Ирония в ЕО. 2. Роман как вызов читателям

См. начало здесь http://proza.ru/2023/10/30/1389. В первой части я определила два типа иронии (ирония притворства и ирония неопределенности) и процитировала исследование Ю.М. Лотмана (https://lit.wikireading.ru/393) об иронии в "Евгении Онегине".

В той же статье  Лотман пишет о том, что сама идея о возможности и сопоставлении разных точек зрения была новой  в пушкинское время в России.

Он объясняет, что до Пушкина в России были два  подхода к выражению точек зрения в художественном произведении. В произведении классицизма речь всегда идет  только  об истине и лжи. Автор и «хорошие» герои высказывают «истинную» точку зрения.  А «плохие» герои высказывают всегда «ложную» точку зрения. И, конечно, главный герой всегда был хорошим, высказывал правильную точку зрения.

А в романтическом произведении речь идет не об истине, а о авторе,  выражается его субъективная точка зрения. Как правило, автор выражает благородные намерения. В любом случае, читатель мог смело отождествлять себя с главным героем, и такое отождествление ему льстило.

Представьте себе, что читатель с ожиданиями увидеть один из двух канонических подходов к выражению истины в художественном произведении открывает только что напечатанную первую главу «Евгения Онегина». Что он видит? Сначала он видит ругательство «Когда же черт возьмет тебя» по отношению к больному дяде, от которого ждут наследства. И только потом он узнает, что это речь не автора, но его главного героя, который, однако,  является приятелем автора. 

Хорошо ли высказывать презрение к больному? А хорошо ли лицемерно изображать сочувствие ради денег, когда не испытываешь его? Пушкин не дает ответа. Иронично не только мышление, но и поведение героя. Ругая лицемерие, он едет к богатому дяде лицемерить.  Сопоставление противоположных взглядов есть, но авторского суждения — осуждения эгоизма героя, его готовности поступиться принципами нет.

Сравним это с отрывком из монолога Чацкого в «Горе от Ума»  (комедия распространялась в списках, когда Пушкин начал писать «Онегина»)

Кому нужда: тем спесь, лежи они в пыли,
А тем, кто выше, лесть как кружево плели.

Здесь тоже изобличается лицемерие. Здесь даже есть ирония, видимо: Чацкий говорит, что сейчас (в смысле, в 19 веке) такого уже не бывает. Навряд ли он так думает. Тем не менее, перед нами — романтический герой, который, в отличие от Онегина,  борется с лицемерием, за улучшение общества.

Ирония встречалась в русских художественных произведениях до «Онегина». (См. Ю.В. Манн. «Русская литература 19 века. Эпоха романтизма»).  Во всех случаях ирония носила комический характер, была иронией притворства: говорю одно, подразумеваю другое.  Такой же была и ирония Гоголя после Пушкина. Ирония Пушкина не была смешной.

Если в монологе Онегина о дяде и есть шутка, это  шутка не над Онегиным. Скорее, - над читателем.   Пушкин  бросает вызов  общему представлению о том, как и о чем надо и можно писать в романах.

Первые строфы романа демонстрируют Онегинскую собственную, парадоксальную иронию, разновидность иронии неопределенности (я писала об этом подробно здесь http://proza.ru/2023/03/25/499).

Читателю было лестно отождествлять себя с Чацким, но не с Онегиным. Читатель предпочел бы осудить  Онегина. Именно это и произошло.

Вот несколько примеров.
Д.В. Веневитинов:  1825
«Что такое Онегин?… этот герой поэмы Пушкина … шалун с умом, ветреник с сердцем, и ничего более»

И. Кириевский, 1828
„Эта пустота главного героя была, может быть, одною из причин пустоты содержания первых пяти глав романа; но форма повествования, вероятно, также к тому содействовала“.

А.А. Бестужев: 1825: «Первые 2 главы Онегина… это какой-то ненатуральный отвар 18-го века с байроновщиной».

П. Вяземский 1828, по про-чтении первых трёх глав: «“Евгений Онегин” хорош Пушкиным, но в качестве художественного произведения слабо».

В.К.  Кюхельбекер: 1825
 "Господина Онегина (иначе же нельзя его назвать) читал, - есть места живые, блистательные: но неужели это поэзия?»

К.Ф. Рылеев  1825 «Но Онегин, сужу по первой песне, ниже и Бахчисарайского фонтана, и Кавказского пленника».

Осознание иронии неоднозначности  как особенного взгляда на жизнь, видимо, пришло к публике уже через много лет после смерти Пушкина. И уже тогда люди смогли высказать свое отношение к ней. Прогрессисты по-прежнему презирали иронию: « Я не люблю иронии твоей. Оставь ее отжившим и нежившим, ,..» (Некрасов) Но и лагерь, противостоящий им (традиционалистов и националистов),  иронию не чествовал.

 Например, Блок считал иронию болезнью. У него есть статья, которая так и называется «Ирония». Блок высказывается об иронии очень красочно и эмоционально:
    • «Кричите им в уши, трясите их за плечи, называйте им дорогое имя, - ничто не поможет. Перед лицом проклятой иронии - все равно для них: добро и зло, ясное небо и вонючая яма, Беатриче Данте и Недотыкомка Сологуба».
    • «Какая же жизнь, какое творчество, какое дело может возникнуть среди людей, больных "иронией", древней болезнью, все более и более заразительной? Сам того не ведая, человек заражается ею; это - как укус упыря; человек сам становится кровопийцей, у него пухнут и наливаются кровью губы, белеет лицо, отрастают клыки»
    • «Достоевский не говорит прямого "нет" тому семинарскому нигилизму, который разбирает его. Он влюблен чуть ли не более всего в Свидригайлова".
      
Блок видит в иронии разрушение традиционной русской культуры, указывает на еврея Гейне, как источника этой заразы:
    • «И все мы, современные поэты, - у очага страшной заразы. Все мы пропитаны провокаторской иронией Гейне. Тою безмерною влюбленностью, которая для нас самих искажает лики наших икон, чернит сияющие ризы наших святынь.»

Он мог бы указать на источник поближе, в известном ему русском поэте, ровеснике Гейне,  таком А.С. Пушкине. Термин "провокаторская" очень подходит для иронии Пушкина в "Онегине".  Блок избегает прямых упреков Пушкину, однако.

Блок предлагает, как избавиться от болезни иронии:  отречься от индивидуализма. В этом «лежит спасение и от болезни "иронии", которая есть болезнь личности, болезнь "индивидуализма"... "До тех пор" (пока не отречемся от индивидуализма, МС)  "мы не застрахованы ни от каких болезней вечно зацветающего, но вечно бесплодного духа.»

Можно поспорить с Блоком насчет «бесплодного духа» Пушкина, Достоевского, Чехова. Но он попал точку с индивидуализмом. Роман «Евгений Онегин» - роман индивидуалистический, роман о свободном частном человеке, который отказывается присоединиться  к какому-нибудь из лагерей, от служения чему бы то ни было. Возможно, это - одна из причин, почему понимание и принятие этого романа так затруднено в русской культуре, где понятие высокого служения, борьбы за общее дело (как бы оно не понималось) так важно.