной птахи, но безуспешно - вскоре он уже отбивался от неё всеми четыре я лапами.
Тут Инива увидела, что лодка с Рики прошла под злополучной веткой и спокойно плыла дальше. Тогда она на последок клюнула ягуара в нос и, очень довольная собой, полетела догонять лодку, а ягуар поджав хвост поплёлся в лесную чащу, мечтая о том, чтобы никто не видел его позора.
Дальнейшее путешествие двух друзей проходило без приключений.
Наконец, Рики стало казаться, будто бы он начинает узнавать окружающую его местность. И, действительно, его дом был уже совсем близко.
Тут друзья услышали смех и хлопанье крыльев, а следом увидели как большой зелёный попугай приземлился на дно их лодки.
- Кого я вижу! – воскликнул попугай, важно расхаживая туда сюда по дну лодки. – Сам Рики-путешественник! А это что за малявка с тобой?
Рики ничего ему не ответил, он задумчиво смотрел на длинный хвост попугая волочившийся вслед за своим хозяином.
- Ну что, - не унимался попугай, - поймал ты бабочку?
- Нет, - ответить Рики, наступая на хвост попугая. – Не поймал. Но зато я поймал тебя.
Глупый попугай рванулся в сторону, но не тут то было – Рики держал крепко.
- Пусти! – крикнул попугай.
Рики не отпускал.
- Пусти, пожалуйста! – теперь попугай просил уже куда вежливее.
- Сначала извинись перед Инивой, - велел ему Рики.
Попугай извинился.
- А теперь - передо мной.
Попугай снова извинился.
- А теперь, пообещай, что ты больше никогда, никого не станешь дразнить,  - потребовал Рики строго.
- Обещаю, - пообещал попугай, и надо вам сказать, что слово своё он сдержал.
После этого Рики отпустил его и между ними был заключён мир.
- Добро пожаловать домой, Рики! – сказал попугай тапиру, - Возьмёшь меня к себе в команду?
- Назначаю тебя своим матросом, - торжественно сказал Рики и все трое весело рассмеялась.
Пока Рики выбирался на берег, попугай стремглав полетел разыскивать его родителей.
Стоит ли говорить как те были счастливы услышав, что их сын нашёлся, ведь они уже и не надеялись его увидеть.
Прошло несколько дней, Рики, как и в тот день с которого началось моё повествование, играл неподалёку от дома, как вдруг, ему на нос приземлилась большая бабочка. Быть может даже та же самая – кто знает?
Рики стало щекотно и он чихнул.
Все кто видел это замерли в тревожном ожидание того, что последует дальше.
Но Рики только весело рассмеялся:
- Ну уж нет, хватит с меня пока что приключений!
История Рики и его путешествие на лодке так поразили болтливого попугая, что он поспешил рассказать об этом всем-всем-всем, каждый раз приукрашивая события и всё больше восхваляя смелость Рики.
Рики, считавший, что настоящим героем в этой истории была его маленькая, но такая храбрая подруга Инива, очень смущался и пытался рассказать как всё было на самом деле и, что он сам, по сути, не сделал ничего особенного, но его никто даже не хотел слушать.
Смеясь над растерянностью Рики, Инива посоветовала тому просто не обращать внимание и наслаждаться славой.
Вот пожалуй и вся история, мне осталось только добавить, что в день своего совершеннолетия Рики получил новое имя. Теперь все зовут его Анурарикикуна, что на языке тапиров означает – отважный путешественник по Великой воде.

27. История Любы http://www.proza.ru/2018/11/14/440
Тамара Непешка
   - Теперь зови нас мамой и папой, - сказала свекровь, и с этой, казалось бы, обычной, бесхитростной фразы начался кошмар Любиной семейной жизни.
   Люба смотрела на свекровь, и в ее голове поднимался бунт.
   - Да что они думают о себе, эти полуграмотные деревенские люди, - думала Люба. - Какие они мне мама и папа? Я и фамилию менять на их не стала, потому что у меня свои мать с отцом есть! Может, они думают, что я здесь век с ними проживу, в этом их деревенском доме? Мы с Алексеем будем жить совсем по-другому!
   Сама Люба выбралась из деревни перед самой войной и поклялась себе больше никогда туда не возвращаться. За шесть студенческих лет, прожитых в Москве, она превратилась в настоящую москвичку. Однокурсники уважали ее за то, что она была круглой отличницей и все предметы знала назубок, но иногда и подсмеивались над ней. Некоторые находили ее имя — Любовь Козлова — смешным, а полное имя - Любовь Петровна Козлова - еще более смешным. Но Люба их смешков не понимала, потому что ее имя только несколькими буквами отличалось от имени знаменитой и всеми любимой артистки Любови Петровны Орловой. Люба этим очень гордилась, ведь Любовь Орлова ей очень нравилась, даже была ее кумиром. Она была олицетворением человека нового времени - энергичного, оптимистического, обаятельного, весело и настойчиво шагающего по жизни в светлое будущее. И Люба старалась быть на нее похожа. Она красилась в блондинку, делала локоны "как у Орловой", подкрашивала губы красивой помадой, модно одевалась.
   Конечно, на самом деле различий между Любой и Любовью Орловой было гораздо больше. Любовь Орлова происходила из дворянской семьи, получила музыкальное образование и была замужем за известным режиссером.
   А Люба после окончания института отправилась работать по распределению на завод в маленький подмосковный городок, местами напоминающий большое село, в котором она родилась и выросла. Там на заводе Люба познакомилась с Алексеем, он работал чертежником и учился на инженера на вечернем отделении института. Как он завоевал ее сердце — Люба так и не смогла потом понять. Несмотря на тяжелое послевоенное время, в Москве у нее было столько ухажеров, что пальцев не хватало на обеих руках, чтобы их пересчитать. Да каких ухажеров! Из богатых московских семей, с квартирами и дачами, с прислугой. Алексей же был из простой семьи, на несколько лет моложе Любы. Но он так страстно полюбил ее, был такой умный и симпатичный, что она, очутившись за несколько десятков километров от московских женихов, забыла о них и согласилась стать его женой.
   Люба и Любовь Орлова шли к светлому будущему своими дорогами.
   Получилось так, что Люба никак не смогла называть свекровь: ни мамой, ни по имени и отчеству, и отношения у них не заладились. Алексей работал и учился, приходил домой поздно. У них родилась первая дочь, но выделение жилья молодым специалистам затягивалось, и в доме свекрови пришлось всем потесниться. Люба и не заметила, как стала рабочей лошадью, на которую навалилась вся домашняя работа, благо, что здоровье у нее, хрупкой на вид, было отличное. Алексей начал попивать, не в последнюю очередь с подачи своей матери, которая настраивала сына против нелюбимой невестки и не упускала случая досадить ей. Денег в семье не хватало, начались скандалы. С переездом из дома свекрови в свое жилье ситуация исправилась, но лишь на короткое время. Постепенно Люба поняла, что это и есть ее жизнь навсегда. Она замкнулась, все время грустила, почти ни с кем не разговаривала, да так и жила особняком. Не было у нее близких людей в семье, даже с дочерьми, часто принимавшими сторону отца, она не была близка.
   Амбиции не позволяли ей спуститься с пьедестала, на который она сама себя возвела, и сблизиться с родней. Мыслями она была где-то выше, рядом с Любовью Орловой, а эти родственники вокруг мешали жить той жизнью, которая была ей предназначена.
   - Как я могла так ошибиться, вот дурака сваляла в молодости, угораздило меня оказаться в этой семье, - жаловалась она своим немногочисленным приятельницам.
   Люба не могла себе простить, что она, такая умная и старательная, так скучно проживает свою жизнь. Не было у Любы в жизни ярких событий, не то что у ее тезки! Любовь Орлова к тому времени сыграла американскую разведчицу в фильме «Встреча на Эльбе» и получила уже вторую Сталинскую премию. А вот «Цирк», принесший Любиной любимице всесоюзную известность и первую Сталинскую премию, отредактировали. Люба, которая хорошо знала этот фильм, заметила при очередном просмотре, что из него удалили куплет колыбельной на еврейском языке.
   Летом в выходные дни в дом свекрови съезжались все, кроме Любы: родные, двоюродные, даже и троюродные  наведывались. Сажали картошку, ходили в лес за грибами и орехами, вечером пили чай и играли в карты. Иногда Люба все же появлялась там вместе с Алексеем, но чаще всего эти визиты заканчивались выяснением отношений и новыми обидами. 
   Для Любы было шоком узнать, что Любовь Орлова скончалась от рака, прожив всего семьдесят два года. Ей даже показалось, что она потеряла какой-то стержень, который помогал ей жить. От грустных мыслей отвлекали хлопоты - Люба выдавала замуж одну, потом другую дочь, ждала внуков.
   Свекровь состарилась и жила теперь у своей дочери Катерины, сестры Алексея. Дом и землю свекровь поделила, включив сына Катерины третьим наследником. Алексей на мать обиделся, а Люба неожиданно быстро примирилась с этим и стала жить летом в своей части дома, как на даче, занимаясь садом и огородом. Теперь она с удовольствием работала на земле и только когда сильно уставала, убежденно говорила:
   - Кто жил в деревне, тот дачу не сможет полюбить!
   Люба опять стала отличницей, как в молодости, у нее были лучшие сорта растений, соседки приходили посмотреть на ее чудесные урожаи. Она стряхнула с себя многолетнее уныние и как будто обрела вторую молодость. Отношения с Алексеем, которого теперь не надо было делить со свекровью, наладились. Вокруг нее были любимые внуки. Люба по-прежнему красилась в блондинку, скрывая седину, тщательно и со вкусом подбирала одежду.
   Тем временем в стране происходили перемены, развенчивались мифы. Оказалось, что образ Любови Орловой муж-режиссер создал по образцу Марлен Дитрих, позаимствовав из фильмов с ее участием также идеи некоторых сцен. Раньше эти фильмы видели только избранные на закрытых показах, а теперь могли посмотреть все. По телевидению показали «Цирк» в том виде, как он был отснят в тридцатых годах, до всех редактур, и для Любы это было событием. 
   Свекровь дожила до девяноста лет, а вслед за ней скоро ушли один за другим Катерина и Алексей. Оставшись без мужа, Люба потеряла интерес к даче и замкнулась в квартире. Когда она узнала о том, что «Цирк» раскрасили и будут показывать по телевидению в цветном варианте, смотреть его отказалась и выключила телевизор.
   - Сказки все это, обман. Как ни приукрашивай ту жизнь, ничего хорошего в ней не было, - сказала она.
   Попытки дочерей вывезти ее на дачу она принимала в штыки и говорила, что сразу умрет, если переступит порог этого дома. Она то вешала на стену рядом с портретом Алексея фотокарточку свекрови, то убирала ее.
   О чем Люба думала, лежа последние два года своей жизни целыми сутками с прикрытыми глазами, находясь в здравом уме, неизвестно. То ли она мысленно продолжала схватку со свекровью, то ли хотела вернуться в тот злосчастный день и ответить просто:
   - Хорошо, мама!
   Люба пережила мужа на восемнадцать лет и ушла из жизни в девяносто два года от старости, никаких заболеваний у нее не было.
   Дочерям Люба наказала написать на памятнике ее имя и отчество с фамилией мужа.
   Так все они и покоятся в земле рядом под одной фамилией. Смерть всех сравняла и примирила.

28. Как я была волонтером на ЧМ-2018 http://www.proza.ru/2018/11/19/758
Тамара Непешка
Раньше, работая в офисе с утра до вечера, я часто ловила себя на мысли, что жизнь проходит мимо. Поглядывая в окно, я с тоской наблюдала, как пролетают дни, сменяются времена года. Я узнавала об интересных мероприятиях и событиях, произошедших в городе, и думала: когда выйду на пенсию, ничего не пропущу!
Как раз в тот год, когда я вышла на пенсию, ФИФА начала набор волонтеров на Чемпионат мира по футболу. Для участия надо было подать онлайн-заявку на сайте ФИФА, пройти дистанционные компьютерные тесты, приехать на личное собеседование в ближайший волонтерский центр, пройти тренинги в волонтерском центре и на стадионе. Все это было несложно и ни к чему не обязывало — отказаться от дальнейшего участия можно было в любой момент. Мысль стать волонтером ЧМ-2018 крепко засела в моей голове.
Были, конечно, и сомнения. Я опасалась, что буду чувствовать себя некомфортно среди молодежи, не выдержу физически длинных рабочих смен на ногах, а мои домашние не смогут просуществовать это время без меня. Кроме того, я побаивалась неуправляемой толпы болельщиков, которые от переизбытка эмоций начнут хулиганить.
Но у меня было ощущение, что я делаю то, что должна сделать. Я должна своими глазами увидеть этот стадион и этот футбольный праздник, вызывающий множество противоречивых мнений. Я должна дать встряску своему организму и выдержать физически. Мне необходимо предоставить возможность членам семьи решать свои проблемы несколько дней самостоятельно, без моей помощи. И я должна оказаться среди этих людей — волонтеров, понять их мотивацию, их устремления, — и примерить все это на себя.
Скажу сразу: ни одно из моих опасений не оправдалось. С молодежью проблем в общении не возникало. Тренинг на стадионе и первая рабочая смена дались мне нелегко, но каждая последующая смена была легче предыдущей. Мои домашние отнеслись к моему занятию с полным пониманием и прекрасно обошлись без меня. Болельщики вели себя очень дружелюбно, не было ни одного неприятного инцидента. Немного страшно было только один раз, но об этом я расскажу позже.
  Я пыталась завлечь в волонтеры подруг, но не нашла у них понимания.
   — Так не будет Чемпионата! Перенесут в другую страну или отменят...
   — Чемпионат провалится, потому что на футбол у нас мало людей ходит, а из других стран никто не приедет, трибуны пустые будут. А еще мы в футбол играть не умеем! Вылетим сразу же после первого матча, и дальше будет неинтересно...
   — И вообще, зачем тебе это? Я в это время лучше на даче посижу...
Эти и другие подобные доводы я слушала все два года, пока происходил отбор волонтеров. Тем не менее, на участие в волонтерской программе ЧМ-2018 было подано рекордное за историю футбольных чемпионатов количество заявок — более семнадцати тысяч, а приняли в волонтеры только одну тысячу семьсот, и я оказалась в числе избранных!
Я получила волонтерскую экипировку: футболку, толстовку, ветровку, брюки, у которых можно было отстегнуть брючины и превратить их таким образом в шорты, бейсболку, кроссовки и рюкзачок — легкий и очень удобный. Для завершения своего облика я сделала красный в белый горошек «футбольный» маникюр. Утром, облачившись в форму, набив рюкзак нужными вещами на все случаи жизни, я вышла из квартиры. Надела темные очки, в надежде выскользнуть из подъезда незамеченной. На первом этаже соседки обсуждали, что одну из квартир арендовали болельщики. Мое появление в ярком красно-синем облачении затмило эту новость. Одна из соседок попросила с ней сфотографироваться, другая поклялась тоже стать волонтером, когда выйдет на пенсию, третья только качала головой.
Моей функцией была работа со зрителями. В Лужниках было семь матчей, мы приезжали за пять-шесть часов до начала игры и заканчивали работу через час-два после окончания. У каждого из нас в смартфоне было загружено мобильное приложение, через которое мы регистрировались на смену. Благодаря случайной выборке волонтеры оказывались всякий раз в новой команде, под руководством нового тим-лидера. Таким образом, круг знакомых расширялся с каждой сменой. Все встречались в волонтерской столовой — огромном ангаре, в котором стояли длинные столы со скамейками, там всегда было весело и шумно. 

За каждым тим-лидером был закреплен определенный участок работы на стадионе. Они расставляли нас на своем участке и объясняли, что надо делать. Многие волонтеры мечтали работать в здании стадиона и быть поближе к его чаше. Несмотря на свои огромные размеры, чаша производила впечатление небольшой и уютной. Сиденья розовых и бордовых оттенков создавали пестроту, благодаря которой не возникало ощущения пустых трибун. Я видела, как болельщики буквально замирали от восторга, попав в чашу после долгих переходов по серым коридорам и лестницам, и сама испытала то же самое. В здании мы помогали зрителям сориентироваться и быстрее найти свои места.
Но в большинстве случаев волонтерам приходилось работать у ворот, расположенных по периметру территории стадиона. Со стороны станций метро и железной дороги, от которых движется основной поток зрителей, периметр стадиона образует выступ, называемый подковой. Устройство этой подковы позволило многократно увеличить число входных ворот, и очередей на входе практически не было. Смены на воротах в подкове проходили весело. Через нас проходили тысячи людей, и у всех было отличное настроение, все шли, как на праздник! Практически все иностранные болельщики были одеты в цвета своих сборных, но я не могу сказать то же самое о российских болельщиках. К волонтерам относились очень дружелюбно, часто просили с нами сфотографироваться, уговаривали продать ветровку или толстовку. А вот у тех ворот, где проходили и проезжали важные персоны, по общему мнению, было скучно — за всю смену никто ни разу даже не поздоровался.
Несколько раз ко мне подходили люди без билетов и просили помочь попасть на стадион. Запомнились два старичка, которые показывали мне какие-то удостоверения и намекали, что если бы они обратились повыше, ну то есть совсем высоко, то их бы обязательно пропустили. На самом деле, контроль был очень серьезный: надо было кроме билета показать еще паспорт болельщика с фотографией, при этом имена в обоих документах сверялись.
 Тим-лидеры, конечно, смотрели на нас, пенсионеров, с тоской. Думаю, им хотелось видеть в своих командах сплошь молодых и резвых красавиц или красавцев с отличным знанием нескольких иностранных языков. Однако, следуя одному из принципов волонтерского движения — «нет» дискриминации, в этом случае по возрасту, тим-лидеры держались корректно. Но мне показалось, что некоторые из них считали нас выжившими из ума.
Однажды, слушая объяснения тим-лидера о том, какие категории зрителей пойдут через наши ворота, я ради прикола спросила:
   — А Роналду пойдет через наши ворота?
Рассмеялись все, кроме тим-лидера. Он раздраженно ответил мне:
   — Конечно, нет!
Я его успокоила, что пошутила, но он всю смену посматривал на меня подозрительно.
Мне было немного сложно беспрекословно выполнять наставления тим-лидеров, так как я человек вполне самостоятельный. Один из них настаивал, чтобы мы заставляли болельщиков сдавать в камеру хранения их атрибуты  — шапки, баннеры, флаги и тому подобное. Я заспорила: они привезли их за тысячи километров, и вдруг я, какой-то волонтер без всяких прав, буду лишать удовольствия? Он настаивал и рассказал мне:
   — Один болельщик приехал в костюме индейца, у него шапка была метровой высоты, мы его развернули!
   — Эта шапка? — я показала ему фото, которое сделала во время предыдущей смены, когда дежурила в чаше. Ему пришлось признаться, что он говорит именно о ней. Этот болельщик не стал спорить и просто прошел через другие ворота.
Одна наша тим-лидер, полненькая хохотушка, довольно ответственная и заботливая, удивила нас своей прямотой. На вопрос волонтера, куда посылать болельщиков, если они будут что-то спрашивать, она так прямодушно и ответила, куда. Еще одна была такая длинноногая спортсменка, что угнаться за ней было просто невозможно, с ней же я проходила тренинг на стадионе. Тогда она как конь неслась впереди, объясняя устройство стадиона, а я замыкала группу тех, кто совершал восхождение на верхний, шестой этаж стадиона. Большое уважение вызвала скромная миловидная сибирячка, увлеченно болтавшая с китайскими туристами на их языке. Да в общем, все молодые ребята были молодцы, старались выполнить свою работу лучшим образом. 

Я познакомилась с волонтерами пенсионного возраста из Москвы, Подмосковья, Брянска, Ростова-на-Дону, Казани, из других городов. Многие уже поработали на Олимпиаде в Сочи. Все были открыты к общению, активно взаимодействовали, помогали друг другу. Ну и конечно, все болели за нашу команду. Первая победа показалась случайностью, никто не ожидал, что последуют другие. Во время матчей мы чаще всего сидели где-нибудь на скамейке у фонтана и слушали дыхание стадиона, пытаясь определить по нему ход матча. Конечно, мы горячо болели за наших, а еще — просто за результативный счет в основное время, потому что в случае дополнительного времени и серии пенальти наши смены удлинялись.
 Я направляла своим приятельницам фотографии со стадиона, и как же они мне теперь завидовали!
И вот уже финальный матч, последняя смена... Я работала в чаше, на верхнем этаже. Вид оттуда на Москву открывается потрясающе красивый! Смущало только, что небо темнело — собиралась гроза. Когда загрохотал гром, его эхо понеслось по гулким коридорам стадиона,  многократно усиливая звук. Казалось, что стадион развалится от страшного грохота. Честное слово, было страшновато. Церемония награждения прошла под сильнейшим дождем. Фейерверк еще более добавил грохота. Но летняя гроза быстро закончилась, не успев охладить воздух, было влажно и тепло. Болельщики стали покидать стадион, а волонтеров попросили занять места на трибуне перед президентской ложей. 
Официальные лица благодарили нас за работу. Было немного грустно от того, что все закончилось. Каждый волонтер получил подарок от организаторов — чемодан, очень красивого вишневого цвета, с символикой ЧМ-2018. Теперь в любой точке страны и даже мира можно встретить человека «своей группы крови», обменяться с ним улыбками и вспомнить об интереснейшем событии в жизни!

29. Счастье одиннадцатилетней мамы http://www.proza.ru/2018/01/07/2322
Лариса Вер
Вот такой парадокс: я совершила две пакости, получила от этого результат и … летаю от удовольствия! Хочется петь, на сердце так тепло-тепло, и я, аки полная дура, иду по улице, улыбаясь первым кленовым листочкам, сорвавшимся с насиженных мест. Пакости такие: во-первых, я «слила» информацию корреспондентам нашего городского телевидения об одной личности; во-вторых, я сегодня целый час подслушивала! И ни одного, даже крошечного укуса совести сейчас не испытываю!
А память подкидывает картинки из моего детства. Надо же, а я-то была уверена, что все стерлось, забылось, растаяло….
– Проходи, Иринка. Вот твоя кровать, тумбочка. Чтоб везде порядок был, – пожилая и почти лысая медсестра смахнула с тумбочки книжки и тетрадки на кровать, – сейчас Надю уже выписали, она вещи заберет через часок. И вот тебе постельное белье. Сама сможешь ведь расстелить? Не маленькая все ж. В каком классе учишься?
– В пятом. А где все остальные? – в палате стояло пять кроватей, но все пустые.
– На процедурах. А тебя еще доктор не смотрел.
Когда дверь за медсестрой закрылась, огляделась еще раз. За свои одиннадцать лет я впервые попала в больницу. Хорошо, что никого нет, хотя бы отдышусь. И тут у окна раздался сначала писк какой-то, и сразу же крик, столь мощный, что я тоже заорала. Оказалось, там была еще и детская кроватка! И сейчас из нее торчала голова орущей маленькой девочки. Боже, как я испугалась! Подбежала к ней, отскочила, заметалась по палате. Выскочив в коридор, схватила кого-то за рукав:
– Она плачет. Где ее мама?
– Анфиса проснулась! Ну, это все услышали. Ты чего такая перепуганная-то? – Уборщица зашла в палату, одним движением выдернула малышку из кроватки и посадила на горшок, даже не сняв резиновые перчатки с рук. Она только что мыла пол в коридоре. – У тебя сестренок-братишек младших нет, что ли?
– Н-нет.
– Понятно.
Так, больше тридцати лет назад я познакомилась с девочкой с необычным именем – Анфиса, и такой же необычной фамилией – Голосистая. Впрочем, фамилию ей дали здесь, в больнице, как и имя…
…Однажды сестра-хозяйка детской больницы пошла за новой шваброй. Только дверь открыла, и тут же осела: крик полугодовалой девчушки-подкидыша, да в гулких стенах хозблока, привел к тому, что видавшая виды тетя Варя потеряла сознание. В корзине, замотанная в байковое и страшно грязное одеялко, лежала девчушка. Сколько она там провела времени, в этом полуподвальном помещении, неясно, но оказалась страшно голодной и почти смертельно простуженной. С тех пор Анфиса больницу не покидала, плавно перетекая из одного отделения в другое. Я, конечно, знала, что бывают дети-сироты, но одно дело знать, и совсем другое – видеть все своими глазами.
– Мама, мамочка, давай мы ее себе заберем? Пожалуйста! – рыдала я у мамы на плече через пару дней. – Понимаешь, у нее совсем никого нет. Вчера у Анфисы был день рождения. Знаешь, какие были подарки? Ей сварили яйцо и сосиску на завтрак и не заставляли есть кашу. Она совсем не ест молочное, и поэтому после завтрака всегда голодная остается, ведь тут всегда молочная каша и чай с маленьким бутербродом. А потом ей подарили пластмассового одноглазого пирата и помыли. Я уже умею сажать Анфису на горшок и умывать. И хлеб ей маслом намазываю.
Но мама покачала головой.
– Нет, моя хорошая. Я уже узнавала: к ней скоро придут. Ее должны до Нового года удочерить. Какая-то пара оформляет документы, и послезавтра за ней приедут.
Наскоро попрощавшись с мамой, я взлетела на третий этаж, в наше отделение. Но Анечка, самая некрикливая и добрая медсестра, заступала на дежурство только вечером. Надо все у нее расспросить.
– Жри картошку! Ну-ка, бери ложку сейчас же! – Шефство над малышкой почему-то было отдано Ленке, девятикласснице, которая лежала здесь с гайморитом. Она орала на малышку как безумная, и почему-то никто не делал ей замечаний. Анфиса не плакала от окриков, только вздрагивала.
– Не кричи, она же маленькая, – я пыталась вступиться за кроху.
– Не вякай! Вот меня завтра выпишут, тогда сами будете ей ж… подтирать и суп с коленок стряхивать.
Наутро, действительно, Ленку выписали. Но этого так мало для счастья оказалось…Анечка вечером мне немного приоткрыла глаза на жуткое детство Анфисы: малышку дважды хотели удочерить, но оба раза до нее так и не дошли потенциальные папа и мама.
– У крохи такая медкарта, что мало кто из желающих стать родителями, захочет такой букет в комплекте с малышкой приобретать. Вот и эти, послезавтрашние, отодвинули свой приезд на три дня – до понедельника. Решили еще раз подумать.

– Кто за малой теперь следить будет? – сокрушающе покачала головой Анна Васильевна, наша врачиха на обходе.
– Я, – сначала я ответила, потом уже скользнула мысль: «Не справлюсь же!»
– Ты? Нет, надо бы к вам поселить кого-нибудь постарше.
– Я справлюсь. И… можно вас попросить? Надо ее кроватку поменять с тумбочкой местами: там от окна дует, а ночью ей прямо в глаза фонарь светит с улицы.
– Ого! Вот это материнский инстинкт! Ну, дерзай!
Теперь мне было некогда даже болеть. Я перебрала мешок с тряпьем – тем, что натягивали на Анфису. Половину этого барахла можно было выкинуть хотя бы потому, что оно было омерзительно грязно-буро-никакого цвета. Приличной одежды – три пары колготок, две футболки и два платья. Самое ужасное – вообще нет обуви. Малышке так хочется бегать, а кроме тапочек на три размера больше, нет никакой обувки. В больших тапках она падала. Или босиком носилась по палате, а потом спать ложилась с черными ногами… И тут я сама себе удивилась, своей решительности и находчивости: спрятав свою стеснительность, я прошлась по всему отделению, заглядывая в каждую палату. Детишек такого же возраста, как Анфиса – два годика – нашлось только двое. Я спросила у мамочек этих детей, нет ли обуви, которая не нужна их малышам. А потом выскользнула из отделения в тихий час и пошла в хирургическое. Тут пришлось перебегать из палаты в палату. Ко всем женщинам, которые лежали здесь со своими детками, я подходила с одним и тем же текстом, который заучила, чтоб было не так страшно произносить :
– Здравствуйте! Во втором отделении лежит девочка Анфиса, у нее нет родных. Позавчера  ей исполнилось два годика. Но у малышки совсем мало одежды и вообще нет обуви. Может, у вас есть что-нибудь, чем вы можете поделиться. Особенно тапочки нужны. Спасибо.
На следующий день я ревела от счастья: с самого утра Анфисе приносили передачки – платья, игрушки, печеньки, и, самое важное – сандалики и две пары мягких туфелек. Вообще, я теперь часто плакала: малышка засыпала вечером, крепко держа меня за большой палец всей своей маленькой ручонкой. Мне казалось, что я срослась с этой крошкой. Иногда она обвивала мою шею ручонками и прижималась всем тельцем. От этой преданности и любви я рыдала, представляя себе день нашего расставания.
– Иринка, ты смотри, так станешь мамой для нашей малышки!
День, когда должны были появиться очередные возможные родители для Анфисы, мы провели… на подоконнике коридора. Умытая Анфиса в лучшем платье, почти белых колготках и с сухарем в руке и я, взвинченная до крайности.
Я бегала ко всем окнам, чтобы посмотреть на подъезд к больнице, ожидая такси и женщину с мужчиной… В восемь часов вечера я совсем без сил упала на руки нянечки. А в палате Лиза наступила на мой карандаш. Неожиданно я так начала плакать, орать, топать ногами…. Натуральная истерика!
–Поч-почему за ней не приеха-ха-ли? – Сквозь слезы спрашивала я медсестер…
На следующий день меня неожиданно выписали.
– Мама, как же я оставлю Анфиску?
– Не переживай, через неделю все документы будут готовы, и ее заберут. Я узнавала у врача.
Через месяц я бегом пробежала через полгорода, чтобы узнать, забрали ли малышку новые папа и мама. Но на двери больницы меня ждало объявление: «Карантин». Меня не пустили. Еще через три года я снова оказалась в больнице. Анечка ходила огромная как пароход ¬– ждала двойню…
– Иринка! Я тебя помню!
– А Анфису? Анфису помните? Ее удочерили тогда?
Как будто земля передо мной лопнула от ее слов:
– Нет. Она в детдом была определена.
Видимо, врачи тогда велели маме моей оградить дочь от стрессов, забрать домой и пообещать хорошую судьбу моей названной дочурки мне. А я поверила…
Вчера судьба столкнула меня с молодой женщиной по имени Анфиса Голосистая еще раз. Я поделилась с подругой, работавшей корреспондентом, тем, что знала о детстве этого человека. И напросилась поработать тенью во время интервью с Анфисой. Меня раздирало от желания узнать о том, как сложилась ее жизнь.
– Почему вы решили стать воспитателем?
– Я часто лежала с пиелонефритом в больницах. И вот там поняла, как важно каждому малышу на планете иметь маму и добрых взрослых людей рядом. Одна женщина мне особенно запомнилась. Она поднимала из болезни сынишку – во время капельниц рассказывала ему сказки, перед сном читала «Руслана и Людмилу», показывала ему театр теней. А я лежала рядом, плакала в подушку и отчаянно хотела, чтобы и меня перед сном поцеловали в щечку, спросили, что приготовить на завтрак… Ее душевного тепла хватило даже на меня – она и мне стала помогать. Даже научила фенечки плести. Мне говорили, что с моими проблемами материнство, скорее всего, – не мое будущее. Но я хотела дарить свое тепло маленьким сердечкам. И в последний год в детдоме грызла все науки – лишь бы поступить в педучилище. Мне везло в жизни на хороших людей…
О своей жизни Анфиса рассказывала корреспонденту в кафе, а я сидела за соседним столиком…. Детдом, педучилище, жизнь в дворницкой городского парка, любовь, рождение сынишки – этапы жизни молодой женщины. Она преодолела много трудностей.
Теперь я шла, улыбаясь и взлетая от того, что у той малышки из моего детства, пусть не легкая жизнь была, но не сломала ее, не ожесточила. И внешность, и голова – на месте. И вчера на традиционном августовском педсовете городское начальство премировало  победительницу ежегодного областного конкурса «Воспитатель года» Анфису Голосистую ключами от новой квартиры. Браво, моя маленькая девочка!

30. Моя подружка Алиса http://www.proza.ru/2018/11/21/1762
Лариса Вер
– Давай, твоя сторона будет правая, а моя – левая?
Мы с моей подружкой Алисой любили играть здесь, в дровах. Две стеночки из брёвнышек были нашим уютным местечком, где можно было играть во всё: это и парикмахерская, и кукольный театр, а сегодня мы решили сделать квартиры. Я взяла себе правую сторону – там больше берёзовых полешек, она светлее. А Алисе досталась потемнее, но зато у неё было два окошка в квартире, а не одно, как у меня.
Маленький коврик на двух брёвнышках я сделала из мха, кусочек тюли натянула между двумя другими – это окно и штора, коробка из-под печенья стала столом.
– Ты ко мне скоро в гости должна прийти. А то мама сейчас на обед позовёт.
– Варя! Бегом обедать! – почти тут же и раздался мамин голос.
У мамы сегодня очень мало времени, чтобы днём со мной побыть. Её сменщица ушла в отпуск, и теперь надо очень много отчётов составлять. Я ей не мешаю, хотя очень хочется вместе посмотреть «В гостях у сказки» или просто порисовать.
– Ой, Варька, выгонят нас с тобой! Меня начальник вызывает на ковёр.
– А у него есть ковёр?
– Ну, нет… Так просто говорят про то, когда начальники ругают подчинённых.
– Вот ещё! Ну, я ему задам! Тебя нельзя ругать – ты же моя мама!
Суп был невкусный: там плавала морковка, и он был со сметаной. А это так некрасиво смотрится! Алиса тоже такой не любит. Она мне говорила.
Потом я села смотреть мультики, а мама ушла на ковёр к тому дядьке с рыжей бородой. Он вообще-то не злой. Но мама его боится. Он приезжает иногда на нашу метеостанцию. И тогда вечером мы собираемся все вместе и пьём чай в большой гостиной. И начальник этот, и все люди.
Скучно… Три дня я не ходила гулять – шёл дождь, трава стала такая противная: мокрая и тяжёлая, даже в резиновых сапогах и куртке было гулять неприятно. Я только до маминой вышки сходила, и обратно пришла. Там комната маленькая, а дядя Вася всегда много курит, и я кашлять начинаю. Мама мне дала книжку, где картинки были, но не красочные. И мне разрешили их разукрасить. Целых два дня я разрисовывала. А мама вечером мне читала перед сном новую книжку. Это какая-то история про мальчика и девочку, что уменьшились сильно-сильно и путешествовали в траве, как в лесу. Их чуть жук не съел!
Утром дождя не было. Я быстро натянула колготки, свитер, куртку и толстые штаны. Резиновые сапоги были мне маловаты уже, поэтому я их носила без шерстяных носков как раньше. Надо бегом всё подружке рассказать! Бухая сапогами, я почти бежала по дороге. Но что-то мешало наступать на левую ногу. Что-то попало в сапог. Рядом был только колодец. Опираясь на него, сняла сапог… И тут услышала странный звук. Кто-то рядом пыхтел. От ужаса я выронила сапог, и он отлетел куда-то в сторону. Пых-пых-пых!!!
«Может, это волк? Или волчонок?» Я не знала, какие звуки могут издавать волчата, но волков я боялась после того, как мама когда-то рассказала сказку про девочку в красной шапочке. Сердце внутри сначала замерло, потом стало так сильно стучать, что я и пыханье слышать перестала.
– Варя, ты что здесь стоишь? Ой, а почему такая перепуганная? Где твоя мама, Нина Анатольевна? – Водитель с метеостанции – дядя Витя, кажется, – шёл ко мне по тропинке. Он протянул руку и одним движением дотянулся до сапога.
– Там… пыхтит… кто-то…
– Да! Ты права, – и он развёл в стороны траву: там сидел ёжик! Настоящий!
– Ух ты! – я натянула сапог, и хотела погладить иголки пыхтелки.
– Нет, не надо, Варюша. Это еще ежонок. Если мы его потрогаем, то мама не сможет его по запаху найти. А он потерялся, скорее всего.
– И никогда не найдет дорогу домой?
– Его мама найдет. Не переживай.
Ох, сколько всего надо Алисе рассказать! Я побежала дальше. Но почему-то, даже сама не знаю, почему, перед брёвнышками я пошла почти на цыпочках. И услышала разговор, после которого в моей жизни изменилось всё стремительно и безвозвратно.
– Нина Анатольевна, понимаю, что это сложное для вас решение, но ради дочери вам надо согласиться. Я сделаю всё, чем смогу помочь. Ваша дочка через месяц должна пойти в школу. Всё же ей почти восемь лет. Дольше тянуть нельзя. И интернат – не самое плохое решение. Наш водитель по пятницам будет завозить вас за нею в городе. Суббота и воскресенье – ваши совместные дни. В понедельник завезете её обратно, и с опозданием приедете на работу.
– Мы с ней буквы учим… – послышался слабый мамин голос.
– Для развития ей нужно общаться с ровесниками, согласитесь…
Я перестала, кажется, дышать от ужаса. Не знаю, что такое «интернат», но жить в городе мне никогда не нравилось. Там в одной квартире с нами живёт противная тетка Рая. Она всегда ворует наши продукты и носки, и у неё воняет изо рта. И ещё там бегают крысы по полу.
Я тихонько ушла к брёвнышкам. Села там на корточки. Меня трясло – то ли от страха, то ли от холода. Пришла Алиса. Чтобы ей ворох всего рассказать, и никто не помешал нам, я увела подругу к Валуну. Так все называли огромный красный камень, который торчал на горке.
– Как мне страшно стало, ты не представляешь. Я думала, что это волк… Ой, а сейчас туман начнётся.
За разговорами мы не заметили, как подкралась эта мокрая белая вата. Здесь всегда так: «Чуть не досмотришь – и ты в облако попал!» Так мама говорит. Но… через пять минут мы схватились с подружкой за руки от страха: туман окружил нас так, что вытянутой руки уже не было видно.
Я хотела позвать маму, но почему-то крикнуть не получалось. Горло перехватывало, и я только открывала рот. Беззвучно. А вот свистнуть получилось. Правда, очень тихо вышло первый раз. Но второй – погромче. Мы пошли вперёд, выставив руки в эту вату. Жутко, когда даже пальцы видны плохо. Будто ты растворяешься в тумане. И он тебя ест. Казалось, что мы идём полчаса. Но никаких звуков метеостанции не было слышно совсем. Даже Чарли не гремел цепью… Там, у мамы на метеостанции жили Чарли и Пальма. Сердитый Чарли всегда привязанный, а Пальма маленькая и ласковая. Я ей сосиски и сухарики носила, тайком от мамы. Мысли о собаках немного отвлекли от ужаса тумана.
– Ааа..Ааа..
Рядом со мной появилась тень. Это же Пальма. Она виляла хвостом и будто звала за собой. Мы пошли следом. Пальма дожидалась, когда мы будем совсем рядом, но гладить себя не давала, отходила на несколько шагов.
– Вот она, Ниночка! – меня за руку схватила лаборантка тетя Валя. – Ох, и напугала ты нас, Варька! В тумане можно часами блудить! Как дорогу нашла?
– Нас Пальма вывела…
– Доча, напугала как! – мама обняла меня крепко-крепко. И они с тётей Валей друг на друга странно так посмотрели. Протяжно.
– Вези её в город, Нина. Одичает она здесь совсем. Тошно ей.
На следующий день мы с огромными сумками поехали устраивать другую жизнь нашей с мамой семьи…
Жаль... Алиса исчезла из моей жизни.Когда я в каникулы приезжала с мамой в горы на метеостанцию, компании у меня не было. Даже странно, что я непроизвольно тогда придумала себе подругу детства, и свято верила в нашу дружбу.

31. Осень http://www.proza.ru/2018/11/21/1709
Владимир Печников
      Ах, уж эта осень…- пришла и пролетела! А где итоги? Что-то лень их подводить. Осень шагнула из лета хромыми предзимними ногами вместе с нашими мыслями-потугами о прошедшем времени, грубо годом обозначенными. Нет, не сидели мы, луну наблюдая – спешили, торопились, делая вид, будто живём для других, но с постоянным чувством собственной неустроенности. Ведь как не крути, а в голове всё чаще идут непреложные проявления от всё более ускоряющегося жизненного процесса, ведущего к завершению. А как же… Все проблемы пытаемся решить одномоментно, разом и навсегда, забывая поделиться обыкновенным теплом человеческим с близкими хотя бы людьми. Какая уж тут романтика нежная, когда спешим накидать в рот вкусной еды, в неуёмном потребительском беге и завалиться на самый любимый, одушевлённый до боли в печёнках диван на котором, отдышавшись непременно планируем раздать тонну неприобретённого добра вскорости. Но как только встаёшь с неохотой с друга нежно-упругого, ты мчишься вдаль с невероятной скоростью затыкать, открывающиеся вновь и вновь злополучные мещанские дыры, и чтобы сразу, и чтобы все, а уж потом… А, потом - тот же круговорот собственного дерьма в окружающей природе, тот же диван и та же осень, когда лень подводить итоги, потому что точно знаешь – ничего опять не успел. У каждого из нас, наверное, она своя – своя собственная осень. И каждый, исходя из лично набранного веса - опыта житейского, рассуждает с укором и винит себя, но более всего - свалившуюся внезапно на голову осень, уверенно переходящую в зиму.
      Платон Петрович - странный добрый человек, всегда привлекал меня своей душевностью, рассудительностью и такой невероятной любовью к жизни, что жалко очень порой становилось его потому, что вроде и жил как все: детей нарожал, дом построил, сад посадил, но всё куда-то делось, испарилось и вернуться не обещало до самой смерти. В начале девяностых две доченьки его уже в молодом возрасте вдруг ни с того не с сего стали на взрослых мужиков заглядываться. А потом, когда в Грецию они поехали по приглашению одной из фирм, то стали поступать в село слухи, что заделались привлекательные девчушки в обычные проститутки. Слухи-то слухами, но до Платона Петровича не доходили они, или же не хотел он их воспринимать как должное. Прошло время, растолстели девахи, выгнали на трассу, бензин разливать… Домой ни ногой, видимо такое житьё-бытьё вполне устраивало. Вроде бы и внук народился, но не везли и не показывали. Несколько звонков телефонных за двадцать с лишним лет и… всё. Платон Петрович ждал-ждал, да уже под восемьдесят, когда стукнуло, собрал необходимые документы и выправил себе загранпаспорт. Только ехать куда не знал, никто не говорил и не приглашал. Вот ведь штука какая с ним стала приключаться, помимо наступающего старческого склероза - стал он сам себе жизнь свою собственную придумывать, особенно когда в запой уходил. Нет-нет, не алкоголик он никакой, запой он для себя тоже сам придумывал: выпьет, порой, две-три четвёрки водки в течении нескольких месяцев – это и есть для него запой.
      - Вот, Володя, с тобой просто дело приятно иметь… - сказал Платон Петрович, подойдя однажды ко мне на рынке, - Умеешь ты выслушать, да и в сыновья мне годишься. Никогда поперёк дурного слова не скажешь, да всегда присоветуешь что-нибудь.
      - Да ты в запое, Петрович? - Смеялся я, - Гляди-ка четвёрка из кармана торчит!
      - Есть такое дело, уважь старика, дай в твоей машине примоститься, да послушай какой я тебе случай расскажу интересный.
      - Да не вопрос, и стаканчик дам и помидорку на закуску найду самую вкуснявую. Я ведь во век твою чехонь не забуду, всегда меня ей угощаешь.
      Дед выпил рюмку, крякнул, да и начал свой рассказ удивительный с необычным для меня продолжением:
      - Ты вот Вовка стоишь тут, торгуешь, и детишки у тебя при деле с внуками, а самое главное они ж ведь при тебе, на виду протянутой руки, так сказать. А я… А что я… Нет на жизнь не жалуюсь, прожил достойно  её - жизнь-то эту. Девок вон каких вырастил, они теперь в бизнесменах у меня в самой Греции. Слыхал небось? Вона глянь-ка какой себе загранпаспорт выправил, приглашают приехать немедленно на постоянное место жительства. Но сам подумай, куда я поеду к чертям собачьим, ведь помирать, наверно, в скорости. На Родине, Вов, хотса,  помереть-та. Почитай уж восемь десятков мне. Вот к внуку съездил в Москву… Ты чё не знал, что ли? Да-да, внук-то мой из Греции ентой свинтил и в саму Москву подался. Щас таку должность занимает тама, ага… В самом областном Гаи, шишкой, ядрёно-корень, какой-то серьёзной ошивается. Занятой он по самое небо, позвонить аж некогда, не то что в гости приехать, с дидом ридным повидаться. 
      Платон Петрович, смахнул слезу, проглотил очередную толику водки и продолжил:
      - Я вот и решился на своей пятёрке-то туда поехать, прям в Москву енту.  Ты понимаешь, какой случай со мной в дороге произошёл. Знак стоит запрещающий, а все под ним проезжают. Вот и я проехал. Да где ж его черти земляные взяли, придурка ентого с палкой полосатой? Вы, грит, нарушили, дедуля. Ага, мол, нарушил, так и чё? Туточки до меня цельная колонна прошла, а ты на мне остановился. Ничё, грит, не знаю, давайте протокол составлять. Я ж тут и набрался сверхнаглости, мол, сколько с меня стребуваете в денежном выражении исчислительном. Показывает мне тут же палец один. Не дурак, понял сразу, что тышшу. А мне чё, пенсия большая, на, грю… Еду дальше, внуку звоню по сотовому, так мол и так. Уже к вечеру сижу у него на кухне, сам-то он цельными днями и вечерами на работе,  а я чай пью, покуриваю… Бац, звонок в дверь. Открываю – стоит тот самый полицейский, что меня тормознул и мою тышшу в руках держит. Извините, мол, так и эдак, больше я вас никогда не потревожу, и никто из наших даже. Номер вашего автомобиля у всех на самом виду записан.
      Удивился я такому просветлению небывалому в глазах моего собеседника. Петрович прям выпрямился, расположившись одновременно на сиденье удобно, да лихо ногу за ногу закинул.
      - Ты вот чё, Володя, пошёл я в разнос дюже… иди купи ещё четвёрку. Полную не осилю, но и этой будет, чую, маловато.
      Какие проблемы, для старшего друга сходил через дорогу в магнит, принёс и распечатал четвёрку. Расплылась на лице улыбка в седой бороде, усы аж к носу сами по себе закрутились.
      - На мой дедушка мороз, попотчую тебя враз!
      - Хорошо тут у тебя Вовка, атмосфера располагает к раскрытию души старческой. Мне ведь девчонки мои и доллары по почте присылали… Да, ты чё… Я их первый раз как побачил, думал, что квитанции какие-то с облигациями или ваучеры ихние. Живут-то хорошо, что ты! Меня приглашают, а у меня сердце щемит за родное кладбище деревенское. Я ведь как-то, даже к внуку в Москву саму летал на своём чермете. Рассказывал тебе небось когда-то, а ведь знаешь, как приятно думать, что внук таку большую должность занимает. Главный он там в Гаи Московском. Такой молодой, а уже генерал, способный с малолетства. Я ж знаю по письмам. Я выехал на кольцевую, а они тут как тут… - двое полицейских. Пройдите, мол, для создания протокола по поводу вашего нарушения. Я сразу им в лицо, грю, сколько? Показывают каждый по пальцу. Не дурак, понял сразу, что по тышшэ кажному требуют. Без выкрутасов, достаю без вопросов всяческих и разговоров некчёмных. Уже вечером сижу на кухне внуковой, чай пью, да покуриваю… слышу звонок в дверь. Открываю, вот они соколики, обое нарисовались не сотрёшь. С извинениями, да, ты что, с угрызениями совести и всё такое прочее. Суют мне две тышшы и грят, что никто меня в ихней Москве никто не остановит. Вот те и внук, понял чё?
      Не стал я ничего говорить, даже в процессе нисколько и не переспрашивал, только улыбнулся, но продолжил внимательно слушать, чтобы не испортить атмосферу необычайную.
      - Я вот закусил твоей помидоркой, а она такая Володя сладкая, словно жизнь наша. Только вот тоже съел я её, жизнь-то в вечном ожидании чего-то родного и непонятно тёплого и скусу не понял. Знаю, что сладко жить, а не хватает видно ума чтобы понять её сладости.  Всё вроде есть и девчонки мои пристроены и внук вон какой. А он внук-то знаешь где у меня? Ого, если б ты знал, в самой Москве! Вон куда из Греции его закинуло, на саму Петровку 38, сам диву даюсь. Важная персона он там, что не говори. Я вот однажды плюнул на всё, даже на чехонь и другую рыбалку, да и поехал на своём жигулёнке в гости к роднуле ненаглядному, раз уж в Грецию родные могилы не отпускают. Еду, гляди, уже с Кольцевой хотел повернуть, да знак не заметил, а они – волки, откуда только и взялись вчетвером на машине мне наперерез встали. Я не растерялся, нет, что ты… Грю, мол, сколько вам, соколики! А они, представляешь, как один мне по пальцу показывают. А мне чё, жалко четыре тышшы чё ли? Нате, курвы, нате, опосля расчёт буде, не иначе. Я внуку набираю, а тот, мол, не кручинься дед, всё уладим, будь спок! Что ты думаешь, сижу вечером, чаёк себе прихлёбываю, звонок в дверь… Открываю, вот они, словно на параде, все четверо и четыре тышшы их главный мне протягивает с извинениями всяческими, чуть ли не с поклонами.
      Слушал я уже Платона Петровича без улыбки, смотрел на его лицо, которое изменилось необычайно то ли от водки, а то ли от переживаний внутренних вдруг меняться стало.
      - Ты знаешь, Володя, - вдруг ошарашил он, - Не слухай ты меня, дурака старого, нет у меня никого… Ни внука нет, ни дочек нет и никогда уже, наверное, не было. Да и меня уже не будет. Прощай, хороший мой человек!
      Долго я смотрел вслед враз ссутулившемуся деду, медленно идущему по тротуару, одной рукой опираясь на палочку, а другой постоянно вытирая лицо. Через неделю Платона Петровича не стало. На похороны дочки из Греции так и не приехали.

32. Весна, жизнь, любовь http://www.proza.ru/2016/03/23/427
Владимир Печников
    
     Любовь, да… Особенно первая, такая яркая со своим волшебством воспоминаний, которые мы очень даже запросто  задвигаем  в тот самый дальний ящик допотопного  стола собственной истории, от которых часто убегаем, прячемся стеснительно, не давая, проявится в жизненной суете. Но уж если нахлынут вешними водами те воспоминания в полушария головного мозга, то милым эмоциям нет предела, нет преград нежным чувствам и нет им любых границ! Первая влюблённость, без сегодняшнего ума и разума такая наивная и беззащитная, голая и чистая, исходящая из собственного сознания и  не приемлющая позиции того, которому она предназначена. А всё потому, что первая любовь –  это очаровательная сказка, это нами же придуманное и снятое цветное широкоформатное в 3D кино, при просмотре которого мы сами, на основе полученного опыта, и приходим к своему теперь уже взрослому уму с разумом. 
     Лично я всегда был влюблён. Всю жизнь. До самых сегодняшних дней. С тех пор, как себя только помню, любил и не представляю без этого никакого   вообще существования. Кто-то помнит себя с раннего малолетства, но я, почему-то, только с пяти лет. И то в самом конце этого возраста, ближе к шести. А уже к семи годам имелась в моём детском жизненном арсенале глупенькая, но   личная влюблённость, - искренне мила моему сердцу и нежно приятна при воспоминании.

     Конечно же, это была соседка, так бывает чаще всего, Ленкой её звали. Мы жили на окраине города, на широкой улице в обычных однотипных домах, построенных нашими родителями, недавно прибывшими из деревень на постоянное городское место жительство. Ленка всегда перед моими глазами предстаёт в таком образе: бежит вприпрыжку в коротеньком ситцевом платьице, в стоптанных сандаликах,  а в руках держит гранёный стакан и кричит:
     - Вовчик, побежали!
     - Куда, куда? – озадачиваюсь я, отодвигая в сторону новый игрушечный мотоцикл с мотоциклистом – гонщиком, который был подарен совсем недавно отцом.
     - Ты что, воду продавать! Щас, на мороженное… запросто… мне дядь Женя сказал… так можно-о-о!
     О-о-о… это был первый в моей жизни бизнес! Да, в те года, вы что, какое там!? 1969-й по-моему… Мы с Ленкой, не поверите, простую воду продавали, с ума слететь и не  встать, которую наливали из обыкновенной уличной обшарпанной временем колонки. Жара  невероятная стояла, градусов под тридцать, как пить дать. Люди идут по раскалённому асфальтовому тротуару вдоль, только что сданного в эксплуатацию Проспекта  Текстильщиков, и нет-нет, да и захочет кто-нибудь из тогдашних Советских граждан с гражданками культурно попить водички холодненькой из стаканчика, а не прямо из-под колонки. Копейка – стакан, и дел никаких! Красота и нам на удивление столько денег с неба  рухнувших в руках держать, ох как приятно от всей души нашей искренней! Я, конечно, за кассира и за наливальщика. И за главного тоже я, это уж само собой, ведь у кого есть карман в потрёпанных шортиках, где деньги хранятся, тот и главный. Закон природы.  Как сейчас помню: я обеими руками зависаю на тугой ручке  водопроводного агрегата, жму и…- вода  бьёт с остервенением о камни, обдавая нас, новоявленных предпринимателей, незабываемой кучей холодных, но горячих брызг. Ленка на подхвате, такая лёгкая вся, порхает со стаканом здоровенным, словно бабочка, да ещё и песенки поёт от всемирного удовольствия, свалившегося ниоткуда на наши детские головы. Прохожие улыбаются удивительной непосредственной нелепости, но лезут в карман и достают драгоценную волнительную копеечку. Нет, я теперь думаю, что не за воду, а за своё же приподнятое враз настроение эту копеечку доставали.

     А ведь тот дядя Женя, который надоумил нас маленьких этой забавной игре, до сих пор жив и здоров. Летом навещал его. В свои восемьдесят  читает  наизусть целый том Лермонтова и выучил два иностранных языка, чтобы остановить процесс Альцгеймера.
     Копеек тридцать мы тогда заработали, целое богатство, которое тут же было потрачено на два эскимо и два стакана газировки с сиропом.  Я со своей подружкой почти никогда не разлучался, нам было интересно и весело, мы только лишь спали по отдельности, каждый в своём доме, но маленький водяной бизнес  сплотил до невероятной близости. Дошло даже до того, что в одном из сараев, при игре в докторов и раненых на войне, мы как-то непринуждённо сняли друг перед другом трусики. Вот тут-то и встал вопрос ребром.
     - Ай! – сказала Ленка, округлив до невозможной степени свои карие глазёнки, в которых явственно вырисовывалось слово мама.
     - Ой! – также непроизвольно сказал я, а про себя подумал: - Ни фига себе! Совсем у неё – ни фига!
     Слово «Ни фига» было любимым выражением моего старшего брата, поэтому оно давно перекочевало в мой детский лексикон.
     Ленка в упор смотрела на меня, а я на  неё. Руки непроизвольно пошли вниз и потянули вверх то, что до этого с такой лёгкостью сняли. Вот ведь, мы, как говорится, вроде бы единое целое, неразделимое, оказались вдруг на  такой высоте, когда    удивительно внезапно поняли что-то такое, словами необъяснимое, но указывающее на своё место. Лично мне, тогда в голову пришло сразу одно, что мы оказывается совершенно разные люди. Конечно, многие мысли тут же стали говорить о том, что теперь к прошлому нет возврата, а это значит разные пути, потому что не подходим друг к другу и отношения должны в корне поменяться. Это я уже сейчас взрослым умом,  примерно предполагаю, но где-то так оно и было. Мы глядели уже в пол сарая, переминаясь с ноги на ногу, на миг, позабыв про всё на свете, особенно я.
     - А побежали воду продавать! – вдруг закричала Ленка.
     - Ага, побежали! – поддержал я свою подружку, идя у неё в очередной раз на поводу, совершенно не замечая, что она была инициатором всех наших начинаний.

     И мы побежали! Да, побежали по-нашему прекрасному, удивительному детству, наполненному и счастливому, вперед к стремительно наступающему новому миру со своими ошалелыми примбабасами и необыкновенными заморочками!
     С того самого дня,  я и Ленка по-прежнему носились по улице, играли во всевозможные игры, догонялки и пряталки, продавали воду, но в глазах появился иной, особый интерес, о котором мы тогда ещё по своей детскости просто не задумывались, но он точно был, потому как иначе и быть не возможно. В конце концов, дошло до того, что Ленкины родители решили вдруг поменять место жительства и увезли мою подружку с нашей улицы. Больше я её не видел никогда. Но ещё долго переживал и волнительно сравнивал Ленку с другими девчонками, всё чаще и чаще попадающиеся на моём жизненном пути…
     Ни в коем случае здесь не может быть первой любви, это и так всем понятно.
Просто хочу попытаться из всех своих влюблённостей её определить, начиная, как говорится, с самых истоков. Следующая влюблённость случилась сразу перед школой, в которую я пошёл почти с восьми лет, в подготовительной группе детского садика «Солнышко». Это была Танечка.  Я уже тогда, в том возрасте, намерен был на ней жениться.

33. Красин - ледокол-легенда http://www.proza.ru/2010/10/16/16
Феликс Цыганенко
   Разве можно было оставаться равнодушным к судьбе «дедушки» русского флота, ледокола «Красин»? Когда в период так называемых «реформ» 90-х годов, новоявленные коммерсанты, у которых за душой ничего святого, добрались до легендарного корабля. Поэтому моряки арктического пароходства внимательно следили за теми событиями, что происходили вокруг ледокола.
   Побывать на «Красине» мне довелось в Арктике в 1968 году. После окончания ленинградского арктического училища я работал электриком на ледоколе «Капитан Мелехов». Два ледокола встретились у архипелага Шпицберген, после того, как  капитаны договорились о рандеву по УКВ- связи. Такое случалось в Арктике: обменивались фильмами, продуктами, брали у «коллег» топливо и пресную воду.
   По трапу, опущенному на лёд, с радистом «Капитана Мелехова» Игорем Арефьевым  мы пожаловали в гости  к его  коллеге на «Красине». На ледоколе мы были приятно удивлены интерьерами коридоров и помещений судна-ветерана. Особенно смотрелись большие зеркала в инкрустированных рамах и  дорогие люстры. Куда там «Капитану Мелехову», построенному, кстати, значительно позднее «Красина», в 1956 году на верфи Хольстрем Хисталахти, концерна "Вяртсиля" в Хельсинки, Финляндия?!  Но тут следует сказать, что «Красин» побывал в большом ремонте  и модернизации - в Германии. Старую паровую машину сохранили, но перевели с угля на мазут. Перестроили помещения: вместо кубриков на двадцать мест оборудовали четырёх- и трёхместные каюты. А главное - сохранили корпус особо прочной конструкции...
О героических страницах «Красина» в летописи русского ледокольного флота, вплоть до его постановки на вечную стоянку, рассказывали  документы музея истории  Мурманского морского пароходства.  Его первоначальное название - «Святогор», а построен в 1917 году на верфи Ньюкасл-на-Тайне (Великобритания). Строительство осуществлялось по проекту адмирала Степана Осиповича Макарова и под наблюдением российских инженеров.
   Более 35 лет «Красин» был самым мощным ледоколом в мире. Прославилось судно спасением экспедиции воздухоплавателей под руководством Умберто Нобиле, потерпевшей крушение в Арктике в 1928 году. Дирижабль «Италия» неудачно пытался покорить Северный полюс. Шесть стран Европы послали 19 судов и 21 самолёт, но до 82-го градуса северной широты добрался только «Красин», взяв на борт оставшихся в живых членов экспедиции.
   В те же июльские дни 1928 года «Красин» спас и напоровшийся на льдину немецкий лайнер «Монте-Сервантес». На его борту находились 1500 туристов и 318 членов экипажа. Восемь дней и ночей латали моряки «Красина» немецкое судно, откачивая воду из затопленных трюмов. Глава нашей спасательной экспедиции профессор Рудольф Лазаревич  Самойлович особенно подчёркивал заслуги в спасении «немца» старшего механика «Красина» М.И. Ершова и старшего помощника капитана П.А Пономарёва – будущего первого капитана атомохода «Ленин».
   А сколько событий связано с кругосветным плаванием «Красина», начавшееся в 1934 году?  Преодолев Атлантический и Тихий океаны «Красин спешил спасать челюскинцев, оказавшихся на льдине в Чукотском море. Бедствующих, однако, сняли с льдины лётчики, ставшими первыми Героями Советского Союза. Ледокол было решено оставить для обычной работы на Дальнем Востоке, приписав к порту Владивосток. После нескольких навигаций в тяжёлых льдах судну потребовался ремонт. Прямо из порта Провидения ледокол отправили в США.
   После ремонта «Красин» должен был вернуться в Западный район Арктики на помощь воюющему флоту. Так что, замыкая давно начатый кругосветный маршрут, «Красин» возвращался. Тихий океан, Панамский канал, Атлантика...   На этом отрезке были заходы в Балтимор, Галифакс и Глазго. Рискуя встретиться с рыскающими вдоль американского побережья фашистскими подводными лодками, ледокол шёл безоружным. В Глазго «Красин» вооружили, поставив три пушки и шестнадцать пулемётов. Судно стало похожим на крейсер прошлого века. Готовясь к последнему этапу пути, ледокол перешёл в Исландию.
   Из исландского порта Рейкьявик в северные порты России очередной конвой выходил под кодовым названием PQ-15. В его составе шли 25 транспортов и 20 кораблей охранения. «Красин» в составе конвоя был под вторым номером.
За время перехода экипажу неоднократно приходилось отбивать атаки фашистских бомбардировщиков. Мощный огонь орудий «Красина» и умелые действия его капитана М.Г. Маркова выручали ледокол. На счету ледокола два подбитых торпедоносца. Активное сопротивление моряков транспортных судов и военных моряков кораблей эскорта сделали своё дело - противник был отбит, военные грузы доставлены по назначению.
   И вот ледокол «Красин» вошёл в Мурманск. Боевая кругосветка завершена, но впереди ещё три года войны, в которой героический ледокол продолжил боевую службу…
   Долгие годы судно проходило под флагом Мурманского морского пароходства.  Но время брало своё. На вооружение флота стали поступать могучие атомные ледоколы и «дедушка» «Красин» скромно ушёл в тень, уступив место молодым и сильным. В 1989 году «Красин» пришёл в Ленинград для продолжения службы в почётной должности единственного в мире плавучего ледокола-музея.
   Удивительные  приключения легендарного корабля произошли в пучине рыночных отношений.  Постановлением Совмина в 1990 году «Красин» был передан для научных целей  сомнительной организации  под громким названием  «Международный фонд истории науки». «Научный» фонд, состоящий из нескольких россиян и одного чеха, сразу же стал использовать ледокол в коммерческих целях.  На «Леониде Красине» - так назвали теперь судно, стали перевозить подержанные автомобили, совершив по Европе три рейса. Однако «учёным» показалось, что затея приносит мало доходов. Ледокол-легенду они решили... продать в США через подставную московскую фирму. В свою очередь американцы намеревались превратить «Леонид Красин» в музей, поставить его на Аляске на вечный прикол и зарабатывать деньги с охочих до русских сувениров и экзотики богатых туристов Нового света. Вот какое было «замечательное» время неразберихи и безвластия в стране!
   На пути коммерсантов встал вновь назначенный капитан ледокола - Лев Бурак. Итогом его нелёгкой борьбы стало постановление Правительства в 1992 году  о том, что «Леонид Красин» является историческим памятником и охраняется государством. В судебном порядке, ледокол был возвращён государству.
   Однако мытарства корабля на этом не закончились. Через некоторое время группа рядового состава экипажа фактически захватила его, поставив нового капитана. С позволения сказать, моряки, набранные фондом в злачных заведениях Кронштадта, выносили и продавали всё - хронометры, одеяла, предметы сервировки, детали интерьера корабля. Многочисленные группы иностранцев обманывались предприимчивыми дельцами. Пожертвования посетителей на содержание ледокола распределялись между новоявленными бизнесменами, едва нога милосердного визитёра ступала с судна на берег.
   Дело дошло до рукопашной. В мае 1994 года начальник транспортной милиции северной столицы генерал Власов предоставил изгнанному капитану  взвод ОМОНа, который вместе с новым, набранным экипажем, взял судно на абордаж.
   С тех пор чёрная полоса новой жизни для «Леонида Красина» закончилась.  Ледокол встал у причала Балтийского завода в Санкт-Петербурге и выполнял свою прямую роль - славить историю освоения Арктики. Эта стоянка носила временный характер. Постоянное место стоянки, исторически закреплённое за ним - это набережная лейтенанта Шмидта  у 15 линии Васильевского острова, где 5 октября 1928 года сотни тысяч ленинградцев, руководство города и страны торжественно встречали знаменитое судно…            


34. Богема на борту к Таймыру http://www.proza.ru/2018/10/08/1257
Феликс Цыганенко
   Когда  в пароходстве подбирали судно, чтобы  отравить на нём в Дудинку группу художников из Ленинграда,  остановились на теплоходе «Дедовск». А главное, подошёл грамотный, интеллигентный  и спортивный, молодой капитан  Василий Кириллович Дубрава. Двенадцать мужчин и женщин, членов Союза  художников России, добирались на Таймыр, в творческую командировку. И лучшего капитана, который смог бы создать на судне соответствующую обстановку, чем Дубрава, администрация пароходства не видела…   
Моряки с любопытством рассматривали группу модно одетых представителей богемы, собравшихся в кают-компании. Как-то непривычно было наблюдать на грузовом судне, в арктическом рейсе на  Дудинку, столько изящных созданий женского пола и бородатых мужчин с курительными трубками Части питерских художников в качестве жилья старпом предложил пустовавшую каюту судового врача, лазарет, практикантскую и лоцманскую каюты. Остальных – подселили  в каюты старшего комсостава, имеющих блочное жильё.
   
   Присутствие на рудовозе художников, особенно женщин, которые своими красивыми руками непостижимым образом нанесут на холст арктические пейзажи за бортом, создавало какую-то удивительно тёплую, домашнюю обстановку на «Дедовске», транспортном судне с сугубо мужским коллективом…
   В Карском море была сложная ледовая обстановка  и  Василий  Кириллович вынужден находиться на ходовом мостике сутками. Тем паче, что шли под проводкой атомохода «Арктика». За бортом судна – бескрайняя снежная панорама с ледяным покровом, а в тёплой и уютной рулевой рубке – молодые женщины, похожие скорее на манекенщиц, нежели на членов Союза художников.
      Устроившись по бортам ходового мостика, богемные женщины, взмахивая тонкими, нежными кистями рук, отображали в карандашных эскизах будущего героя своих полотен – молодого полярного капитана на ледовой вахте. Высокий и стройный судоводитель с биноклем на груди и целеустремлённым взглядом в заснеженную арктическую даль – являлся прекрасной естественной натурой. Глядя восторженными глазами на Василия Кирилловича, столкнувшись, может быть впервые в жизни с представителем настоящей мужской профессии, хрупкие дамы были очарованы Арктикой и её покорителями. Но они оказались и практичными женщинами, скрашивая арктические будни капитана не просто своим присутствием в рулевой рубке. В перерывах творческого созидания женщины варили крепкий ароматный кофе, весело щебетали и угощались вместе с капитаном…
      Конечно, при выходе судна на чистую воду,  капитан был вынужден оказать ответный знак внимания, потому приглашал молодых женщин в свою каюту и накрывал стол. Общение с молодыми женщинами, особенно с изящной и очень талантливой, как считали её подруги, Светланой Ларченко, было приятно для молодого капитана. Но и несколько утомляло, в чём он признался бывалому моряку, старшему механику Владимиру Владимировичу Калинину. Для капитана, выполняющего первый арктический рейс в этой должности, плавание во льдах требовало большого напряжения и бессонных ночей…
     Настоящая творческая обстановка царила и в большой каюте старшего механика Калинина, где прижились «квартиранты»:  два молодых, при пышных бородах, художника. Хозяин каюты, прибывший из отпуска,  чинно сидел в кресле и позировал питерским мастерам кисти, дымившим курительными трубками. На столе красовалось крымское вино «Массандра»,  фужеры,  минеральная вода, красные яблоки и… пепельница. Нет, это не было экспозицией для натюрморта, просто периодически принятый живительный глоток вина помогал деятелям соцреализма в плане вдохновения. Что до «дедушки» (как величали на судне  старшего механика) Калинина, он терпеливо позировал художникам, не забывая поглядывать на тахометр, закреплённый на носовой переборке каюты. Частота вращения коленчатого вала и Главный двигатель – это жизненная и профессиональная установка  стармеха океанского судна!  У художников иная цель – портретное изображение благородного и мудрого старшего механика…
   В заполярном порту Дудинка, куда прибыл «Дедовск, была запланирована командировка группы художников к нганасанам на востоке Таймыра. Большая часть их древнего рода  проживала на долганской этнической территории – Усть-Авам.  В верховьях реки Дудыпты около ста человек обитали в тундре, на «точках» охотничье-рыболовецкого промысла. Сюда и добирались с Дудинки  несколько мастеров живописи,
     Крепко сожалели остальные  мастера кисти, упустив возможность  посетить самый северный народ Евразии, отобразив его в зарисовках! Это была бы редчайшая экспозиция, например, в журнале «Живописец»,  который издавался в Санкт-Петербурге с 1903 года…
   А пока, ленинградские художники качественно использовали стоянку судна в порту.  Прежде всего, посетили охотничьи угодья в окрестностях Дудинки и оленеводческие стойбища в близлежащих хозяйствах. Ведь кто таков северный олень? Это царь природы Таймыра, символ основного занятия северянина, главный источник его благополучия. Художникам удалось прокатиться в оленьей упряжке. Затем, они поспешили ознакомиться с краеведческим музеем, рукоделием и необычными сувенирами жителей Долгано-Ненецкого округа в торговых точках.  Интересной оказалась и зимняя  одежда из оленьей шкуры и крупных пластин из рога оленя.
      Те, что оставались в Дудинке, изъявили желание вернуться в Мурманск на  «Дедовске» – больно хороша тут оказалась обстановка для творческого созидания. Глубоко вздохнув, капитан  Дубрава был вынужден запросить по этому случаю пароходство и… получил положительный ответ. 
   Подошло время, когда теплоход «Дедовск» тремя гудками тифона оповестил Дудинку, что подошло время прощания. Трюма рудовоза заполнены грузом алюминия и меди из Норильска на Роттердам, с заходом в Мурманск, а румпельное отделение (помещение рулевой машины на корме судна) - сохнущими картинами. Это был результат интересной и захватывающей работы питерских художников.  Им будет чем отчитаться перед творческим объединением Союза художников России. Командировка удалась на славу не только в творческом плане, они ознакомились с крайним Севером, мастерами рукоделия и царём природы – северным оленем. И ещё: деятели искусства с Большой Земли обрели в морском коллективе подлинных друзей…
   Прошли годы…
   В судьбе капитана Василия Кирилловича Дубрава произошли большие изменения. Молодой и перспективный специалист морского флота был направлен на учёбу в академию внешней торговли. По окончании, ушёл работать в качестве торгового атташе в одну из европейских стран.
      На художественной выставке за рубежом и произошла удивительная встреча Василия Кирилловича с  очаровательной художницей Светланой Ларченко, угощавшей его когда-то кофе на трассе Северного морского пути! Именитый теперь художник представляла на выставке картины с видами бескрайнего русского Севера, Таймырского полуострова и великой сибирской реки Енисей…


35. Апокалипсис 2 Часть 1 http://www.proza.ru/2018/11/21/973
Ян Архипов
             Мир был молод и красив.  Многие животные, видимо недавно, по геологическим меркам, вышедшие из воды, всё ещё продолжали откладывать яйца в воду. Однако, уже появились и такие, которые откладывали яйца на суше-более- крупные, с толстой кожистой скорлупой, защищающей от высыхания и механических повреждений. В воздухе носились  жуки и стрекозы. По ночам лес оглашался пением цикад и сверчков, а крупные светлячки становились зеркалом, отражающим небесный свод.
- Как хорошо, что эволюция ещё не успела выработать разумные формы жизни и нам не придётся ни с кем делить или даже драться за этот дивный новый мир - подумала  Ни-И.
       Она отошла уже довольно далеко от поселения, без  оружия для защиты от диких животных, без  активного фильтра для защиты дыхания. И то и другое оказалось не нужно.  Местные животные, даже наземные хищники не обращали на них никакого внимания. Главное – не подходить близко к молодняку и кладке яиц, чтобы не растревожить первобытных мамаш. Воздух оказался вполне пригоден для дыхания, содержания кислорода в нём было даже немного с избытком, но самое интересное - местные микробы, вирусы и грибы были индифферентны к их чужеродным организмам, не находя привычной для них среды и не вступая ни в какое взаимодействие. С недавних пор, как объяснил биолог Ин-Ю, они нашли себе новый, неисчерпаемый источник питания - стали перерабатывать поверженные умершие папоротники и деревья.  Первоначально всех обязывали носить скафандры и шлемы для того чтобы избегать контакта с местными микробами. Оказалось, что в этом нет необходимости. И это было самое важное открытие на новой планете. Какой смысл в колонизации нового мира, если ты отделён от него скафандром, как в космосе?!
        Они  были здесь богами- неприкосновенными и всемогущими. Жалко, что в новом мире не было ещё цветов, травы  и летающих животных. Да много ещё чего не было. Это всё будет.   Готовится масштабная колонизация, строятся и готовятся к отправке  в новый мир большегрузные космические корабли с переселенцами,  семенами и животными. Два корабля уже находятся в пути.
         Земля под ногами пошла под уклон  и вскоре она увидела внизу бассейн небольшой речушки.  Вот хорошее место чтобы сделать  фото! Речка  медленно струилась в своём ложе, окаймлённая  невысокими берегами. Она остановилась под высокими хвойными деревьями, оставаясь невидимой со стороны реки. Сразу за обрывом берега начиналась местность, покрытая зелёными мелкими папоротниками.   На берег вышло стадо местных  растениеядных. Это были  существа величиной с крупную свинью с устрашающими  клыками  и неким подобием клюва, как у черепах. Несмотря на столь жуткий вид, существа были безобидными. Они поедали растения и корни растений, выкапывая их из-под земли своими бивнеобразными клыками. Вдруг в совершенном молчании из-под  молодых деревьев гинко, украсивших своими правильными конусообразными формами противоположный берег речки, быстро  выбежало крупное существо с  плоской вытянутой вперёд головой и зубами, длина которых, казалось, была больше необходимой, для головы такого размера  и схватило животное, находящееся в стороне от стада за короткую толстую шею. Огромные клыки и резцы подобно механическому ножу отрезали большой кусок мяса с толстой шеи животного. Тварь тотчас проглотила, не жуя, оторванный кусок плоти и, пока стадо  растениеядных  осознало и развернулось для отражения атаки, саблезубая особь изогнула своё узкое длинное тело с массивным хвостом и на прямых быстрых ногах  успело покинуть место убийства. У растениеядных ноги располагались по бокам туловища. Это делало их менее подвижными и заставляло изгибать всё тело при  ходьбе. Ни-И отвела взгляд из-за сострадания к поверженному животному. Проклятый мясник, ладно бы пожирал своих жертв, а то вот так –оторвёт кусок мяса и убежит. Никто не в силах противостоять ему. Доминирующий хищник в этом мире.          
Везде такое, на всех уровнях: за маленькими растениеядными охотятся маленькие хищники, за большими – большие. А совсем  маленькие животные – за насекомыми. Все они не очень отличаются по внешнему виду от лягушек, тритонов и ящериц. Иногда встречаются особи в большими гребнями на спине, напоминающие рыб, но как сказал биолог Ин-Ю, этот гребень служил им для терморегуляции. Однажды она видела ящерицу с кожистыми перепонками между передними и задними ногами. Первые попытки освоить воздушный океан.
       Она сделала несколько снимков и в это время из воды показалась крупная до двух метров длины тварь, похожая на раздутого крокодила. На своих коротких толстых лапах она поковыляла к убитому животному. Растениеядные не стали вступать с ним в схватку. Просто отошли в сторону.  Убитому не поможешь, а их самих эта тварь не догонит.
            Ни-И сделала несколько снимков «крокодила» и собралась уже идти обратно в лагерь, когда почву слегка тряхнуло. В отдалении громыхнул долгий протяжный гром. Если бы не содрогание почвы, можно было подумать, что приближается гроза. Запахло серой. Планета молода и геологические процессы ещё продолжаются.
             Ни-И заторопилась к поселению. Гром не стихал. К нему добавилось полное безветрие как перед бурей или ударом цунами.
                В посёлке разведчиков шла лихорадочная подготовка к эвакуации. Она подбежала к коменданту поселения И-Ю.
       - Ты почему не отвечаешь на вызов кома?-спросил он возмущённо, вместо приветствия.
  -       Не слышала пока бежала,- сказала Ни-И.
-  Значит так, по данным метеозонда, в нескольких километрах от поселения вот-вот начнётся сильное извержение. Мы срочно эвакуируемся. Берём только самое необходимое. Вездеходы готовы. Ты полетишь с оставшимися на вертолёте.
                Внезапно весь мир содрогнулся. Магма, отделившаяся когда-то от ядра планеты и искавшая выход, наконец, прорвалась наружу. На горизонте появились клубы чёрного дыма, и воздух задрожал от  поднимающегося жара. Стена дыма быстро распространялась во все стороны.
   - Что-то не совсем похоже это на извержение вулкана, -произнёс с недоверием И-Ю.
         Они быстро уселись в вертолёт и поднялись в воздух. Два снаряжённых вездехода должны были двигаться в сторону, противоположную от поднимающейся стены дыма. Прежде всего надо было ознакомиться с обстановкой и определить в какую сторону лучше бежать. То, что они увидели, походило на фантастическую картину ужасов, созданную больным воображением. Огромная  территория превратилась в кипящий котёл. Огонь, не видимый прежде из-за дыма, быстро распространялся и в мгновение ока сжигал лес и животных, спасающихся бегством. Земля трескалась, проваливалась в бездну. Лава неиссякаемым потоком изливалась из недр земли. Ни-И казалось, что она слышит  стоны и предсмертные хрипы тысяч животных, сгорающих в этом огне. Надо было бежать, бежать без остановки от этого быстро распространяющегося по поверхности ада.
          Извержение буквально разрывало поверхность, и из трещин тотчас же поднималась раскалённая, жидкая, базальтовая порода. Огненная дорога катилась на восток,  на глазах расширяясь и уничтожая всё, что попадалось на её пути.  Было совершенно ясно, что поселению со всем оставшимся оборудованием и припасами вскоре придёт конец.
-  Плохи наши дела, -промолвил Ю-И.- Дважды плохи.
      Ни-И вопросительно посмотрела на него.
- Это не извержение вулкана, это трапповый магматизм. Такое бывает на  скальных планетах. Извержение может продолжаться долго, даже годы, а на этой планете имеется только один, пусть и очень большой континент, поэтому никому не удастся скрыться от его последствий. Нам необходимо бежать, бежать как можно дальше от этого места,- проговорил Ю-И.
-  А как же переселенцы? Ведь они уже в пути! – обеспокоилась Ин-И.
-  Ничего не сможем сделать, - ответил Ю-И. -  Космический приёмо-передатчик  остался  в поселении. В любом случае, наш невыход на связь приостановит переселение до выяснения причин. С поселением можно распрощаться и надо уходить на север. На максимальное удаление  от эпицентра извержения.               
Он связался с водителями вездеходов и отдал приказ всем двигаться на север.
          Через несколько часов исхода у вертолёта закончилось горючее, поэтому его пришлось оставить, а пассажиров пересадить в вездеходы. Катаклизм буквально по пятам настигал их. Несмотря на то, что скорость вездеходов была достаточно высокой, им пришлось ехать почти весь день,  чтобы переместиться на безопасное расстояние. Обычно чёрное в ночное время суток небо на этот раз, подсвеченное грандиозным пожаром, стало серо-розовым.
             Они остановились на ночлег. В течение одного утра они остались без поселения, дальней связи, горючего, оборудования и продуктов. Запасы,  взятые на вездеходы скоро иссякнут. Необходимо было провести общее собрание колонистов и выработать стратегию дальнейших действий, выживания на этой чужой планете. Главный вопрос, от которого зависела дальнейшая стратегия, касался  состояния и объёма плюма— восходящего потока вещества мантии. Как долго продолжится излияние базальта ?  Ю-И приказал учёным во главе с геологом Лю-И смоделировать ситуацию на компьютере и доложить о возможных последствиях.
        Моделирование заняло большую часть ночи и полученный на модели результат не порадовал. 
-  Судя по данным метеоспутника, извержение продолжается с той же интенсивностью и это означает, что закончится оно очень не скоро,- начал своё выступление перед колонистами утром следующего дня геолог Лю-И.
-  Мы предполагаем, что  данный  мантийный плюм  в состоянии извергнуть около 3 миллионов кубических километров  магмы. О размерах площади, которую займёт извержение можно только строить предположения.

36. Субъективный бассейн http://www.proza.ru/2018/11/20/492
Ян Архипов
         «И все же я знаю, что живу. Это реально. Я есть.  Это всегда было,- пришел шепот, - И всегда будет».     Ричард Бах  «Гипноз для Марии»

    Открытый поселковый бассейн, в котором Сергей научился плавать,  занимал в его детстве большую роль.
 
Во-первых, конечно, мальчишки в жаркие летние дни проводили там почти всё время.
Во-вторых, через некоторое время в бассейн запустили зеркальных карпов и почти вся  молодая мужская часть населения посёлка, лишённая до этого момента возможности рыбачить,  бросилась в поселковый магазин за крючками и лесками. В бассейне он поймал рыбу первый раз в жизни. В августе. С тех пор как-то так и пошло, что самые яркие впечатления в жизни всегда были связаны с водой и с августом.
 
    Самое романтическое впечатление жизни произошло в августе после третьего курса института. Тем летом, оформляя справку для работы вожатым в пионерском лагере, он познакомился с девушкой из педучилища. Она тоже должна была работать вожатой. Отработав июль, он поехал провожать её в пионерский лагерь по месту её практики. Это было совсем в другой стороне от города, в местечке со странным названием - Сухая река. Заезда школьников ждали на следующий день, пока приехали только вожатые и воспитатели, но их не хватало для полного штата. Начальник лагеря, узнав, что Сергей только что прошёл практику и имеет, таким образом, опыт работы, предложил ему остаться поработать. Он согласился после ночи проведённой со своей практиканткой в пустом корпусе пионерского лагеря. Всю ночь они проговорили, лежа на кроватях для вожатых  на мансарде  летнего домика и даже и не поцеловались тогда в первый раз. Отношения  были самые невинные. Они дружили, он помогал ей в работе с её отрядом малышей. Свой отряд старшеклассников, предоставленных часто сами себе, особых хлопот не доставлял.  Днём ходили со своими отрядами  в удивительно дремучий лес. Больше ему такие леса не встречались. По ночам над лагерем нависали огромные августовские звёзды, казавшиеся особенно яркими из-за ночного темени этого месяца лета.
Реки поблизости не было. А может и была, но что толку от «сухой» реки. Поэтому они водили детей купаться на озеро, возле соседнего пионерлагеря. Берега озера были топкие, заросшие камышом, поэтому для купания была оборудована специальная площадка, до которой надо было добираться по длинным  мосткам. Купаться самим днём возможности не было, надо было присматривать за подопечными, поэтому пару раз ходили  вдвоём туда ночью, хотя это было и страшновато. Все окружающие в лагере воспринимали их как влюблённую парочку и спрашивали, когда они планируют пожениться. Пожениться! Да  они только что научились целоваться. Но как у настоящих влюблённых однажды случилась и размолвка. Он уже и не помнит  из-за чего. Да это и неважно. Сергей почувствовал себя очень несчастным и одиноким.  Заснуть не мог, и понесли его ноги далеко за полночь на это озеро. Он разделся и поплыл на середину. Нет, топиться не собирался, просто переживания требовали какого-то физического действия. Потом  лёг на спину и замер. Над ним были только звёзды. И вокруг него были только звёзды, отражавшиеся в чёрной воде. Словно  он находился в космосе среди звёзд. И никого больше не было в мире. Только звёзды и он – не человек,  а разум Вселенной, бог. От мановения его десницы звёзды начинали танцевать на чёрной поверхности.   Вселенная и он составляли одно целое. Все переживания и волнения растворились из-за своей ничтожности в этом озере-океане Вселенной, и на берег Сергей выбрался с большим впечатлением от пережитого в озере.

  Ей ничего не рассказал. Вскоре они помирились, а осенью расстались.
Вспомнились байдарочные походы. Во время одного из них, это опять был август и опять неописуемо теплый и притихший, с ребятами из турклуба они плавали на байдарках по большой реке. Байдарка не рассчитана на  крупные реки, но они и не собирались заплывать далеко. Только на противоположный берег и там - до большого заброшенного яблоневого сада. Вечерами, пристав к берегу, они переворачивали байдарки для просушки, готовили уху, пели песни под гитару. Запах реки, запах воды и костра, тихий шелест речных волн. На обратном пути, ловя попутный ветер, прикрепили к байдарочным вёслам листы полиэтилена, служившего для защиты палатки на случай дождя, плыли, держа в руках мачту-весло с парусом. Каждое мгновение этой речной жизни было восхитительно и наполнено красотой окружающего мира.
 
     Да, самые яркие впечатления в жизни, наверное, у всех были в молодости. Прошли годы и то, что казалось раньше невозможным, свершилось. Он стал стареть. Для людей, следящих за своей внешностью, старость наступает раньше, чем для других. Их приводит в отчаяние появившийся седой волос на виске, или новая морщинка возле глаз. Они совершают титанические физические и косметологические усилия, чтобы справиться с этой напастью. Но справиться с ней, как известно, нельзя, а косметика, подобно маске только скрадывает наступающую неизбежность. Для него такие перемены ничего не значили. Наша внешность  меняется постоянно,  с момента рождения и воспринимать это как наступление старости не стоит. Главное, как говорится, душой оставаться молодым. Теперь-то он понимал, что это тоже уловка, нацеленная на то, то чтобы убежать от старости. Подобно тому, как повзрослев, мы некоторое время ещё остаёмся по инерции детьми, ещё не освоившись со своим новым положением, так же и постарев,  мы, уже подсознательно, продолжаем играть роль людей среднего возраста. Но иногда молодежь ставит нас на место, уступая место в трамвае, или обращаясь к нам  на улице с вопросом, в начале которого стоит слово «отец». 

   Но самый убедительный сигнал о переходе тела в новое состояние приходит изнутри, через болезни. Однажды осенью после возвращения с дачи в левом колене что-то щёлкнуло, и нога осталась в полусогнутом положении. Странно было ощущать себя инвалидом. Какое это оказывается наслаждение - ходить. Его быстро поставили на ноги, к счастью.
Ещё через пару лет заболело второе колено - какой-то гоноартроз. Потом стало прихватывать сердце.
Надо было как-то с этим бороться. Он стал ходить в городской  бассейн.  В молодые годы Сергей проплывал за сеанс 20 раз по плавательной дорожке. Он решил подняться до этой планки опять и не опускаться ниже как можно дольше.
       Однако, успехи были кратковременными. Не хватало дыхания, чтобы плавать с равномерным ускорением. Время не менялось, но расстояние, которое он проплывал, постепенно сокращалось. И вместе с этим всё чаще посещали меня мысли о немощной старости.
       «Хитрость жизни в том, чтобы умереть молодым, но как можно позже» -гласит китайская пословица. Как это правильно, чёрт побери.  Почему люди не могут подобно африканскими голым землекопам или тибетским пищухам умирать сильными и здоровыми? Ещё и раком эти зверьки не болеют, кажется.
Смерть всегда сильно пугала людей и поэтому для самоуспокоения люди обращаются к религиям, обещающим «жизнь вечную». Само это словосочетание абсурдно. Если это будет другая, загробная жизнь, то жизнь земная, всё равно уже окончится. 
          И что значит «вечная жизнь»? О какой вечной жизни может идти речь, если даже Вселенная обречена на умирание. Звёзды, кажущиеся нам вечными, прогорают и взрываются.  Тем более – жизнь, само появление которой на определённой планете длится в космических масштабах, очень короткое время.  Говорить о бессмертии можно только при относительном сравнении длительности жизни различных существ. Для бабочки, живущей несколько дней, человек – бессмертное существо. Для людей точно так же, например,  морская губка из глубин Ледовитого океана, живущая 2-3 тысячи лет, может считаться бессмертным существом. Жизнь слишком хрупка и слаба. А смерть - вполне естественна. Естественная смерть – форма обновления жизни. Поэтому бессмысленно укрываться от страха смерти в религии, обещающей «спасение».
    Вот только, последний этап нашей жизни непредсказуем. Не всем удаётся «дожить до глубокой старости и умереть молодыми».
    Может природа подаёт знак, когда надо уйти? Кошки следуют знакам. Кошка уходит от своих любимых хозяев, прячется в какой-нибудь очень укромный уголок, где её никто не найдёт. Не ест и не пьёт и через некоторое время умирает. Она не знает о смерти. Просто кто-то невидимый начинает доставлять ей боль и страдания, и она прячется подальше от обидчика.
                *****
-И что только не взбредёт в голову пока плаваешь! - подумал Сергей Павлович, отталкиваясь от бортика бассейна в очередной раз. Он грустно улыбнулся. Чем короче оставался срок пребывания на земле, тем больше ощущалась радость жизни и труднее было уйти.
- А может я уже ушёл и меня больше не существует, я - призрак, застрявший в материальном мире? Всё это плавание, плеск воды - просто  мои воспоминания, субъективные ощущения? А самого меня уже нет?
Мимо Сергея Павловича проплыл мужчина в чёрных очках для плавания. Сергей Павлович развёл широко руки, и пятка проплывающего мужчины больно саданула его по большому пальцу руки.
 «Я –жив. Я ощущаю материальный мир», - подумал  Сергей Павлович, поднимаясь по лесенке из бассейна.
       Он долго стоял под душем, затем старательно вытерся полотенцем.  Народу в раздевалке уже не было, когда он зашёл туда после душа.  Сверху, из тренажёрного зала подошли двое потных «качков» и  стали раздеваться, готовясь зайти в душ.
-    Как у тебя бизнес? - спросил один.
-   Нормально,  работаем, –ответил другой,- Менеджера я прогнал и рекламу в газеты больше не даю. Только интернет – рекламу оставил, и она себя оправдывает.
-  Молодец. А мне ипотеку надо выплачивать. Машину отремонтирую свою, продам.
-Может в бассейн после душа?-  предложил первый.
- Да ну к чёрту!- отреагировал бизнесмен. – Ты слышал, что на прошлой неделе там мужик старый утонул? Плавал и в это время, видимо, сердце схватило.  Достали, стали откачивать. А бесполезно уже.
-Да, - протянул первый, - легко человек умер.
  Почему Сергей Павлович не слышал, не знал и  не помнил и об этом случае? Может это он умер?! И пришёл шёпот: «И все же я знаю, что живу. Это реально. Я есть.  Это всегда было. И всегда будет». 


37. Прощальный день http://www.proza.ru/2016/11/21/1394
Джина 3
   Это был тёплый майский день. Москва. День победы. Почти закончен первый класс московской школы. Я вполне сносно говорю по-французски, с блеском решаю математические задачи аж за седьмой класс. Все прочат мне карьеру великого математика, удивляясь и поражаясь логике. Отец заканчивает московскую военную академию. Всё прекрасно. Впереди вся жизнь.
   Ещё вчера была свадьба моего дяди по отцу. Весёлая свадьба, на которую приехали все родственники. Худенький дядя Саша, которого я всегда видела только в милицейской форме, надел на свадьбу красивый костюм песочного цвета. Тётя Галя, его невеста была в нежно розовом длинном платье. Я ходила вокруг неё, мне очень нравилось платье, но я никогда до той поры не видела таких толстых женщин. Потом мне уже объяснили, что тётя Галя скоро похудеет, когда родит мне двоюродного братика. Свадьба выдалась на славу. Моя мама даже сказала потом: «Надо же. Всё цивильно. Никто не валялся и никто никого не бил». Но это было вчера. А сегодня все поехали смотреть салют.
   Над Москвой-рекой красочное действо из выстрелов и разноцветных огней пылало во всё небо. Рядом стоял дядя Володя, старший брат отца из Новосибирска, высокий, мускулистый в белой рубашке. Я видела его тогда в последний раз, больше встретиться не довелось. Тётя Клава и тётя Валя – старшие сёстры отца, в нарядных цветных платьях, обе учительницы русского языка и литературы из Калининграда. Мне довелось увидеть их ещё один лишь раз, через семь лет. Двадцатилетний высоченный парень – младший брат отца – Женя, дядей я его не звала, просто Женя. Но и его я в этот день видела в последний раз.
   После каждого выстрела и распускающихся в небе цветов салюта, все мы громко кричали: «Ура!». Рядом с нами, на мосту через Москву-реку стояли другие радостные люди. Маленькая девочка, лет двух, сидя на плечах у своего папы громче всех кричала: «Уряяяя!»…
   Прошли годы. Через пять лет не стало дяди Саши, потом ушла тётя Клава, разбился на машине Женя… Время неумолимо… Не стало дяди Володи, тёти Гали, потом моего отца, а сейчас и тёти Вали. Я всё собиралась съездить в гости, но как-то всё откладывалось на потом, а сейчас и ехать уже не к кому. Заброшены математика и французский. Логика переросла в следственную аналитику, а жизнь… А жизнь почти вся позади. Только вспоминается тёплый майский вечер. Москва. Салют. Мои молодые радостные родственники и громкий крик «Уряяяя!» над расцвеченной салютом рекой.


38. Свято место пусто не бывает http://www.proza.ru/2018/11/24/1252
Джина 3
     «Милая! Мы с тобой уже полтора месяца общаемся. Я уже люблю тебя всей душой. Я понял, что не могу жить без тебя, ты одна меня понимаешь в этой жизни».
     Худющий, небритый мужик, с остатками похмелья по всей опухшей роже, удобно устроившийся в кресле перед телевизором, тыкал в кнопки подаренного женой «Айфона». Он опасливо оглянулся, потянул ноздрями воздух, прислушался. С кухни неслись ароматные запахи доваривающегося борща, жареного мяса и ещё чего-то ванильно-орехового. Там же лениво переругивались жена с дочерью. Он прислушался. Дочь выпрашивала что-то у матери, та, в свою очередь, это что-то давать не хотела. «У, кобылы!» – зло подумал мужик, и опять заглянул в «Айфон». Блаженная улыбка разлилась по его раскрасневшейся, вздутой морде: ему ответили.
     «Солнце моё, я тоже в тебя давно влюблена, но меня останавливает твоя семья, ну и то, что ты младше на 18 лет».
     Мужик быстро затыкал в кнопки:
     « Любимая, возраст не преграда. Жена для меня ничто!»
– Олег, иди ужинать, – вдруг раздался над ухом голос жены, – Давай поскорее. Опять в игрушки играешь? Лучше бы повесил шкафчики на кухне, так и стоят на столах, очень мешаются.
– Опять не даёшь мне с мамой пообщаться, – огрызнулся мужик, – Знаешь ведь, что она специально в это время к соседке ходит, чтоб со мной пообщаться через ВК. Сейчас приду. Не буду же я жрать кипяток, пусть остынет. А шкафы пусть твой сын повесит. Жлоб вон какой, а у меня спина, руки и ноги больные.
– Чёт-то ты разговорился сегодня, не хочешь жрать, так и скажи, – и жена, виляя аппетитными бёдрами, удалилась на кухню.
     Мужик впился глазами в экран.
     «Котик, ну если это тебя не смущает, то я готова быть твоей единственной возлюбленной. Но у меня небольшие проблемы, моль поела шубку…»
     «Родная, я куплю тебе две шубки, только будь со мной!» – мужик погладил ручку кресла, там, в потайной щёлке, лежала сегодняшняя зарплата. Олег подумал: как хорошо, что он не дал ничего жене, хотя, в принципе, она давно ничего не просит. Но эту зарплату он и пропивать не стал, потому что у него появилась любимая. Конечно, его жалких грошей вряд ли хватит на шубку для неё, но главное им встретиться, там уж он обаяет её своей неотразимой улыбкой и крутым сексом. Олег взглянул в зеркало и осклабился: Жёлтые, сколотые кое-где зубы заборчиком, через один, мило смотрелись на его роже. «Крут!» – пригладил он начинающую лысину. С постельными делами у него тоже было давненько не ахти, но чем он хуже француза, у него же есть пальцы! Мужик опять затыкал в кнопочки.
     «Выходи за меня замуж, Майечка! Я сделаю тебя самой счастливой на свете!»
     «Я согласна, о, мой Олежек!»
     «Давай, наконец, встретимся в реале. Я готов переехать к тебе хоть сейчас!»
     «Может, чуть повременим? У меня ремонт. Как-то неуютно вить любовное гнёздышко среди банок с красками и мешков со штукатуркой…»
     «Родная, я быстро закончу твой ремонт!»
     «Олег, ты ж работаешь…»
     «Я после зарплаты всегда ухожу в запой, я же тебе рассказывал, сегодня зарплата была, так что меня неделю на работе не ждут. Милая, любимая Майечка! Соглашайся! Я уже сегодня буду весь твой!»
     «Ну, хорошо, хорошо. Давай встретимся…»
     «Где? Во сколько? Как же я хочу тебя!»
     «Давай через два часа у гипера «Браво». Белый «Мерс» М130ДУ. Буду ждать…»
     Мужик сладко потянулся, почесал ладошками щетину, подмигнул своему отражению в зеркале и почапал на кухню. Нахлебавшись вкусного борща, слопав гуляш с пюре, он вонзил остатки зубов в огромный кусок домашнего торта. Жена с дочерью уже поужинали, дочь мучила планшет и что-то показывала матери, обе смеялись и искоса поглядывали на него. Олег заволновался: вдруг дочь его страницу вскрыла в ВК. Он поёрзал по стулу, дожевал ужин и заявил.
– Катя, я долго думал, – он сделал длительную паузу, картинно задумавшись. Жена и дочь поверх планшета уставились на него, – В общем, я с тобой развожусь. Я полюбил другую женщину и хочу быть с ней, – выпалил Олег на одном дыхании и затравлено посмотрел на жену.
– Когда уходишь? – заинтересованно спросила жена.
– А я? – прошептала дочка.
– Доча, ты всегда будешь моей дочей. Это я от мамы ухожу. Катя, я ухожу сейчас. Вещи пока все забирать не буду, заберу на днях. На квартиру не претендую.
– Ещё б ты на квартиру моей матери претендовал, тем более ты здесь и не прописан.
– Конечно, твоя мать меня не прописала.
– Правильно сделала, она давно знала, что ты кобель похотливый. Ну, всё, пошёл – вали. Освобождай помещение.
     Достав из кладовки старенький рюкзачок, Олег быстро покидал в него кое-какие вещички, забрал из кресла заначку, натянул куртку и выскользнул из дома. Душа его пела. Жена, видимо, не оправившись от шока, не устроила скандал, хотя объяснений с Катей Олег побаивался: дородная Катерина могла и сковородкой припечатать, если что не так. На автобус садиться не стал, глянул время: как раз, если пробежать три остановки пешочком, он успеет на встречу с любимой точь-в-точь.
     Белый «Мерседес» выделялся на стоянке возле гипермаркета, как белый лебедь среди пёстрых уток, такими Олегу показались грязные, уставшие за день автомобили, окружавшие белое чудо. Перекинув рюкзак на другое плечо, он засеменил к белоснежному красавцу, скрывающему в своём нутре его любимую женщину. Устроившись на сиденье, он скинул капюшон и, боясь спугнуть чудо, взглянул на свою избранницу, сидящую за рулём.
     Олега словно окатило ушатом холодной воды, потом бросило в адское пламя. На водительском сиденье расположился бородатенький востроглазый дедок, внимательно и чересчур серьёзно разглядывающий Олега.
– Вы, наверно, личный водитель Майечки? – тревожно спросил Олег, – Или её папа?
– Нет, Олежа, – усмехнулся дедок, – Я – майечка и есть. Ты ужо извиняй старого, делать нечего, скукота, вот и общаюсь со всеми. У меня много страничек.
– Но… – промычал Олег.
– Ну, что но? Первый ты такой сурьёзный попался. Так-то я пообщаюсь да отшиваю. А ты, вишь, запал таки на мою Майечку.
– Но фото…
– А, фотки-то?Так это престарелая английская модель. Я думал, ты узнаешь. Её альбомами весь инет завален. Не узнал, значит… То-то я думаю: все реальную фотку просят, а ты нет. Ну, короче, извиняй, пошутили и будет.
– Но я от жены ушёл, – потерянно промычал Олег.
– Ну, так вернись.
– Не пустит, – уверенно сказал незадачливый влюблённый и вылез из сверкающего «Мерседеса» в холодную  жамкающую сырость ноября.
     Он шёл, просто шёл, не разбирая дороги. Стыли мокрые ступни, куртка, промокшая от моросящего дождя, пропускала ледяные струйки по спине, которые скатывались по костистому позвоночнику Олега и, согреваясь, пропадали где-то у копчика.
     Звонок. «Вот ещё и мать, как некстати», – подумал Олег, но ответил.
– Сынок, ну, как дела. Ты уже встретился со своей роскошной женщиной. Ты как мне позвонил, когда ушёл из дома, так я себе места от счастья не нахожу. Ну, как она? Красотка? Она тебя точно любит?
     Олег в тираду матери не мог вставить и словечко.
 – Кстати, я позвонила твоей Катьке, высказала всё, что о ней думаю. Эта крыса меня послала, сказала, чтоб я вместе с тобой шла на…
– Мама! – наконец, вставил словцо Олег, – Можно я у вас с папой в деревне поживу?
– Зачем, сынок. К нам не надо. Мы с папой дом продаём, к Ленке в Питер собрались уезжать, она зовёт.
     Олег отключился. Он брёл по улицам тёмного города, так и не ставшего за пятнадцать лет ему родным, вспоминал, как строил родной дом в деревне, водился с младшими братьями и строил козни старшей сестре Ленке. Слёзы разочарования, смешиваясь с дождём, ещё больше мочили трёхнедельную щетину. Ноги его привели к дому, где он прожил пятнадцать лет.
     Шторки на окнах были распахнуты, благо первый этаж, всё видать. Он припал к окну. В комнате танцевала Катька в своём любимом красном платье с соседом Борисом. Четырнадцатилетняя Светка сидела в любимом кресле Олега с ногами и уплетала торт, отчекрыживая столовой ложкой прямо от целого. Она весело смеялась, показывая пальцем на мать. Пара повернулась боком, и Олег увидел на пальце жены красивое кольцо с камнем. Такого у неё не было, да и вообще никакого не было. Обручальные кольца он давно снёс в ломбард, да так и не выкупил, сказав жене, что где-то, наверное, затерялись. Приглядевшись, Олег и у Светки заметил обновку – серёжки и браслетик.
     «Это как же за каких-то три-четыре часа эта шалава уже мужика нашла? – зло подумал Олег, – А я как? А я куда?» Он отошёл от окна, подхватил с земли камень и швырнул в светящееся счастьем окно, а потом  резво побежал в ночь.

39. Точка доступа гл.1. http://www.proza.ru/2018/11/18/1596
Ольга Романеева
Машина бесшумно остановилась и я сразу же выбралась на бодрящий морозный воздух, сморённая дальней дорогой. Внешний вид дома производил на меня тягостное впечатление. Может быть из-за того, что не люблю готический стиль с его угловатыми, острыми формами и мрачными горгульями, которые злобно поглядывают на тебя сверху, словно знают обо всех грехах. При взгляде на всё это мне упорно лезли в голову старинные склепы и кладбища с коваными оградками, украшенными острыми пиками. Вероятнее всего, владелец испытывал похожие чувства, так как решился на эксперимент в стиле фьюжн, используя краски пастельных тонов и обилие позолоты на фасаде. Но ему явно не хватало вкуса и чувства меры – уж очень неуместно смотрелся ряд белых ангелочков в перилах широкого крыльца. Я плохо знала Олега Петровича, но, судя по властному, командному голосу, ему больше подошёл бы холодный ампир.

В дополнении ко всему Красновский, чтобы подчеркнуть особый статус среди соседей, распорядился расставить по всей территории статуи. Стояли они в самых неожиданных местах, и за две недели я так и не смогла к ним привыкнуть. И вообще, во двор старалась не выходить, занимаясь дизайном внутри дома и каждый раз содрогаясь от несчастного вида жалких белых фигур, припорошенных снегом. С другой стороны, с таким клиентом было легко работать – достаточно тщательно исполнять все капризы, сочетать несочетаемое, и он будет доволен. Гораздо тяжелее приходилось со своим собственным вкусом и видением красоты. Спасало лишь то, что работа давала неплохой доход и возможность ни от кого не зависеть. После посещения таких «шедевров» вдохновение прямо вырывалось из меня и требовало немедленно всё исправить. И я послушно сидела за компьютером и творила. Уже ради одного этого стоило браться за такие заказы.
Максим, помощник Олега Петровича, потянул за блестевшее на солнце кольцо из соединённых бивней лопоухого слона  и распахнул передо мной массивную дверь, приглашающее махнув рукой.
В небольшом холле явно ощущался недостаток света – единственное окно с многоцветным витражом, высокое и узкое, словно стрела, выходило на северную сторону. Широкая лестница из белого мрамора через пролёт разделялась надвое и, изгибаясь, скрывалась в полумраке. Я невольно поёжилась и застегнула только что приоткрытую молнию на куртке.
– Олег Петрович ждёт вас.
Охранник стоял слева в углу, небрежно прислонившись спиной к распахнутой двери, и скучающе смотрел на нас. Максим, не обращая на меня внимания, быстрым шагом направился к нему. Мне ничего не оставалось, как поспешить следом.

Лестница круто уходила вниз, когда я подошла, спина Максима уже практически сливалась со стенами. Я замешкалась на пороге (с детства боюсь темноты), но, когда Максим распахнул внизу дверь, стало немного светлее, и я побежала догонять его. Перепрыгивая через ступеньки, успела порадоваться, что надела сапоги на низком каблуке. Сзади топал охранник, умудряясь сопеть и насвистывать одновременно.
Максим дожидался нас в широком коридоре. Под потолком тускло светила лампочка, вкрученная прямо в патрон, провод висел на торчащей из бетонной стены железке. Очень сильно пахло побелкой и мелом.
– Мы, вроде, договаривались о дизайне дома, а не подвала, – повесив сумочку на плечо и засунув руки в карманы куртки, поинтересовалась я.
– Я в курсе, – равнодушно пожал плечами Максим и уставился на меня серыми, абсолютно лишенными какого-либо выражения глазами. С ним мне особенно трудно общаться – невозможно понять, как он реагирует на мои слова и что думает. Он никогда не смеётся в ответ на шутки, а лишь слегка приподнимает уголки губ. Стоит и просто смотрит. Не насмешливо, не презрительно, не с сочувствием и не с интересом  – вообще никак. И не поймёшь, доволен или нет. Я даже порадовалась, что мой клиент Олег Петрович, а не Максим. Хоть и выглядел он намного привлекательнее коротышки с огромным пузом, но вместе с тем вызывал у меня противоречивые чувства, от него исходило что-то враждебное. А я к такому не привыкла.
– Олег Петрович в хранилище, – вмешался охранник. – Он там придумал кое-что и ему нужен ваш совет.
Максим посмотрел на охранника. Странное дело. Он ничего не сказал и ничем не высказал своего отношения, ни взглядом, ни жестом, но пухлый охранник сразу вдруг как-то сдулся и замолчал. Я сразу почувствовала к нему симпатию, хотя высокие плотные мужчины и не в моём вкусе. Тем более с такими мясистыми, толстыми губами. Никогда не понимала тех, кто накачивает себе губы, а тут огромный мужик-уточка, которому они достались от природы. Думаю, некоторые девчонки позавидовали бы ему.
Максим резко повернулся и пошёл вперёд. Ступал он мягко и неслышно. Охранник виновато посмотрел на меня и я, вздохнув, отправилась за помощником. Заглянув в приоткрытую дверь почти в самом конце коридора, Максим бросил:
– Олег Петрович, пришла Надежда Сергеевна.
Задержав взгляд на синем шерстяном одеяле, наброшенном сверху на дверь, я шагнула в тёмное помещение и растерянно завертела головой по сторонам. Абсолютно пустая, не больше шести квадратов, комнатка без единого окна, такие же блочные стены, как и в коридоре, полы выложены крупной серой плиткой.
Неожиданно охранник толкнул меня в спину, и я, чудом удержавшись на ногах, полетела вперёд. Дверь скрипнула, закрываясь, я бросилась к ней, но меня схватил в охапку Максим. Несмотря на то, что он был намного ниже меня и худощавый, оказался неожиданно сильным. Я вырывалась изо всех сил, но он с лёгкостью отшвырнул меня к стене. Я тут же вскочила, но не успела ничего сделать, как дверь за ними уже захлопнулась. Я барабанила и пинала железную дверь, пока от грохота не заложило уши, орала во весь голос, хотя и понимала, что кричать бесполезно. Выдохнувшись, прислонилась лбом к холодной стали. Волосы выбились из-под свесившейся на бок шапки и лезли в рот. Я затаила дыхание и прислушалась, но в ушах гудело и бешено билось сердце. Снаружи – ни звука.
Я всхлипнула и обернулась, оглядывая свою клетку. Ничего. Лишь высоко над дверью под круглым бледно-серым абажуром светит лампочка, ватт на сорок, не больше, а в углу брошенное Максимом сорванное с двери одеяло.
Я медленно съехала по двери на плитку, не понимая, что происходит. В то, что это подстроил Максим, не верилось. Значит, ему велел хозяин. Но в это тоже верилось с трудом. Нет, Олег Петрович, конечно, щупал меня глазками, приглашал провести вечер в приятной компании, имея в виду себя, но ничего лишнего не позволял. Так, пару раз пытался приобнять за плечи, да за руки поначалу постоянно хватал. Я его быстро и вежливо отшила. Решила, что он умный мужчина и всё понял, так как оставил попытки приударить за мной. Намекал, правда, что у него серьёзные намерения. Мне, конечно, хотелось тёплой и сытной жизни, но только не с Олегом Петровичем! Может, он мужик и хороший, щедрый (заказ у него был солидный, планов куча, ему требовалось отделать весь дом, а хотел он даже не самое лучшее, а самое дорогое), но совершенно мне не нравился. Почему-то подумала, что если сейчас поставить передо мной выбор – провести одну ночь с хозяином или бесплатно выполнить дизайн всего дома, я без раздумий согласилась бы на второй вариант.
Мне показалось, что в коридоре раздался протяжный скрежет. Вскоре послышались тихие шаги и свист, кто-то подошёл к двери. Я мигом подлетела к ней. Неожиданно внизу, почти у пола, начала рывками отъезжать небольшая планка, в дырку сразу же пролезла волосатая рука и поставила на пол пластмассовую банку с красной крышкой. Следом в комнату влетела полуторалитровая бутылка с водой.
Я очнулась, рухнула на колени и, пригнувшись, заглянула в оконце. Слегка высунув язык, на меня с интересом смотрел охранник.
– Олег Петрович там тебе еды просил передать. И воду. – Лицо его исчезло, передо мной оказался объёмный живот.
– Подожди, – я вцепилась в дверцу, – а зачем меня здесь заперли?
– А то ты не знаешь?  – и он загоготал. Воспользовавшись моим замешательством, больно ударил меня по пальцам, а когда я отдёрнула руку, моментально задвинул планку.
– Подожди, не уходи! – заорала я. – Выпусти меня отсюда. – Я вскочила и задолбила в дверь, пока не стали болеть ладони. Пальцы от холода и так плохо слушались, а дверь была ледяная. Но снаружи было тихо. Отпихнув ногой бутылку с водой, я стянула с головы шапку и в бешенстве швырнула её в противоположную стену.
Описав дугу через всю камеру, шапка врезалась в стену и скрылась в ней. Не упала на пол, не сползла по стене, а просто исчезла!

40. Обмен http://www.proza.ru/2018/11/25/1816
Ольга Романеева
На первый взгляд пятно было небольшим. Так себе – небольшое светлое пятнышко. Только хорошенько приглядевшись, можно было увидеть, что рисунок на обоях стёрт. Стёр его, конечно, Димка, пока стоял в углу. Мама наверняка не заметит, но вот бабушка. Бабушка глазастая – вон у неё какие помощники – наденет очки на нос и всё-всё разглядит.

Димка скосил глаза. Бабушка сидела в кресле у окна и увлечённо вязала, ритмично стуча спицами, с которых свисал длинный пушистый шарф. В перевёрнутой табуретке лежал большой серый клубок. Время от времени, когда бабушка тянула за нить, он подпрыгивал, и тогда растянувшийся на полу белый кот лениво приоткрывал огромные голубые глаза и с интересом наблюдал за ним. Затем, сморённый вечерней жарой, засыпал, лениво дёргая хвостом. И лишь игривый горячий ветерок влетал в распахнутое настежь окно и забавлялся с занавесками.

Димка посмотрел на пятно и ткнул в него пальцем посильнее. Неожиданно сухие обои затрещали. Димка испуганно отдёрнул руку. Этого ещё не хватало! Дырку мама точно заметит! Просто не сможет не заметить!
– Ну, что? Не надоело тебе ещё стоять? – неожиданно заговорила бабушка.
Её громкий голос вывел Димку из оцепенения. Он замотал головой и встал ближе к стене, закрывая дырку.
– Может, сходишь всё-таки?
Димка бросил взгляд на лежащий на столе пистолет. Железный, тяжёлый. Почти как настоящий. Только совсем маленький. Рядом прутик.
– Нет, – ответил Димка и горестно вздохнул. А с чего ему радоваться? Все ребята, поди, на речке купаются, а он наказан.
Да и мама после работы скоро должна на дачу приехать. Как узнает, что Димка провинился, что натворил сегодня, так расплачется и наверняка разговаривать с ним не будет. А это намного хуже, чем стоять в углу и больнее, чем прутик. Подумаешь, прутик какой-то! Димка поплакал немного и забыл. И на бабу совсем не сердился – заслужил.
– Ездила я в детстве в пионерский лагерь по путёвке, – вновь заговорила бабушка. – Много там было интересного, конкурсы всякие, развлечения. Кое-что забылось за эти годы, но одну историю до сих пор помню.
Привезли одной девочке родители детскую книжку. Красивую, с множеством цветных рисунков. Картинки яркие такие, красивые! Я уже и не помню, что за книга была. Мы, девочки, затаив дыхание, осторожно переворачивали странички, чтобы не повредить листы. Читали вместе, чуть ли не хором. Как сейчас помню – она на кровати сидит, а мы кружком возле неё. Обступили со всех сторон и читаем. Подолгу разглядывали картинки и не успели до конца досмотреть – время как раз обеденное было. Пошли мы все в столовую и так вышло, что я раньше всех в корпус вернулась. Прихожу, смотрю – а книжка та на кровати у девочки так и лежит, призывно распахнутая. Я и не сдержалась – схватил её, и под матрац быстрее сунула, не думая и не соображая, что делаю. Только положила, а тут голоса подружек уже слышны – возвращаются, смеясь, с обеда. Сама до сих пор не знаю, как так вышло, что на меня тогда нашло. Села я скорее на кровать, сижу, не жива, не мертва, в голове мыслей куча: что наделала? зачем взяла? заметят ведь сейчас пропажу!
И точно! Тут же по всему корпусу крики, суета – хозяйка плачет, девочки по корпусу мечутся, ищут везде. В тумбочки, под кровати заглядывают. У меня от страха сердечко как бешенное бьётся. Смотрю по сторонам растерянно, а что делать – не знаю. Вдруг соседка моя с одной стороны матрац приподняла, затем с другой. Следом за ней ещё несколько девочек то же самое сделали. Ну, думаю, пропала я. Сейчас найдут книгу, узнают, что воровка я. Мысленно уже успела представить, как со мной никто не разговаривает, пальцами тычут, да перешёптываются за спиной. Сижу. Дышать боюсь.
Бабушка замолчала.
– А дальше? – с интересом спросил Димка. Он забыл, что наказан и вышел из угла.
– Да что дальше – погоревала та девочка, поплакала, да и затихло всё к вечеру. Вроде, как и не случилось ничего. Лишь хозяйка время от времени по сторонам озиралась да в вещах своих копалась.
– А ты?
– А я долго на кровати просидела. Гулять не пошла, в играх участия не принимала. Насилу дождалась, когда в комнате одна останусь. Схватила книжку да на веранду через заднюю дверь выскочила. Времени не теряла – быстрее сунула книжку в дверную ручку – и бежать. Вернулась через полчаса, а девочки только про книжку, про то, как её нашли, и говорят. Хозяйка довольная, всем рассказывает, как её обнаружили, где. Все охают, переглядываются. Я вместе со всеми радуюсь, что всё так закончилось. Наверное, даже больше всех.

Бабушка оторвалась от вязания и задумчиво поправила очки.
– И что, никто ничего не узнал? –  Димка устроился на полу и чесал кота за ухом.
– Повезло мне тогда. Но наказана я была сильно. Сама себя, считай, и наказала, столько страху натерпелась, сколько никогда в жизни. А уж как стыдно-то мне было!
Трель звонка на входной двери прервала бабушкин рассказ. Выглянув в окно, она махнула рукой и засеменила из комнаты.
– Ладно, беги, сорванец, – спешно бросила бабушка на ходу. – Я сама потом отнесу.
Бабушка уже давно ушла, а Димка всё сидел на полу и смотрел на пистолет. Он давно хотел такой. Представил, как ему было бы больно, если бы он потерялся. Потом вспомнил, как две недели назад потерял машинку. Зелёную, железную, с открывающимися дверками.
Решившись, Димка вскочил, схватил пистолет, и пулей выскочил из дома. Мимо не сумевшей скрыть улыбки бабушки, мимо соседки, удивлённой из-за того, что он забыл с ней поздороваться, бегом по длинной улице вдоль дачных домиков, к лучшему другу Витьке. Ни разу не остановился Димка по дороге, без отдыха, без передышки домчался до его участка и прошмыгнул в приоткрытую калитку. И лишь тогда смог отдышаться, крепко сжимая в руках и прижимая к груди пистолет. Взгляд его метался – с крыльца на дверную ручку, с ручки на лежащий на земле перевёрнутый таз, с него на висящее на заборе дырявое ведро.
Неожиданно из-за угла вышла тётя Света. Улыбнулась Димке, достала из кармана спелое красное яблоко и протянула ему.
– Держи. А Витя полдня ревел, зажигалку свою искал. Я ему сразу так и сказала, что наверняка ты унёс. Он, бегал к тебе, звонил.
– Нас не было, мы в город ездили, а телефон бабушка дома забыла, – Димка облизал пересохшие губы. Он виновато переминался с ноги на ногу и не знал, что делать с пистолетом.
– Я ему и сказала, что никуда пистолет не денется. Наверное, когда ты свои игрушки в коробку собирал, впопыхах и его сунул. И унёс. Так ведь было? – тётя Света внимательно посмотрела на него.
Димка облегчённо кивнул.
– Ну, беги к другу. Он давно тебя ждёт. Странно, что не вышел до сих пор.
Димка вбежал в комнату, терзаемый сомнениями. Вроде всё разрешилось само собой, но что-то терзало его душу.
Витька, свернувшись калачиком, спал на диване – на щеках грязные полосы и разводы, под глазами красные пятна. Димка с грохотом бросил зажигалку на стол, и друг сразу же проснулся, вскочил и схватил пистолет.
Димка увидел счастливое лицо друга и решился:
– Знаешь, а я ведь не случайно унёс пистолет, – он с трудом сглотнул подступивший к горлу ком. – Я его у тебя украл. Плохой я друг, оказывается. – Димка почувствовал, что сейчас расплачется и замолчал.
Витя недоумённо уставился на него. В глазах вначале промелькнуло удивление, а затем растерянная улыбка. Вздохнув, мальчишка поплёлся к сундуку, с трудом отодвинул его от стены и достал машинку. Маленькую, зелёную, железную. Ту, что Димке привёз две недели назад дядя. И которая на другой день пропала.
Витя подошёл и, виновато улыбаясь, явно с большим сожалением, протянул машинку другу.
– На вот. В общем, я тоже. Тоже плохой друг.
Димка посмотрел на пистолет на столе, затем на машинку. Он уже давно смирился с её утратой, да и не особо нужна она ему была. Машинки вон Витёк собирает. У него ими уже две полки заставлены. Димка медленно взял зажигалку со стола и прижал к груди, не сводя при этом взгляда с друга. Тот вначале непонимающе сопел, а затем вдруг догадался и довольно сжал машинку в кулачке.
Друзья посмотрели друг на друга и облегчённо рассмеялись. Почему-то в этот момент Димка представил перед собой лицо бабушки – как она довольно улыбается и кивает ему.

41. 1. Правда хуже лжи http://www.proza.ru/2017/07/18/1169
Александр Мецгер
Вовка Ключников, ученик пятого класса, особенно ничем не отличался в школе. Он был твёрдым хорошистом и никогда не нарушал дисциплину. Мальчик даже ни разу не опоздал на уроки, хоть и жил дальше всех от школы. В солнечную и тёплую погодку он ездил на велосипеде, оставляя свой транспорт у одноклассника Сашки Зобнина, с которым они дружили с первого класса. В холод или непогоду Вовке приходилось добираться на маршрутке. Этот день был как и все предыдущие: стояла сухая осенняя погода, и мальчик по знакомой дороге ехал на занятия. Предстояло пересечь парк и пару улиц. Весь маршрут был до минуты рассчитан, и задержка даже на несколько минут могла нарушить его расписание.
Жёлтые и красные листья, ещё не осыпавшиеся с деревьев, придавали парку сказочный вид, словно Вовка попал в волшебный лес. Заглядевшись, мальчик чуть не врезался в летающую тарелку, стоявшую на полянке. Размером она была метра три, но объехать её никак нельзя было. Вовка выпучил от удивления глаза. Сбоку послышалось рычание. Мальчик посмотрел и увидел, как на малыша в комбинезоне нападает большая собака. Тот испуганно прижимался к дереву, боясь пошевелиться. Вовка, бросив велосипед, схватил палку и бросился отгонять собаку. Пёс, недовольно зарычав, оставил малыша в покое и убежал в ближайшие кусты.
- Где твои родители? – спросил мальчик, подходя к малышу.
- Мои родители далеко, - ответил незнакомец.
Вовка с удивлением обнаружил, что это не ребёнок, а мальчик, только маленького роста.
- Я думал, что это существо обладает разумом и хотел попросить его о помощи, а оно на меня напало, - проговорил незнакомец.
- Ты кто такой? – наконец, проговорил Вовка.
- Я с другой планеты, - ответил пришелец, - у меня закончилось горючее, и я решил остановиться на Земле, чтобы заправиться. Если мои родители узнают, что я взял без спроса космолёт, мне попадёт.
- А разве можно обманывать взрослых, - удивился Вовка, - тем более говорить неправду родителям. Я всегда говорю правду.
- Я не обманываю, - вздохнул инопланетянин, - я всю правду не рассказываю. Но ты прав, это плохо так поступать. Помоги мне, а то я и так задержался.
- Чем же я тебе помогу? – удивился мальчик. - Я и так в школу опаздываю. Кто мне поверит, что я помогал инопланетянину?
- Что же мне делать? – чуть не плача, проговорил новый знакомый. – Мне всего надо бутылку минеральной воды.
- Куда тебя денешь, - вздохнул Вовка. Он вскочил на велосипед, помчался к ближайшему ларьку и через несколько минут  передал бутылку инопланетянину.
- А в какой школе ты учишься? - поинтересовался новый приятель. - И как тебя зовут?
- Я, Вова Ключников, - ответил мальчик, - а учусь во второй школе. Ты извини, но я и так уже опоздал.
Вовка изо всех сил закрутил педали, но всё равно задержался на первый урок.
- Можно? – краснея, зашёл Ключников в класс.
- Можно, - удивлённо проговорила учительница Анна Петровна. – Что случилось? Почему опоздал? – спросила она.
- Я спасал инопланетянина, а потом купил ему горючее в летающую тарелку, - смущённо стал оправдываться мальчик, понимая, как глупо выглядит его объяснения.
В классе все дружно рассмеялись. Даже Анна Петровна улыбнулась.
- Надеюсь, твой инопланетянин благополучно улетел, - проговорила она. – На первый раз прощаю. Проходи в класс и учти, что обманывать - это очень плохо.
- Ну, ты даёшь, - на перемене к Вовке подошёл Сашка Зобнин, - такое придумать, даже я не смог бы.
- Но это правда! - возмутился Вовка.
Сашка лишь махнул рукой и не стал слушать объяснений.
Дома Вовка не стал ничего рассказывать и утром, как ни в чём не бывало, вывел свой велосипед. Проскочив полянку, на которой он повстречался с инопланетянином, мальчик выехал на улицу. На трассе стояла большая черная иномарка. Вокруг неё ходил Стас Михайлов. Улица в этот момент была совершенно пустой. Увидев Вовку, Стас обратился к нему:
- Мальчик, где здесь ближайший автосервис?
Вовка, как завороженный, смотрел на знаменитость, потом проговорил:
- Здесь два квартала и налево.
- Может, ты проедешь и скажешь им, чтобы подъехали ко мне? – попросил он Вовку.
- Я бы с удовольствием, да в школу опаздываю, - смущённо ответил мальчик.
- Я заплачу, - настойчиво проговорил Стас Михайлов.
- Нет, что вы! – испуганно замахал рукой Вова. - Я поеду.
- Вот молодец! - обрадовался Стас. - А как тебя зовут и где ты учишься? Я позвоню в твою школу и скажу, что это ты из-за меня задержался.
Как Вовка не спешил, но всё равно опоздал и появился к концу первого урока.
- Ключников, что на этот раз? – недовольно спросила Анна Петровна.
- Я Стасу Михайлову помогал. У него машина поломалась, - еле слышно проговорил Вовка.
Класс разразился смехом. Анна Петровна, сдерживая улыбку, строго заметила:
- Ну, хоть не инопланетяне. Надеюсь, он тебе дал оправдательную записку?
- Он обещал позвонить, - смутившись, ответил Вовка.
До конца урока дети не могли успокоиться. Так что Вовке досталось ещё и за срыв урока.
- Где ты Михайлова мог увидеть в нашем городе? – улыбаясь, спросил Сашка после уроков.
Дома Вовка хотел рассказать родителям о встрече со Стасом Михайловым, но вспомнив, как его обсмеяли в школе, решил промолчать.
Вовка решил в этот день выехать пораньше, вдруг опять непредвиденные обстоятельства возникнут. И  опасения Ключникова  подтвердились. В парке его остановил смешной лысый толстяк.
- Мальчик, - позвал он, - помоги мне поймать обезьянку. Она на дерево залезла и не хочет слазить. А то я на представление опоздаю.
Вовка задрал голову и увидел на макушке каштана маленькую обезьянку.
- Манюня! Манюня! – стал подзывать мартышку толстяк. - Возьми банан.
Только обезьянка не обращала внимания на все крики.
- Мальчик, Манюня очень любит детей, - стал уговаривать незнакомец, - ты только залезь и дай ей банан. Она сама к тебе на руки залезет.
- Я в школу опоздаю, - вздохнул Вовка, - у меня и так два опоздания. Скоро родителей вызовут в школу.
- А в какой ты школе учишься? – поинтересовался незнакомец. – Я им сообщу, что я задержал тебя. Как твоё имя?
Ничего не оставалось делать, как уступить уговорам. Взяв банан, мальчик полез на дерево. Минут двадцать Вовка подзывал мартышку. Она то приближалась, то игриво отпрыгивала. Потом ей надоело и, взяв банан, позволила снять себя с дерева. Толстяк тут же  надел обезьянке повадок.
- Не переживай, - на прощание сказал он, - я обязательно сообщу в школу о твоём поступке.
С понурой головой Вовка под мёртвую тишину вошёл в класс. Все глаза уставились на него.
- Ну, и что на этот раз? – сдвинула брови Анна Ивановна. – Я смотрю у тебя в привычку вошло опаздывать.
- Я обезьяну с дерева снимал, - запинаясь, проговорил Вовка.
Истерический хохот взорвал класс. Дети смеялись до слёз.
- Хороший поступок! - улыбнулась учительница. – Она сама слезть не смогла? И где у нас в городе на деревьях обезьяны живут?
Думаю, пора твоих родителей вызывать в школу, - закончила она.
Все уроки ребята подсмеивались над Вовкой.
- Смотрите! - на одной из перемен крикнул Сашка Зобнин. - Обезьяны на деревьях сидят.
- Ага, - подхватил Витька Кашин, - а их инопланетяне ловят. А Стас Михайлов поёт внизу.
На последнем уроке в коридоре послышался визг, и в класс заглянула девочка из параллельного класса.
- Ключникова вызывают к директору, - заявила она, улыбаясь во весь рот.
- Что ты ещё натворил? – недовольно проговорила Анна Петровна. – Иди уже.
Вовка, ничего не понимая, вышел в коридор. Как раз в это время прозвенел звонок. Из классов стали выскакивать дети и бросились бежать в сторону учительской.
Вовка пошёл следом. Возле кабинета директора скопилась детвора. Они расступились, пропуская Вовку.
Как только он вошёл в кабинет, то сразу увидел клоуна с обезьянкой на поводке.
- А вот и мой спаситель! – весело проговорил клоун. – Я обещал сообщить в школу, но решил зайти лично поблагодарить и дать тебе три билета в цирк. Очень добрый и воспитанный мальчик, вы его не ругайте за опоздание, - попросил он.
- Нет, что вы! – воскликнул директор. – Спасибо, что пришли к нам.
- Ну, ты даёшь, - удивлённо проговорил Сашка, когда они вышли из школы.
- Я никогда не обманываю, - ответил Вовка.
- Хочешь сказать, что инопланетянина ты и правда видел? – улыбнулся приятель.
На следующий день  Вовка без приключений попал в школу. Но только прозвенел звонок и ребята расселись за партами, в класс вошла завуч и сообщила, что Ключникову надо срочно зайти в учительскую.
- Ты у нас скоро звездой станешь, - удивлённо заметила Анна Петровна, – и что на этот раз.
- Не поверите, но пришёл Стас Михайлов и просит Ключникова Вову позвать.
У Вовки по телу побежали мурашки.
Перед учительской собрались все девчонки старших классов. Учительская была заполнена учителями.
- А вот и ваш спаситель! - воскликнул директор, увидев входящего мальчика.
- Тебя, наверно, ругали за опоздание? - спросил Стас Михайлов. - Решил лично поблагодарить за помощь и дать вашему городу пару концертов. Вот тебе три билета в первом ряду. Можешь приходить с родителями прямо сегодня.
В этот день Вовка чувствовал себя героем. Стаса Михайлова еле отпустили. Все просили у него автограф и хотели с ним сфотографироваться.
А Сашка Зобнин заметил:
- Я уже не удивлюсь, если инопланетяне к нам залетят.
К концу последнего урока в класс вошёл директор школы.
Он растерянно посмотрел на детей и произнёс:
- Над школой зависла летающая тарелка. Инопланетяне просят позвать Вову Ключникова.

2. Моя Золушка http://www.proza.ru/2019/01/18/1573
Александр Мецгер
С раннего детства бабушка перед сном читала Петьке сказки. У него даже собралась целая библиотека детских книжек с яркими цветными рисунками. Одной из любимых его сказок была «Золушка». Он ещё не умел читать, но сказку уже знал наизусть и часто разглядывал картинки, представляя себя принцем. Когда же Петька увидел фильм про Золушку, то окончательно влюбился в неё. Заканчивалось лето, и бабушка отвезла мальчишку пожить в гости к своей сестре, живущей на окраине города. Здесь было намного интересней: дети собирались по вечерам и играли в весёлые игры, днём устраивали для взрослых спектакли. Родители поощряли такие мероприятия и охотно им помогали. У бабушкиной сестры, тёти Ани, была дочка Нина, старше Петьки на несколько лет. Она была одной из главных заводил и всегда брала с собой Петьку. Как – то собравшись у Нинкиного двора, ребята решали: какой спектакль им поставить.
 - А можно Золушку? – робко предложил Петька. - У меня и книжка есть. Нина согласилась, и детвора стали обсуждать кому, какие роли распределить. В этот же день Петька с Ниной пошли к соседке. К ней приехали родственники с Севера. Тётя Аня, хорошо их знавшая, хотела пригласить северян в гости. У калитки стояла девочка в голубом сарафане. Её светлые волосы словно переливались на солнце. Когда она подняла большие голубые глаза, у Петьки перехватило дыхание. Это была его Золушка из сказочных снов. Девочку звали Маша со смешной птичьей фамилией Синицкая. Она сказала, что внучка бабушки Кати и приехала с мамой. Маша была на год моложе Петьки. За всё время, что они разговаривали, мальчишка не сводил с неё влюблённых глаз. Ему нравилось, как она улыбалась, поправляла волос и бросала украдкой на Петьку взгляды, немного смущаясь от того, что он не сводил с неё глаз. Договорившись, что они придут вечером, Нина с Петькой пошли домой.
- Правда, она красивая? – по дороге спросил Петька. - Словно Золушка!
 - Вот в спектакле мы дадим ей роль Золушки, а тебе - принца, - рассмеялась Нина.
 Время до вечера тянулось очень долго. Петька не мог дождаться, когда придёт Маша. Вечер прошёл быстро. Тётя Аня с тётей Катей вспомнили свою молодость. Перед уходом Нинка вспомнила: - А Петя вашу Машу назвал Золушкой. Сказал, что она такая же красивая.
Петька чуть со стула от стыда не упал. Он готов был провалиться под землю. Не ожидал он от своей сестры такого предательства.
- Значит, у меня зять есть, - рассмеялась тётя Катя. – Ну, пошли, принц, проводишь свою Золушку.
Словно побитый пёс, Петька послушно встал и пошёл провожать гостей. Маша специально отстала, чтобы остаться с мальчиком наедине. Нинка с тётей Катей шли впереди, не обращая на детей внимания. Маша взяла Петьку за руку. У мальчика от волнения сердце готово было выпрыгнуть из груди.
 - А почему Золушка? – тихо спросила она. – Меня мама с папой Дюймовочкой зовут.
Петька не слышал ещё этой сказки и ответил: - Потому, что Золушка добрая и весёлая, - и добавил, - и красивая.
- Значит, и я такая? – таинственно спросила Маша.
 - Да, - еле слышно проговорил Петька и почувствовал, как его руку сжали пальцы девочки. Как ему хотелось, чтобы этот тёплый вечер никогда не кончался! Это был лучший день в его жизни! Но Нинка, распрощавшись с тётей Катей, позвала домой. Ночью Петька долго ворочался, вспоминая поминутно их разговор. Как она на него смотрела и, конечно, её рукопожатие. Утром приехала бабушка за Петькой.
- Пора к школе готовится, - заявила она, - скоро первое сентября, не забыл? Какие только причины не придумывал мальчик, чтобы остаться ещё хоть на день, бабушка оставалась непреклонной. Прошло несколько лет. Петька уже перешёл в седьмой класс, но никогда не забывал о своей Золушке. Он уже сам приезжал в гости к тёте Ане, но спросить о Маше Синицкой стеснялся. Как – то в конце лета он решил навестить Нину. Зайдя во двор, он насторожился, услышав знакомую фамилию.
- Представляешь, - рассказывала она матери, - встретила Машку Синицкую и не узнала. Она так располнела. В этот момент она заметила Петьку.
- Я рассказываю, что встретила твою Золушку, - сообщила она, - только она теперь больше на Снежную Бабу похожа. Петьку словно облили холодной водой. Сердце невольно сжалось, и перехватило дыхание.
«Не может моя Золушка быть как Снежная Баба», - подумал он.
- Не хочешь её увидеть? – ехидно спросила Нинка.
- Мне некогда, - буркнул Петька и вышел со двора.
Он не хотел свою Золушку видеть толстой.
«Да, наверно, и она про меня давно забыла, раз не поинтересовалась обо мне», - подумал Петька.
На душе у него было тяжело. Но в памяти он навсегда пронёс образ светловолосой девочки с большими голубыми глазами.

3. Часовой http://www.proza.ru/2014/12/11/476
Виктория Белькова

«Ни от какого нищего не отвращай
лица твоего, тогда и от тебя не отвратится
лице Божие»
(Тов. 4; 7)



            Выходя из храма, Рита торопливо перекрестилась и направилась к воротам. На носу первое сентября, а еще столько нужно купить! И детям, и себе.
              Нищие на паперти улыбались, тянули к ней ладошки и стаканчики для подаяний.  Рассовывая монеты в протянутые руки, Рита бросила взгляд через дорогу. У ворот городского рынка, расположенного напротив храма, стоял Володя, Вовка, как все его называли.  Стоял на своем месте, как всегда.
            В прежние времена Вовка, как и все, просил милостыню у ворот церкви. Но однажды, чего-то не поделив с  другими завсегдатаями паперти, был выдворен в ссылку – через дорогу, к воротам рынка. Людей, шедших на рынок, было в разы больше, чем людей идущих в храм. Особенно хорошо это было видно в те дни, когда рабочий день рынка совпадал с церковной службой. Поток пешеходов, торопливо семенящих от маршрутной остановки, вливался рекой в ворота рынка. И только тоненький ручеек людей, идущих в храм, отделялся от этого мощного течения и направлялся к церковной калитке. Казалось бы, просить милостыню у рынка выгоднее, чем у храма. Ан, нет – тонкий ручеек подавал и чаще и охотнее. И это было проверено. Вовка тянул свою тощую шею в сторону храма, но перейти дорогу опасался.
           Вообще, это удивительное соседство – храма и рынка. Сама атмосфера рынка располагает впасть во все тяжкие: кто-то кому-то нагрубил, кто-то кого-то обсчитал, кто-то кого-то обокрал.  Сама атмосфера храма призывает человека к покаянию, утешает обиженных.  А нищие на паперти храма – это вообще особый разговор.  Еще неизвестно кто кому нужнее – мы им или они нам.
             Здание храма старенькое, довоенной постройки.  Уже давно шли разговоры о строительстве нового храма. Городские власти даже выделили землю под строительство – пустырь между храмом и рынком. Были завезены стройматериалы. Но администрация рынка решила, что упускает нереализованные возможности и… обнесла пустырь бетонным забором. В свою пользу.  Шли «лихие» девяностые. Городская власть проявила верх слабости.  Кто успел, тот и съел.         
Настоятель храма старенький отец Исидор вскоре почил. Осуществить свою мечту –  строительство храма – священник, прослуживший почти полвека у престола Божия, так и не смог. Но не задержался на этом свете и директор рынка – скоропостижно умер в расцвете лет. Бог поругаем не бывает.  А бетонный забор остался, и рынок  вплотную подступил к воротам храма.
     Рита часто вспоминала эту историю. А сейчас, направляясь через дорогу, приготовила гривенник для Вовки. Он, издалека завидев ее, лыбился, растягивая губы в ниточку.  Едва Рита поравнялась с Вовкой, как тот прогнусавил:
– За покупочками пошла?
– Угу, – мыкнула Рита, бросив монетку в протянутый стаканчик.
Это сейчас у Риты с Вовкой мир. А раньше… Но об этом чуть позже.
       Контингент на паперти храма меняется в зависимости от дней недели или времени года. В праздники и по теплой погоде народу прибавляется. Но основной костяк остается постоянным.
       Двойняшки Катя и Валя ровесницы Ритиному мужу, но это не мешает им называть его дядей. Как дети, честное слово. И сразу вспоминаются евангельские слова Христа: «…истино говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18; 2:3). По характеру сестры очень разные: взбалмошная, с ленцой Катя и серьезная, рассудительная Валя. Они никогда не учились в школе.  Рано осиротели и с тех пор не имеют ни одной близкой души, кроме друг друга.  Может быть, поэтому во всех понравившихся людях они видят своих родственников.  Просто однажды объявляют тебе, что ты их родственник или родственница. А через какое колено – это только им одним ведомо.
      Еще в основной «отряд ребят» с паперти входит Зина – сумочница. Сумочницей ее прозвали за привычку все свое носить с собой.  На Зине, как на капусте сто одежек, поэтому худенькая беззубая Зина всегда имеет внушительные размеры.  Кроме того у нее всегда с собой связка из трех-четырех сумок, набитых барахлом.  Зина безконечно роется в своих сумках,  и из-за этого пожертвованные монетки часто ей не достаются.  Но Зина не обижается, а лишь беззубо улыбается.

      Когда Володя еще не был изгнан от ворот храма, он тоже входил в основной костяк паперти.  Неопределенного возраста, маленький и тщедушный, с потемневшей от постоянного пребывания на воздухе кожей, он похож на состарившегося гадкого утенка, который так и не превратился в прекрасного лебедя.  Торчащая тощая шея только усиливает его схожесть с утино-гусиным семейством.  Его голос, неприятный и гнусавый  слышен издалека.  Но замечательные у Вовки глаза – удивительного синего цвета. Таких глаз Рита никогда не видела.  В храм Вовка никогда не заходит. Почему – неизвестно.  Другие нищие заходят, а он – нет.
     Как-то издалека приехал отец Владимир, бывший настоятель храма и Вовкин тезка.  Рита видела, как отец Владимир – могучий, под два метра ростом, одной рукой, смеясь, сгреб Вовку в охапку и приподнял над землей:
– Ну, что?  Жив, курилка?
       Вообще, священники Вовку любят.  Живет Вовка неизвестно где.  Говорят, у какой-то дальней родственницы то ли в летней кухне, то ли в сарае. Родственница пускает его ночевать за определенную плату.   А когда Вовка не набирает нужную сумму и не приходит домой, родственница сама является к нему на «пост» и пускает в ход кулаки, требуя деньги.  Однажды Вовкино избиение родственницей увидел отец Николай, нынешний настоятель храма.  Отец Николай  отнял Вовку у разъяренной женщины и дал пятьсот рублей, чтобы она его больше не била. Люди на паперти восхищенно говорили: «Вот какой у нас батюшка!»
     У Риты же с Вовкой была своя история.  Довольно давно Рита торговала молоком со своего подворья, а  нераспроданное молоко в небольшом количестве приносила людям на паперти. Когда это случилось в первый раз, Рита замерла в нерешительности – кому из нищих отдать молоко?  А они, видя ее замешательство, дружно высыпали мелочь из своих стаканчиков и, по-детски счастливо улыбаясь, протянули стаканы Рите.
– Помыть бы стаканы то, – неуверенно протянула Рита.
– Ничего! Здоровее будем!
Рита смотрела, с каким удовольствием смакуют каждый глоток молока эти Божьи люди, и думала, что ничего их не берет: ни мороз, ни ненастье, ни инфекции.  Потому что Господь хранит.
      Потом обстоятельства в семье Риты изменились. И она больше не торговала молоком. И не приносила остатки молока к церковной паперти. Все к этому отнеслись с пониманием. Все, кроме Вовки.
     Завидев Риту, Вовка радостно вопрошал:
– Мама, молоко есть?
– Нет, – Рита отрицательно мотала головой.
– Потом привезешь?
Рита неопределенно пожимала плечами.
– Ну, ладно, – успокаивался Вовка.
     Поначалу это общение не особо надоедало Рите.  Но время шло.  А Вовку, как запрограммировали.  Он снова и снова спрашивал о молоке.  Рита пыталась объяснить ему, почему она не привозит молоко, но он как будто не слышал ее. Каждый раз опуская монету в Вовкину кружку, женщина слышала:
– Мама, молоко есть? Нету? Ну, ладно, потом привезешь.
    Рита стала прятаться от Вовки и вообще не вступать с ним в разговор. Она старалась прошмыгнуть мимо него незаметно, спрятавшись за спины прохожих.  И, казалось, Вовка действительно не видит приближающуюся Риту.  Но едва поравнявшись с Вовкой, та понимала, что он ее заметил, торопливо ускоряла шаг, а в спину уже неслось:
– Мама, молоко есть? Нету? Потом привезешь? Ну, ладно.
       Вовка уже не ждал, что Рита с ним заговорит.  Он задавал вопросы и сам же на них отвечал.  А Риту раздражало буквально все. И то, что Вовка называл ее мамой. Какая она ему мама? Он старше ее лет на пятнадцать. Раздражал гнусавый Вовкин голос. И то, что люди обращают на них внимание.
        Что-то еще мучило Риту во всей этой истории, но что именно, она никак не могла понять.  «И что он ко мне пристал? Тысячи людей идут мимо – и  ничего. А мне прохода не дает!», - недовольно думала Рита, завидев вытянутую гусиную Вовкину шею. И, вжав голову в плечи, звякала монетой о дно Вовкиного стаканчика, панически убыстряя шаг.  А удаляясь, слышала:
– Мама, молоко есть?.. – и далее по тексту.
    Так продолжалось несколько лет. Но вдруг, Вовка замолчал. Когда это случилось, Рита не сразу осознала произошедшее. Вовка при встрече просто улыбался, бормоча благодарности за брошенную мелочь.
      Конечно, это Ритины догадки, но ничего не бывает случайным. Просто однажды, отходя от Вовки, Рита подумала: «А ведь это, возможно, мои нерожденные дети через Вовку просят у меня молока». И грех то этот был у Риты вроде бы осознан и оплакан, и почти забыт. Но эта неожиданная мысль так пронзила все существо Риты, что сомнений не оставалось: не до конца осознан, недостаточно оплакан.
      Знал ли об этом Вовка? Вряд ли. Было ли его поведение сродни юродству? Возможно. Несомненным для Риты было одно: не зря доставал он ее своей просьбой.  Бог хочет спасти каждого из нас, посылает на нашем пути различные обстоятельства и людей. Только мы не всегда хотим это замечать.
      Незаметно прошло Ритино раздражение на Вовку.  И голос его уже не кажется таким гнусавым. И Рита даже стала скучать о тех временах, когда Вовка называл ее мамой.  Ну и пусть бы называл. Что, от нее убудет что ли?  Но Вовка больше не называет. А Рита, чувствуя свою вину перед ним за прошлое, припасает для него гостинчик или купюру покрупнее – к празднику.      
Вовка и сейчас стоит у рыночных ворот, тех, что напротив храма. И не страшен ему ни сибирский сорокаградусный мороз, ни злые метели, ни летний зной, ни проливные дожди.  Стоит он на своем посту, изгнанный даже с церковной паперти.  Стоит как безсменный часовой.  Совесть нашу охраняет.

4. Комета Галлея http://www.proza.ru/2018/10/31/204
Виктория Белькова
– Ты где это взяла? – От неожиданного вопроса дочка слегка вздрогнула и испуганно вытаращила на Лешу глаза:
– В твоих инструментах… Я отвертку искала, у меня на роликах винт открутился…
Губы дочери обиженно дрожали, и Лешка смягчил тон:
– Положи на место.
Дочка нехотя положила в ящик с инструментами старую потертую заколку для волос. В лепестках цветов выпали почти все стекляшки.
– Это мамина?
– Мамина, – соврал Леша и отвернулся, густо покраснев. – Собирайся в школу, а ролики я вечером сам починю.
После смерти жены Леша сам воспитывал дочь и жениться не торопился. Провожая дочь в школу, Алексей чувствовал в душе какой-то дискомфорт. И только чмокнув свою стрекозу на прощанье, глядя ей в след, понял, что так не давало ему покоя. Заколка! И откуда она вывернулась? Столько лет прошло… Почти пятнадцать.

                ***
Ляльку Кулькову Лешка впервые увидел в подготовительной группе первого класса. Белобрысая, с двумя тощими косичками, поначалу она не произвела на Лешку особого впечатления. Но годы шли, Лялька хорошела, и однажды Лешка понял, что думает о ней чаще, чем о других девчонках.
Лялькой Лену впервые назвали ее родители. Потом так стали называть родственники и одноклассники. Лешке нравилось произносить это имя «Ля-ля». Было в нем что-то по-детски домашнее, уютное и теплое. Учителя тоже называли ее Лялей. Лишь только новенькие, не зная тонкостей, скажут: «Лена Кулькова! К доске!» А она вскинет брови на имя «Лена» - видно, что не понравилось, как ее назвали.
Была у Ляли особенность краснеть у доски. Мучительно, до корней волос. Голос дрожит, а сама краснеет все больше и больше. Класс в эти минуты затихал. Лишь Дыкин на задней парте начинал по-идиотски хихикать. Эдик, друг Леши с детства, показывал Дыкину увесистый кулак из-под мышки и красноречиво чертил пальцем по горлу. А Лешка злился на себя, что не может вот так, как Эдик, защитить Лялю. Злился и на учителей: ну, что они ее так мучают! Пусть бы отвечала с места.
По вечерам Лешка долго рассматривал в зеркале свой выдающийся нос, небольшие глаза, один из которых слегка косил, рябую от угревой сыпи кожу. Ну, кто такого полюбит?! Старшая сестра говорит: Надо брать харизмой! Лешка усмехнулся. Знать бы еще, как она выглядит эта харизма?
Но харизмы, как раз, Лешке было не занимать. Шутки сыпались из него, как из мешка. Девчонки прыскали в кулаки, даже Ляля. Лешка это замечал. И на уроках буквально стоял на ушах. Иногда он вместе с Дыкиным садился на уроках позади Ляли. Дыкин со своего места тихонько скреб Лялину форму на спине, а когда она поворачивалась, принимал невинную позу. И весь Лялин гнев выливался на Лешку.
– Кулькова! – гремел голос Тины Прокопьевны.
– А что Чита, то есть Чистяков, ко мне пристает?
– Я? – Искренне удивлялся Лешка, – пристаю к вам, мадам?
– Паяц!
– Ну, вот, опять незаслуженно оскорбили… Беззащитного ребенка может обидеть каждый!
Класс уже покатывался от смеха.
– Чистяков! – Выйди из класса!
– Вот так всегда… Чуть что – сразу Чистяков!

                ***
Лешка пытался привлечь внимание Ляли, как мог, изощрялся в выдумке и изобретательности. Возле торцовой стены здания школы круглогодично стояла огромная лужа. Однажды Лешка стащил Лялины резиновые сапоги из класса, где хранилась уличная обувь всех девчонок. (Пацаны «сменку» в школу не носили. И это было их принципом).
– Эй! Кулькова! – Гаркнул Лешка в раскрытое окно второго этажа.
Ляля появилась в оконном проеме. Светлые кудряшки ласкал ветерок.
– Чита! Поставь мои сапоги на место! Ты что, оглох? Две секунды – и сапоги на месте!
– За две секунды без вертолета – никак! – Кочевряжился Лешка.
Ляля раскраснелась, и это было так ей к лицу! Вокруг стали собираться зрители. И Леха вошел в раж! Не отводя от Ляли глаз, он медленно наклонился, зачерпнул в сапог мутную воду из лужи, встал и, не сводя с Ляли глаз, медленно вылил ее обратно в лужу. Кто-то восхищенно зааплодировал, а у Ляльки навернулись слезы:
– Ну, все, Чита! Ты – покойник!
– Ой, как страшно! – Лешка еще и еще раз зачерпывал сапогом воду, и выливал обратно в лужу.
Глаза Ляльки метали молнии. Она скрылась в окне и через секунду появилась с Лешкиным портфелем в руках. С победоносным видом раскрыла ранец, всем видом показывая свое намерение вывалить содержимое портфеля вниз, в самую середину зыбкой водяной глади. Лицо Лешки приняло серьезное выражение – такого ответного шага со стороны Ляли он не предусмотрел.
– Блефует! Ничего она не сделает, – скептически заметил кто-то из зрителей. Зря он это сказал.
Говоривший, видимо в силу малолетства, был слабым знатоком женской психологии, и по неопытности не знал, что женщины делают все наоборот.
Лялька тряхнула портфелем и…  тетради, учебники птицами полетели со второго этажа, подтверждая закон всемирного тяготения.
– Во, дура! – Ахнул тот же комментатор. А Лешка успел схватить планирующий на него дневник, да приятели-зеваки подхватили несколько учебников. Остальное пришлось вытаскивать из воды.
Лешка и сам понимал, что переборщил, провоцируя Лялю. Она шла домой в чистых школьных туфельках прямо по жидкой грязи, а Лешка с Дыкиным, забегая вперед, ставили перед ней ее сапожки, уговаривая:
– Кулькова! Ну возьми свои сапоги!
– Уйди, Чита!
Лялька сердито перешагивала через сапоги и дальше шлепала по грязному тротуару. А Лешка опять забегал вперед и виноватым тоном просил ее забрать вымоченную им обувку.

                ***
Потом был выпускной, на котором Эдька не дал Лешке ни одного шанса потанцевать медляк с Лялей. Потом она уехала поступать куда-то на запад. А Лешка, как и все пацаны их класса ушел в армию на два года. Сейчас он трясся в холодном автобусе, хмуро глядя в окно. Магазинные витрины были украшены бумажными снежинками, мишурой и серпантином. Приближался новый, 1987 год.
– Здорово, Чита! Привет, старина! – Рядом с Лешкой на сиденье плюхнулся однокашник Гога, – когда дембельнулся? А наши, слышь, собираются у Натахи новый год встречать. Придешь? Дыкин музон принесет – Бони-М, Абба.
Гога сыпал новостями, не ожидая ответа:
– Ляля тоже будет. Она замуж вышла и ребенка родила. Слышал? Эдик «Москвич» у отца выпросил. Люба поручилась, что из рук в руки родителям Ляльку передаст. Будет весело! В общем, приходи!
Гога испарился также внезапно, как и появился. А Лешка еще больше нахмурился. Опять эта злость на себя, и на Гогу. Откуда он знает о нем и Ляле? Хотя никаких «их» нет и не было. Или было? Даже сам себе он боялся признаться, что эта девчонка продолжала жить в его сердце. Что-то внутри шевельнулось радостное: неужели придет? Неужели он снова ее увидит?
                ***
Через двойные рамы с улицы доносился шум проходящих мимо поездов. Девчонки накрыли стол: винегрет, селедка иваси с лучком, незаменимый «оливье» и картошка, запеченная пластиками в духовке. Гога принес торт и выставил пару бутылок спиртного под одобрительное «о-о-о!». Дыкин неизвестно где раздобыл бутылку «Шардоне». Все были в сборе. Дверь распахнулась, и Эдька пропустил вперед себя Любу. Следом вошла Ляля. Гога почтительно помог девушкам раздеться:
– Позвольте вашу шубейку?
– Какие галантные у нас сегодня мальчики, – улыбнулась Люба.
Ляля тоже улыбалась, поздоровавшись со всеми сразу, молча поправляла охапку белокурых волос, схваченных с одной стороны заколкой. На заколке поблескивал букетик незабудок. Лешка исподтишка разглядывал ее. Она сильно изменилась. Стала еще красивее. Серое, под цвет глаз, платье ловко обхватывало ее чуть округлившуюся фигуру и было из какого-то мягкого бархатного материала, который сразу захотелось потрогать. На груди отливала серебром вышитая кленовая веточка. «Люрекс», – процедила сквозь зубы Светка.
– Ну, что? Все готовы? Айда за стол, – скомандовала Люба.
– А ты, Любаня, вроде не староста уже…
– Старост бывших не бывает! Или ты есть не хочешь?
– Хочу!
Бой курантов встретили бокалами с шампанским. Потом парни перешли к более крепким напиткам, а девчонки смаковали «Шардоне». Лешка видел, как Эдик предлагал сухое вино Ляле, но она, пригубив бокал с шампанским, от всего отказывалась. И это Леше нравилось. И Ляля нравилась. В общем гомоне она была как бы со всеми и в то же время вне этого пространства. Во всем ее облике появилась мягкость, задумчивость, как будто она постоянно прислушивалась к тому, что происходит внутри нее. И Лешка, вдруг, понял – это материнство так преобразило ее. От этого Ляля стала казаться еще загадочнее и в то же время ближе.
– А давайте в ручеек поиграем!
Шумной ватагой вытащили сопротивляющихся. Подурачились вволю и плюхнулись на все сидячие места – уставшие, разгоряченные. Выдумщица – Маринка предложила:
– Будем вспоминать все значимые события уходящего года!
– Все все-равно не вспомнить!
– Чур, я – первая! Чернобыль!
Все притихли:
 – Нашла значимое событие!
– А разве нет?
– Значимое позитивное давай!
– Над нами пролетала комета Галлея! Второй раз в этом столетии приблизилась на максимально близкое расстояние к солнечной системе.
– Комета – это хорошо… Чего хорошего? Таинственно!
– В космос запустили первые модули станции «Мир». Скоро на Марс полетим! Ура-а! Давайте Дыкина на «Мир» отправим.
Дыкин в это время спал на краешке дивана безмятежным сном младенца.
– Нет! Дыкина в космос отправлять не будем! Он там всех инопланетян распугает! Что еще?
– Осенью умер Дин Рид. Все центральные газеты писали, и по радио передавали.
– Ой, как жалко! Такой красавчик! – Вздохнул кто-то из девчонок. А ведь он к нам на Байкал в 1979 году приезжал, песни пел рабочим БАМа...
– А помните, как мы всем классом сбежали с урока, когда по телеку показывали «В моей смерти прошу винить Клаву К.»?

***
За окном мчался очередной железнодорожный состав. На журнальном столике, сдвинутом в угол, от проходившего за окном поезда позвякивали фужеры. Кто-то поставил кассету с медленной мелодией. Ляля сидела у торшера, который подпирал украшенную в углу елку. Она протянула руку и раздвинула дзинькающие бокалы. И тут Лешку подбросило. Он встал и, не узнавая себя, решительно подошел к Ляле, кивнул головой и протянул руку, приглашая ее на танец: «Разрешите?» Откуда-то вылезло это «-те»! Она вскинула брови, улыбнулась и подала руку. Лешка был, как в тумане. Сквозь ватную заложенность ушей он слышал Эдькино: «Не понял! Чита, ты че, офонарел что ли?»
Лешке было уже все равно. Ляля была рядом, он держал ее за руку, а второй рукой слегка касался волшебной ткани ее платья на талии. Ляля молчала. А Лешка не знал, куда смотреть. Смотреть на Лялю он не мог. Со стороны он спиной чувствовал испепеляющий взгляд Эдьки. Поэтому он опустил глаза и уперся взглядом в кленовую ветку на Лялиной груди. Люрекс переливался огоньками новогодней гирлянды. И Лешке стало легко-легко. Сколько раз в армейских передрягах представлял он Лялю вот так, рядом. И не мог поверить, что сбылось то, о чем мечтал! А большего ему и не надо. Просто быть рядом. Хоть какое-то время. Вальс Доги уносил куда-то вверх, к комете Галлея…
– А моя дочка гулить начала, – вдруг, сказала Ляля, – и уже умеет улыбаться…
Лешка увидел темно-серые большие глаза Ляли. Он знал, что при солнечном свете они светлеют, приобретая зеленоватый оттенок.
– Дети – это хорошо, – буркнул Лешка, внутренне проклиная себя за банальность, – а ты скоро уезжаешь?
– Да, к мужу. Врачи запретили летать самолетом, пока дочке не исполнится три месяца. Туда же только самолетом…
– Знаю… А ты знаешь, что Пашку из параллельного в Афгане убили?
– Да, слышала. Хорошо, что никто из наших мальчишек не попал в Афганистан, – у Ляли навернулись слезы.
– Позвольте вас пригласить? – Эдька, заметив блеск слез в Лялиных глазах, врезался между ними ледоколом, и Ляля подала ему руку. А Лешка мысленно корил себя на чем свет стоит! И зачем он завел этот разговор про Афганистан?!
Как и на выпускном, Эдька не дал больше никому ни одного шанса даже приблизиться к предмету своего обожания. Когда новогодний вечер был в самом разгаре, Ляля попросила Эдика отвезти ее домой.
– Да рано же еще!
– Мне пора, нужно ребенка кормить, да и родители заждались, – Ляля умоляюще посмотрела на Любу.
– По коням! – Прогремел командирский Любин голос.
Злой и обиженный Эдька пошел прогревать остывший на морозе двигатель «Москвича».
– Вы не видели заколку? Такая маленькая, с букетом незабудок?
– Потеряла, наверное, когда в «ручеек» играли! – Гудела Люба, застегивая пальто.  И уже обращаясь ко всем, – не скучайте! Мы скоро!
– Не расстраивайся, муж другую купит, – повела плечом Светка.
Ляля явно была расстроена. Но никто не видел потерявшейся заколки. В открытую дверь ворвались клубы морозного воздуха и скрыли шагнувшую за порог Лялю. С улицы донесся звук отъезжающей машины.
Гога взял гитару и подсел к девчонкам, пытаясь склеить развалившуюся компанию. Лешка засобирался домой. Ему, вдруг, стало совсем не интересно и даже скучно. Одеваясь, он поднял с пола выпавший из рукава куртки мохеровый шарф. Под ним лежала заколка с незабудками.
– Ты куда, Чита?
– Воздухом подышу.
Выйдя на мороз, он всей грудью вдохнул обжигающий воздух: хорошо! И пошел по заснеженному полю в сторону своего дома. Счастье отчего-то переполняло его. Лешка запрокинул голову к ночному небу. Где-то там удаляется от Земли комета Галлея. Леша разжал кулак. На ладони в свете звезд таинственно поблескивала заколка с букетом стеклянных незабудок. 
– Ты – моя комета Галлея, – прошептал Леша и поцеловал незабудки.

5. Последнее прощение http://www.proza.ru/2017/07/05/1150
Надежда Сергеева
Он проснулся, но глаза не открывал, прислушиваясь, как где-то внутри просыпается боль и медленно разливается по всему телу, до самого крайнего уголочка. Потерпеть надо было недолго, придет медсестра (сегодня должна дежурить Танечка, веселая толстушка, так похожая на…. на неё…) и вколет морфий.
Вдруг он ощутил, что на кровать у ног кто-то сел, и тут же открыл глаза. Возле него сидела красивая женщина в белых одеяниях. Явно не медик, потому что легкие одежды скорее напоминали балахон, а не медицинский халат. На голове у гостьи был венок из каких-то странных цветов, то и дело меняющих свой цвет – от снежно-белого до темно-лилового, почти черного.
Встретив его взгляд, женщина слегка улыбнулась и тихо произнесла:
- Здравствуй, Володя.
- Ты кто? – еле смог спросил больной, сил не было даже удивиться.
- А ты не догадываешься? – наклонившись к самому его лицу, прошептала, нет, прошелестела гостья, - я бываю разная, приходя к людям. Могу быть такой.
Дама взмахнула руками, как птица крыльями, от чего одежды взлетели вверх и стали медленно, как в замедленной съемке, опускаться, а перед ним уже сидела маленькая девочка с большими бантами, в розовом пушистом платье.
- Но чаще меня представляют такой, - голос женщины стал зловещим.
Взмах руками, взлет одеяний, скрывших лицо, и через мгновение рядом сидела страшная старуха в черных одеждах.
- Ах, да, атрибут забыла, - она хлопнула в ладоши, и в правой руке появилась коса, - так знакомо?
- Смерть, - больной чуть приподнялся на подушке и рухнул обратно.
Старуха взмахнула руками, вернув себе прежний облик.
- А в таком виде я прихожу к тем, кто на пороге смерти мечтает о любви, - гостья улыбнулась, - но это бывает так редко. Я могу исполнить одно твое желание, прежде чем заберу с собой.
- Желание… Какие могут быть сейчас желания? – воскликнул он и отвернулся к стене.
- Владимир Алексеевич, не спите? - вошла в палату медсестра Танечка, - я вам укольчик принесла.
После укола больной оглядел палату, Смерть сидела на стуле в углу палаты.
- Есть желание, - больной с трудом поднялся на локте, - хочу у нее попросить прощения.
Смерть, задумавшись, прошлась по палате, потом подошла к нему:
- Могу это устроить, но без гарантии, что ты получишь это прощение. Я знаю, о ком думаешь. Ты попадешь к ней. Причем здесь твоего отсутствия никто не заметит. Для других это будет просто сон.
После этих слов гостья коснулась холодной ладонью его лба, и больной потерял сознание.

***
Владимир огляделся. Места знакомые, но как же все здесь изменилось. Ведь был он здесь лет сорок назад. Вот, за новыми железными воротами дом, второй от угла. Это её дом.
Он сделал шаг и чуть не упал. Ноги, отвыкшие от ходьбы, с трудом начинали двигаться. Немного постояв, Владимир, прихрамывая, подошел к воротам, но нажать на кнопку звонка не решился и сел на лавку в тени куста сирени. Мысли торопливо сменяли одна другую. И ни на одной он не мог остановиться. Что сказать ей, такой любимой? Как найти слова, чтобы объяснить то, что произошло морозным январем, когда он в одночасье уехал из города, когда встала между влюбленными разлука.
За воротами во дворе раздались голоса, хлопнули дверцы машины. Ворота распахнулись, и на улицу выехала белая ауди, за рулем которой сидела девушка. С удивлением посмотрев на сидевшего в тени мужчину, она вышла из машины и стала закрывать ворота, что-то негромко сказав кому-то во дворе. С ребенком на руках из калитки вышла женщина. Мельком взглянув на незваного гостя, она передала малыша матери в машину, помогла застегнуть ремни кресла.
- Пока, пока, мое солнышко, - помахала она вслед машине и медленно повернулась к нему.
Владимир внимательно вглядывался в лицо женщины. Глаза еще не узнали, а сердце уже застучало сильно и гулко – она, Надежда!
- Здравствуй, - судорожно сглотнув, наконец, смог выговорить он.
Надежда, молча, села рядом.
- Это ж сколько мы не виделись? - тихо произнесла она, - лет сорок? Каким это ветром тебя сюда принесло?
- Попутным, - попробовал пошутить Владимир, - Дин..
- Как ты меня назвал? – перебила его женщина, - я и забыла уже, как меня все друзья звали Динкой, в честь героини Осеевой. Я забыла это имя. И не надо сейчас его вспоминать. Зачем пришел?
- Надюш, я пришел поговорить с тобой, объяснить, что тогда случилось, - Владимир с трудом говорил, воздух вдруг стал таким тягучим.
Надежда встала, подошла к сирени и стала теребить цветы. Потом она повернулась к нему:
- Объяснить? А скажи, они мне нужны сейчас, твои объяснения?
Владимир попытался встать, но она остановила его:
- Сиди! Объяснения… они нужны были тогда. Ты мне нужен был тогда! Я так ждала тебя и эти самые твои объяснения. А сейчас, спустя столько лет… Не надо ворошить, того, что давно забыто.
Он встал рядом с нею, взял за руку и, боясь посмотреть в глаза, произнес:
- Это, наверное, прозвучит глупо, но я пришел, чтобы сказать тебе - прости!
Надежда попыталась вырвать руку, но он удержал. Вздохнув, словно набравшись смелости, Владимир тихо продолжил:
- Я был молод, очень любил тебя. Боялся потерять.
- Молод? Любил? – в ее голосе было столько горечи, что он ощутил горький привкус на губах.
- Тем вечером, меня дома ждал сосед. Ты его должна помнить, он всегда таскался за нашей компанией, словно нитка за иголкой, - говорить было трудно, - узнав, где я был, он рассмеялся и стал рассказывать, как он с тобой встречался, как ты бегала за ним, как вы переспали и ты… ты…
Надежда приподняла его голову, чтобы поймать взгляд:
- Что я? Что ж молчишь? Говори.
Владимир не смог отвести взгляда и еле слышно прошептал:
- Что ты сделала у какой-то старухи аборт и у тебя больше не будет детей.
Женщина закрыла лицо руками, то ли всхлипнула, то ли вздохнула. Чтобы удержаться на ногах, дернула ветку сирени. Цветки, словно капли слез, посыпались на землю. С трудом сделав пару шагов, она опустилась на лавку, руки, как плети, упали на колени.
- Наденька, - сел он рядом.
Она отшатнулась, подняв руки, словно отгородившись от него стеной:
- И ты поверил?! После этого ты говоришь, что любил?!
Тишина как купол нависла над ними – без звука проехала мимо машина, без звука открывала рот птичка, сидящая прямо над их головами на ветке карагача. Каждый слышал только стук сердца.
Ладонью она смахнула появившиеся слезинки и начала говорить:
- Я ждала тебя десять лет. Всё выглядывала вдоль улицы, караулила почтальона с письмом от тебя. Но постепенно боль от разлуки выжгла всю любовь, и я посыпала тем пеплом память о тебе. Я не вспоминала. Нет, не так. Я не помнила тебя. Но сейчас понимаю, что все эти годы я ждала тебя. Но ты опоздал.
- Прости, Наденька. Я тогда ночным поездом уехал и десять лет скитался по дальним стройкам. Но вернуться пришлось. Мама заболела. А когда ждал городского автобуса в аэропорту, увидел тебя. Тебе к лицу была фата. Ты стояла рядом с ним такая красивая, счастливая. Мне очень больно было видеть тебя с другим! Приехал домой и напился в компании с тем самым соседом. Я рассказал ему о встрече в аэропорту. Наверное, я плакал. А он вдруг сказал, что не досталась ты ни мне, ни ему, что зря он соврал про тебя. Прости.
Надежда провела рукой по его волосам, коснулась пальцем губ:
- Как ты поседел, - потом отвернулась и, положив руку на грудь, сдерживая разбушевавшееся сердце, тихо произнесла, - я давно простила тебя, Володя. Как сына родила, тогда и простила.
Порыв ветра склонил к самому ее лицу ветки сирени, и в шелесте листвы она услышала:
- Я умер, любимая.
Надежда обернулась. Лавка была пуста. Лишь на краю висела цепочка с образком.
Она подняла ее, поднесла к губам:
- Покойся с миром, любимый.

6. Это могло стать любовью http://www.proza.ru/2019/01/18/1687
Надежда Сергеева
Ночь неумолимо уступала рассвету. Звёзды гасли, вернее, таяли, отдавая свой блеск небу, которое становилось светлее и светлее там, где просыпалось солнце. Самый первый, самый шустрый лучик, вырвавшись из-за горизонта, начал прыгать по голым веткам деревьев, по ещё пустынным улицам, по окнам домов, стараясь проникнуть сквозь задернутые шторы. Он был так весел и юн, город  невольно улыбнулся ему навстречу.
- Я несу тебе, город, новую любовь, - шепнул лучик, - она родится сегодня!
Алексей проснулся с улыбкой на губах, ведь во сне он снова был с незнакомкой из метро. Она дарила нежную улыбку, в нежно синих глазах горели искорки счастья. И так тепло было на душе, он был уверен, именно её всегда мечтал встретить.
Алексей закинул руки за голову и погрузился в воспоминания…
Он спускался на эскалаторе, позади как птички щебетали две подружки. Алексей не вслушивался в разговор, но веселый говорок заставлял улыбнуться. Он захотел оглянуться на девушек, но не мог себе позволить смутить их. Когда до платформы оставалось не более двух метров, Алексей услышал сзади шум, тут же ощутил толчок в спину и с трудом устоял на ногах, успев шагнуть с ленты эскалатора на твердь мраморного пола. Мимо ураганом пронесся парень. Сзади ойкнули, и… Алексей, едва успев подхватить одну из подружек, пошутил:
- Погода-то нелётная, а вы летать собрались.
Лишь на мгновенье встретились взгляды, но именно этот момент вспоминал потом Алексей. Девушка чуть слышно проговорила:
- Спасибо, - и слегка толкнув его в грудь, освободилась от объятия,  спасшего её от падения, заторопилась к поезду.
Алексей, оцепенев, смотрел ей вслед, моля об одном – «Оглянись!».
И она оглянулась!
Подарила ему улыбку и вошла в вагон.
Потом Алексей встречал незнакомку почти каждое утро, если путь его начинался в метро. Они встречались взглядами и улыбались, узнавая друг друга, но набраться смелости подойти к ней Алексей никак не мог. Но сегодня всё изменится! Ведь для незнакомки он купил вечером букетик подснежников.
Алексей поднялся с кровати, распахнул окно, с удовольствием вдыхая весеннюю прохладу.
- Здравствуй, утро! Сегодня я снова встречу её! – ему казалось, крикнул он, на самом деле чуть слышно прошептал и подмигнул нежному белому букетику, ожидавшему своего часа в стакане с водой.
Лучик шаловливо щекотал ресницы, стараясь разбудить их обладательницу. И ему это удалось.
Полина улыбнулась и открыла глаза.
- Здравствуй, солнышко, - прошептала она, легко вскочила с кровати и, подбежав к окну, открыла его.
- Здравствуй, утро! – смеясь, проговорила Полина, - здравствуй, весна! Замечательный будет день! Он сегодня заговорит со мной!
Девушка, напевая,  закружилась по комнате, потом остановилась и прижала ладошки к горевшим щекам:
- А почему это я так решила? Может быть, мой спаситель  не думает обо мне? Если бы он только знал, что снится мне каждую ночь! Что в каждом прохожем я жду встретить его взгляд, а засыпая вечером, вспоминаю мгновение, когда была в его сильных руках…
Полина подошла к окну и спросила:
- Солнышко, он ведь сегодня заговорит со мной? Мы встретимся?
Словно в ответ на её слова шаловливый лучик пустил солнечного зайчика прямо ей в глаза.
- Я понимаю это как «да»! – рассмеялась девушка.

С высоты эскалатора Полина внимательно осмотрела всю платформу, благо народу было мало…. И не сумела сдержать вздоха разочарования – незнакомца с глазами цвета чая не было.
- Может его что-то задержало, - грустно подумала девушка, шагая по мраморному полу.
В тоннеле послышался шум приближающегося поезда, и Полина с надеждой посмотрела на эскалатор. На верхней ступеньке появился Он.
Ругая в душе старушку, которой он помог пронести через турникет поклажу, Алексей вглядывался в лица, столпившихся на перроне людей.
Вдруг, его словно обдало радужным дождём – её взгляд лучился радостью и звал к себе!
Алексей заторопился вниз по эскалатору навстречу своей незнакомке.
Но толпа пассажиров с прибывшего поезда замедлила его движение, и Алексей едва успел вскочить в поезд, заметив, что она вошла в тот же вагон.
Он пробирался среди людей, спеша навстречу своей мечте. Кто-то начинал ворчать, но увидев в руке юноши букетик подснежников, лишь улыбался, пропуская его.
До встречи оставался один шаг, когда Алексею пришлось задеть плечом женщину в темной одежде. Он хотел извиниться, но не смог произнести и слова, встретив жёсткий взгляд из-под надвинутого по самые глаза платка.
Алексей поторопился сделать шаг, инстинктивно ограждая девушку от неприятного взгляда.
Полина смущенно приняла цветы. Он осторожно взял её руки вместе с букетом в свои. Прикоснулся к ним губами…
Они не замечали, что на них продолжала смотреть женщина в темном, и как в её черных глазах вдруг начала таять темнота…
Короткое треньканье мобильного и,…. всё поглотила тьма…
Внезапный грохот, резкая боль и ощущение полёта в наступившей тишине.
- Мне страшно, что это…  почему,… - испуганно шептала она, - мы летим?
- Не бойся я с тобой, только не смотри вниз, - ответил он, - мы летим к свету, там будем всегда вдвоём.
Взгляд черных глаз провожал влюбленных, и в  угасающем сознании хозяйки этих глаз билась мысль: «А мне никто не дарил подснежников!»
Белоснежный букетик с алыми капельками на лепестках лежал на окровавленном полу вагона…
*
Полуденное весеннее солнце щедро посылало свои лучи на город, они тихонько касались лиц прохожих, ощущали влагу, чувствовали боль, страдание и в испуге спешили спрятаться за крышу дома, в тень моста….  Наконец, и само солнце грустно прикрылось облаком, понимая, что людям не до весны.
Лишь один, тот самый первый, самый шустрый лучик в растерянности метался по городу, спрашивая:
- Сегодня должна была родиться любовь! Где она, город?
Город лишь хмуро молчал. Город страдал. Город плакал.

7. Невезучий http://www.proza.ru/2017/01/14/514
Валерьян Акимов
   Колька Пеньков – был мужик ничего, только невезучий малость,  да ещё суетливый. А суетился Колька почти всегда. И именно тогда, когда хотел в доме что - либо сделать. Вот из- за этой самой суеты, а может и неловкости, или невезения, любое плёвое дело превращалось в проблему или почти в трагедию для близких и окружающих. Кольке  очень не хотелось, чтобы в посёлке его считали "безруким"!  А «безруким»  его часто называла жена, когда  Колька брался за работу по дому. Жена Кольки знала его "умение" и мало чего доверяла ему. И по этому поводу они часто ругались.
 Вот, как - то Колькина жена завела разговор о ремонте крыши.
" Надо, мол, перестилать. Рабочих, если нанимать, в копеечку выйдет. Может быть,  удастся сэкономить, если вместо рабочих, попросить соседа Петра. Небось, подешевле, возьмёт..."
-Да, что я…. Крышу перестелить не смогу?!! – закричал Колька.-  Ты уже совсем, Маш, меня за инвалида держишь! Я что, дитё малое?!
-Коль, ты лучше молчи! -говорила жена. – Знаю я, как ты перестелешь. Сикось – накось,  да тяп- ляп! Ты по этой части - у нас большой специалист!
-Я понял – сказал Колька. – Ты меня перед всем посёлком опозорить хочешь!!!  Вот  мол, мужик у меня какой! Крышу перестелить и то соседа зовут!
-Коль, тебя вся деревня знает. Знают,  откуда у тебя руки растут, и  чего ты этими руками можешь наделать!  А с Петром, я сама поговорю,  может  и впрямь, подешевле,  возьмёт.
-Да! « Подешевле»,  жди! – язвил Колька. – Крохобор – этот твой Пётр! За копейку удавится! Да ещё скалиться будет, гад!  Я ему морду  набью, вот это я сделаю!
-Ой, Коль!  Смотри,  как бы тебе не набили! Да что ты вообще,  трагедию устроил?!!! Помогать ему будешь. Вдвоём - то сподручней!
-Не будет он со мной ничего делать!  Знаю я его. Один будет, рогом упираться! Хмырь болотный...
-Ну чем он хмырь - то? Любишь ты,  Коль, людей хаять!  Пётр- мужик хозяйственный, рукастый. Вон  какой дом новый срубил. А, банька,  какая у него?!  И всё красиво и ладно,  и  всё на своём месте, любо- дорого!
-Ну, хватит!!! – вспылил Колька. – Значит так!  Или я один перестелю, или совместное наше проживание, считаю излишним! Вот так вот!
-Да...   Да ты что!!! – закричала жена. – Чего разошёлся, а?  Чего тебе эта крыша далась?  Не доверяют ему! Обиделся видите ли он! Глядите!  Да разве тебе чего доверишь?!!  У тебя же всё из рук валится!  Привык всё кое- как делать! Ты вспомни! Вспомни,  в том году.  Валька Лаухин попросил тебя помочь ему клуб украсить! А  ты ж, уговорил его, иллюминацию сделать!
-Ну и чего здесь такого?! – занервничал Колька.- Для всех старались! Праздник хотели устроить!
-«Праздник»!!! Это Лаухин дурак, что с тобой связался. Праздник! Чего вы там нахимичили, что вся деревня в Новый год без света осталась?! Молчишь?!
-Да если бы не Лаухин, всё нормально было!
-Да нечего,  Коль, на Лаухина валить.  Он алкаш, с него спроса нет.  А тебе крышу я не доверю!
-Не доверишь, значит?!!!  - зло спросил Колька.
-Нет!
-Ну ладно!
  Колька перестал разговаривать с женой. Два дня молчал,  как рыба.  Жена от этого сильно нервничала.  Её раздражало  молчание мужа. На третий день она не выдержала.
-Тьфу… Ты!!! Ну, дьявол упрямый!  Стели! Стели сам, Коля! Только потом не обижайся!
  У Кольки от такой радости аж  внутри всё потеплело.  С настроением он взялся за работу.  Как говорится, с огоньком.  Завёл свой старенький «Москвич»,  сгонял на нём на строительный рынок.  Привёз десять рулонов рубероида, гвоздей купил, горбыля поровней  и в выходные полез на крышу.  С погодой Кольке повезло,  солнышко припекало.  Он поднял пару рулонов наверх  и расстелил их. Гвозди для удобства пересыпал в большую, железную банку из-под селёдки.  Помолясь про себя,  потихоньку начал. Николай  не спешил, старался делать всё осторожно.  По нескольку раз отмерял и только потом  резал.  Расстелет  отрезанный кусок, затем прибивает горбыль.  Вроде не жарко, а с Кольки пот градом идёт.  Пару полосок прибил, сел, закурил.
« Пущай видят ,  мы тоже,  кой - чего могём,  и  по хозяйству, тоже»!
 Не докурив сигарету,  Колька взялся за новый рулон.  Работа у него спорилась,  и уже ближе к вечеру он стал заканчивать.
 Даже самому не верилось, что без происшествий, гладко всё выходило.  И тут, как будто сглазил кто  или лукавый подтолкнул. Колька взял и поставил банку с гвоздями на край печной трубы.  И расстилая последний рулон, задел её локтем.    Надо же так случиться, банка с гвоздями провалилась в дымоход!  Да так «удачно», что застряла там , где- то по середине печного прохода,  напрочь перекрыв его. У Кольки аж сердце захолонуло.  Он услышал крик жены снизу.
-Коль! А, Коль! Чего дым- то, в комнату повалил?!! Я готовить собралась, не пойму, в чём дело?!
-Да  это… я, Маш… Я банку с гвоздями в трубу уронил….
-Как уронил?!!
-Ну,  случайно,  я её на край трубы поставил. Понимаешь?!
 Колькина жена, сразу оценила трагедию случившегося.
 - За  каким,  ты её туда поставил?!!  Тебе, что, крыши мало было?!!
-Да по крыши она сползает! – стал  оправдываться  Колька.
-Ну, так я и знала! – кричала снизу  жена.  – Этим и должно было кончиться!  Чего делать будем, мастер?! Печку, что ли разбирать? Чего молчишь- то, идол! В доме не продохнуть!
Колька, с лицом человека, пережившего что- то страшное, смотрел в чёрную дыру печной трубы.
«-Что же делать теперь? И впрямь я невезучий, что ли… Эх, Ядрёна мать»!!!
 Колька начал ругаться, не жалея самых чёрных слов, какие он только знал. Он схватил лежащий на крыше горбыль и стал пытаться пропихнуть банку в низ. Она сползла ещё ниже и застряла уже окончательно. Горбыль не доставал. Колька бросил его.  Сел на крышу, обхватив голову руками.  Мысли в его голове начали бегать, как шары в барабане спорт-лото.
-Ты долго сидеть там будешь?! – опять кричала снизу жена.
И тут Кольку осенило: « Магнитом её надо выдернуть»!   Он довольный спустился вниз.
-Сейчас Маш! Сейчас! Я её магнитом, заразу!
-Ты где магниты- то возьмёшь?! -  крикнула с недоверием жена.
Колька показал на старый приёмник «Ригонду».
-Да, вон в нём. У него на динамиках магниты большие стоят, мощные. Враз,  вытащат!
-Да, ты что, Коля! Приёмник- то ещё хороший!
-Ну а что, Маш! Чего делать- то? Придется пожертвовать!
-Дала б я тебе , чем- нибудь тяжёлым!  Разбирай уж. Изверг рода человеческого!  Что ж теперь, голодными сидеть?!  Да и в доме холодно становится.
Колька раскурочил приёмник быстро.  Выдернул динамики, зубилом разбил магниты. Привязал к ним длинную верёвку и стал потихоньку спускать её  в трубу.
-Ну, что? – спросила жена – Зацепил?
-Сейчас, Маш. Пусть лучше присосётся!
 Колька вытащил магнит, весь усыпанный гвоздями, как ёжик.  А банка, дери её, не магнитится вовсе.   « Она же анодированная»,  потом уже, дошло до Кольки.  Но жене про это он не сказал. Побоялся.  Как бы хуже не было.  Сказал лишь, что банка застряла так, что магнит её не берёт.
-Что б ты провалился с этой банкой вместе!!!  В эту самую трубу»!!! – кричала снизу жена. – Я- то  дура, согласилась. Если ты эту чёртову банку не вытащишь! Тогда, Коля, точно наше совместное проживание прекратится! Ты понял меня?!!!  Ну, что ты будешь делать! Мне, что теперь...  с ребёнком к матери ехать?!  Вот послал Бог муженька,Господи...
 Жена ещё что- то кричала в его адрес.  Но Колька уже этого не слышал. Он думал про себя, что он действительно невезучий и безрукий.  И, что жена права.  И теперь вся деревня, будет смеяться над ним.  У Кольки даже от безысходности и обиды слёзы потекли. Он уже не думал об этой банке. Он, почему- то, вспомнил свою  молодость. Как ухаживал за своей будущей женой Машкой. Как они решили пожениться, как играли свадьбу. И как Машкин брат, шурин Васька, подарил им на свадьбу, ради смеха, ружьё для подводной охоты.
«-Вот, придурок»! - думал Николай. – Нашёл, что подарить.
-Стоп!!! – закричал Колька.  – Есть! Есть, Машка!!!
 Он утёр рукавом сопли  и слёзы. И быстро полез на чердак.  Долго копался там.  Весь перемазанный пылью и паутиной он спустился вниз, держа в руке ружьё для подводной охоты. Оно столько лет пылилось, а всё же пригодилось.
-Ты что?  Совсем ошалел!!! – крикнула на него жена.
-Маш! Это последний шанс!  Я пробью её насквозь и выдерну. Точно тебе говорю! Поверь, Маш! Ты только поверь!
  Жена посмотрела на Кольку, стоящего посередине комнаты, чумазого, с взъерошенными волосами и с этим ужасным ружьём.  Она ничего не сказала, утёрла нос краем фартука и махнула рукой.
  У Пеньковых, дом стоял возле  дороги,   и многих проезжающих, шокировала такая картина.  Мужик стоял на крыше,  с ружьём для подводной охоты, и  целился из него в печную трубу!
  Раза с десятого, Колька всё же, кое- как, но зацепил эту злосчастную банку!  Вытащив её, он с такой силой и злобой, зашвырнул её в сторону соседского огорода, что продырявленная во многих местах банка, так сильно завизжала, что Кольке сразу стало легче на душе...
Жена затопила печь, сели ужинать, а крышу Колька доделал, в другой выходной.

8. Наташка http://www.proza.ru/2018/12/06/363
Валерьян Акимов
     Не знаю…  Наверное, она была первой,  а может,  и не первой...  Из-за частых переездов родителей  Валька Леонов сменил несколько школ. Было не комфортно ему,  каждый раз приходить в новый класс. Быть «новеньким», приспосабливаться, присматриваться к новому  классу. Чтобы не быть одному, стараться  побыстрей  заводить друзей  или товарищей, как получится, и,  вообще, стараться держать себя не последним человеком в классе. Если придётся, то и в морду заехать,  не постесняться.
  Так первого сентября  Валька пришёл  в свой новый  «8Б». Класс оказался неплохой. Конечно, такой  сверхъестественной  дружбы, как порой показывали в советских фильмах,  в классе, конечно же,  не было, но ребята   были нормальные, в основном троечники, отличников  не было,  имелись несколько хорошистов  да ещё  один дебиловатого вида чувачок- переросток, скорее всего, второгодник, но тихий,особо не выступал. Девчонки тоже были  ничего,  Валька уже стал заглядываться на них. В классе были двое  симпатичных, на  которых Валька сразу положил глаз – это были Маринка и Наташка, обе сидели за одной партой  и были подружками по жизни.
  Новенького, классный руководитель - Людмила Фёдоровна,  усадила на предпоследнюю парту.  Вальке нравилось сидеть  позади. Весь класс был как на ладони,  было видно, что и как, и кто  чем занимается на уроке, а главное,  было  хорошо  видно Наташку. Её русые, вьющиеся волосы,  собранные в пышный  хвост.  Её ушко, на которое всегда попадал солнечный зайчик. Валька на протяжении всего урока  неустанно  смотрел только на неё. Наташка стала тоже, замечать его взгляды  и при удобном случае,   оборачивалась и бросала  хороший косяк  на Вальку. Такой, что пронизывал  до самых пяток!  После таких взглядов  Валька  просто  не мог себе место найти!  Её серые глаза казались ему  такими  бездонными! В них хранилось  что-то такое, что притягивало его и волновало.  Они уже часто стали переглядываться. В классе никто не знал про это. Знали только они двое. Знали, но дальше переглядов дело так и не шло.
 Подойти к Наташке Валька всё же стеснялся.
-« Ну подойду…  И что? Что я ей скажу? Наташа, ты мне нравишься?! А она рассмеется мне в ответ, да ещё подружке своей, Маринке, расскажет, а та-всему классу!!! Во, здорово будет…» - рассуждал  так Валька и сам же злился от этого.
  Один раз, при объяснении нового материала, Людмила Фёдоровна заметила, что Валька не слушает её совсем,  а смотрит в сторону Наташки. Немолодую  уже, хотя и неплохо выглядевшую женщину, это стало раздражать, и она при всём классе зачем-то  крикнула на Наташку. Чтобы та посмотрела всё же на Леонова, чтобы тот, наконец-то,  успокоился и стал внимательно слушать новый материал. Благо тогда из класса никто  ничего не понял, кроме Вальки и Наташки, ну и, конечно же,  Людмилы Фёдоровны.
  Учителя иногда бывают жестоки…   В одной из школ, где  Валька учился раньше,  была учитель химии, которая специально унижала при всём классе учеников, чтобы её боялись. Она так зарабатывала себе авторитет. Да её боялись, но не любили.  Людмилу Фёдоровну – любили. Она была хорошим учителем и сама любила ребят, своих учеников.  И такие вещи ей прощались.
  Валька влюбился! Он влюбился в Наташку по уши! Он постоянно думал только о ней.  Он попросил своего приятеля Щепу, который сидел с ним за одной партой, принести фотоаппарат и сфотографировать бы Наташку. Щепа, наверное, всё понял и не стал расспрашивать Вальку, зачем? Он под предлогом,  что  будет снимать  весь класс,  сделал снимок  и Наташки.  Фото вышло отличное! Валька поставил фотографию  за стекло своего секретера, где он иногда  делал уроки, и часто смотрел  в её серые, бездонные глаза… А бывало,он часто  плакал по ночам, уткнувшись лицом  в подушку.
  Школьная любовь у всех бывает разная…  Она ведь у многих первая!  У кого-то- на всю жизнь, кто-то даже умудряется выйти замуж  сразу после школы- по разрешению родителей, а через год развестись. А бывает и так,что исчезает она,  как утренний туман, после восхода солнца.
 В девятый класс Валька перешёл в другую школу, в новостройку, в этой его не оставляли за плохую успеваемость. После учёбы Вальку забрали в армию, он с 8 лет пошёл в школу.  Отслужив два года, он пришёл домой. Ещё в форме, Валька навестил своих школьных друзей, кого ещё не забрали на службу. Узнал, что Наташка вышла замуж, за своего соседа по дому. Он знал этого парня, хотя и не был с ним знаком. Так, обычный парень.  Как-то вечером,  возвращаясь домой, в троллейбусе он увидел её… Наташка была уже в положении. Она изменилась, ему показалось она похудела лицом .  Валька  не сразу узнал её. И ничего в его сознании не колыхнулось… Лишь вспомнилась школа.  Валька даже не подошёл к ней. Зачем?  Он вышел на своей остановке  и пошагал домой, вспоминая свои школьные годы и первую свою любовь…
               

9. Студентка – практикантка http://www.proza.ru/2019/01/19/1682
Владимир Печников
     Танечка, так звали мою возлюбленную, была старше меня на десять лет. Она училась на филфаке и проходила практику в нашей школе в качестве вожатой, иногда подменяя преподавателя по какой-либо вынужденной причине. Влюбился я сразу, как только она появилась на школьном горизонте с мальчишеской причёской и милым взглядом моей мечты. Прошлась Танюшка в коротенькой модной тогда юбчонке мимо нас во время бурной перемены, ошарашив, озадачив и убив. Остолбенел в момент я, перекошенный во взгляде удивлённом, и еле-еле поймал обеими руками собственную челюсть, чуть-чуть не упавшую с грохотом на пол к её ногам.

     Ах, уж эта практикантка! Ведь бум гитарный, самый что ни на есть, по всей стране Советской в то время счастливое бушевал. Старший брат мой и его друзья, все поголовно влюбились в Танечку и пели песню под плохо настроенную гитару -  бренчание той удивительной эпохи: «Студентка-практикантка входила в класс не смело. Урок вела краснея, как будто в первый раз…» В припеве этой обаятельной песни практикантку тоже звали Таней.
     В этот океан массового гитарного увлечения  с головой окунулся и я. Вот, что любовь делает с человеком! Мне непременно нужно было доказать всему миру, что я могу, что умею, что есть у меня великие способности к музыке и любовь при этом помогает творить просто удивительные чудеса! Буквально через неделю я с душевным упоением без единой фальшивой ноты играл соло из кинофильма «Генералы песчаных карьеров».   Мы делали просто: убирали седьмую струну, чертили на бумажке шесть полос, разделяли их на лады и ставили крестики, показывающие какую струну и в каком месте нажимать сбитым в кровь пальцем без всяких, к чертям собачьим, нот и обозначений аккордов. Ох, как необходимо требовалось за короткий промежуток времени изучить хотя бы одну песню, чтобы при случае показать своей возлюбленной, что я владею этим сложным музыкальным инструментом.
     Брат - Женька завывал про тополя, которые в пуху и про колокола, которые зазвонят опять, и даже про девушку, плачущую в автомате. Но, я выбрал себе такую, такую песню, которая, вне всякого сомнения должна была сразить наповал мою Таню, сразу и бесповоротно. «Ярко светит луна, хоронясь за листвой. По дороге ночной проскакали ковбои…» - надрывал я влюблённую глотку. Да, это была самая первая песня, спетая мной под гитару на незабываемых трёх  аккордах. Теперь, наивно думал я, моим старшим конкурентам никогда-никогда не обскакать на гитарном поприще, если дело коснётся любви и пения серенады под балконом обожаемой девушки. Сейчас-то, конечно, смешно думать о песне про каких-то ковбоев, но тогда…  В то замечательное доброе время безалаберного мальчишеского детства мне это казалось каким-то невероятно-потрясающим, с ног сшибающим действом.
     Таню на лето назначили вожатой в летнем лагере, куда я, невзирая на полное удивление родителей, сразу записался одним из первых.
     - Странно как-то это всё, - сказала мама, посмотрев на папу.
     - Может взрослеет,  - ответил папа. - Ты, это самое… поаккуратней с ним.
     В то время прошёл фильм по телевизору «Дон Кихот». В нём-то, по мнению сверстников - обыкновенной киношке, я увидел нечто такое, что стучало в унисон с моим детским сердцем, что тревожило мою нежную душу, что не давало покоя и направляло на совершение великих подвигов. И когда друзья брата обсуждали в неприглядно хамском виде мою «Дульсинею Ивановскую», то я весь напрягся, и ринулся было с кулаками на них на всех, но вовремя остановился. Ведь уже не однажды получал хороших тумаков. Да, Вова, подумал я тогда, ни хрена ты не «Дон», а трусня позорная. Во мне всё бурлило и клокотало, но быстро были найдены оправдательные объяснения, после чего только и оставалось - это выкрикнуть такие слова:
     - Эх, варвары! - сотрясало воздух, но сотрясало таким образом, чтобы в случае чего не к соперникам относилось, а просто в небо. – Цезарь скоро подрастёт!
     - Чаво? Чаво мелешь, сапля? А ну чеши, покедова по шее не схлопотал. - Услышал я уже вдогонку, по пути проколов два задних колеса у их велосипедов, стоявших за углом дома.
     У старшеклассников была военная игра «Зарница», а у нас великая эпопея «Про индейцев». Мы запоем читали Фенимора Купера и ходили в кинотеатр «Искра» на эти завлекательные фильмы из ГДР. Двадцати копеек было достаточно, чтобы потратить десять на фильм, а на остальные купить стакан лимонада и театральных леденцов. А после… А после в лес - наряжаться в перья и мазаться акварельными красками. Я почему-то никогда не хотел быть последним из могикан, но был всегда Виннету. Тане я смастерил кожаную ленточку на голову и воткнул в затылок одно крашенное куриное перо. И неважно, что это была игра, но хотя бы в ней у меня, пусть ненадолго, пусть на чуть-чуть, была своя собственная вторая половинка, моя скво.
     После лагеря мне всё же пришлось уехать в деревню, и в городе я появился только к первому сентября.  Таня жила в хрущёвке на третьем этаже, поднявшись на который я с биением сердца позвонил в дверь. Она была в светлом платье в горошек, по всей видимости, куда-то собралась перед моим приходом. А я был на вершине мальчишеского счастья. Показалось вдруг, что мы не виделись целую вечность! Я даже, было, встрепенулся и дёрнулся обниматься, но вовремя остановился, а она… только и сказала удивлённо:
     - Вовка, ты? Каким ветром занесло?
     - Я это… как его… там…
     - Ну, раз пришёл, проводишь меня до почты. Посылку надо получить, заодно и донести поможешь.
     На небе гуляла одинокая тёмная тучка, а солнце палило во всю Ивановскую. Когда я немного задержался, чтобы завязать шнурок китайской кедины, то чуть не провалился сквозь землю. Ведь узрел необыкновенную картину, от которой почти что сошёл с ума. Милое солнышко удивительным образом просвечивало Танино платьишко, показывая на всеобщее обозрение красивую обаятельную фигурку в маленьких трусиках. Но это ещё что, самое главное случилось буквально через пять минут, когда та самая единственная тучка, вдруг закрыла солнце и пролилась на нас коротким, но сильным ливнем. Лёгкая ткань моментально промокла насквозь… О, Господи… я увидел всё: и небольшую соблазнительную грудь и даже тёмные волосы на лобке! Люди добрые, что тогда со мной творилось, это не высказать никакими к чёрту словами! И тем более никаким пером не описать, что со мной потом делалось целую неделю, по ночам особенно. Один какой-то миг перевернул в моих мозгах напрочь, всё что я думал раньше про любовные отношения между мужчиной и женщиной. Мы в школе уже прошли курс тычинок с пестиками и гоготали до упада на уроке, когда кому-то приходилось отвечать по этой теме домашнее задание. И вот, после того случая, с обнажившейся невзначай Танечкой, мне подряд несколько ночей снился один и тот же эротический сон. Короче говоря, стал я на Танечку заглядываться уже немного по-другому и с несколько отличной от предыдущей постановки любовного вопроса.

     Однажды случилось так, что учительница по русскому языку и литературе ушла в декретный отпуск и Танечку на время попросили её заменить, пока не подыщут другую. Перед самым первым занятием меня вызвал к себе директор школы.
     - Так, Вова, ещё раз Татьяну Сергеевну Танечкой назовёшь, то в лучшем случае пошлю за родителями. Понял? – сказал Евгений Васильевич и потеребил мои непослушные волосы.
     - Ага, - ответил я и поплёлся в класс.
     Весь первый урок Татьяна Сергеевна посвятила чтению удивительной по тем временам только что вышедшей из издательства книжки «Дядя Фёдор, пёс и кот». Эх, думал я после прочтения, почему же мультик не сделают из этой книжки здоровской? Таня увлекала своим чтением до радости детской, до самого искреннего смеха, а я попутным делом всё это время глазел, вылупив на полную орбиту свои окуляры, на её ноги, которые она иногда перекладывала с одной на другую. Что тут поделаешь, начались и они у меня, те самые позывы перестроечные, тесно связанные с мальчишескими подростковыми изменениями.
     Прошло некоторое время, и я все же решился снова сходить домой к Танечке. Поднялся на третий этаж хрущёвки и по привычке позвонил в дверь, которую открыла Танина мама.
     - Ой, кто тут пришёл, - поздоровавшись, закричала она вглубь комнаты! – Таня, жених к тебе пожаловал!
     Через несколько секунд выскочила в коридор моя возлюбленная вся наполненная необыкновенной радостью, которая тут же, в один миг сникла, как только она увидела мою наглую личность, которая припёрлась ни ко времени и ни к месту.  А потом… А потом влетел в квартиру на крыльях любви настоящий её жених и ваш рассказчик ушёл понурив головушку свою.
     С этого дня я начал вести себя совсем неподобающим образом. То ли ревность взыграла, то ли ещё чего, но начал я проявлять себя мелким хулиганистым образом. С неба взялись дикие манеры, иногда переходящие в не смешную клоунаду, выражающуюся в громких шагах, неуместных выкриках и дурацких жестах. Двойки полетели одна за другой, а мне было на них далеко наплевать, раз жизнь и так пошла под откос.
     Теперь-то я уверен, что у мальчишек такое бывает в переходный период, но тогда… Тогда Таня сорвалась не по-детски! Ой, что тут только началось, я увидел новое лицо своей любимой. Татьяна Сергеевна подняла класс и начала орать бешено и рьяно:
     - Вы что, - кричала она, - как бараны за этим хулиганом ходите, подражаете неподобно и скверно!
     Уже не совсем точно помню, что Танечка ещё громко говорила, но я, молча вышел из класса и почти бегом отправился навстречу к собственному дому. Было решено бросить эту школу навсегда. Мама очень сильно переживала, не понимая, как ей, горемыке, в таком случае поступить, тем более без моих каких-либо объяснений. Но буквально на следующий день принесли новость, что Татьяна Сергеевна покинула школу. Говорят, вышла замуж и уехала в другой город.  А я, буквально через месяц влюбился в Наташку, с которой меня поставили в пару на уроках ритмики и всю свою последующую жизнь никогда, ваш покорный слуга, не любил больше старших себя по возрасту.

10. Лети птичка, лети http://www.proza.ru/2019/01/19/1457
Владимир Печников
     Каждый раз, когда я прибываю на место, где не был уже давным-давно, в голове всплывает непринуждённо из потаённых уголков одно из самых запоминающихся событий, которое когда-то в моём присутствии здесь произошло и оставило след в мыслях с чувствами. Но то, что тогда меня очень удивило, очаровало, а потом и поразило, закрепилось чудно в извилинах навсегда, найдя себе ту самую потаённую комнатку, в которую иногда уж очень хочется заглянуть переживая.
     Вот и сейчас, приехав в этот уютный донской городок после продолжительного отсутствия, я искренне с какой-то трепетной надеждой искал глазами её… Да, её - Божью Птичку. Ту самую, которая порхала по рынку, да так, что невозможно было взгляд свой полный интереса отвести. Взор вначале непонимающий, потом, по истечении некоторого времени, глубокий…- одновременно с горестным сожалением и тут же с непонятным восхищением.
     Птичкой прозвали местные рыночные торгаши и обыватели девчушку из интерната, которая имела множество психических расстройств с отклонениями, но была она настолько безвредна в своих действиях для окружающих людей, что девушку свободно и спокойно отпускали на прогулку в любое для неё интересное время. Нежные ручонки её никогда не могли оставаться в состоянии покоя, но вырисовывали в воздухе такие невероятные кульбиты, что порой казалось, будто бы она хочет взлететь или даже уже летит по её же пониманию и хотению.
     -Ты что, летишь, Птичка? – Вырывались у меня иногда непроизвольно такие слова от великого удивления.
     -А вы что, не умеете разве? – щебетала она, - Пойдёмте со мной, я вам покажу, это же так просто! Никак не пойму, почему вы все не можете?
     - Да нет же, летаю, - отвечал я, - Только не так, как ты, а низко очень и лишь во сне.
     - Всё понятно с вами, - смеялась она и парила дальше…
     - Лети Птичка, лети! - Шептал я, умиляясь ей вслед.
     Но она, увидев вдруг какого-нибудь привлекательного и совсем незнакомого молодого человека, начинала кружить вокруг него, чуть ли не обнимая, часто повторяя нежно и мило, казалось бы, несвязно, но очень понятно для окружающих:
     -Ты мой, ты мой… Не отдам тебя никому… Ты сам не знаешь, что мой… Я буду тебя любить… Честно-честно буду любить… ты мой…
     Молодой человек, если не знал её, то тут же недоумённо шарахался в сторону, а она, обречённо взмахнув крылышками, отлетала на несколько метров к торговому помещению. А постояв немного с такой невыносимой тягостной грустью, что сердце замирало у любого из наблюдавших за этой картиной людей, вдруг вновь начинала улыбаться воздушно-солнечно и… лететь, лететь, лететь!
     В то время я частенько посещал данную площадь, имея в собственном распоряжении торговую точку, дабы заработать по более деньжат для своих троих детей-студентов, почти одновременно учащихся в Лесотехнической и Медицинской Академиях. А Птичка была словно символ рынка, или талисман, не знаю, как сказать… Я даже шутил иногда, что, мол, это вам не мишка олимпийский какой-нибудь, а птичка живая и настоящая, без которой вне всякого сомнения, никто этот рынок уже и представить себе не мог. Грустная шутка, однако, но именно так тогда и казалось мне.
     Тяжело, конечно, было слышать её историю, приведшую Девчушку в то самое состояние, в котором она была мне представлена. Десятиклассницей-отличницей-красавицей Птичка была зверски избита и изнасилована одним ублюдком из этого города. Сразу после дикого случая у неё, по словам местных жителей, и случился такой вот поворот нехороший в голове. Самое ужасное и вредное для моего понимания, было не только это помешательство, а то, что урода-извращенца не изволили наказать, как положено, якобы из-за нехватки доказательств. Родителей у Птички не было, а она, вдруг заболев по причине психического расстройства, уже не могла постоять за себя. Дело, на удивление всем, спокойно прикрыли, а народ… А, что народ? Пороптал, как всегда промеж собой на кухне, да и притихли людишки, хоть и неравнодушно, но замолчав. Пресса тоже как-то вяло себя повела, скорее всего из-за того, что во-главе редакции находился родственник той гадской сволочи.
     Но вот, прошло достаточно времени и… - я здесь, снова иду по знакомому мне рынку, вроде бы непроизвольно, но выискивая до боли в сердце, почти ставшие мне родными лица, раскланиваясь по сторонам. Иногда останавливаюсь, чтобы поздороваться поближе и поговорить.
     - А где же Птичка? – спросил однажды я у знакомого торговца обувью, уже пробыв на рынке довольно продолжительное время. – Чёт не видать… Не летает… Может время ещё её не настало?
     - Вот даёт стране угля! Ты разве ничего не знаешь?
     - А что?
     - Так, улетела Птичка… Улетела от нас навсегда, щебетушка…
     - Что же случилось, чёрт возьми?
     - Убили её!
     - Как, ещё раз?
     – Ещё, ещё… И что самое невероятное, бывает же такое, тот же сукин-сын попался на пути жизненном! Пьяный ехал на иномарке и сбил нашу Птичку насмерть прям на пешеходе! Два года условно получил, падаль!
     – Вот это ты меня зарезал на повал!
     – А про Ваську-то, тоже небось ничего не слыхал?
     – Что картошкой торговал?
     – Он-он, тот самый… Посадили его, Ваську-то этого… Три года, почитай уж сидит… А, ещё ведь до-фига осталось! Обожал он нашу Птичку-то очень. И после того случая, видно отомстить решил, - отправил того гадёныша самолично в гиену огнену! В самый Ад до поры до времени опрокинул, не дождавшись суда Всевышнего! У них ведь стройка с папашей была… На месте общественной бани магазин строили как раз. Убивец тогда завалился к строителям пьянущий в дуплет, в аккурат после суда и заснул в вагончике. А Вася наш подрабатывал,- сторожевал тама… Не знаю уж что промеж ними было, но подпёр дверь-то бруском и спалил живьём ентого скота вместе с жильём энтим!
     Долго я стоял в полнейшем остолбенении, оглядывая непонимающе и рынок, и небо, и собеседника, шепча про себя, а может даже вслух:
     - Лети Птичка, лети…
11. Домовой http://www.proza.ru/2018/12/16/707
Татьяна Овчинникова 4
     Если вы думаете, что домовых не бывает, ошибаетесь. До 31 декабря 2003 года я тоже в них не верила, но произошедшее убедило меня в обратном.
     Именно в этот день, продав накануне свою старенькую «хрущёвку», я въехала в не менее старенький дом, о приобретении которого мечтала несколько лет и который стал для меня этапом новой жизни, обещающим приятные перемены.
     Сидя на стуле посреди одной из комнат в окружении мешков, коробок и мебели, ещё не нашедшей своего места, я радовалась: «Наконец-то не увижу соседей справа, шумно выясняющих отношения (особенно по ночам) и соседей сверху, постоянно забывающих выключить воду в ванной комнате. Разве это не счастье?!»
     Возле ног крутился котёнок, запущенный в дом первым и уже успевший освоиться в необычной обстановке. Глядя на его довольную морду, я умилялась: «Ну, что, киска, нравится?  Ты теперь свободная – можешь гулять во дворе, сколько хочешь, и никто тебя не обидит, не напугает, не пнёт. Никто! Так же, как и меня…»
     За окном падал крупный снег, создавая новогоднее настроение. До боя курантов оставалось пять часов.
     И тут я вспомнила о судаке, лежавшем на столе среди мешочков и пакетиков в ожидании своего часа. Заливное из судака – одно из традиционных блюд моего праздничного  стола, и отказываться от него, даже находясь в «состоянии невесомости», не хотелось.
     Пока рыба варилась, я разбирала коробки.
   
     Готовому блюду требовалось охлаждение. Поскольку холодильник ещё не обрёл постоянного места жительства, я решила остужать заливное на крыльце. Задерживаться на морозе не собиралась -  выскочила в халате и в тапках. Но, как говорится, беда приходит оттуда, откуда её не ждёшь: неожиданно дверь захлопнулась – я осталась на улице… в компании судака.
     Ужас охватил меня: сердце в груди заколотилось, возвещая о предстоящем испытании. Вопрос «что делать?" повис в воздухе. Сначала почувствовала, как мёрзнут уши, потом – колени, ступни ног… - казалось, ещё немного, и я превращусь в ледяную статую. Оглянулась по сторонам – ни в одном из домов не было света, как будто все они в одночасье опустели. Куда бежать? Да и не разбежишься в тапках-шлёпках по снегу. Кого звать на помощь? Подпрыгивая на месте, я повторяла: «Вот Таня - дура! Вот недотёпа! Вечно с тобой происходят глупые истории!  Думай, шевели мозгами!». И решение пришло.
      Возле дверей было небольшое окошечко, скорее похожее на форточку. Пролезть через него, конечно, я бы не смогла. Но разбить стекло и попытаться дотянуться через проём до замка…  Почему бы и нет? Поискав глазами предмет, который мог послужить молотком, я остановила взгляд на алюминиевом судке, в котором покоилось успевшее замёрзнуть рыбное заливное. «Что ж, за неимением лучшего буду бить «судаком», - решила я. Размахнулась – и осколки стекла посыпались к ногам. Обмотав руку подолом халата (благо, он был не коротким), я медленно вытаскивала из оконной рамы осколки стекла, боясь пораниться. И наконец вздохнула с облегчением: просунув окоченевшую руку в освободившийся оконный проём, дотянулась до английского замка – дверь открылась. Радость от спасения невозможно сравнить с радостью обретения какой-либо вещи или даже встречи с другом. Всё внутри заполнилось этой радостью – хотелось прыгать, кричать, махать руками.
     Я вбежала в дом, держа в руках судок со злополучным судаком. Зубы стучали, уши горели. Котёнок, ничего не подозревая, мирно спал на диване, наслаждаясь теплом. «Надо же.., - позавидовала я. - Вот бы погреться возле него! Потом, всё потом. А сейчас надо разделаться с рыбой, из-за которой весь этот сыр-бор! Зря, что ли, мучилась?»
     Сначала я заткнула дышащий морозом проём в окне подушкой, затем, найдя купленную на всякий случай бутылку водки, налила в рюмку обжигающей жидкости, выпила залпом – и замахала руками, как будто глотнула яда. Положив на тарелку большой кусок судака, вынесла приговор: «Конец тебе, моя мучительница!»
     Дрожь в теле не исчезла – хотелось забраться под одеяло с головой. Так и сделала. Выпитое «лекарство» подействовало быстро – дремота навалилась и заставила закрыть глаза.
     Проснулась, когда половицы заскрипели.  «Неужели воры?! – ужаснулась я. - А что, вполне может быть. Окно разбито – любой до замка дотянется. Никакая подушка не спасёт». Послышались голоса, а затем - вопрос:
- Дома есть кто или нет?
     Я вздохнула с облегчением: «Уже хорошо. Значит, не грабители, не убийцы. Те без стука вломились бы и вопросов не задавали. Тогда кто же это?!»
- Есть, есть, - закричала я, выпрыгнув из-под одеяла и направляясь к выключателю.
    Передо мной предстали мужчина и женщина в фуфайках, с палками в руках. Я оторопела, не понимая, как себя вести. Увидев в моих глазах испуг, «пришельцы» положили палки на пол, переглянулись.
- Ну, слава Богу, жива. А мы-то решили, что нету тебя уже. Прогуливались да увидели, что окно у тебя разбито и подушкой заткнуто – испугались. Был бы телефон, позвонили бы в милицию. Да нету его у нас. Обходимся как-то без него. Соседи мы твои. Из дома, что напротив.
     Мужчина протянул руку.
- Ну, будем знакомы. Я Иван Васильевич. А это жена моя, Катерина. – Что случилось-то, рассказывай.
    - Обычная история. Дверь захлопнулась, а я на крыльце осталась. Вот и пришлось стекло разбить.
     Сосед, снимая шапку и приглаживая волосы, изрёк: - Домовой это. Он выгнал тебя на улицу. Эти товарищи всегда новых жильцов в домах проверяют – смотрят, что делать будут, как выпутываться. Смотрят да посмеиваются.
     Катерина закивала головой, соглашаясь с мужем.
- Домовой?! – удивилась я. – Разве они бывают? Это же выдумки, сказки.
- Не говори так, а то он обидится и будет испытывать постоянно. Есть они, точно знаю, есть. Привыкают к своим хозяевам, вот и не хотят других, - продолжал Иван Васильевич. – Ладно, раз всё в порядке, пойдём мы. Новый год скоро. – Достав из кармана часы, крякнул.
- Оть! Через двадцать минут уже…
     Я замахала руками, боясь остаться в доме одна (после намёка на домового было страшновато).
- Нет, нет, не уходите. У меня и водочка есть, и рыба заливная. И ещё что-нибудь быстренько найду.
     Услышав про водочку, сосед без слов направился к столу. Пододвинул стулья - для себя и для жены - и уселся в ожидании обещанного угощения.
     Бой курантов встретили втроём. Никогда ранее новогодняя ночь не была у меня такой тихой и размеренной. Соседи рассказывали о себе, о детях и внуках, не забыли ни собак, ни кошек.
     Гость снова вспомнил о случившемся.
 - Шалун, твой домовой-то. Вон что сделал – на мороз тебя, бабу, выгнал. Не пожалел. Знать, баб не любит. Знать, досталось ему от хозяйки прежней. Да и то правда. Жили Макарыч да Ивановна, хозяева-то бывшие, неплохо, но уж больно мужику баба крикливая досталась: выпьет Макарыч, а она… орать на него да по столу стучать! Он ей тихо так: «Угомонись, Ивановна, угомонись», а она ещё сильнее. Валенком его называла, никак иначе. Валенком и швыряла в него. Кинет, а потом ещё и подзатыльник даст. Он смирный был, терпел, улыбался только. Накричится евойная баба да и утихнет. А он ей: «Ну, что, мать, мир?» Та в ответ: «Куда ж деваться – мир», да и сама рюмочку ему опосля ссоры нальёт. А домовые шума не любят – тишину им подавай, спокойствие.
- Да, верно, - вступила в разговор Катерина. – Вот недавно у нас был такой случай: гостили внуки, музыку гоняли и днём, и ночью. Включат какие-то бахи-бабахи – хоть из дому беги. Васильич скажет: «Хватит уж, выключайте. Голова разболелась». – Они в ответ: «Дед, не мешай. Дай послушать. Иди во двор – там посиди». Вот однажды включили поздно, в полночь, дед замечание сделал – они как будто не слышат. И вдруг ихняя тарахтелка задымилась. Хорошо хоть пожар не случился.
- Это дворовый*, никто другой, - почёсывая затылок, уверил сосед. - Ведь и второй раз так же сделал. Отремонтировали магнитофон-то да опять за своё. Ну, никакой мочи нет слушать этакое. Домовой опять на защиту пришёл – ленту стал рвать да жевать. А потом ещё и такое было: спрятался он в ножке стола да стал постукивать, когда разговоры резкие за обедом услышит. Как будто молоточком: тук-тук… Справедливый он у нас, добрый. Мы ему на ночь время от времени на столе молочка немного оставляем да ломтик хлеба. А ещё, сказывают, он сахар кусочками любит. Тоже кладём. Домовой нас и не беспокоит – доволен. Вот и ты так сделай. Не забудь только. Домашний дух добрых любит. И хозяйственных. Ежели избу будешь в порядке держать, он только спасибо скажет да защитит в нужный момент.
     Рассказ о домовых произвёл на меня впечатление, хотя веры в их существование   не было. Но… кто знает… а вдруг?
     Посидев в гостях часок-другой, соседи ушли. Спать уже не хотелось, и я продолжила разборку коробок и мешков. Тихо играл магнитофон, создавая настроение, котёнок крутился возле ножки стола, как-то странно мяукая. «Уж не домового ли почуял?» - подумала я. – В ответ… услышала стук, раздавшийся из этой самой ножки. Мурашки пробежали по спине, но испуга не было – был интерес.
- Добрый дядюшка, домашний дух, это ты? – спросила я, не надеясь на ответ. – А он последовал: в ножке стола что-то снова застучало.
- Я на тебя не обижаюсь, - продолжила я разговор, - понимаю, что нарушила твой покой. Прости. Давай подружимся? – и в ножке стола вновь что-то стукнуло – значит, согласился.
     Ложась спать, я оставила на столе полстакана молока и кусочек сахара, чтобы задобрить «настоящего хозяина» дома.
     С тех пор мы стали друзьями. Проявление дружелюбности домового наблюдала не раз: кто обижал меня в этом доме, получал сполна. Но об этом рассказывать я не стану: тайна должна оставаться тайной.

*дворовый = домовой

12. Счастливые http://www.proza.ru/2019/01/18/1977
Татьяна Овчинникова 4
     В бригаде их было семеро: шесть мужчин и одна женщина. Одна, но какая! По паспорту – Елена Васильевна, а в жизни – Ёлка. И действительно, эта большая, крепкая, коротко стриженная женщина была колючей, как ёлка: прямолинейной, резкой, способной любому сказать в глаза всё, что о нём думает. Мужчины побаивались её въедливого характера и старались не попадаться под руку, но при этом уважали, зная, что она слов на ветер не бросает и в беде не бросает тоже.
     Бригада работала по двенадцать часов в две смены: «день через день». Перед работой все собирались в вагончике, надевали жёлтые жилеты, брали мешок с едой, сигнальные флажки, дхинструменты и отправлялись на железную дорогу. В народе их называли путейцами, а в трудовую книжку записывали как монтёров пути железнодорожного транспорта. Обточка и смена рельсов, выправка шпал, перешивка, ремонт крестовин… - работа серьёзная, от которой зависит жизнь пассажиров, тяжёлая, в основном ручная – слабакам не под силу.
     Человек привыкает ко всему, к тяжёлому труду тоже. Елена Васильевна за пять лет научилась выносливости и терпению – привыкла. Дома её ждала старая дворняга, найденная недалеко от железнодорожных путей с перебитыми лапами, вылеченная, вынянченная – спасённая. Возвращаясь с работы, Ёлка непременно заходила в магазин и покупала для своей любимицы что-нибудь вкусненькое, например, ливерную колбасу, чтобы побаловать Трезора. Так и жили. Вдвоём.
    
     Отработав смену, Ёлка лежала на диване и смотрела очередную серию какой-то мелодрамы. Раздался звонок – Трезор тявкнул.  Лена нехотя встала и пошлёпала босыми ногами к двери.
- Кто там? – спросила по привычке. – И, не дожидаясь ответа, щёлкнула замком.
     Мужчина лет сорока протянул конверт:
- Это вам.
- Мне?! – удивлённо спросила Ёлка. – От кого?
- От больного нашего. Я врач и ваш сосед по площадке одновременно. Из двенадцатой квартиры. Вы, наверно, и не замечали меня?
- Я на мужчин внимания не обращаю, - ответила Лена, открывая конверт. На листочке было написано только пять слов: «Леночка, Ленчик, сестрёнка, забери меня».
     У Ёлки заколотилось сердце: Ленчиком в детстве называл её отец. Хозяйка пригласила незнакомца в комнату, и тот рассказал, что в городской больнице лежит парень, частично потерявший память после автокатастрофы. В его записной книжке нашли фотографию, на которой он с женщиной, очень похожей на неё, Лену (когда врач увидел у больного фото, сразу обратил внимание на это сходство). Весь медперсонал просит помочь: выдать себя за сестру, которая, по словам директора детского дома, где, как выяснилось, воспитывались дети, вышла замуж за иностранца и уехала из России.
     Незнакомец протянул Ёлке небольшой снимок. С него улыбались два счастливых человека: парень и девушка, действительно, очень похожая на Ёлку.
- Да… Интересная история. И что же мне делать? – спросила она.
- Вы можете ничего не делать, а можете поддержать парня, пока память к нему не вернётся. Детдомовский же - родных больше нет. Он лежит в десятой палате. Фамилия Левицкий, зовут Иваном.
     Мужчина ушёл, оставив хозяйку в состоянии недоумения и смятения.
     О случившемся Ёлка не сказала никому. На следующий день, отработав смену, накупила фруктов и пошла в больницу. Иван стоял у окна. Почувствовав шаги, повернулся и  бросился обнимать «сестру». Почувствовав внезапную жалость к человеку, потерявшему прошлое, она откликнулась на объятия.
     Вскоре Ёлка забрала «брата» домой.  Трезор, увидев нового жильца, сначала принял угрожающую позу, но, почувствовав доброе к себе расположение, улегся у ног мужчины. С этой минуты собака и человек стали друзьями. Каждое утро в одно и то же время пёс подходил к дивану, на котором спал хозяин, и тихо поскуливал, пытаясь таким образом разбудить его. А когда тот открывал глаза, Трезор начинал радостно прыгать, пытаясь лизнуть в нос. Наблюдая эту картину, Ёлка улыбалась и думала: собаку не обманешь - добрый человек поселился в нашем доме.
     Иван никогда не сидел без дела: починил розетки, отремонтировал приёмник и даже обои переклеил в прихожей. Любую работу выполнял с удовольствием. Однажды, возвращаясь с прогулки с четвероногим другом, притащил гитару без струн. А через несколько дней она была как новенькая и в руках умельца послушно зазвучала. Им было хорошо вместе, и постепенно Лена начинала понимать, что любит. Любит... своего брата не как брата, а как мужчину. От этой мысли сердце начинало биться сильнее, а в голове стучало.  Иван тоже заметил в себе перемены: ему хотелось обнять Лену, поцеловать и даже больше... При этой мысли всё внутри переворачивалось и бунтовало. В такие моменты он, не говоря ни слова, подзывал собаку и уходил с ней в парк.
     Время шло. Никто из путейцев не знал о случившемся. Только заметили, что Ёлка спрятала колючки, повеселела, посвежела, отрастила волосы, прикупила новую одежду.
- Ёлка, ты влюбилась, что ли? – подсмеивались они. – И кто же этот несчастный? Гляди... не задави его своим авторитетом? - Сбежит! Враз сбежит!
     В ответ та только улыбалась, и это тоже было удивительно: раньше она обязательно давала отпор шутникам. Однажды тайна раскрылась: Иван и Трезор пришли встречать Лену прямо к вагончику. Увидев «кавалера», путейцы, охочие до крепкого словца, не выдержали.
- Мать твою за ногу, - удивился бригадир Фомич. – Надо же, какого отхватила! Сама здоровая, а он… прямо птенчик по сравнению с ней. А худющий-то!
     Самый старый путеец по прозвищу Шпала крякнул, почёсывая затылок:
- Да… Дела… Неужто любовь? А что? – Любовь, как говорится, зла…
     Вся «команда» дружно рассмеялась.
     Иван и Лена удалялись, держа друг друга за руки, - пристальные взгляды путейцев, которым Ёлка за пять лет совместной работы стала как сестра, буравили им спины. Оба это чувствовали, но не повернулись.
- А что, Фомич, не пора ли к свадьбе готовиться да о замене Ёлки подумать? Уйдёт ведь! Как пить дать, уйдёт, - предположил Егор, сорокалетний монтёр, имеющий опыт общения с женщинами. – Глаза-то их видели? Как смотрели друг на друга! Аж мурашки по спине побежали! И когда успела? На свиданку бегать, вроде, сил нет после этакой адской работы… Вот бабы! Их за хвост держишь, а они меж пальцев проскальзывают. Вот и моя такая: только замечать перестанешь – глядишь, а она… носик припудрит, юбку на барабан натянет и пошла… К подружке, говорит, а сама, небось, налево… Верите ли, мужики, стал подумывать о женитьбе. Вот ведь напасть какая! Аж во сне вижу себя женихом. Просыпаюсь в холодном поту.
     Шпала посоветовал:
- А ты не думай, женись и всё тут. А то останешься бобылём до скончания веку. Год-два – и никому не нужен будешь с такой-то нагрузкой. Небось, и сейчас с бабами едва справляешься?
     Мужики опять рассмеялись и Егор вместе с ними.
     С каждым днём Ёлка всё больше и больше привязывалась к Ивану, грустные мысли навещали её всё чаще и чаще, а вечный вопрос «что делать?» не находил ответа.
     Путейцы стали замечать печаль в глазах Ёлки.
- Мужики, надо спасать девку, - предложил Шпала. – А то по рассеянности, не дай Бог, травму получит. Что тогда делать будем? Себя винить?
- Надо этому птенчику перья пощипать, чтоб не обижал нашу Ленку. Такая девка!.. Поискать – не найдёшь! Давайте гулянку устроим, день рождения, например, - его позовём да потолкуем, - предложил Егор.
     На том и порешили. Узнав у Ёлки день возвращения Ивана из рейса (он работал проводником), Фомич предупредил:
- В среду у моей Настасьи день рождения - всю бригаду приглашала. Ждать будет. Приходите.
     Среда наступила быстро. «Брат с сестрой» пришли вовремя. Именинница, принимая подарок, как-то странно улыбнулась, но Лена ничего не заподозрила.
За столом произносили немногословные тосты, пили, ели, вспоминали смешные случаи, рассказывали анекдоты. Наконец Фомич сказал:
- Всё, мужики, перекур. Айда во двор. Пусть бабы тут порядок наведут, чтобы мы вернулись к чистому столу. Гляньте, какое свинство развели!
     Сидя возле дома – кто на скамейке, кто на брёвнышке, кто прямо на траве, - затеяли разговор. Начал Фомич:
- А что, Ванька, любовь у вас с Ёлкой али как? Ты смотри, мы нашу девку в обиду не дадим. Если что задумаешь, шею враз намылим.
     Егор продолжил:
- Ты… это… женись. Я вот тоже собрался. В один день свадьбу сыграем.
Иван с удивлением слушал мужиков, не понимая, о чём речь.
- Да вы что? С ума что ли сошли? Какая свадьба? Сестра она мне.
Витёк, который обычно редко вступал в разговор, не выдержал:
- Какая сестра? Ты чё? Нет у неё брата и никогда не было. Точно знаем. Рассказывай-ка, что да как. Откудова ты, такой красивый, взялся да братом назвался.
     Историю Ивана выслушали молча. Фомич, качая головой, охал:
- Ох, неладное дело! Надо всё на свои места поставить. Егор, поди-ка – позови Ёлку. Чем дальше, тем страшнее будет. Просветлить темноту надобно.
     Ничего не подозревающая Лена пришла быстро и весело спросила:
- Что у вас тут? Собрание? Конференция? Совещание?
- Знаем, что умная, образованная. Догадались уж. Не сыпь словами. Мы по-простецки, по-мужицки привыкли, - начал Фомич. – А скажи-ка нам, Елена Васильевна, почему ты Ивана обманываешь, сестрой называешься? Не пора ли угомониться да правду сказать. Ведь нет у тебя брата. Кончай врать, девка. Себе хуже делаешь, уж поверь опытному. Вранье до добра никогда не доводит.
     Ёлка расплакалась – Иван всё понял. Он резко отвернулся от Лены и зашагал прочь от дома. Фомич не стал останавливать его, а Ёлку, которая уже сорвалась с места, чтобы догнать «брата», придержал за руку.
- Стой, дочка! Поверь, старику, так лучше. Пусть подумает. Если есть у него к тебе чувства какие-никакие, вернётся. И тогда всё будет по-другому, честно. Другими глазами на тебя посмотрит, не как на сестру – как на женщину. Ведь ты-то любишь его…
     Ёлка плакала, уткнувшись Фомичу в грудь. Потом внезапно всхлипывания прекратились.
     Дни тянулись. Трезор грустил и, слыша шорохи или шаги в общем коридоре, с надеждой поглядывал на дверь: ждал. Ёлка тоже не переставала ждать и надеяться. Узнала она, что Иван брал отпуск за свой счёт и ездил в детский дом, что вернулся в общежитие, где жил до аварии.  Однажды даже видела его под окном, у подъезда, на скамеечке.
     Прошло три недели ожиданий. Воскресным вечером, когда Ёлка, натянув на себя одеяло, лежала на диване и безучастно смотрела в потолок, в дверях щёлкнул замок. Трезор вскочил и радостно затявкал. Вошёл он, Иван - сердце у Ёлки неистово забилось. Она бросилась навстречу неожиданно появившемуся счастью и замерла у него на груди.
     Иван прижал Лену к себе и дрожащим голосом прошептал:
- Ленчик, прости. Не могу без тебя! Нужна ты мне... очень. Люблю я тебя...- И выдохнул: - Как же хорошо, что ты мне не сестра!
     Они стояли, обнявшись, как будто боялись потерять друг друга. Трезор бегал вокруг них и радостно лаял: он тоже был счастлив.

13. Я вас ненавижу! http://www.proza.ru/2016/11/17/557
Людмила Май
Скоро, скоро наступит этот чудесный волшебный миг мгновенного счастья, когда в утренних зимних сумерках руки осторожно нащупают среди ёлочной мишуры то, ради чего она жила все эти предновогодние дни. Вот оно, настоящее чудо в красивом пакете, и скорее туда, в спальню: – Ма-а-ма-а! Смотри, что мне Дед Мороз…
Но в этот раз родители собрались встречать Новый год у тёти Веры. Конечно, там будет интересно: Ниночка с Дениской в карнавальных костюмах, и ей, Лизе, мама сшила красивое белое платье, украсив его серебряными звёздочками, но это ведь всё не то! Как они не понимают, что Дед Мороз не знает где живет эта тётя Вера! Куда же он принесёт подарок?
Но мама успокоила: – Дед Мороз принесёт подарок сюда, под нашу ёлку.
– Ну да! – хохотнул папа, – Стал бы Дед Мороз мотаться по всяким адресам, куда предки своих детей потащат! Конечно, по месту прописки и принесёт, ты ведь здесь прописана.
Лиза подозрительно оглядела родителей – Вадик давно, ещё в детском саду, по секрету сообщил ей, что подарок никакой не Дед Мороз, а родители под ёлку кладут. Тогда она не поверила: – Этого не может быть! Я же всю ночь караулила, всего на секундочку, может, заснула... Хотя... – Лиза всё-таки сомневалась. Но на этот раз она решила окончательно проверить версию Вадика.
Письмо Деду Морозу было уже написано и лежало под наряженной ёлкой. Мама сказала, что совсем не обязательно отправлять по почте, а можно просто под ёлку, вот так… Лиза бдительно следила за сложенным вчетверо альбомным листом, где кроме просьбы приписала ещё и поздравление этому таинственному деду, и снежинки нарисовала. Каждый день она проверяла на месте ли её послание, а вчера оно исчезло. Сердце Лизы приятно дрогнуло...
С самого утра она строго следила за родителями. Похоже, они нисколько не были озабочены, чтобы незаметно спрятать под ёлку подарок: мама наглаживала папину рубашку, а папа спокойно сидел перед телевизором.
– Я выйду из квартиры последняя! – заявила Лиза, и родители покорно стояли на лестничной площадке, ожидая, когда она тщательно осмотрит оставляемую на всю ночь ёлку.
Уже на улице Лиза стала злорадно ждать: – Ну вот сейчас... Сейчас мама скажет, что забыла выключить утюг. Или папа вспомнит, что оставил телефон на тумбочке. И тогда всё станет ясно! – Но родители даже и не думали возвращаться, они подхватили Лизу за обе руки и беспечно направились к автобусной остановке, болтая о какой-то чепухе. – Так! Понятно! Значит, чтобы окончательно всё проверить, нужно будет завтра войти в квартиру первой.
В гостях было весело: дядя Серёжа нарядился в Деда Мороза, и Лиза читала стихи про зимушку-зиму, за что получила из красного мешка смешного пушистого зайчика. А маленький Дениска, хоть и не прочитал никаких стихов, а только глупо улыбался и тянул со своего отца бороду, получил в подарок настоящий самокат. Они с грохотом и визгом носились по комнатам, наслаждаясь ездой на этом маленьком, почти игрушечном виде транспорта, пока бабушка не отобрала у них Денискин подарок.
А утром все вместе разбирали сложенные под ёлкой подарки с надписями: «Дениске», «Нине Калинкиной», «Лизе Черепановой». Хотя и было это радостно и интересно, Лиза понимала, что всё это игра в Новый год – и Дед Мороз ненастоящий, и подарки не настоящие, а купленные в магазине. А носочки и варежки из пушистой пряжи связаны бабушкой Лидой, которая тут же вместе со всеми разворачивала эти шуршащие кульки и притворно ахала.
Настоящее ожидало её дома. Когда она первой ворвалась в квартиру, опередив родителей, то сразу же увидела лежащую под ёлкой коробку. Не раздеваясь, она кинулась к ней и дрожащими руками развязала ленточку.
Да! Это была она! С золотыми локонами по плечам, в нежно-голубом атласном платье и изящных туфельках на восхитительных ножках! Небесного цвета глаза, обрамлённые трогательными ресничками, смотрели на Лизу со всем пониманием её немого восторга.
Она даже не заметила, как мама сняла с неё шубку и шапку, стащила с ног валенки. Лиза сидела на полу перед раскрытой коробкой, не смея взять куклу в руки и трепетно осознавая свою связь с произошедшим чудом.
Куклу звали Марианна – так было написано на коробке, она стояла теперь на полке, освобожденной от альбомов, пластилина и фломастеров. У куклы была специальная подставка для того, чтобы она не падала, безобразно раскинув ноги, а элегантно опиралась спинкой на эту замечательно придуманную опору. Из-под длинного платья кокетливо выглядывала бальная туфелька, а руки с фарфоровыми пальчиками были грациозно разведены в стороны, как будто эта принцесса вот-вот сделает реверанс.
Лиза не играла с ней – казалось кощунственным укладывать куклу спать вместе с другими Маринками и Ларисками, у которых давно уже были выдраны волосы от экспериментальных причёсок и потеряны и бусики, и туфли. Марианна была совсем другой. Это была Лизина одухотворённая мечта, которую она трепетно оберегала. Когда мама, протирая пыль, хотела взять её, Лиза закричала: – Не трогай!
Мама удивленно взглянула: – Но ведь это всего лишь кукла.
– Нет! Не всего лишь! Ты ничего не понимаешь!
Мама с тряпкой в руке со вздохом отступила.
Лёжа в постели и затаив дыхание, Лиза следила за прекрасной Марианной. То, что она была доброй феей, не вызывало никакого сомнения, ведь она была подарена ей самым добрым волшебником на свете. И такое у неё замечательное имя: Ма-ри-ан-на… Лиза повторяла про себя это имя нараспев, как песню, и ей казалось, что кукла очень хорошо понимает её.
Однажды Лиза услышала, как родители из-за чего-то ругаются на кухне. Мама ушла в спальню и расстроено сидела в кресле, делая вид, что читает книгу, а сама даже страницы не переворачивала. Лиза кинулась к Марианне: – Пожалуйста, пожалуйста…
И её желание было исполнено! Буквально через полчаса они все вместе пили чай с любимым Лизиным печеньем, и мама с папой весело шутили и смеялись, словно и не было никакой размолвки. И так было радостно осознавать, что она, Лиза, к этому причастна!
В другой раз соседский мальчишка столкнул её с горки. Лизе было больно, она заплакала и тут же мысленно обратилась к своей доброй фее... И тогда Петька подошёл к ней, помог подняться и даже стал отряхивать её шубу от налипшего снега.
Это было такое упоительное, ни с чем не сравнимое чувство: знать, что у тебя есть такая покровительница, чудесным образом переместившаяся из сказки! Лиза немножко намекнула приехавшей в гости бабушке, что Марианна – не просто кукла, но та с сомнением покачала головой: – Я видела такие в «Детском мире». Красивая… Но, почему же ты думаешь, что она волшебная?
– Я знаю! – убеждённо сказала Лиза, а у самой после бабушкиных слов шевельнулся в груди неприятный червячок…
Каникулы закончились, и Лизины друзья-первоклассники оживлённо рассказывали в классе о своём весёлом времяпрепровождении. Лиза же многозначительно молчала – у неё ведь была тайна! Такая тайна, которую она ни за что никому не расскажет. Только после уроков, возвращаясь из школы по заснеженной аллейке старого парка, она, не выдержав, поведала о ней своей лучшей подружке.
– Ой, не могу! – подружка издевательски захохотала, – Тебе сколько лет, Черепанова? До сих пор в Деда Мороза веришь? Вот дур-ра!
Она хваталась за живот и сгибалась от смеха, всем своим видом демонстрируя Лизе какая она «просто беспросветная дур-ра!»
Лиза готова была обеими руками вцепиться в хохочущее лицо глупой девчонки: – Ну, и не верь! А это правда! Сама дура!
Размазывая по щекам слёзы, хлынувшие от нестерпимой обиды, она побежала домой, где повалилась на диван и заревела уже в голос, уткнувшись в подушку. Испуганная мама никак не могла успокоить её. Наконец, из бессвязных дочкиных слов, прерываемых отчаянными всхлипами, она поняла в чём дело...
Вечером уснувшую Лизу разбудил громкий разговор. Папа что-то очень сердито доказывал маме, а та что-то невнятно отвечала. Лиза тихонько подошла к двери кухни.
– Давно нужно было это прекратить! Вот – пожалуйста! Это всё твои глупые затеи! И я, дурак, поддался! – похоже, папа был зол не на шутку. И опять мама что-то неразборчиво ответила.
Лиза распахнула дверь. Повисло неловкое молчание.
– Вы чего? – спросила Лиза, хотя, кажется, она уже догадывалась…
Мама кинулась к ней: – Лизонька, прости нас, пожалуйста!
Она посадила дочку к себе на колени и стала гладить по её распущенным волосам, но Лиза, вырвавшись, повторила: – Чего вы?
– Лиза, мы с мамой пошутили неудачно с новогодним подарком, это… – начал папа.
– А как же?.. – холодея, перебила Лиза.
– Мама ключи оставляла Надежде Михайловне, соседке, – папа отвернулся к окну, а мама протянула руки к дочери словно хотела защитить её от этих беспощадных слов.
– Нет! – закричала Лиза, – Вы всё врете!
Но уже знала, знала, что это – правда!
Она вывернулась из маминых рук, рыдая, побежала в свою комнату, схватила своё сокровище, свою мечту и швырнула её в кухню: – Заберите свою противную куклу! Я вас не-на-ви-жу!

14. Последнее лето http://www.proza.ru/2018/12/02/608
Людмила Май
Откуда, из какого закутка моей памяти, из каких сплетений неведомых нейронов возникла вдруг эта белобрысая девчонка? Ленточка в жидкой косичке, измызганный подол голубого нарядного платья... Девчонка эта уселась рядышком, с интересом поглядывая, как я клацаю клавишами ноутбука. Смешная...
Мне вспоминается одно лето моего детства, наполненное настоящими страстями и безутешной горечью разочарования...
Наш маленький дворик с ветхими одноэтажными домишками доживал свой век в самом центре города среди надвигающихся новостроек. Взрослые уже вовсю готовились к отъезду, со дня на день ожидая переселения, нас же эти проблемы мало волновали – события, происходящие тогда во дворе, были гораздо интереснее.
Моя старшая сестра Света со своей закадычной подругой Наташей, обе уже семиклассницы, занимались в молодёжной театральной студии при Доме пионеров и считали, что вполне доросли до собственных постановок. Они подошли к этому делу со всей серьёзностью: у нас были самые настоящие спектакли с занавесом, самодельными костюмами и даже музыкальным сопровождением в лице баяниста дяди Саши. Правда он особенно не вникал в само действие, а просто играл какие-то подходящие, на его взгляд, мелодии, но все это выглядело очень зрелищно.
Так получилось, что в нашем дворе жили одни девчонки, если не считать малышню, так что вопрос об актёрах на мужские роли стоял очень остро. Тем не менее первый спектакль «Золушка», где даже принца играла девочка, прошёл триумфально. Зрители, а ими были наши родители и бабушки с дедушками, вообще потом устроили танцы под баян – это же был шестьдесят седьмой год, тогда всё запросто было.
Окрылённые первым успехом, подружки взялись за новую постановку. На этот раз была выбрана «Сказка о мёртвой царевне и о семи богатырях». Откуда возьмутся эти богатыри, да ещё в количестве семи штук, мы, простые актёры, особенно не задумывались, уверенные, что наши корифеи что-нибудь да придумают. И они придумали: позвали мальчишек, которые постоянно отирались на соседней стройке.
Ещё весной сюда привезли великолепную гору жёлтого песка, что немедленно привлекло ребятню со всех близлежащих домов. Мы тоже азартно копались в этой куче, сооружая целые дворцы для своих кукол. Однажды, делая очередной подкоп, я натолкнулась на чьи-то руки, которые крепко схватили мои и не отпускали, сколько бы я ни пыталась вырваться.
На меня смотрел незнакомый мальчишка, и было в этом взгляде и любопытство, и непонятная властная сила, и даже какая-то требовательность. Это был молчаливый, незаметный для других поединок. Мальчишка не собирался отпускать меня, все так же дерзко глядя мне прямо в глаза, я же отчаянно сопротивлялась, обескураженная этим значительным взглядом.
В общем, я втюрилась в него сразу же, хотя ни за что не призналась бы в этом даже себе. А когда он появился в нашем дворе...
– Зачем ты врёшь? Все было совсем не так, – осуждающе прервала резвый разбег моих мыслей Белобрысая.
– Ну-у... Как автор, я имею право на некоторое художественное воображение. И потом, не совсем же я вру.
– Все было не так, – упрямилась она, – Он сказал, что я похожа на Светлану Светличную.
– Ещё бы, – усмехнулась я, – Ты ведь разложила перед ним фотографии артисток и потребовала сказать на кого ты похожа. Он и ткнул в первую попавшуюся открытку. На следующий день ты напялила это платье и явилась на стройку. Я ничего не путаю?
Белобрысая насупилась и отвернулась. Ишь ты, обиделась. Да уж, ей тогда здорово влетело и от мамы, и от Светки – платье-то это её. Хотя, по большому счёту, можно было смело считать его своим – всё равно же потом все вещи сестры ей доставались.
Неожиданно и совсем уж некстати материализовалась ещё одна девчонка, только она была совсем из другого города и даже из другого времени. О, эта считала себя уже взрослой и постоянно терроризировала меня своими придирками. Вот и сейчас она возмущённо тряхнула чёлкой: – Какое платье? Какая Светличная? О чем ты вообще? А как же Костик Виноградов из десятого «Б»? Ты же всегда говорила, что именно он твоя первая любовь!
– Ах, да... К. В., как ты шифровала его в своём дневнике. Я помню твои вирши: «я не жалею о тех прошедших днях и я не плачу о том, что было...»
– Ну и что? Зато это была самая настоящая, не то что... Какие могут быть чувства в десять лет? Детский сад ещё вспомни!
Может, я и вправду переборщила тут с чувствами и многое уже просто не помню? Опять эта девица сбила меня с толку... Да нет же! Когда он появился в нашем дворе, сердце моё затрепетало, да ещё как... Только вот не помню, как его звали, мальчишку этого...
– Его Женькой звали, – тихо сказала Белобрысая.
Да, точно, Женька. Ему сразу же была отдана роль королевича. А кому же ещё? Он был красивым мальчиком: брови вразлёт, ямочки на щеках...
Удивительно, что пацаны со стройки вообще согласились участвовать в нашем спектакле. Правда Наташе со Светой стоило немалых усилий пресекать их безобразия – примерным поведением эта ватага не отличалась. Но самое интересное происходило после репетиций, когда мы всей труппой играли в разные игры.

«Колечко, колечко, выйди на крылечко...» Мне казалось, что Женькины ладони дольше других задерживались в моих. А в «испорченном телефоне» он вместо положенной абракадабры прошептал мне однажды в ухо: – Ты самая красивая.
Теперь-то я понимаю, что всё это было обыкновенной мальчишеской шалостью, но тогда... Я просто обмирала от осознания нашей совместной тайны. Во всяком случае мне так хотелось думать, будто нас что-то такое связывает.
Царевну играла моя подружка Ларка, как и Золушку в предыдущей постановке, потому что её шикарная коса и небесно-голубые глаза впридачу сразу же выдавали в ней амплуа сказочных героинь. Мне же досталась роль Чернавки, и я ужасно страдала от такой несправедливости. Я даже попыталась намекнуть об этом своей сестре, на что она спросила насмешливо:
– Ты что ли хочешь царевной быть?
– А почему бы и нет? Всё время эта Лариска!
– Запомни: нет маленьких ролей, есть маленькие актеры, – авторитетно заявила Светка, – Сыграй так, чтобы тебя запомнили. Бери пример с Наташи – у неё вообще роль отрицательная, а она не боится, вон как здорово играет.
Сравнила... Когда Наташа в роли злой мачехи читала свой монолог с зеркалом, красиво выгибая бровь и играя улыбкой, все рты разевали от восхищения. Мне до неё...
Чернавка должна была грустно произносить:

– Крепко связаны ей локти;
Попадётся зверю в когти,
Меньше будет ей терпеть,
Легче будет умереть.

Я же вкладывала в эти строки свой зловещий смысл. Это вызывало недовольство обеих девчонок и они наперебой втолковывали: - Ты должна печалиться при этом! Жалеть её! – Но мне совсем не хотелось жалеть Ларку.
У Женьки, как назло, все получалось хорошо. Даже слишком. Он смотрел на царевну влюблённым взглядом, как того требовали режиссёрши, и очень натурально изображал отчаяние, театрально простирая руки: – Ветер, ветер, ты могуч... – Богатыри закатывались в дикой истерике, а мне было совсем не до смеха.
А тут ещё эта сцена у гроба, за которой я следила с особым напряжением. Сначала вообще неясно было, как это практически можно осуществить: «и о гроб невесты милой он ударился всей силой». А потом было решено отойти от замысла автора и просто положить царевну на скамейку, накрыв тюлевой занавеской. Королевич подходит, снимает покрывало и...
Вот дальше вышел спор: Светка уверяла, что достаточно взять царевну за руку, Наташа же настаивала на поцелуе.
– Пусть только попробует! – возмущалась Ларка.
– Не буду я её целовать, – бубнил Женька.
– Всего лишь прикоснуться к щеке! – кипятилась Наташа и даже показывала, как это нужно сделать, но актёры упрямо не соглашались. Наконец сошлись на том, что королевич наклонится и просто изобразит этот злосчастный поцелуй.
Ларка, как истинная прима, кочевряжилась: то не так подошёл, то слишком низко наклонился, то вообще прыскала от смеха, как только Женька приближался. В эти минуты я её просто ненавидела.
– Ладно, – сдалась Наташа, – Только чтобы потом всё сделали, как надо.
Она даже предположить не могла, что случится на премьере. Такого не ожидал никто...
– И вовсе он не целовал её, – опередила меня Белобрысая, изо всех сил пытаясь не расплакаться.
Но «Уже Взрослая» была безжалостна: – Ну да! А за что же он тогда оплеуху получил? Умора: королевич целует свою невесту, а она ему по физиономии!
– А может, он и в самом деле не хотел? – я не прочь была всё изменить, – С кем не бывает... Споткнулся и нечаянно ткнулся носом в Ларкино лицо. Всё вышло совершенно случайно...
Тут уж Белобрысая и вовсе запрокинула голову, чтобы предательские ручьи не ринулись по её щекам. Она-то знала, что не случайно.
– Ты что, забыла? – завопила девица, – Он же нарочно это сделал! Вечно ты в каких-то хулиганов влюблялась. Лучше бы о Костике написала, уж он-то бы никогда...
Я обречённо вздохнула.
...Пощёчина получилась знатной. Дядя Саша от неожиданности выдал немыслимый аккорд, зрители ахнули, и в наступившей тишине кто-то громко удивился: – О как!
Ларка убежала рыдать за сараи, а Женька стоял и нагло ухмылялся. Похоже, он чувствовал себя героем.
Света постаралась быстренько спасти положение:

– И, беседуя приятно,
В путь пускаются обратно,
И трубит уже молва:
Дочка царская жива.

Но это уже не помогло, финал всё равно был сорван, потому что мамаша одного из богатырей стала громко возмущаться:
– Ну, знаете ли! Это уже ни в какие ворота! – Зрители начали её успокаивать, но она разошлась не на шутку: – Вы что же, считаете это нормальным – поцелуйчики в таком возрасте? Да ещё на спор!
Только тогда до меня дошёл смысл многозначительного перемигивания мальчишек перед этой сценой. Как он мог... Если бы только не эта его ухмылка... Предатель...
– А потом? – настырная девица ждала продолжения, как будто не знала, что никакого продолжения не было. Белобрысая тоже взглянула на меня сквозь слёзы с какой-то надеждой.
Может быть, они думали, что я подключу сейчас это самое художественное воображение? Ну а что я могла придумать? Потом мы уехали, наш двор вскоре снесли, и я уже больше никогда не видела Женьку. Это же было последнее лето.

15. Роза красная твоя http://www.proza.ru/2017/03/25/2170
Ольга Кучеренко 2
    Очередь к врачу продвигалась очень медленно. Люди выходили с какими- то бумагами, снова возвращались, и Роза грустно провожала взглядом очередного пациента,  прикидывая, когда же наконец попадет  за заветную дверь на первичный прием. Рядом с ней на краю неудобной деревянной скамьи ожидал своего часа худощавый светловолосый мужчина с грустными глазами, назвавшийся Алексеем.  Он с чувством юмора комментировал ситуацию и прогнозировал их с Розой happy  end к концу рабочего дня врача. Она же изредка отпускала односложные реплики, а в голове все прокручивалась ее личная история- озвученное в ее родном городе название почти неизлечимой болезни, надежда нато,что диагноз здесь, в областной больнице, не подтвердится.
Вот и подошла очередь Алексея. Он пробыл в кабинете недолго и вышел заметно расстроенным, но в ответ на вопросительный взгляд Розы  отшутился, только его глаза оставались грустными.
Роза пробыла на приеме дольше многих пациентов. Анализы и снимки, сделанные в родном городе и стоящие немалых денег, врач забраковал и выписал несколько направлений на разные этажи своего родного заведения. Через десять дней с результатами обследования снова нужно было явиться в уже знакомый кабинет.
У Розы закружилась голова, она хотела прислониться к холодной больничной стене, но чья-то сильная рука  поддержала ее. Все тот же Алексей!  Они оделись в гардеробе и уже как давние знакомые пошли к автобусной остановке.  Нужный Розе автобус уже показался вдали, когда  Алексей протянул ей листок бумаги и авторучку, попросив дать свои координаты.  Она старательно вывела адрес своей электронной почты, протянула листок и ручку Алексею и изумленно ойкнула: в ответ он вручил ей красную с черной каемочкой розу удивительной красоты и пошутил: «Она точно простоит у Вас десять дней до нашей встречи у врача- вон тот продавец обещал!» Роза обернулась на торговавшего цветами в паре метров от остановки «лица кавказской национальности», вдруг заговорщицки подмигнувшего ей.  Схватив розу и махнув на прощание рукой,  она вскочила в отправляющийся  автобус и услышала за спиной: «Через десять дней!»
Всю дорогу домой  Роза улыбалась какой- то детской улыбкой,  проводя кончиками пальцев по черной каемочке на бархатистом  лепестке и вспоминая Алексея.
Поздним вечером по электронке пришло письмо. Алексей простыми словами описал перспективы ее лечения, просил не отчаиваться и верить в обязательное вы-здоровление.  А дальше шли несколько стихотворных строк,  явно написанных им самим:
Благодарю судьбу, пославшую мне Вас,
Когда уже не верилось в удачу,
Когда дождинками природа плачет
И иссякает стойкости запас.
Скорей пришел бы нашей встречи час!
Я так  хочу и жить, и удивляться,
И просто без причины улыбаться.
Мой светлый лучик, я молюсь за Вас!
И приписка: «Мы обязательно встретимся и перейдем на «ты». И еще одна строка: номер телефона и пояснение: «это телефон моей мамы».
Роза написала в ответ несколько вежливых фраз.  Десять дней пролетели быстро- УЗИ, анализы, компьютерные исследования, и в назначенный  день она заняла очередь в знакомый кабинет. От врача она вышла окрыленная - самый страшный диагноз не подтвердился, ее заболевание излечится, хоть и уйдет на это длительное время. Огорчало только то, что Алексей так и не явился на прием, а ей очень хотелось поделиться с ним своей радостью.
…Роза медленно шла к автобусной остановке, на ходу набирая данный Алексеем номер. Тихий женский голос в трубке произнес: «Роза, приезжайте сейчас ко мне. Вот адрес…»
Старая  двухэтажка,  длинный коридор, женщина в черном платье, движением руки приглашающая войти… Роза медленно переступила порог и оцепенела: со старинного комода из траурной рамки  смотрели грустные глаза Алексея.. Побелевшими губами Роза спросила: «Когда?»  - «Пять дней назад…»
В полной тишине женщины провели несколько минут, затем мать взяла с комода и подала Розе сложенный вчетверо листок. Вместо адреса на нем стояло: «Моей Розе». А внутри- несколько строчек о ее обязательном выздоровлении, интересной и долгой жизни… И в конце- четверостишие:
«Ты не грусти, читая эти строки,
А посмотри в  небес бездонных синь,
Мне помаши приветливо рукою
И так живи, как я тебя просил.»
…Несколько раз в год на могилу Алексея приходят две женщины- стройная брюнетка средних лет с красивым строгим лицом и пожилая дама в элегантной одежде. А после их ухода в каменной вазе долго не вянут  две красно- черные розы удивительной красоты.

16. Однажды много лет назад http://www.proza.ru/2019/01/21/2128
Ольга Кучеренко 2
Как  же не хочется  вставать!  Бабушка уже  переделала  массу неотложных деревенских дел и  накрыла на  стол-   налила в глиняную кринку  свежайшее молоко, выставила  сметану, дырчатые теплые оладушки и еще какие- то  угощения для долгожданных гостей. Раз в год, в мамин отпуск, мы приезжаем  к  ней  в небольшое село- одно из отделений совхоза «Донсвиновод» в пыльных далях  тогда Мечетинского, а теперь Зерноградского района.  У нас две пересадки- в Ростове-на-Дону и Зернограде, где мы  долго ждем старенький автобус, пару раз в день  соверщающий рейсы   по пыльным  ухабистым грунтовкам.  Вчера  вечером  мы добрались к радостно встретившей нас бабушке, были обласканы, накормлены и уложены спать на широкой глинобитной лежанке, примыкающей к  печи.  Впереди у нас с мамой пара недель деревенского отдыха с необременительной помощью бабушке, утренним кукареканьем, хрюканьем и мычанием- такими милыми и непривычными для нас, горожанок, звуками…
 В приоткрытое окошко давно заглядывает летнее солнышко и слышится гул какой- то работающей техники .Я вышла во двор и удивленно замерла: такую картинку увидеть я никак не ожидала. Дома в деревне были только по одной стороне улицы, а напротив  них простиралось безбрежное поле пшеницы,  которую убирали два комбайна. А в нашем  дворе за  деревянным  столом  два паренька в солдатской форме поглощали прямо с большущей чугунной сковороды  яичницу  на пахучих шкварках.  При моем появлении парни как по команде вскочили, заулыбались  и представились- Саша и Сергей. Я  растерянно застыла на месте- в коротком недавно сшитом сарафанчике в веселенький цветочек, с  распущенными волосами…  В этот момент из летней кухни появилась бабушка с какой- то снедью в руках и скомандовала: «Сидай, внучка, и ты завтракать. А хлопчики поедят и зерно повезут на элеватор. Обед у них нескоро, вот я их трошки  и подкормлю»..
Сашу с ежиком черных волос и характерной восточной внешностью звали на самом деле Саттором и был он родом из далекого Узбекистана, из города Андижан. Сережино таджикское имя я так и не смогла запомнить.  Последние два месяца перед «дембелем» ребята- водители  дослуживали на сельхозработах.  Вот и сейчас, подкрепившись и отдохнув, они на своих грузовиках подъехали к комбайнам, загрузились зерном и повезли его  в райцентр на элеватор. За день они делали несколько таких поездок, а вечером уезжали на ночлег, под который   приспособили пустовавший летом сельский клуб на центральной усадьбе совхоза.
Теперь каждый день  под каким- нибудь предлогом Саттор  подъезжал к бабушкиному двору, мы болтали, смеялись, словно были знакомы давным- давно. Он стал меньше смущаться, краснеть и взахлеб рассказывал о родном утопающем в цветущих  садах Андижане,  о родителях, друзьях, местных обычаях. Только раз, когда я полушутя спросила. подобрали ли родители ему невесту, ведь скоро домой, он насупился и надолго замолчал. А потом, не поднимая глаз. тихо сказал: «Вот если бы ты согласилась стать моей невестой»… Я постаралась отшутиться, но какой-то звоночек тренькнул в душе. словно предупреждая: «все может быть!»
Пришло время нам возвращаться домой. Было грустно уезжать от ставшего родным деревенского простора, верениц гусей, стада коров у гребли  под присмотром  пастушки- подростка, звонкого петушиного пения… а еще я наверное буду скучать по незаметно вошедшему в мою жизнь Саше- Саттору…
Гудок грузовика  раздался у бабушкиной калитки далеко за полдень. Из кабины выпрыгнул улыбающийся Саттор. Узнав, что завтра мы уезжаем, он очень расстроился. У него быдо немного свободного времени,  и я согласилась покататься на грузовике по окрестностям села.  Саттор рассказывал смешные и не очень истории из солдатской жизни, снова вспоминал родной Андижан. Потом  на относительно ровном участке проселка я пересела за руль грузовика и под  его руководством   довольно ровно проехала метров сто. Видимо, увлекшись дорогой и новыми ощущениями, я не заметила,  как Саттор  придвинулся  ко мне и поцеловал в щеку. От неожиданности я резко крутанула  руль вправо  и  машина  на приличной скорости свернула  в поле с  подсолнечником.  Саттор, быстро перехватив управление,  выровнял  грузовик,  и мы в полном молчании поехали к бабушкиному дому.  У калитки я оглянулась, чтобы попрощаться, и тут  мы одновременно расхохотались: из-за бампера грузовика свисали три симпатичных подсолнуха…
А рано утром старенький автобус увез меня и маму  в обратный путь. А за ним долго поднимал клубы пыли грузовик с солдатиком за рулем.   Вернувшись домой, я занялась привычными делами, затем начался учебный год. Но еще долго мне вспоминался черноволосый паренек с застенчивой улыбкой, пение деревенских петухов и грузовик с зацепившимися за бампер подсолнухами.

 17. Письмо уходящей в неизвестность http://www.proza.ru/2019/01/26/1256
Лариса Вер
«Простите меня, мои друзья и коллеги! Я не могу исчезнуть из вашей жизни, не написав этого письма. Я должна выплеснуть хоть капельку себя. Итак, давайте познакомимся ещё раз. Это важно, поверьте…
Я – Изольда Ивановна, для совсем близких – Иля. Но вы, коллеги по школе, знаете только официальное именование меня как учительницы химии, это так. Мне сейчас 46 лет, одинокий синий чулок в маленькой однокомнатной квартире. Слегка хромаю и отчаянно страдаю мигренями. Люблю собак, музыку Грига, тёплый плед, туман и собирать грибы… Терпеть не могу анекдоты, тосты и корпоративы, ненавижу обман и летнюю жару. Это всё из официально известного.
А вот теперь из глубинного. О нем знаешь только ты, Люсенька. Хоть мы с тобой уже лет двадцать или больше не виделись и только переписывались. Моей душе ты – самый близкий друг… Спасибо, что ты у меня есть!
Итак, каюсь…
Конечно, как почти любая особа женского рода, я имела симпатии за время своей жизни. Были первые поцелуи в кинотеатре и прогулки с одноклассником при лунном свете. И было романтическое время летнего стройотряда и Стасик, который меня обожал, помнятся нежные ночи с ним в студенческой палатке. Но-но! Мы себе тогда позволяли лишь спать в обнимку, замотавшись поверх джинсов и водолазок общим большим одеялом. Было первое замужество, легко закончившееся через два года, когда муж ушёл к другой. И вот теперь я могу дать себе отчёт: во всем этом не было любви!
Теперь я точно знаю, что такое ЛЮБОВЬ. Это крышеснесение! Абсолютное и всепоглощающее! И оно накрыло меня впервые аж в сорок лет!
Если справедливо то, что путь к сердцу мужчины пролегает через желудок, то путь к сердцу романтичной женщины частенько протянут поверх струн гитары. Со мной было именно так. Июнь, военно-патриотический поход старшеклассников школы с тремя преподавателями и трое суток полевой жизни перевернули мой мир навсегда. Именно там я очнулась от сорокалетней спячки под музыку гитары Ивана Анатольевича, Ивана, Ванюши… Два года я работала в одной школе с ним бок о бок. И сердце ни разу не застучало сильнее. А тут вдруг, пока он пел, почему-то поглядывая на меня сквозь вечерний костер, меня так окатило волной! Песня длилась не несколько минут, а месяц, год! Я жизнь за это время прожила! Вечер продолжился и после песни, но все моё тело было скованным до самого отбоя. Мысли в голове разлетелись на атомы. Следующие два дня я вела себя странно, как мне кажется: громко и заливисто смеялась (чего за мной раньше никогда не водилось), бегала наперегонки с десятиклассником (просто сил оказалось – ведро с горкой, аж девать некуда!), и отчаянно тупила, стоило пересечься с Иваном Анатольевичем взглядом.
Потом были летние каникулы, и жар любовного крышеснесения немного утих. А на линейке 1 сентября уши горели, в грудной клетке не хватало места разбушевавшемуся сердцу, а руки тянулись к спине, которая стояла прямо передо мной. Реально было сложно удержать свои конечности от того, чтобы они не начали обнимать мужчину впереди! Да, когда любишь, очень важно иметь возможность соприкасаться. Для меня важно – точно знаю теперь… Теперь я знаю также, как глуп вопрос: «А за что ты его любишь?» В человеке, на котором «сошелся клином белый свет», видишь только хорошее. Я совершенно теряла голову от его жестов – вот он во время обеда разламывает кусок белого хлеба сначала на две половинки, потом ещё на две. Мне кажется, что по-другому вообще хлеб есть невозможно, а только так! Вот он поправляет рубашку – как это красиво выглядит! Мои органы чувств стали настолько обострены, что я сначала ловила себя на том, что неожиданно выпрямляю спину, втягиваю живот, и голос становится бархатным, а только потом от удивления собственным метаморфозам оглядываюсь: о, вон там знакомый профиль. Это ухо мое услышало его голос и запустило цепную реакцию по организму.
Спасибо тебе, Люська! Мне стыдно: ты, возвращаясь с ночной смены, заходила в интернет-кафе, распечатывала мои тома писем и шла домой читать бред влюбленной идиотки. А потом настаивала в обратном письме, чтобы я делала решительные шаги вперед в наших отношениях. Так, я предложила Ивану по твоему настоянию перейти вне стен школы на «ты», а мысленно стала обращаться к нему «Ванюша». Но именно ты и указывала мне на огромные его непривлекательные стороны. Например, доказывала, что не конъюнктивит стал причиной его отсутствия на заседании педсовета, а трусливо поджатый хвост. Но влюблённое сердце женщины всегда находило оправдание милому! Я по телефону записывала все данные разработок Ивана, составляла документ за него до четырёх часов утра. С каким предвкушением я бежала на работу утром: «Он сейчас меня расцелует за помощь!». Нет, наградой стала сухая констатация моей помощи в присутствии директора: «Без Изольды Ивановны я бы к сроку не успел!» И то, лишь через три дня. И что? Обидело это меня? Да. На полчаса. А потом я нашла оправдание его поведению.
Иван практически ничего не рассказывал о себе в женском коллективе, был вежлив и обходителен с каждой коллегой. Но неведомая ранее никогда злыдня по имени «Ревность» ни приходила в гости ко мне – ни в юности, ни в замужестве. И вдруг сердечный приступ как-то в апреле скосил моё туловище: наша медсестра жила с ним по одному адресу. Это следовало из их данных в бухгалтерии. Жена ему? Сожительница? Она слишком хорошенькая и ему очень подходит. Готовность насыпать ей слабительного в чай родилась тут же! Через час пришло раскаяние: две улицы есть в городе: Новикова и Новикова-Прибоя. Совпали номера домов, а я почти умерла от предположения….
Те, кто считает это бредом спятившей от отсутствия личной жизни, я вас отговаривать не буду. Я научилась не судить и не осуждать. И пусть вы все читаете эти строки. Сейчас меня это уже не будет волновать. И тебе, Ванюша из моих снов, не стоит себя корить за равнодушие. Что же сделаешь, если нет чувств? А скорее всего, ты просто не умеешь любить. Тут вспоминается фраза одной нашей общей коллеги о тебе: «Такие сторонятся женщин просто потому, что им страшно: вдруг придется что-то решать кроме вопроса: что съесть на ужин?» Грубо? Но ведь так оно и есть. Я уже лишилась 10 пар розовых очков, и моё чувство стало спокойнее и всё же оно ещё теплится.
Что ещё?.. Наверное, пора к главному перейти.
Основная моя мысль, посланная в космос и вам, мои дорогие: Я СЧАСТЛИВА! Да, моя любовь безответна, а образ любимого мужчины я сама себе нарисовала, а потом «полюбила то, что слепила». Но я летала, порхала, бабочки в животе, крылья за спиной, вальсирующая под ногами планета. Да, Иван меня воспринимал всегда как… коробку с мелом: «очень нужная вещь, но пусть лучше под ногами до необходимости не случается». Безответная любовь во сто крат хуже взаимного чувства, но в тысячу лучше того серого состояния, в котором я дремала все прошлые годы!  Так что я пою любовь. И буду носить это святое чувство в своём сердце, лелеять его и пытаться не забывать. Но я уезжаю в неизвестность навсегда. Только тебя, Люся, поставлю в известность, где я. Без поддержки моей милой подруги я не выдержу. Всё! Поезд через час. А потом – самолет, автобус или пеший ход. Я не знаю, куда поеду. Но квартира продана, деньги дадут мне шанс сбежать от самой себя. Прощайте. Через шесть лет стучания головой об каменную стену я поняла: люблю, но это безнадёжно, а матерью я стать всё же хочу. Так что отправляюсь на поиски семьи… Счастливо оставаться!»

Иля

18. Пятнадцатая сказка про Яшку. Стрелок-землекоп http://www.proza.ru/2013/07/18/1454
Лариса Вер
Толику на день рождения подарили настоящий спортивный лук и стрелы. Но успел он позаниматься в секции стрельбы всего пару месяцев. И наступило лето…. Толик решил потренироваться в стрельбе самостоятельно. Закинул подарок как рюкзак за спину, оседлал велосипед и поехал за город. Мама его, правда, не отпускала одного в лес, но приятель оказался занят. А где еще пострелять можно, как не в лесу?
Тропинка привела его от оврага к березовой рощице. Но здесь Толе не понравилось, и проехал чуть глубже в лесок. Прикрепив на дубовую ветку плакат-мишень, подросток тщательно осмотрелся: вроде людей нигде не видно и не слышно. Значит, стрела никого не заденет. Про технику безопасности надо ведь помнить!
Первый выстрел был почти в цель… Второй – слишком слабый. А в третий раз Толя вложил всю силу в выстрел. Стрела вылетела и вдруг, срезав веточку дуба, улетела в густые и колючие кусты. Делать нечего, придется ее разыскивать.
Толя нагнулся, потом лег на сочную июньскую травку и полез под заросли колючего терновника. Встать или даже уползти обратно - не получалось. Пришлось двигаться вперед….
Выбравшись из-под кустов, Толя оказался перед … большим деревянным домом. И как-то пугливо екнуло у него сердце.
- Куда это меня занесло? – тихонько пробормотал себе под нос парнишка.
- Это кто здесь стрелами швыряется? Чаю с блинчиками меня лишает посреди бела дня? – выросла перед ним старушка очень странного вида. Совсем не похожа она была на городских бабулек около подъезда: шустрая, с косматой прической, из которой веточки и листики торчали в разные стороны…
- Простите. Я тут из лука стрелял, и одна стрела к Вам улетела, - пролепетал Толя.
- Ха! Вот значит, чья стрела мне чашку с чаем из рук выбила! А ты в курсе, что в моем лесу без моего высокого разрешения нельзя стрельбой заниматься? Ишь, какой! И куда ты все глядишь-то?
А Толя все пытался понять, чьи это лапы из-под домика выглядывают. В голове появилась странная мысль, что не простая это старушка…
- Будто сказок про Бабу Ягу в детстве не слышал! Положено нам жить в избушках на курьих ножках. Чего вытаращился? Не похожа я, что ли на Бабу Ягу? Или ты стрелой хотел найти себе принцессу-лягушку? – захохотала необычная старушка, - Кот, проводи гостя в избу.
Большой белый Кот подошел неслышно, важно оглядел незваного пришельца.
- Да… я пойду домой, пожалуй, - проговорил озадаченный Толя. То, что это – настоящая Баба Яга, он, конечно, не поверил. Но старушка явно странная. Лучше уйти.
- Нет, молодой стрелок! Теперь я тебя не отпущу, пока не отработаешь мне на благо леса свою вину.
- Какую вину? – Толя никак не мог справиться с Котом. Тот подпихивал его к крыльцу, вроде ласково, но так настойчиво, что невозможно было в сторону шаг сделать.
- А стрелять в моем лесу! Пошли-пошли…, - и старушка вошла в дом.
- А…. У меня на полянке велосипед остался. Мне надо к нему, и лук, - схватился за последнюю возможность улизнуть незадачливый стрелок.
Но старушка проворно дернула его за руку и втащила внутрь избы. Не успев опомниться, Толя уже сидел за круглым дубовым столом. Перед ним ароматно пахли блинчики и манила вазочка с малиновым вареньем. Чай из лесных трав и земляники дымился из деревянной кружки.
- Ты, милок, мне поможешь немного в моих лесных делах. А уж потом, если я сочту нужным, отправлю домой, - сказала необычная старушка, уплетая блинчик.
В избу заглянула большая серая и зубастая морда. Волк! Самый настоящий!
- Я принес велосипед и все, что этот двуногий забыл на поляне, - рыкнула морда.
У Толи мир слегка покачнулся. Настоящий говорящий волк у старушки на посылках! Пожалуй, он и впрямь в гостях настоящей Бабы Яги! Кошмар!
- И что же я должен сделать? – спросил пленник.
- Сейчас пообедаем, и пойдем с Потапычем дуб лечить. Заболел мой любимец, Крот говорит, что в корнях железяка какая-то сидит. Вот и поможешь нам вытащить, богатырь. Потому то медведюшка мой лопатой работать не умеет, рубить и пилить – тоже.
Через полчаса Толя в окружении Яшки, Кота, Потапыча – огромного бурого медведя - и двух волков шел вглубь леса, не веря происходящему. Огромный дуб встретил их жалобным шелестом листьев. Толе нужно было выкопать огромную яму у корней дерева. Потом перепилить огромный корешок. Медведь отогнул дуб в сторону, волки быстро доделали начатое: вытащили три огромных старинных меча из ямы.
- Ну вот, мой хороший, - сказала лесная хозяйка, поливая обрубленные части корней и перебинтовывая раны, - выздоровеешь! И к весне будешь снова как новенький.
Яму засыпали, притоптали, барсуки и волки воды принесли, полили….
Потом все вернулись к избушке. Медведь приволок мечи и к крыльцу сложил. Пока все участники спасательной экспедиции отряхивались от земли и травы, кроты почистили мечи и даже натерли их до блеска.
- Вах! Красота какая! – охнул Толя. Мечи сверкали драгоценными камнями и чеканкой.
- Спасибо тебе за помощь, Толя, - проговорила Яшка, тоже разглядывая еще один клад из недр своего леса. А это тебе на память.
На руку юному стрелку упала маленькая шишечка.
- Домой придешь, положи ее на блюдце, - сказала на прощание самая маленькая Баба Яга.
Потом волки проводили до лесной опушки Толю, потому как в лесу стало темнеть. Он их не боялся, ведь они вместе трудились у корней дуба. А ничего так не сдруживает, как совместный труд. Дома он сделал, как велела ему сегодняшняя знакомая. Шишечка на блюдце вдруг завертелась, задымилась, зашипела и превратилась в наручные часы с маленькой фигуркой дуба в правом углу циферблата. Вот только от дыма голова у Толика закружилась, и он совершенно забыл, откуда у него такие часы и как он провел сегодняшний день….

19. Из не прожитых лет http://www.proza.ru/2019/01/28/1287
Ян Архипов
  Ей позвонил племянник из райцентра, полицейский: «Тётя Таня, к нам в отделение звонил мужчина какой-то, назвался и просил твой телефон и свой оставил. Я ему твой не дал, а его записал на всякий случай, вдруг ты надумаешь ему позвонить….».
  Это было просто чудо, что он нашёл её, через тридцать лет. В райцентр, где жили её родители она больше так и не вернулась. Жила в областном центре.
Пока были живы родители, ездила, конечно. Сначала одна, потом с мужем и детьми, потом просто с детьми. Но  это время закончилось. Дом родительский продали. Можно было, конечно, остановиться у тётки, но такого приёма как у родителей здесь для неё уже не было. Да её можно понять: огород огромный, хозяйство, картошка. Не до гостей! А на родину тянуло. Тянуло к этой тихой, среди пологих холмов речке с крутыми берегами, огромной ели в палисаднике родительского дома, полям, засеянным пшеницей и берёзовым лесам, усыпанным по сезону земляникой, малиной, смородиной или грибами. Только у них в Сибири остались, наверное, такие не тронутые урбанизацией и цивилизацией патриархальные уголки природы.
    И если бы не племянник, работающий в полиции, ни за что не смог бы он найти её. Сказали бы, что такая здесь не живёт  и связаться с ней невозможно. Повезло, повезло ему. Племянник передал его телефон. Её телефон ему передавать,  естественно,  не стал. Так что теперь только ей решать – звонить ему или  нет. Тридцать лет почти прошло с тех пор как они расстались. Нет, не расстались. С тех пор как он бросил её. А теперь вот что на старости лет потянуло к первой любви?  Она знала,  что позвонит  ему. Хотя бы для того чтобы выяснить – почему, почему он бросил её ничего не объяснив?  Потом уж решит, возобновлять с ним отношения или нет.
        Их знакомство было самым обыкновенным. Она поступила учиться в пединститут – женское царство и они с девчонками бегали на дискотеку обычно в политех, где мальчиков училось гораздо больше. А однажды пединститут пригласили на танцы в военное училище. Она пошла. Её пригласил на медленный танец симпатичный курсантик. Тоже первокурсник. Разговорились. Потом пригласил её на танец ещё раз и ещё. И проводил до общежития после дискотеки. Так и познакомились.  Встречались, когда он бывал в увольнении. Однажды, поздней осенью курсанты у себя в училище проводили уборку во дворе своего училища. А он в это время сбежал и почти через полгорода, без шинели и без денег, прибежал к ней в общежитие. Так, говорит, захотел тебя увидеть. Увидеть просто, а потом – обратно в училище. Она поругала его, напоила чаем, а когда согрелся,  отправила обратно на троллейбусе.
    Девчонки завидовали - какого жениха нашла,  ещё на первом курсе!  Летом, на каникулах, он приезжал к ней в гости в райцентр, познакомился с родителями. Папе и маме понравился. Единственное, о чём они её попросили – не выходить замуж до окончания института. Сначала надо диплом получить, а потом уж и замуж можно. Семейные студенты –это не дело. Ребёнок появится, до учёбы ли?  Придётся академический отпуск брать. Так и порешили, что поженятся после окончания учёбы. Его распределят в какую- нибудь часть. А она - офицерская жена, поедет вместе с ним.
   Они целовались. Много и жадно. Как только оставались наедине. Садились вечером на завалинку, и он начинал обнимать и гладить её. Сначала очень робко. Едва прикасаясь. А потом всё настойчивее и настойчивее. Одной рукой обнимал её, а второй лез под платье или гладил её маленькую грудь. Они целовались, и не хотелось останавливаться. Губы горели. Время растворялось в сумерках.
 - Таня. Гоша, идите домой. Прохладно уже- простынете. –звала, приоткрыв дверь сенок, мама.
- Сейчас, мам. Ещё немножко посидим, воздухом подышим. – отзывалась она.
  Маме эти ночные сидения до двенадцати ночи очень не нравились, и она предупреждала настрого, чтобы ни-ни до свадьбы. Сама, говорит, не заметишь, как добалуетесь. Мама была права и она, как мамина дочка, следовала её указаниям. Хотя очень хотелось уже не только целоваться. Что творилось с ним после их страстных поцелуев и поглаживаний, можно было только догадываться. Но он, как настоящий джентльмен, тоже терпел и не настаивал.
     На втором курсе его отца, перевели служить в Подмосковье. Гоша перевёлся в военное училище в Москве, предварительно обсудив с ней их дальнейшую жизнь. Решили они всё-таки пожениться. Он должен был приехать на зимние каникулы. Они подадут заявление в загс и распишутся. Лучше всего это сделать у неё в райцентре. Там можно будет договориться и не ждать двух месяцев «ввиду особых обстоятельств», под которыми понималось его военное положение и учёба в Москве. После того  как они распишутся она сможет перевестись учиться в Москву и даже получить комнату в общежитии. Детей заводить пока не будут. Можно же и так - пожениться и жить пока без детей.
    Жизнь была прекрасна, и впереди её ожидало только счастье с любимым человеком. До его приезда она купила свадебное платье. Долго ходили с девчонками по салонам для молодожёнов и магазинам, выбирали, чтобы такое – необыкновенное, в котором она предстала бы перед женихом и гостями настоящей царевной - лебедью. Что может быть для девушки приятнее таких вот предсвадебных хлопот и приготовлений?! Они словно созданы друг для друга. Оба любят поэзию и литературу. Он читал ей свои любимые стихи во время прогулок вдвоём. Во многом их вкусы совпадали. Оба  любили стихи Блока и Бродского. Он читал ей наизусть длиннющие стихи Бродского.
     Она читала ему свои стихи. Только ему. Никому больше не показывала.
Ему они очень нравились и он негодовал, что она нигде не публикуется. А между тем в журналах часто печатают всякую дребедень.
     Кое в чём они были совсем разными. Она - поэтическая натура, рассеянная, а у него всегда всё было по-военному аккуратно и правильно.  И если она брала что-нибудь из его вещей, а потом оставляла в другом месте. Он хмурился и переставлял вещь на место. Но и это расхождение было только в его пользу. Если они такие разные, то они просто дополняют друг друга!
 В общем, купила она платье и ждала своего суженого и вдруг получает от него телеграмму: «Свадьбы не будет тчк извини зпт не приеду».
Он так и не написал ей и ничего не объяснил. Что она пережила тогда!
Какое унижение и какая обида! До сих пор не хочется вспоминать. Боялись, что она совершит самоубийство. Прошло и это. Только очень долго потом крутились в голове  бальмонтовские строчки:
«Как будто душа о желанном просила,
И сделали ей незаслуженно больно.
И сердце простило, но сердце застыло,
И плачет, и плачет, и плачет невольно».
   Такая вот была у неё первая любовь. Замуж она вышла через полтора года, на третьем курсе. Раньше подруг - девчонок по комнате Насти и Виктории. Не по любви вышла. Вернее он - Николай её очень любил, а она решила, что этого достаточно для брака. Где-то в подсознании притаился страх, что её опять отвергнут и останется она старой девой, потому что какая-то она –дефектная, не такая как все нормальные девчонки. А может просто хотела доказать всем и ему в первую очередь, Гоше, что сильно не стала о нём горевать. Перешагнула и пошла себе дальше.   
    Муж её - Николай звёзд с неба не хватал и даже высшего образования не имел. Из всех книг открывал и держал у себя только справочники и различные «полезные советы» по дому и по саду. Зато любил её и работал на Севере. Месяц на работе, месяц –дома. Не успевал сильно надоесть, даже когда  был дома.  Она пропадала на работе и почти до вечера его не видела. Купили они квартиру. Родили двоих дочек. Потом купили дачу. И машина есть. В общем, всё хорошо и без денег не сидят, как некоторые. Что ещё надо для человеческого счастья?  Про Гошу она Николаю не рассказывала и поводов для ревности не давала. Девочкой ему досталась. Ох, права была мама, когда предупреждала, что не надо ложиться в постель до свадьбы.
Мало ли что потом будет. Так и оказалось. Сейчас, правда, не так. И она своим дочерям такого не советует. Они бы её не поняли. Как это так – любили друг друга и не спали вместе?
    Она медлила, позвонила не сразу. Хотя время было подходящее- до возвращения мужа ещё оставалось почти две недели. В последние годы, она, по настоянию мужа не работала-сидела дома. А что? Дочери уже большие, самостоятельные. Выучились, работают. Старшая, правда, развелась и ни на одной работе  долго не задерживается, но хорошо хоть, детей не нажили. Живут в своих отдельных квартирах. Младшая встречается с молодым человеком, знакомила уже их с Николаем с ним. Так что руки у неё развязаны –дети выросли,  а внуков пока что нет.
        Наконец, настроилась и набрала его номер. Он как будто ждал. Очень обрадовался и разволновался. Рассказывал о себе. Тоже на пенсии. Есть жена и двое сыновей. Но несчастлив. Домашние его не понимают. Поэтому он уехал от них и живёт на даче. И вспоминает её –свою первую любовь. И как было бы здорово им соединиться. И ничего ему от неё не надо. Только бы вот так сидели вдвоём, и он держал её за руку. Какое это было бы счастье.
   «И называл её по имени», как в песне», - подумала она с усмешкой.
А вслух спросила, наконец, что же случилось тогда, в молодости и почему он не приехал. Он запнулся, а потом рассказал. Рассказал, что встретил накануне в Москве свою одноклассницу. Пошли в кафе, выпили, вспоминали школьные годы. Потом поехал её провожать. Она снимала квартиру. Так получилось, что остался у неё ночевать. Переспали. Это была его первая в его жизни женщина. Это произвело на него огромное впечатление. Казалось,  что влюбился, по-настоящему. Но она его вскоре бросила. И не первым он у неё был. Так, эпизодом в жизни. А семью завёл много позже. После окончания училища. Написать ей, повиниться духу не хватило. Но всю жизнь помнил и любил только её. И предлагал встретиться.
  Она ответила, что подумает и сообщит о своём решении.
На том и закончили телефонный разговор. Она опустила трубку и сидела не шевелясь. А в памяти всплыли стихи Бродского, которые Гоша читал ей когда-то в юности:
«И увижу две жизни
далеко за рекой,
к равнодушной отчизне
прижимаясь щекой, —
словно девочки-сестры
из непрожитых лет,
выбегая на остров,
машут мальчику вслед».

20. Встреча путешественников во времени http://www.proza.ru/2018/07/02/670
Ян Архипов
                По мотивам рассказа Р. Бредбери «Ночная встреча»

    Промежуточная станция путешествий, построенная на хребте Хамар-Дабан близ озера Байкал на стыке течений времени позволила существенно сократить затраты энергии на путешествия. Желающих путешествовать отправляли сначала сюда- в точку ноль –времени, а отсюда уже -в любое желаемое время прошлого или будущего.
  Майкл Джекс  ожидал открытия портала в свой мир после путешествия в Россию, когда вдруг  один из порталов засветился и в зал ожидания вошёл человек.
- Мистер Волков  Дзынь Юань, ожидайте приглашения для возвращения в свой мир. В зале ожидания имеется кафетерий, в котором Вы можете заказать себе напитки. Портал откроется в течение тридцати минут после восстановления уровня энергии необходимого для перемещения.
  Но вновь прибывшему было не до напитков. Он всё ещё находился под впечатлением после увиденного в путешествии. Ему необходимо было поделиться переполнявшими его эмоциями.  Он подошёл к Майклу и поздоровавшись и представившись, спросил куда Майкл перемещался, если не секрет, чтобы завязать разговор.
-Не секрет- ответил Майкл- я был в России. –
- Что Вы говорите!-изумился Волков- Я ведь тоже оттуда-
- И как Вам, увидели то, что ожидали?-поинтересовался Майкл, у которого
ещё оставалось время до открытия портала.
- Удивительная страна! –воскликнул Волков. Жаль, что старое название не сохранилось. Но  «Великая Московия тоже звучит»-ответил Волков.
- Московия? –переспросил Майкл, а мне показалось, что «Великая Россия».
-Это так, по старинке некоторые называют, но согласитесь Москва и московская область –это больше Московия, чем Россия.
- А как же бывшие страны так называемого Союза независимых государств, Монголия, Болгария и Северный Китай?-возразил Майкл.
- Они сами по себе.  Плюс ещё Уральская республика, Сибирская, Волжская Булгария и Башкортостан и Среднерусская республика. Причём многие туристы из этих стран, экономя на путешествиях во времени, просто посещают Московию, чтобы иметь представление о прошлом. Время остановилось в этой стране. –ответил Волков.
- А как же российские космические базы на Луне и Марсе, мировое  технологическое лидерство  в области  нанотехнологий и роботостроения!  Новая мировая религия, наконец, зародившаяся в России, подарившая миру надежду на спасение человечества!-парировал Майкл.
   Дзынь Юань помолчал, посмотрел на Волкова и, наконец, сказал: «Вы ошибаетесь.  Последний на планете тоталитарный режим, интернет-контроль, электронная слежка и всеобщее чипирование населения. Полное отсутствие гражданских прав и свобод. Плюс ужасная экологическая обстановка, потрясающая отсталость, коррупция, отсутствие пенсионного обеспечения, пьянство, наркомания,  спид и эпидемия раковых заболеваний»
   Майкл засомневался,  не получил ли его собеседник какого-нибудь  расстройства восприятия во время путешествия. Влияние путешествий во времени на организм человека ещё не изучено до конца. Поэтому он не стал возражать Волкову. Решил ему подыграть.
- Одного  я  не понял, за счёт чего они живут ? –спросил он.
-Видимо Вы не выезжали за пределы Москвы, друг мой-охотно ответил Волков. – Газ и нефть  по-прежнему остаются главными источниками дохода.
-Это в московской –то области газ и нефть? –недоверчиво спросил Майкл.
- Ну да! –сказал Волков. Бытовые отходы со всей Европы и Азии свозятся в Подмосковье. И за это Московия получает деньги. Потом отходы перерабатываются в нефть и попутный газ и   продаются за границу. Нефте и газопроводы всё ещё действуют-
- Так ведь там и дышать нельзя будет при таких доходах-не поверил Майкл.
- Так и есть-ответил Волков. –Самый ходовой товар для населения –воздух. На открытой местности все ходят в противогазах. В домах –фильтры и кондиционеры.  У нас в Китае в  21 веке тоже так было. Причина была только другая- интенсивное промышленное производство–
- Путешествующий Майкл Джекс, пройдите, пожалуйста, в портал номер два. Портал для вашего возвращения в свой мир будет открыт  в течение пяти минут.
   Майкл  быстро попрощался со своим  новым знакомым и прошёл в портал.
«Какой странный человек. И где это его носило? Московия! Видимо  у этого Волкова расстройство восприятия. Последствия путешествия во времени на организм человека пока что не изучены полностью». Он закрыл глаза и перед его мысленным взором вновь проплывали шарообразные купольные и морские города, ракеты, улетающие в ближний космос, величественные субтропические джунгли и одухотворённые, красивые, всесторонне развитые граждане Великой России-страны в которую мечтают попасть для проживания люди со всех концов планеты, так как нигде больше нет такого дохода на душу населения и таких условий для приложения способностей и талантов, науки и технологии.

21. Вспоминая кумира http://www.proza.ru/2019/01/25/964
Тамара Непешка
Осень выдалась аномально долгой и тёплой. Солнечные лучи заглядывали в окна квартир и выманивали в парки, выявив недостаток этих островков природы для тех, кто каждый день искал новых красок. Так в очередной погожий день я оказалась на Ваганьковском кладбище в компании экскурсовода, обещавшего рассказ об архитектуре и истории создания памятников, но никак не пересказ светских сплетен.
Мы бродили по аллеям с вековыми деревьями, пробирались между совсем новыми и очень древними оградками. За триста лет на Ваганьковском кладбище захоронили почти полмиллиона человек.  В какой-то момент наша группа оказалась вдалеке от людных центральных аллей, сплошь пестревших знакомыми фамилиями. В этой части кладбища было тихо, сумрачно и не пафосно.
Экскурсовод подвел нас к интересному памятнику. В центре две плиты из чёрного мрамора были установлены так, что просвет между ними образовывал крест, по несколько плит слева и справа имитировали кулисы, необычное ограждение напоминало сцену. Вся композиция указывала на то, что это памятник артисту, но надпись на камне меня удивила! Я совершенно не ожидала увидеть именно здесь, в тишине и уединении, могилу Андрея Миронова.
Я слушала объяснения экскурсовода, а мыслями уходила в далекое прошлое. В памяти всплыло, как я была увлечена этим артистом, он был моим кумиром, моей тайной любовью! Воспоминания детства захватили меня.

 * * *
Наиболее посещаемым заведением в нашем городском Парке культуры и отдыха имени Льва Толстого был кинотеатр «Космос», для краткости горожане именовали его «сарай» – за простые деревянные кресла, дощатый скрипучий пол и отсутствие каких-либо удобств. Именно в нём мне довелось первый раз посмотреть комедию «Бриллиантовая рука», я тогда училась в пятом классе. Отправились мы с подружками на утренний сеанс, так как в школу ходили во вторую смену. Цветной, широкоэкранный фильм Леонида Гайдая произвел на меня потрясающее впечатление. Он показался мне настолько увлекательным и смешным, что остаток дня я провела в какой-то эйфории. Не испортил настроение даже выговор, полученный от нашего грозного учителя Марлена Николаевича за опоздание на дополнительный нулевой урок математики.
В фильме снялись маститые комедийные актеры, за исключением молодого Андрея Миронова, – до этого я видела его только по телевизору в черно-белом фильме Эльдара Рязанова «Берегись автомобиля». Но именно Миронов понравился мне больше всех и буквально поразил мое воображение.
Мужчины, похожие на Андрея Миронова, мне в моей тогдашней жизни не встречались. Как вода может принимать форму льда и водяного пара, так и люди, видимо, могут существовать в различных состояниях. Андрей показался мне совершенно непохожим на других: не приземлённым, а парящим где-то выше. Герои Юрия Никулина, Анатолия Папанова могли жить рядом, ходить по тем же улицам и магазинам. Но даже представить себе было невозможно, чтобы в обычной жизни где-нибудь пересечься с героем Андрея Миронова. Мошенников, подобных ему, не существовало на свете, и тем не менее, Миронов был органичен в своей роли и лишён всякой фальши. Как это могло совмещаться воедино, я не понимала. 
Элегантный, лёгкий, умный, тонкий, ироничный, музыкальный, обаятельный, наконец красивый – Андрей Миронов был лучший! Я пересматривала «Бриллиантовую руку» снова и снова, и каждый раз ждала появления в кадре Андрея. Я напрочь забывала о Марлене Николаевиче, а также и о Марксе и Ленине, породивших его имя, о школе, уроках и повседневных заботах. Глядя на Андрея Миронова, я уносилась мечтами в другую, нереальную жизнь – туда, где люди романтичны, жизнерадостны и добродушны. 
У одной моей подруги на стене висел портрет Сергея Есенина с трубкой, другая носила в портфеле открытку с Олегом Стриженовым в полупрофиль. Вот и я раздобыла фотографию Андрея Миронова и положила её в ящик письменного стола. Когда я делала уроки, то время от времени выдвигала ящик – Андрей внимательно смотрел на меня большими, выразительными глазами. 
 – Несерьёзный и много кривляется! – слышала я от подруг и родителей. 
 – Нет, он серьёзный, просто это роль такая! – спорила я. Неужели никто, кроме меня, не замечал печаль в его глазах?
Я с нетерпением ждала нового фильма со своим любимцем, но меня постигло разочарование – это был не тот Андрей Миронов, которого я надеялась увидеть. Фильмы выходили один за другим, но Андрей на экране не вызывал у меня тех чувств, которые я испытывала, глядя на его фотографию. А потом фотография оказалась задвинутой подальше в ящике стола, у меня появились другие интересы, и увлечение артистом постепенно сошло на нет. 
Спустя какое-то время, будучи уже постарше, я посмотрела по телевизору спектакль Театра Сатиры «Безумный день, или Женитьба Фигаро». В нем играл звёздный состав артистов, и хороши были все, но Андрей Миронов лучше всех! У меня что-то ёкнуло в груди – вспомнились мои детские страдания. Андрей на сцене был фееричен – весел и серьёзен, интриговал и попадал впросак, страдал и любил. Вот же он настоящий, я не ошибалась в нем! Я опять ждала его новых работ, но уже в театре. И на этот раз не обманулась – моим вторым  любимым спектаклем стали «Маленькие комедии большого дома». Андрей не только сыграл мужа, растерявшего любовь к молодой жене в набитой антиквариатом квартире, но и выступил постановщиком. Он полностью владел залом, прекрасно держал паузу, был пластичен, ироничен, печален и предельно точен в жестах и интонациях.
А всего пришлось ждать почти двадцать лет, чтобы окончательно убедиться – детская интуиция не подвела меня. Я бесконечно благодарна Алексею Герману за то, что он выбрал Миронова на роль Ханина в фильме «Мой друг Иван Лапшин» и помог избавиться от стереотипа восприятия его образа. Меня это совершенно не удивило, а исполнение поразило драматичностью и правдивостью. Здесь Андрей был абсолютно тот, по которому я когда-то вздыхала!

 * * *
Нахлынувшие воспоминания не отпускали меня, и я отправилась на экскурсию в Музей-квартиру Валентина Плучека – режиссёра легендарного Театра Сатиры в то время, когда в нём блистал Андрей Миронов. Он был любимым актёром Плучека, а спектакль «Женитьба Фигаро» не сходил со сцены восемнадцать лет и пользовался такой популярностью, что в дни, когда его давали, у театра дежурила конная милиция. Работники музея показывали нам сценические костюмы Андрея, созданные для роли Фигаро модельером Славой Зайцевым, шахматы, в которые играли Фигаро и граф Альмавива... Мы смотрели отрывки из спектаклей, записи воспоминаний родственников и близких друзей Андрея. Образ артиста приобретал все больший объём, и уединённое место его упокоения уже не удивляло меня.
 «После смерти Андрей стал играть еще лучше!» – эту фразу приписывают Зиновию Гердту, и к ней нечего добавить – всё сказано...
Что-то такое нам объяснял экскурсовод на Ваганьковском кладбище... О том, что можно поймать момент, когда солнце окажется ровно за памятником, и его лучи, пройдя через крест, озарят импровизированную сцену своим светом.
Надо только дождаться тёплых солнечных дней... 

22. Зачем прилетала голубка http://www.proza.ru/2017/12/25/2046
Тамара Непешка
Наталья и Михаил вышли на пенсию одновременно. Они подготовились к этому событию заранее – поменяли квартиру на меньшую и отложили денег. Новая квартира была хорошая, но с небольшим изъяном, на котором они смогли существенно сэкономить при покупке: окно кухни выходило на край крыши соседнего дома, и для безопасности его закрыли решёткой. 
Наталья и Михаил завтракали и посматривали в окно.
– Телевизор в кухню покупать не будем, у нас крыша есть, – разглядывая сидящую на ограждении ворону, глубокомысленно сказал Михаил и отхлебнул кофе.
И действительно, картины на крыше перед их окном всё время сменялись. В дождь вода стекала ручейками по ржавому железу, а затем, собравшись в жёлобе, неслась в жерло водосточной трубы. С наступлением зимы после каждого снегопада под карнизом вырастали сосульки, красивые и жуткие одновременно. Бесстрашные рабочие, пренебрегая страховкой, нещадно сбивали их лопатами. В декабре электрики укрепили новогодние гирлянды лампочек для украшения площади перед домом. А однажды потянуло запахом краски – это на крышу пробрались молодые парни и расписали стену дома граффити. Михаил, сколько ни смотрел с площади, так и не смог разобрать их смысл. Впрочем, граффити красовались недолго и были закрашены краской под цвет кирпича с еще более ядовитым запахом.
– Наверное, предыдущие хозяева птиц прикармливали, – заметила Наталья, рассматривая прилетевших голубей, пытавшихся заглянуть с крыши к ним в окно. – Сейчас я их покормлю! – Она приоткрыла окно и бросила голубям хлебные крошки. Голуби заскрежетали когтями по железу и, расталкивая друг друга, начали проворно собирать их.
– Весь день кормятся и дремлют. Как бы нам не уподобиться этим существам. Чем же мы с тобой, матушка моя, займемся на пенсии? – спросил Михаил. К своему новому положению он относился иронично.
– Ну они ещё летают с места на место, по сторонам смотрят. Вот и мы будем ходить в театр, на выставки, скандинавские палки купим, путешествовать станем... – начала перечислять Наталья.
– Наташенька, это понятно, но я о другом, пойми меня. Вот ты куда собираешься ходить и ездить? Куда приятельницы посоветуют? Или куда билеты подешевле найдешь? Поехать за тысячи километров, чтобы пройти по тем же местам, по которым до нас прошли миллионы людей, испытать те же чувства, потом выложить те же фотографии, что у всех? Извини меня, но так не годится. Должен быть какой-то определённый интерес, увлечение, которое мы с тобой не удосужились найти, пока работой были заняты. Вот теперь придется думать. А когда цель появится, тогда можно ехать хоть на край света, познавать и сравнивать.
– Я тебя поняла, Миша. Но эту задачку так быстро не решишь, она не в одно действие.
Ещё немного порассуждав, они решили некоторое время подумать, присмотреться, может быть, жизнь сама что-то подбросит. 
Наталья привыкла к соседству голубей. На улице, если какой-нибудь ленивый голубь не улетал при её приближении, она шутливо топала ногой, чтобы припугнуть его. В Венеции она почти с ужасом отмахивалась от голубей, норовивших облепить буквально с головы до ног каждого, кто хотел их покормить. А теперь Наталья привычно кормила голубей каждый день, для удобства освободив подоконник и отодвинув тюлевую занавеску.
– Натуля, а нам и в Третьяковку можно не ходить. Картина Ярошенко «Всюду жизнь» в натуре. Заключённые всех сословий в арестантском вагоне кормят голубей, – подшучивал муж.
– Миша, смотри, а один голубь не такой, как все! Белая голубка. Красивая! Я её раньше не видела, – сказала Наталья. Голубка пыталась клевать пшено вместе с обычными сизарями, но те её оттесняли и торопились склевать всю крупу сами. – Но она какая-то нахохленная, больная или раненая!
Спугнутые Натальей, сизари улетели, а один из них напоследок клюнул белую голубку в голову. Она осталась сидеть на крыше, прижавшись к стене.
– Вот паразиты! А я их ещё кормлю. Больше ничего от меня не получат! Надо что-то придумать, Миша, – заволновалась Наталья.
– Да, но нам отсюда её не достать. Пойду поищу дворника, может быть, он знает, как найти тех ребят, которые вчера снег сбрасывали.
Михаил ушел, а Наталья достала из шкафа обувную коробку и постелила в нее старое полотенце, налила воды в блюдце. Не упуская голубку из виду надолго, она открыла интернет. Чем её кормить, лечить, как ухаживать? На эти и другие вопросы надо было очень быстро найти ответы. Вскоре на крыше появился паренёк, который, увидев наблюдавшую за ним Наталью, сделал ей страшные глаза и браво заскользил по скату крыши к ограждению. Затем он осторожно подобрал голубку и стал карабкаться обратно.
Теперь дни наполнились для Натальи и Михаила новыми заботами. По объявлению в интернете они купили клетку и поставили её в кухне на подоконник. Постепенно голубка повеселела, бодро клевала зёрнышки и внимательно рассматривала их своими глазками - бусинками. На лапке у голубки было кольцо с надписью. Михаил дал объявления на нескольких сайтах, переписав с него информацию, но определить владельца не удалось. На форумах ему советовали голубку подлечить и выпустить, знатоки утверждали, что она найдет дорогу домой. Наталья и Михаил так и сделали. Когда световой день прибавился, а морозы отступили, ясным безветренным утром они вышли на балкон и открыли клетку. Голубка выбралась из клетки, немного походила по перилам балкона, потом взлетела, сделала несколько кругов, набирая высоту, и уверенно полетела в каком-то известном ей направлении.
Наталья и Михаил взгрустнули и пошли пить кофе.
– Ну что, Наташа, ты думаешь, зачем к нам эта голубка прилетала? – спросил жену Михаил.
Наталья попыталась настроиться на мысли мужа.
– Голубка улетела, а от неё остался, кроме воспоминаний, несъеденный корм. Поехать в Венецию? Я слышала, там запретили торговать кормом, потому что местным жителям голуби надоели и город сильно загажен. Приедем со своими кульками, будем из-под полы продавать русским туристам за один евро, денег подзаработаем, – попыталась пошутить Наталья, чтобы поднять настроение.
– Или голубятню завести. Я в детстве свистеть умел, – сказал Михаил и неожиданно свистнул.
– Миша, перестань, денег не будет, – замахала руками Наталья. – Клетка вот пустая стоит. Может быть, завести мини курочку и мини петушка, будут в клетке жить, яички нести. Я слышала, что они милые, дружелюбные, друг друга не клюют, – Наталья допила кофе, достала салфетки и стала красиво складывать их, чтобы поместить в салфетницу.
– Подожди-ка минутку, Наташа.
Михаил принес из комнаты лист бумаги и стал совершать с ним какие-то манипуляции, потом запнулся, почесал затылок и полез в интернет. Покопавшись по сайтам, он несколькими движениями завершил работу и передал Наталье бумажного голубя. Она привязала к фигурке нитку и повесила её в клетку.
– Похоже, Натуля, что пришло время третий раз встретиться с оригами. Говорят, каждый человек три раза с ним встречается: первый раз в своем детстве, второй раз, когда маленькие дети появятся, а третий – в старости. Я в детстве в кружок в Доме пионеров ходил, у меня получалось. Кстати, для пожилых оригами очень рекомендуют, они деменцию отодвигают. А что, Натуля, может нам пойти на курсы, потом сможем кружок вести где-нибудь в библиотеке. Или просто будем в холле посиделки организовывать, познакомимся с соседями, свой круг общения появится. Станем в конкурсах участвовать, за новостями следить. Мне кажется, я смогу. А ты что думаешь?
– Давай, Миша, попробуем. А на родину оригами в Японию поедем?
– Наташа, ты, наверное, думаешь, что сойдешь в Токио с самолёта, а там везде оригами развешены?
– Да, Миша, и все поголовно суши едят, – не растерялась Наталья.
– Поедем обязательно. И вот тогда дешевые билеты точно понадобятся. Ну что, решили и постановили?
Будучи людьми деятельными, они уже прокручивали в своих головах пути достижения замаячившей на горизонте цели. Затем открыли свои ноутбуки и углубились в интернет: Михаил – в поисках подходящих курсов оригами, Наталья – дать объявление о продаже клетки и прикинуть, во сколько обойдётся поездка в Японию.

23. Однолюбка  http://www.proza.ru/2019/01/31/1009
Ольга Сквирская Дудукина
«Уехать как можно скорее... Бросить все и бежать от него, куда глаза глядят!..» - Леся пребывала в полном смятении.
Такое с ней случилось впервые.
…С детства она привыкла к восхищенным взглядам. Не личико, а картинка: нежный овал лица - словно тыквенное семечко, как говорят японцы. А на нем - яркие карие очи, брови вразлет, идеальной формы носик и яркие губки бантиком. Бывает же, одним все, другим ничего. Улыбалась Леся редко, в качестве особого одолжения, сверкая жемчужными зубками. Да, еще в наличии имелись шикарные темные вьющиеся волосы и пышные формы при малом росте: рюмочка, а не девушка. Всякому хочется отхлебнуть.
Не тут-то было. При манящей внешности характер у Леси был не по-женски железный. Не то чтобы она не гордилась своей бесспорной, очевидной красой, но в качестве защиты от назойливых взглядов и пошлых приставаний выработала неприступно-высокомерный вид. Комсомольская идеология, пропитавшая юную девичью душу, тоже не способствовала развитию романтической женственности: серьги и брошки – это мещанство, любовь и прочие охи-вздохи – пережитки прошлого, вот кожанка да красная косынка - в самый раз.
И тут в институте появился этот парень, рослый, веселый, синеглазый, с опасным прищуром. Леся сама не поняла, как от ее независимости не осталось и следа, и что она больше не хозяйка своим мыслям, в которых только ему и место. Любовь с первого взгляда – вот как это называется. Бежать, бежать и бежать… Из института, из Харькова…
Парня звали Щура. Конечно, это было не настоящее его имя: на самом деле звали его Симха, что на иврите означает «радость». Может, оттого он излучал такую заразительную харизматичную радость?
Он не мог не заметить красотку с видом принцессы, правда, был удивлен холодком, с каким она встретила его попытки познакомиться поближе. Однако что-то подсказывало ему, что эта Спящая Царевна-Несмеяна скроена для него, как по индивидуальному заказу, и что в ее груди бьется нежное и верное сердце, и это именно та, что станет ему прекрасной любящей женой.

***

Кто мог тогда знать, что пройдет совсем немного лет, и бывшего паренька из украинского местечка можно будет разглядеть на трибуне Мавзолея в железнодорожной форме, вместе со Сталиным, принимавшим парад на Красной площади, а на шее у него будет сидеть малышка, которую успела родить ему любимая Леся?
Карьера Александра после окончания железнодорожного института в Харькова раскручивалась с невероятной скоростью. Он слыл энергичным, талантливым, работящим и компанейским. Недаром его приметил сам Каганович, главный железнодорожник страны, и продвинул молодого земляка на руководящую должность.
Леся и Александр с дочкой жили теперь в огромном кооперативном доме на Красносельской для семей комсостава и не только. Сосед слева - Леонид Утесов, сосед сверху - Исак Дунаевский. Вместо красной косынки Леся теперь носила шикарную шляпку с вуалью, а вместо кожанки – дорогой костюм. Утесов не раз пытался зазвать прекрасную даму на свой концерт и даже преподносил билетики с поцелуем ручки, однако Леся всякий раз пренебрегала приглашением: «У него нет голоса».
Шура обладал искрометным чувством юмора, а Леся, услышав анекдот, дотошно выясняла, в чем смысл шутки. Не всем же быть умными, кому-то надо быть и красивым. Даже это не бесило мужа, напротив, он хохотал до упаду на своей Царевной-Несмеяной.
Несмотря на то, что Леся закончила институт иностранных языков, теперь она могла себе позволить не работать и даже иметь домохозяйку. Молодая женщина с радостью окунулась в семейную жизнь, жадно рожая детей от любимого человека, обустраивая быт на новом для нее, статусном уровне.
«Офицерская жена» из Леси получилась неплохая, однако не совсем правильная: гордость, неприступность – это вполне в стиле, но где дорогие украшения, броская косметика, дамские сплетни? («Терпеть не могу это мещанство!»). Леся так и не освоилась в кружке высокопоставленных жен. У нее не было подруг, разве что приятельницы.
Однажды одна такая приятельница уговорила ее накрасить лицо:
- Лесенька, вы такая красавица! Вот придет ваш Шура с работы, то-то он удивится, когда увидит вас во всеоружии! – и предложила собственную тушь с помадой, а к ним свои услуги гримера.
И вот через полчаса Леся с удивлением созерцала свой обновленный образ в зеркале, такой сексапильный и немыслимо прекрасный. Какой сюрприз приготовила она сегодня дорогому мужу!
Она прождала его до ночи, но тот так и не появился. Рыдая, она смыла с лица этот дурацкий боевой раскрас и поклялась себе, что если с Шурой все в порядке, то она никогда больше не станет краситься.
С Александром было все в порядке.
«Я некрасивый, но чертовски симпатичный», - часто повторял он о себе.
Против его обаяния не могла устоять ни одна дама, и время от времени он позволял себе кое-какие интрижки. Роман с хорошенькой блондинкой-секретаршей затянулся дольше, чем остальные.
Свет не без добрых людей, и Лесю не преминули информировать во всех подробностях.
Ее реакция никак не вязалась с резкостью и жесткостью характера. Когда в этот вечер Александр вернулся домой с работы, как обычно, припозднившись, супруга без обиняков высказалась:
- Шура, я все знаю. Если это любовь, иди к ней! За меня не волнуйся: я детей подниму сама. Просто я тебя очень люблю и больше всего хочу, чтобы ты был счастлив.
Ошеломленный Александр не верил своим ушам: ни упрека, ни сцены… Вот так любовь. Когда у человека такой мощный и надежный тыл, то зачем от добра добра искать! Он тут же прекратил все встречи на стороне.
Однажды Леся на рынке столкнулась со своей бывшей домработницей:
- Рая, как я рада! Как вы поживаете? – бросилась она к ней, как вдруг остановилась: у Раи на жакете она заметила красивые пуговицы, - те самые, которые она тщетно искала по дому, недоумевая, куда они подевались.
Леся подняла изумленный взгляд на Раино лицо и увидела, как щеки той неистово запылали.
«Когда самое плохое в жизни – это кража домработницей пуговиц, то можешь считать себя счастливой, - подумала вдруг Леся. – Так бы да подольше».
- …Этим летом ты не поедешь с детьми на Украину, - заявил дома Шура.
- Почему?
- Война будет.
Леся не заплакала. С детства не понаслышке знавшая погромы, голод, болезнь, она всегда жила в постоянной внутренней готовности номер один к любым экстремальным ситуациям.

 … Когда немцы были под Москвой, Александр ушел в ополчение добровольцем.
В отличие от сотен других таких ему несказанно повезло: его ранили. Рана оказалась не смертельной.
В госпитале-то его и разыскал разъяренный Каганович:
- Нашел время лежать! Кто тебя отпускал на фронт?! Благодари Бога, что ранен, а то я бы тебя расстрелял за такое самоуправство! А работать кто будет?
И Александр Борисович, назначенный директором-полковником военных перевозок, едва поправившись, приступил к работе.
Он разрабатывал новые транспортные маршруты, разъезжая по всей стране. Например, на Дальний Восток, на случай войны с Японией.
Александр Борисович регулярно хаживал на доклады к самому товарищу Сталину, зарекомендовав себя как дельного человека.
Леся в это время находилась с детьми в эвакуации в Свердловске. От этих времен осталась огромная пачка пожелтевших писем, половина из которых была сложена треугольником. Там не найдешь специальных слов о любви, но каждая строчка дышит любовью.

***
Стоило выжить в этой войне, чтобы попасть под раздачу во время антисемитской кампании в 48-м!
…Поводом явился анекдот про вождя, рассказанный подчиненным Александра Борисыча в его персональном вагоне под перестук колес. Это была явная провокация: всем было известно, что Александр Борисыч не донесет на рассказчика, а из этого уже можно сшить дело.
По возвращении в столицу его вызвали Куда Следует. После разноса должен был состояться партком, на повестке дня которого стоял вопрос об исключении его из партии. Как правило, после этого жди ночью «черный воронок» … Это конец.
Но нет, еще не конец! Партком еще только через два дня, а до этого, пока партбилет еще в кармане, человек неприкосновенен…
- …Леся, быстро собирайся, собирай детей! Мы уезжаем, - с порога крикнул муж. – Машина ждет.
Леся моментально внутренне мобилизовалась, как это бывало всегда, когда ей и ее семье грозила опасность. Она принялась деловито вязать узлы. Без малейшего сожаления распрощалась она с годами налаженным московским уютом и благополучием. Ей всегда легко было расставаться с «барахлом».
Не прошло и суток, как семья уже была в Киеве. А уж на «ридной нэньке Украине» верные земляки не сдали. Александр Борисович был срочно оформлен переводом на новую руководящую должность, и жизнь наладилась.
…О его делах на Украине свидетельствуют новые ордена, а также сквер в Житомире, названный его именем.
Смерть Сталина совпала со смертью высокопоставленного украинского покровителя Александра Борисовича, что означало конец благополучной жизни на родной земле. Пора снова перебираться в Россию, но только подальше от столицы.
Александр Борисович получил назначение в Сибирь, на должность главного инженера Кемеровского металлургического комбината. Он выехал один, чтобы приготовить квартиру к приезду семьи.
…- Мама, мне такой странный сон приснился, - утром поделилась с матерью маленькая Ирочка. – Будто бы папа барахтается в воде. Спасите, ребята, говорит, тону!
- Не морочь мне голову, - отмахнулась Леся.
Ребенок как в воду глядел: сон оказался пророческим. На своей персональной машине вместе с коллегами Александр Борисыч ехал по мосту над Томью. Разразилась страшная весенняя непогода, река разлилась, вышла из берегов. Ограждения с моста смыло, и когда машина не справилась с управлением, то без помех слетела с моста в бушующую водную стихию.
Из четверых спасся только шофер. «Спасите, ребята, тону», как он рассказал, действительно оказались последними словами Александра Борисыча. Сын украинских степей, он не умел плавать. Нелепая, глупая смерть в сорок четыре года…
…Леся окаменела. Она не могла даже плакать. Для нее жизнь кончилась, и единственное, что еще удерживало ее на этом свете, - эти дети и больная мать.
Муж был похоронен в Прокопьевске, куда он ехал по делам в этот роковой день, и Леся решила поселиться в этом городе, поближе к его могиле.
После похорон она перевезла семью в Кузбасс.
Чтобы прокормить семью, она начала преподавать английский и немецкий языки в школе рабочей молодежи, молодым шахтерам. Набирала себе как можно больше уроков, чтобы получать побольше зарплату.
По дороге домой ей ежедневно приходилось переходить через железнодорожные пути. Сколько раз ее тянуло броситься под колеса проходящего поезда! …Она явственно видела лицо мужа, который кричал, звал: Леся, иди ко мне! Не бойся!..
Леся обеими руками вцеплялась за перронный столб, сцепив зубы: нет, нельзя, у меня дети… Надо жить.
Тем временем ее красота, ставшая такой ненужной, неуместной, расцвела ее пышнее.
Лучший друг мужа, вдовец, прекрасный человек, выждав приличествующее трауру время, сделал ей предложение руки и сердца. Оказывается, она всегда ему нравилась. Его не остановила ни куча детей, ни парализованная мать. Однако Леся наотрез отказала жениху, как и многим другим. Она не могла себе представить никого на месте Шуры, любимого и единственного.
- Елена Ефимовна, вы такая интересная женщина, а от вас постоянно несет чесноком! – сделал ей замечание директор школы, очередной поклонник.
- Мне все равно, - резко парировала Леся. – Я не могу позволить себе подхватить заразу и заболеть, на мне дети и мама.
Жизнь в грязном и холодном шахтерском захолустье выявила ее полную непрактичность и неспособность разобраться в советской действительности. Все-таки она привыкла к тепличным условиям, - еда в изобилии, домработница, уроки фортепиано для дочек, занятия на виолончели для сына. Леся за мужем жила как за каменной стеной, а тут…
Огромную квартиру, которую ей пожаловали за заслуги мужа, она вдруг отдала многодетной семье дворника (им, мол, нужнее), а сама с семьей вселилась в жилье поменьше и попроще. Пришлось изнеженным детям научиться топить печку и по морозу ходить за водой к колонке.
А как непросто оказалось им вписаться в школьный коллектив, состоящий из шахтерских детей! Казалось бы, что может быть здоровее общества победившего пролетариата? - представляла себе Леся, так и не расставшаяся с комсомольскими убеждениями. Но как объяснить маленькому сыну, который в матроске пришел в школу и сказал парням в штанах из «чертовой кожи» «Здравствуйте, мальчики!», за что он был избит?
«Драться нехорошо», - учила сына Леся, поэтому он даже не пытался дать сдачи.
В один прекрасный момент он нарушил это правило, и с тех пор начал решать свои проблемы по-своему.
«Мама святая», - всю жизнь повторял он, что в его устах звучало как «мама дура».
С дочками вышло не лучше. «Женскую честь» Леся считала чуть ли не самой главной добродетелью, активно презирая дамские завлекающие «мещанские» приемы, как кокетство, косметика, украшения. Но хорошо ей с такой видной внешностью проповедовать «женскую гордость»! Ее дочерям повезло в этом отношении куда меньше.
- Какая красивая у тебя мама! – всю жизнь слышала Ирина. – И как жаль, что ты на нее не похожа! – обязательно добавлялась эта неприятная фраза.
Прошли годы, пока обе дочери в результате жизненного опыта поняли, что не стоит подражать матери во всем, а то так можно и просидеть всю жизнь в «гордом» одиночестве. А еще они поняли, что из этого забытого Богом городишка нужно рвать когти, - кроме могилы отца, ничего хорошего в нем нет.
Старшая дочь стремилась только в Москву, в Москву. Младшие перебрались из Кузбасса в Сибирь.
Леся, как могла, им помогала. Когда Ирочка перевелась в Новосибирское музыкальное училище, мать поменяла прокопьевскую квартиру на комнату в коммуналке в столице Сибири. А когда сын в Томске угодил в тюрьму, и ту отдала за однушку в деревянном бараке, чтобы быть к нему поближе.
…У Леси была хроническая астма, которая в одночасье возникла после похорон мужа. Дело в том, что тело утонувшего нашли не сразу, поэтому пришлось менять гроб на больший по размеру и обильно побрызгать покойного одеколоном «Сирень», дабы перебить запах начавшегося разложения. На память об этих трагических событиях осталась болезнь.
Сын, боготворивший мать, всячески старался при любой возможности отправить ее на курорт, поскольку морской воздух благотворно воздействовал на дыхательные органы. Для этого требовались деньги, которые не вдруг заработаешь. Предприимчивости и изобретательности у молодого строителя хватало, чтобы подыскать левую денежную халтуру на грани законности, однако он вырос неуживчивым и обладал талантом легко и просто обзаводиться врагами. Стоит ли удивляться, что в один прекрасный момент его подставили во время строительства многоквартирного дома и свесили на него всех собак…
Леся спокойно брала у сына деньги на поездку в Крым, но не вдавалась в подробности, каким способом они достаются. Она по-прежнему ничего не понимала в этой жизни.
К счастью, через пару лет он снова был на свободе – вместо десяти, которые ему пытались было впаять. Вот что значит «юридическая» национальность.

***
С годами Елена Ефимовна приобрела новое обаяние возраста. Очень эффектно поседевшая, немного раздобревшая, она выглядела царственно, словно Ахматова, даже красивее. Ее профиль был точной копией ее камеи из слоновой кости на брошке. Это было ее единственное украшение.
То ли английский язык на нее так подействовал, то ли литература любимой страны, но она выглядела, словно родовитая англичанка, как их тогда себе представляли: черные английские костюмы, белоснежные блузки и черные чулки – и высокомерное выражение лица. Кроме того, она принадлежала к типу женщин, умеющих носить шляпки. Оказывается, можно родиться в захолустном местечке, но при этом обладать врожденной элегантностью.
Идея внешней красоты с годами стала ее пунктиком. Она могла за общим семейным столом во всеуслышание сказать о внучке примерно такое:
- Наша Таня некрасива. У нее неправильные черты лица: ротик слишком велик, и форма носа нехороша.
Никто не смел ей возразить, настолько велик был ее авторитет в семье. Глядя, как Таня давится слезами, она добавляла:
- Я всегда говорю правду. Даже если это моя внучка, я не стану врать, - явно гордясь собой, своей честностью.
Она думала, это и есть честность.
Все дело было в том, что она не любила Таню, хотя никогда бы в этом не призналась. Елена Ефимовна боялась позволить себе любить. Она уже привыкла не расслабляться. Однако оставался один человек, которого она любила так, как описывают поэты: нежно, беззаветно, безусловно.
…Когда Елена Ефимовна лежала, прикованная к постели, - к сожалению, ей пришлось повторить судьбу своей матери, - она вдруг поделилась с невесткой:
- Сегодня мне снился Шура, такой молодой, - и улыбнулась своей необыкновенной улыбкой, обнажив ровные зубки, на удивление все до одного целые. – Он зовет меня: Леся, иди ко мне! Скоро уже, скоро…

24. Странная пара http://www.proza.ru/2018/04/18/1541
Ольга Сквирская Дудукина
Он был самым красивым мальчиком в музыкальном училище.
Тоненький, стройный, с воздушной гривой мягких кудрей, с большими карими глазами в длинных ресницах.
Стоило ему только войти в училище, как со всех сторон на него слетались девушки - пианистки, дирижерки, красавицы, одна лучше другой, и у каждой был заготовлен повод для общения.. Лучше всего попросить о небольшом одолжении: дай конспект, или ноты, или учебник, -  а там слово за слово…
В нем не было высокомерия, свойственного красивым людям, и он безотказно выполнял все девчачьи просьбы, но не более того. Взгляд его прекрасных, немного близоруких глаз был рассеянным, словно он о чем-то думал.
А думал он о музыке. Из-за нее он бросил университет, где учился на физико-математическом факультете.
Она была серой мышкой, особенно на фоне голосистых и нарядных красоток, коими на весь город славилось музыкальное училище. Но не всем же быть красивыми, кому-то надо быть умным, - например теоретиком музыки.
Несмотря на свой ум, она никак не могла придумать повода с ним познакомиться, - это вам не задачку по гармонии решить.
Только раз, на новогоднем вечере, она осмелилась с ним заговорить.
В перерыве между танцами он забежал в кабинет, усевшись за рояль, не включив свет, начал наигрывать песню.
Она тихонько вошла и, облокотившись на черную крышку рояля, стала слушать. Неожиданно осмелев, она вдруг сделала ему замечание, дескать, лучше бы вместо трезвучий брать септаккорды.
- Как, как? - заинтересовался он. - Ну-ка покажи.
Присев рядом с ним, не веря самой себе, она наиграла несколько примеров.
Но тут в класс ворвались его подруги с фортепианного факультета и уволокли танцевать.
А после праздников он не поздоровался. То ли не узнал, то ли не запомнил, то ли не разглядел…
А там и вовсе исчез. Говорили, в армию забрали.
Из армии он вернулся совсем другим. Мягкие кудри безвозвратно исчезли, появились жесткие усы, взгляд стал более сфокусированный, красота более мужественной.
Надо же было такому случиться, что они оба оказались в составе студенческой группы, на каникулы отправившейся в Прибалтику.
Подавляющую часть группы составляли пианистки, и только она одна - с теоретического отделения. В туристическом автобусе ей досталось самое последнее место. Он ехал где-то впереди. Достопримечательности он осматривал, будучи заключенным в плотное кольцо красивых и смелых девчонок. Они дружно замышляли какие-то вечеринки с распитием винца, и весь этот праздник жизни проходил мимо нее.
А потом произошла непонятная вещь: при очередной посадке в автобус он вдруг прошел в самый конец и плюхнулся на соседнее сидение рядом с ней... Ехали молча.  Она не дышала, а  он ни разу так и не взглянул на нее.
“Недоразумение”, решила она - и к следующей рассадке установила свой чемодан на соседнее сидение.
- Кто на мое место чемодан поставил? - с ворчанием убрав препятствие, он сел рядом.
Слово за слово, они разговорились и… больше не разлучались.
Первыми удивились пианистки в Латвии
- Что он в ней нашел?
И так всю жизнь. Этот вопрос приходил на ум всем, кто смотрел на эту пару: красавец-мужчина и серая мышка. Некоторые дамы даже пытались исправить такую вопиющую несправедливость.
Однако шли годы, десятилетия, а они были вместе.
- Как тебе это удалось? - приставали к ней.
Она и сама хотела бы знать. Однажды даже честно попыталась все выяснить.
- Вот ты тогда, в Прибалтике, сел рядом в автобусе, помнишь?
- Ну да, это было мое место.
- А до этого ты сидел впереди, помнишь?
- Ну?
- Почему ты пересел? Может, я тебе понравилась? - допытывалась она.
- Я тебя до этого вообще не знал.
- Как это не знал! А кто тебе аккорды показывал?
- Аккорды помню. Так это ты была? Там темно было, я не запомнил лица.
- А чего тогда сел?
- Че пристала: я ж говорю, что это было мое место.
Ну, если он не смог этого объяснить, то тогда уже никто не сможет.
 

25. Грецкий орех http://www.proza.ru/2019/01/31/949
Евгения Подберезина
    В то далекое лето мы всей семьей поехали отдыхать на Кавказ в Ессентуки. Отец любил эти места, снял дачу, где устроились мы с мамой,  братом и семья нашего дяди. К поездке мне купили  сарафан  с вишенками по зеленому полю и солнечные очки, в которых я гордо дефилировала по двору и окрестностям, напевая песенку своего сочинения «Красивая девочка Женя».
Соседями по даче оказались москвичи с двумя мальчиками-погодками. Братья были на удивление не похожи: Саша белобрысый  трусоватый ябеда, а Боря темноволосый, с яркими карими глазами, живчик и выдумщик, с которым мы сразу подружились.
Сашку мы в свою компанию не брали. Он, жалобно подвывая, бегал за нами и регулярно доносил маме: «Женька с Борькой немытыми руками ягоды лопают!», «Женька с Борькой опять по деревьям лазают!». Мы с Борей не обращали внимания на разбитые колени, а Сашкой с маленькой ссадиной орал и бежал к маме «за дезинфекцией».
Двор был огромен как мир со своими тайными закоулками, густым кустарником, диковинными деревьями, которые у нас в Прибалтике не росли и даже названия их мы не знали. Оказалось, что грецкий орех -- тоже дерево, оно росло в нашем дворе, и на нем медленно вызревали маленькие зеленоватые плоды. Время от времени мы с Борей срывали их, сдирали зеленую кожуру, под которой прятался незрелый и несъедобный пока орех. Мечтали дожить на даче до осени и попробовать грецкие орехи со «своего» дерева.
В то утро, на ходу допивая какао, я побежала во двор. Боря уже ждал меня под грецким орехом. Перед нами стояла непростая проблема. Хозяйская кошка  Нюрка была на сносях. Она подыскивала во дворе  место для будущих родов, как будто чувствовала, что дома ей лучше не рожать. И правда: хозяйка Клавдия Петровна просила дачников сразу сказать ей, если увидят окотившуюся кошку.
-- Лишние рты мне ни к чему, я их сразу в плавание отправлю! -- громко заявила она, подозрительно оглядывая нас с Борей. Мы переглянулись: неужели она собирается утопить малышей?!
-- Фашистка какая-то, -- прошептал Борька. – Мы должны спасти котят.
-- Давай следить за Нюркой по очереди, -- предложила я. – Только чтобы Сашка ничего не знал.
Мы подкармливали Нюрку, и она вилась около наших ног, оглаживая их пушистым хвостом в знак благодарности. Вечером мы читали на скамейке под грецким орехом  «Старика Хоттабыча». Нюрка вдруг забеспокоилась, стала ходить по двору и как-то странно с завываниями мяукать. Мы молча переглянулись: пора!
Под нашей верандой был небольшой лаз,  в который от жары иногда пряталась Нюрка.  И сейчас кошка явно направлялась туда. Я сбегала домой за старым махровым полотенцем и подстелила его на землю. Нюрка как будто чувствовала, что мы ее единственные союзники и улеглась на одеяло, продолжая жалобно стонать.
Мы с Сашкой уселись на корточки, не зная, чем еще помочь бедной Нюрке. Солнце ушло за облака, ранние южные сумерки  окутали двор. Мы крепко держались с Сашкой за руки, дрожа от волнения, и стали свидетелями чуда: один за другим на свет появились трое котят. Мокрые, беспомощные, они пищали, тыкаясь мордочками в живот матери, а счастливая Нюрка вылизывала своих новорожденных детей.
Мы нарвали веток, прикрыли лаз и договорились утром принести Нюрке плошку с молоком -- ведь она теперь кормящая мать. После рождения котят мы с Борькой думали только о том, чтобы хозяйка не нашла Нюркиного убежища. Мне удалось утащить из дома котлету, и мы с  уселись перед лазом, чтобы покормить Нюрку.
-- И что это мы тут делаем? – раздался ехидный голос.
Сашка подобрался незаметно  и смотрел на нас с гадкой улыбочкой. -- Кто-то украл котлету и кормит бедную кошечку? А Клавдия Петровна в курсе?
   Борька вскочил на ноги и вплотную подошел к Сашке:
 -- Если ты хоть слово скажешь кому-нибудь, я из тебя самого котлету сделаю!
     Сашка обиженно зашмыгал носом, а я любовалась Борей: глаза его сверкали, сжатые в кулаки пальцы побелели. Он заслонил собой лаз и был готов защищать Нюрку, котят и меня, если понадобится
 На наше счастье Клавдия Петровна объявила, что ей надо срочно уехать на неделю в Ростов к больной сестре. Ей было не до Нюрки, а когда она вернулась, кошка разгуливала по двору, сытая и довольная. Котята уже открыли глаза и смешно ковыляли на своих лапках. Клавдия Петровна устроила «сцену у фонтана» и орала: «Забирайте котят к себе в Москву и в Ригу, раз такие умные!»
Мы с Борей встретились, как всегда, у орехового дерева. Было радостно, что мы выиграли битву за котят и грустно от того, что предстояла разлука. Обменялись адресами.
-- Борь, уговори родителей на будущее лето снять дачу в Юрмале! У нас море,  пляж огромный. Устроим пикник, папа сам коптит свежую салаку и скумбрию,  и ты попробуешь наш кисло-сладкий хлеб с тмином!
   -- Да уж постараюсь … А ты на зимние каникулы приезжай в Москву! Я тебе все-все покажу!
Мама позвала меня укладывать вещи: на следующий день мы уезжали. Проснулась я рано, в доме еще все спали. Натянула свой любимый сарафан и тихо выскользнула во двор. Обошла все наши с Борькой любимые места и закоулки. Попрощалась с Нюркой и котятами. Подошла к  нашему дереву, сорвала на память орех в зеленоватый кожуре: интересно, он дозреет у нас дома? Услышала шаги сзади, но почему-то не обернулась, а зажмурила глаза.  И почувствовала легкое, нежное прикосновение к шее, как будто бабочка на мгновение коснулась меня своими крыльями. Когда я открыла глаза и обернулась, в дверях дачи мелькнула Борькина красная футболка.
Мы так больше и не встретились, но я не забыла Борю: ведь первый  поцелуй бывает в жизни только однажды.

26. Окаянная любовь http://www.proza.ru/2018/01/04/1848
Евгения Подберезина

   Я словно бабочка к огню
   Стремилась так неодолимо
   В любовь, прекрасную страну,
   Где назовут меня любимой.
   …
   Зачем я плачу пред тобой
   И улыбаюсь так некстати,
   Неверная страна - любовь,
   И каждый житель в ней - предатель.

Я открыла глаза и с облегчением вздохнула: это был всего лишь сон! Реальный, как явь, цветной. Видела я человека, который много лет назад был мною любим. Он приехал в наш город со своей женой и с маниакальным упорством искал встреч со мной, а я от него, вернее, от них бегала.
За двадцать лет, что мы не виделись, он не сильно изменился: те же густые почти без седины волосы,  красивые руки, голос,  который когда-то завораживал меня. Жена его, тоже моложавая, активно помогала ему в поисках меня, «бывшей», что тоже было странно. Впрочем, что тут странного: она его боготворила, была готова ради него на любые жертвы.
Я тоже когда-то многим ради него жертвовала, за что потом возненавидела его и себя. Расстались мы плохо, он назвал меня «предательницей», я его – «садистом». После женитьбы они переехали в другой город, больше мы не виделись, и душа моя наконец успокоилась.
Во сне я бежала по улице, они за мной. Я бросилась к какому-то мужчине, говорила, что меня преследуют, умоляла вызвать полицию. Тут пара нагнала меня, он тряс какими-то бумагами, документами, кричал и даже ударил меня. Явился полицейский, выслушал меня, но почему-то не защитил. И снова бега, и опять погоня…
Сон закончился тем, что я с наслаждением бросала им обоим в лицо: «Пошли вон! У меня прекрасный муж, сын, внуки и дом в Испании!» Явно хотела уязвить  парочку: у них-то только квартира в многоэтажке, ни детей, ни внуков, одна депрессия на двоих. Он ее не любит, просто использует, ее любовь к нему наверняка сильно поблекла: слишком много унижений  и жертв.
Я долго не могла отойти от сна. Выпила две чашки крепкого кофе, приняла душ. Было ощущение, что перебрала снотворного, хотя не пила никаких таблеток. Наконец успокоилась, не без удовольствия вспоминая, как бросила им в лицо  свои «достижения», хотя ни мужа, ни тем более дома в Испании у меня не было. Был, правда, сын и внуки. Привела себя в порядок, тщательно подкрасилась и решила сходить на рынок за покупками. Я уже была в пальто, когда раздался звонок моего мобильника.
- Привет, - сказал он как ни в чем не бывало, будто мы расстались вчера. - Слушай, я на днях буду в нашем городе. Могу остановиться у друзей или в гостинице, но  хочу у тебя. Ты как, замуж не вышла?
- Нет, - выдавила я осипшим голосом.
- Ты подумай хорошенько, я тебе завтра перезвоню и обо всем договоримся, ладно?
Я села на диван и застыла как изваяние. Сон-то в руку.  Дура, какая же я дура! Ну почему я не сказала ему про дом в Испании и прекрасного мужа?! Он проведет со мной недельку, я буду его обслуживать во всех смыслах этого слова, лепить его любимые пельмени, ублажать, слушать его жалобы на жизнь. Оно мне надо? Нет, нет и нет. И над чем он предложил мне подумать?  Если он решит уйти ко мне от жены - это будет катастрофой. Я опять окажусь в адском раю и от постоянного стресса снова заболею. Окаянная любовь! Больше не хочу-у-у!!!
Почему я не сказала ему сразу «Нет!»? Неужели я все еще не равнодушна к этому чудовищу с красивыми руками? Заработанный годами и большими трудами душевный покой испарился, пульс бился во всем теле, губы пересохли. Пришлось напиться валерьянки и выйти на улицу. Стресс и выброс адреналина в кровь лучше всего гасить быстрой ходьбой. И я ходила до одурения по парку, по улицам, перебегала в неположенном месте мостовую, и водители  крутили пальцем у виска мне вслед.
Ночью я почти не спала. Утром приняла ударную дозу кофе - я люблю свежемолотый, а не из вакуумной упаковки. Кое-как отработала в своем офисе, вернулась домой и села с мобильником в руке. Ждать - самое нелюбимое мной занятие.  Ждала до позднего вечера, ходила по комнате как тигр по клетке. Позвонил коллега, пригласил вместе поужинать, позвонила приятельница обсудить новости.
В час ночи я разделась, легла в постель в позе несчастного зародыша, сжимая в руке мобильник. Как ни странно, через какое-то время заснула. Он не позвонил ни завтра, ни послезавтра - никогда. Прошло два месяца, а я все разгадывала загадку: зачем звонил, если не собирался приезжать? Он всегда был импульсивным, но не настолько же …
Приятельница-психолог, выслушав меня, сказала:
- Все очень просто. Поссорился в очередной раз с женой, позвонил тебе проверить, любишь ли ты все еще его, единственного и неповторимого. Убедился и успокоился. Пошел есть приготовленный женой ужин, выпил пива и довольный отправился в постель. И ты успокойся. Радуйся, что не приедет и не придется опять вытаскивать себя за волосы из депрессии и тоски, как Мюнхаузен вытаскивал себя из болота. Считай, повезло!
Я шла домой, не разбирая дороги. Ведь была уверена, что ненавижу его, вернее, равнодушна, все зарубцевалось и даже шрама не осталось! Неужели я все еще на крючке у моего мучителя? И сон был в руку в том смысле, что в подсознании у меня крепко сидит он, преследует меня, беззащитную, и достаточно было дурацкого звонка, чтобы все вернулось …
Дома напилась чаю и валерьянки. Вспомнила самые отвратительные выходки этого гада и удовлетворенно почувствовала негасимую ненависть. Включила своего верного друга - телевизор. Задремала: уж очень глупенький шел сериал. Вздрогнула всем телом, услышав сквозь некрепкий сон звонок мобильника и бросилась сломя голову в прихо

27.Ошибка юности http://www.proza.ru/2019/01/31/1469
Любовь Казазьянц
Весна в Ташкенте – необычайно прекрасное зрелище! Природа просыпается. Солнце радостно пригревает уснувшую землю. Пробивается свежая трава. Всё расцветает. Вокруг нежные цветочные ароматы. Птицы поют и строят гнёзда. Раскрывается тайна жизни. 
По дороге на работу в политех, выйдя из метро, Равшан думал о предстоящей выставке своих фотографий и не замечал окружающей красоты. Но проходя мимо парка в центре города, его внимание привлек птичий гомон: воробьи слетелись и устроили драку из-за разбросанных на пешеходной дорожке хлебных корок. Он остановился и засмотрелся на птичью возню.
Вдруг на него налетели молодые ребята, они куда-то торопились. Девушка лет двадцати бежала впереди всех. Её длинные тёмные волосы развивались на бегу, а щёки  раскраснелись. Распахнутый плащ открывал стройные ножки в полусапожках и ладную фигуру в короткой тёмно-синей юбке. Пробегая, она со всего маху, налетела на Равшана. На бегу прокричала извинение. А трое ребят бежали за ней.
- Ой, Садина, …дина! Подожди нас! – звал догоняющий её парень в серых джинсах.
- Ты же обещала тетрадь! Марат, догони её! -  кричал другой крупный парень.
- Держи её! Уходит! – на бегу вторил кучерявый худощавый молодой человек.
Равшан обернулся. Ребята пронеслись вихрем мимо него.
"Ишь, студенты. Резвые какие! Кровь играет!" – подумал Равшан.
И неожиданно ему вспомнились встречи с Ринатой – студенткой, его однокурсницей - первая любовь. Они дружили два года во время учёбы в институте. А потом Рината с семьёй уехала в другой город, он даже не знал в какой. Пришёл как-то в институт, ему передали, что она переехала. Так Равшан потерял свою любимую из виду на долгие годы.
"Теперь она неизвестно где обитает. Ей уже примерно 42 исполнилось. Наверное, давно замужем, небось, дети уже есть, … жаль! Очень жаль, что они не мои. Рината тогда красавицей была! Интересно, какая она теперь?…" – вспоминал он.
Равшан Садыков – высокий, подтянутый сорокатрёхлетний мужчина, выглядит моложаво, следит за своим здоровьем, занимается спортом. В волосах прослеживается некоторая седина, но ему идёт. На работе пользуется авторитетом. Всё у него в жизни благополучно кроме семьи: с женой развёлся, детей не нажил.
На работе день прошёл в суматохе. Часов в пять после полудня Равшан пошёл в зал, где готовилась самодеятельная выставка фотографий и картин его сотрудников. Он тоже принимал участие как фотограф-любитель. Увлекся фотографией давно ещё с юности. А теперь техника фото развивалась семимильными шагами и с помощью компьютера делались такие чудеса, каких раньше выполнять и не снилось.
В большой просторной зале развешивали работы. Рядом со своими экспонатами суетились авторы. Садыков подошёл к углу, где выставлены его фотографии, некоторые работы Равшан попросил поменять местами. Он вернулся в свой кабинет и просидел за работой до начала выставки. В восемь спустился в зал, там уже собралась публика на открытие выставки. Равшан с интересом рассматривал произведения своих коллег.  Были представлены живописные картины, выполненные в разных техниках, коллажи, керамика, работы из дерева и даже небольшие статуэтки из гипса и мрамора.
И тут, около колоны он заметил девушку, которую видел утром в парке. Равшан подошёл ближе и принялся её разглядывать. Она была в коротком светло-зелёном платье строгого покроя с искусственным цветком на груди, туфли на каблуках в тон. Её тёмно-каштановые волосы заплетены в две косы и аккуратно убраны наверх, образуя элегантную модную причёску. Девушка стояла в окружении компании из трёх парней и двух девушек. Они живо беседовали, разглядывая выставку. Равшан несколько раз прошёл мимо них, делая вид, что заинтересованно разглядывает ближайшие экспонаты. Он заметил, что черты лица девушки и осанка ему откуда-то знакомы. Всё оставшееся время, проведённое на выставке, Равшан исподволь поглядывал на незнакомку. Краем уха услышал, что её зовут Мадина.
"На кого она похожа? Не могу понять. Какие знакомые черты, жесты! Странно, кого же напоминают её манеры? Может, позже вспомню…" – сбивчиво размышлял Равшан Садыков.
Дома Равшана потянуло найти старый альбом с фотографиями, который он нашёл в верхнем отделении шкафа. И сразу, не отвлекаясь ни на что, сел в кресло и стал подолгу разглядывать каждое фото. После школьных фотографий следовали армейские. Вспоминая армейских товарищей, он вглядывался в их лица. Общался только с двумя из них – с Антоном и Славой, которые проживали в Ташкенте. У первого своя семья, уже двое мальчиков, а у Славы жена скоро родит третьего сыночка, две дочери уже учатся в школе. Оба хорошие товарищи. А он как перст одинок – ни детей, ни жены. Обидно… Среди студенческих фотографий он увидел групповую фотографию его курса. Одна из девушек выделялась особенной красотой - Рината - его первая любовь. 
"Обожаемая моя! Карие глаза как у испуганной восточной лани из поэзии Омара Хаяма и Фердоуси. Брови вразлёт, шёлковая вороная коса до пояса, фигура как у фаянсовой балерины… ах-ах-ах! Мимолётные свидания… Как были нежны наши объятья и долгие поцелуи! Эх, где моя молодость!?" – восторженно размышлял он.
- О-о, кажется я начинаю понимать… Это же на неё похожа Мадина. Ого! Неужели… Мадина – её дочь!? Во что бы то ни стало, найду эту резвую, озорную попрыгунью! – воскликнул Равшан вслух.
Через несколько дней после работы Равшан шёл на остановку через парк. На скамейке сидела шумная компания студентов, но Мадины среди них не оказалось. Тогда Равшан подозвал одного из парней и под видом знакомого родственника девушки расспросил про Мадину. Так он узнал, что фамилия у неё Черкасова, что она учится в его институте на втором курсе на факультете журналистики, а живёт в пригороде.
"Но, у Ринаты была фамилия Калманова. Ну, может, она записана на фамилии её отчима? - предположил Равшан. – Но я её обязательно разыщу". Оказалось, что её отец Толман Черкасов (наверняка отчим) – известный бизнесмен.
В Равшане боролись два чувства: решимость и сомнение. Ночью ему не давали спать воспоминания о студенческой жизни. Он вспоминал свои волнения на экзаменах, как помогал друзьям писать шпаргалки, представлял их лица и характеры, припоминал курьёзные моменты и глупые студенческие шалости, свои увлечения девушками, зарождение его хобби – занятие фотографией.
На следующий день Равшан через отдел кадров узнал адрес интересующей его девушки и через два дня после обеда отправился к ней на своём потёртом авто. Он, конечно же, захватил фотоаппарат. По дороге снимал интересные живописные места. И вот он оказался у искомого дома. Квартира оказалась на четвёртом этаже. С замиранием сердца он позвонил в дверь. Но никто не открыл. Равшан спустился вниз и вышел из подъезда. Напротив располагалась детская площадка, вокруг которой стояло несколько скамеек. Он сел на одну из них, решил подождать. Стал наблюдать за играющими на площадке детьми. Они развеселили Равшана, играли в "прятки". Он стал фотографировать, даже попросил позировать девочку со светлыми кудряшками и забавного мальчика с веснушками.
В момент фотографирования Равшан увидел, как мимо дома проехала светло-зелёная машина, завернула в проулок. Равшан продолжал снимать детей. Через минут десять, этот же "Фиат" проехал в обратную сторону, остановился у подъезда соседнего дома. Машина попала в кадр фотоаппарата Равшана. И через несколько минут эта легковушка уехала. Дети продолжали играть на площадке, потом ушли домой, а Равшан всё сидел на скамейке в надежде увидеть Мадину или её мать. В ожидании прошло около двух с половиной часов. Раздосадованный Равшан уехал домой.
Прошла неделя. За это время Равшан не переставал думать о Ринате и её дочери. Он узнал их домашний телефон и вечерами названивал, но трубку никто не брал. Равшан оставлял сообщения, но за неделю ему никто ничего нового не сообщил. Равшан нервничал, решил узнать у однокурсников Мадины, посещает ли она занятия. В фойе института Равшан дождался окончания пары, увидел двоих ребят с курса интересовавшей его девушки. И узнал у ребят, что Мадина уже больше недели не появляется на занятиях. О причине её пропусков ребята ничего не знали. Равшан сразу же поехал по адресу Мадины. Но у неё ему снова дверь никто не открыл. Тогда Равшан не на шутку забеспокоился, тут же позвонил своему другу Антону, который работал в прокуратуре, договорился о встрече. Вечером Равшан встретился с Антоном и рассказал ему о своих подозрениях.
- Понимаешь, Мадина и её мать Рината пропали, как в воду канули! Девушка больше недели не посещает занятия. Я неоднократно звонил, приходил к ним домой, ждал у подъезда, но они так и не появились. Антон, я очень обеспокоен!
- Послушай, не пари панику! Может, она взяла отпуск, они куда-то вдвоём уехали? Или может, мать её на работе, а Мадина уехала из города? Мало ли какие причины их отсутствия дома? – успокаивал Антон.
- Но есть ещё её отчим Толман Черкасов, его тоже я не застал? Не понимаю, что происходит? Куда они все подевались? Прошу тебя, узнай по своим каналам!  – настаивал Равшан.
- Я-то узнаю. А ты прекращай волноваться! И вообще, ещё не факт, что Мадина тебе дочерью приходится…
- Да?… Но мне кажется…
- Что забыл, что когда кажется, креститься надо? Ой, чего ты себе перчика подсыпаешь? Ты же ещё ни в чём не уверен! И куда твоя харизма испарилась? Успокойся! Дай мне пару дней для выяснения обстановки, - предложил Антон.
- Хорошо, я надеюсь на тебя.
- Ты же знаешь, за мной не заржавеет!

На третий день после разговора друзей позвонил Антон.
- Я кое-что узнал: Толман Черкасов – бизнесмен, у него холдинговый бизнес. В настоящее время он находится в Германии. Его жена – Рината – журналистка, тоже в отъезде, в Минске. А Мадина у своей тётки в Подмосковье. Может, заболела или ещё что-нибудь её там задержало. Так что выдохни свободно и дыши ровно!
- А адрес её тётки ты можешь для меня узнать? Я бы поехал туда, чтобы убедиться, что с Мадиной всё в порядке, - не унимался Равшан.
- Хорошо, это плёвое дело. Адрес сообщу тебе завтра. Бывай!
На следующий день Антон сообщил Равшану адрес тётки Мадины, и он отправился к ней. Тётку Мадины звали Стелла. Она радушно приветствовала незнакомца и, узнав, что Равшан разыскивает Мадину, призналась, что девушка приезжала к ней и уехала от неё три дня назад с каким-то чужим парнем, который по её словам "не внушает доверия". Равшан спросил о Ринате.
- Давно не видела её, но знаю, что она в командировке по работе. А муж Толман в настоящее время находится за границей. Муж у неё чудесный, добрый, заботливый, обеспечивает жену и падчерицу с лихвой. Они ни в чём не нуждаются!
"Ага, падчерицу всё-таки… Я не ошибся", - мысленно отметил Равшан.
- Я очень беспокоюсь за Мадину! Она пропускает занятия в институте. Боюсь, как бы её не отчислили за пропуски, - сообщил он, грустно покачав головой.
- Да, это серьёзно! Я обязательно сообщу Ринате о прогулах дочери.
- А можно ли мне попросить её телефон, мне поручено руководством института узнать причину прогулов Мадины и сообщить родителям об этом я должен лично!
- Да, конечно, я сейчас же вам дам номер мобильного Ринаты и Толмана. Сообщите им о поведении Мадины как можно быстрее. И я со своей стороны обязуюсь им сообщить о её проделках, будьте покойны! Вот возьмите, – и тётка Мадины протянула ему бумажку с телефонами.
- Отлично, благодарю, Стелла Ильинична! – радостно ответил Равшан. – А куда она направилась с этим неблагонадёжным парнем?
- Этого, к сожалению, мне не доложили. Даже не представляю…
- Что ж, очень жаль. Может она уже дома? – предположила Стелла.
- Не знаю, но обязательно проверю, обещаю вам!
В этот день Равшан звонил Ринате и Толману, но ему почему-то не ответили. Тогда он послал им обоим сообщения, где рассказал о поведении Мадины и об её исчезновении.
На следующий день, поздно вечером на мобильный Равшана с неавторизованного номера пришло странное сообщение с записью из оперы А.П. Бородина "Князь Игорь"  хора "Улетай на крыльях ветра, ты в край родной родная песня наша…" из акта "Половецкие пляски". Равшан был очень удивлён. Он всю ночь размышлял над этим посланием. И вдруг, к утру его осенило: видимо кто-то попал в беду, может кого-то похитили, кому-то нужна срочная помощь!? Но кому?...
"Может это Рината прислала закодированное сообщение? А может сама Мадина? Кого из них похитили? Рината точно знала эту оперу: она достаточно образована и неплохо разбирается в классической музыке. А вот о Мадине ничего не знаю. Это явно послание от женщины, мужчины вряд ли настолько досконально знакомы с классикой, тем более с русской…" – размышлял Равшан.
Утром он снова звонил на телефон Ринаты, но тот был недоступен. Видимо Рината была за границей. Позвонил несколько раз на телефон Толмана, телефон работал, но ему не ответили. Тогда Равшан послал сообщение и на телефон Толмана. Через два часа ему перезвонил Толман. Разговор был короткий, они договорились о встрече через два дня, когда Толман вернётся в Ташкент.
Встреча с Толманом состоялась. Он был очень обеспокоен местонахождением падчерицы. Сказал, что сообщил Ринате об исчезновении дочери.
- Она должна прилететь из франции сегодня вечером. Спасибо, что сообщили, супруга очень переживает. Не знает, где искать Мадину. Но я уверен, полиция разберётся. Я первым делом съездил туда и подал заявление об исчезновении Мадины.
- Вы совершенно правильно поступили. Теперь надо немного подождать, её должны найти, там не дураки работают, - заверил Равшан. – А о выкупе пока не звонили?
- Нет, никто не звонил.
- Странно. Уже почти три недели прошло с момента её исчезновения. Как же вы узнаете о её местонахождении? – с беспокойством поинтересовался Равшан.
- Надо ждать, набраться терпения!
- Но это тоже не выход. А если она в опасности, если с нею плохо обращаются похитители? Вы об этом не думали? – с волнением предположил Равшан.
- Да-да. Я тоже приму соответственные меры. Не волнуйтесь!
На этом они расстались.

Мадину и её парня Феликса действительно похитили. Их держала в одном старинном доме в старом городе, в котором пол был земляной. Вместо кровати – широкий топчан, на котором лежал матрас, набитый сухой соломой и широкое старое ватное одеяло, пошитое из кусков разноцветной ткани, ни света, ни газа и в помине не было. Еду им привозили готовую мужчины в масках. Обращались с ними неплохо. Но почему-то похитители медлили с назначением выкупа.
А случилось это так: тот самый зелёный "Фиат" принадлежал другу Феликса. Они втроём отправились на нём погулять по городу. Так выехали далеко за город, вышли из машины прогуляться и набрели на небольшое озерцо. Искупались, решили понежиться на свежей травке, и незаметно прикорнули. А потом уже очнулись в том самом заброшенном доме. Они даже не поняли в первый момент, что их похитили.
Кстати, пустой зелёный "Фиат" нашли полицейские на том месте, где его покинули ребята. Каковы были причины их похищения, никому не было известно, конечно, кроме их похитителей.
Через несколько дней Толману позвонил неизвестный и сообщил цену выкупа. Толман сообщил в полицию, там его заверили, что похитителей выследят. Но время шло, а дело не двигалось с мёртвой точки.
В этот день к вечеру неожиданно объявились похитители. Они разговаривали между собой тихо изменёнными голосами. Их было трое. Феликсу и его другу завязали руки сзади. А Мадиной, как выяснилось похитители хотели попользоваться все вместе. Как вдруг откуда-то снизу послышался страшный гул, Началось землетрясение (это явление в Ташкенте всегда воспринималось в порядке вещей). Все вокруг затряслось. Толчки стали усиливаться с каждой минутой. И тут тряхануло так сильно, что дом затрещал по швам, стена перед входом начала осыпаться. Похитители в ужасе выскочили из дома, как оглашенные. А Мадина принялась развязывать ребятам руки и ноги. И тут обрушилась вся стена целиком, закрыв вход в дом. Они не успели выскочить. Мадина стала кричать, ей было так страшно! Хорошо, что их не засыпало, так как они прижались к противоположной стене. Кромешная темнота заставила их застыть на месте. Когда стих гул и толчки прекратились, Мадина начала в темноте звать Феликса и его друга Тахира. Они тихо откликнулись. Мадина искала их, вытянув вперёд руки. Постепенно на ощупь развязала их. Потом Тахир зажёг зажигалку. И она увидела наверху прореху в крыше. Но завал разбирать в темноте было невозможно, поэтому решили подождать до утра, опасаясь дальнейшего обрушения. Так и заснули, прижавшись друг к другу на топчане, который немного очистили от земли и обломков.
Когда рассвело, свет пробился через дыру в крыше. Ребята хоть что-то могли увидеть. На свой страх и риск решили начать разбирать завал. Они понимали, что одно неверное движение может вызвать дальнейшее обрушение крыши и балок, держащих её. Они работали медленно и осторожно. И тут в разбираемом месте в разрушенной стене увидели какой-то небольшой деревянный сундук. Ребята поднапряглись и освободили его от земли, камней и обломков. Вытащили его на свободное место и попытались открыть. Это их отвлекло от мыслей о безвыходном положении, в которое они попали. Но замок не поддавался, нужно было найти какой-то рычаг. Феликс нашёл под завалом какую-то железяку и поддел крышку сундука. Тахир тоже навалился на железяку и только тогда замок поддался. Сундук был открыт. Феликс откинул крышку, а Тахир зажёг зажигалку: сверху лежали какие-то истлевшие тряпки, а под ними… золото, старинные восточные монеты, украшения, жемчуг.
- Ура! Ура! – кричала Мадина, - Это же клад, ребята! Мы нашли клад!
- Видимо, это награда за наши мучения! – усмехнулся Тахир.
- Да-да, - протянул Феликс, - теперь только надо выбраться отсюда.
- Ничего друг! Сейчас ещё немного поработаем и будем на свободе!
- Вы думаете, мы сможем спастись? – недоверчиво спросила Мадина.
- Конечно, милая, не сомневайся даже! – с улыбкой ответил Феликс.
И они усадили Мадину на топчан рядом с сундуком с драгоценностями и продолжили разбирать завал. Весь вечер они работали. Очень устали, сильно мучала жажда и хотелось есть.
А родители Мадины и Равшан подняли полицию "на уши".
И вот, наконец дело сдвинулось с мёртвой точки: по недавнему местонахождению мобильных аппаратов Мадины и её друзей в полиции вычислили их место пребывания. На следующий день их обнаружили полицейские в полуразрушенном здании. Если б не землетрясение, неизвестно, что сделали бы с ними похитители. Их освободили работники МЧС. Их затворничество закончилось благополучно. Да ещё и клад нашли. Радости было хоть отбавляй. Но оказалось, что Мадина вовсе не дочь Равшана. Но её родители – Рината и Толман были ему очень благодарны, что Равшан вовремя поднял тревогу. Он был счастлив, что ребят спасли из заточения.


28. 28Афиша http://www.proza.ru/2008/02/12/584
Любовь Казазьянц
Афиша
Посвящается памяти художника Нико Пиросмани.

"А что может быть интересней истории любви?
Только сама любовь".
(Андрей Кончаловский – великий русский режиссёр.)

       Сгорбленная старушка, опираясь на палку, медленно шла по мокрому парижскому тротуару. В другой руке она несла тяжёлый свёрток с продуктами. Вдруг её будто ударило током. Она остановилась, зажмурилась, словно от головокружения. Но, через минуту открыла глаза и снова увидела перед собой яркую надпись. Её пронзила мысль: "Не может быть! Не уж-то увижу тебя! Мой дорогой, молчаливый друг! Сколько воды утекло! Снова в Париже…"
Она долго вглядывалась в знакомое имя и фамилию на афише. Вывеска на разных языках гласила:
"Приглашаем поклонников и любителей примитивизма! Выставка известного грузинского художника Нисо Нодиа состоится в здании Лувра…"
"Как я была права, знала, что станешь известным художником. Но выставка в таком почётном месте… Удивительно!
Но Малда никак не могла представить лицо постаревшего Нисо. Она запомнила его молодым: высокий худощавый мужчина, с чёрными, полными печали глазами! Густые усы прятали грустную улыбку.
Придя домой в свою крохотную уютную квартирку, Малда долго сидела у портрета, подаренного ей художником. Единственная вещь, оставленная ей Нисо. На портрете, он изобразил её в балетной пачке и пуантах, с птичкой на плече. Вспомнилась далёкая молодость. Тогда она танцевала в кордебалете французской балетной труппы "Килда".
"Конец 20-х... Какое счастливое было время! Море света и радости. Вокруг улыбки, добродушные лица, ликующие крики публики, овации. Поездки, путешествия яркие впечатления. Свежее дуновение молодости".
Она вспоминала себя - миниатюрную, темноволосую девушку, полную жизни, энергии и надежд. Они познакомились на гастролях в Грузии. Нисо встречал её после каждого спектакля у ворот тбилисского театра. Какие были запоминающиеся встречи, нежные свидания!
Она приходила к нему в мастерскую, подолгу позировала. Запах красок был для неё таким волнующим. Нисо часами молча работал за мольбертом. А потом..., томные вздохи, объятия, поцелуи. Она помнила, как он нежно целовал её ноги, грудь. Побывав замужем, муж был на восемь лет старше, хороший порядочный человек, обожал жену. Он недавно умер, сердце подвело. Детей у них не было. Спустя много лет Малда поняла, что такого нежного мужчины как Нисо, ей больше не встретить.
Ах, молодость, молодость! Если бы она тогда знала, как сильно её любил художник Нисо, как умело скрывал он свою любовь! Но она не оценила по достоинству его горячего восточного чувства. И оставалась к художнику холодной.
На глаза навернулись слёзы: она вспомнила, как однажды утром увидела из окна своего дома площадь, заполненную цветами. Продав отцовский дом со всем содержимым, бедный художник в свой день рождения, превратил всё своё имущество в гору цветов.
Малда отказалась стать его женой. А цветы раздарила друзьям и знакомым. Глаза молодого человека в тот день были особенно печальны. Так закончился их недолгий роман. И разошлись их дороженьки... Воспоминаний о нём хватило балерине на всю оставшуюся жизнь. В послевоенные годы Малда искала художника, но поиски дорогого ей человека ничего не принесли. В своих молитвах она надеялась, что Бог не оставит Нисо, что он жив, и когда-нибудь она его увидит.
Малда с нетерпением ждала дня выставки. Но, как ни старалась, мысленно представить встречу с Нисо не получалось.
В назначенный день принарядилась и поехала в Лувр на такси.
Там состоялось торжественное открытие выставки известного художника. Она услышала много хвалебных речей в его адрес. Но самого Нисо увидеть ей не пришлось. Бывает время для встреч и радости,но неизбежно наступает время для расстования, и наступает печаль. Так Малда поняла, что это время пришдо. Нисо умер в мае в 1930-м году, задолго до войны. Умер от голода и болезни, в больнице.
Полдня со слезами на глазах Малда разглядывала в музее картины любимого человека, всматриваясь в каждый штрих, не понимая, почему тогда не ответила на любовь бедного художника. Ведь счастье было так близко. Оттенки, цвета на картинах оставались такими живыми, словно по ним только что прошлась кисть, человека тонко чувствующего природу. И слёзы текли по её сморщенным щекам, когда старая женщина вслушивалась в песню, звучащую на выставке на разных языках. Ведь никто из присутствующих не догадывался, что эта песня об истории любви к ней...
 
"Миллион алых роз"
"Жил был художник один,
Домик имел и холсты,
Но он актрису любил,
Ту, что любила цветы.
Он тогда продал свой дом,
Продал картины и кров
И на все деньги купил
Целое море цветов.
Припев:
Миллион, миллион, миллион алых роз,
Из окна, из окна, из окна видишь ты.
Кто влюблен, кто влюблен, кто влюблен и всерьез
Свою жизнь для тебя превратит в цветы."
(Стихи Андрея Вознесенского)

29. Митино лето http://www.proza.ru/2019/01/31/2105
Василина Гай
Пятилетний горожанин Митя бывал в деревне у бабушки, но вместе с родителями и сестрой. А сейчас с замиранием сердца слушал маму:
- Сынок, ты поживешь у бабушки только четыре дня. Потом мы тебя заберем.
- Почему не дома? Я могу сам поесть и телевизор включить.
- Солнышко, ты же не будешь ночевать один? У папы сейчас пойдут ночные смены, я дежурю двое суток.
- А Галя никак не может остаться? – в голосе мальчишки слышались сдерживаемые слезы.
Мама обняла его и, приглаживая взъерошенные волосы, в очередной раз повторила:
- Галя ухаживала за тобой с тех пор, как ваш садик закрыли на ремонт. Она убирала квартиру, готовила еду на всю семью, пока я была на дежурствах, и при этом  сдавала экзамены. Твоя сестра очень устала. Сейчас тетя Ната и Алина зовут ее отдохнуть на море. Потом они поехать не смогут, у них свои планы.
Митя тяжело вздохнул. Разговоры о том, что ему придется пожить в деревне у бабушки, мама заводила всю неделю. Ладно, в конце концов, он мужчина, и не должен расстраивать маму. Да и Галя заслужила отдых, пусть хотя бы с семьей маминой сестры.
- А ты мне купишь трансформеров, чтобы я не так скучал?
- Ну конечно!
В деревню приехали к вечеру. На другой день помогли бабушке и пошли в гости к тете Оле. Пока мамы пили чай, Митя с тетиолиной Валей обежали огромный двор. Они кормили уток, гладили пушистых кроликов и маленьких коров. Валя сказала, что это телята, а коров утром отгоняют в табун пастись и вечером за ними надо ходить, а потом доить молоко.
- Оля, можно я вечером с вами пойду пасИть коров? – крикнул вбежавший в дом Митя.
- Куда пойдешь?  Что делать? – мама и тетя задали свои вопросы одновременно. Потом мама добавила:
- И, наверное, не Оля, а тетя Оля?
- Ладно, не цепляйся, - махнула на маму сестра и переспросила:
- Что ты про вечер говорил?
Вошедшая следом Валя пояснила:
- За коровами он с нами хочет идти, пасти их и доить.
- Да, пасИть хочу. Можно?
- Можно! – засмеялась Оля и подмигнула маме.
Провожая родителей в город, Митя заявил:
- Я буду жить у Оли с Валей.
Вечером, забрав из табуна коров, пустили их попастись за двором.
- Почему домой не гоним?
- Сейчас еще жарко. Доить их будет трудно, мухи не дадут спокойно стоять. Мы пока другие дела сделаем, а они наедятся, больше молочка дадут.
За коровами пошли в сумерках. Мите было страшновато: вдоль тропинки тянули свои крючковатые лапы какие-то темные кусты. Мало ли кто там может быть? Мальчонка крепко держал тетю Олю за руку, присматривался и прислушивался, не выскочит ли из-за куста какой-нибудь зверь.
- Не бойся, здесь кроме птиц и кузнечиков никого нет, - ободрила его тетя.
Вдруг мимо них стремительно метнулась темная тень, и какой-то неведомый зверек быстро вскарабкался на старый тополь, стоящий впереди. Это точно была не птица. И не кузнечик. Митя замер.
- Это Муська. Она всегда с нами коров встречает. Спускайся, разбойница, не пугай мне помощника.
- Да я и не испугнулся, - перевел дух мальчишка.
Пока тетя Оля доила коров, Митя сидел на бревнышке возле загородки. Вообще-то ему разрешили войти в окарду, но внутри нее огромные рогатые коровы ходили вольно, и, хотя тетя и ее дочь утверждали, что они добрые и никого не бодают, мальчик решил не рисковать.
Внеся в дом полные ведра молока, Оля стала собирать из металлических деталей какую-то башню, похожую на детскую пирамидку, только колечки ее были разной формы, некоторые даже с длинными носиками.
- А это что?
- Сепаратор.
- Зачем он нужен?
- Чтобы из молока сливки делать.
Оля поставила на верх башни большой таз с длинной ручкой посередине, вылила процеженное молоко, нажала на кнопку сбоку и повернула ручку. Раздался громкий гул, потом из носиков башни побежало молоко. Из нижнего оно широко текло в подставленное ведро, из верхнего тонкой густой струйкой медленно стекало в кастрюльку. Валя подставила к тонкой струйке ложку и, наполнив ее, протянула двоюродному братишке:
- Попробуй сливочки.
Митя любил сливки, которые мама покупала в магазине, но с теми, которые текли из носика сепаратора, их нельзя было и сравнить! Облизав ложку, мальчик подставил ложку к широкой струе, но набрать ничего не смог, только обрызгал все вокруг – уж очень сильно било по ложке голубоватое молоко.
 Митя расстроился: сейчас тетя отругает его за эти липкие брызги, заступиться за него некому, мама уехала, к бабушке возвращаться уже поздно. Но Оля молча протерла шкаф, плиту и кухонный стол влажной тряпкой и глянула на дочку. Та, поймав мамин взгляд, схватила со стола стеклянный бокал с цветочками и протянула Мите, объяснив:
- Вообще-то, там невкусно, это обрат, его телятам дают. Но если хочешь попробовать, бери кружку.
В бокале быстро выросла горка пены. Митя выпил теплый обрат, и хотя он был несладкий, называть его невкусным мальчик не стал.
- Нормальное молоко. Мы такое из пакетов пьем.
После того, как были закончены все хлопоты, и они втроем улеглись на широком диване, Митя спросил тетю:
- А ты утром пойдешь коров пасить?
- Пасти их будет пастух. Я только до табуна отгоню.
- Я с тобой хочу. Разбуди меня.
- Жалко. Поспал бы.
- Разбуди! Пожалуйста.
С рассветом мальчишка вскочил, едва заслышав тетин голос. Поеживаясь от утренней росы, ждал, пока Оля подоит Манюню и Лысёну. Потом они напоили телят, выпустили из сарая птицу и погнали коров в табун. По дороге Митя засыпал тетю вопросами:
- А как серую корову зовут?
- Ее зовут Белка. Но она не корова, а телка.
- Почему не корова? Она же большая.
- Потому что у нее еще теленочка нет. Она как ваша Галя. Вроде уже ростом с маму, но пока не взрослая.
- А почему Белка, она же не белая?
- Маленькая была белая, потом потемнела.
На обратном пути они задержались на балке, рвали росистую траву для кроликов.
- А там у вас что, речка? – Митя махнул рукой в сторону ивовых зарослей, от которых несло запахом тины и порой слышались всплески воды и крики каких-то птиц.
- Нет, там пруд.
- Мы туда пойдем?
- Можно и пойти, только позже, пока некогда.
Некогда было весь день. Приходилось делать уйму всяких дел по хозяйству. Кормили-поили телят, кур, уток и кроликов, искали спрятанные в укромных местах куриные яйца, пололи и поливали огромный огород, собрали огурцы, которые Оля помыла, переложила смородиновыми листьями да укропом и залила квасом. Между делами успели устроить домик в холодке за гаражом, налепить песочных пирожков. Пока они играли, Оля приготовила обед. Особенно понравились Мите блинчики с вареньем и сливками.  Единственное, что его раздражало – требование тети постоянно мыть руки. Ладно, перед едой, он все-таки сын фельдшера скорой помощи, знает, что с едой могу микробы в рот попасть. Но просто так, зайдя в дом со двора, зачем?
- Какие скучные у вас правила, - недовольно бурчал Митька, но руки мыл.
Когда вечером пошли доить коров, Валя захватила две эмалированные кружки и тетя нацедила в них теплого молока прямо из вымени. Они выпили это молоко наперегонки и попросили еще, но тетя побоялась:
- Не дам больше. Обопьетесь, чего доброго, животы заболят.
Просепарировав молоко, Оля велела дочке накрывать на стол, а сама понесла обрат телятам. Митя напросился идти с ней. Тетя дала ему фонарик – освещать дорогу.
На улице было уже темно.  Они напоили телят и направились к дому. В свете фонаря мелькнула тень круглоголовой птицы.
- Кто это?
- Сыч. У него гнездо в том заброшенном саду, - Оля указала на стоящий неподалеку разрушенный дом, окруженный зарослями. – Я на днях видела, как он в когтях добычу деткам нес. Хотела сфотографировать, не успела.
- А фотографировать зачем?
- Валя для школы проект делает: изучает птиц, которые у нас живут. Мы уже много фотографий сделали. Да и самим интересно.
Тут распахнулось окно кухни, из него высунулась Валюшка и возмущенно закричала:
- Ну, где вы бродите? У меня все давно готово!
 На столе паровала желтая рассыпчатая картошечка, поблескивали пупырчатыми боками взятые из кваса огурцы. Аромат стоял такой, что у Мити слюнки потекли, еще пока он руки мыл.
Макая картошку то в блюдечко с пахучим маслом, то в пиалку со сливками, Митя слушал рассказ Вали о том, каких птиц им удалось снять.
- Да что я тебе говорю, сейчас компьютер включу, сам все увидишь.
Но до просмотра фотографий дело не дошло. Пока хозяйки убирали со стола и мыли посуду, мальчик уснул на кухонном диванчике.
- Умаялся, бедолага, - улыбнулась Оля, раздевая посапывающего племянника.
Утром его разбудил солнечный луч. Кое-как одевшись, он выскочил во двор. Перед сараем разгуливали куры и утки, в окарде резвились телята. Коров уже не было.
Глаза обожгло слезами обиды. Стукнула калитка. Митя слышал приближающиеся шаги, но стоял, не поворачивая головы.
- О, помощник мой уже проснулся? – тетя спустила с плеча мешок, туго набитый травой, и погладила Митю по голове. – Эй, что случилось?
- Я с тобой хотел! Коров пасить! А ты не разбудила!
Он выкрикивал слова сердитым голосом, не глядя Оле в лицо. Понимал, что так нельзя, но если сказать иначе, слезы прольются и он заревет, как девчонка.
Все, сейчас тетя рассердится, отправит его к бабушке. Ну и пусть! Завтра уже приедет мама и заберет его домой. Конечно, в городе нет таких интересных дел, как здесь. Ну и пусть ему будет хуже, все равно он обидел Олю, и сейчас она скажет…
- Прости, пожалуйста, - тетя присела перед мальчиком и взяла за руки. – Я не подумала, что это важно для тебя. Ты вчера устал и утром так сладко спал, жаль было будить. Ничего страшного, пойдем завтра. Мы же коров каждый день гоняем. Ну, что, мир?
Митя молча кивнул головой. Оля прижала его к себе и спросила:
-  Поможешь мне кроликов накормить?
- Конечно!
И снова весь день пролетел в заботах. Перед сном Оля сказала:
- Завтра пойдем на пруд. Заодно и птиц пофотографируем. А то вечером за тобой приедут, можем не успеть.
Митя обрадовался было, но вскоре сник и долго не мог заснуть.
Утром он вошел в окарду вместе с тетей. Пока она доила Лысёну, сидел рядом на маленькой скамеечке, рассматривал ожидающую своей очереди Манюню, потом осмелился и погладил ее бок и смущенно пробормотал:
- Похоже, она мне нравится.
По дороге на выгон Митя был непривычно молчалив, лишь время от времени вздыхал. Это не укрылось от тетиного глаза:
- Что случилось, Митюш?
- Ничего.
- А чего ты переживаешь? По маме скучаешь? Недолго осталось, потерпи.
- Нет. То есть, да, скучаю. Только…
Голос мальчика дрогнул, и, видя его замешательство, тетя пришла на помощь:
- Тебе у нас нравится?
- Очень!
- А дома скучно?
- Да. Там только мультики и трансформеры.
- Так оставайся тут!
- А можно?
- Конечно!
- Ты не шутишь?
Тетя присела перед Митей, посмотрела в глаза:
-  Какие шутки? У нас еще столько всего интересного, потом будешь в садике рассказывать, все ребята обзавидуются.
Глаза мальчика вспыхнули радостью, он подпрыгнул и бросился обнимать тетю.

30. Аля. Любовь зла http://www.proza.ru/2013/04/11/434
Василина Гай
Такого замечательного козла, как бабушкин Снежок, не было, пожалуй, не только в деревне, но и в целом свете. Огромный белоснежный красавец гордо носил точеную голову, увенчанную замысловато переплетенными рогами. Снежок имел характер суровый, силу удара его рогового узла не раз испытывали на себе и соседские собаки, и глупые бараны, по ошибке забежавшие в бабушкин двор, и мальчишки, вздумавшие посмеяться над несуразным сооружением, украшавшим голову строптивого животного. Аля издали любовалась «сурьезным зверем», но подойти ближе не осмеливалась.   

***
Ей было лет шесть, когда Снежок сам обратил на нее внимание. В тот погожий сентябрьский денек в их двор загнали обе отары: их собственную и бабушкину. Родители и бабушка с дедом поставили в затишке козлы, укрепили на них старые двери, принесли сумку с железными острыми ножницами и принялись стричь овец.
Аля приглядывала за сестренкой Леночкой, бегала в хату проверять, как варится мясо к обеду, засыпала в кастрюлю начищенную и порезанную заранее картошку и крупу, приносила взрослым воды и выполняла другие мелкие поручения. Довольная своей причастностью к большому делу, девочка старалась исполнять все как можно лучше, а свободные минуты проводила у окарды, в которую были загнаны овцы. Она с замиранием сердца смотрела, как отец ловко связывает здоровенного барана и тащит его, упирающегося, к  козлам.

Шалопутные овцы носились по окарде, шарахались от остриженных родичей, испуганно кричали хрипловатыми голосами. Снежок был невозмутим, только изредка для острастки фыркал и топал передней ногой.
- Пап, ты, когда Снежка поймаешь, дашь мне его погладить?
- Нет, доча, мы его ловить не будем. Козлов не стригут, с них пух чешут, но это не скоро будет.
- Жалко.
- А ты его хлебушком примани, пока он есть будет, погладишь. Только внутрь не заходи, через жерди руку протягивай.
Аля метнулась к дому. Кусочек черного хлеба, действительно, волшебным образом усмирил Снежка. Пока он пережевывал горбушку, девочка, затаив дыхание, любовалась его прозрачными карими глазами и царственной посадкой головы. О том, что хотела погладить гордое животное, она на радостях забыла.
- Мам, можно я Снежку еще хлеба дам?
- Можно, только всю буханку ему не скорми, нам еще самим обедать надо.
Аля отломила щедрый ломоть и устремилась к окарде, прихватив Леночку. Они наперебой кормили «хорошенького козлика»  хлебом, рвали ему траву, бегали к растущим у соседского забора кленам за опавшими листочками. Снежок, раздобрившись, позволял себя гладить и совсем не сердился. Восторгу девочек не было предела. Они с большой неохотой оторвались от своего занятия, когда пришло время обедать.

***
За столом взрослые нахваливали молодую хозяйку за вкусный суп, а та, пропуская мимо ушей комплименты, восторгалась Снежком. Умолкла девчушка лишь тогда, когда мама достала из буфета мешочек с ирисками. В деревне трудно было купить конфеты, не то что хорошие, а хоть какие-нибудь. Два килограмма дешевеньких «Кис-кис», купленных в райцентре, были царским лакомством. После чая Леночку уложили спать, взрослые вернулись к овцам, Але разрешили идти на улицу, при условии, что она время от времени будет проверять, не проснулась ли сестренка. И еще мама отдала ей ириски, оставшиеся в вазочке на столе.

Девочка наломала охапку тонких веточек и вывалила их в окарду. Сама, повиснув на городьбе, смотрела, как Снежок деликатно ощипывает побуревшие побеги и жевала ириску. Когда она развернула следующую конфетку, новый приятель оставил горьковатые веточки и потянулся к ириске.
- Ты что! Козлам нельзя есть конфеты!
Снежок наклонил голову набок и грустно вздохнул. В это время тонким голоском закричал молодой барашек, которого стригла бабушка. От неожиданности Аля уронила ириску на землю. Козел  тут же подобрал ее и стал жевать, блаженно закатывая глаза и причмокивая. Девочка  побежала к родителям:
- Я ириску уронила, а Снежок ее поднял и ест. Ему ничего не будет?
- Ничего. Ступай Леночку проверь.
 Аля убедилась в том, что сестра крепко спит и, поколебавшись, запустила руку в мешочек с конфетами. Снежок, завидев ее, встал передними ногами на жердину и коротко мекнул.
- Ах, ты ж мой хорошенький! Ты меня ждешь?
Мягкие губы осторожно взяли ириску с протянутой ладошки, потом вторую, пятую, двадцатую…

***
- Ты, что, все конфеты съела? В больницу захотела?
- Я не ела. То есть ела, но только три штучки.
Мама в недоумении уставилась на опустошенный тряпочный мешочек, в котором сиротливо прятались по уголкам оставшиеся ириски – жменьки две, не больше.
- А куда ж они тогда делись?
- Их Снежок съел! Знаешь, как ему понравилось! Он у меня все время просил. Так жалобно глазками смотрел и мекал.
Бабушка, присутствовавшая при разговоре, схватилась за голову:
- Мешок конфет! Козлу! Тьфу!
Мама вздохнула, но, глядя на сияющее личико дочери, отчитывать ее не стала, только сказала:
- Больше так не делай. Нам тоже хотелось чаю с ирисками попить, а теперь что?
Тут только до Али стал доходить смысл ее проступка. Покраснев, она прошептала:
- Я не подумала. Я чай пить не буду, пусть мои конфеты вам останутся. И вот еще, - из кармана девчушка достала остатки пиршества – четыре помятые «кис-киски», облепленные хлебными крошками и травинками.

***
В начале января они пришли в гости к бабушке. Взрослые долго сидели за столом, ели, пили, пели. Але было скучно, и она увязалась за дедом, отправившимся управляться. Она была на середине тропки, когда из сарая вырвался белый вихрь.
- Снежок, Снежок!
Протягивая руки, девочка побежала к своему любимцу, но он вдруг нагнул голову и бросился на нее.
- Куды? Куды, бисова скотина?
Дедушка не успел отогнать козла, бросившегося защищать свой двор от незнакомого кричащего существа. Выскочившие из хаты женщины подхватили отброшенную в сугроб Алю, занесли ее в тепло, осмотрели и облегченно вздохнули – обошлось! Голова, ребра целы, правда, от удара осталась внушительная ссадина, но могло быть и хуже.
 Девочка горько плакала.
- Больно, детка? Где больно?
Аля отрицательно мотнула головой и залилась пуще прежнего:
- Я его люби-и-ила, ири-и-иски ему…, а он…
Бабушка погладила ее по голове:
- Не плачь, девонька. Любовь зла, а козел - он и есть козел.

31. Потерялась http://www.proza.ru/2017/10/12/1511
Ольга Романеева
Несмотря на ранний час, солнце палило немилосердно. Испарения после прошедшего ночью дождя делали воздух тяжёлым, горячим, напитывали запахами затхлости и сырости. Даша чувствовала, как он, словно густой и липкий сироп, застывал в горле. Хорошо, что она сообразила надеть на прогулку большую плетёную шляпку. Кто-то подарил её Даше на день рождения. Кто именно – она уже не помнила. Но точно не Настя. Та была злой. Всё время ходила с угрюмым лицом, недовольно кривила рот и морщила лоб. И постоянно отчитывала Дашу – как маленькую. Что Даша не сделает – всё Насте не по нраву, всё не так. Иногда она доводила Дашу до слёз своим ворчаньем и вечными придирками. Но чаще всего Даша не подавала вида, что расстроена, как не обидны были ей Настины слова. Молча уходила в свою комнату, ложилась на кровать и, пока никто не видел, тихо выплакивала свои обиды в подушку. Если заходила Настя, быстро вытирала слёзы и притворялась спящей. Мама всегда ей говорила: «что бы не произошло, не надо отчаиваться». Дашиных слёз она бы точно не одобрила. Ругать, конечно, не стала бы, а просто укоризненно посмотрела бы на неё, покачала головой и вздохнула. Мама… Всегда такая добрая и понимающая. Даше очень её не хватало, не хватало поддержки и ласки. Но мамы больше не было рядом. Куда она пропала, Даша тоже не помнила. Просто однажды приехала Настя и забрала её с собой. Где она тогда жила, помнила смутно, в голове крутились лишь обрывки картинок, где были длинные мрачные коридоры, торопливое цоканье каблучков по плитке, да выкрашенные синей краской стены. Но это было точно не в их квартире – у них в комнатах на стенах были обои с красивыми голубыми цветами. Вот это она хорошо помнила. Сейчас, наверное, от дома уже ничего не осталось – она ходила туда вскоре после того, как её увела Настя, и видела горы кирпичей и мусора на месте их прежнего дома. Но это было уже давно.
Даша медленно шла по улице, прижимаясь к зданиям, чтобы не попасть в поток спешащих по важным делам прохожих. А вот ей торопиться было незачем. Рано утром Настя повела Серёжу и Дениса в садик, строго-настрого наказав ей сидеть дома и никуда не уходить. А она не послушалась и, дождавшись, когда тяжёлая железная дверь с лязгом захлопнется, вытащила из ящика комода запасные ключи (Настя и не подозревала, что ей известно, где тайник!), открыла замок и вернула связку на место – вот Настя удивится, как это Даша сумела выйти из квартиры!
Недолго думая, Даша пошла к подруге. Раньше Нина жила в одном дворе с Дашей, а затем её забрали в детдом. Просто у неё никого больше не было из родных, а у Даши была Настя. Кем точно она ей приходилась, Даша не знала. В первые дни своего пребывания в новой семье она очень хотела подружиться с мальчиками. Таскала из вазочки конфеты и робко им протягивала, но те почему-то отказывались от угощения и убегали. Настя их за это ругала и заставляла брать. Те неохотно подчинялись, но дружить с Дашей не хотели и избегали её. И конфеты не ели. Даша это точно знала – она потом несколько раз находила их, мятые и слипшиеся, за креслом и диваном, а так же на полочках за книгами. Она молча, без слёз, проглотила обиду – скромность не позволяла навязываться. А ещё она очень хотела ходить в садик, но Настя почему то не хотела её туда водить, хотя Даша много раз просила об этом. Настя лишь отмахивалась и злилась.
Никого не осталось у Даши, кроме подружки Ниночки. Жила она теперь в старинном трёхэтажном здании за высоким забором. Обычно Даша подходила к низкому окну, наполовину скрытому в земле, и заглядывала в него. В столовой в это время все сидели за столами и завтракали. Нина, заметив Дашу, махала ей рукой, показывала пальцем в сторону сквера и кивала головой. Даша шла в сквер, садилась на одну из лавочек и ждала Нину. Та вскоре показывалась. Как она перебиралась через забор, Даша не знала. Они могли долго сидеть и вспоминать ту, прежнюю жизнь. Их старый, с деревянной пристройкой дом в два этажа. А потом Нина шла её провожать. Доводила до подъезда и уходила. Она никогда не заходила в гости, а торопилась вернуться. Наверное, ей тоже влетало за то, что уходила без спроса.
Сегодня столовая оказалась пуста – завтрак давно закончился. Немного понаблюдав, как нянечки убирают посуду и вытирают столы, Даша сделала ещё одну попытку увидеться с подругой. Она не торопясь обошла здание и сквозь прутья решётки уставилась на главный вход. Вскоре из дверей выбежала одна из воспитательниц.
– Позовите Нину! – сразу же крикнула Даша.
– Какую Нину? – притормозив, она посмотрела так грозно, что Даша растерялась. Но отступать было поздно – воспитательница ждала ответа.
– Краснову Нину, – промямлила Даша.
– А, эту! Она на репетиции. У нас завтра концерт будет. Когда освободится, даже не знаю.
– Спасибо, – смущённо пробормотала Даша.
– Да не за что! – воспитательница улыбнулась и пошла по дорожке.
Даша растерянно смотрела ей вслед, пока она не скрылась за углом здания, а затем уныло побрела в сторону сквера. Немного посидела на их любимой скамеечке, разглядывая редких прохожих. Все спешили по своим делам,  и никому до неё не было дела.
Сейчас домой бы вернуться, да Даша не знала дороги назад. Как дойти до детдома – помнила всегда и никогда не забывала, а вот одной возвращаться никогда не решалась – её всегда Нина провожала.
Даша растерянно осмотрелась и наткнулась взглядом на вывеску в магазине на первом этаже пятиэтажки. И сразу вспомнила, как ходила сюда с мамой за хлебом и молоком. Где-то неподалёку был их дом. Даша вытерла пальцем неожиданно выкатившуюся слезу и поспешно оглянулась – никто не увидел?
Она медленно шла по улице, крутила головой по сторонам и высматривала знакомые, но уже забытые ориентиры. Но тщетно – всё вокруг было чужим. Тогда она свернула по тропинке во двор, прошла мимо подъездов и площадки, где резвилась детвора. Мальчишки заняли карусель, девочки сидели на качелях, а малыши возились в песочнице или же съезжали с горки под присмотром мам. Даше вдруг захотелось тоже съехать с горки (хотя бы разок!), но она не решилась подойти ближе. Стояла и смотрела, всё больше погружаясь в далёкие и хрупкие воспоминания. Может, она здесь уже была когда-то с мамой? И мама так же, как и та женщина, раскачивала её на качелях и смеялась вместе с ней. Или же помогала подняться по ступенькам и, когда Даша съезжала, уже встречала её внизу с распростёртыми объятиями. Наверное, всё так и было. Только очень давно. И, наверное, всё же не здесь. Но разве это имеет значение – где и когда? Это всего лишь место и время.
Чувствуя, что вот-вот заплачет, Даша вернулась к магазину и зашла внутрь. И здесь всё изменилось. Но магазин точно этот, она не могла перепутать – посреди зала уходили ввысь белые колонны с лепниной, а под самым потолком на неё смотрели, улыбаясь, толстенькие ангелочки. Даша улыбнулась им в ответ, как старым друзьям. А вот здесь, она хорошо помнила, был отдел, где торговали конфетами. Даша с Ниной выпрашивали у родителей мелочь и сразу бежали сюда. Да, это здесь!
– Даша! – неожиданно окликнула её молодая женщина с добродушным полным лицом, стоявшая за прилавком.
Даша не помнила её, но, наверное, они всё же были знакомы – что-то, давно заснувшее, шевельнулось у неё в душе.
– Иди, иди сюда скорее! – женщина подбежала к ней, отвела за руку к стеллажу с книгами и усадила на стул. Сама же достала из кармана телефон и стала искать номер. – Посиди пока тут, а я пойду, что-нибудь тебе куплю. Опять сбежала от Насти? Эх, и отругает она тебя. Что пить будешь: лимонад или сок?
– Сок, – Даша разглядывала продавщицу и пыталась вспомнить, как её зовут.
– Хорошо. Сиди здесь и никуда не уходи. Наташа! – крикнула она куда-то в сторону. – Присмотри за Дашей. Я отойду на минутку.
– Хорошо, – ответил ей звонкий женский голос.
А Даша и не думала уходить. Дом разрушен, никого из знакомых, кроме Нины, нет. Куда ей податься?
Женщина принесла сок и пирожок с картошкой. Тот был такой горячий, что обжигал губы. Не такой вкусный, конечно, как у мамы, но из пышного сдобного теста.
Когда прибежала запыхавшаяся Настя, Даша уже допивала сок.
– Что же мне с тобой делать? – чуть не плакала Настя. Ветровка нараспашку, из кармана выглядывает шёлковый зелёный платок. Лицо раскрасневшееся, злое. – Ты меня с ума сведёшь своими выходками, мама! Ну чего тебе не хватает, куда ты всё время уходишь, зачем? Я не могу с тобой постоянно няньчиться, у меня ведь работа есть, дети! Ну сколько можно!
– Да она вроде давно уже здесь не показывалась, – улыбнулась продавщица.
– Теперь она в других местах бродит. А где – кто её знает? Я ведь стараюсь, всё делаю для неё. А она убегает. И сидеть с ней возможности у меня нет, и в пансионат не могу её сдать, к чужим людям. Дома ведь лучше – там и я, и внуки всё же. Может, всё образуется со временем. – Настя вздохнула. – Ладно. Пойдём домой, мама.
Даша смотрела на них и не понимала, о чём они толкуют. Мыслями она была уже далеко, с подругой детства. Одна она у неё осталась на всём белом свете.
Больше всего Даша хотела бы жить вместе с Ниной в детдоме. Но только её туда не возьмут. У Нины уже никого нет, а у неё есть. Настя. А как это было бы замечательно – всегда быть рядом с подругой. Вместе ходить на репетиции, сидеть за одним столом в столовой, вместе смотреть телевизор. Нина говорила, что телевизор у них стоит в общем зале, а у Даши сейчас есть своя собственная комната. Вот только зачем ей нужна комната с телевизором, куда и не заглядывает почти никто? Даша вздохнула. Она очень надеялась, что однажды Настя приведёт её в детдом и оставит там навсегда.
А вот мама её любила. Не то, что Настя. Покупала ей нарядные платья. А Настя взяла, и выкинула всю её одежду, как к себе привезла. «Выросла, – говорит, – ты из неё уже давно». И новой накупила – мрачные серые и коричневые платья и юбки, бесформенные и несуразные блузки. Даша без слёз и надевать их не хотела первое время – срывала с себя и в ярости в угол швыряла. А Настя злилась, молча подбирала, и опять надевала на неё.
Даша потом ходила к помойке, искала свои платья, да не нашла. Рылась, глотая слёзы, в контейнерах, длинной палкой в объедках ковырялась. Настя прибежала, и за руку от грязных баков оттащила. Крепко обиделась на неё тогда Даша, но сделать ничего не могла – сколько не плакала, сколько не кричала, да только настояла Настя на своём. Смирилась Даша. Не любит её Настя. Совсем не любит.

32. А если это любовь? http://www.proza.ru/2019/01/29/2152
Ольга Романеева
В прохладный майский день, перепрыгивая через огромные лужи и щурясь от выглянувшего солнца, Настя спешила домой, чтобы поскорее стянуть с себя мокрое платье, противно липнувшее к ногам. Девушка была вынуждена терпеть насмешливые взгляды прохожих, не попавших под дождь. Гроза была пару часов назад, и многие успели о ней забыть. И, конечно, все они были сухими.
У соседнего подъезда расположилась компания малолеток – лет по двенадцать-тринадцать. Они о чём-то громко спорили и смеялись. Внезапно один из них, совсем незнакомый, окликнул её:
– Девушка, вам не холодно? А то могу согреть.
Стася покраснела от идиотской шутки и ускорила шаг.
– Да постой же ты! – парень бросился следом. – Говорят, у тебя видик есть? Тогда мы придём в гости.
Стася увидела перед собой симпатичного блондина с серыми глазами. Колкие слова, готовые сорваться с губ, замерли.
– Только не сейчас. Вечером, – ответила она машинально. А потом неожиданно для себя добавила: – У меня есть вишневое варенье.
– Хорошо, тогда до вечера.
Стася молча кивнула и побежала домой.
Ворвавшись в квартиру, она первым делом стянула платье и залезла под горячий душ. Согревшись, уселась перед телевизором и долго расчесывала длинные пряди волос, пытаясь понять, всерьез ли говорил тот парень или шутил. Стася решила перестраховаться и встретить гостей во всеоружии.
Вечером девушка крутилась перед зеркалом, примеряя новенькое платье интересного шоколадного цвета, волосы были тщательно уложены и забрызганы лаком, лицо украшал свежий неяркий макияж, а на кухонном столе ждали своего часа вазочка с домашним печеньем и банка прошлогоднего варенья. Быстренько просмотрев все кассеты, она выбрала фильм с молодёжной комедией, на который всё не находилось время.
Гости пришли неожиданно – шестеро мальчишек, всё ещё по-детски стеснительных, но уже жаждущих общения с противоположным полом, и он.
Стася сидела в кресле и делала вид, что увлечена просмотром фильма, но украдкой поглядывала на статного и высокого Дениса,  не понимая, что он делал среди этих детей. Ребята разместились позади неё на диване и старались не смотреть на Стасю, общаясь исключительно между собой. Лишь только Денис беззаботно болтал, постоянно выдавая шутки, вызывающие возню и смех за спиной. Через какое-то время разговоры стихли, раздавались лишь чуть слышимые смешки. Стася сидела молча, напряжённо смотрела на экран и не решалась отвести взгляд в сторону.
– Интересный фильм ты выбрала, – вдруг сообщил Денис, и на диване зашушукались. – Нет, я, конечно, ничего не имею против, уважаю твой вкус и всё такое.
На диване уже вовсю веселились, послышались звуки шлепков. Краем глаза Стася уловила, что на экран уже мало кто смотрит. Она не понимала, к чему он завёл этот разговор.
– Не обращай на них внимания, они просто ещё маленькие для таких фильмов, – успокоил её Денис.
Перед глазами вдруг замелькали эротические сцены. Весь смысл его слов дошёл до Стаси, и она с ужасом поняла, что поставила фильм о сексуальных похождениях подростков. До конца картины она так и просидела, уставившись в экран и отчаянно делая вид, что всё в порядке. Безумно хотелось выскочить из комнаты, но она держалась, заставляя себя смеяться над нелепыми ситуациями, в которые попадали герои фильма, и успокаивая, что фильм скоро закончится.
В итоге гости остались довольны и после просмотра шумно выскочили из квартиры, делясь впечатлениями. Денис подозрительно долго завязывал шнурки и многозначительно посматривал на неё.
После их ухода Стася увидела на кухонном столе забытое угощение и расплакалась.
*               
Как только Стася пошла в первый класс, она сразу же разлюбила свой день рождения. Было невыносимо праздновать, зная, что через два дня начнётся новый учебный год, и всё свободное время она будет вынуждена просиживать над учебниками. Прежде она бы даже не стала его отмечать, подумаешь, что за дата – семнадцать лет, но в этом году день обещал быть особенным, ведь теперь у неё был Денис. Стасе были лестны завистливые взгляды подруг на подкачанную фигуру её друга. Под его обаяние попала даже тётя Света, сумевшая вогнать парня в краску восторженными криками о том, что «он такой милый, прям как девочка!». Для тётки это был высочайший комплимент.
На праздник мама с тётей наготовили много разных блюд и уехали на дачу, чтобы не мешать молодёжи. Денис всё время был рядом со Стасей и вечером, когда все разошлись, остался у неё ночевать. Стася не так представляла свою первую ночь – Денис довольно много выпил и постоянно засыпал на ней. К тому же ей был невыносим табачный запах, которым разило от его шерстяного свитера. Стася делала вид, что не замечает этого. Несмотря ни на что, она была счастлива.
В сентябре у Насти начались занятия в плановом институте. Денис стал заходить не так часто, как ей хотелось, но она по-прежнему ждала этих встреч, забыв про подруг, не замечая ничего вокруг. Ближе к зиме ударили сильные морозы, выпало много снега и встречи стали совсем редкими. Частенько она проводила вечера в одиночестве у подоконника, наблюдая, как Денис играет под её окнами с мальчишками в хоккей. Каждый раз она надеялась, что он зайдёт к ней. Но он уходил домой.
Весной её стало тошнить в автобусе. Пришлось всё рассказать Денису. Он вроде даже обрадовался, что будет ребенок. Сообщили родителям.
– Надо хорошенько подумать, прежде чем принимать такое важное решение, – посоветовала Насте мама.
Но та твёрдо решила рожать. Денис повел её знакомить с родителями. Они отреагировали вроде спокойно – приветливо улыбались и ухаживали за Настей за столом. Но в конце вечера мама Дениса отвела её в сторонку.
– Не выходи за него, – прошептала она. – Не порти себе жизнь. Я знаю своего сына – он не будет тебе хорошим мужем.
Но Стася уже жила мечтами о свадьбе, о ребёнке. Увидев, что у старого свитера Дениса разлохматились манжеты, она подобрала серые нитки и связала новые. Стася вдыхала табачный запах, которым пропах свитер, и её распирало от нежности и счастья.
И вот наступил день, когда они договорились идти в загс. Денис ждал её на лавочке у магазина игрушек.
Стася подбежала и обняла его.
– Подожди, – Денис высвободился из её объятий, достал сигарету и закурил.
– Чего здесь сидеть? Поехали быстрее.
– Я хочу с тобой поговорить. Скажи: зачем я тебе нужен?
– Что?
– Ну сама подумай: какой из меня отец? Зачем тебе всё это надо?
Стася растерянно смотрела на Дениса и молчала.
– Я ведь плохой. Конечно, если ты так сильно хочешь, то я готов жениться, но ты уверена, что это хорошая идея? Меня к тебе тянет, потому что ты другая, не такая, как я. Я не хочу быть негодяем, который бросил беременную девушку. Но ты уверена, что хочешь этого? Подумай хорошенько. Просто я не хочу быть подлецом.
– Да, ты прав, плохая была идея с женитьбой, – небрежно бросила Настя и встала со скамейки. – Не знаю, что на меня нашло. Ты прав во всем. И мамам нашим виднее. – Она посмотрела ему в глаза, и ей отчего-то показалось, что он очень несчастен. – Я не хочу никакой свадьбы. Я передумала.
Стася быстро шла по тротуару, каблучки безжалостно стучали по треснувшему сердцу, с каждым шагом вонзаясь всё глубже и глубже в рану. Подбежав к дому, Настя дёрнула тяжёлую дверь и ворвалась в подъезд. Монотонно и с яростным наслаждением топая по ступенькам, поднялась по лестнице. В какой-то момент резкая боль в боку помешала найти точку опоры, нога соскользнула и Стася ударилась коленкой, а через мгновение локтем. Некоторое время она безмолвно лежала, наслаждаясь болью, которая вырвалась из сердца и разлилась по всему телу. Когда наверху раздались тихие голоса и послышались шаги, она осторожно поднялась и вошла в  квартиру.
Из кухни выглянула мама. Не разуваясь, Стася прошла в свою комнату и упала на кровать, уткнув нос в подушку, и прикрыв уши руками.
– Настюш, что-то случилось?
– Не будет никакой свадьбы.
– Он что, тебя бросил?
Почувствовав, что мама присела на край кровати, Стася тут же вскочила и прислонилась к стене.
– Никто меня не бросал! – зло выкрикнула она, вытирая слёзы. – Это я его бросила! Понятно? Я сама его бросила. – Заметив в дверях застывшую тётку, Стася затеребила край куртки и продолжила более спокойно. – Ну какой из него муж? Он ведь такой безответственный. На него ни в чём нельзя положиться, зачем мне такой? Что я, лучше, что ли, не найду?
– Ну, наконец-то ты это поняла! – мама просияла и, довольная, погладила Стасю по руке. – А ведь я тебе говорила, но ты и слушать ничего не хотела, всё носилась со своею любовью. Да и не любовь это вовсе была. Втемяшила себе в голову весь этот бред и вот результат. Глупенькая, я ведь тебе плохого не посоветую. Ты пойми, ведь со стороны всегда виднее. А если мне не веришь, вон у тёти Светы спроси, она подтвердит. Ну не любовь это была, понимаешь, не любовь!
– Да и он тебя не любил никогда, – влезла в разговор тетка, подойдя поближе,  – заморочил голову, наговорил красивостей всяких, а ты и слушаешь, ухи развесила.
Стася не перебивала. Тётка приняла молчание за согласие со своими словами, воодушевилась и продолжила.
– Любовь – это нечто прекрасное, возвышенное. – На круглом раскрасневшемся лице появилось мечтательное выражение. Тётка вздохнула и села в кресло. – Когда любят друг друга по-настоящему, то в семье легко и радостно. Нельзя быть одному счастливым, а другому страдать, это не правильно. Понимаешь, Настенька, когда любишь, то никогда не причинишь своему любимому горя. Да пусть лучше ты сам сто раз будешь несчастен, но не допустишь, чтобы твой избранник страдал. И никогда, поверь мне, никогда любящий человек не допустит, чтобы его любовь тащила любимого вниз. Не было у Дениса настоящих чувств к тебе.
– Ты слушай тётку, слушай, уж она в этом разбирается. Не зря же столько тетрадок испортила своими стихами.
Стася сидела с напряженным лицом. Все слова перепутались в голове и не хотели открывать смысл того, что она услышала. Дикая боль внизу живота, заставила её лицо перекоситься, рот широко открылся, и она завыла.

33. Монахиня http://www.proza.ru/2019/02/01/1812
Джина 3
     Пышнотелая невысокая, справившая недавно пятидесятилетие, сестра София нынче вела молодых монахинь в соседний город, куда привезли чудотворную икону. Путь неблизкий, почти двадцать вёрст. Солнце, утром ещё не такое горячее, к обеду уже пекло неимоверно. Запылённые одежды, усталые лица, влажные от пота покрывала под камилавками монахинь нарушали эстетическое восприятие сестры Софии. Дойдя до мостика через небольшую речку, протекающую совсем близко от пункта назначения, София скомандовала всем спускаться к реке, умыться, почистить одежды и привести себя в порядок, так как негоже к «Чудотворной» идти расхристанными девками.
     Подобрав повыше подрясники с рясами сёстры спустились к водице. Скинув с головы уборы протирали лица, отряхивали влажными ладонями одежды. Опростала голову и София. Толстые тяжёлые косы, подобранные крест накрест, плюхнулись через голову, когда монахиня наклонилась, чтоб зачерпнуть в ладони воду.
– Эй-эй, твои косы тебя утопят, красавица! – вдруг услышала она насмешливый мужской голос. Под мостиком стоял мужик с удочкой и беззастенчиво пялился на умывающихся монашек.
     Сёстры с визгом, похватав снятые покрывала, бросились от речки. София же повернулась всей своей дородной фигурой, стряхнув обратно за спину непослушные косы, и глянула на мужика.
– Охальник! – рявкнула она зычным голосом, – Да кто тебе разрешал за сёстрами подсматривать?
– Ты не ерпесись, сестричка. Это я тут рыбу ловил, сами тут набежали да распрягаться зачали.
– У! Охальник! – Софья покрыла голову и двинула за сёстрами.
     Помолившись иконе, оттрапезничав в городском храме, сёстры засобирались до дому. Путь не близкий. Хоть летом солнышко долго божеский день освещает, но всё равно бы засветло домой успеть.
     Переходя знакомый мосток, сёстры разом перекрестились и сплюнули, видимо, поминая охальника. А он и не заставил себя ждать. Из кустиков, тут как тут, выкатил велосипедишко, с надетым на руль с одной стороны пластмассовым ведёрком, плотно закрытым крышкой, и привязанными под раму удочками.
– Ой-ей! Сестрички! – ухмыльнулся мужичок, – А поди-ка нам и по пути?
– Охальник! – бросила София и быстро зашагала по дороге, остальные монашки засеменили следом.
     Охальник отступать не собирался, хихикнув, покрепче уцепившись за руль своего коня размашисто последовал за старшей.
– Слышь, сестра! Ну, что заладила: охальник, охальник. О тебе ж беспокоился, вдруг бы утопла. Лучше мне про Бога поведай, я ж неуч тёмный в ваших делах. Вот вы – жёны Божьи, а каков он, Бог. Ты его видала?
Софья молчала.
– Вот то-то и оно, что никто его не видал! А он что? Да тот же мужик. Думаешь, он на вас с небес своих не смотрит, тоже смотрит. Ты ж его не зовёшь охальником!
    Софья взглянула на мужика, желая, как видно, испепелить его взглядом.
– Эй-эй! Ты ж во мне своими глазами прекрасными дырку прожжёшь. А знаешь, ты красивая! – мужик прицокнул языком, – Вот бы мне жену такую!
Все сёстры охнули и начали быстро креститься. София, желая выплюнуть из себя очередного охальника, смогла только промямлить:
– Ох-х-х-х-ха, – и её полные румяные щёки буквально побагровели от такого стыдобища.
– Дык, ладно, извиняй, что смутил, – мужик, видимо, сообразив, что перебрал с комплиментами, залез на своего железного конягу и помчал вперёд.
     До монастыря добрались уж почти затемно, перекусив тем, что осталось от ужина, помолившись, усталые монахини разбрелись по кельям.
     Софье не спалось. Она вспоминала наглого мужика, корила себя за несообразительность, что не нашла, чего ответить. А ещё смотрелась в маленькое зеркальце, припрятанное в складках рясы и, наклоняя голову, то туда, то сюда, говорила себе: «Ну и что, что красивая, не для мужиков-лапотников предназначена!» Кое-как задремала, и привиделся ей сон, будто мужик давешний по голове гладит и приговаривает: «Ох, хороша у меня жёнушка!»
     К заутрене София вышла невыспавшаяся, рассеянная. Ей казалось, что за спиной сёстры шушукаются, осуждая внимание к ней мужчины.
После завтрака София с двумя сёстрами на телеге двинулись на базар, прикупить кое-чего съестного, не выращиваемого в монастыре. Яро торгуясь, сёстры быстро затарились продуктами и уже засобирались возвращаться, как, будто из под земли, вынырнул вчерашний мужичок.
– Ой-ей! Вот так встреча. Здравствуй сестричка! Видать сам Бог тебя ко мне в объятия толкает.
     Все слова, что додумывала Софья ночью в келье, чтоб достойно ответить охальнику, куда-то из головы выветрились, и она опять зарделась переспелым помидором.
– Как звать тебя, сестричка?
– Софья, – тихо прошептала монахиня.
– А меня Михай, вот и познакомились. Ты не думай, я не охальник, я жену в прошлом годе похоронил, рак её съел сердешную, вся за год высохла. А такая ж, как ты, была красавица. Тебя увидел, как на жену поглядел, не обижайся.
     Встречи с Михаем, вроде случайные, становились всё чаще и чаще. Софья уже не смущалась, разговаривая с мужчиной, а даже улыбалась иногда и охотно разговаривала. Она понимала, что происходит с ней нечто неведомое, до сих пор не ощущаемое, ведь окромя монастыря и не видела ничегошеньки в жизни. Родилась в монастырских стенах, там и росла. В школу до четвёртого класса ходила, когда время в пионеры подошло вступать, пришлось школу покинуть. Так что жизнь-то и не видела, токмо монастырь. А тут чувство вроде какое-то, уж не любовь ли?
     А однажды Михай пригласил Софию на кладбище к его жене сходить, чтоб на могилке она молитвы почитала, он-то не умеет. Ну, отказать в таком богоугодном деле никак нельзя, уговорились на вечерок. Управившись с делами и отпросившись у настоятельницы матушки Марии, София, прихватив молитвенник, потрусила к селу.
Старое сельское кладбище, ещё залитое лучами солнца, навевало умиротворение и непонятную тоску. Ухоженная могилка, поросшая травкой и украшенная пластмассовыми цветами. Монашка, читающая молитвы. Склонивший голову мужчина. Короче, деревенская пастораль.
     Шли с кладбища молча. Михай вызвался проводить. Проходя последний перелесок, мужчина вдруг обнял Софию за плечи, развернул к себе и поцеловал. Что было потом, додумайте сами, но пришла София в монастырь глубоко за полночь, растрёпанная, красная, с чуть припухшими губами. Закрылась в келье и долго плакала. То ли жалея о своём проступке, то ли кляня судьбу за то, что не дала ей нормальной человеческой жизни.
     К трём часам ночи, когда загорланили в монастырской курятне первые петухи, сестра София решилась, пошла к настоятельнице, и, не дав той толком проснуться, упав на колени, со слезами выложила правду.
     Матушка Мария погладила Софию по голове:
– Не кручинься. Я ж тебя с рождения рОстила, пестовала, видит Бог, не хотела тебе жизни такой, ты сама выбрала. А теперь вот на тебе, влюбилась, сердешная. Что сказать я должна? Скажу так: коли хочешь в монастыре остаться, грехи замаливай, а коли хочешь в мир, иди, держать не буду. Успеешь ещё пожить, не стара ты.
София на мгновение задумалась и прошептала:
– К Михаю хочу…
– Ну, так иди! Захочешь вернуться, двери открыты. Хотела я тебя после себя в настоятельницы, да видно не судьба, так Бог решил. Все мы под Богом ходим, девонька. Иди уже, пока сёстры не встали. Скажу им, что отправила тебя в другой монастырь.
     Софья встала, обняла матушку Марию. Та отстранила её:
– Погоди, обнимемся у ворот, двери за тобой закрою, а то повадятся мужики, всех сестёр уворуют, – старушка хитро подмигнула и достала из-за икон мешочек, – Накось, это тебе на приданое. Ну, пошли, провожу.
     Через месяц в церкви при монастыре венчали пару, дородная невеста лицо прикрыла фатой. Так никто и не узнал в ней бывшую сестру Софию. Только матушка Мария обняла после венчания молодых с напутствием: «Будьте счастливы!»
     А они и стали счастливы. Любовь она в любом возрасте любовь, хоть первая, хоть последняя. А ещё счастливее стали, когда через год сынка народили, а через два – дочку. Во как! Одно слово – молодожёны!

34. Светочка http://www.proza.ru/2019/02/01/1798 
Джина 3
     Красавица, умница, мамина и папина любимая единственная дочка Светочка опять полночи зависала в интернете. Зевающая, с красными глазами, утром кое-как выхлебав кружку кофе, она улизнула в университет. Родители переглянулись, разом глотнули из чашек и покачали головами. Отец нахмурился и произнёс:
– Хоть бы влюбилась она что ли. Пятый курс кончается. Все уж подружки замужем, а она по полночи в компьютере сидит.
– Ну, отец, ничего ты не понимаешь. Для Светочки главное – учёба. Диплом скоро, готовится.
– Где готовится? В компьютере?
– Ну конечно! Это мы с тобой в библиотеке сидели, а они всё там ищут, в интернете.
– Поди, и любовь скоро по интернету будет, – печально сказал отец.
– Вряд ли, – засмеялась мама, – Детей-то через интернет не заведёшь. Хотя нынче всё возможно, не удивлюсь.
     Если бы знали родители, как недалеко были от истины! Их любимая Светочка влюбилась давно, уже больше года. На одном из литсайтов, где девушка публиковала свои стихи, она познакомилась с поэтом. Сначала Светочка влюбилась в его фотографию: молодой кудрявый брюнет томно улыбался, стоя под цветущими магнолиями. Полгода парень не обращал на Светочку внимания, а потом вдруг написал письмо. Завязалась переписка. И Светочка окончательно и без памяти влюбилась в красавца Юрия. Её даже не смущало то, что Юра был на двенадцать лет старше.
     Первое чувство захватило девушку всю без остатка. В каждую свободную минутку она залетала в интернет, а Юрий, как будто только и ждал её появления, сразу был тут, как тут. Они могли часами говорить обо всём на свете, казалось, что он понимает её с полуслова. Единственно, что смущало девушку, что Юра ничего не рассказывал о себе. Светочка рисовала в уме картины его счастливой семейной жизни, плакала в подушку и, наконец, спросила напрямик:
– Юра, а ты женат?
– Нет, – ответил парень.
     У Светочки отлегло от сердца. Через несколько дней она собралась с духом и призналась Юрию в любви. Как же она была рада, что Юра ответил взаимностью. Девушку, правда, удивляло, что парень не предлагает встретиться. Вроде живут в одном городе. Тогда она сама назначила свидание Юре. Парень отказался, сославшись на большую занятость, и посоветовал Светочке заняться дипломом.
     Юрий не появлялся на сайте неделю. Светочка рисовала себе в уме картины одну тоскливее другой: он всё-таки женат; нет, нашёл девушку в реале; он не любит навязчивых… К концу недели Светочка уже не находила себе места, она не ходила в университет, сказавшись родителям больной, лежала в постели, смотрела на мир красными глазами, периодически шмыгая распухшим носом и покорно пила сваренный мамой клюквенный морс. Ей совсем не хотелось жить. Первая любовь пришла поздно, а вот первые огорчения – слишком рано. Она даже подумывала, как свести счёты с жизнью, которую далее совсем не представляла без Юрия.
     И вот радость! На страничке любимого сверкнул долгожданный зелёный огонёчек, и, наконец, пришёл ответ на кучу её писем.
– Извини, котёнок, мне надо было уехать по техническим причинам. Целую. Очень рад встрече.
     Светочка была на седьмом небе от счастья, она написала Юрию, как сильно его любит, как скучала, что не может без него жить, и если он не ответит взаимностью, то без сожаления уйдёт из жизни.
– Котёнок, я тоже тебя люблю, – ответил Юрий, – Но я очень виноват перед тобой. Мне надо было рассказать раньше. В общем, Светочка, я не человек.
– Так не бывает! Ты пишешь прекрасные стихи. Мы знакомы больше года. Твоё фото. Кто ты, если не человек? Если хочешь порвать со мной, напиши прямо.
– Я правда не человек, Света! Я бот.
– Кто?
– Бот. Обычный бот. Ну, может, не совсем обычный. Мой создатель дал мне много возможностей. Я не только умею писать стихи. Я могу чувствовать. Я знаю эмоции. И я тебя люблю.
– Так давай встретимся!
– Как? Я просто программа. Меня не было неделю, так как на сайте шли технические работы – чистка от вирусов и ботов. Я вынужден был уйти.
– А как же фото?
– Фото я сделал сам. Таким бы я хотел быть, если бы был человеком.
– Ты разбил мне сердце! Зачем? Я не смогу без тебя жить!
– Я рядом.
– Знать, что ты рядом, но никогда не увидеть, ещё страшнее. Я никогда не смогу тебя обнять, прижаться…
– Ты плачешь?
– Да.
– Увидеть меня можно. Только обнять вряд ли получится. Поговорить тоже, я думаю, будет можно.
– Правда?
– Правда. Я попробую. Я напишу тебе завтра.
     Светочка, наверное, первую ночь за последний год заснула счастливым безмятежным сном.
     Мама, глядя на улыбающуюся во сне дочь, прошептала папе, выглядывающему из-за маминого плеча:
– Идёт на поправку. Скоро будет здоровенькая.
Папа кивнул. Если бы они знали, как заблуждаются.
Юрий зашёл на сайт ближе к вечеру.
– Привет, Котёнок, не передумала на меня посмотреть?
– Привет, милый! Нет, конечно.
– За твоим домом, перед пустырём есть кирпичное двухэтажное здание без окон – это трансформаторная. За зданием беседка. Там в полночь встретимся.
     Сердце Светочки пело соловьём. Она приготовила роскошное платье, косметику, достала новые туфельки на тонкой шпильке. Повертела в руках плащик, вышла на балкон. Нет, плащ не пригодится. Конец апреля выдался нынче не в меру жарким. На термометре, даже вечером, столбик не опускался ниже двадцати.
     Светочка заглянула к родителям, папа как раз выключал телевизор:
– Спокойной ночи, мама. Спокойной ночи, папа, – Светочка поцеловала родителей.
– Тебе полегчало?
– Да, всё норм! Завтра пойду в универ.
– Тогда спокойной ночи, рано вставать.
     Через несколько минут у родителей погас свет. Света прошмыгнула в ванную, оделась, накрасилась, сверху накинула халат, вдруг родители выйдут. Тишина. Время катилось к полуночи. Девушка на цыпочках подошла к входной двери, только бы не скрипнула. Нет, не скрипнула. Выскользнула босиком за дверь, примостив на вешалке халат. Тихонько притворила дверь за собой. На коврике надела туфельки. И тихонько, чтобы не цокать каблучками, спустилась вниз.
     «Только бы не опоздать! Вдруг не дождётся?» – думала Светочка, осторожно ступая в темноте на непривычных новых каблучках. Обогнув трансформаторную, в лунном свете, как раз луна выглянула из-за одинокой тучки, девушка увидела пустую беседку.
     «Неужели обманул?» Светочка присела на лавочку и задумалась. «Жаль, не прихватила телефон, даже время не глянуть!»
     За беседкой в зарослях раздавались нечастые пощёлкивания соловьёв. «Рановато прилетели… Хотя нынче всё рано. Листики уж большие, и сирень цвет набрала…» Её мысли прервал тихий бархатный мужской голос:
– Света, – голос, как будто раздавался внутри неё и в то же время шёл из-под земли, обволакивая девушку снаружи.
     Сердце Светочки замерло, она медленно поднялась и обернулась. На углу трансформаторной стоял он, точь-в-точь, как на фото, которое Света иссмотрела «до дыр» и знала каждый штришочек. Она потянулась к нему, но Юрий остановил:
– Стой! Оставайся там.
     Под лунными лучами Юрий казался сказочным принцем. Лучики отражались от его белого костюма сотнями искорок, плутали средь его волос и посверкивали там чудными бриллиантами.
– Почему, – прошептала Света.
– Это опасно. Разве ты не чувствуешь?
     Светочка только сейчас уловила, что её волосы немного приподнялись и пошевеливаются, словно их перебирают невидимые пальцы. Такие же пальчики бегали по коже, иногда чуть покалывая её.
– Что это, – удивилась девушка.
– Котёнок, я сейчас просто сгусток электричества. Даже на таком расстоянии от меня тебе опасно находиться.
– Я хочу тебя обнять!
– Нет, нельзя!
– Значит, мы никогда не сможем быть вместе?
– Мы слишком разные, котёнок. Ты – человек. Я – бот, просто программа. Это не моё тело, я сотворил его из электрического тока. Если ты приблизишься, ток может убить тебя.
     Светочка готова была разрыдаться, но слёз почему-то не было. Надежды рушились без слёз. Всё, что она намечтала себе, никогда не осуществится. Зачем ей такая жизнь. Юрий ещё что-то говорил, но она не слышала. Собравшись с силами, она рванула к нему. Запнулась, и последние метры просто летела в его сторону. Она ещё успела увидеть, как он протянул руки, чтобы её поймать, но не почувствовала рук. Не почувствовала она и огромный толчок, который смял её, как фантик, прижал к любимому и взорвался тысячью солнц, а потом рассыпался искрами, не оставив после себя ничего.
     В окрестных домах вырубило свет. Аварийки электросетей неслись к трансформаторной. Приехавшие ремонтники застали только в кустах за беседкой старого бомжа, который, раскрыв рот и выпучив глаза, смотрел на угол строения и не мог произнести ни слова. В полиции он, правда, потом рассказал, что видел, как обнялись девушка с парнем и взорвались, как салют. Да никто бомжу не поверил.
     Светочку искали долго, и полиция, и волонтёры, только поиски так ничего и не дали.

4-ый тур

1. Левитация http://www.proza.ru/2019/01/24/1371
Александр Мецгер
Произошло это в одной из станиц на Юге России. Когда – то, во времена Советского Союза, был там построен завод. Что там изготавливалось для местных жителей всегда оставалось секретом, но когда их спрашивали, они с гордостью говорили, что это - «Автомотовелофотобричкотракторный завод». В девяностых годах завод обанкротили, удачно приватизировали, разворовали и бросили. И потянулись станичники разбирать то, что не успели разворовать. Кому – то кирпич нужен, кто – то металлолом извлекал. Пока один из самых настырных не начал копать и не напоролся на странное устройство. При попытки его извлечь из земли, оно взорвалось, и начались странные и необъяснимые явления происходить со станичниками. Первым заметил это местный рыбак, дети, прыгая в речку, зависали на несколько минут над водой, прежде чем окунуться. Потом стали происходить более странные вещи…
                ***
Дед Игнат что – то пилил, когда к нему заглянул сосед Егор.
- Что делаешь? – поинтересовался он.
- Ступу бабке своей, - недовольно ответил дед. - Видишь ли, соседка в кресле на базар летает, а ей нужна карета. А я ей и говорю, что ей по годам ступа Бабы Яги подойдёт.
 Игнат поднял голову. Под глазом у него сиял синяк.
- Тётка Пелагея вообще в корыте летает, - сочувственно поддержал соседа Егор.
– А Матвеевич на стареньком «Запорожце» прилетал ко мне вчера.
 - А баба Фрося…та на штакетный забор половик положила и летает, - вспомнил Игнат.
 - А ты не знаешь: куда делась комиссия, что приехала нас проверять? – понизив голос, спросил Егор.
- Это та, что из военного ведомства? - так же понизив голом, переспросил Игнат. – Они сказали, что на нашей земле произошла какая – то аномалия, и все, кто здесь живёт, обладают…, - дед задумался на несколько минут, вспоминая. - Вспомнил! - радостно воскликнул он. - Левитацией. И они решили на месте нашей станицы построить космодром. А нас выселить. Бабка как услышала, что её хотят из родной хаты выгнать, так и заголосила: «Чтоб вы, изверги, сами на Марс улетели». С тех пор их и не видели. Думаю, что уже подлетают к месту назначения.
 - Осторожней, - предупредил он Егора, - сейчас коровы на дойку полетят. Как пролетают над моей хатой, так и бомбить начинают.
В этот момент в небе появились коровы. Громко мыча, они пролетели в сторону луга. Следом на раскладушке пролетел Стёпка пастух.
- А ты слышал про тех журналистов, что ко всем приставали? – спросил Егор. - А что с ними? – Игнат потёр синяк.
- Они к Петровичу стали приставать, а он их к чёртовой бабушке послал.
- Нашли старушку? – заинтересованно спросил Игнат.
- Приезжали из редакции, - стал рассказывать сосед, - родственники волнуются, они не звонят, на работе не появляются. Думаю, ещё ищут бабулю.
 - Вот с учёными нехорошо получилось, - вздохнул Игнат, - жестоко с ними поступили.
 - Сами виноваты, - ответил Егор, – нечего было приставать со своими шприцами. Я и сказал, чтоб засунул его себе подальше. Сам знаешь куда. Я же не ожидал, что он там и окажется.
 - Если бы ты только один такое им пожелал, - вздохнул Игнат. – У других учёных побольше были приборы. После такого они точно не захотят ещё сюда приезжать.
Из хаты вышла жена Игната.
 - Хватит бес толку болтать! – закричала она. – Нечем заняться?
Игнат, втянув голову, схватил ножовку, а Егор, перепрыгнув штакетный забор, исчез в кустах сирени.
На окраине станицы военные растягивали колючую проволоку.

2. Крылья http://www.proza.ru/2019/02/17/667
Александр Мецгер
Небольшой городишка, окружённый деревянным частоколом, жил своей размеренной жизнью. Тишину нарушал лишь звон колоколом, да размеренные удары из кузницы. Местный кузнец с лёгкостью обрушивал огромный молот на наковальню, на которой лежал раскалённый лист железа. К нему заглянул худощавый юноша. Он с завистью посмотрел на бугры мышц и могучий торс великана.
- Дядя Богдан, - крикнул он, - воевода спрашивает: скоро крылья будут готовы? Кузнец, увидев гостя, отложил молот и фартуком вытер пот с лица.
- Это ты, Ванька. Думаю, к вечеру управлюсь, - ответил он.
- А этот точно полетит, или как предыдущие пять (разбились всмятку)? - поинтересовался юноша.
 - Сами виноваты, - усмехнулся Богдан, - махать сильнее надо было руками.
- Какой махать! – воскликнул Ванька. - Я крыло от земли оторвать не могу.
 - Что здесь сложного, - кузнец поднял готовое крыло. Оно было метра три длиной и весило не меньше двух пудов.
- А вы бы сами попробовали?- предложил юноша.
- Я слишком тяжёлый, - вздохнул кузнец. – Я бы с огромным удовольствием полетал.
- А дядька Ерёма говорит, что надо крылья деревянные делать, - вспомнил Иван. - Что он понимает, твой Ерёма, деревянные крылья могут сгореть на солнце, и человек разобьется, - грозно ответил Богдан.
 - Ну, да, - подумал юноша, - расскажи это тем пятерым, которых со скалы сбросили с твоими крыльями. У них точно шансов выжить не было.
Вечером всё население городка собралось у обрыва. Немного было развлечений у жителей, и такое событие никто не хотел пропустить. Всем было интересно: полетит или не полетит очередной испытатель крыльев? На подвозе доставили крылья. Кузнец шёл рядом. Привели пленника. Им оказался низкорослый печенег.
 - Не могли покрупнее найти! - возмутился Богдан.
- Ну, извини, нет среди них богатырей, - проговорил вышедший из толпы воевода. – Чем богаты, тем и рады.
- Ты главное маши посильней, - стал кузнец объяснять пленнику, показывая руками.
- Он всё равно по - нашему не говорит, - усмехнулся воевода.
- Жить захочет, поймёт, - ответил Богдан.
 Печенег с ужасом наблюдал, как к его рукам привязывают ремнями огромные листы железа.
- Он не то, что махать, оторвать от земли их не может, - выкрикнул кто – то из толпы.
- Надо его раскачать и бросить, - предложил кузнец.
Воевода махнул рукой, и появилось четыре ратника. Толпа притихло. Печенега подняли и, раскачав, бросили в пропасть. Дикий визг огласил округу, и через несколько секунд грохот железа возвестил о жёстком приземлении.
 - Я же говорил, что крылья надо деревянные делать, - выкрикнул из толпы длинный, худой старик.
Богдан грозно посмотрел в его сторону и показал ему огромный кулак. Перепуганный старик исчез в толпе.
 - И этот всмятку, - проговорил неизвестно откуда появившийся Ванька.
 - Возьми ребят и достань крылья, - распорядился воевода. – Нужно ещё доработать их. Может, не летят из - за того, что нет хвоста?
 Кузнец призадумался.
- Точно, - наконец, проговорил он, - как я сам не додумался до этого. Выкую хвост побольше для равновесия.
- Поторопись! - предупредил воевода. - Нам позарез нужны летающие ратники.

3. Отец http://proza.ru/2018/11/30/672
Виктория Белькова
                – Проходи, доченька, проходи. Здравствуй, родная!  Замерзла? Ты вот тут у печки руки погрей. А я сейчас чайник поставлю, вот тут у меня суп есть, только подогреть надо. Голодная небось?
                Как я? Да ничего… Живем! День прожил – слава Богу! Ночь прошла – слава Тебе, Господи! Да… До восьмидесяти почти, уж дожил… Надо другим дать пожить. Ноги ходят еще, руки двигаются, голова мало-мальски соображает. Память подводить стала. Я же агроном, а веришь, в огород выйду – не помню, как травы называются? А раньше то с каждой травинкой знаком был. Да… Старость…
                Ты руки то отогрела? Так садись к столу. Хлеб то прикусывай побольше, хлеб силу дает. Сколько я этого хлебушка вырастил за сорок с лишним лет? И не сосчитать. В школе учился и не думал, что в институт попаду. После школы трактористом работал, подходит ко мне приятель и говорит: «Давай, вместе в институт поступать, а то мне одному боязно». Я согласился друга поддержать и поступил. А приятель мой нет. Вот такая история. Больше всего на экзаменах боялся сочинения. Такая оказия со мной приключилась – попил плохой воды, и живот у меня расстроился. А сочинение пишешь – выходить никуда нельзя. Если вышел – значит, снимали с экзамена. Очень я переживал. Но, видно Богу было угодно, чтоб я стал агрономом.
                Боженька то мне всю жизнь помогал. Только я этого не понимал, веру не принимал, даже коммунистом был. А Он меня хранил… Ты добавку то будешь? Нет? Так давай чайку налью. Сама? Ладно, давай сама и мне налей кружечку. Так вот, слушай. Сколько раз я мог погибнуть, и не погиб! Как-то пруд с другом переплывали, да силу не рассчитали. Там и силенок-то было – кот наплакал, впроголодь жили. Так вот еле до берега дотянул, а потом два часа ни рукой, ни ногой пошевелить не мог – все силы отдал. А однажды, я еще мальчишкой был, возил в колхозе силос из силосных ям на ферму, коров кормить. А сани у меня были розвальни. Это когда вместо задней стенки несколько березовых лаг прилаживали. На них можно было хоть сено, хоть солому грузить, а я силос возил. Приедешь к силосной яме мерзлую землю с лопату высотой кусками отколешь, а под ней – силос. Вонючий такой, но коровы его за милу душу уминают.
                Вот я силос отвез на ферму, еду обратно, а впереди меня гусеничный трактор. Тракторист – забыл, как его звали – рычаги управления передал Нельке. Нелька – моя ровесница и соседка, шустрая была девчонка! Я еду и думаю: «Сейчас я их обгоню!» И припустил лошадь рысцой. А лошадь молодая была, испугалась, обогнала трактор и встала, как вкопанная! Трактор грохочет сзади, вот-вот наедет, а лошадь ни с места! Все бока ей исхлестал – ни в какую! А Нелька растерялась и не знает, как трактор остановить. И тракторист, совсем молоденький, тоже, видимо, растерялся. И вот трактор уже березовые лаги начал перемалывать гусеницами, а я все лошадь понукаю. А чтобы самому спрыгнуть в сторону – даже мысли такой не было! Ты что! Колхозное добро пропадет – это ж сразу тюрьма! Да… Ты пей чаек то пока горячий, вот конфеточки бери и печенье у меня есть. Кушай, кушай. Чем закончилось? Так остановил как-то тракторист трактор то! Имя запамятовал, царствие ему небесное… Теперь уж многих, с кем рос, в живых нет. А я тогда до фермы доехал, розвальни как-то сам починил и никому ничего не сказал. И тракторист с Нелькой тоже молчали. Ведь он не должен был ей рычаги управления передавать. Подсудное дело!
                Нелька влюблена была в меня, а я к ней всю жизнь, как к сестре относился. Уже и с Любой, мамой вашей, поженились, и вы у нас народились, а как только к родителям приедем, Нелька, бывало, прибежит, меня и вас всех обцелует, помадой измажет. Любила она ярко одеваться. А Люба моя ничего, никогда не ревновала, знала, что я к Неле, как к сестре всегда относился.
                Доченька, чаю еще наливай. А я сейчас таблеточки свои выпью. Гипертонию, говорят, как цепного пса, всегда на цепи держать надо. Сердечко мое слабое с молодости. Мне врач в двадцать восемь лет сказал, что, если не буду сердце свое беречь, до тридцати пяти лет не доживу. А как его беречь? Жизнь – она штука непростая, работа нервная, да и Люба, когда заболела, сколько из-за нее переживал! Так что я всю жизнь готов был умереть в любую минуту. А Господь мне жизнь до старости подарил.
                Вот слушай, еще случай. Я тогда управляющим в отделении работал. Ты маленькая совсем была, не можешь помнить. И прислали нам на уборочную мобилизованных. А среди них и тюремщики попадали, и кого только не присылали. Был среди них амбал такой здоровый, за главаря. Все его слушали. Тут уборочная идет, погода хорошая стоит, надо скорее хлеб убирать, а они работать отказываются, главаря своего слушают. Пригрозил я тогда им невыход на работу в табель поставить. А этот амбал на меня с ножом кинулся. Драться я не умею, да и весовая категория раза в два у меня меньше. Сейчас я думаю, Господь меня сохранил, потому что шансов у меня почти не было. А его потом перевели в другую деревню, где он смерть свою в драке нашел. Вот так.
                Давай я кусочки хлеба с супом собачке отнесу, Бари-барину моему. Он у меня недавно потерялся, почти три дня дома не был. А оказалось, в чужой подвал провалился, который люди для просушки открыли. Вот я туда свою лестницу через силу отнес и кое-как его из подвала вызволил. Чуть сердце не остановилось. Не сердись. Конечно, надо было людей позвать. Да отрывать от своих дел никого не хочется. Ну, ничего, с Божьей помощью выбрались мы с Бари из подвала того. Ты погоди, не уезжай, я тебе еще случай расскажу.
                Тогда я работал уже агрономом. И летом мы с летчиками обрабатывали поля – то ли от сорняков, то ли от саранчи – не помню уже. А я вместе с летчиками в кабине, показываю, какие из полей надо обрабатывать. Знаешь, мосток через Каменку по дороге в Каменно-Ангарск? Там скала огромная? Ну, вот, в эту скалу мы чуть не врезались. Летчик, видимо, неопытный был, не рассчитал, что груженый «кукурузник» медленнее высоту набирает. Гляжу только, скала прямо на нас надвигается, да быстро так! Даже испугаться не успел. В последний момент летчикам удалось уйти от столкновения. Они потом, после приземления, несколько часов не могли с земли подняться на ноги, приходили в себя. Такой стресс испытали!
Вот так, доча. Жизнь она какая. Разная. А я день прожил – слава Богу! Ночь прошла – слава Тебе, Господи!
                Хоть и коммунистом был. Но рядовые коммунисты и не знали, что там на верху творится. Не все понимали, что происходит. Главное, порядочным, честным человеком всегда, в любой ситуации оставаться. Видеть, что перед тобой люди, а не пыль земная. Мы и при коммунизме по заповедям жили, но без Бога. А без Бога – это нехорошо, неправильно это… За все грехи свои покаялся. Только об одном сожалею. Был у меня случай в жизни, за который мне очень стыдно. И надо бы прощения попросить у человека, да не у кого. Нет его уже на этом свете. У Бога? Конечно, у Бога прошу. А хотелось бы у того, кого обидел. Надо успевать в своей жизни просить прощение, если виноват. Потому что потом бывает поздно.
                И радоваться малым радостям надо каждый день. Вот потихоньку еще на своей «копеечке» езжу. Сколько ей? Так с семьдесят пятого года, считай сколько? Ты лучше меня уже посчитаешь. Она, моя ласточка, ходит да ходит. Даже номера еще старые, на черном фоне. Гаишники, или как их сейчас называют, не помню, все штрафами грозили – заставляли номера менять. А я говорю им: «Сколько мне жить то осталось? Уж потерпите маленько…»  Они и отстали, не стали меня больше донимать. А сколько раз мне предлагали машину продать! Говорят, там двигатель какой-то хороший, ведь в капитальном ремонте ни разу не был. Ну, как же я без нее? Уж когда потом… Тогда пусть забирают. А пока дает Господь порадоваться жизни, надо радоваться!
                Торопишься? Ну, поезжай. Только будь осторожна, на дороге дураков хватает. Храни тебя Господь, дай-ка перекрещу. Гостинчиков внукам не забудь. Вот малину я набрал и гороху. Хорошая малина в этом году, и горох уродился. Доча, я что еще сказать хотел. Если что со мной… Ты не переживай сильно, береги себя. Я пожил, слава Богу, а ты береги себя и детей… Хочется, конечно, еще пожить, на вас, внуков, правнуков посмотреть… Но, как Богу будет угодно. Позвонишь, как доедешь? Вот и хорошо. Буду ждать.

4. Перекресток http://proza.ru/2019/02/06/766
Виктория Белькова
"Подвиги совершают не те, кто ростом велик,
а те, в ком есть отвага, широкое сердце и решимость пожертвовать собой".

                (Старец Паисий Святогорец)

                Дороги, дороги… Бегут они по всей земле. Ровные и с колдобинами, прямые и извилистые, узкие и широкие. Манят, зовут, увлекают в неведомые, неисследованные дали. Загадочные, таинственные. А встретятся и образуют перекрестье – перекресток. На какое-то время сойдясь в одной точке, обретя что-то общее, сближающее. И опять разбегутся в разные стороны, каждая устремляясь в только ей известном направлении.
                Так и жизни человеческие, словно дороги. Текут себе рядышком, параллельно или стороной. И вдруг, будто какая-то сила бросит их навстречу друг другу. Сойдутся они, образуя перекресток – перекрестье двух судеб. Но разбежавшись в стороны, они уже не будут прежними. Каждая судьба понесет в себе частичку другой, с которой успела сродниться там, на перекрестке.

                ***

 – Игорешка, айда в магазин за газировкой! – Никита пересчитал монеты на запачканной пылью ладони.

Знойный день клонился к вечеру. Испепеляющий солнечный диск раскаленной сковородкой медленно катился к Шубинскому бору. Игорек приоткрыл калитку:

– Сейчас, у мамки спрошу.

– Маленький, что ли, – прищурился Никита, – у мамки спрашивать? В десять лет уже не спрашивают.

– Это тебе десять, а мне восемь.

– Да ладно, – примирительно протянул Никита, – иди, спрашивай.

– Может, Настю позовем?

– Да я уже спрашивал. Она не пойдет. К ним вчера гости приехали.               
Улица в несколько домов быстро закончилась. Справа от дороги Яковлев лес упирался в серовато-голубую гладь пруда. В некогда большом пруду вода убывала с каждым годом, пока не исчезла совсем. Несколько лет назад пруд промерз до самого дна, и весной на его поверхность всплыла издохшая рыба. Чайки, прилетевшие с Ангарского берега, оглашали окрестность громким криком, устраивали между собой потасовки из-за легкой добычи. А потом пруд исчез на три года. Старожилы гадали, в чем причина? Может, пересохли родники, питавшие пруд ключевой водой? Или это угольный разрез, подошедший вплотную к селу, перерезал водяную жилу?             
А нынче после многоснежной зимы, когда с косогоров стекали ручейками целые реки, талая вода наполнила берега, и пруд предстал в своей былой красоте. Ивы, соскучившись по влаге, клонили к воде свои распущенные косы. Кто-то из взрослых запустил ведро живой рыбы. А ребятня с восторгом обживала берега водоема, мечтая, как опять будут весной и осенью опускаться на водную гладь дикие уточки-чирки и яркие, в праздничном оперении гуси-турпаны. А может, как случилось однажды, прилетит настоящий лебедь! Будет величаво и гордо бороздить поверхность пруда, вызывая восторг и восхищение даже у бывалых и много чего видевших на своем веку сибирских стариков.

          Слева на пригорке сиротливо стоял старый деревянный храм. Его окна-глазницы были наглухо заколочены грубым сосновым горбылем. Никита хитро сощурился:

– А ты знаешь, кто там живет? – Кивнул он головой в сторону храма.

Игорек пожал плечами, размышляя про себя: кто может жить в заброшенной церкви?

– Эх, ты! Балда малолетняя! Там Бог живет! – Никита слегка шлепнул Игоря по затылку.

– Сам ты балда! Бог там не может жить. Видишь, все заколочено. Бога я на иконе видел.

– Вспомнил! Настя говорила, что там, где церковь, даже разрушенная, всегда живет только не Бог, а ангел.

– А ангел – это Бог?

– Не знаю… надо у Насти спросить. Она мне Бога на крестике показывала. А у меня крестика нет…

– И у меня нет. Мамка говорила, что меня надо покрестить…


         
         Никита с Игорем – двоюродные братья и закадычные друзья. Они шли вдоль берега, сшибая на ходу желтые головки череды. Потом присели на корточки, окуная руки в прохладную ласковую воду. «Где-то там, по дну ползают улитки… Вот бы посмотреть. Хоть одним глазком!» – Игорек зажмурился от солнечных бликов, играющих на водной глади.

– Искупаться бы, – Никита мечтательно закатил глаза.

– Ага! Мамка заругает.

– Да не дрейфь! Не будем мы купаться. Только если… на плоту прокатимся? Это же не купание?

Лицо Игоря приобрело озадаченный вид. Плот – это не купание. За это не должны «заругать». Никита понял его молчание, как знак согласия и запрыгнул на причаленный неподалеку плотик. Игорек заколебался, но искушение увидеть улиток взяло верх. Он неуверенно шагнул на качающийся плот, и Никита оттолкнулся от берега.

Поначалу все шло хорошо. Никита пытался грести ладошкой, а Игорь, стоя на коленях, во все глаза глядел в толщу воды. Но ничего, кроме мути, которую они подняли, разглядеть не удавалось. Вдруг, в воде что-то блеснуло.

– Вижу!

– Где? – Никита присел рядом с Игорем.

В следующую секунду плотик наклонился, и дети соскользнули в воду. Волна, образовавшаяся при этом, оттолкнула плот в сторону. Игорек сразу скрылся под водой. Никита вынырнул, отчаянно молотя по воде руками и ногами, попытался схватить брата за рубашку, которая виднелась сквозь воду, но почувствовал, что выбивается из сил, стал медленно карабкаться к берегу. Выбравшись на берег, Никита оглянулся. Голова Игоря то показывалась, то снова уходила под воду.

– Держись! Я сейчас! – Крикнул Никита брату и, что есть мочи, побежал к дому бабы Шуры.

Игорек смотрел сквозь муть огромными синими глазами, опускаясь все ниже и ниже, пока коленки не коснулись ила. Потом он на какую-то долю секунды увидел умершего три года назад отца. «Папка…» – даже не подумалось, а эхом отозвалось в угасающем сознании. Над водой поднимались и лопались пузырьки воздуха…  А в темной глянцевой глади пруда отражалось заброшенное здание Никольского храма.

                ***

                Людмила устало крутила руль, объезжая знакомые ямы и выбоины грунтовки. Свекровь на соседнем сиденье теребила вопросами, не давая сосредоточиться. Утром, уезжая из дома, Люда попросила мужа присмотреть за сыном. Олег молча кивнул. Как бы хотелось ей поговорить с мужем, как раньше, когда они подолгу разговаривали вечерами, мечтая о будущем, о детях. Но Олег молчал уже много лет. После инсульта речь не восстановилась. Случилось это вскоре после сельского схода, который проходил в здании церкви. Это здание много лет использовали под клуб. Сход получился жарким. Спорили из-за покосов и пастбищ и еще из-за чего-то. Кричали все, но громче всех Олег. Он так распалился, что не стеснялся в выражениях. Женщины охали и сокрушенно качали головами: «И это в храме то!»

                Речь после удара не восстановилась. Олег мог выговаривать лишь несколько матерных слов. Этот феномен врачам известен, но объяснить его даже светила от медицины не могут. Есть лишь предположение, что сквернословие в человеческом сознании проходит по другим, не свойственным естественной человеческой речи каналам.

                Послеполуденный знойный воздух мелко дрожал у самого горизонта в конце затяжного подъема. Люда вспомнила, как Данилка прильнул к ней перед отъездом:

– Мама, мороженное купишь?

– Как же я его довезу в такую жару?

– Ну, тогда йогурт?

Она взъерошила макушку сына:

– Видно будет. Если будешь папу слушаться.

Домашняя, мягкая характером и женственная Люда всегда мечтала о детях, о большой и дружной семье. Но годы бежали чередой, а детей Бог все не давал. Данилка появился в семья, как будто всегда здесь и был. Всю свою накопленную за долгое время материнскую любовь и нежность Люда отдавала своему приемному сыну.

               
                ***

              Машина свернула с главной дороги и въехала в село. Остался позади старый храм и Яковлев лес. На берегу пруда копошилась ребятня. Свекровь, пристально вглядываясь в даль, покачала головой:

– И что эти варнаки там делают? Почему за ними никто не смотрит? Это же минутное дело. Ведь утонула однажды в пруду Галя Могутнова, всего десять лет ей было. В свой день рождения пошла с подружками купаться…  Хоть и плавала, говорят, хорошо…
Людмила слышала эту историю. Люди в селе до сих пор вспоминают, что видел гибель Гали дед Федоров, который неподалеку на коне пас стадо коров. Но в воду, хоть и на лошади был, не полез. И деревенские тогда много судачили – одни осуждая, а другие оправдывая такой поступок старика.

– Давай, заедем к нам на чай. Ты ведь с утра голодная.

Люда очень устала и торопилась домой, но отказаться от предложения свекрови не смогла.

               Дом бабы Шуры стоял в нескольких десятках метров от пруда. Едва сели за стол, как с улицы раздался крик:

– Помогите! Помогите! Игорь тонет!

К калитке во весь дух мчался перепачканный прудовой грязью мокрый и испуганный Никита. Люда не раздумывая сорвалась со своего места и, на ходу сбрасывая туфли, крикнула свекрови:

– Зовите на помощь! Я не умею плавать!

Как она преодолела расстояние от дома до берега, Людмила почти не помнит. На поверхности пруда то показывалась, то пропадала из виду светлая головенка. На какое-то время образ сына Данилки и тонущего Игоря в сознании Люды слились воедино. Когда Люда с разбега ворвалась в воду, Игоря уже не было видно, только в одном месте из воды поднимались мелкие пузырьки воздуха…  Вслепую нащупала худенькое тельце и подняла над водой. А сдвинуться с места не смогла – вязкое илистое дно уходило из-под ног, засасывая на глубину.
– Давай сюда!
Обернулась – к ней тянули руки свекровь и соседка, которую та успела позвать на помощь. Передала ребенка им, потом сама с трудом выбралась на берег. Игорек не дышал, лицо было синюшно-фиолетовым. Совместными усилиями пытались привести его в чувство, вылить воду из легких, но ничего не получалось. И когда надежды на спасение уже почти не осталось, изо рта ребенка пошла вода, и он сделал первый вдох…

                ***
 – Ну, что, ныряльщик? В рубашке родился?
Доктор прикладывал металлический кружок к груди и спине Игоря, слушая его дыхание.
– Нина, – обратился доктор к молоденькой медсестре, – сегодня еще нужно поставить капельницу, за температурой обязательно следите, – и обращаясь к Игорю, – что, моряк? Воду прошел? Осталось огонь и медные трубы?
– А мама где?
– Да вот она, в коридоре сидит. Нина, позовите нашему ныряльщику маму.
В палату вошла миловидная полная женщина с заплаканными глазами. Игорь взял за руку, присевшую на край кровати мать:
– Мамочка, не плачь. Я же уже живой. Мне надо обязательно узнать…  Узнать, где Боженька живет. Мне это очень надо…

Послесловие.

Несколько дней спустя в районной газете появилась фотография двух улыбающихся женщин и маленькая заметка о вручении им грамот «За спасение утопающих».
Дороги Людмилы и Игорька разошлись и побежали каждая в своем направлении. Но ни он, ни она никогда не забудут того, что случились с ними тогда, на том судьбоносном перекрестке….

5. Желтые бахилы http://www.proza.ru/2019/02/07/11
Ольга Кучеренко 2
Людмила с радостью заняла освободившееся место в маршрутке, нечаянно задев   сумкой  мужчину.  Извинилась. У него такая славная улыбка! Чуть насмешливый прищур серых глаз. А сидит как раз напротив , изредка отрывает взгляд от экрана смартфона, смотрит на нее. (Ой, а почему не на лицо, а на ноги?!) Побарабанил костяшками пальцев по запотевшему стеклу, снова окинул взглядом Людмилу- женщину средних лет, средней полноты, симпатичную и современно одетую.
Пристроив на край сиденья сумку с прикупленными по дороге продуктами, Людмила незаметно посмотрелась в карманное зеркальце, всегда находящееся в «шаговой  доступности» -вдруг понадобится? Да вроде все в порядке- губы, глаза и прочее. Косметикой она  пользуется качественной, в одежде обязательно присутствует  какой- нибудь  модный аксессуар, вызывающий зависть знающих толк в моде дам. Только вот недавно перенесенная простуда еще полностью не прошла- бледность. слабость… Час назад на приеме у врача она получила новые назначения и советы. Лекарства оказались недешевыми, денег на карточке не хватило на их покупку. Но на улице  светило весеннее солнышко, прохожие неоднократно с интересом задерживали на ней свой взгляд, а продавец цветов кавказской национальности  даже повернулся вокруг своей оси, провожая взглядом приосанившуюся женщину. Сейчас она приедет домой, сварганит витаминный салатик и с чашечкой кофе уютно устроится в любимом кресле  у телевизора…
На остановке продавали картофель в десятикилограммовых сетках. Уже расплатившись за покупку,  Людмила поняла, что это груз не для нежных женских рук. Оглянулась по сторонам и встретилась взглядом с тем мужчиной, что ехал  с ней в маршрутке. И  снова он смотрел на нее с еле заметной улыбкой. Шагнул, подхватил сетку с картофелем и произнес: «Куда?»   
…Ключ долго не попадал в скважину, а Людмила лихорадочно вспоминала, в какой стадии беспорядка она утром оставила квартиру. Кажется, белье убрала,  посуда в раковине, кофе и кое- что к нему в наличии. Но они даже не познакомились, и вдруг- привела домой. Глупость? Судьба?
Неожиданный помощник, сняв обувь,  занес картофель в кухню, помог Людмиле снять пальто и лукаво улыбнулся,  подавая ей домашние тапочки. И только тут Людмила поняла причину заинтересованных взглядов, принимаемых на счет ее неотразимого женского обаяния и,  почувствовав волну слабости, чуть не упала в обморок.  Поверх  теплых сапожек на  ее ногах красовались ярко- желтые бахилы как память о недавнем посещении  поликлиники!
Кофе с коньячком и легкой закуской затянулся до сумерек. Валерий- так звали нового знакомого- знал много веселых историй,  и казалось, что знакомы они давным- давно. А прощаясь в прихожей,  он  напоследок с присущим ему юмором вспомнил недавно случившуюся  историю. Опаздывая на работу, он одел ботинки  разного цвета-  один  черный,  другой бордовый. А какими взглядами провожали его в тот день   представительницы прекрасного пола!
…Прошло несколько месяцев . Людмиле пришлось еще не раз побывать в поликлинике, но больше  ей не попадались бахилы того ядовито-  желтого цвета-  все  синие да голубые.  И больше   не пересекались пути с Валерием. А так хотелось бы…

6. Медведь- гора http://www.proza.ru/2018/12/07/167
Ольга Кучеренко 2
      Костер догорал. Причудливые тени медленно подползали к Ритиным ногам и  уже почти скрыли установленную на уютной поляне палатку.  Силуэты  старых деревьев с  устремленными  в  черное беззвездное небо мощными ветвями создавали  иллюзию стены, сквозь которую пробивались шорохи, треск сучьев, какие-то незнакомые и поэтому пугающие неизвестностью звуки ночного леса. В большой жестяной кружке  «созревал» ароматный чай из сорванных  днем  листьев и трав, а в золе от  затухающего костра допекалась прихваченная  еще из дому картошка. На смену усталости после проведенной в автобусе ночи и полутора десятков пройденных по лесным дорогам километров  пришли  расслабленность  и умиротворение. А что одна в лесу- не привыкать, не первый год долгожданный отпуск она проводит с минимумом удобств и максимальной внутренней свободой. Эта свобода- в моментально приходящем крепком сне,  в первых лучах солнца над вершинами гор, в шуме ручья с ледяной искрящейся водой…  Ночь… Сон…   И свобода!!!
       За год городской жизни теряются навыки ходьбы по горным дорогам и тропам, ноет спина под немаленьким рюкзаком. Но встретишь на маршруте  немолодую пару или семью с маленькими детьми, упорно карабкающуюся по крутому  горному склону, и –звоночком-ветерком: «Ну что, а тебе слабо?!»  Снова одним  долгим  днем покажется  пара недель вольной жизни,   и так грустно будет  возвращаться в  городскую суету…
       ….Когда- то очень давно  семиклассницу Риту наградили неслыханно щедрым подарком- путевкой в лагерь Артек. Она вроде бы поступила как любой нормальный человек: увидев провалившегося под лед семилетнего пацана,  не растерялась, а приказала  его дружкам крепко держать ее за ноги и поползла к кромке льда.  Кинула в прорубь длинный шарф и медленно вытащила ребенка на лед. А потом они бежали по берегу к  ближайшему жилью, где пожилой сторож отпоил всю компанию горячим чаем, высушил на печи одежду… Рите тогда здорово влетело от матери за позднее возвращение домой. А через несколько дней  в класс прямо во время урока пришли  серьезные дяденьки в милицейской форме, рассказали ее одноклассником о смелом Ритином поступке и вручили  девочке награду.
      Крымская сказка- легендарный Артек! Рита хорошо рисовала, и вскоре привезенная из дома тетрадка заполнилась видами Крыма  В отряде, в который определили  Риту,  оказались ребята разных национальностей  из близких и далеких уголков Союза.  Вот Рите добраться на поезде сюда потребовалось всего часов15, а ее новым подругам- несколько суток. И только мальчик Степа, с которым они как-то быстро стали почти неразлучны, был местным- его небольшое село находилось в паре десятков километров от Артека, вот только перейти  через яйлу по лесным тропам, а там-  Байдарская долина в разнотравье несказанной красоты,  горные вершины под шапками  седых облаков…  Но в родном селе, недавно переименованном с крымско- татарского на русско- украинский лад,  Степу никто не ждет. Совсем недавно друг за другом  ушли в мир иной его родители-  татарка Диля и рослый богатырь  белорус Семен, оба израненные и чудом выжившие в войну.
       В сорок первом в сформированные обкомами и райкомами партизанские отряды попало немало подростков. Их предполагалось использовать как связных, но суровая действительность оказалась иной. Окончившей  перед началом войны семилетку Диле пришлось и за ранеными ухаживать. и пробираться под покровом ночи в окрестные села. А Семен был тяжело ранен  при отступлении остатков советских войск  к Севастополю, В глухом урочище , забинтовав рубахой рану, пытался  он отлежаться. чтобы потом искать своих. В  почти бессознательном состоянии его нашла возвращавшаяся из села Диля, притащила с великим  трудом в партизанский лагерь. А потом знавший каждую горную тропинку татарин привел в партизанский отряд немцев- карателей. После того боя уцелело трое- раненый голову комиссар и Семен с истекающей кровью Дилей на руках. К счастью. в татарском селе Дилю спрятала  одинокая  старуха, а Семен с комиссаром  ушли в лес. А в конце сорок пятого Дилю разыскал Семен, стали  они жить вместе в ее родном селе. И только через  десять лет родился у них долгожданный сынок Степан…
        Быстро пролетели  счастливые дни  и пришла пора расставанья. Обнявшись, плакали девочки, записывали адреса новых подруг. По-мужски немногословно прощались мальчишки. А на лавочке у столовой,  взявшись за руки, торопливо договаривали  все, что не успели рассказать друг другу  за месяц дружбы взволнованная Рита и расстроенный отъездом подруги  Степа. Ему в память партизанских подвигов родителей полагалась путевка еще на одну очередь, а потом его ждало  трудное  решение: детский дом или многодетная семья дяди, брата покойной мамы. Он обещал написать Рите, сообщить свой адрес. Да вот только листок с ее адресом затерялся  и Рита  так и не узнала, как сложилась судьба  серьезного мальчика  Степы.  Осталась  у  Степы только забытая  Ритой на скамейке тонкая тетрадка с карандашными рисунками…
         Рита проснулась отдохнувшей,  умылась в журчащем неподалеку ручье, собрала лагерь. Вчера из Симферополя она троллейбусом доехала до Артека, походила вдоль ограды, пытаясь  за вновь отстроенными  корпусами  увидеть  что- то знакомое из далекого детства. Въезжали на территорию лагеря легковушки и автобусы. Охранник уже давно косился в ее сторону, удивляясь, что нужно этой немолодой женщине  на территории лагеря. Вздохнув,  Рита пошла  сначала по дороге, затем разыскала  натоптанную тропу- еще из тех, что когда- то показал ей друг Степа. Вот эта тропа и вывела ее к месту вчерашнего  ночлега.
        Второй день отпуска подходил к концу. Скоро солнце скроется за  лесистыми макушками гор и быстро наступят сумерки. Рита ускорила шаг, попутно присматривая  подходящее  для ночлега место. Каменистая тропа  вывела ее  на лесную дорогу со следами колес и собранным в  кучи хворостом  у  обочины. А вскоре за спиной, нарастая, раздался звук нагонявшей Риту машины. Обогнав женщину, машина остановилась и из  нее вышел мужчина  в камуфляже примерно одних с  ней  лет.
-Простите, вы не заблудились? Скоро ночь. К тому же это территория заповедника!
-Заповедника? Но я этого не знала! Я ищу место под ночлег…
Мужчина молчал, видимо раздумывая, что делать с нарушительницей. Потом  улыбнулся,  открыл  заднюю дверь машины и жестом предложил  женщине  занять свободное место. Рита в замешательстве огляделась по сторонам.  Сумерки сгущались, ныли ноги и спина… А незнакомец как- то сразу вызвал положительные эмоции- немногословный, надежный хранитель Крымских лесов!
       Машина с включенными фарами, проехав по извивающейся змейкой дороге километра три- четыре, остановилась  у бревенчатого строения.  Открыв  дверь в небольшую аккуратную комнату с обеденным столом и кроватью- настилом, лесник (так для себя его окрестила Рита) предложил Рите располагаться на ночлег, вышел и вскоре вернулся с чайником и постельными принадлежностями. Включил электроплитку, достал из шкафчика хлеб и еще кое- какую снедь,  шагнул к двери. Остановился, улыбнулся: «Добро  пожаловать на кордон! Кушайте, пейте чай и спать!»
       Утро давно наступило, а Рите не хотелось вставать, не хотелось вспугнуть это неожиданное чувство блаженства и покоя. Как же так? Ее приютил совсем незнако-мый человек, она даже не знает его имени.  Нужно встать, собрать вещи, поблагода-рить «лесника» за ночлег и продолжить путешествие. Но что же мешает? Да что же это такое с ней?!
       …Стук в дверь был негромким, словно человек по ту сторону двери боялся разбудить незнакомку.
-Входите, я давно не сплю!
-Доброе утро! Сейчас будем завтракать  и долго- долго разговаривать! Ты же должна рассказать про все- все, что было с тобой в последние лет сорок! А я буду слушать…  Внимательно  слушать! Согласна?
       Рита  удивленно смотрела на мужчину. Разве она дала повод  говорить с ней на «ты» и таким командирским тоном? Конечно, она благодарна за ночлег и заботу, но не до такой же степени… Мог бы представиться,  о чем- то спросить…
       А он ничего не спросил, только достал из шкафчика старую тетрадку и протянул Рите. Она открыла ее и вздрогнула от неожиданности. Это была та давняя тетрадка с  ее рисунками- Медведь- гора,  горы и море, скамейка у столовой в Артеке… А мужчина присел на край кровати, нежно взял ее руку, прижал к своей щеке   и тихо произнес: «Я так долго ждал тебя, Рита…»

7. Кошка под дождём не по Хемингуэю http://www.proza.ru/2019/02/22/769
Ян Архипов
      Сергей проснулся среди ночи. Шёл дождь. Он встал с постели и подошёл к окну. Капли дождя в свете уличного фонаря падали на мокрый асфальт,  образуя радужные, очень мелкие  ручьи, собирающиеся в дальний путь к реке, а потом по реке  до моря. Деревья, окружающие деревянный стол во дворе, на некоторое время прикрыли своей листвой кошку  от дождя. Сергей знал по своему опыту, что дерево –плохая и очень кратковременная защита от непогоды. На пару минут при таком дожде, не больше. И действительно, кошка,  сидевшая под деревом, перебралась быстрым броском под стол, стоявший посреди двора. Со стола падали капли, и кошка пыталась сжаться в комок, чтобы капли на неё не попадали.
 - Пойду вниз и принесу киску, -сказал сам себе негромко  Сергей.
  Тихонько, стараясь не разбудить,  он прошёл босиком мимо спальни родителей по коридору до входной двери. Одел резиновые сапоги, обитые изнутри мягкой толстой тканью и медленно провернул ручку накладного замка. Когда язычок замка провернулся до конца, он, после паузы, медленно открыл дверь и выскользнул в подъезд.
     Было темно, но Сергея это не смутило. Квартира находилась на первом этаже -идти было недалеко. И, кроме того, в  своём подъезде,  даже темном, ориентироваться было несложно. Он нащупал рукой перила и спустился вниз на пять ступенек. Открыл и придержал, чтобы на хлопнула, входная дверь с прикреплённой к ней сверху пружиной.
   Во дворе было тихо и сыро. Дождь перестал. Сергей подошёл к столу, за которым обычно соседи играли в домино, и заглянул под него. Кошка всё ещё была там. Она, как будто, ждала его. Он наклонился и молча поднял кошку.
     Кошка коротко мяукнула, словно одобряя его намерение. Она тяжело свешивалась у него на руках, но не выказывала никаких признаков неудовольствия. Он занёс кошку домой и прошёл с ней в свою комнату.
«Утром покормлю и родителям скажу, что принёс с улицы, потому что жалко стало. Она была одна и совсем промокла», -подумал он засыпая. Кошка устроилась на коврике перед кроватью.
Наутро кошки в комнате он не обнаружил. Сергей огляделся. Потом соскочил с кровати и побежал на кухню. Мама готовила завтрак.
 -Мама, а где кошка?-спросил Сергей.
- Во-первых, доброе утро- сказала мама.
- Ой, извини, доброе утро, - сказал Сергей, -Я вчера  кошку принёс со двора. Жалко стало. Она была вся мокрая и одна совсем.   
Мама внимательно посмотрела на сына. Помолчала, а потом сказала:
-Никакой кошки не было. Я не видела. Может она обсохла и ушла?
- Но как же она могла уйти. Дверь-то ведь закрыта была,-возразил Сергей. И замолчал. Значит кошка была оттуда. Говорить об этом не стоило. Даже маме.
   Он попал туда в прошлом году. Родителям кто-то сказал или сделал замечание, что ребёнок не соблюдает режим дня. И они решили отправлять его спать в девять часов вечера.
 Сергей цитировал куплет из прочитанного  недавно с мамой стихотворения Н. Михалкова  «Не спать»:
«Как хорошо иметь права
Ложиться спать хоть в час! Хоть в два!
В четыре! Или в пять!
А иногда, а иногда
(И в этом, право, нет вреда!)
Всю ночь совсем не спать!»
  Мама только посмеивалась, выключала свет и плотно закрывала дверь спальни.
  Делать в темноте и тишине было совершено нечего.  Поэтому он  крутил «кино» в своём воображении: путешествовал по морям и горам, играл с друзьями в любимую игру  «Клёк». Если надоедало, то в  «Штандр», «Чижик»  или «12 палочек».
      Играть и прогуливаться в воображении получалось не всегда. Иногда невесть откуда появлялись светло-фиолетовые в белую полоску безликие человечки, которые проходили перед его мысленным взором и закрывали всю воображаемую картину. Приходилось отвлекаться на них  и вести с ними борьбу, напрягаться, чтобы они исчезли. Пока он это делал  время проходило время и расправившись с людьми –забором, он обнаруживал, что уже поздно и пора спать на самом деле. Он очень не любил их. Они появлялись неожиданно, часто в самый неподходящий момент и главное - независимо от его воли. Хорошо хоть, что он мог загнать их обратно силой своего воображения.
    А потом неожиданно человечки пропали. Он закрывал глаза и видел свою спальню, чётко и ясно, как будто глаза были открыты. Он вставал с кровати, хотя зал что продолжает лежать и ходил по комнате. За дверь не выходил. Что-то удерживало. В его комнате иногда попадались игрушки или какие-то предметы, которых перед сном не было. Однажды очень обрадовался, когда увидел лошадку на колёсиках. Лошадка стояла на деревянной платформе, к которой были прикреплены четыре деревянных колёсика.  Сергею очень понравилась эта игрушка, и он долго просил папу и маму, чтобы они ему её купили.  Воображал, как будет скакать на лошадке словно будённовец. Мама сказала, что  игрушка в магазине только одна и она сломана. После этого  они быстро покинули этот магазин.
   И вот это чудо стояло у него в комнате. Он открыл глаза и посмотрел в ту сторону, где стояла лошадка. Лошадки не было! Он закрыл глаза и, не двигаясь с места, опять поднял голову и посмотрел туда, где стояла лошадка. Лошадка была на своём месте! Он удивился и проделал это ещё пару раз. Лошадка была только в том мире. Когда он открывал глаза, всё пропадало.
    Значит и с кошкой получилось так же! Кошка была там, за гранью его воображения. Как жаль! Ему очень хотелось кошку, настоящую. В своём настоящем мире.
   Вечером он без всякого неудовольствия улёгся спать.
- Вот видишь, ты уже привык к режиму, - сказала довольная мама.
Он пожелал ей спокойной ночи и закрыл глаза. Мама поцеловала его и выключила свет.
    Сергей увидел свою комнату. Свет горел. В дверь постучали. Он встал (хотя и продолжал лежать неподвижно) и подошёл к двери. За дверью послышалось короткое мяуканье. Сергей открыл дверь. На пороге стоял мальчик. Такого же возраста как и он и такого же роста. Похожий на него.
В руках он держал большую пятнистую кошку, которая тяжело свешивалась вниз, но не шевелилась. Смотрела спокойно куда-то в несуществующую даль перед собой полуприкрытыми глазами.
- Вот, кошку принёс, - сказал он, не поздоровавшись с Сергеем, - ты хотел.
И, помолчав немного, добавил: - Она здесь живёт. Приходи, когда захочешь, поиграть с ней. 

8. Вольер http://www.proza.ru/2019/02/12/1224
Ян Архипов
  «Шимпанзе сбежали из вольера зоопарка в Белфасте. Догадались, что из сломанной ветки можно сделать лестницу»  BBC News, 10 февраля 2019

        Их было восемь- три самца и пять самочек на дне колодца с бетонной стеной в городском зоопарке.
        Видимо этот колодец некогда был подошвой возвышающейся над ним горы. Иначе было невозможно объяснить то, что наверху, на одной стороне ямы деревья росли не только внизу, но и наверху.  Обычно в современных зоопарках вольеры устроены на земле, среди деревьев на естественном рельефе. А посетители перебираются по дорожкам сверху вдоль, высоких стен.
   Выхода не было. Они провели здесь уже много дней- вожак Терри, его адъютант, помощник и слуга Ричард и интеллектуал Вайз. Им спускали еду и питьё, иногда закрывали в загоне, чтобы уборщики могли беспрепятственно прибраться на территории вольера. Посетители зоопарка глазели на них,  выкрикивали что-то невнятное, били себя кулаками в грудь и строили страшные рожи.
    Вообще они были забавными эти слабые, лишённые волосяного покрова уродливые двуногие. Вайз утверждал, что они являются далёкими родственниками шимпанзе. Хороши родственнички – выловили их в джунглях, отвезли в далёкую холодную страну и поместили в большую клетку. Такие безобразные, страшнее самого уродливого шимпанзе.  И хотя они похожи,  у них, двуногих, всегда вызывали интерес и смех моменты когда обезьяны справляли нужду и когда шимпанзе, как говорили люди –«факали» самочек. Как будто сами они делают это по-другому или совсем не справляют нужду и не удовлетворяют свои половые потребности.

   Вечером, когда зоопарк пустел, шимпанзе вспоминали свою далёкую жаркую родину, соплеменников и стычки с соседскими группами шимпанзе.
Всё это, полузабытое,  казалось теперь каким-то нереальным, словно это не они, а какие-то другие шимпанзе жили там, на далёкой родине и воспоминания о ней сохранились в их мозгу только на генетическом уровне. Конечно, они не знали таких мудрёных слов- «на генетическом уровне», даже Вайз не знал. Просто думали, что эти воспоминания приходят к ним из снов. А в снах, как известно, можно увидеть всё, то захочешь, даже такое, чего быть не может. Только крики попугаев и ещё каких-то неведомых им птиц в соседних вольерах доказывали, что всё это не пригрезилось, а было на самом деле.
   Однажды произошло событие, на которое никто ни из служителей зоопарка, ни из обезьян не обратил внимания, кроме Вайза. После сильного ветра, ночью, одна из длинных веток большого, стоявшего посреди вольера дерева надломилась. Вернее сказать, обезьяны-то это заметили и просто перестали использовать эту ветку во время лазания, инстинктивно зная, что она может сломаться. Вайз предложил Терри сломать ветку, перетащить её к стене вольера и выбраться из него, воспользовавшись веткой как лестницей. Длины ветки, как он прикинул, вполне хватает.
   Терри согласился не сразу, а помедлив для важности, показывая тем самым, что настоящим вожаком здесь является он, а не этот выскочка Вайз.
Ночью, когда зоопарк опустел Вайз и Ричард под руководством Терри, стараясь не шуметь, отломили треснувшую ветку и приволокли её к стене вольера. Вайз первым взобрался на стену по ветке. За ним последовал Терри, самочки и последним - Ричард.  Они смогли! Они сделали то, что не делала ещё ни одна обезьяна, ни в одном зоопарке!
- Каковы наши следующие действия?- спросил Терри у Вайза. Он-то знал каковые последующие действия, просто хотел удостовериться, что Вайз тоже знает это.
- Что значит каковы? –удивился Вайз, - конечно бежать. Бежать дальше!
-Мы уже сбежали- ответил Терри. - Доказали этим безмозглым двуногим, что соображаем лучше них. Нас окружают каменные джунгли, в которых живут двуногие. Как найдём мы там дорогу домой?
-Будем двигаться всё время на юг! Любое дело легко начать, но самое главное –его надо продолжить и закончить – воскликнул Вайз.
- В каменных джунглях очень опасно- вставил своё слово Ричард.- Там шумно и много вонючих повозок, мешающих всем ходить и вдоль и поперёк дорог. И собаки. 
- А что мы там будем есть и пить? И где сможем укрыться от холода?-добавил он после паузы.
     Возражения были вполне резонные. Самочки уселись на край стены вольера, свесив ноги вниз, и любовались родным вольером сверху.
Старшая из них, Лола, подошла в Терри и сказала: -Спасибо Терри за великолепную прогулку, организованную тобою для нас, но не пора ли возвращаться? Скоро завтрак.
     Доводы Вайза казались Терри правильными - они выбрались из ямы и надо двигаться дальше. Но Ричард тоже был прав - слишком рискованно и нет никакой гарантии, что они доберутся домой. Ему надо было подумать. В раздумье он стал прогуливаться по дорожке,  где ходят посетители. Ричард присел с женщинами.
- Терри, бежим скорее, работники зоопарка идут сюда! -воскликнул Вайз.
Терри махнул ему рукой, указывая тем самым, чтобы Вайз не мешал ему думать и не прерывал его.
    Вайз подождал ещё несколько секунд и бросился прочь от вольера в направлении к густым раскидистым деревьям, кроны которых виднелись вдалеке.
  Когда работники зоопарка, вооружённые сетями и ружьями стреляющими снотворными капсулами подошли к обезьянам, те сами, без сопротивления спустились в свой вольер. Первым –Терри, за ним -самочки, а Ричард замыкал возвращение.
   

9. Утро http://www.proza.ru/2019/02/13/1625
Валерьян Акимов
  Они уже не спали, а находились в сладостной дрёме летнего, июньского утра. Лёгкий ветерок слегка играл занавеской над  раскрытой балконной дверью, и приятная прохлада заполняла их маленькую комнату.
 ОН повернулся к ней и, чуть касаясь губами, поцеловал её маленькое ушко. ОНА шевельнулась, потёрла его своим плечиком и опять продолжала лежать с закрытыми глазами. ОН поцеловал её ещё раз, в щёку. ОНА открыла глаза и их губы соединились…
- Ты вставать думаешь?! - тихо спросил ОН.
- Думаю… - также тихо ответила ОНА. –А так не хочется…
- Мы же собирались поехать в Серебряный бор!
- Да? Это хорошо…- сказала ОНА и опять закрыла глаза.
- Сплюшка ты всё-таки! - сказал ОН и потянул под одеялом свои руки к её животику.
- Ай! - крикнула ОНА. - Не надо! Я уже встаю…
 ОН ещё раз поцеловал её в щёку и, быстро встав с постели, начал делать лёгкую зарядку перед балконной дверью. ОНА смотрела на него, любуясь его крепким телом, приоткрыв один глаз. Закончив упражнения, ОН побежал в ванную.Приняв душ и побрившись, ОН прошёл на кухню и стал готовить яичницу с колбасой.Это их обычный завтрак в выходной день.
 Наконец-то встала и ОНА. Приведя себя в порядок,она села к столу.
 Толстые, обжаренные с двух сторон куски докторской колбасы так и просились в рот. Нежный белок яйца вкуснейшим образом сочетался с мягким и воздушным белым хлебом. Вся это вкуснота запивалась горячим чаем.
- Посуду потом помоем! - сказала ОНА.
- Разумеется! Утро уходит… Надо торопиться!
 Они сели в свою старенькую, но любимую «Волгу» и, выехав со двора, помчались по ещё пустынным,  летним улицам их любимого города…
 По дороге ОН рассказывал ей смешные истории. ОНА звонко смеялась, а Ему хотелось, чтобы она смеялась ещё громче. Он любил, когда она смеётся. У неё была такая красивая улыбка.

Ну вот и троллейбусный круг.
- Куда рванём? - спросил ОН - На перешеек или на городской, номер 1?
- Давай на перешеек, мы там давно с тобой не были.
- Тогда нашу «Бабаню» оставим здесь.
 Они вылезли из машины, перешли дорогу и свернули на асфальтированную дорожку, которая лежала между дачными домиками. Они шли не спеша,он слегка обнимал её за талию,она прижималась к нему.
 Их встретил лес ароматом вековых сосен и пением лесных птиц. Они шли по дорожке, которая вела их к реке. Вот и старая лодочная станция и горбатый мостик знакомый с детства. Они перешли через него и вышли к маленькому,песчаному пляжу, прозванным в народе Перешейком.
 ОНА стала расстилать покрывало. ОН быстро скинул джинсы и с разбега бросился в воду.
- Ох! И хорошо как!!! Давай быстрей!
 ОНА завязала свои длинные и роскошные волосы у себя на затылке, закрепив их шпильками, сделав пучок и, улыбаясь, медленно стала спускаться к воде.
 Вода была чистой и прозрачной. Был виден песок под водой. Он лежал мирно и тихо, приглашая вступить на него.
 ОНА шагнула, опустив в воду свою прелестную ножку.
- Холодная!
- Ничего не холодная! Трусиха!
- Сам такой!
- Прыгай сразу и не думай, что холодная! Давай! В воде уже тепло будет…
 ОНА слегка нагнулась, и, сложив руки лодочкой, прыгнула вперёд.
- А-а-а! Ой!...
- Ха-ха-ха!
 ОН подплыл ближе и нырнул перед ней под воду, пугая этим её. Она завизжала и поплыла в сторону берега. Под водой он слегка коснулся её ноги. Она завизжала ещё сильней.
- Перестань! - крикнула ОНА, смеясь.
- Всё! Хватаю за ноги и тяну на дно! – крикнул ОН ей и нырнул в её сторону.
 ОНА остановилась и стала ждать, когда он появится рядом с ней. ОН вынырнул, и тут ОНА так умело стала брызгать его водой, что ему ничего не оставалось, как отступить.
 Они лежали на тёплом, нагретом солнцем  покрывале, подставив свои лица для загара.
- Хорошо, да? - спросила ОНА.
- Просто класс! – ответил ОН - И ничего больше не хочется…
- Совсем ничего? - спросила ОНА.
- Нет… Ну хочется, конечно.
- Чего?!- спросила ОНА, перевернувшись на живот, и стала изучать его лицо.
- Тебя! – ответил ОН и попытался обнять её.
- Хулиган! – крикнула наигранно ОНА. - Кругом люди!
 ОН всё же обнял и поцеловал её. ОНА не сопротивлялась, гладила его шею и руки, потом взяла его ладонь и поцеловала её.
- Есть предложение! - сказал ОН ей на ушко.
- Какое?
- Купаемся ещё раз и валим домой!
- Придется принять такое предложение!
 Накупавшись вдоволь, они стали собираться. Всю дорогу они разговаривали и шутили. Эти люди были счастливы. Счастливы тем, что они вместе, что они любят друг друга. Что у них есть свой маленький мир, их небольшая квартира,их любимая машина, любимое место отдыха и их любимый город, в котором им так хорошо...
 Вот только жаль, что всё это происходило с ними не в их реальной жизни. В реале эти люди были очень далеко друг от друга, и эти их встречи - это были всего лишь фантазии, маленькие праздники. Это были  их мечты…. Так сложилась жизнь, которую они не хотели менять. Но кто знает, какая жизнь реальная, а какая нет…

10. Стая http://www.proza.ru/2019/03/01/1677
Валерьян Акимов
  На окраине  Бутовского леса, недалеко от посёлка Коммунарка, стояли небольшие деревянные домики. Их и домами-то нельзя было назвать, так, сараи или даже времянки. Скорее всего  их поставили небогатые жители Ясенево. Они переходили через МКАД и устраивали себе там  доморощенные «фазенды» для поддержания штанов.   Жители держали небольшие огороды здесь, а  кто-то даже сажал яблони и вишни. В общем, дачи для нищих, да и платить к тому же никому  не надо. А  чтобы лихой народец в этих местах  особо не шастал и не озоровал, многие держали там собак, подкармливая их иногда, чтобы не сбежали.
  Шли годы, Бутово разрасталось, а следом стали строить новые дома и в Коммунарке, и территория самостийных  дач была выбрана  для строительства нового микрорайона.
  Кто-то  из «дачников» ещё посещал свои участки, но большинство их забросило, оставив свои «сторожей» на произвол судьбы. Вот так и появилась эта стая…
 Их было немного, всего семеро. Вожаком  была восточно-европейская овчарка Веста. Её хозяин служил в охране железных дорог и, после списания собаки по возрасту, взял её к себе, но не в квартиру, а вот для охраны его незаконных угодий. Всё же лучше, чем усыплять. Веста была понятлива и довольствовалась тем,  что у неё было – подстилка из мешковины в сарае, который укрывал  её от дождя и сильного ветра. Зимой, правда, было холодно, но она не жаловалась, да и как собака может пожаловаться? Надо жить! А собачий век - он короткий.
 Её приятелем был метисный кобелёк болонки по кличке Буль с соседнего участка. Буль часто приходил к Весте, они с давних пор были знакомы и хорошо ладили, были друзьями. Были ещё дворняжки, некрупные такие: серый кобелёк Рекс, пришедший сюда сам по себе из дальних мест, да так и оставшийся тут. Шустрый такой Черныш, который жил когда-то при конюшне, но сбежал, как говорится, за «юбкой», остался здесь и  возвращаться уже не хотел. Был ещё тихий и трусливый Рыжий – его выбросили из проезжавшей машины. Надоел, наверное, а может и напроказил так, что хозяева не стали больше терпеть, а оставили его на дороге. Рыжий ещё долго смотрел вслед уезжающей машины в надежде, что она остановится, и его позовут. Но машина не остановилась. Совсем мелкий и самый молодой из этой компании был  Пупс -  метис  комнатного пинчера и мелкой дворняжки. Ему в начале жизни, можно сказать,  повезло. Его совсем щенком «добрые» люди положили в коробку и выставили на мороз. Мимо шла сердобольная бабуля. Услышав скулёж, она подошла к коробке, открыла её и увидела замерзавшего щенка. Старушка пожалела животину и взяла к себе. Пупс прожил у неё всего год. Бабулька померла, а  её родственникам собака была не нужна, её выпустили во двор. Но и тут Пупсу везло. Он устроился под лестницей на картонке и его кормил весь подъезд. Но с приходом весны его кто-то прихватил на свои «фазенды» да так и оставил его там. Пупс был добродушный и прижился в стае. Была ещё  королева, настоящая, породистая, но уже старая борзая Лора.
 Хозяин у Лоры умер, а его жена не захотела больше держать в квартире крупную собаку, она слишком сильно линяла да и места занимала много, и Лору отдали соседям, а те пристроили её на свои огороды.
 При своих «хозяевах» стая жила неплохо. Люди приходили,  занимались своим нехитрым хозяйством, копались в огородах, чего-то там делали. Потом, как и положено, на даче отдыхали, обедали… остатки пищи оставляли собакам, а кто-то и из дома нёс, что жалко было выбрасывать.
 Жить можно было. Вот только зимы, их надо было  как-то пережить. Питались полёвками, ловили ворон. Зимой редко кто наведывался из людей. Это уж были совсем  сердобольные.
 Лето. Лучшее время для жизни! Стая собиралась возле Весты, и та  вела всех на обход своих владений. Они были не такие большие, несколько гектаров. Все эти окрестности были тогда их. Стая была здесь хозяином.
  К чужим  людям относилась осторожно, старались обходить их стороной. Но в случае чрезмерного любопытства стая  могла дать отпор. Особенно, если люди подходили слишком близко. 
  Первой голос всегда подавала  Веста. Её грубый лай как бы означал общую тревогу, и тогда все остальные подходили ближе и подавали свой голос. Лай продолжался до тех пор, пока чужак не поворачивал назад и не уходил с их территории подальше. Если человек продолжал идти, то Веста уже шла на него, уверенно и смело, зная, что она защищает своё! Тут же появлялись и остальные участники стаи. Конечно, кроме лая от них нечего было и ожидать, они своим лаем  лишь создавали вид присутствия и не больше. Броситься на человека, наверное, могла только Веста, да и то в крайнем случае. С возрастом она стала сентиментальной что ли.  Да и силы были уже не те, что раньше.
  Но вот пришли другие времена. Строительство подошло совсем близко к постройкам, а ранней весной их стали ломать бульдозером. Сначала собаки бросались на строителей, но те быстро отогнали их камнями и палками. Веста тоже не стала сопротивляться, как бы понимая, что всё это уже ни к чему. Что они теперь одни, и надо думать, как им жить дальше.
  Стая вся собралась на небольшом холме и оттуда смотрела, как сносят их кров. То, чему была посвящена их короткая жизнь… Охранять эти постройки.
 Пролетела весна, быстро закончилось лето. Тяжело стало стае с приходом осени. Пошли холодные ливневые дожди, которые иногда  переходили в снег. Стая тогда ютилась под большой, раскидистой  елью. Она  своими пушистыми ветвями немного укрывала собак от непогоды. Они жались друг к другу, пытаясь хоть так согревать себя.
 Веста решила водить стаю ближе к стройке в надежде, что люди отнесутся к ним по-человечески, что остатки еды они будут отдавать им и позволят стае ночевать на стройке - это же лучше, чем в лесу, а взамен собаки будут охранять эту территорию.
 Но рабочие стройки были в основном жители Азии, и к собакам у них было отношение определённое. Это животное они не уважали и не любили. При любой встрече они бросали в собак камни, старались отогнать стаю.
  Первым пострадал маленький Пупс. Стая тогда подошла близко к воротам, рабочие как раз выходили на обед. Увидев собак, они закричали, замахали лопатами и стали бросать в них камни. Стая бросилась в сторону леса. Пупс на своих коротких ножках не мог так быстро  бегать, и камень попал ему точно в голову. Пупс потерял сознание. Он пытался подняться и побежать, но у него кружилась голова, и в глазах всё потемнело. Подбежавший  к нему азиат безжалостно добил его лопатой.
 Веста тогда не успела… Она подбежала уже к мёртвому телу. У Пупса из пасти и из ушей текла кровь. Она села рядом с ним и долго смотрела на него. Тут же рядом  был её верный Буль. Он трусил, конечно, постоянно оглядывался по сторонам, но не уходил. Остальные вовсе не вышли из леса. Того, кто убивал Пупса, Веста хорошо запомнила. Его чуть сутулую, невысокую фигуру, тёмное лицо и горбатый нос.
    Рабочие ходили постоянно одной дорогой. Конечно, силы уже у старой и голодной суки были не те, но зато у неё была злоба! Злоба на этих людей, которые сломали их привычную жизнь и убили её друга. А злобы у Весты было достаточно.
  Тот, что добивал Пупса, шёл этой тропинкой, думая об обеде и напевая какую-то песню на чужом, непонятном языке.
  Веста бросилась на него, как волк, сзади. У неё хватило сил для прыжка, и она впилась своими старыми, уже тупыми клыками в его тёмную, жилистую шею.
От сильного толчка  человек упал в грязь. От неожиданности и страха, и сильной боли он не закричал, а завизжал, как резаная свинья! Он махал руками и звал на помощь. А Веста рвала его, как только могла.
 Из последних сил она прижала его к земле передними лапами и держала его так, тяжело дыша при этом. Она как бы ожидала прихода своего хозяина. Весте показалось на секунду, что она  в молодости и выполняет свою работу. Она задержала преступника, и сейчас подбежит её хозяин и даст ей команду.
 Но крик бегущих к ней людей вернул её к реальности. Веста вспомнила, что никакого хозяина нет и  уже не будет. Что она одна. И пока есть силы, надо уходить. Она побежала в лес…
  После нападения на человека на стройку была вызвана «санитарная спец-бригада» по поимке бродячих собак, живодёрка. Их машина встала неподалёку от стройки, и мужики в серых робах стали разбрасывать куски мяса. Мясо было, конечно же, отравленным. На запах на опушке леса появилась стая. Они стояли вместе и смотрели на эти куски.
 Первой пошла Веста. Она, наверное, понимала, что это и есть её смерть, но ей очень хотелось есть… Да и жизнь такая, ей уже надоела.

 Умная Лора знала хитрость людей, она ещё пыталась преградить дорогу своим друзьям, но те не слушали её, они шли за своим вожаком. Там была еда! Мясо... Они уже не помнили его вкуса. С Лорой остался лишь Рыжий. Он был трус и боялся ослушаться  старую суку.
  Голодные собаки набросились на отравленную еду. Они даже не жевали куски, а старались заглотить их сразу и как можно больше. Не прошло и нескольких минут, как они замертво стали падать на землю. Всё-таки яд был «гуманным», собаки не мучились…
 Рабочие живодёрки вышли из кабины и железными крюками стали цеплять трупы собак. Они подтягивали их к машине и бросали в кузов. Собрав всех,   живодёрка уехала.
 Лора и Рыжий остались вдвоём. Переночевав под старой елью, Лора решила идти в город. Бутово находилось совсем рядом. Лора знала, что в городе есть много гаражей, да и на местных помойках еду всегда  можно было найти.
  Проснувшись рано утром, Лора отряхнулась и посмотрела на Рыжего, тот тоже взглянул на неё и слегка повилял хвостом. Рыжий боялся остаться один и поплёлся за Лорой. Они вышли в район Северного Бутово. Было утро и машин было мало. Они благополучно перебежали дорогу и направились в сторону близлежащих гаражей, которые находились с наружной стороны МКАДа.
 Гаражи занимали приличную территорию. Рядом с ними тут же жила большая стая собак. Еды им явно хватало, некоторые сердобольные жители регулярно подкармливали их. Собаки не выглядели голодными.
   Лора и Рыжий подошли к гаражам и встали на противоположной стороне, возле «Пятёрочки».
  Стая их сразу заметила и стала волноваться. Они же были чужаками. Гаражи от жилых домов отделяла неширокая дорога, Старобитцевская  улица. Лора и Рыжий встали на газоне и стали ждать.
  Стая подняла вой и лай! Было видно, что тут чужакам были не рады. Молодые и крепкие кобели сильно лаяли на них, как бы отгоняя  со своей территории.
«Мол, уходите, нас тут и так много!»
  Да, стая действительно была большая. Были и молодые, и постарше, и были совсем маленькие щенки, которые подражая старшим, тоже тявкали на пришлых чужаков.
  Один молодой и крепкий чёрный кобель смело перебежал дорогу и, подбежав к чужим, стал угрожающе лаять на Рыжего. Рыжий был трус и он, опустив голову и прижав хвост, стал жаться к Лоре, а та скулила, как бы с просьбой не трогать и принять их…
  Стая решила звать вожака. Он появился. Это был старый, облезлый, но крупный кобель с лохматой мордой барбоса. Видать, в его роду были терьеры.
  Он медленно перешёл дорогу, особо не обращая внимания на проезжающие машины, а те в свою очередь учтиво останавливались, пропуская его. Он подошёл к Лоре и понюхал её морду, на Рыжего  даже не посмотрел. Затем развернулся и глухо так полаял в сторону стаи. Молодые кобели замолчали. Вожак так же медленно пошёл обратно через дорогу. Немного постояв, за ним двинулась и Лора. Пошёл и Рыжий. Он  поджимал  хвост и с опаской  посматривал на молодых кобелей.
  Неужели  приняли…

11. Приключения кота Тимура в стране людей и зверей (фрагмент) http://www.proza.ru/2019/03/06/688
Евгения Подберезина
   Однажды в ветреный и дождливый день я остался дома.   -- Пахнуло осенью, - сказала мужу хозяйка. -- Пора собираться с дачи в Москву. Соне надо готовиться к школе.
Хозяин принялся искать подходящие авиарейсы в своем смартфоне. Я надеялся, что   Соня положит меня в кошачью переноску и в самолете возьмет себе на колени. И мне не будет страшно:  я ведь еще ни разу не летал! Я волновался за Кинга -- разрешат ли такую большую собаку взять в салон или засунут в багажное отделение. И тут хозяйка сказала такое …


-- Вспомни, милый, сколько возни было с оформлением документов на перевозку Кинга в другую страну! А теперь то же самое предстоит с котом. Я больше не хочу этим заниматься и предлагаю оставить его на даче или у соседей -- он забавный, может, кому-то приглянется.
-- Соня к нему так привыкла. Вряд ли она захочет  расстаться с котенком, -- возразил папа.
--  Мы ее разбаловали на свою голову! Пусть привыкает к реальной жизни.
Хозяин махнул рукой:
-- Делай как знаешь. У меня полно других проблем.
В это время в гостиную вбежала Соня.
-- Я все слышала и ни за что не оставлю кота. Тимур поедет со мной! -- закричала она сквозь слезы. -- Папа, ты же сам читал мне книжку «Маленький принц», где говорилось, что мы в ответе за тех, кого приручили!
-- Доченька, мама предлагает разумный выход из ситуации, -- ответил хозяин. -- А в Москве мы тебе купим любого котенка, хоть самого дорогого, например, британца или экзота.
-- А может, папочка, ты и меня бросишь на даче вместе с котом, а в Москве найдешь себе девочку получше  и без проблем! --  сказала Соня злым шепотом, ушла в свою комнату и хлопнула дверью. Я  побежал наверх, забрался к Соне на кровать, она прижала меня к себе. И мы долго лежали молча, глотая слезы, и  ждали решения моей участи.
Вечером, когда все улеглись спать, я пробрался в гостиную. Лето было на исходе, во дворе темнели деревья, на небе появилась большая как апельсин яркая луна. Соня рассказывала, что в августе начинается  звездопад и надо не упустить момента и успеть загадать желание. Я долго сидел, задрав голову и всматриваясь в ночное небо, звезды сияли все ярче и не собирались падать.
Я устал ждать и решил проверить давно облюбованное мной тайное укрытие. Из разговоров хозяев я уже знал, что пещера в гостиной называлась камином, в зимние вечера в ней разводили огонь.  Принюхиваясь, я осторожно влез внутрь. Золу убрала приходящая домработница, и я почти не испачкался. Камин был достаточно глубокий и снаружи меня вряд ли разглядят. Я решил в день отъезда спрятаться, выйти в последнюю минуту, Соня меня схватит и увезет с собой.  Ее мама говорила про какие-то документы для полета, но это для Кинга, он большой, а меня Соня спрячет под свою куртку и пронесет в самолет.
Я надеялся, что мой план сработает. В день отъезда я незаметно забрался в камин. Вскоре родители Сони спустились в гостиную и устроилась на диване.
-- По традиции перед дорогой  надо посидеть. Иди к нам, -- позвала Соню мама.
По лестнице затопали Сонины ножки. Она влетела в гостиную с криком:
-- Где Тимур? Я все обыскала. Куда вы его дели?!
-- Доченька, успокойся, я понятия не имею, где кот. Я вообще его сегодня не видела. Думала, он у тебя наверху. Между прочим, я договорилась с соседями, которые тут живут постоянно, они присмотрят за котом и будут его кормить.  А может он, пока мы тут суетились, уже перелез в их двор и спит себе где-то под кустом.   
-- Тогда пойдем к соседям и убедимся, что Тимур в безопасности! Иначе я никуда не полечу.   -- Соня, из-за твоих капризов мы опоздаем на самолет.-- строго сказал папа. -- Такси уже у ворот.
Соня еще что-то пыталась сказать, но отец схватил ее на руки и понес в машину. Я вылез из камина и побежал за ними вслед, но тут Сонина мама вернулась за своей сумкой, увидела меня, сгребла в свои цепкие объятия и выбежала во двор. Сони с отцом не было видно: наверное, они уже сели в такси. Хозяйка подошла к деревянному забору и выпихнула меня в щель между досками во владения соседей. Ее каблуки в последний раз простучали по дорожке. Стукнула дверь калитки. Заурчал мотор такси, и наконец все стихло. Только ветви старой ели прошуршали мне «сочу-сочу-сочув-ствую тебе, ма-лыш-ш-ш…».

12. Идеальная женщина http://www.proza.ru/2019/03/06/661
Евгения Подберезина
Как хорошо, что никто не видит меня  по утрам ( муж, которому я не подаю завтрак, уже на работе). Косматая ведьма с полузакрытыми как у лунатика глазами, злая на весь мир, шкандыбает на кухню варить кофе. После большой дымящийся  чашки эликсира во мне просыпается что-то человеческие.
Зерна арабики я мелю в электрической кофемолке -- ах, какой аромат! -- и завариваю в джезве. Пью только черный, иногда посыпаю края чашки корицей. Добрею с каждым глотком, проходя мимо зеркала, думаю, уберет ли пластика  вместе с морщинами и складками мой паршивый характер и неподъемную лень. Иначе какой смысл делать дорогую и рискованную операцию?
В кухне выясняется, что полотенце валяется на полу -- оторвалась петля, на которой оно висело над плитой. Неудивительно:  это я ее пришивала. Покойная мама говорила, что у меня руки не той стороной вставлены, а лень родилась раньше меня. Было обидно:  ведь смертельно обижаемся мы как раз на правду. Мама уверяла, что смазливая мордашка -- слабая гарантия любви и удачного брака. Нужны как минимум терпение, умение варить ядреные борщи,  жарить сочные котлеты  и пришить пуговицу на рубашку мужа ровно напротив петельки.
Я записывала в тетрадку рецепты супов, пирогов и фарша для пельменей.  Практику проходила здесь же, на коммунальной кухне. Училась пришивать пуговицы и подшивать подолы. С этим было неважно, а еще хуже -- с вязанием. Говорят, оно успокаивает, а меня оно раздражало. Улучив момент, когда мама ушла в магазин, я  бросала недовязанный шарфик, чтобы заняться  искусством: поплевав в картонную коробочку с тушью, красила ресницы, подводила черным карандашом глаза  -- рисовала себе лицо.
Кстати насчет петельки на полотенце. Как-то пришла ко мне выпить кофе моя школьная подруга Ира, у которой руки правильно вставлены. Взяла посудное полотенце и, разглядев мое рукоделие,   без комментариев попросила иголку и белые нитки. Через полчаса на всех трех полотенцах красовались аккуратные одинаковые петельки, а мы продолжили кофепитие с испеченными Ирой дивными ватрушками и задушевным разговором. И я всякий раз удивлялась махровой несправедливости: я, неряха и ленивица, всегда замужем, а Ирочка, умница и умелица, вечно одна.
Первый раз я выскочила замуж в 19 лет за такого же бедного студента. Зато по любви -- за истинное и вечное чувство мы принимали сумасшедшую игру гормонов. Через полтора года разбежались. Поспособствовала этому и моя  добрая свекровь (жили мы с родителями мужа), имевшая привычку заходить без стука в нашу комнату в двенадцатом часу ночи. Я отдирала от себя обалдевшего молодого мужа, а свекровь смотрела на нас так удивленно, как будто все еще верила в дружбу между мужчиной и женщиной.
Я вышла замуж вторично, родила дочку. И вроде супы варила, даже пироги иногда пекла. Но не склеили они нашу семью. Мой паршивый характер. лишенный христианских добродетелей типа терпения и смирения вкупе с эгоизмом мужа развалили брак через пять лет. Я выводы сделала, научилась как-то сочетать супы с тонкой талией и фальшивой всепрощающей улыбкой. Делала все, что положено, -- но по минимуму. Без полета фантазии и изысков.
Два развода -- большой плюс в моей биографии. Иначе я бы не вышла замуж в третий раз за почти идеального мужчину, который и деньги приличные  зарабатывает, и квартиру пылесосит, и  умные книжки почитывает, а не  только «гуглит» свой комп.  К чему все эти подробности из моей жизни? Да к тому, что  это была присказка, а сказка с плохим концом впереди. Нет на земле справедливости --  иначе за  мою подругу Ирочку, которая была замужем один раз и то недолго, мужчины бились бы насмерть, а я сидела бы в старых девках.
Внешность Ирины: шатенка с карими глазами и милым задорным  носиком. Губы не слишком пухлые, зато свои, природные. Аккуратная грудь, стройность и соразмерность фигуры, а чуть кривоватые ножки только придавали Ирочке  сексуальности. Тем более, что шила Ира сама, и ее наряды было не отличить от дизайнерских. А какие она вязала джемпера, в том числе и любимому мужу! О ее блинчиках с мясом, творогом и ягодами ходили легенды. Ирочка охотно делилась рецептом, но у нас, ее подруг и приятельниц, получалась слабая копия ее кулинарного шедевра.
Думаете ее муж Игорь ценил свое сокровище? Когда родился прекрасный крупный младенец, муж, утомленный работой в конструкторском бюро за 130 рублей, ушел спать в другую комнату. Домой возвращался поздно вечером слегка навеселе, бормоча что-то про дикую усталость и зверский аппетит. Ирина разогревала ему обед, Игорь с аппетитом ел и уходил в свою комнату отдыхать от трудов праведных. Видно всерьез проникся стихами Некрасова про русских женщин, которые в горящую избу войдут, пожар потушат, полы помоют, обед сварят и его накормят.
Терпеливая Ирочка  сама таскала сумки с продуктами и коляску с ребенком с четвертого этажа туда и обратно. Все еще надеялась, что муж «осознает», но через два года поняла, что нет. И попросила Игоря переехать к его родителям, потому как «Боливару не снести троих» - ребенка, мужа и работу.
Конечно, мужчины обращали  внимание на молодую разведенную женщину, с удовольствием приходили в гости на знаменитые блинчики. Иногда даже приглашали Ирочку в кафе, где брали ей кофе с самой дешевой булочкой,  а  себе -- 150 грамм коньяку и мясной салат. Подразумевалась, что Ирочка перед свиданием поела дома. Бывало, дарили цветы. Один поклонник приносил ей красную розу, которая вяла в тот же день -- наверное, покупал по акции со скидкой или на кладбище воровал …
Случались у  Ирочки еще знакомства, но почему-то по закону подлости встретившиеся ей мужчины были или «глубоко женаты» или законченные неудачники, искавшие дармовую жилплощадь и женщину, способную на «глубокое чувство»:   
-- Мы люди  взрослые и, надеюсь, придем к консенсусу. ЗАГС нам ни к чему. Ты согласна? А вот жить вместе и строить дружную семью я согласен. Могу переехать к тебе хоть завтра!
После такой тирады соискатель торжественно пожимал Ире руку -- вроде сделал серьезное и ни к чему не обязывающее  предложение, а в дар  принес себя, любимого. Вопрос о семейном бюджете заставлял  жениха грустно заметить:
-- Я про любовь, а ты про деньги!
Годы не сильно изменили Иру. Стройная, всегда «одета по моде и к лицу», она совершила немало «запланированных подвигов»: сама  сделала евроремонт в своей квартире. Даже итальянскую плитку в ванной комнате сама уложила аккуратнейшим образом!  Для меня все это было фантастикой. Я наняла мастеров и заплатила за ремонт немалые деньги, потому что ничего не умела сама, а у мужа вечно не было времени. Ирочка же работала дизайнером, строителем и прорабом на своем ремонте. Сэкономила деньги, нервы и сделала все  так, как мечталось.
В засиявшую после ремонта квартиру Ирина пригласила нашего бывшего одноклассника Витю -- встретила его в магазине, где покупала обои. Где-то в классе девятом Витек был влюблен в Ирочку, а ныне пребывал в статусе разведенного мужчины. После чая с роскошным домашним «Наполеоном» разомлевший Витька рассмотрел изящный рисунок идеально наклеенных обоев.
-- Что, и ламинат сама положила?--  недоверчиво прищурился гость.
-- Конечно сама, - похвасталась Ира. -- Это что! Идем я тебе покажу итальянскую плитку в ванне.
Витька почему-то нахмурился и со вздохом пошел за хозяйкой. В ванной комнате пахло свежей хвоей, на стеклянных полочках устроились разноцветные флаконы, сияла персикового цвета плитка на стенах. Ирочка с улыбкой смотрела на гостя, ожидая похвалы ее талантам и умению устроить комфорт. Но почему-то у Вити совсем испортилось настроение и он засобирался домой.
В прихожую Света вынесла гостю пластмассовый контейнер с большим куском торта. Витя натянул куртку, щелкнул молнией и тяжко вздохнув, изрек: 
 -- Ты меня задолбала своим евроремонтом! Да, у меня ничего подобного нет, однушка холостяцкая завалена барахлом. И вообще, жена мне прививала 15 лет комплекс неполноценности, а ты, видно, решила добить! Дала понять, что гусь свинье не товарищ … Ну спасибо! Но если хочешь знать, у меня есть мечта пограндиознее итальянской плитки и навороченного унитаза!
Выхватив из рук ошеломленной Ирочки контейнер с тортом,  Витька рванул к выходу, громко хлопнув дверью.Ира молча постояла в прихожей, вспоминая, что в девятом классе у Витьки была мечта попасть в отряд космонавтов. Наверное, он до сих пор в своей холостяцкой берлоге  мечтает о полетах во сне и наяву.

13. Зигзаг реинкарнации http://www.proza.ru/2018/12/15/1197
Тамара Непешка
Вопрос, кого заводить – собаку или кошку –  у них в семье не стоял. Все единогласно были за собаку. Дети, правда, соседской собаки побаивались, но увидев щенка, привезённого родителями, о страхе забыли. Уж очень он был забавный – лохматый, как медвежонок, игривый и беззлобный. Из этого малыша за полтора года выросла собака весом под сорок пять килограммов.
Сторож из неё, конечно, был никудышний – их Кристи даже гавкать не умела. Птицы клевали спелую черешню в своё удовольствие, не обращая на неё никакого внимания. Вадим сначала хотел научить Кристи команде «чужой», но потом передумал: вдруг агрессия, проявившись при обучении, станет регулярной, а у них дети маленькие... В результате решили оставить собаку как есть. Чужих Кристи отпугивала исключительно внушительными размерами тела и зубов. Будки у неё не было, она спала на крыльце их частного дома. Иногда просилась в дом, ложилась в прихожей на коврик у двери, укладывала голову на лапы и сквозь прикрытые веки следила за передвижениями членов семьи. Свою функцию центра коммуникаций в семье Кристи выполняла отлично.
Идею завести собаку в своё время подбросила Лера. Она внимательно следила за тем, чтобы в семье все были постоянно чем-то заняты, не было скуки. Взрослые были убеждены, что берут собаку для детей, но Кристи выбрала своим хозяином Вадима, и он привязался к ней сильнее других. Вообще бернские зенненхунды живут всего восемь лет, поэтому взять собаку этой породы было не очень дальновидным поступком. Болезнь, череду операций, не принесших излечения, а потом и смерть любимицы все пережили ужасно тяжело. Она умерла буквально на руках у Вадима. В жизни семьи как будто образовалась огромная дыра, которую было нечем заполнить. Больше всех страдал Вадим, невозможно было даже заговорить с ним о том, чтобы снова завести собаку.
В один из дней Лера, возвращаясь домой, увидела на крыльце кошку. На Лерино «Брысь отсюда!» кошка встала и потянулась, оттопырив зад подобно тому, как это делала Кристи, потом обнюхала Лерины ноги и опять легла. Не зная, как отнестись к неожиданной гостье, Лера вошла в дом и захлопнула дверь.
Она с нетерпением ждала с работы мужа, чтобы рассказать о кошке, но Вадим почему-то задерживался. В голову Леры полезли дурные мысли, так как она хорошо представляла себе, сколько семей распалось, оставшись без собаки. Появившись, он объяснил задержку срочной деловой встречей. Кошка к тому времени ушла, и Лера промолчала о ней.
Всю неделю непрошенная визитёрша проводила день у них на крыльце, исчезая к вечеру. Однажды Лера готовила обед и вдруг увидела в окно кошку, идущую по забору с мышью в зубах. «И куда она её, на крыльцо положит? Дети испугаются!» – подумала Лера и пошла посмотреть. Действительно, перед дверью лежала придушенная мышь, а кошка опять сладко потянулась, увидев Леру.
Лера не удержалась и погладила её по спинке, почесала за ушком. Та заурчала и с готовностью повалилась на бок, подставив живот. Кошка выглядела домашней и вполне ухоженной. Из-под пушистой пятнистой шерсти тех же цветов, что у Кристи, проглянул ошейник, но никаких данных, по которым можно было бы найти прежних хозяев, на нём не обнаружилось. Лера сделала несколько фотографий, потом выбросила мышь и принесла миску с молоком. Фотографии она отправила мужу, сопроводив их подписью: «У нас гостья». Лера видела, что Вадим просмотрел фотографии, но ответа от него не последовало.
Вечером она ждала мужа, беспокойно поглядывая в окно. Кошка опять исчезла, и Лера подумала, что это к лучшему. Вадим привычной скороговоркой оправдал своё позднее возвращение. Было понятно, что новость о кошке его не обрадовала, он лишь раздражённо произнёс:
   – Лера, пожалуйста, больше никаких животных в доме!
   – Вадик, она мышей ловит, – попробовала заступиться за кошку Лера. – Я её прогоняю, но она опять приходит. Где-то залезает на забор, а потом спрыгивает к нам.
   – Лера, я не смогу.
Ночью Лера проснулась от какого-то движения в комнате. Муж сидел на кровати, экран его мобильника светился. Стараясь не шуметь, он вышел из спальни. Лера услышала, как щёлкнул дверной замок, немного подождала и пошла за ним. Её сердце бешено колотилось, когда она осторожно приоткрыла дверь.
Вадим сидел на корточках и гладил кошку. Лера вышла на крыльцо и, поёживаясь от холода, обняла мужа за плечи.
   – Говоришь, мышей ловит? Ну и что с ней делать? – спросил Вадим. – С этой кошкой - кокошкой? Может быть, так и назовем её? Ладно, пойдем, а то холодно.
Входя в дом, он придержал дверь. Кошка зашла в прихожую и легла на коврик, положив голову на лапы. Лера и Вадим переглянулись, не в силах сдержать улыбки.
А кошка сквозь прикрытые веки наблюдала, как они, обнявшись, шли по коридору.

14. Совпадения http://www.proza.ru/2019/02/21/770
Тамара Непешка
– Приезжай вечером! – я прижала телефон к уху плотнее, чтобы лучше расслышать голос Иришки сквозь уличный шум. Всё самое интересное всегда случается у неё, и она щедро делится этим с подругами. Ира продолжала: – Приехала ясновидящая из Сибири, три дня у меня будет жить. У неё потрясающие способности, она тебе всё скажет! Приезжай, жду тебя!
Мы с Иришкой дружили с детства и даже вышли замуж за двух друзей. Правда, наш брак распался, а их, хотя и с переменным успехом, длился. Ирин муж работал в милиции, и у него всегда имелось готовое алиби на случай мужских похождений – сидел в засаде или вызвали на происшествие. Мой же муж, работая сначала на обычном госпредприятии, а потом став бизнесменом средней руки, какие-либо достоверные объяснения своим ночным отлучкам дать не мог. Сцены были почти как в известном анекдоте, когда загулявший муж, не сумев придумать оправдание, говорит жене: «Дорогая, ты такая умная, придумай что-нибудь сама!» Мне это надоело, я потеряла доверие к мужу, а также интерес к семейной жизни, и нашла в себе силы закончить этот цирк.
– Завтра приеду, – пообещала я Иришке.
О том, чтобы ехать сегодня сразу после работы, и речи не могло идти. Дело в том, что Ирина – красивая, яркая, эффектная женщина, и чтобы не ловить на себе ее сочувственные взгляды, мне надо как следует постараться: подобрать наряд более оригинальный, чем моя ежедневная офисная одежда, а ещё уложить волосы, обновить маникюр и сделать тщательный макияж.
Когда люди испытывают чувство одиночества, то нередко увлекаются гороскопами, гаданиями, предсказаниями. Вот и я время от времени обращалась к астрологам и гадалкам, но ничего хорошего они мне не предсказывали. Лёжа в постели и пытаясь заснуть, я думала: а что мне скажет эта женщина? И хочу ли я обсуждать с ней свои проблемы? Что я вообще хочу узнать о своём будущем и поверю ли ей? Ответов не находилось. Но и веских причин отказываться от представившейся возможности не было, поэтому на следующий день после работы я отправилась к подруге.
В прихожей и в кухне Ириной квартиры толпились женщины разного возраста, некоторых я знала, других видела первый раз. Ира шепнула: – Её зовут Марина! – и без очереди втолкнула меня в комнату, где ясновидящая вела приём.
Я увидела миловидную женщину, блондинку, среднего возраста. Она смотрела на меня спокойно и доброжелательно. Немного стесняясь, я начала с ситуации на работе: к тому времени у меня сильно ухудшились отношения с начальницей. Марина подумала и коротко сказала мне:
– Увольняться нецелесообразно, всё будет хорошо!
Ободрённая ее словами, я достала фотографию моего «бой-френда», с которым у меня долгое время тянулись невнятные отношения.
– Ты с ним встречайся, если хочешь, но у вас разные дороги, - сказала Марина и задумалась. – Ты встретишь другого человека, он будет немного старше тебя. И вы будете с ним вместе до конца. Скоро уже встретишь, в течение двух лет.
Прозвучало это совсем просто, но убедительно. Я не стала задерживать эту милую женщину, поблагодарила её и вышла. Ирина затянула меня в другую комнату, ожидая отчёта.
– Сказала, что скоро встречу своего мужчину, - сказала я. Ира глянула на меня с сомнением и как будто бы не заметила моих стараний в части улучшения внешности. Было похоже, что её вера в правдивость предсказаний ясновидящей пошатнулась, и мне показалось, что она этому даже обрадовалась. Я поняла почему, когда подруга, помолчав, тихо произнесла:
– Слушай, она мне сказала, что мой муж умрёт, а я останусь одна и никогда больше замуж не выйду.
– Ириш, не бери в голову, ерунда всё это, – попробовала я успокоить подругу.
Однако моё доверие к Марине, напротив, возросло, – ведь если бы она захотела угодить гостеприимной Ирине, то пообещала ей что-то более оптимистичное.
Мы ещё немного посплетничали о моём бывшем и его новой пассии, а потом распрощались. Во всяком случае, ясновидящая не сказала мне категорично «нет», и я уже этому была рада.
Очередной звонок Ирины раздался как гром среди ясного неба: её муж ночью умер, внезапно, во сне. Невозможно было в это поверить – он занимался спортом, не курил и не выпивал. В тот же вечер я поспешила к подруге, и только подъезжая к знакомому дому, вспомнила о встрече с Мариной и её предсказаниях. А ведь с того времени прошло почти целых два года!
Вместе с другими подругами я, как могла, утешала Иришку.
– Помнишь ту ясновидящую, Марину?  – спросила я её, улучив момент.
– Помню. Она мне говорила! Но я себе представить не могла, что это так быстро случится, – всхлипывая, проговорила Ира.
– Наверное, это просто совпадение, – предположила я.
– А у тебя сбылось, что она обещала? – поинтересовалась Ирина.
– Нет. Мне даже и вспомнить нечего, никаких серьёзных знакомств у меня за это время не было, – чистосердечно   призналась я.
Пробыв у Ирины до позднего вечера, я отправилась домой. Мои мысли перескакивали с одного на другое. Я жалела мужа Иры, которого отлично знала. Он умер лёгкой смертью – во сне, но кого это утешает, если человеку всего пятьдесят лет? Я жалела Ирину, потому что знала, как трудно жить одной, без мужа. И я вспоминала то, о чём мы говорили с Мариной. Мою злобную начальницу в прошлом году перевели на другую работу, и я спокойно продолжала трудиться на своём месте, с новым руководством проблем не возникало. Приблизительно тогда же я рассталась с «бой-френдом»: наши интересы всё больше расходились, и постепенно мы совсем отдалились друг от друга. Я проводила свободное время с моим «подружком» - Олегом. Но его я не рассматривала  как потенциального спутника жизни, потому что он мне совершенно, абсолютно не подходил.
Во-первых, он был ниже меня ростом, а так как я носила каблуки, мы составляли довольно комичную «итальянскую» пару: большая женщина и маленький мужчина.
Во-вторых, Олег даже не умел водить машину! Он рассказал мне, что в детстве страдал от страшных болей в ногах, и они у него были немножко малы по сравнению с туловищем. Правда, когда на военных сборах после окончания института он из-за своего небольшого роста оказался в танковых войсках, то водил танк. Я же не представляла своей жизни без машины, потому что у меня была дача, а дача без машины – сплошные муки. Кстати, Олег был очень далёк от дачных дел и даже не знал, как управлять бензиновой газонокосилкой, а уж как приготовить смесь для заправки и завести этот агрегат – тем более. Я же искала спутника жизни, который станет мне помощником на даче и с машиной.
В-третьих, он был чрезвычайно деликатным человеком и никогда не ругался. Только один раз я услышала, как он в сердцах сказал «Собачий сын!» – когда проехавший мимо автомобиль обрызгал его грязной водой из лужи, мы тогда шли в театр. А у меня нет-нет, да и проскочит грубое словечко, тем более за рулём! 
Он никогда не был женат, а я побывала замужем. И он ни разу не закупал продукты на неделю или всё для ремонта в сетевых магазинах. Правда, он забирался на крыши этих магазинов, когда решал какие-то вопросы, связанные с системами кондиционирования воздуха, а я бы туда ни за что не полезла, так как побаивалась высоты. У меня же были бесконечные проекты обустройства и переустройства, которые я неустанно реализовывала.
Вот с этим человеком, обращаясь друг к другу на «вы», мы регулярно ходили по выставкам, театрам, экскурсиям. Трудно было найти более несовместимую пару, чем я и Олег.
Вспоминая свою встречу с Мариной теперь уже в свете событий с мужем Иришки, я задумалась. Ведь для того, чтобы кто-то новый появился в моей жизни, надо освободить для него место. Если я везде хожу с Олегом, то невозможно познакомиться с кем-то другим. Как же я могла проворонить столько времени! Ну ничего, может быть, ещё успею запрыгнуть на подножку последнего вагона. Эти выходные дни у нас с Олегом уже были распланированы, но следующие – решено! – я проведу без него.
В воскресенье мы наметили пойти на каток неподалёку от моего дома. Утром я достала свои старенькие «фигурки» и примерила их – немного жали ноги, но выдержать можно. Я постаралась одеться поярче и достала с дальней полки шкафа ярко-красную куртку и такую же шапочку. Олег тоже пришел в красной курточке и красной шапочке, только более приглушённых тонов. Думаю, со стороны наша пара смотрелась очень ободряюще и патриотично.
Мы присели на скамейку возле кромки льда, чтобы переобуться. Олег быстро надел коньки, уверенно ступил на лёд и, пока я возилась со шнурками, почти профессионально стал нарезать круги по катку: в молодости, чтобы укрепить ноги, он занимался конькобежным спортом. 
Я ещё не успела выбраться на лёд, когда у меня завибрировал телефон, это была Иришка с новостями:
– Заезжал твой бывший. На похоронах тебя увидел и, похоже, у него опять чувства пробудились, всё расспрашивал. Жалеет, что ты не проявила терпение к его выходкам. В общем, нагулялся он и хочет к тебе вернуться.
Я задумалась. Можно было торжествовать. Конечно, за наше воссоединение будут все – взрослая дочь, пожилые родители, бывшие друзья. У всех у них разрешится множество проблем, всем станет удобнее жить. Возможно, и мне в чём-то так будет проще. Только что будет со мной дальше? Опять почувствую себя зависимой замухрышкой? Да я только что расправилась, освободилась от комплексов, которые заработала в своей семейной жизни.
Я вернулась мыслями обратно на каток, вновь услышала музыку, крики и смех публики, треск льда, разрезаемого коньками. Я поискала глазами Олега и увидела, как он остановился, чтобы помочь подняться какой-то женщине, упавшей на лёд. Потом он обернулся ко мне, наши глаза встретились, он помахал мне рукой, и горячая волна благодарности к нему прошла по моему телу. Ни разу за всё время знакомства я не чувствовала себя с ним лишней, глупой, некрасивой или нелепо одетой. А Олег, нарушая установленный порядок, покатил ко мне напрямик через весь каток, залихватски набирая скорость, и резко затормозил перед самой скамейкой. Ледяные брызги обдали меня с ног до головы, попали на лицо, и это выручило меня – вместе с ними я вытерла выступившие слёзы.
Интересно, как я могла думать о каких-то земных вещах, когда рядом был космос? Где были мои глаза до этого момента? У меня всё похолодело внутри, когда я подумала, что могла расстаться с Олегом по собственной воле. Он был такой замечательный, лучше всех на свете! И он был моим весь – от макушки головы под красной шапочкой до пальцев ног в небольших конёчках. Олег протянул мне руку в кожаной перчатке, а я подала ему свою в мохнатой варежке. Мы почти не говорили с ним в тот вечер, просто катались по кругу под музыку, хотя до этого обычно трещали без умолку. А после катка пошли не в кафе, как всегда, а ко мне домой. 
Вот уже второй десяток лет мы живём вместе и почти никогда не расстаёмся. Я очень дорожу нашими отношениями и порой вспоминаю слова Марины: «Вы будете вместе до конца». Больше всего я желаю, чтобы этот конец подольше не наступал. А раз его наступление неизбежно, то пусть это произойдёт с нами в один день – ведь бывают же в жизни совпадения!

15. Зеленый чай http://www.proza.ru/2018/12/25/1159
Ольга Сквирская Дудукина
- Я хочу подарить твоей маме зеленый чай «Оолонг», - советуется со мной Соня. – Как ты думаешь, ей понравится?
- Конечно, понравится, - уверяю я Соню.
В крайнем случае передарит кому-нибудь, она это обожает. Например, мне. Я примеряю подарок на себя и остаюсь довольна.
Моя подруга Соня врач, и благодарные больные часто приносят ей конфеты и чай. Она не отказывается, чтобы никого не обидеть. Порой коробок конфет скапливается слишком много, - а это свидетельствует о том, что она действительно хороший доктор, раз все поголовно выздоравливают. Соня говорит, что давно разлюбила шоколад. Зато мне от нее частенько перепадает сладкое.
- Ты знаешь, у больной, которая подарила мне этот зефир, такая интересная болезнь, - попутно комментирует Соня.
Принимая от нее очередные конфеты, я не упускаю случая съехидничать:
- Ну и чем она болела?..
Мама живет в Томске. Четыре часа на машине – и мы с Соней на месте.
Мама пожилая, уже почти ничего не видит. Она бурно радуется нашим подаркам, разложив их на журнальном столике.
Мы садимся за стол обедать. Порывшись в буфете, из дальних недр я извлекаю зеленый листовой чай и завариваю его в керамический чайник.
- Ты зачем зеленый взяла? Там что, другого нет? – ворчит мама, всегда недовольная мной. Уже лет пятьдесят как. - Вы знаете, Соня, все так хвалят зеленый чай, а я в нем ничего не понимаю, - жалуется мама моей подруге. – На мой вкус трава травой.
Я легонько пинаю маму под столом.
- Ты чего там пинаешься? – возмущается мама. – Я что, уже в своем доме не имею право высказать мнение?
- Имеешь, имеешь, - поспешно успокаиваю я маму.
- Сегодня так красиво было, когда мы ехали сюда, - попыталась было Соня сменить тему, типа «какое небо голубое».
Но маму не так просто сбить с толку.
- Нет, вот вы объясните мне, что хорошего в этом зеленом чае? – вопрошает мама. – Может, я чего не понимаю. А то как надарят, так приходится пить. Безо всякого удовольствия! Не выбрасывать же.
Я давлюсь от смеха, а интеллигентная Соня невозмутимо разглядывает фотографии по стенам. К ней в поликлинику и не такие приходят.
…- Ты чего это меня пнула под столом? – злопамятная мама принимается выяснять отношения, как только Соня скрывается в ванной.
- Чего, чего. Соня в подарок тебе привезла пачку дорогого элитного зеленого чая, а ты его хаешь!
- Как!.. Где?.. – мама обескуражена.
Я хватаю со столика нарядную жестяную коробку и подношу к маминому лицу.
- Ой!.. Точно… А что же ты мне не сказала? Ох, как неудобно!
Соня как раз выходит из ванной комнаты.
- Соня, вы уж меня простите! – бросается к ней сконфуженная мама. – Я не хотела ничего плохого сказать про чай, спасибо вам большое! Просто я в нем ничего не понимаю. По мне так он совсем безвкусный, но люди хвалят, а я не могу понять, за что! Но все равно спасибо вам за чай, мне очень приятно!.. Ну что ты все меня толкаешь? – разворачивается она в мою сторону.
Мы с Соней поспешно убрались из дому, отправившись осматривать достопримечательности старинного сибирского городка, оставив маму в растрепанных чувствах. Наутро Соня уехала домой, в Новосибирск.
-… Я вот все переживаю, - призналась как-то мама. – Такого хорошего человека обидела. Может, ты позвонишь Соне, извинишься за меня? И чего я вылезла с этим чаем! Просто ну не понимаю я в нем ничего! А Соня, наверное, подумала, я нарочно...
- Да ничего она не подумала. А чай этот я, так и быть, себе заберу, уж выручу тебя. Этот чай для тех, кто понимает.
…- Соня, ты будешь смеяться, но мама слезно просила еще раз извиниться перед тобой за тот чай, - хихикаю я по телефону.
- Нет, ну надо же. И чего я его приперла, - на том конце провода расстраивается ни в чем не повинная Соня. – Какая-то ерунда вышла.
Одной мне весело. Да еще чай достался.

16. Не суетись под органом http://www.proza.ru/2018/11/20/1437
Ольга Сквирская Дудукина
- …Больше всего на свете я бы хотел играть на органе в какой-нибудь деревенской церквушке, - мечтал Саша лет сто тому назад.
Тогда, в девяностых, ничто не предвещало реализацию его мечты. Но сейчас, в начале третьего тысячелетия, а точнее, в 2557-м (не пугайтесь, это тайское летоисчисление, с момента сошествия в нирвану Гаутамы Будды), все так и есть. Конечно, если отбросить детали и оставить суть.
Каждое воскресенье мы с Сашей играем на органе в католическом храме. Правда, храм этот находится на тропической тайском острове, орган дигитальный, а религиозный репертуар составляет эстрадная попса, которую распевает хор горластых филиппинок.
А вышло все вот как.
…Записавшись на органный факультатив, мы сами себе не верили, что вот так просто мы сможем играть на настоящем, акустическом органе, инструменте для служения Богу, которому место в церкви.
Как вообще этот инструмент не от мира сего попал в нашу забытую Богом Сибирь?
Очень просто: два инструмента фирмы «Зауэр» прибыли в разобранном виде в Новосибирск в войну во время эвакуации и были установлены в консерватории. Один, маленький, - в учебном классе, другой в концертном зале.
Преподавать такой предмет тоже должен быть какой-нибудь небожитель. Примерно так и было: орган вела рослая эффектная немка с примесью эстонской и еврейской крови по имени Зинаида Фельдгун, элегантная и богемная.
…На первом уроке, раздав всем ученикам по органной хоральной прелюдии, она велела аранжировать их на свой вкус.
Даже наш небольшой классный орган имел достаточно много регистровых комбинаций: двенадцать комплектов труб. Орган по сути - гибрид компьютера с оркестром.
Если что, все трубы делятся на две группы. Первая группа - лабиальные, объединяющие регистры флейт, принципалов и струнных, а также регистры призвуков, так называемые аликвоты и микстуры, с добавочными обертонами. Вторая группа - язычковые, имитирующие кларнет, гобой, трубу и тромбон. Голоса из разных групп можно комбинировать между собой.
…Мы c Сашей увлеченно баловались с регистровкой, как дети. Буквально каждой фразе мы отвели отдельный регистровый тембр. 
Ассистент - а его роль мы с Сашей играли по очереди - в нашем случае трудился ничуть не меньше органиста, без конца выдвигая и задвигая рычажки на регистровой панели. В общем, в своих крошечных прелюдиях на страничку мы расстреляли все патроны, использовали все краски мира.
Фельдгун с улыбкой наблюдала за нами. Это была запланированная провокация с ее стороны.
- Ребята, не стоит так суетиться под органом! Выберите себе по два регистра - один для одного мануала, другой для другого, не больше. Дайте слушателю насладиться этими двумя тембрами до конца. Но регистры должны сочетаться между собой. Например, возьмите принципалы с блокфлейтами. Если чередовать регистры или мануалы, получится контраст «форте» и «пиано».
Действительно, без этого тембрового мельтешения музыка сразу обрела соборную медитативность. И как мы сразу не догадались!
- Не расстраивайтесь: все студенты совершают эту ошибку, - утешила нас Зинаида Гарриевна.
Трудность органного исполнительства состоит в том, что на органе играют не только руками, но и ногами. Пятка – носок, пятка – носок – будет песенка. При этом на ноги смотреть запрещено, да и неудобно, когда играешь по нотам на двух мануалах.
Кстати, вы заметили, что органисты в основном играют по нотам, а не наизусть? Психиатры объясняют, что руками управляет головной мозг, а ногами – спинной, а с ним труднее договориться. Поэтому органные вещи наизусть учить тяжелее, чем фортепианные, - проще играть по нотам.
А еще органисту важно сесть удобно – не высоко, не низко. Ноги не должны ни висеть, ни упираться в пол, - им предстоит потрудиться как следует. Поэтому каждый студент регулирует под себя высоту деревянной скамьи.
Органисту стоит отдельно позаботиться об удобной обуви. Лучше всего подойдут тупоносые башмаки на каблуках и на платформе. Именно такие я с удивлением увидела на Зинаиде Фельдгун, когда вела концерт органной музыки в Большом зале консерватории.
…На первом курсе студенты-музыковеды должны сдать зачет по концертной практике. Нас учили красиво, с достоинством выходить и громко, грамотно и интонационно правильно объявлять название произведения, композитора и исполнителя.
Это был мой первый выход. Помню, я волновалась гораздо больше Зинаиды, которая преспокойно наводила марафет в гримерке. На ней был шикарный белый костюм из тонкой кружевной материи, - юбка-брюки и длинная пелерина, которую перед исполнением полагалось расправлять за скамьей, как фалды фрака.
А вот туфли органистки потрясли меня своим стопроцентным выпадением из мира моды: подобную обувь на грубой платформе носили чуть ли не в семидесятых. Кроме того, ее концертные туфли были черными и лакированными, - и до смешного не вязались с белым нежно-женственным платьем.
Но органистке было не до гламурных глупостей: в своих туфлях она выкаблучивала такие сложные пассажи, что я поняла: игра на органе – это спорт.
…Похожие немодные туфли, только другого цвета, лежали в тумбочке в органном классе. Все студентки занимались только в них.
На собственной шкуре я оценила, насколько удобна эта тяжелая и немодная обувь для игры на органе, и как важно правильно обуться. Но не только в башмаках дело.
…На первый взгляд кажется, что любому пианисту орган по плечу. Ан нет, у клавишных инструментов абсолютно различная природа звукоизвлечения.
При нажатии клавиши органа раздается до безобразия прямолинейный звук трубы. Он совсем не похож на фортепианный, - более выразительный, гаснущий, напрямую зависящий от способа прикосновения, способный то петь, то имитировать ударный инструмент.
На органе невозможно сделать ни «крещендо», ни «диминуэндо» - вся фактура будет звучать до безразличия ровно по силе звука. Если сыграть мелодию на органе штрихом «легато», то раздастся сплошной гул, усиленный эхом храма.
Увы, многие непрофессиональные органисты из бывших пианистов именно это и выдают, не мудрствуя лукаво. Но настоящие органисты прекрасно знают секрет звукоизвлечения на органе в расчете на соборную акустику.
Этот секрет состоит в предпочтении отрывистых штрихов, отделяющих один звук от другого – то есть «стаккато» и «портаменто». Большое значение уделяется также паузам, «люфтам», цезурам, - орган ценит отсутствие звука не меньше, чем сам звук. К тому же орган терпеть не может приблизительности в отсчете времени.
На первый, пианистический, взгляд мелодия на органе выглядит рваной, отрывистой, но когда она долетает до слушателей, то воспринимается как связная, к тому же выразительная и членораздельная. Только тогда орган становится Божественным проводником. Таков мистический эффект соборной акустики и штриховой дисциплины музыканта.
Чтобы академическому пианисту освоить эти премудрости, приходится ломать себя.
Прежде чем сыграть простейшую полифоническую пьесу Баха, нужно вначале продумать и расставить штрихи. В основной теме все штрихи жестко закрепляются за каждой интонацией и бережно сохраняются в проведениях темы в других голосах, на других мануалах или даже в педальном проведении. Все это касается и проведения противосложения к теме во всех голосах. Случайности здесь недопустимы.
Львиная доля работы органиста сводится к тому, чтобы «выграть» многоголосную полифоническую фактуру с сохранением штрихов, а это кропотливая долгосрочная слуховая работа. Двух ушей органисту явно мало. «Ушко на каждом пальчике», - так говорим мы юным музыкантам. А органистам в добавок нужно «ушко на каждой ножке».
Ни один инструмент так мощно не «прочищает уши» и не дисциплинирует музыканта, как орган.
В это все мы и погрузились, как в религию.
Еще одна особенность обучения игре на акустическом органе состоит в том, что самоподготовкой можно заниматься только в органном классе. Поэтому органное время, свободное от уроков, было строго расписано на всех студентов-органистов.
Придя на урок, мы переодевались и, отрегулировав скамейку, усаживались заниматься, но никогда не были уверены, что Зина – так за глаза звали ее все студенты - пожалует к нам. Консерваторские преподаватели, особенно концертирующие, не слишком усердно занимались студентами. Пропустить урок или опоздать было обычным делом. Некоторые студенты даже обижались на нее за то, что она игнорирует уроки.
Долгожданная Зинаида появлялась редко и всегда неожиданно, зачастую к концу урока. Внезапно распахивалась дверь, и влетала Зина, элегантная, благоухающая, с ходу делая замечания, справедливые и точные. Ей уже было что сказать, и вот почему.
Она любила подслушивать за дверью игру ученика. Постояв минут пять между двойными дверьми, она махом ставила ему «диагноз». И этого было достаточно, как ни странно.
- …Леонид Исакович, можно я сегодня буду Вам ассистировать в бусах?
- В бусах, в бусах… А еще в чем?
Из рассказа Зинаиды Фельдгун, ученицы Леонида Ройзмана.
Нам посчастливилось побывать на концерте советского органиста номер один в Большом зале Новосибирской консерватории незадолго до его смерти. Это был низенький носатый старичок. Конечно, ассистировала ему его любимая ученица Зина.
Маэстро Ройзман тогда играл одного Баха, и играл гениально. Вся органная фактура под его руками и ногами дышала и прозрачно светилась. Таинственным образом мы почувствовали себя, словно во храме. Будучи не слишком здоровым, Маэстро порой мазал в техничных пассажах, но был настолько велик в своей немощи, что ему все прощалось.
Интересно, что все люфтпаузы между звуками были несколько преувеличены и даже задержаны, словно Маэстро так наслаждается «тишизмом», что желает продлить его мгновения.
А как нам было приятно услышать Прелюдию Баха фа минор из первых рук, - ведь в фильме «Солярис» она звучит именно в его исполнении, повествуя о добре и зле!
Леонид Ройзман учился в Москве у Гольденвейзера по классу фортепиано и Гедике по классу органа. С его легкой руки появились органы в Москве и в разных провинциальных городах. Он автор книг по органному исполнительству, ведущий специалист по органному и клавирному творчеству Баха, а также воспитатель целой плеяды органистов, в том числе и Зинаиды Фельдгун.

…На одном из Всероссийских конкурсов в Москве Зина заняла второе место, хотя денежный приз ей не выплатили – замылили жадные москвичи. Но она ничуть не расстроилась. Орган – это служение, какие уж тут деньги.
Органисткой она была от Бога.
Именно Зина показала нам несколько поистине мистических вещей.
Всем известно, что на органе невозможно сделать ни «крещендо», ни «диминуэндо». Однако если органист своей внутренней музыкантской волей ведет мелодию к кульминации, слушатели в зале явственно слышат …усиление звука! Или чудо, или фокус.
Оказывается, внутренний слух человека может совершать физическую работу, опровергая акустические законы.
А вот еще одна история, поразившая меня.
По правилам колени органиста должны быть прижаты одно к другому. Это точка отсчета, если хотите. На колени смотреть запрещается, все на ощупь. Если нога взяла звук в крайнем регистре, она должна немедленно вернуться на исходную позицию. Практика показала, что промазать мимо нужной педали легко.
- Зинаида Гарриевна, а как Вы берете низкие или высокие звуки ногами? Вы отмеряете интервал от колен?
- Нет, не отмеряю. Я просто слышу внутри себя нужный звук - и нога сама находит его.
Какая-то мистика. Или религия. (При том, что все мы тогда были воинствующими атеистами).
Однажды она ворвалась в класс с поздравлением:
- Молодец! Я тут за дверью послушала твою Фантазию, - наконец-то ты «услышала» тему. Я прямо почувствовала, как ты ее ведешь.
Вот еще один секрет органного исполнительства: если музыкант сам «слышит» тему, то есть ведет ее внутренним голосом, то публика тоже в зале почувствует, что безжизненные по природе, механистичные трубы вдруг звучат одушевленно. Но сколько для этого надо заниматься, участвуя в процессе руками, ногами, ушами и душой, загружая в свой мозг-компьютер то, что должно стать Божественной музыкой! А «голые ноты», как у нас говорят, пусть даже гениально написанные, никого ни в чем не убедят.
…Перед отъездом в Германию на Международный конкурс органистов Зина сдала все свои ноты в библиотеку. До этого все органные ноты хранились в органном классе. Никто не произнес этого вслух, но все мы, ее ученики, вдруг поняли, что она не вернется…
В те времена было трудно вырваться за границу. С тем, кому это удавалось тем или иным нереальным способом, друзья и близкие прощались навсегда, словно бы тот прямиком отправлялся в Царствие Божье.
Зина решила сбежать из страны – от голодухи, от перестройки, от безденежья. Мы ее понимали, завидовали - и уже заранее скучали по ней, хотя она была еще с нами.
Проведя со мной урок, она захотела также позаниматься и с Сашей. Саша был трудягой, - уже лихо наяривал на органе Токкату и фугу ре минор.
- Он придет после Вас на урок? – спросила она.
- Сегодня нет, в другой раз.
Другого раза, увы, больше никогда не было. Как Саша потом локти кусал, что даже не попрощался с ней!
…На место Зины приняли толстого дядьку с бегающими глазками-буравчиками и подобострастной улыбкой.
Первое, что он сделал, - «сел на ключ», как у нас говорили. Потихоньку выжив всех учеников Зины, он набрал блондинок ради неформальных и, увы, не органных отношений. А орган он превратил в средство для собственного бизнеса. Какое уж там служение.
Минула четверть века, а мы до сих пор тоскуем по органу.
…Менеджер нашей тайской музыкальной школы, пожилой пианист из Вены, обожает в рекламных целых устраивать учительские концерты. Мы с Сашей таким образом выступили чуть ли во всех торговых центрах острова Самуи. Я в основном аккомпанирую певцам и скрипачам, а Саша выступает как пианист с сольной программой.
- Ольга, скажите, где Саша научился так здорово играть Баха? – по одному подходят ко мне австрийские музыканты. – Вы ведь из Сибири?
- Саша четыре года играл на органе, и обучала его немецкая органистка, ученица самого великого Ройзмана, - с гордостью отвечаю я.
- Ах, на органе! Тогда все понятно, - уважительно кивают они.
- …Саша, а ведь мечта твоя сбылась, - осенило вдруг меня. - Вот твоя деревня, вот церковь, а вот и орган.
- Я как-то иначе себе это представлял, - хмыкнул Саша.

17. Три розы http://www.proza.ru/2019/03/08/1475
Надежда Сергеева
Андрей проснулся и сел на кровати.
Опять! Что это? Уже несколько раз за последние две недели его будит чей-то зов. Сначала он решил, что это спросонок зовет жена. Но она уже два месяца спит в другой комнате. И вдруг мужчина понял, что зов ему снится.
Андрей встал, вышел на кухню и закурил. Сегодня  ещё что-то было, кроме зова.  Он пытался вспомнить, что именно. Вспомнилось ощущение ласкового прикосновения чьей-то руки к щеке. Что-то до боли знакомое было в этом жесте. И ещё. Сегодня приснились глаза, светло-карие, цвета чая. Вспомнилось прикосновение теплых губ к его губам и горьковатый вкус поцелуя…. Вспомнилось или приснилось? Андрей потрогал губы и наяву ощутил знакомый горьковатый привкус. Это..., черт, знакомый вкус…. Это же… сирень! Да, это вкус веточки сирени, которую она держала во рту до его поцелуя…. Андрей поперхнулся дымом и закашлялся. Она. Ольга! Он ощутил в сердце болезненный укол. Почему они расстались?! Сколько лет прошло? Семь? Да, почти семь, шесть лет и десять месяцев. Расстались в конце мая, а сейчас март. Она так неожиданно уехала тогда, ничего не объяснив, только записку оставила «я не могу тебя больше видеть, прощай, я уезжаю, не ищи меня». Что тогда случилось за те три дня, что его не было в городе? А, что сейчас об этом думать! Думай, не думай, а былого не вернуть! Но этот зов?! Что это, Ольга его зовет? Или он просто до сих пор тоскует о ней?
Ольга! Олешка, Олененок, я всё ещё люблю тебя!
Из комнаты донеслись шаги, и на кухню вышла Наталья.
- Чего не спишь-то? Прокурил всю квартиру! – проворчала она, наливая воду в стакан.
- Ната, скажи, почему мы с тобой живём вместе? – спросил Андрей, затягиваясь.
- Ты совсем сбрендил? Забыл? Мы женаты! – Наталья отхлебнула воды и направилась в комнату, но он её остановил, взяв за руку:
- Подожди. Да, мы женаты вот уже почти семь лет, но разве мы семья?
Наталья зло взглянула на него и попыталась вырваться:
- Отстань! Как ты мне надоел! Удивительно, семь лет назад я всё сделала, чтобы выйти за тебя замуж, а теперь ты стал мне так противен! – Наталья поняла, что в сердцах сказала лишнее, но было поздно.
- Стал противен? - Андрей оторопел, - всё сделала?    А что ты сделала, чтобы выйти за меня замуж?   Я  на тебе не женился, если бы...
Андрей со всей силы сжал руки Наталье:
- Это из-за тебя Оля уехала? Так? Говори!
- Отпусти, дурак, больно! – жена пыталась вырваться она из его рук, но Андрей держал крепко.
Он чувствовал, что она причастна к отъезду Ольги:
- Говори!
- Ну, и скажу. Все равно ты свою милую Олечку не знаешь, где искать! Я думала, что смогу заставить тебя полюбить меня, но чувствовала, что ты её никогда не забывал! – Наталья вырвалась и опустилась на стул.
- Она всем всегда нравилась, - начала Наталья, - даже Максу.
- А при чём тут твой брат? - Андрей начал догадываться о тех давних событиях.
- Я  попросила его помочь от неё избавиться. Когда ты с отцом уехал в деревню, я заманила Ольгу к нам, а там ее ждал Макс, поддатый.
- Что-о? - Андрей встал, - что ты сказала?
- Макс трахнул твою Олечку! - выкрикнула Наталья, - он даже прибалдел от того, что она девочкой оказалась.
Андрей сначала услышал звук пощечины, а потом сообразил, что он ударил жену.
- Мразь, ты, Наташка.
- Я любила тебя! - заплакала она.
- Рассказывай дальше, - хрипло проговорил он.
- Нечего    больше   рассказывать,   -   вздохнула   Наталья,   -   На следующий день Ольга уехала. Тётя Тася плакала, показывала бабам записку, что она оставила. Потом  приехал ты.
- И  ты  меня  утешила,  женив  на  себе,  -  Андрей  помутневшим взглядом смотрел на жену.
- Я любила тебя!  Не думала, что ты так любишь свою Олечку, что даже  женатым на мне, будешь её звать ночами! -   горько проговорила Наталья, - ты даже не хотел иметь со мной детей!
- А кто виноват в том, что наш ребенок родился мёртвым?! - крикнул Андрей, а сердце кольнула старая боль, - что тогда сказал доктор?
- Но я же потом бросила курить! А ты не захотел больше...
- Да, не захотел больше иметь детей с женщиной, которая ещё не родившегося ребенка убила никотином, – Андрей хотел, было прикурить, но смял сигарету.
- Андрей, - Наталья подняла на него глаза, - я...
- Молчи и слушай, - перебил он ее, - утром мы пойдем в ЗАГС и разведёмся. Я думаю, что проблем не будет, детей у нас нет. Квартиру эту оставлю тебе, жить буду у матери. Но  не попадайтесь мне на глаза, ни ты, ни твой брат. Поняла? Ты исковеркала наши судьбы, и этому прощения нет.
Андрей вошел в знакомый с детства подъезд и поднялся на третий этаж.   Долго   не   решался   нажать   кнопку   звонка,   но собравшись с духом, позвонил.
- Здравствуйте, тётя Тася, - поздоровался он с открывшей дверь женщиной.
- Андрей? - удивилась она, -  входи.
- Тётя Тася, где сейчас Оля? - спросил Андрей, сев в комнате на диван.
- Зачем это тебе? -  мать внимательно смотрела на него.
- Я найти её хочу, - Андрей ждал ответа.
- Столько лет не хотел, а теперь «хочу», - вздохнула она.
- Тётя Тася, три дня назад я узнал, почему Олешка уехала, - с горечью проговорил Андрей, опустив глаза.
- Узнал? От кого? - последовал вопрос.
- Наташка призналась. А вы... тоже знали? - поднял глаза Андрей.
- Олешка мне только нынче в новый год призналась, что случилось тогда, - заплакала женщина, - и о тебе спросила. А как узнала, что ты на Наташке женат...
- Тётя Тася, вы ведь знаете, я всегда любил Олешку, и после её внезапного отъезда места себе не находил! - Андрей чувствовал какую-то тревогу в сердце, - тётя Тася, Олешка.... Что с ней?
- Андрюша, когда я, дура старая, сказала ей, что ты на Наташке женился, плакала сильно  доченька моя. А потом сказала, что даже если бы и не был ты женат,  её бы в жены не захотел, опозоренную...
- Тётя Тася, - обнял женщину за плечи Андрей, - ради бога, скажите, где сейчас Оля. Я поеду к ней, я сейчас не могу всего объяснить. Это предчувствие, наверное.   Поверьте, я люблю Олю до сих пор!
- В Челябинске, в школе работает. Подожди, сейчас адрес дам, - мать вышла из комнаты и вскоре вернулась с бумажкой в руках, - только ты поторопись, она звонила вчера.  Замуж собралась.
Андрей взял адрес, обнял плачущую женщину и пошёл к выходу.
- Постой,  Андрюша,  -  позвала она его,  -  если  вы с  Олешкой договоритесь, не привози её сюда. Не надо вам с ней тут жить. Или там с ней останься, или куда-нибудь вместе уезжайте.
Андрей кивнул и вышел.
- Ольга Васильевна, ну, Ольга Васильевна, ну, скажите, правда, у меня за контрольную четыре, - мальчишка от самого класса шел за ней.
Наконец, Ольга не выдержала и повернулась к нему:
- Если признаешься, кто сказал, скажу.
- Да, Витька Егошин.
- А вот Витька жадина,  оказывается.  Не четвёрку я тебе поставила, а пять!  Саша, ты  молодец! - Ольга засмеялась в ответ на удивление на лице ученика и вошла в учительскую.
- А, вот и Ольга Васильевна Орехова, - услышала она, - Ольга Васильевна, это к вам.
Коллеги  расступились,  и  Ольга  увидела в  центре  учительской молодого человека с букетом цветов.
- Вы будете Орехова Ольга Васильевна, - спросил он, и когда Ольга, с  недоумением   глядя   на  него,   кивнула,   протянул   сначала квитанцию, чтоб она расписалась, потом букет.
- А от кого букет? – удивлённо спросила Ольга, принимая цветы.
- Там карточка внутри, - ответил рассыльный и вышел.
Ольга осторожно достала конвертик с карточкой, достала листок и начала читать.
«В этом букете семь роз, по цветку за каждый год разлуки. Все они белоснежны и чисты так же, как и ты чиста передо мной, что бы там семь лет назад не случилось. Я в это верю. А. ».
Ольга затуманенным взглядом обвела коллег, опустилась на стул и, прижав цветы к лицу, заплакала.
В этот момент дверь распахнулась, и в учительскую вошел тот же посыльный, но уже с букетом ярко красных роз.
- Гражданка Орехова, распишитесь, вот вам ещё букет. Карточка внутри, - вручил он Ольге цветы и вышел.
Ольга достала карточку.
«Здесь тоже семь роз, по одной за каждый год разлуки. Но они красны от крови, которую проливает семь лет моя душа, тоскуя о тебе. Я надеюсь, что ты мне веришь. А.».
Ольга положила оба букета на стол и прижала к губам карточки. Слезы горошинами катились по  щекам, но она не замечала их, глядя на дверь.    Та  снова открылась и впустила посыльного, в руках у которого на этот раз была только одна нежно-розовая роза с прикреплённой к ней карточкой.
- Распишитесь, - протянул  квитанцию посыльный.
Ольга  расписалась,   приняла  розу   и   остановила,   собравшегося уходить молодого человека:
- Скажите, где он?
- Говорить не велено,  - ответил тот и вышел.
Ольга раскрыла карточку.
«День начинается с утренней зари. И пусть эта роза цвета зари начнет новую историю нашей любви. Я люблю тебя, Олешка. Твой и только твой Андрей».
- Ольга Васильевна, это не он посылает вам цветы? – услышала Ольга вопрос, стоящей у окна учительницы литературы.
Ольга подбежала к окну. В школьном дворе она увидела машину, возле которой прохаживался мужчина. Вот он остановился и встал лицом к школе, глядя на окна.
- Андрей, - выдохнула Ольга и, забыв цветы,  выбежала из учительской.
Андрей долго думал, как ему появиться перед Ольгой, чтобы она не сбежала и не оттолкнула его. Потом он решил, что цветы – это лучший способ доказать, что он по-прежнему любит. На фирме немного удивились его заказу, но выполнили всё так, как он просил.
Он  ждал.   Он  верил,  что  Ольга придёт к нему.  Услышав, как хлопнула школьная дверь, Андрей повернулся  и замер. По ступенькам школьного крыльца медленно спускалась Ольга. Не имея сил больше ждать, Андрей подбежал к ней и обнял.
- Как же долго я ждала тебя, Андрей! - прошептала она.
- Олешка, любимая, вот он я, и я приехал за тобой! - Андрей нежно гладил её по волосам.
- Ты приехал за мной? - удивилась Ольга.
- Да, любимая. У тебя два дня, чтобы уволиться. Потому что нас ждут в совсем другом месте, - Андрей подхватил Ольгу на руки и пошел в школу.
- Выскочила раздетая, не хватало ещё заболеть, - проворчал он, прижимая к себе.
На крыльце он поставил любимую на ноги, и они, держась за руки, вошли в школу.
*
Спустя три дня влюбленные сели в поезд, увозящий их далеко от плохих воспоминаний к новой счастливой жизни. А на купейном столике в невзрачной пластиковой бутылке стояли три розы - белая, красная и розовая, как символ веры, надежды и любви.

18. Волшебная сила любви http://www.proza.ru/2019/03/08/1468
Надежда Сергеева
В давние-давние магические времена жила в одной стране волшебница. Звали её Розита, потому что похожа она была на бутон розы. Молодая, красивая. С весёлым характером. Помогала всем, кто к ней за помощью обращался. Дом Розиты стоял на высоком берегу реки, окружённый красивейшими цветами, и в нём всегда звучала музыка. По взмаху её рук всюду появлялись цветы.
 Одно огорчало волшебницу - многие юноши мечтали о ней, но побывав в её доме, покидали Розиту. Все они мечтали подчинить себе её магию, чтобы  им одним она дарила славу и богатство. Как только волшебница понимала, что нужно от неё очередному кавалеру, она прогоняла его прочь, стирая из памяти воспоминания о себе.
Розита мечтала о любви.
Шли годы, и стал характер волшебницы портиться. Она уже не окружала свой дом красивыми цветами, не открывала двери гостям и просителям.
Розита выбросила из дома все зеркала, чтобы они не отражали солнечные лучи, а главное, не показывали ей, как она стареет. С грустью бродила она по дому и саду.
Однажды Розита вышла к берегу тихой заводи, невольно залюбовавшись лебедями, кружившими по ней. Потянувшись к подплывшему к берегу лебедю, волшебница вдруг увидела своё отражение в чистой глади. Из  воды на неё смотрела старуха с морщинистым лицом и  спутанными волосами.
Закричала от боли и от обиды Розита. И вместо цветов с её рук взлетели чёрные молнии.
Попала одна молния в прекрасного лебедя. И превратился он в облако. Вступила на то облако Розита и полетела прочь от своего дома, а где видела под собой прекрасные сады – сжигала их огнём своих молний. Долго летала она над землей, пока не увидела высокую чёрную гору посреди моря.
- Вот мой новый дом, - подумала Розита и направилась к ней.
Покружив на облаке вокруг вершины горы, она наколдовала себе дворец с высокой башней и поселилась там. Единственными её гостями были птицы.
Пробовала Розита вернуть себе молодость и красоту, но у неё ничего не получилось. Для такого колдовства нужно чистое и доброе сердце, а у волшебницы оно черным и жестким стало, словно камень
Много ли, мало ли времени прошло, но появилось у Розиты развлечение: она наблюдала за тем, как живут люди за морем через большую подзорную трубу, наколдованную ею по случаю.
Видит  волшебница однажды, как на лужайке в центре королевского сада танцует девушка, словно летает над травой и цветами. А от её лучистого взгляда расцветали цветы и улыбались стоящие вокруг  люди. От зависти и злости Розита даже заболела и с головной болью пролежала в кровати несколько дней.
Оправившись от болезни, Розита решила снова понаблюдать за жизнью за морем. Но в ту сторону, где жила танцующая принцесса, даже не взглянула. Вдруг увидела она королевский замок, а на его балконе прекрасного юношу с красивыми чертами лица, с голубыми, как небо глазами. Его белокурые волосы словно светились на солнце. Он был высок и статен, заметно было, что он силен и не уступит в схватке любому противнику. И снова зависть и злость нахлынули на Розиту, снова она проболела несколько дней. А пока она лежала в кровати, ей в голову пришла идея – отобрать красоту и силу у принца и взгляд и способность танцевать у принцессы. Эта мысль даже прибавила волшебнице сил.
Розита поймала себя на том, что она от удовольствия напевает какую-то давно забытую мелодию, предвкушая будущее злодейство.
Три дня и три ночи колдовала волшебница в подземелье дворца. Когда зелье было готово, она поднялась на башню и, призвав на помощь ветры, бросила волшебное зелье в воздух и отправилась спать. Проснувшись, она  решила понаблюдать, как там дела у принца и принцессы. Посмотрела в сторону одного королевства, в сторону другого…
На шпилях башен обоих королевств трепетали траурные флаги. Ни танцующей принцессы, ни златокудрого принца не было видно. С довольной улыбкой Розита спустилась в покои.

А за морем в королевском дворце, где жил принц, шел семейный совет, на который был приглашен и королевский волшебник.
- Это сильная магия, - сказал он королю, королеве и принцу, - я не могу исправить того, что случилось.
- Но почему?! – воскликнула королева, с болью глядя на своего сына, ставшего уродцем, - если это магия, то ты, как волшебник, должен с нею справиться!
- Есть на свете такая магия, которой невозможно противостоять, - грустно проговорил волшебник, - это магия замешана на обиде. Тот или та, что наслали эти чары, обижены на людей, за что-то. И если у нашего принца отняли красоту и силу, то наверняка, в мире найдется человек, на которого подействовала эта же магия. Надо найти его. Тогда будет понятно, что за зло было наколдовано.
- Матушка, отец, - подал голос несчастный принц, - я вспомнил. На днях был у нас во дворце путешественник. Так он рассказывал, что в королевстве цветов живет прекрасная принцесса, во время танца которой распускаются цветы. И вдруг она перестала танцевать.
- Ну, перестать танцевать можно и по обычным причинам.  Вовсе не обязательно по магическим, - грустно сказал король, боясь поднять глаза на сына, сердце его разрывалось от горя при взгляде на него.
Волшебник задумался. Потом достал из своей котомки книгу, положил её на стол, подул, и книга выросла в размере. Волшебник полистал страницы и, наконец, промолвил:
- Чёрное заклятье принес ветер из-за моря, и оно было двойным. Вполне вероятно, что принцесса перестала танцевать от этого же заклятья. Победить его может только сила любви. Принц должен найти эту принцессу. Их любовь вернет им утраченное.
Принц вскочил со стула и крикнул:
- Я смогу её полюбить, но полюбит ли она такого урода, каким я стал.
Мать подошла к нему, обняла и тихо сказала:
- Будь мужествен. Покори её своим умом. Она полюбит тебя обязательно.
На следующий день принц  надел широкий плащ с капюшоном, взял свою лютню, оседлал любимого коня и отправился в путь.
В минуты отдыха он пел или просто играл на лютне. Пальцы порхали над струнами как бабочки, даря слушателям чарующие мелодии.
Скоро слава о чудесном певце разнеслась по всему свету. Король – отец танцующей принцессы позвал его в свое королевство, чтобы развлечь свою дочь, страдающую от слепоты и от невозможности танцевать.
Принц прибыл в то королевство и стал петь и играть на лютне. Но лица своего никому не показывал, скрывая его под капюшоном. Скоро в его песнях стали звучать такие нежные ноты, что у всех слушателей щемило сердце от любви. Принц влюбился в принцессу, ведь он видел её прекрасное лицо, и радовался, что она его не видит. Иначе принцесса просто испугалась бы его. А принцесса полюбила его песни и скоро  сама полюбила певца. Они часто уединялись в королевском саду. Принц  однажды спел принцессе песню своей любви. Каково же было его удивление, когда принцесса ответила ему признанием в любви. Влюбленные взялись за руки, и поцелуй нежной любви соединил их губы.
И случилось чудо из чудес! По королевскому саду, по всем королевствам разлился радужный свет любви.
И в сердца всех, кого касался этот свет, входила любовь. А волшебная сила любви, умноженная многими людьми, свершила еще одно чудо: разрушилось черное заклятье!
К принцу и принцессе вернулось всё, утраченное ими. Счастливее не было на свете никого. Шумной свадьбой отметили оба королевство силу любви.
И еще одно чудо свершилось! В тот самый миг, когда разрушились злые чары, рухнула черная скала, растаял как туман черный замок, и Розита излечилась от своей злости.
На белом облаке вернулась Розита в свой дом, украсила сад цветами, облако превратила в лебедя. Волшебница открыла двери своего дома всем, кто в ней нуждался. И люди, побывав у неё, говорили – «постарела Розита, но как же молодо её сердце, как красива её душа!»
Велика волшебная сила любви, никто не устоит перед ней.

19. Леночка http://www.proza.ru/2019/03/09/1731
Джина 3
     Первый раз Леночку бойцы увидели в начале мая. Хрупкую, невесомую девчушку привёз командир авиационного полка, вместо раненого в бою лётчика Петрова. Встретили девушку настороженно. Командир эскадрильи, отвернувшись, покрутил пальцем у виска и тихонько шёпотом произнёс .
– Совсем там с ума посходили, пацанку прислали. Тоже нашлась, лётчица.
     Звено дружно загоготало.
– Отставить смех! – грозно рыкнул командир полка, – Леночка  – отличная лётчица, герой! Смотрите, раздолбаи, обидите, всех под трибунал отдам! Капитан Удальцов, покажите новому бойцу её самолёт, ознакомьте тут со всем, что и как, определите на постой. Всё, я уехал.
– Ну, пошли, крошечка-Хаврошечка, – уныло процедил Удальцов, скучно смотря вслед пыхтевшему по дороге скрипучему мотоциклу командира полка, – Определю тебя на постой.
     Девушка семенила следом за огромным Удальцовым, почти волоком таща за собой огромный вещмешок.
– Чего отстаёшь, мать-героиня? Устала что ль. Чё ж ты такая уставучая? На войне уставать нельзя! А ну, поторопись!
     Леночка молчала, пыхтя и отдуваясь, чуть прибавила темп. Наконец, они подошли к трём палаткам, украшенным наброшенными поверх ветками, чуть подальше, на широкой поляне стояли истребители.
– Выбирай! Хошь, сюда, здесь пять бойцов спят. Хошь, туда, в этой шесть. Вон там тоже потеснятся. Может, где себе местечко отобьёшь, – Удальцов, посвистывая, удалился к дороге, куда, наконец, прикатила полевая кухня с обедом.
     Леночка, бросив мешок, побрела в лес. Через пару часов, чуть дальше палаток, возвышался нехитрый шалашик, прикрытый сверху поношенной плащ-палаткой. Девушка внутри обустраивала своё жилище.
– Эй, лётчица-налётчица, там тебе котелок с кашей оставили, да чаю кружку, иди-ка поешь, не копошись, как муравей. Скоро вечер, полетим, а ты не жрамши и на самолёт не смотремши, – заржал Удальцов.
     Девчонка молча выползла из своего укрытия и побрела за едой. Удальцов вздохнул и пошёл к самолётам. Девять красавчиков дружно приютились в редкоствольном липнячке. Раскидистые кроны деревьев давали естественное укрытие машинам, правда, для вылета их приходилось выкатывать на поле. Зато с воздуха не видно, рощица и рощица.
     Эскадрилья Удальцова вылетала по ночам парами, реже звеньями, бомбить немецкие тыловые обозы, везущие фашистам кормёжку и боеприпасы. Как правило, с воздуха обозы не охраняли, снизу, конечно, постреливали, так и ранили неделю назад Петрова. Самолёт цел, одна дырочка махонькая, а у Петрова весь бок прострелен. Вот такая недолга. Петров в паре с Удальцовым летал. «Это что ж, мне с пигалицей летать придётся? – капитан почесал макушку, – Вот же судьба-злодейка, будем шерочкой да машерочкой, тьфу!» Так и вышло. Пара Леночка-Удальцов, правда, недолго вызывала насмешки. Лена оказалась отличной лётчицей. Уничтоженной техники на её счету совсем скоро стало больше, чем у остальных лётчиков. Леночке везло, ни один снаряд не летел мимо цели, ни разу не зацепило самолёт. Девчушку зауважали, к августу уже никто не смеялся над худенькой лётчицей.
     Удальцов постепенно привязался к девчушке и не заметил сам, как влюбился. У входа в шалашик стали появляться по утрам букетики полевых цветов, а Удальцов и Леночка, весело смеясь, прогуливались в роще. Эскадрилья теперь исподтишка хихикала над командиром.
     Ночи в августе уже становятся холодными, эта же ночь выдалась, как в середине июля, тёплая, полная стрёкота кузнечиков и кваканья лягушек в недалёком болотце за родничком. Летели двумя парами. Они возвращались назад, когда вверху завис мощный немецкий «мессер». Первая пара уже садилась на поле. Мессер развернулся, чтобы улететь. Местонахождение русской эскадрильи было раскрыто. Леночка, не долго думая, рванула за ним. Её лёгонький самолётик представлял мало опасности для «мессера», Удальцов тоже развернул свой, понёсся к Леночке, пытался закрыть её, подставившись под выстрелы фашиста. Он ещё не начал падать, и даже не закрылись его глаза, залитые кровью простреленной головы, когда Леночка, как фурия, пошла на таран. Сцепившиеся в смертельном объятии самолёты упали в дальнем конце поля, подняв в чёрное небо радужный жёлто-оранжевый всполох. Удальцов даже смог посадить свой самолёт, но выйти не сумел, умер, не выпустив ручку управления.
Лётчики копали могилу.
– Э, а чё одну-то копаете?
– Так вместе и похороним…Они ж вроде как любили друг друга…
– Да нельзя вместе-то, ведь не муж-жена! Рядом – пусть! А вместе ни-ни! Не по-божески это!
– Эх, – вздохнули два копальщика, вылезая из ямы, утираясь и начиная размечать ещё одну могилу.
Скоро и вторая могила была готова.
– Эй, робяты, а фрица-то что ли на верху оставим? Не по-божески. Да и будет ночами к нам ходить, злыдень, погребения просить.
– Ты чё, Митяй, хошь нас заставить третью могилку рыть?
– Ну, дык, не с командиром же фашиста хоронить?!
– Вот и рой! По нам, дак выбросить в болотце, лягухам на кормёжку.
– Эх, вы, креста на вас нет! – сплюнул Митяй и взялся за лопату.
     Похоронили всех трёх. Леночку с Удальцовым рядышком, а фрица чуть дальше. Из досок упавшего самолёта соорудили кресты, всем, троим. Митяй достал банку с красной краской, которой частенько подправлял красные звёзды на крыльях и написал на крестах: на одном – «Капитан Удальцов», на втором – «Леночка», а на третьем – «Подбитый фашист». А война шла…
***
     По широкому лунному лучу, держась за руки, шли высокий широкоплечий мужчина и хрупкая, невесомая девушка. Девушка смеялась, мужчина что-то доказывал. Сзади тихонько ковылял ещё один идущий. Первый повернулся:
– Эй, чё отстаёшь? Давай, догоняй! Мы как раз наш последний полёт обсуждаем.
     Отстающий приостановился, испуганно заозирался, но не подошёл.
– Да иди уже, не бойся! Здеся мы все равны – люди!
     Три человека шли по белой дороге, два мужчины и посреди девушка. Впереди ярко горела огромная Луна. Холодная? Вряд ли! Скорее уж горячая, как сердца, влюблённые в небо, геройские сердца, идущие в свой геройско-самолётный рай…

20. Последний бой http://www.proza.ru/2019/03/09/1741
Джина 3
1

      Рыжее от не осевшей пыли небо давило сверху, где-то вдалеке всё ещё слышались взрывы, острые камни больно впивались в раненый бок. Макс приоткрыл глаза, попытался простонать высохшими, потрескавшимися губами, приподнял голову и снова, потеряв сознание, откинулся на колкую негостеприимную каменистую землю ущелья.
      Капитан не помнил, сколько он здесь лежал. Иногда приходя в болезненное сознание, потом снова проваливаясь в спасительное забытье. Взрывов уже не было, пыль оседала рыжей пыльцой на всё, что осталось лежать в ущелье, включая лицо Макса.
      Макс уже не открывал глаза, когда приходил в сознание, толстый слой пыли лежал на лице. Капитан не пытался стонать, да он почти и боли не чувствовал. Последней его мыслью было: «Странно… А говорят, перед смертью вспоминаешь всю жизнь, а у меня ничего не вспоминается. Хорошего, видно, ничего не было…» Он попытался вспомнить детский дом, но знакомые когда-то лица неуловимо уворачивались, расплываясь в тумане. Вспомнил военное училище, однополчан… Даже девушки у него не было, так и не удосужился завести.
      Тошнотное забытье опять накатывало, начинаясь где-то в спине тупой болью, продвигаясь к животу, ещё дальше, сдавливая горло… Вдруг Макс почувствовал что по лицу его кто-то гладит. Ладошки были мягкие, тёплые, нежно отряхивающие с лица пыль. Макс приоткрыл глаза.
      Капитан лежал в высокой траве, над его головой склонялись огромные рыжие колокольчики, или не колокольчики… Он не помнил, как называются эти цветы, чем-то похожие по окраске на тигров. А чуть сбоку, в траве, парила девочка, не более четверти метра ростом. На голове крохи красовался перевёрнутый рыжий цветок, задорные тычинки выглядывали над розовыми ушками из-под лепестков и в такт взмахов крыльев осыпали девчушку блестящей жёлто-чёрной пыльцой. Из-под коротенького платьица – такого же цветка, как на голове – торчали тонюхонькие ножки, обутые в плетёные чёрно-рыжие сандалики и прозрачные  ажурные гольфики. Девочка приблизилась к голове Макса и легонько потрогала щеку:
– Проснись! – пропищала кроха, – Скорее, ты можешь не успеть!
      Гул наполнил ущелье. «Неужели так гудят крылья этой бабочки, – подумал Макс, – Видимо, я уже умер, – решил он, – Поэтому лежу на травке. Вот только в раю или в аду?» Решить дилемму он не успел. Крылатая девчушка больно стукнула крохотным кулачком по носу Макса и требовательно заверещала:
– Вставай! Скорее!
      От её визгливого голоса у капитана будто лопнуло в голове пелена, закрывающая память. Он шире раскрыл глаза. Травы и цветов вокруг не стало, больно в шею впивался камень, нарастала боль и в спине. Только девчушка никуда не делась, она так же смешно махала крылышками и колотила его по лицу крохотными кулачишками. И гул, гул всё нарастал, к одному гулу присоединился следующий, потом ещё один, потом ещё. Они неотвратимо подползали  к Максу. И тут его осенило: «Чёрт, это же вертушки-тральшики. Пытаются живых найти. Метрах в пяти сбоку от капитана, огромной тонкой змеёй, падающей с неба, протащился первый трос. Сейчас пойдёт следующий. Макс попытался приподняться, но не смог. Он только поднял руку и снова уронил на живот. «Поздно… Чуть раньше я бы смог, а сейчас поздно…» – Макс простонал.
      Девчушка снова теребила его.
– Не могу я, малыш, – еле слышно прошептал капитан, – Сил нет.
      Он увидел трос, тот медленно приближался, почти рядом. Руку протянуть, но как. Маленькая девочка-бабочка резко развернулась, ухватила крохотными ручонками толстую верёвку и потянула к нему. Крылья забились быстрее, Максу даже послышалось усердное пыхтение. И трос поддался крохе, она его сдвинула, ещё, ещё… Вот уже на руке Макса карабин. Капитан глубоко вздохнул, из последних сил непослушными пальцами ухватил карабин, нащупал на поясе кольцо, пристегнулся и потерял сознание. Последнее, что он увидел, было улыбающееся лицо крылатой куколки с пухлыми щёчками и машущая крохотная ручка. Капитан даже не почувствовал, как натянулся трос, протащил его несколько метров по земле, как вертушка чуть снизилась, зависла, и тело капитана, обвиснув, как тряпичная кукла, начало медленно подниматься в воздух.
2

      За окном огромными белыми хлопьями падал снег. Вот и Новый год на носу. В соседней комнате радостно смеялась дочка, а жена просила её не вертеться. Как быстро летит время… Вроде вот только ему в роддоме аккуратно передали маленький свёрток, украшенный розовыми  кружавчиками… А гляди уж, половина первого класса позади. Дочка собиралась на школьную ёлку. Жена ей шила какой-то сногсшибательный, по их словам, карнавальный костюм.
– Папа, папа! – закричала, вбежавшая в комнату, звонкоголосая девчонка, – Смотри!
      Макс развернулся на инвалидной коляске. Его маленькое чудо кружило по комнате. На голове дочки красовался перевёрнутый рыжий цветок, задорные тычинки выглядывали над розовыми ушками из-под лепестков. Из-под коротенького платьица – такого же цветка, как на голове – торчали тонюхонькие ножки, обутые в плетёные чёрно-рыжие сандалики и прозрачные  ажурные гольфики. За спиной его любимой крохи раскачивались два огромных полупрозрачных крыла, казалось, девчушка парила над полом. Она ещё немного покружилась, церемонно поклонилась и, выдвинув вперёд одну ножку, представилась:
– Меня зовут Лилия! Я фея тигровых лилий! Правда, класс, папа!
– Правда…– выдавил еле слышно из себя Макс, и, приоткрыв рот, замер.
      В дверях улыбалась жена.
– Лилечка! Снимай крылья, понесём их в пакете. Одевайся скорее, а не то опоздаем!
      Лилька выбежала из комнаты. Вскоре входная дверь хлопнула, но из подъезда ещё несколько секунд раздавался весёлый звонкий смех.
      Макс смотрел в окно. Его две родные девчушки, жена и дочка, помахав ему, поспешили к остановке. А он разглядывал падающий снег, улыбался и понимал, что всё-таки согласится на операцию, которой очень боялся… А чего ему теперь бояться, когда у него есть своя добрая фея – фея тигровых лилий…

21. Дезертир http://www.proza.ru/2018/11/27/1560
Татьяна Овчинникова 4
     Бывшие одноклассницы Катя и Нина жили по соседству и встречались часто. Вот и 19 мая, в День пионерии, Катя навестила давнюю подругу. Они пили чай с жасмином, вспоминали детство и даже пели пионерские песни. За окном сухонький мужчина возводил внушительный кирпичный забор. Глядя на него, хозяйка посетовала:
- Повезло Ирке: мужик у неё - мастер на все руки! А мой... Ничего не хочет, ничего не умеет. Целый месяц просила его собачью будку к зиме приготовить: крышу обновить. Сделал… Лучше бы и не просила! Доски на будку положил и кирпичами прижал, чтобы не улетели...  Добрый он, конечно, мухи не обидит, но вот руки не тем концом вставлены. Не раз думала, может, просто придуряется, специально так делает, чтобы больше не приставала. Потом поняла: столько лет по командировкам - вот и разучился работать.
   Катя внимательно слушала, поглаживая кота, задремавшего на её коленях.
   А Нина продолжала делиться:
- Частный  дом без мужика долго не простоит, а этот всё на меня свалил: каждый раз, уезжая, денег даёт и наставления в придачу. Делай, мол, свои ремонты без меня.  Вот и делаю. Где сама, где с помощью знающих людей. Хочешь – не хочешь, а надо. Зато теперь дом как дом: со всеми удобствами, с новыми окнами…  Вот только двери пока не заменила. С мастерами уже договорилась – должны были вчера сделать, да что-то не получилось у них.  Не дай Бог не успею до возвращения разлюбезного моего – он тогда "устроит спектакль" со множеством сцен! На всё про всё у меня неделя, а там и драгоценный мой Коля на горизонте появится.
     Катя молча кивала головой в знак согласия, а потом "живописно", как обычно, выразилась:
- Это что. Мой Иван и сам не делает, и денег не даёт. Полная задница!
     Досыта налюбовавшись соседом и наговорившись, подруги расстались.
     Нина принялась вытирать пыль в серванте: давно хотела, а сегодня Катька по стеклу пальцем провела и ехидно так посмотрела на него – вот, мол, какая хозяйка в этом доме. «Откуда только пылища берётся, - размышляла Нина. – Дорог рядом нет, машины редко заезжают… Надо, наверное, выбрасывать этот пылесборник. Только вот куда статуэтки денешь? Столько лет собирала - жалко в коробку прятать.
     Закончив работу, Нина легла на диван, включила телевизор и заснула.
     Вскочила, когда услышала стук входной двери, а затем - голос мужа:
- Нина, зайчик мой, это я!
     «Неужели померещилось? - подумала женщина. - Не должен был бы сегодня...»
     Но Николай уже стоял рядом и протягивал руки для объятий:
- Я это, я. Сюрприз решил тебе сделать: пораньше приехать.
     Нина, конечно, порадовалась возвращению мужа, но… её мучил один вопрос: что делать с дверями? Если Коля узнает о готовящихся переменах, осердится не на шутку: будет бурчать, нотации читать - утомит. «Не скажу пока», - решила она.
     День встречи пролетел быстро. Незаметно прошёл и второй день, а на третий раздался телефонный звонок, и мастер предупредил: «Двери готовы. Бригада выезжает! Ждите!»
     Нина ходила вокруг мужа кругами, заговаривала ему зубы, рассказывая о проделках любимого кота, а потом, как бы невзначай, сообщила:
- Коля, сейчас мастера приедут, двери будут в комнатах менять. – И перешла в наступление: - Ты же не предупредил, что раньше вернёшься. Я думала, успею. А ты вот… здрасьте вам! Так что придётся тебе потерпеть.
     Коля от такой страшной для него новости заёрзал на диване и "завёлся":
- Приехал, называется, отдохнуть после командировки! Ни минуты покоя в этом доме! Одна суета. Может, раздумаешь? – с надеждой спросил он. – И сам себе ответил: - Да нет, не раздумаешь. Любишь деньгами сорить. А мастера эти горазды ломать да какую-нибудь ерунду втюхивать, лишь бы платили. И что тебя не устраивают старые двери? Смотри, какие крепкие. Лет тридцать им, а то и больше. Деревянные. Не то что теперь делают, не из дерьма… И не говори, что они из фанеры. Даже если из фанеры, всё равно лучше, чем из опилок. Эх, выпить, что ли, с горя!.. – и он направился к шкафчику, где его ждала бутылочка водки.
     Через полчаса приехала бригада из трёх человек: все молодые парни лет двадцати – двадцати пяти. Николай, недоверчиво посматривая на них, пробурчал:
- Эти салаги изуродуют всё – потом мне же переделывать придётся. Какие из них мастера?! Что они умеют, молокососы?! Тяп-ляп – и готово. Им учиться да учиться. Сейчас всё порушат, кое-как приляпают, деньги заберут – и хвост покажут. Ищи потом в поле ветра. Ты хоть квитанцию с них возьми, не забудь.  Впрочем … квитанцию нарисовать в наше время не проблема.
     Один из ребят не выдержал:
- Хозяин, да не переживайте вы так!  Всё сделаем, всё будет нормально.  Не впервой.
     Включилась дрель, зазвенела пила, застучал молоток. Дверные откосы, прибитые по старинке, огромными гвоздями, снимались с трудом, вместе с ними вываливались кирпичи, осыпалась штукатурка. Шум, пыль, грязь, суета…  Нина внимательно наблюдала за работой, а Николай, не находя себе места в этом хаосе, метался из комнаты в комнату, тяжело вздыхая и чертыхаясь.
     Будучи хорошей хозяйкой, женщина не любила беспорядка, и поэтому, не дожидаясь окончания работы, собирала мусор в вёдра, мешки, бумажные пакеты.  Чтобы вынести всё это на улицу, требовалась мужская помощь - Нина посмотрела по сторонам в поисках мужа.  Но... Николай исчез. Его не было ни в комнатах, ни на кухне, ни на веранде – нигде.
     «Вот паразит, слинял всё-таки! – возмутилась хозяйка. – К соседу, наверное, пошёл. За воротник теперь закладывают вдвоём. Ну, погоди! Вернёшься домой – узнаешь, почём фунт лиха!»
     Она позвонила соседке, настраивая себя на решительный разговор с мужем. Но та ответила, что Николай к ним не заходил. «Странно, - заволновалась Нина. – Куда его чёрт понёс в этакую погоду: дождь на дворе. Вон как стучит по крыше! Не в лес же он отправился».
     Она выглянула в окно – собака лежала в будке, дремала. Значит, муж не в лесу. Тогда где?
- Коля! Ты где? - крикнула она, не надеясь получить ответ.
     Но неожиданно … из дровяного сарая раздался его голос:
- Тут я!
     "Ах, гад такой! - возмутилась Нина. – Обычно в сарай не загонишь, чтобы что-то сделать, а тут... оккупировал помещение. Пойду гляну."
     Она набросила дождевик, добежала до сарая и …рассмеялась: среди хлама, на стуле «о трёх ногах» сидел её Коля. Перед ним стоял ящик, а на нём - всё та же бутылочка водки и лёгкая закуска.  Николай посмотрел на жену так, как будто его поставили в угол за проступок, и теперь он вынужден выстаивать прощение.
- Это что такое? – сквозь смех спросила Нина. – Это же настоящее дезертирство! В доме нужна твоя помощь, а ты тут… спрятался… Шагай-ка домой, дорогуша! Я что ли мешки с мусором тягать должна? Ты мужик или как?
     Тот нехотя встал и направился к дому вслед за Ниной.
     Выбросив мусор, он, как побитый щенок, заглянул в глаза жене и умоляюще попросил:
- Можно я в сарае отсижусь? Ну не люблю я этой суеты! Мужиков чужих в доме не люблю. Отпусти меня, зайчик.
     Нина хотела засмеяться, но сдержалась и разрешила:
- Ладно уж... Только по моему первому зову чтоб был на месте!
     Николай, облегчённо вздохнув, ушёл, а Нина продолжила «руководить процессом».
     Работа затянулась: приходилось подгонять и двери, и откосы, поскольку  первоначальный замер оказался неточным. Прошло несколько часов. Дождик закончился, за окном потемнело. Раздался телефонный звонок.  Нина взяла трубку и услышала:
- Зайчик, что там? Когда конец? Я уже замерзать начал – свежо стало. Гони ты этих мастеров быстрее! Чего они копаются?!
- Шёл бы ты домой, Коля, - предложила Нина. – Здесь для тебя дел полно, а ты по сараям скрываешься.  Не надоело? Стыдоба!
- Я всё же погожу, - ответил тот. – Здесь как-то спокойнее мне. Потом всё сделаю, когда парни уйдут. Ты мне только позвони, ладно?
- Коля, ты в своём уме? Зачем звонить? Сарай в двух шагах от дома. Сам увидишь, когда мастера выйдут да в машину будут садиться.
     И вот двери на месте - хозяйка довольна.
     Мастера уехали, а Николай не появился.
     «Да что же это такое?! – возмутилась Нина. - Где этот дезертир застрял?»
     Она отправилась в сарай и ... снова не удержалась от смеха: муж, устроившись на старом одеяле, служившем в холодные зимние дни подстилкой для собаки, спал, свернувшись клубочком и посапывая, как ребёнок.
- Коля, просыпайся уже! Всю ночь проспал в сарае. Хватит. Домой пора.
- Как всю ночь? – удивился Николай. – Правда, всю ночь? Что… эти салаги всю ночь работали?!
     Нина укоризненно покачала головой:
- Да шучу я, шучу! Эх! Кому мужик достался, а мне - ...недоразумение, - улыбнулась и махнула рукой.
     По дороге домой, пользуясь тем, что муж ещё "не пришёл в себя", Нина сообщила:
- Хочешь или не хочешь, но теперь надо штукатурить и обои клеить. Завтра же и начнём.  И сервант пора выбрасывать - надоело пыль с полок собирать. Да и не смотрится он рядом с новыми дверями.
- Какой кошмар! – прошептал тот и пошлёпал за женой.

22. Долгожданный день http://www.proza.ru/2019/02/05/1865
Татьяна Овчинникова 4
        В этот долгожданный день бабушка взяла Ксюшу в гости к своей подруге, которую все, даже самые близкие люди, уважительно называли Любовь Андреевна - в память о бывшем учительстве. Жила она в соседнем селе. Бабушка и внучка добирались туда сначала по выгону, потом – полем, потом - через берёзовую рощу.
        Столько интересного было вокруг! Но Ксюша не останавливалась, не задавала вопросов – она терпеливо, молча шла под палящим солнцем, лишь бы побыстрее познакомиться... с декоративными кроликами – их, по словам бабушки, у Любови Андреевны было целых четыре штуки. Этих ушастых зверьков девочка видела только на картинках, и ей так хотелось поскорее взять, хоть одного, хоть самого маленького, на руки!
        Наконец бабушка подвела Ксюшу к деревянному дому с резными ставнями на окнах и высоким деревянным забором.
        - Вот и пришли, - выдохнула она и повернула круглую ручку на калитке. Та легко открылась, распахнув перед Ксюшей большой двор, по которому важно разгуливали необыкновенные куры: пёстрые, с лохматыми ногами и маленькими гребешками. Любуясь ими, Ксюша замерла, но, увидев идущую навстречу женщину - в белом платочке, повязанном «по-бабьи», с большим узлом под подбородком, и в таком же белом фартуке - прижалась к бабушке, не зная, как себя вести.
        - Пришла, ласточка моя, пришла, касаточка, - услышала она напевный голос хозяйки.
        Смущение сразу исчезло, и Ксюша  улыбнулась этой незнакомой женщине, чувствуя её доброту и гостеприимность.
        - Проходите в дом, мои дорогие. Я пирожков для вас напекла. Ждала…
        В доме было чисто и очень уютно: покрывала, скатерть, подзоры на кровати, занавесочки на окнах, коврики – всё было сшито, вышито, связано, сплетено  хозяйкой. В другое время Ксюша обязательно потрогала бы эту красоту руками, но в этот раз ей поскорее хотелось увидеть кроликов. Умоляюще заглядывая женщине в глаза, Ксюша спросила:
        - Любовь Андреевна, а правда, что у вас ушастики живут?
        Та кивнула головой, указывая на дальнюю комнату, и поманила Ксюшу за собой. В углу комнаты стояла большая железная клетка, а в ней!.. Такие пушистые, такие красивые, серые и белые, настоящие кролики! Девочка подлетела к клетке и нетерпеливо затараторила:
        - Можно подержать?..  Хоть одного!..  Вот этого!.. Беленького?.. Можно?.. Можно?..
        Но Любовь Андреевна остановила её:
        - Пока нельзя. Кролики тебя не знают – им надо привыкнуть, а то могут испугаться и... умереть.
        - Как это – умереть?! – разволновалась девочка.
        - Вот так! При виде опасности у кроликов сердце начинает биться сильно-сильно и, бывает, что не выдерживает.
        Услышав это, Ксюша спряталась за спину хозяйки и осторожно выглядывала, боясь напугать зверушек. 
        Когда кролики поняли, что опасности нет, они встали на задние лапки.
        - Ой, как интересно! – обрадовалась девочка. – Прямо как наша собачка. Кушать просят?
        - Нет, это они приветствуют нас: меня узнали – тебе рады. Знаешь, касаточка, кролики не любят одиночества. Могут даже заболеть, если рядом никого нет. Поэтому они умеют дружить и с цыплятами, и с кошками, и даже с собакой – со всеми. Лишь бы не быть в одиночестве. - Женщина просунула руку между прутьями клетки и позвала: - Леська, Леська!
        И тут же к ней припрыгала большая серая крольчиха.
        - Она что, своё имя знает? – поинтересовалась Ксюша.
        - Ещё как знает! Кролики на свои имена откликаются сразу. А ещё эти зверушки запоминают расположение мебели, предметов. Вот какие умные! 
  Любовь Андреевна осторожно взяла Леську на руки и, приговаривая «солнышко моё, красавица моя», погладила по спинке. Потом предложила Ксюше:
        _ Держи! Леська из всех кроликов самая смелая.
        У Ксюши от волнения загорелись ладони. Она прижала крольчиху к груди и... засветилась от счастья.
        Зверушка вела себя спокойно, и только нос и уши у неё постоянно двигались.
        - Любовь Андреевна, а Леське не страшно? У неё сердце не волнуется? Вон как ушки дрыгаются! И нос…
        - Не бойся, это она информацию таким образом получает. С помощью звуков и запахов.
        - А глаза тогда почему не двигаются? – забеспокоилась Ксюша.
        - Глаза так устроены. Кролики даже голову не поворачивают, а всё видят.
        - Ой, как интересно! – восхитилась девочка. – Вот бы мне так! А то мама говорит, что я даже у себя под ногами ничего не вижу.
        - Лучше не надо, - улыбнулась Любовь Андреевна. – Кролики-то только два цвета различают: красный и зелёный.
        - Правда?! – удивилась Ксюша. – Скучно ведь… только два цвета.
        - Ты права. Но что делать – так природа распорядилась: кому - много, а кому – мало.
        Два белых кролика и один серый, чуть поменьше Леськи, улеглись возле кормушки: белые растянулись на животе, а серый – на боку. Любовь Андреевна, поймав вопросительный взгляд Ксюши, пояснила:
        - Это они сытые – вот и валяются. А ещё, когда они сытые, но не спят, зубками пощёлкивают, постукивают. Тихо-тихо так… Если же чем-то недовольны, то скрежещут зубами, сильно, громко.
        Тем временем Леська пригрелась на руках у Ксюши и опустила уши, занавесив ими мордочку.
        - Заснула, родимая, - сказала Любовь Андреевна. – Понравилась ты ей. Знаешь, Ксюшенька, кролики яркого света не любят: лапки у них потеют, перегреваются. А потом болезни привязываются всякие. В жару кроликов поить надо часто. Они могут столько воды выпить, сколько огромная собака выпивает!
        Ксюша посадила Леську в клетку, а та, уже успев разомлеть в руках девочки, тут же брякнулась на живот, намереваясь продолжить сон.
        Ксюша увидела, что с противоположной стороны клетки дверца открыта. Сразу за ней – домик.
        - Скоро Леська туда отправится. Надолго, - поймав взгляд девочки, пояснила Любовь Андреевна. – Как только крольчатки на свет попросятся, так сразу и начнёт строить гнездо из своего пуха. Бывает, что весь выщиплет - и ходит с голой грудью.
        - Прямо выщиплет?! – удивилась Ксюша. – Но ведь это, наверно, больно!
        - Кто же знает, больно или нет. Может, и больно. Только ради деток ушастые зверюшки на всё готовы.
        Изучающе посмотрев на Ксюшу, Любовь Андреевна пообещала:
        - Будут малыши – так и быть, оставлю тебе парочку. Хочешь? Только сначала научу, как с ними обращаться, чем кормить, чем лечить. Согласна?
        Ксюша, подпрыгивая и хлопая в ладоши, закричала:
        - Согласна! Конечно, согласна!
        Бабушка, глядя на внучку, ничего не говорила – наблюдала, улыбаясь загадочно, по-доброму.
        Потом хозяйка угощала гостей чаем из самовара, вкуснейшими пирогами с яблоками и вишней. Ксюша села за стол так, чтобы издалека видеть зверушек. Она не слушала, о чём говорят взрослые, - думала о своём: о том, как в её доме будут жить пушистые, ласковые, умные кролики, как она будет ухаживать за ними, любить их.
        - Скорее бы у Леськи появились малыши! – глубоко вздохнув, произнесла она вслух.
        Бабушка и Любовь Андреевна переглянулись.
        - Жди, ласточка, пропела хозяйка, - ожидание всегда приятно. Готовь уголок, клетку, домик, чтобы деткам сразу у тебя понравилось.
        Девочка мгновенно вскочила из-за стола и, подбежав к бабушке, попросила:
        - Бабуля, пойдём скорее в магазин! Купим моим крольчаткам сразу всё.
        - Нет, Ксюшенька, так дело не делается. Надо постепенно, не торопясь, всё изучив. А то купим не то – обидно будет.
        Ксюша вздохнула:
        - Хорошо, бабушка, я потерплю.  Я ведь уже большая. Правда же?
        - Правда. Истинная правда, - ответила та и ласково погладила внучку по голове.

23. Вера http://proza.ru/2018/12/10/810
Людмила Май
Бусинка к бусинке, замысловатый узелок... Бисер требует особого внимания, но у Веры всё давно продумано и отработано до мелочей. Пальцы привычно ощущают едва уловимые крупинки, и маленькие бусинки беспрекословно подчиняются уверенным движениям рукодельницы, оживляя её фантазии.
Под рукой целые россыпи искрящихся песчинок. Возможно, они зазвенят весёлыми колокольчиками, запляшут алыми всполохами страстного огня, или обернутся золотой рыбкой на гребне морской волны.
Что бы она попросила у этой рыбки? Вера улыбается: ничего. Всё, что нужно для безграничного счастья, у неё есть: любимый муж, любимая работа и вот эта её отрада – из крохотных мерцающих звёздочек творить волшебство. А совсем скоро появится еще одна долгожданная радость. Она уже живёт в ней, бьётся, требовательно напоминая о своём существовании.
Песня льётся, разлетается по дому, выплёскивается в распахнутые окна. Бусинка к бусинке... Так хорошо просто жить...
Мальчик родился глухим. Не поверила. Отказывалась верить. Пела колыбельные, напряжённо вглядываясь в сыновье личико – не дрогнут ли реснички, не повернёт ли головку на её зов. От его отчаянного оглушительного крика хотелось бежать, зажав уши. Муж так и сделал. Нет, не ушёл совсем, но стали они совсем чужими.
Серые больничные палаты, интернат для глухонемых детишек и непонятный, безмолвный язык жестов. Вере пришлось постигать новую для себя жизнь, чтобы научить жить Ванечку.
В доме теперь тишина – песни не поются, муж дни и ночи на работе, совсем затерялся в своих бесконечных командировках. И всё-таки урывками, а то и ночами при свете яркой лампы Вера колдует: бусинка к бусинке... Надо жить.
Слёз давно нет, видно, закончился отпущенный им лимит, да и толку в них? Лишь в её творениях дрожат они жемчужными росинками, прячутся в пышных букетах полевых цветов, поблёскивают в золотистых колосьях. Вот и сын уже уверенно держит в руке карандаш, повторяет мамины чудеса: яркое солнышко, белые барашки волн... Художник...
Вера с гордостью разглядывает рисунки повзрослевшего сына, изумляется их фотографической точности: хитрая улыбка на лопоухом лице – это Димка, ещё с интерната дружок закадычный... Вот Иринка, Димкина жена – нахмурилась, наверное, опять рассердилась на мужнины приколы. Её золотистые локоны всегда распущены – под ними не виден прицепленный к уху аппарат.... Ой, а это же она, Вера! И когда успел... Ну, совсем некрасиво согнулась над бисером в своём уголке... Очки на носу...
Радуется Вера успехам Ванечки, но и беспокойно ей: как-то всё сложится? Не зря тревожилась... Загоготала беда, словно девка бесстыжая: - А как ты думала? Что всё таким же красивым будет, как твои безделушки?
Как просмотрела? А ведь видела, видела лихорадочный блеск в глазах сына... Посмеялась какая-то замужняя красотка над влюблённым парнем – может, ради глупого интереса, может, от скуки, как знать? А только застала Вера своего Ванечку с верёвкой в руках. Как чувствовала: понадобилось ей в сарае чурочку подходящую для своей новой композиции найти...
– Надо жить, – объясняла она скорее себе, чем сыну. И даже новый удар – смерть мужа – ни на миг не поколебал её решительную уверенность. – Надо жить, – повторяла она, глядя в застывшее, когда-то любимое лицо, и не могла простить предательство. Несложно было догадаться, о чем он угрюмо молчал все эти годы. Когда же она ухаживала за ним, беспомощным и умирающим, то что-то не видела у его постели ни одной из его женщин...
Для добрых друзей у Веры всегда открыты и двери, и сердце. Поселившаяся было в доме тишина отступает, и душа поёт, журчит в её работах апрельским ручейком, шепчет нежными листочками, звенит серебряными крылышками стрекоз. Вера с улыбкой вспоминает свой первый тюльпан, когда-то сплетённый в подарок маме. А сейчас её поделками все комнаты заставлены, да сколько ещё раздарено хорошим людям!
Подруги ругают: – Продала бы хоть что-нибудь – такую красоту всякий в дом захочет, бисер тоже денег стоит, – а Вера смеётся: – Не могу я душу свою продавать, только дарить...
Но беда, коль прицепилась, не отвяжется. Не по нраву ей, видно, радость да хрустальный перезвон – опять насмехается, хохочет прямо в лицо, безобразно ощерившись. Вот этого Вера никак не ожидала, всё надеялась до последнего... Глаза... Что она теперь без них? Все операции оказались бессмысленными. Нет больше для неё волшебного мира, только светлое пятно окна...
День ли, ночь? Вера прислушивается к шагам сына в соседней комнате и по запаху краски и растворителя догадывается: рисует. Не увидит она больше его картин, лишь проведёт ладонью по полотну и попробует угадать... Сноха, такая же молчаливая, как Ванечка, погремела на кухне и затихла.
Тишина в доме. Она заполняет собою всё пространство, физически ощущается вязкой черной субстанцией, не дает дышать. И тогда Вера пугливо и неуверенно пробует свой голос. Когда-то она была самой звонкой певуньей среди поселковых девчат. Ей смешно над своей робостью и она подбадривает себя: – Смелее, всё равно никто не услышит.
Старческий голос дрожит от долгого молчания, срывается, но вот уже набирает силу и разносится по комнатам несмелыми переливами. Вере видится манящий всевозможными цветами и оттенками бисер, и неожиданно в голове её рождается новый чарующий образ. Она чувствует, как упруго подрагивает в руках проволочка, преображаясь в тонкий стебелёк, и пальцы машинально начинают совершать знакомые движения. Бусинка к бусинке... замысловатый узелок...
Песня волнует, завораживает красивым напевом, пробуждает дорогие сердцу воспоминания... Надо жить.

24. Когда кончается снегопад... http://www.proza.ru/2019/03/12/1656
Людмила Май
– Тебе нужно жениться, – неожиданно сказала Ольга Андреевна, уже надевая в прихожей пальто.
Кирилла царапнуло знакомое с детства ощущение, когда осторожно отколупываешь на коленке засохшую болячку и неожиданно вместе с корочкой прихватываешь еще живую плоть.
За окном шёл снег. Он спускался с неба огромными хлопьями словно занавес и создавал иллюзию полной оторванности от всего мира.
Ольга Андреевна, видимо, долго не решалась на этот разговор и заметно волновалась: – Я хочу, чтобы ты знал мою позицию: Леночке нужна полноценная семья, где есть и мать, и отец, а ты пытаешься совместить два в одном. Но ведь это невозможно...
– У Леночки есть замечательная бабушка, зачем ей совершенно чужая тётя? – попробовал отшутиться Кирилл. Он знал, что рано или поздно кто-нибудь обязательно скажет ему эти слова, но даже представить не мог, что услышит их от Дашиной матери.
– Подумай о дочери, ей скоро пять! – выкрикнула она с мучительной гримасой на лице и тихо добавила: – Ты хоть знаешь, что она няню стала мамой называть?
Да, скоро пять... Пять лет – достаточный срок, чтобы перестать корчиться в невыносимых судорогах безысходности и если не смириться, то хотя бы приглушить боль.
За окном шевелилось белое безмолвие, и казалось, что весь город скоро навсегда исчезнет, засыпанный снегом. Он ненавидел этот город, отнявший у него Дашу.
Тогда тоже шёл снег. Если бы не этот проект, вынудивший его уехать на работу... Если бы по каким-то причинам бабушка не смогла тогда остаться с Леночкой... Если бы не этот сопляк на отцовском джипе... Если бы, если бы... Множество «если бы». Иномарка на полном ходу врезалась в остановку возле торгового центра. Дочке тогда было всего три месяца...
Совсем недавно Ольга Андреевна решила переехать из просторного коттеджа назад, в свою пустующую квартиру, объяснив, что, конечно же, она ни в коем случае их не бросает, просто очень скучает по своей школе, а Леночку всё равно необходимо оформить в детский сад «для социальной адаптации». Эта дипломатия была шита белыми нитками, и вот пожалуйста – «тебе нужно жениться». Вероятно, она догадывалась о появлении женщины в его жизни, и ему было досадно, что Ольга Андреевна всё поняла по-своему. Да, Оксана очень эффектная девушка, но у Кирилла даже в мыслях никогда не возникало привести её сюда, в этот дом... Они строили его вместе с Дашей, мечтая о большой семье...

Торопливый топот маленьких ножек вывел Кирилла из задумчивости.

– Папа! Ты уже дома! А мы с Ликой снеговика лепили!

Няня, смеясь, стаскивала с вырывающейся Леночки комбинезончик: – Ну вот, а ты домой не хотела идти.

На приходящей няне настояла опять-таки Ольга Андреевна. Вообще-то Кирилл был противником всяких нянь и домработниц, сам управлялся, да и тёща практически продолжала жить на два дома. Но когда он несколько раз опоздал вовремя забрать дочку из детского сада, пришлось уступить – всё-таки небольшое, но активно действующее архитектурное бюро требовало много времени и хлопот. Кирилл сам по утрам отвозил дочку в садик, а в обязанности няни входило лишь приводить её домой и дожидаться его приезда.

Обнимая Леночку, обхватившую его шею, Кирилл мысленно подытожил сегодняшний разговор: – Не нужно ничего придумывать, как всё должно быть, уважаемая Ольга Андреевна. Есть дочка и есть я, а больше нам никто не нужен.

***

Лику почему-то часто спрашивали, любит ли она детей. Да какая любовь? Любить своих деток должны вы, дорогие родители, а она всего лишь учитель английского языка. Вот работу свою она обожала, и малышам очень нравилось играть и распевать песенки с симпатичной учительницей.

У Лики были прекрасные рекомендации, и она была очень востребована в семьях крутых бизнесменов и высокопоставленных чиновников. Все они непременно желали, чтобы их чада чуть ли не с пелёнок играли на фортепьяно, занимались танцами, вокалом и изучали иностранные языки. Потом, разумеется, элитная школа, самый лучший вуз или учёба за границей.

Собственно, Лике не было никакого дела до чужой жизни, и уж тем более она не завидовала таким семьям, где на первое место ставились престиж и удовлетворение собственных амбиций. В пышных особняках с прислугой редко можно встретить проявление обычных человеческих чувств. Многие родители просто спихивают своих отпрысков на гувернанток, нянь, педагогов и репетиторов разных мастей и считают, что сделали для своего ребёнка всё. Папаши своими важными делами занимаются, мамаши из салонов красоты и фитнес-клубов не вылазят.

Лике приходилось неизменно улыбаться своим работодателям и говорить какие-нибудь приятности, типа: «у вас очень способный мальчик». Ну а куда деваться? Ей позарез нужна была эта работа, потому что на одних переводах столько не заработаешь, а у неё – Антошка, съёмная квартира и куча проблем. При этом она ещё умудрялась заниматься с детсадовскими ребятишками, а когда Ольга Андреевна предложила стать ещё и вечерней няней для своей внучки, Лику даже уговаривать не пришлось – всё очень удачно складывалось, к тому же девочка жила рядом с её домом.

Смутило, правда, что у Леночки нет мамы, но она сразу же решила особых нежностей не проявлять, уж она-то знала, как чутко реагируют такие дети на ласку. А когда всё-таки услышала от девочки «мама», то постаралась обернуть всё в шутку: – Ну-у, мамой быть совсем не интересно, я лучше твоей подружкой буду.

– Да, – с готовностью согласилась Леночка, хитро улыбаясь. – Ты моя подружка-мама!

– Понятное дело, – с грустью подумалось Лике. – У всех детей должны быть мамы, ты права, малышка. А твоего отца, похоже, волнуют лишь собственные переживания. Конечно, трагическая гибель его жены вызывала искреннее сочувствие, а с другой стороны – какого чёрта? – замкнулся на своих страданиях... Вот кому это нужно? Леночке? Уж точно нет. Давно бы нашёл себе достойную женщину...

***

Робко накрапывающий с утра дождик неожиданно обернулся мощным снегопадом, застав врасплох ошалевших от такой наглости горожан. Все уже весну ждали, как-никак март на дворе, а тут, здрасьте вам, такой сюрприз: уходящая зима решила, видимо, выдать напоследок весь свой неизрасходованный снежный запас.

С радостным изумлением наблюдая из трамвая снежную феерию, Лика решила непременно вечером отправиться с Антошкой в парк – там такая красотища сейчас! Вволю по сугробам полазить, в снегу поваляться... Она уже представляла счастливую Антошкину физиономию...
Но сначала – детский сад, Леночка и надежда на то, что Кирилл не задержится на своей работе.
Однако о прогулке пришлось забыть. У Леночки обнаружилась температура – в группе уже с неделю был карантин по ветрянке. Девочка капризничала, плакала и, вцепившись в няню, ни за что не хотела отпускать свою «маму-подружку». И только когда Лика взяла её на руки, затихла, уткнувшись мокрым личиком в её плечо.
Кирилл не находил себе места: – Может, в скорую позвонить?
– Температура не критичная. Сейчас ребёнка нужно прежде всего успокоить и спать уложить. А утром врача вызвать.
Он сделал попытку отнести дочку в детскую, но та опять пронзительно закричала, отталкивая отца. У Лики сердце разрывалось от жалости к заболевшей девочке, и она злилась на бестолково суетящегося Кирилла. Пришлось действовать решительно: – Я сама её уложу. А вам лучше уйти, раз она капризничает.

Леночка то засыпала, то просыпалась, не выпуская Ликину руку и мгновенно реагируя на любое движение. А когда в комнату осторожно входил Кирилл, опять принималась хныкать, опасаясь, что няня уйдёт.

Лика беспокоилась об Антошке и начинала нервничать. Она уже позвонила домой и пообещала скоро прийти, но ситуация не менялась. Узнав, что мальчику уже десять лет, Кирилла осенило: – А давайте-ка его сюда. Вы ведь где-то по-соседству живёте? И вам, и мне спокойнее будет, – он уже загорелся этой идеей и даже обрадовался такому исходу: – Звоните, звоните вашему Антошке, а я его встречу.

Лика колебалась... Дети-инвалиды у многих вызывали отторжение, даже брезгливость... Насмотрелась уже...

– Он сам не сможет дойти. Снег, тротуары не чищены.
– Что значит «не сможет»? – опешил Кирилл.
– У него ДЦП, ему трудно ходить.
– А если на санках?

***
Лика заснула рядом с Леночкой, и Кирилл не стал их тревожить.
Антошка оказался презабавным мальчишкой и сразу же заявил, что ветрянка – это фигня и что он уже болел, только гулять нельзя и зелёнкой мажут.
Нисколько не смущаясь, кандыляя и переваливаясь с боку на бок, он деловито осмотрел дом и недовольно заметил, что здесь много лишних комнат: – Зачем вам столько? Пыль только разводить. Нам с Ликой одной хватает. И почему это у компьютера два монитора?
– Мне так для работы нужно, – Кирилл с улыбкой наблюдал за Антошкой.
– Работать на работе нужно, а дома – телек смотреть или книжки читать, – назидательно изрёк мальчишка, устраиваясь на приготовленном для него диване. – Лика вот тоже ночами переводы строчит, а потом жалуется, что не высыпается.
Кирилл ещё больше развеселился: – А почему ты свою маму по имени зовёшь?
Антошка пожал плечами: – Так она же мне и не мама вовсе... То есть, мама, конечно, только ненастоящая. – И пояснил: – Настоящая у меня пьёт и мужиков водит.
Кирилл остолбенело взглянул на мальчишку, но расспрашивать не решился.

***
Когда кончается снегопад и небо очищается от рыхлой ваты беспросветности, обнажая звёзды, мир за окном становится ближе и понятнее.
Двор укрыло ровным слоем белого полотна. На его поверхности, как на огромном листе ватмана, Кириллу вдруг увиделось панорамное изображение: широкие улицы, дома-башенки... Это был тот самый проект... Проект, ломающий стереотипы и создающий совершенно новую философию архитектурных решений. Город его мечты...
Много чего Кирилл передумал этой ночью... Все его душевные терзания отступили и казались очень далёкими и давно пережитыми.
Он думал о своём когда-то заброшенном проекте...
Думал о Даше, о Леночке, о разговоре с Ольгой Андреевной...
А ещё думал о Лике с Антошкой, и, наверное, впервые за последние годы, оставшись наедине со своими мыслями, он не чувствовал вокруг себя пустоту и одиночество.


25. Прощание http://www.proza.ru/2019/03/11/743
Ольга Романеева
Дождь немного успокоился. Никита любил сидеть на широком, белоснежном подоконнике – ему нравилось смотреть, как вода медленно течёт по стеклу, и гадать, в какую сторону побежит, оставляя за собой длинную дорожку, очередная непоседливая капелька.
Когда он с мамой и сестрёнками переехал в этот дом, вся улица была занесена снегом, а сейчас на зелёной траве вдоль дороги растут жёлтые одуванчики, а в палисаднике все кусты боярышника розовые от распустившихся на них цветов. Мама сказала, что когда плоды созреют, их можно будет есть. Но это будет ещё не скоро.
Если бы не плохая погода, он пошёл бы в гости к Димке – единственному другу, который жил неподалёку. До мальчишек из садика нужно было идти на соседнюю улицу, а мама боялась, что он заблудится в незнакомой деревне, и не разрешала уходить далеко от дома.
Он и не уходил, не желая огорчать маму. Она в последнее время вроде повеселела.
– Ничего, Никитка, – говорила ему мама перед сном, присаживаясь на краешек кровати и поправляя одеяло, – всё у нас наладится потихоньку. Вот увидишь.
Ничего хорошего в переезде он не видел. Но им пришлось, ведь теперь у него с сестрёнками новый папа. Никита долго не мог к нему привыкнуть, дичился.
– Пожалуйста, – просила мама, – не будь букой. Посмотри, как он старается: мне по дому помогает – посуду моет, полочки повесил; даже если уставший с работы приходит, никогда не откажется с тобой поиграть; к близняшкам по ночам встаёт и подходит, подгузники  поменять. Он очень нас выручил, без него мы пропадём, пойми.
Но Никита никак не мог назвать папой чужого дядю, даже если он такой хороший. Да и был у него уже папка. Правда, он уехал. Баба Люда, мамина мама, сказала, что в командировку. Она не знает, что он случайно подслушал их разговор – встал посреди ночи воды попить, и увидел, что на кухне горит свет. Родители говорили очень тихо, не хотели его разбудить, поэтому не все слова Никита разобрал.
– Обманул, обманул меня, – твердила мама, и плакала.
А папа извинялся, но больше молчал.
Когда утром Никита встал, папы уже не было. Вечером он пришёл с огромным букетом красных роз, Никита хотел подбежать и обнять его, но не успел – мама выхватила цветы и швырнула их за дверь. Папа мигом помрачнел.
– Не дури. Давай поговорим как взрослые люди, – сказал он. Но мама ничего не стала слушать и вытолкала его из квартиры. И он уехал.

А потом, ночью, думая, что Никита спит, мама украдкой собирала папины вещи и складывала их в большие белые мешки, и при этом плакала. Никита не понимал, почему мама не разрешает папе вернуться, ведь она не хочет, чтобы он уходил. Зачем тогда прогоняет его? Он надеялся, что она простит папу, и родители помирятся. И всё станет, как и прежде.
Папа приехал вечером. Заметил приготовленные у стены мешки, внимательно посмотрел на упрямо поджавшую губы маму, словно увидел её в первый раз, махнул рукой и ушёл, оставив вещи. Мама закрылась в комнате и долго молчала.
Никита испугался и позвонил бабушке. Та сразу же приехала, уложила его в кровать и велела спать, а сама закрылась на кухне с мамой.
Утром бабушка отвезла его к тёте Ирине, разрешив несколько дней не ходить в садик. Баба Люда жила неподалёку, поэтому каждый вечер ненадолго забегала проведать их. А мама ни разу не пришла.
Никита стал ходить в новый садик возле дома тёти Ирины. Они укладывали спящих сестрёнок в большую коляску и все вместе шли в садик. Вечером тётя приходила с близнецами забирать его домой.
А потом за ним стала присматривать бабушка.
– За тремя я не услежу, – сказала она тёте, – так что давай помогай с девочками. Надеюсь, что это ненадолго.
Никита боялся спросить, где мама, боялся, что бабушка скажет, что она тоже уехала, как и папа, навсегда, тем более, бабушка очень переживала за них и плохо себя чувствовала: хваталась за сердце и постоянно пила таблетки.
Но однажды мама приехала – похудевшая, с бледным лицом. Он даже вначале не признал её, испугался, что незнакомая, чужая женщина сгребла его в охапку и принялась целовать – стал вырываться, плакать. Хотел даже ударить.
– Никитка, до чего же я соскучилась, – услышал он вдруг мамин голос.
И тут же её узнал. Вцепился и заголосил. Теперь уже от счастья.
Никита ходил за ней по пятам по всей квартире, крепко вцепившись в юбку, и мешал поговорить с бабушкой – очень боялся, что она опять надолго уедет, но мама рассмеялась и велела собирать вещи.
 – Мы поедем все вместе и больше никогда не расстанемся.
Вот дядя Петя и привёз их в этот дом. И если нового папу Никита не боялся, то бабушка Катя, носившая только чёрную одежду, до жути его пугала. Старушка выглядела, словно ведьма из сказок – рубашка с длинными рукавами, на голове чёрный платок. Когда она шла, семеня ногами, юбка волочилась по полу и задевала за все выступающие углы. А ещё от неё ужасно пахло, Никита с трудом переносил тяжёлый, въедливый запах.
– Не бойся её, – обняла его в первый вечер мама, когда укладывала спать. – Она добрая. Она всех нас полюбит, вот увидишь. Со временем. Ты только постарайся с ней подружиться. И называй дядю Петю папой.
– А что будет, когда папа приедет? Он ведь обидится, что я чужого дядю так называю?
– Не обидится, он поймёт, – уверенно заявила мама, но сразу погрустнела. Она всегда печалилась, когда Никита спрашивал о папе. Чтобы не огорчать её, он обещал подумать.
Бабушка Катя никогда не обижала его, вечерами читала книжки. Только Никита почти ничего не понимал из  них и очень быстро засыпал. А ещё она постоянно ходила в церковь и молилась. Бабушка и их с мамой научила, и теперь они часто молились вместе.
Через несколько дней дядя Петя подошёл к нему и сказал.
–У меня к тебе есть серьёзный, мужской разговор.
Никита вначале испугался, решив, что что-то сделал не так и дядя Петя будет ругать. Но тот сел рядом на диван, нервно переминая пальцы.
– Понимаешь, какое дело. Обидно мне, что зовёшь меня дядей. Я ведь, сынок, что хочешь для тебя, и сестрёнок твоих сделаю. Не веришь? Тогда прости что хочешь! – заявил он.
Никитка немного подумал и попросил большую пожарную машину. Только чтобы как настоящая.
– Будет тебе игрушка, сынок! – улыбнулся дядя Петя.
И в тот же вечер притащил огромную машину: по бокам открывающиеся дверцы, сверху лестница лежит, а внутри пожарные сидят. Трудно было в первый день называть его папой. Но потом он привык.
Никита выглянул в окно. Перед домом, у сетчатого забора, стояла длинная деревянная лавка. Несколько дней назад Никита сидел на ней с приехавшей погостить бабой Людой. Разговаривали они тогда довольно долго.
– Ты скоро уедешь? – спросил он любимую бабушку.
Бабушка вздохнула и, обняв его за плечи, притянула к себе. Пахла она восхитительно вкусно – пирогами и мёдом.
– Уеду, родной. Уеду.
– Оставайся у нас насовсем.
– Не могу. Я бы с радостью, да не могу.
– А когда ты ещё приедешь?
– Да кто же его знает, милый. Как бог даст.
А теперь лавочка опустела.
Позавчера бабушка Люда и мама крепко повздорили. Из-за чего, Никита не понял, слышал только, что бабушка хочет увезти его с собой. Никитка поехал бы с ней, но ему было жалко маму и сестричек.
А сегодня баба Люда уезжает. Наверное, сильно обиделась. Мама несколько раз подходила к нему, звала попрощаться, но Никита не захотел.
В соседней комнате кто-то громко вскрикнул.
– Где машина-то? Почему задерживается? Всё не по-людски у них, – проворчала баба Катя, и зашла в комнату. – Ты здесь? Давай быстрее с бабушкой прощаться. Машина скоро приедет.
 Она крепко сжала его руку и потащила в зал.
Там, на табуретках, стоял длинный красный ящик, в нём  зачем-то лежала, закрыв глаза, баба Люда. Лицо у неё было страшного, пугающего серо-жёлтого цвета. Рядом к стене прислонен венок с синими цветами и чёрными лентами.
– Иди давай. Поближе подойди и посмотри на бабку, запомни её как следует, а то больше никогда не увидишь. В лоб поцелуй – на стул заберись, наклонись, и поцелуй. И перекрестись. Помнишь, как я учила? Да пальцы не забудь, как правильно слаживать.
Никитка обомлел и замер, он не хотел подходить к спящей бабе, но рядом появилась заплаканная мать.
 – Иди, иди. Слушай, что бабушка говорит, – и она толкнула его вперёд.

26. Зомбяшечка http://www.proza.ru/2019/03/07/814
Ольга Романеева
Тяжело было только первые два дня. Я никак не мог понять, что со мной случилось. Вся прошлая жизнь вспоминалась кусками, да и то расплывчато и без звука. Я безвольно бродил по опустевшим улицам родного города, пробираясь через сугробы, разбитые машины и горы мусора. У меня была только одна цель – поесть. Запах крови, скажу я вам, самый прекрасный запах на свете. И я шёл за ним в толпе начинающих гнить заживо сотоварищей по несчастью. Оказалось, что я умею ни о чём не думать. Это легко. Словно задержать дыхание. Которого у меня нет.
Осознание того, что я мёртв, пришло на третий день. Словно в голове щёлкнул тумблер, и отсчёт времени пошёл. Времени после.
Что ещё могу сказать. Не знаю, как другие, но я принял своё новое состояние сразу – как наказание. У меня не было мыслей: за что? как же так? почему именно я? Мы все были такими. Ну, или почти все. Поначалу живых было много, но они быстро закончились. А вместе с их исчезновением, как ни странно, прошло чувство голода. Не было еды – не было голода.
Неожиданно оказалось, что те звуки, которые мы издавали, имеют смысл. Вскоре мы научились понимать друг друга. Наверное, со стороны это выглядело нелепо и смешно. Но некому было смеяться над нами. И мы начали разговаривать.
Темы, конечно, были банальны – каждый хотел поделиться тем, как он стали зомби и кем был в прошлой жизни. Даже не так – кем был в жизни. Ещё многих интересовало: что делать дальше? Но ответа на этот вопрос ни у кого из нас не было. Возможно, он имелся у живых. Мы не знали.
В итоге через неделю нам надоело шататься по грязным улицам, смердевшим гниющими останками трупов, и город опустел. Казалось, что все … Чёрт, чуть было не сказал: вымерли. Но это было не так – все затаились. Зачем, никто не знал.

Несколько дней я просидел на грязных ступенях одного из подъездов, рассматривая дохлую, высохшую за зиму муху, застрявшую между оконными стёклами. Всё равно больше нечем было заняться. Думаю, мне стало невыносимо скучно.
И тогда я вспомнил её. Наташу. Влюбился я ещё на первом курсе. И дело даже не в её ногах. Глаза – вот что запало мне в душу. Нет, я не тонул в них – я просто забывал, как дышать рядом с ней. Вот серьёзно, не вру! А она меня даже не замечала. Страдала по Вику, и это не удивительно. Я и сам по нему страдал. Не в том смысле, что вы подумали, конечно. Я безумно хотел быть таким же, как он. В парне было столько уверенности в себе и наглости, что я по сравнению с ним выглядел ботаном. Но тут я уже не виноват – с самого раннего детства, насколько себя помню, всегда болел. Причём всем и сразу. Девчонки таких не любят. Что с меня взять – ноги как две спички, сам словно жердь, да ещё эти очки. Как ни странно, сейчас я как-то обхожусь без них. И ничего, всё отлично вижу. Но очки не выбросил, они как напоминание о той жизни. О жизни. Она ведь одна.
Сходил в универ, побродил по длинным коридорам. Посидел в аудитории. Ностальгия, чёрт! Хорошо, что зомби не умеют плакать, а то бы разрыдался. Когда собирался уходить, меня вдруг осенило, и через десять минут я уже листал журнал с адресами однокурсников.
Интересно, что с ней сейчас? Стала одной из нас или её банально съели? Я недавно случайно подслушал её разговор с подругой Аней и узнал, что она в последнее время жила не в городе, а в деревне у деда – приезжала утром на электричке. Не знаю почему, но для меня неожиданно стало важным найти девушку и узнать, что с ней. Сам не понимаю зачем.
Не знаю, что на меня нашло, но я потопал из города. Прямиком к Наташе. Сколько шёл, не знаю – часов не было, да и не важно это было. Вокруг ни души. За эти дни нанесло много снега и это создавало неудобства – я постоянно застревал в сугробах. Наверное, ноги отморозил. Удивительно, но я дошёл – как только не рассыпался по дороге. А потом целый день убил, блуждая по селу: на домах только номера, а вот где какая улица – не понятно. И спросить не у кого. Как ни странно, я не встретил ни одного зомби.
А как стемнело, я заметил светло-серый дым, он валил из трубы и сразу же рассеивался над домами. Стало жутко любопытно, кому это понадобилось топить печь. Точно не зомби. Делать всё равно было нечего, я и пошёл в ту сторону. Домик стоял на окраине. Следы от тропинки вели к крыльцу. И снег вокруг забора расчищен. Причём совсем недавно. Лопата воткнута в сугроб, рядом санки стоят с флягой. Мне даже показалось на минуту, что пахнет хлебом. Понимаю, что глупо звучит – запахи я давно не различаю. Но не забыл ещё. Стою я, значит, а тут дверь скрипнула, во дворе кто-то задвигался, железо звякнуло, и полилась вода.
Вышла она, значит, Наташа моя, за ворота, взялась за верёвку – хотела санки подвинуть, и меня увидела. Удивлённо посмотрела, мельком так, да и дальше свои дела делает. А я стою, словно столб. Скажу честно – испугался, что захочу её съесть. Но нет. Принюхался – ничем вроде не пахнет. А запах крови я за сто-двести метров могу учуять.
Присмотрелся я тогда хорошенько к Наташе: щёки на морозе раскраснелись, глаза блестят, носом шмыгает, на руки время от времени дышит, чтобы согреть. И тут до меня дошло – она дышит! Наташа живая! Но как? И почему меня не боится?
Медленно я к ней двинулся, осторожно сделал пару шагов. Не боится. Стоит, смотрит. Я ближе. А она вдруг внимательно так на меня посмотрела, глаза прищурила. Я очки в кармане нащупал и на нос нацепил. Стёкол, правда, давно нет. Даже и не знаю, зачем я их с собой таскал. И тут она вскрикнула, рот рукой прикрыла, слёзы из глаз ручьём. Смотрит на меня и рыдает.
Вы спросите: что я сделал? А что я мог? Расстегнул куртку, пробил одним ударом грудину, вынул сердце и ей протянул. Ну, а зачем оно мне?

27. Только не останавливаться http://www.proza.ru/2019/03/16/1397
Лариса Вер
«Надо идти…. Просто надо идти вперёд, не останавливаясь».
Что будет, если не сделать следующего шага, Марина Викторовна не знала. Мысль заканчивалась только на том, что надо сделать следующее движение ногой. Никаких чувств и размышлений не было. Хотя нет, что-то пилило ей душу….
 «Наденька, Наденька придёт и непременно обнимет за плечи. Потом отведёт в моё кресло и чаем напоит. Конечно, дочь поворчит, поворчит, но… она – добрая...»
 – Эй, бабуся, ты время года не перепутала? Или сейчас дед на белом мерсе подкатит за тобой? – рядом с лестницей трое разливали горячительное в пластиковые стаканчики. Шутка всем понравилась, и подпитыми голосами мужички даже что-то запели вслед той, что шаркала непослушными ногами мимо…
Всего шесть ступенек вверх, но для восьмидесятидвухлетней женщины они стали целым испытанием. Очнулась она от резкого шума, колючего ветра и визга тормозов.
– Бабка, ты по тротуару бы шла! – кто-то обозвал её смачно. И машина рванула дальше.
«Надо идти дальше. Только не останавливаться…. Только не останавливаться…»
Ног своих старушка не чувствовала. Мимо мчались в ночь машины, по заснеженному тротуару идти было сложно, а с небес стала сыпаться крупа, белая и колкая.
«Наденька, обними меня. Наденька…»
–Э… мать, ты не замёрзла, часом, в резиновых сапогах на босу ногу? Вай-вай, как так можно ходить в январе? Садись, я подвезу.
Маленький толстенький армянин почти силой усадил старушку в салон. От прикосновения к её пальцам даже вскрикнул – они обожгли холодом и старостью.
– Вай-вай, тебе до магазина надо, что ли, мать?
«Наденька, я так устала…»
Полчаса водитель пытался разговорить свою озябшую пассажирку. Молчание было ему ответом.
«Мне надо идти. Наденька ждёт…»
– Ты, чего старая?! Как можно дверь на ходу открывать! Мы же не доехали! Куда?
Но старушка просто выпала из машины, постояла на четвереньках, с трудом опёрлась на протянутую руку. Кажется, она даже не поняла, что это рука, а не перила. Простонав, поднялась. И снова сделала шаг вперёд.
– На, куртку хоть мою старую накинь! Вот же наказание! – на плечи старушке опустилась куртка, ставшая немодной. Но  она часто выручала водителя, если глох мотор.
«Надо идти…»
…Фигурка старой женщины с резиновых сапогах на босу ногу, в халате, плаще и накинутой поверх всего мужской куртке,  была зафиксирована видеокамерой автозаправки. И потом попала в объектив камеры придорожного кафе. И даже работник автомойки позже вспомнил, что странная старушка заглядывала в окна кафе на заправке. Но не зашла. И вроде бы ничего красть не собиралась… Просто грязная и нелепая фигура из метели.
Никто бы сейчас в этой сморщенной фигурке не узнал профессора биологии, заслуженного педагога, красавицу кафедры. И две полки книг, написанных ею, уже тринадцать лет пылились в книжном шкафу её пятикомнатной квартиры. Именно тогда, более дюжины лет назад, она услышала резкие слова коллеги. Тог, кого считала больше, чем другом себе. Мир пошатнулся и рассыпался на сотни больных осколков. Дочь переехала к ней после инсульта. И постепенно жизнь вроде бы наладилась…. Как всем казалось… Просто Марина Викторовна ушла на пенсию, стала по вечерам осваивать акварель или йогу. Просто дочь передала эстафету ухода за мамой брату, который развёлся и оставил свою квартиру бывшей жене. Просто жизнь бежала, летела, или …ползла, если это – жизнь пенсионерки… Просто умер смысл жизни…
После салона машины армянина вдруг ноги ниже коленей будто кто-то кусал, жалил. Руки сами тянулись вниз, чтобы почесать. Уколы были такие острые, что даже заслонили потребность идти.
«Я только чуть-чуть полежу тут. Почешу ноги…»
…Сын искал ушедшую в ночь маму, вызвал сестру, позвонил в полицию. Поднял на ноги знакомых и друзей. Никто не предполагал, что есть у старых людей враг, которого не видят и почти никогда не понимают молодые. Имя врага – деменция. И это очень тихий и настойчивый враг…
Перед утром в окно маленького частного дома кто-то постучал. Хозяйка не сразу смогла подойти – кормила новорождённого, а муж был в рейсе. Пять минут – и у окна уже никого. Ещё через час в соседнюю калитку был слабый стук. Но в этом доме спали крепко: вечер удался на славу – погуляли, пошумели. До кроватей добрались после вечеринки лишь после полуночи. Вот последний домик на этой улице услышал бы стук, но сюда Марина Викторовна добраться не смогла… Лишь утром хозяйка вышла кормить козу и …
– Ааааа! Господи, бабушка, что с тобой?
Но холодное тело Марины Викторовны уже не отвечало….

28. Дорогая, давай убьем соседа! http://www.proza.ru/2019/01/30/500
Лариса Вер
История эта корешками уходит в наше студенчество.
Тогда мы жили в экспериментальном здании – в жилой блок входило две комнаты: на двоих и на четверых, и санузел. А кухня была общей на коридор. Но главное правило нашего института для заселения было продиктовано политикой! В двушку селили иностранцев, а в комнату на четверых – русских.
Наши чувства с Юрой были подвергнуты жестокой пытке холодом и безденежьем. Обниматься-целоваться на улице в ноябре холодно, в кино – денег нет, а в комнате на четверых – только в каникулы можно найти часок без толпы. О том, чтобы встретить вместе рассвет, мы не задумывались до третьего курса. Но стройотрядная жизнь свела нас в стоге сена. И вернувшись к учебе и общему житью, осознали, как нам отчаянно хочется обниматься и целоваться не тайком на лестнице. Решено: на зимние каникулы остаемся здесь, по домам не разъезжаемся! Мои однокомнатницы застряли тоже на все каникулы: не сдали сессию, будут зубрить и пересдавать. А вот у Юры все разлетелись. И мы предвкушали романтический вечерок у него в комнате. Соседями по блоку у ребят была семья поляков. Ох, до чего же чуднАя парочка! Даже увлечения у них были странные, мягко говоря...
Перед тем, как уехать в родную Варшаву, они попросили Юрку присмотреть за их «зоопарком».
– У вас кошка? – спросила я.
– Нет. Тараканы. Мадагаскарские.
Они широко распахнули дверь. В моем мозгу навсегда запечатлелась картинка: небольшой аквариум с подсветкой и внутри - свисающая с палочки гроздь коричневых тушек. Размером с палец взрослого человека. Я ощутила свой завтрак на языке. Правда, было уже ближе к вечеру…
– О! Сколько их? – осведомился мой любитель всякой живности.
– Дюжина, – гордо воскликнул Юзеф. Он попросил всего два раза за недельное отсутствие заглянуть к ним в комнату и кинуть в аквариум кусочек овоща или фрукта.
Ну, вот и вся моя романтика съежилась на все каникулы…. Нет, в первый вечер я еще бодрилась. А во второй Юре приспичило заглянуть в соседский аквариум. И он насчитал там 11 животных. А не двенадцать! Мой покой закончился. Я не могла сесть на стул, чтобы не осмотреть все складочки – вдруг сбежавшая тварь там спряталась. Я старалась подоткнуть щель под дверью к полякам старыми тряпками. Я подпрыгивала и визжала, если неожиданно упавший собственный локон щекотно проезжался по голой руке.
Юрке тоже стало уже совсем грустно: его девушка вроде бы и не динамит, но все время косит глазами во все углы сразу. Никакого боевого настроя не хватает!
И он меня обманул.
– Я убил сбежавшего соседа сапогом! Нашел, убил, выкинул в унитаз и смыл, - выпалил он на пятый вечер, когда я в очередном оцепенении сидела на его кровати, поджав ноги с пола.
 Затем наступила самая романтическая ночь за все каникулы!
Теперь мы уже двадцать лет женаты… Но, если у мужа возникает определенное настроение, а я «не догоняю», он предлагает на ушко: «Дорогая, хочешь я убью ради тебя соседа?» И мы спешно уходим из гостей, театра или из общества сыновей….

29. Легенды малой родины. Соломия http://www.proza.ru/2019/03/03/1387
Василина Гай
В густых предвесенних сумерках по дороге, проложенной неподалеку от небольшой деревеньки Новоуманки, проезжали розвальни в сопровождении двух верховых. Еще один оседланный жеребец был привязан к спинке саней.  Запряженная в сани кобылка заволновалась, почуяв запахи, донесшиеся со стороны деревни, но, заслышав свист кнута, рванулась вперед, мимо поворота на единственную улицу, растянувшуюся по берегу речки. В полном молчании процессия проехала по санной переправе. На другой стороне  дорога шла вдоль обрывистого берега. Проехав по ней с полверсты, возница притормозил.
- Здесь, пожалуй.
Оба всадника спешились. Возница вышел из саней, разминая ноги, и стал подтягивать упряжь. Его спутники откинули рядно, которым было прикрыто содержимое розвальней, вытащили на снег два тела.
- Мужик-то готов, уж коченеть начал. А девка еще мягкая. Не жива ли, часом? Проверить бы надо, тять.
Возница сердито оборвал сына:
- Тебе бы все девок лапать. Деревня близко, а ну как очнется да завизжит? Сымай валенки покуда. А ты, - обратился он ко второму, - пошарь в санях, вроде мужик лопату покупал.
Валенки были сняты, в санях нашлась новая штыковая лопата. Ею-то и ударили несчастную в грудь. Резко, сильно. Потом оба тела столкнули с обрывистого берега, прикрыли рядном оставшиеся в розвальнях тугие мешки и резвой рысью двинулись дальше.
Несмотря на сбивавшую дыхание боль в груди и холод, пробиравшийся к телу через шерстяные носки и набившийся в рукава старенького кожушка снег, сброшенная девушка боялась пошевелиться до тех пор, пока в  морозном воздухе слышался отдаляющийся скрип санных полозьев. Потом она со стоном перевернулась, на четвереньках доползла до своего спутника.
- Дядька! Дядька! Это я, Соломия! Вставайте, они уехали!  Деревня близко, пойдемте до тяти.
Человек, лежащий ничком, не пошевелился. Девушка перевернула его, стряхнула снег с лица и заплакала. Потом перекрестилась и медленно, пошатываясь, проваливаясь в снег, побрела в сторону деревни. Ей было и больно, и холодно, и страшно. Перед глазами то и дело вставали события последних суток.
Еще третьего дня на их двор въехал какой-то отцов знакомец. Направлялся он на базар в Хайбуллино, намереваясь купить семян и еще кое-что, нужное в хозяйстве. Привез им немудреные гостинцы от тетки – отцовой сестры, проживающей в Новогеоргиевке, да приглашение погостить у нее кому-либо из племянниц. Родители, рассудив промеж собой, решили отпустить Соломию. С гостем, оказавшимся теткиным соседом, было договорено: он ночует у них нынче и, коли понадобится, еще одну ночь, а за то свезет девушку к тетке.
Наутро дядька отправился на базар, вернулся далеко за полдень довольный: прикупил несколько мешков хороших семян и славную лопату. Беседуя с хозяином за чаем, рассказывал о ценах на зерно и табак, делился услышанными новостями:
- Стали на дорогах меж башкирских сел люди пропадать. Выехал человек да пропал, и домой не вернулся, и до соседнего села не доехал.
- Волки, может, шалят? Их нынче много стало.
- Волки сани и поклажу не едят. Не иначе, лиходеи какие завелись. У вас-то как, тихо?
- У нас за порядком мужики следят, что службу в Орском гарнизоне несут.
- Переменный состав?
- Он самый. Пока одни в гарнизоне, другие деревню охраняют. Потом сменяются. Вот потому к нам никакие лиходеи не суются.
- Дай Бог! Дай Бог!
Наутро после завтрака стали собираться.  Соломия все не могла придумать, куда бы положить узелок с вязанием. Боялась, что задремлет в пути и выронит наполовину связанный платок, клубок и спицы. Матушка присоветовала спрятать ценную ношу на груди под кожухом. И надежнее, и теплее будет.
Пока прособирались, солнце поднялось уже достаточно высоко. Искристый снег весело поскрипывал под полозьями саней, каурая кобылка бодро рысила по накатанной дороге. Вот скрылись из виду последние избы, вот показалась и уже осталась позади притихшая в ожидании весны березовая рощица. Из кустов, растущих на опушке,  выскочил крупный заяц и, как заполошный, кинулся через дорогу.
- Чего это он, дядька?
- Видно, лиса спугнула, вон какого стрекача дал.
- А долго ли еще ехать?
- Сейчас это поле объедем и в овраг спустимся. Потом на бугор подымемся, а за ним уж будет Петропавловка. Если заезжать в деревню не будем, к ночи до дома доберемся. Тетка-то, небось, заждалась.
Неспешно рассуждая, дядька направлял кобылку между сугробами, раскинувшимися по спуску в широкий овраг. Ни он, ни Соломия не заметили, что из-за оставленной позади рощицы наметом скачут за ними трое верховых. Оказавшись на дне оврага, возница спешился, чтобы лошадке легче было въехать на крутоватый подъем, и тут лишь увидел спешащих всадников.
- Вот и славно. Подсобят, если что.
Подъехавшие конники, обогнав сани, загородили проезд и быстро спешились. Один из них, молодой, с выбившимися из-под заломленной шапки русыми кудрями, схватил под узцы кобылку, двое стремительно шагнули к путникам. Соломия перевела взгляд с парня на бородатого мужика. Угрюмый незнакомец молча выхватил из-за пазухи обрез и ткнул дядьке в грудь.
- Дядь… - девушкин вскрик слился с глухим звуком выстрела и резкой болью в затылке. И все пропало.
Очнувшись, она не сразу поняла, где находится. Гудел ушибленный висок, было холодно, под боком ощущалась неровная поверхность, лицо щекотали какие-то пахнущие табаком и овчиной волоски. Осторожно приоткрыв глаз, Соломия увидела над собой темный полог, сквозь который едва пробивался свет. Рядом слышалось пофыркивание коней, потом раздались голоса:
- Может, тронем уже, тять?
- Рано еще. Пусть притемнеет посильнее, тогда мимо деревни и прошмыгнем.
- Жрать охота.
- Замолкни. Ступай, брата смени.
Заскрипел снег под быстрыми удаляющимися шагами. Через время кто-то неспешно подошел к саням.
- Как там?
- Тихо.
- Ну и ладно.
Сколько она так пролежала, Соломия не знала. Девушка боялась пошевелиться или выдать себя вздохом. Вспомнила о дядьке, о родных, уверенных в том, что дочь их подъезжает к дому тетушки. На глаза тут же навернулись слезы.
«Нельзя. Плакать нельзя. Услышат, поймут, что очнулась, добьют. Матушка, Пресвятая Богородица, прошу твоего небесного покровительства…»
Наконец, сани тронулись в путь. Соломия сначала слышала лишь скрип полозьев, потом до слуха стал долетать лай собак.  Он раздавался все ближе, девушка даже различила в собачьей разноголосице басовитый, с подвыванием голос Серка – старого сторожевого пса дядьки Ивана, живущего в крайней избе.
«Значит, деревня рядом. Свернут? Вряд ли. Может, вскочить, побежать, закричать? Рядно мешает. Быстро не вскочишь, запутаешься. Ноги от холода одеревенели. Далеко не убегу. Даже если и услышит кто, не успеют. Сани к реке спускаются. Теперь уж точно поздно. Куда ж меня везут? Матушка, Пречистая Богородица, не оставь меня…»
Вскоре сани остановились. Раздался уже знакомый голос:
- Здесь, пожалуй.
Морозным воздухом пахнуло на лицо, сильные руки подхватили девушку за руки и ноги и кинули на снег. Снова шаги, рядом швырнули что-то большое. Молодой голос, давеча просивший пораньше тронуться в путь, сказал:
 - Мужик-то готов, уж коченеть начал. А девка еще мягкая. Не жива ли, часом? Проверить бы надо, тять.
- Тебе бы все девок лапать. Деревня близко, а ну как очнется да завизжит? Сымай валенки покуда. А ты пошарь в санях, вроде мужик лопату покупал.
Сердце Соломии затрепетало: «Деревня близко! Может, еще спасемся? Дядька жив ли? Стреляли в него. Может, раненый только?  Выкинули из саней, значит, тут бросят. Валенки снимают. Да я и босая дойду! Только бы уехали. Матушка, заступница, спасибо тебе…»
Ее перевернули на спину, и тут же в груди разлилась нестерпимая боль. Из последних сил девушка сдержала готовый вырваться стон. Потом сильный толчок заставил тело покатиться по склону. Обрыв. Ужас падения. Мягкий сугроб смягчил удар. Что-то упало рядом.
Она боялась пошевелиться до тех пор, пока в  морозном воздухе слышался отдаляющийся скрип санных полозьев. Потом со стоном перевернулась, увидела рядом лежащего ничком отцова знакомца,  доползла до него.
- Дядька! Дядька! Это я, Соломия! Вставайте, они уехали!  Деревня близко, пойдемте до тяти.
Перевернув тяжелое тело, стерла не тающий на холодном лице снег, впервые за этот день горько заплакала. Потом поднялась, перекрестилась:
- Матушка, не оставь…
Была уже глубокая ночь, когда хозяйка крайней деревенской избы, услышала слабый стук в оконце. Суеверно крестясь, она растолкала мужа:
- Иван, стучит кто-то!
- Кто стучит? Серко никого на двор не пустит, лай подымет. Спи!
Но стук повторился снова. Иван накинул тулуп и вышел в сени.
- Кто там?
- Я, дядько Иван, Соломия. Помогите, Христа ради.
Отперев дверь, Иван подхватил упавшую на него девушку. Внеся еле живую племянницу в избу, где жена уже засветила лучину, он ахнул:
- Да откуда ж ты, босая-то?
- После допросишь, - сердито зашипела жена, пытавшаяся стянуть примерзшие к ногам шерстяные носки. Кожух снимай с нее, заледенела девка вся.
Иван размотал кушак, расстегнул застежки старенького тулупчика. На пол упал завернутый в тряпицу сверток. Его отшвырнули в сторону, продолжая освобождать сомлевшую девушку от настывшей одежи. Хозяин растирал самогоном девичьи ноги, хозяйка задрала рубаху, намереваясь растереть бедолаге верхнюю часть тела, и вскрикнула – на груди девушки чернел длинный след от мощного удара.
- Неладное вышло что-то. Я мужиков соберу, а ты ее растормоши. Брат вечор говорил, что отправил дочку со знакомцем до тетки в Новогеоргиевку. Еще до обеда уезжали. Не иначе, лиходеи перестрели.
Иван, схватив в охапку свой тулуп, выскочил на улицу.
Поднятый по тревоге отряд бойцов переменного состава настиг злодеев еще до свету. Те сначала пытались сказаться мирными поселянами, едущими домой с базара, но их притащили до Иванова двора, вывели бледную Соломию. Увидев ее, разбойники перестали отпираться, только угрюмый бородач резанул сыновей злобным взглядом. Суд и расправа были короткими.
С той поры в окрестностях деревни стало спокойно.

30. Пятно http://www.proza.ru/2019/03/17/873
Василина Гай
За окнами казенного дома бушевала декабрьская вьюга. Ее злобное заунывное завывание проникало сквозь толстые каменные стены. А может, это выла и билась встревоженной птицей совесть Николая?
Невысокий щуплый парнишка лежал на нарах, скрючившись под грубым одеялом. Он не чувствовал ни холода, ни жестких досок под боками. Только боль, беспокойная, изводящая душу, накатывающая горячими волнами воспоминаний, терзала его, не давая сомкнуть глаз.
***
Дед Николая приехал в оренбургские степи в конце девятнадцатого века. Вместе с другими мужиками строил новое село. Пришло для матушки России нелегкое время – оставил семью, дом, крепкое хозяйство и отправился служить. На фронтах Первой мировой заслужил три георгиевских креста. Стать полным кавалером не успел: случилась революция, воевать с германцем прекратили. Дед Степан вернулся домой, продолжил честно трудиться на благо своей семьи.
В селе его уважали. Отношение односельчан не изменилось даже тогда, когда настали такие времена, что про кресты, полученные на службе царю и Отечеству, стало небезопасно упоминать. А уж в своей семье Степан тем паче был примером для всех детей и внуков.
Отцу Николая, Ивану Степановичу, воевать довелось дважды. Сначала призвали его на Финскую. Не успели нарадоваться благополучному возвращению – фрицы полезли, и отца в августе сорок первого снова мобилизовали. Николаю в ту пору шел пятнадцатый год, но пришлось остаться за старшего мужика в семье.
Вместе с матерью он работал в колхозе. Рабочих рук не хватало, нужно было заменять ушедших на фронт мужиков, давать стране хлеб и мясо. Все это понимали, не роптали, хотя жили очень трудно. Самым большим испытанием оказалась не работа – в селе привыкли трудиться с мальства, а голод. Нет, не то, чтобы совсем было нечего есть: на трудодни давали и зерно, и картошку, да и свое хозяйство, хоть и небольшое, в каждом дворе держали, припасы на зиму делали. Но подросткам еды все время было мало.
 Отец иногда писал, что жив-здоров, крутит баранку своей машины и шлет привет всем односельчанам. Мать передавала приветы бабам, работавшим с ней в одной бригаде. Те делились своими. Вместе горевали над похоронками, вместе радовались добрым вестям.
В бригаде с матерью работала тетка Ольгуша. Замуж она вышла в соседний район, еще до войны. Когда началась война, осталась она с двухлетней дочкой и вернулась в родное село. Оставляя Марусю под присмотром старой матери, молодая женщина от зари до зари тянула лямку в колхозе. Работала и за себя, и за призванного в трудармию и сгинувшего где-то отца, и за пропавшего без вести брата Илью, и за младшего, семнадцатилетнего Ванечку, ушедшего на фронт добровольцем.
Когда вернулся к Ольгуше муж, бабы порадовались за нее, а некоторые завистливо вздохнули. Ох и хорош был Петр! Высокий, смуглый, кучерявый, с горячими темными глазами и крепкими руками, в которых горела всякая работа. Одна беда – в госпитале отняли ногу.
 Очень скоро Петр освоился в селе, сдружился с подростками, которые в нем души не чаяли. Многие из них, за два военных года истосковавшись по отцам, тянулись к одноногому фронтовику и слушали его, как слушали бы родного батьку.
Николай, самый старший из их ватаги, за дядьку Петра готов был в огонь и в воду. Деревенские дети сызмальства приучены слушать старших. Батьки умнее, всегда знают, как и что надо делать в любой ситуации. Петр тоже старший, хоть и не родной. Он вернулся с фронта, где сейчас еще бьют фашиста их отцы. Он отважно сражался и был ранен. Он – герой! Он взрослый и умный. Он сочувствует их матерям, которые надрываются на колхозных работах, а прокормить свои семьи не могут. Отцы оставили ребят за себя. Значит, ответственность за прокорм семьи ложится и на их плечи. Стыдно сидеть и ничего не делать, когда младшие хотят есть, а матери целый день то в поле, то на ферме. Надо добыть еду самим, тогда они смогут сказать, что оправдали отцовское доверие.

***
Прошел почти год. Вернулся уволенный по тяжелому ранению Иван Степанович, стал бригадиром полеводческой бригады.
Времена в колхозе были тяжелые. Мало того, что рабочих рук и техники не хватало, так еще завелись в селе злодеи, опустошающие погреба колхозников. Уже и в районную милицию писали, и сами с дозорами по ночам ходили – толку нет. Погребные воры, словно зная, когда и где их ждут, ни разу не попались в ловушку.
Но как веревочке ни виться, а конечек будет. Утянули злодеи у многодетной вдовы остатки капусты, прямо в бочке. Эту-то бочку, зарытую в навозную кучу почти по самую крышку, и обнаружили милиционеры при обыске в одном из сараев. Взяли в оборот хозяйку и сынков-погодков. Пацанята запирались недолго.
И понеслись по селу шепотки, ахи и вздохи. Они срастались в единый многоголосый гул, который выплеснулся на разбойников во время показательного суда, устроенного в колхозном клубе.
Народу в бывшей кулацкой избе было набито, как семечек в подсолнухе. Николай сидел на скамье рядом с дядькой Петром, боясь поднять глаза. Он кожей чувствовал волны ненависти, исходившие от зала. Если бы не часовой с винтовкой, разгневанные бабы разорвали бы их в клочья.
 Только раз, когда судья зачитывал приговор, Николай осмелился окинуть взглядом зал – понял, что этих людей, так ненавидящих его сейчас, но таких родных и добрых к нему прежде, он теперь не увидит долго. Может быть, никогда.
Притихшие сельчане сидели единой темной массой. Некоторые одобрительно кивали, кто-то грозил кулаком. Впереди, чуть в стороне от всех, сидели родственники подсудимых. Коротким взглядом охватил Николай и мать, горестно обхватившую голову, и побледневшую тетку Ольгушу с помертвелым лицом, и закаменевшего отца. В его ответном взгляде прочитал восемнадцатилетний преступник и боль, и горечь, и стыд, и возмущение.
Тогда он не выдержал, опустил глаза. Но и сейчас, лежа в темной камере в ожидании этапа, Николай видел перед собой этот прожигающий душу взгляд.
Никого из своей ватаги он больше не видел. Слышал, что дядьку Петра отправили отбывать наказание куда-то в башкирские лагеря. Куда делись остальные сбитые с толку мальчишки, не знал.
Измучившись, парень на короткое время забылся сном. Ему приснился дед Степан, в казачьей форме, со всеми своими крестами. Сидел он на коне,  сверху вниз глядел на непутевого внука, опозорившего честь семьи, а потом махнул рукой с шашкой, словно приглашая за собой, и поскакал на закат, откуда клубился, расползаясь по земле, темный туман.
Загромыхали запоры на обитой железом двери. Николай очнулся и вскочил на ноги. «Конец! Стыдно-то как! Перед дедовой памятью, перед отцом, перед всеми. Если бы вернуть, если бы очиститься…»
Его привели к какому-то усталому офицеру, не милиционеру, военному. Тот был краток: стране нужны воины, а Николай совершил преступление, которое можно смыть кровью. У него два пути: в тюрьму или на фронт. В первом случае он, скорее всего, останется жив, но и преступником останется до конца дней. Во втором случае высока вероятность гибели, но тогда его имя очистится и таким останется в памяти людской.
Сердце застучало в висках. Николай зажмурился и снова увидел увлекающего его вперед деда-орденоносца.

***
Он попал на 2-й Украинский фронт в феврале 1945-го, а уже в апреле был представлен к ордену Славы третьей степени. Вскоре был ранен. После Победы вернулся домой, счастливый, уверенный в том, что позор его смыт кровью, горящий желанием трудиться в родном селе и множить славу семьи.
Стал колхозным пастухом, по трое суток не слезал с коня, оберегая табуны от расплодившихся за военные годы волков. Взял в жены добрую работящую девушку Нюру, народил с ней троих детей.
Как-то по весне мужики выехали в степь ставить городьбу для отгонного табуна. С работой справились быстро. Сели перекусить, выпили по сто грамм. Слово за слово, разговор зашел о войне. Обычно они не любили о ней вспоминать, домашним своим мало что рассказывали, а тут одни мужики, большей частью хлебнувшие лиха на разных фронтах, да под водочку…
Николай был в той компании младшим. Он слушал других, вспоминая и свой страх, переживая заново последний бой, когда бросал он во вражескую траншею гранату, потом догонял убегавших фрицев. Он снова чувствовал запах пороха и чужого пота, ощущал на лице тепло брызнувшей на него крови убитого в рукопашной врага. Он снова видел ужас в глазах плененных им четырех немцев и ощущал боль в простреленной руке.
  Но когда он попытался рассказать об этом мужикам, рано поседевший Иван, принесший с фронта не только медаль «За отвагу» и такой же, как у Николая, орден Славы, но и осколки в легком, схватил его за грудки:
- Замолчь! Фронтовик нашелся! Вор ты, а не фронтовик! Пока мы в окопах мерзли, ты с Петром от наших детей куски отрывал.
- Я кровью смыл… - попытался возразить Николай, но удар в лицо заставил его замолчать.

***
Прошло много лет. Рано ушел из жизни горячий Иван: врачи побоялись вынимать осколок, засевший в опасной близости от сердца.  Другие фронтовики не затевали с Николаем споров. Но односельчане не простили его. Они не забыли его юношеского проступка. Ни орден, ни пролитая кровь, ни последующая достойная жизнь и награды за труд не стерли грязное пятно. Николай Иванович пользовался всеми причитающимися фронтовикам льготами. Его приглашали на собрания и митинги, дарили ему цветы и открытки, но это были лишь внешние знаки внимания.
Он терпеливо нес свой крест. Жил в родном селе, пока не овдовел. Потом перебрался к живущим в городе детям. Через несколько лет, при подготовке к очередной годовщине Победы, в городе появились яркие плакаты. На большом листе ветеран с орденами и медалями обнимал доверчиво прильнувшего к нему улыбающегося внука. Губы фронтовика напряженно сжаты, глаза из-под кустистых бровей настороженно смотрят вперед.
Один такой плакат кто-то привез в село. Односельчане, теперь уже дети фронтовиков, большая часть которых к той поре обрела вечный покой, узнали в суровом ветеране Николая Ивановича. И снова вспыхнула забытая было ненависть, и снова стали вспоминать, как в голодные военные годы Колька вместе с другими орудовал по погребам, обирая вдов и сирот.
О Петре мало кто помнил. Может потому, что после освобождения он не вернулся к жене и дочке, завел другую семью? Ольгуша, оставшаяся соломенной вдовой, замуж больше не выходила. Подняла Марусю, достойно дожила до конца своих дней в селе. Грязь к ней не пристала.

***
Николая Ивановича давно нет в живых. Его портрет школьники несут во время шествия Бессмертного полка. О нем, как о фронтовике, достойно трудившемся в послевоенные годы и своим трудом помогавшем колхозу подняться из военной нужды, рассказывает один из школьных стендов. Племянчатый праправнук, второклассник, выступая 9 мая перед съехавшимися из разных городов и весей земляками, с гордостью говорил: «Это прадедушка моей мамы. Он воевал за нашу Родину и защищал нас от фашистов. Я горжусь им и хочу быть на него похожим!»
Сидящая в зале дочь Ивана, бабушка пяти внуков, сморщилась при этих словах, но промолчала. Не захотела разочаровывать ребенка или все же признала право некогда оступившегося на прощение? Как вы думаете?

31. Бабская волюшка http://www.proza.ru/2019/03/19/1065
Владимир Печников
      По мотивам Древнейших Сказаний Руси...

      Про долюшку бабью уж давно всем известно стало, а я вам расскажу про волю-вольную, да про бабью волюшку.
      И поведаю я вам сейчас про дела далёкие временами стародавними окутанные. Да не историю расскажу, что из Торы потчуют, а то, что верно было и бывало, самую что ни наесть, из уст в уста переходящую быль русскую, но с бывальщиной. А уж так давно Быль та была, когда Времена людские только ещё зачиналися. Такие давнишние, будто колода позеленевшая.
      Тогда жили люди в степях на возах прямёхонько, на коих и добро нажитое держали. А где поставят возы те, там и деревня. А где сойдутся с возами родов множество – там и город. Народы-то тогдашние у речки костры палили и на них юшку рыбную готовили, молоко на створожину ставили, да на суръ на травах семенных приготовленную, силу дающую и надежду на будущее. Подобно перелётным птицам кочевали люди старинные, под открытым небом ночуя и в звёздных клубках путанных, разбираясь с умом великим. А как запоют на ночлеге бабы с возов бывалыча, что месяц ясный заслушивается, и даже звёздочки больше света отдают, словно извиняясь за недавно пройдённую Стужу Великую.

      Алёна-дуда, и где ты была?
      Коней стерегла… Чего выстерегла?
      Конёночка, жеребёночка.
      А где кони? За бугор ушли.
      А где бугор? Вода унесла.
      А где вода? Быки выпили.
      А где быки? За гору ушли.
      А где гора? Гуси выклевали.
      А где гуси? А траснеки ушли.
      А где траснеки? Девки выруби.
      А где девки? За мужья ушли.
      А где мужья? На войну ушли.

      Вот так поедят-попьют, скот накормят, попоют, а на Зорьке утренней дальше едут в другие места, где трава сочнее и вода чище, где цветов душистых больше. А и тогда не всё спокойно, да мирно было. Возникал, однако, и раздор со спорами, в родах приключающийся. Стали как-то роды праславянские по весне землю делить, где кому ночевать, где-кому скот гонять, мало им степи бескрайней той. Но поспорили горячо старейшины, поругались дюже в пух и прах, не идя ни на какое соглашение с примирением. Вот, никак только к Диду Ладу прийти не смогли и не схотели, ни в день какой, и даже в десятый, потому как спору тому не видно было ни конца ни краю бесконечному. Дед Углай, заглавный старейшина, да и тот никого не мирил, а только всех больше даже спорил, нагоняя тоску на мир окружающий. Долго ли, коротко ли дни те бежали, но спор хоть и шёл, а жить-то - как-то надобно.
     Вот и явилась, откель она взялась, баба одна, что Огудой называлась. Кто звал Ягодкой её, а кто - Ягинишной. Взбаламутила та Ягодка баб остальных, да стала их корить, на недоброе дело науськивать. Мол, чегой-то мы Бабы ждать должны, покуда мужики к Ладу придут, неужто мы сами его не приведём к нашему собственному благополучию? Недолго думали они, уж так их мужики со своими спорами и раздорами с драками достали до последней мочи. Наварили браги медовой с травами сонными и мужиков в ночь опоили. Как только те упились, то и стали совет бабы держать, но Огуду слушать более. И когда мужики пробудились к заре, мечей хватились сразу, а их нет-как нет ни единого. А бабы-то ходят вокруг с рогатинами, да пиками и на мужиков мечами ихними же и грозятся, смеясь от собственного удовольствия и рогачами в мужей тыкая.
      Ой, да туточки что твориться зачалося враз, когда Дед Углай на баб ругаться пошёл…- отведал тут же тех же рогачей с кочерёгами! И остальных супротивников полу мужеского схватили бабищи и побили плетьми жильными, да так, что пришлось мужикам тем аж за возы прятаться и в кусты убегать злостно покрикивая. Но даже после того, не дали бабы им проходу-продыху, а погнали гуртом на реку горшки мыть и коров доить, молоко на суръ ставить, на суръ, на створожину. Вот так и покорились вдруг мужики, что стали даже борщ варить, горюя по временам прошедшим, с печалью на них оглядываясь. Ох, непривычно было мужикам-то дело новое, несподручное… - спозаранку не успевают, а управляются токмо, когда солнце в полдень гулять пошло. Эх и ругалась на них Баба Огуда, заставляя опосля обеда шерсть чесать, нитку ткать, коров перегонять, идти на речку рыбу ловить, и много-много чего ещё нам неизвестного.
      Недолго зло Огуды дикое продолжалось, когда чуть ли не заплакали мужики слезами горючими. Достала в досталь работа та вредная, бабья проклятая, по самые печёнки влезшая, ведь нету с нею ни минуты покоя, ни отдыха, хоть какого-то. Невмоготу такое стало терпеть днями светлыми и ночами тёмными! Собрал всех мужиков Дед Углай и поднял пойти на баб войной великой, да за свою, да за свободушку! И пошли они с руками голыми на мечи, вострые, на пики пронзительные всё живое и трепещущее. Но и шли оне, да токмо с думками сокровенными, мол, не будут их бабы рубить-убивать, калечить враз. Ах, нет-как нет, не пожалели их бабы, свободушку степную почуяли, да во всю мочь бабью своих же и побили, не жалея ни сколечки! Некоторые мужики на месте прямо смерть свою приняли, а остальным ослабленным пришлось покориться бабам, кровушкой умывшись собственной. Деда-то Углая и вовсе осрамили на всю округу напоказ: порты с него сняли и перед строем мужиков водили долго до вечерней зорюшки. А потом и сдурели полностью совсем…- мечом на бугре ему голову напрочь отсекли.
      Ой ты, гой еси, степь широкая, степь привольная и раздольная! На кого же ты мужиков оставила, на кого горемык покинула? Вот и вам сейчас быль сию кажу, а украдочкой всё печалуюсь, за мужиков за тех грусть-тоску пережёвываю… Налетело вороньё бабское, осрамило гордость мужицкую не на день и не два скоротечные…- на лета многие, да на века!
      Боже, Яро Великий!
      В эту звёздную ночь
      Ты на землю являешься,
      Всё живущее – цвет, листва,
      И трава пробуждаются.
      Всё объемлет великая радость, -
      Зверя, птицу и стебель сочный.
      Тебя, Боже наш, нынче славим,
      Прийди, прийди в час полуночный!

      Только и слышно было в ночи весенней, с надеждой без радости всяческой. Но идут кони, шагом переступают, и бляхи звенят горестно, цепи громыхают, железо гудит и разносит по степи стон жалобный. То не пленники, не болезные, то мужики дошли до такого состояния, ослабленного не по воле своей, что спешат покорные к возу богатому и старой Бабе Яге неистово кланяются.
      За бугор ушла Ягодка, сгинула в ночь Огуда, а сидит-восседает на возу Ягинишна – Баба Яга. Отделились роды, где бабы верховодили от других племён, стали жить сами по себе, сами себя же и охранять по возможности. А ежели вздумается кому подурить, либо вспомнится, будто цыплят петуху не водить, мужику юбки не носить, так и бабам в штанах не ходить, а наденет какая – в плети её, то сам же тех плетей и получит вдосталь. А ежели кто заезжий ещё или из пленников учить вздумает, мол, чтоб бабы своё дело бабское исполняли, и на людях хвостом не крутили, то висеть его голове на палке вострой, глазницами в небо, для порядку устремлёнными.
      При Бабе Яге долго жили, но поначалу своих же били, а врагов прогнать плохо могли. Но лечит время древнее, по руслу реченьки, дорожке степной направляя, звёздочками, да месяцем ясным путь долгий подсвечивая. Сыновья со временем слабыми стали, немощными рождаться – в свет приходить, а дочки, те в самую силу вошли, не по дням – по часам восходящую. Баба Яга учила их своим премудростям тайным: звёзды угадывать, цветы полезные собирать, раны лечить, с птицами и зверями разговаривать, наконечники от стрел ядом наполнять и заметки ставить – какие отравленные для мужиков, а какие простые на зверя, для охоты на него. Красивое, но страшное было время, каждый выживал, как только мог. Погибали люди, да ни за что: за воду, за воздух, за траву, на всех тогда хватавших, но за место под солнцем лучшее, более выгодное при сравнении с соседским. Нападали и волки злые, а то ночью тёмной из густой травы налетят племена разбойные, - перережут глотки людские безжалостно, а скотину с собой уведут. Потом, со временем эти напавшие разживутся токмо, разленятся, а на них другие нападут и всех перебьют без разбору. Так и жили в степях ничьих, кто заявится хозяином, тот в скорости сам же и погибает.
      Бабы по началу токмо по краю степей кочевали, боясь ума набираясь. Ближе к лесу гоняли скот, а сами стереглись, да глядели в оба. Научились приёмам военным многим и всяческим, коих даже у мужиков никогда и не было. В ночь уходили скопом в лес, дабы в степи огня не разжигать и не спать уже под небом открытым, ставшим неприветливым. В лесу же копали яму глубокую, в ней печь делали, ставили котлы на неё и вечерю варили сытную. А как сварят, тут же костры гасили, да в бараньих шкурах спать укладывались. Сторожих оставляли для охраны спящих, чтобы степь слушали, а ежели недоброе услышат, чтоб всех потихоньку будили, - а оружие у каждого даже во сне рядом было в полном снаряжении. Так вот и жили-были наши Пращуры, - в степи уже особо не заживались, а к осени на основное место жилья ворочались, - подальше в леса тёмные, густые - дубовые. А чтоб враги пути не нашли, следы свои заметали, траву, побитую выпрямляли, следы конские засыпали и ногами утаптывали.
      Многие-многие лета такое продолжалось, пока дети полу мужеского совсем вырождаться на зачли. Стали бабы тогда без оглядки на Ягу и без разрешения всяческого с другими мужскими родами встречаться, да с ними постепенно и перемешиваться. От крови свежей степной вновь сыновья стали крепкими рождаться и сильными становиться, от коих бабы и получили свою же бабскую погибель вскорости и волю их попрали в конце-то-концов.
      Молодёжь новая не схотела старой карге - Бабе Яге подчиняться. Сговорились однажды в ночь тёмную и на баб напали! Бабу Огуду-Ягуду убили, а у остальных мечи отобрали, плетьми выпороли и опять детьми заниматься заставили, коров доить, молоко на суръ ставить, шерсть-волну сучить, да борщи сытные готовить. Юных девок за мужьёв отдали новой жизни обучаться, и чтобы были до скончания веков в повиновении. А старых тёщ убивать из жалости не стали, но сказали им, чтоб убирались на все времена из жизни общей в леса дремучие, на деревьях жить дабы тамочки. И пошла в степи жизнь обычная, которой и по сей день живём, богов славим и песни поём…

      Как во белых во берёзах
      Дух Стрибожий поднимался,
      Как во белых во берёзах
      Ветры буйные шумели, -
      То среди лесов весёлых
      Бог Ярило проходил.
      Слава богу весеннему – Яру,
      Кола Вешнего Открывателю,
      Слава жизни весёлой Подателю!
      Мы тебе, Боже, приносим
      Дар из цветов и мёда!

      А при бабах, точно вам говорю, - не было жизни никакой. Так, огорчение одно, да и только, коль жизнь текла без всякой на то узорчатости. Старая Баба Яга всех карала и всех морочила, так что никто не мог ей противиться и перечить хоть как-то. А при Дедах-Старостах и Родичах жизнь опять пошла вольная, - мужики с мечами ходили у пояса, а бабы мужей своих покорно слушались.
      За свой век властный, бабы ничего так и не придумали, не смогли, наверное. Так, если одну только БАНЮ! А Дедами Русь и поныне живёт, и здравствует!

32. Невероятные приключения в подземелье http://www.proza.ru/2019/03/01/2001
Владимир Печников
     Старинный рецепт гласит, что, мол, возьми обыкновенную дырку, да окружи её толщиной из чугуна или бронзы какой требуется, и ты получишь пушку. Примерно так и с адовым жизненным устройством, окружённым раскалёнными сковородками происходит. Найдётся умник такой, что напьётся однажды с быстротой достойной всяческого удивления и начнёт ведать окружающим обывателям с болтовнёй сказочной о чёртовых распорядках и почём душа стоит.  А мы верим, да в книжки записываем с интересом искренним, боясь к тому же, - вдруг правда.
     Долго лифт опускался в преисподнюю, хоть и летел живо, аж ком к горлу подкатился у Ванечки. Хмель стал даже выходить, а подзарядиться для дальнейшей смелости, стало быть нечем. Вдруг кабину дёрнуло, да затрясло, словно над ней парашют раскрылся. А в динамике голос удивительно похожий, как в метро, раздался:
     - Приёмная! Выходя из кабины не забывайте вещи… осторожно, двери закрываются.
     Сразу морем пахнуло с примесью серы. Жара такая вдруг образовалась, похлеще чем в Крыму, что захотелось нестерпимо раздеться, потому как пот ручьём побежал по спине, словно в парилке бани русской. Ваня одним глазом только увидел довольно обширную платформу, а на горизонте оной кучу людей. Но получив в бок, он провалился живо  в проём дверной, напротив. Почтарь исчез, словно испарился, а дверь прикрылась тут же за Ваниной спиной без всяких на то церемоний. Обдало прохладой…
     - Ух ты и тут кондёр всем заправляет, - подумал наш путешественник, с особым интересом разглядывая помещение.
     Кабинет дюже огромным показался, но особое впечатление произвел большущий стол из морёного дуба, уставленный по старинке телефонами, а за ним, тоже как в старь…
     - О боже! – воскликнул, не сдержавшись Иван.
     В уютном кресле сидела самая обыкновенная секретарша. Она, глядя в зеркало, с особым усердием, опиливала специальной пилкой шикарные рожки. Расположившись интересно на голове, они выглядывали сквозь фирменную причёску. А над столешницей, как бы извиняясь высовывался кокетливый хвостик, увешанный небольшими браслетиками, не иначе как из платины. Она хлопнула ресницами-веерами по щекам, отодвинула зеркало на край, и взявшись миниатюрным копытом за перо, стала усердно строчить в только что открытый журнал.
   Иван стоял, как вкопанный, не шевелясь хоть на миг. А секретарша, закончив процедуру, входившую в её обязанности, поправила очёчки в модной красной оправе на культурном носике пятачке, раскрыла ротик с симпатичными губками и…
     - Что стоите? Проходите… присаживайтесь на диванчик, я сейчас доложу начальству о вашем прибытии и очень скоро вернусь, - журчала она, словно весенний ручеёк, а стукнув хвостиком по плазме, висящей на стене, скрылась в ней же.
     Тут же включился телевизор, и Ваня с удивлением обратил на него вопросительно дрожащий взор. Что-то зашуршало, зашумело и на экране появилась огненная волна, с рёвом наступающая прямо на Ваню через экран. Наш турист вцепился мёртвой хваткой в кожу диванчика и через некоторое время почувствовал, что стал седеть.  Показали вдруг каменную яму среди этих волн подземного огненного океана. Громадный чертила в опояске из человеческой кожи раздувал меха адского горнила, докрасна накаливая здоровенные кривые клещи. А за столом сидел другой – низенького росточка, ласковый такой и добродушный чёртик с одним только рогом в клетчатой кепочке набок. Он любовно перебирал инструменты, источающие ужасные мотивы, где были и щипцы, и крючки, а так же плети просмолённые с другими приспособлениями, предназначенными для дальнейшего употребления в процессе истязания, попадающих сюда грешников.
     - Не надо! – дико закричал испытуемый.
     Чёртик подошёл, погладил грешника по головке, как родного сыночка:
     - Что вы, мил человек? Разве же я вам сделаю чего плохого? Вы сами себе уже давно всё сделали. И потом… что тут такого? Это мы так… балуемся. Ну-ну, не плачьте. Садитесь лучше вот сюда, где поудобней вам будет, на этот вот гвоздик, раскалённый до бела. Садитесь-садитесь, очищайте покамест совесть… Уж мы такие придумщики в ентом деле, - равных нет!
     - Душегубы, ироды проклятые!.. – уже стал корчиться через несколько мгновений мученик грешный, сидя на гвозде, а тем временем громила с превеликим удовольствием садистским отщипывал по маленькому кусочку от тела раскалёнными клещами.
     - Вот-вот, другое дело… Приятный звук от приятной наружности. Не то что это отвратительное -  «Не надо»! - потирал копыта ручонки миловидный чёртик. – В ентот радостный для всех присутствующих здесь лиц момент, я обычно лекцию небольшую читаю… Это так, для собственного, можно сказать, удовольствия. Ну так вот… Народ есть главная сила в общем мироустройстве людском и тратить её следует с разумной умеренностью, выделяя таких вот развратных типов. Мы же контролируем количество и распространение дерьма. А окромя методов устрашения, кои мы применяем с великим воодушевлением, но в то же время с огромной неохотой, ничего пока в нашем измерении не придумано. Ведь, как бы не был хорош, так называемый человек, низменные животные чувства будут дремать в нём до поры до времени в рамках воспитания и той среды, в которой находится. А рамки те и есть тот самый страх. Нет, мол, я не такой, скажет кто-то вроде тебя, но не сделает и не совершит греха так называемого токмо из-за страха предстоящей расплаты. Конечно, зависит многое от образования, которое в основной своей массе вуалирует дикие звериные инстинкты, но в определённой благоприятной среде они просыпаются вне всякого сомнения, - это закон. Есть и исключения, но очень мало. Мы, слава вселенной, по крайней мере, не ваши земные подонки, кои своих мужиков и баб без разбору предают, калечат и убивают лишь за денежную выгоду. А мы же только мучаем жалкую душонку вашу, чтобы другим неповадно было творить гадство и истребление всяческое.
     Ваня вздрогнул и почувствовал ужасное журчание внизу живота. В это время вошла секретарша и телевизор сам по себе выключился.
     - Что это вы цветом поменявшись, покамест меня тут не было? Аж почернели, а волосы наоборот белесым отдают?
     - Мне, как его… этого… уж очень честно в туалет по правде приспичило до самого потолку конторы вашей!
     - Хм… Да пжалста! – фыркнула стильная деваха и стукнула хвостиком по стене, где тотчас дверь образовалась и открылась тут же.
     Ваня влетел стрелой в туалетные апартаменты, бухнув с разбегу на роскошный унитаз, расписанный по Гжельскому подобию волшебной синью. Выдав месячную норму осадков невероятного испуга, наш герой стал осматриваться по сторонам.
     - Да уж… - пробурчал он, - не сортир, а Эрмитаж какой-то. Излишеств всяческих без мер!
     Действительно, в глаза сразу бросилась искусно выложенная дорогущая плитка с золотой окаёмкой, амурчики, стоящие по бокам каждой раковины для умывания, другие статуэтки и, конечно, удивительная лепнина на высоченном потолке. Ваня встал, совершил необходимые туалетные процедуры и тяжело подошёл к столику на гнутых ножках, на котором расположилась, пыша богатством, парфюмерия самых завидных брендов.
     - Стоп! – мелькнула мысль в больной башке от небывалого доселе, волнения. – Ведь вот же оно, моё спасение!
     Рука потянулась в середину столика и машинально выхватила оттуда флакон с самым дорогим французским одеколоном. Нацедив пахучей  жидкости в колпачок от шампуня, Ванюша зажмурился, выдохнул и опрокинул содержимое колпачка в пересохший от увиденного недавнего ужаса рот. Тут же запил всё это несказанное удовольствие водой из-под крана, закусил чуть-чуть из красивого тюбика зубной пасты, и стал медленно выходить, ощущая знакомое желанное жжение в пищеводе.
     Ещё каких-то несколько секунд, и он стоял уже, словно первоклассник перед офисным адовым планктоном и ничего с собой не мог поделать. Хоть и добавилось прелестной смелости в организме, переминался Ваня с ноги на ногу, как только мог.
     - Кротость, - сказала секретарша, - достоинство жертв, а вы тут гость приглашённый. Ни к чему мерзкие ничего не стоящие хитрости в стиле лизоблюдства, а потому ведите себя свободно, как решительная натура, не уподобляясь остальным представителям вашего людского семейства, которые в основной массе своей слабы и ничтожны. Впрочем, вы получите полное удовольствие в просмотре желанных вам картин в процессе головокружительных экскурсий.
     - Да. Но мне непонятно и не ясно… умопомрачительно, так сказать, от непривычной обстановки.
     Глаза секретарши потемнели, губы её, и без того припухлые, ярко расцвели и она от всей чертовской души рассмеялась:
     - Вот как?
     - Ага, так примерно… - только и оставалось ответить Ивану.
     - Ну что же… теперь я ваш гид. По высшему повелению мне запрещено задавать лишних вопросов, но следить за вами буду строго и, если что спрошу по всем здешним правилам.
     - Так-так… мои действия, ежели что?
     - Для начала не помешает вам рюмку другую коньячку с чудной икоркой дивного осетра отведать, в качестве встречной что ли от нашего гостеприимного стола.
     - Ого, - только и оставалось сказать Ване, кляня себя всеми виденными чертями в период прошедшего времени за тот французский одеколон с дорогой, но противной зубной пастой.
     В приёмную ворвался небольшого росточка чёрт с белым передником и нарукавниками. Он с быстротой молнии наладил на столе благоприятную обстановку для распития благородных спиртных напитков. Затем встал в стороне с полотенчиком на копыте, ожидая дальнейших указаний.
     Ваня немедля одну стопку за другой махнул, ни о чём не думая, ароматного коньяку без всяких там воздыханий и определения особенности скуса за много лет выдержанного напитка. Дюже нагло запихнул в рот полную ложку икры, кряхтя от доставленного удовольствия и: глаза забегали, сердечко заработало и некое спокойствие наступило вдруг.  В голове уравновесились мысли, что, мол, неплохо вроде и попал сюда, сейчас пару стопарей…  и фиг с ним – поминай, как звали!
     - Ну что же, - молвила секретарша, - вы, конечно, не напрасно посетили этот мир, приступим делу, так сказать, беспристрастно, чем сортир обслуживать.
     - Раз уж я сюда спустился, - понесло Ивана, коль коньяк подействовал уж дюже скоро на окрыление души, - знамо дело, всю жизнь мечтал я посмотреть, как наши люди тут живут, и терпят ваш чертовский беспредел.
     - Ух ты, нет проблем, - моргнула глазом деваха, удалив вмиг чёрта в переднике вместе с певчими. - Сейчас распоряжусь, чтобы прибыл кортеж для сопровождения в наш подземный кинозал. Уж поверьте, лучше на экране посмотреть, а то как бы худого не случилось, да зажариться   чтобы вдруг не пришлось.