Число зверя

Адвоинженер: литературный дневник

Пока смотрел окно по голове пробежал Илон Маск.
Недавно опередил другого нестареющего миллиардера в списке списков - вездесущий, великий и ужасный, популярный как порнозвезда - шпагат, сияющая ангиной Ванга, оскароносный золотой Хум.


Тесла, подземный вакуумный трубопоезд на магнитной подушке, желанная смерть на Марсе, аккумуляторные батарейки, а теперь - женское исподнее. Реклама, большая мама и теория большого взрыва.


Наш мега-космонавт Рогозин по человечески симпатичней - мордатый, грубоватый - жаль небоскреб-офис, задуманный в виде ракеты сорвался. Вот если б получилось, летать было уже лишним - пришел на работу, а там скафандры, маски и перчатки - хотя они итак повсюду.


Поэтому трудно не поверить в чипизацию, задуманную Гейтсом, и дьявольский номер авторского свидетельства лучшее тому подтверждение. Наверняка и у Илона есть секреторная татуировка с числом зверя, разумеется, зашифрованная и замаскированная - он же Маск.


Оказывается, лучшая часть человечества подписала письмо ста пятидесяти, где мягко, в простодушно-завуалированной форме просят боевых снежинок чуть снизить накал толерантной цензуры. При этом называют виновником Трампа.
Так наш ЦК писал в письме закрытом - мы одобряем линию его.


Современная культура выбросила меня из себя давным давно. Пшел, собака!
Последний раз был в кинотеатре - правда, не своей волей, а в составе соседско-приятельской делегации - на Выжившем.
С того дня точка - пытался поставить еще на Матрице, не только капнула, но расплылась и превратилась в жирную кляксу Рошаха - снег, лошадь, а там... книжки без картинок, за которые полагается нобелевка или не знаю, Буккер.
Уж лучше золотой Хум - как-то спокойней.


А как хорошо начиналось - гласность, перестройка, "эти дела", еще чуть-чуть, и сорвали бы покровы окончательно - в два голоса среди молчания.


Две звезды, две светлых повести - выстрел и гробовщик.


***


Так жаль, наши дети совсем не знают поэзии, хотя - и тут наступает печальная пауза - все идет из семьи, в конце концов глубокомысленно изрекает Алла.
Ну да, волга впадает в Каспийское море, и вообще, все реки текут в море, но море не переполняется - к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь - очередной виток правильно-пристойного говорения с признанием уютной вины за легкий воспитательный недосмотр - мы же работали с утра и до утра, чтоб у них все было, после чего ностальгия растекается по временам, где приличные люди знали, боготворили и дышали одной поэзией. Или другой.


И что, разрешите узнать, это изменило - взгляд или угол, добавило ума или разбудило совесть - только ярлычок на костюме, когда-то рукопожатный, а ныне нелепый, архаичный, занудный. Или у возлюбивших поэзию жопа наружу не торчала - как бы не так, перла из всех щелей.


Банальности ушибают начисто, не всегда конечно,особенно когда настроишься на искренность, заинтересованность, понимание и соучастие - нет Каспийское море, серпом по яйцам.


Из жопы, не выдержал я, все идет из жопы - обычной, человеческой.
Неужели всерьез можно отрицать у детей всякую свободу, самостийность, самобытность, собственный артикул - доброхотное лицемерие, в лучшем случае приторно-деланный хорошизм, перекладывающий под маской умудренности личную ответственность - теперь за все в ответе семья или школа, родня, друзья или сослуживцы, сословие или страна в целом, но никто конкретно.
Мы меня проморгали, говорил райкинский персонаж.


Для многих, ладно, пусть некоторых, культура, есть процесс линейного наращивания пристойности - чтобы жопа была упрятана, заколочена и заперта на семь замков. Не видно жопы - уже культура.


Думаете рыдания по Цветаевой удел молоденьких и нанюханных - ошибаетесь, до сих пор хлюпают - она не смогла дальше жить потому что... - обязательно пафосным перечислением - революция, муж, сын, эмиграция, война, Елабуга, что-то еще - короче, из доступного доперестроечного, но благодаря связи с поэзией и трагической советской судьбой гения в целом, очень возвышенного. Духовность, хуле.


Савва, может не стоит такой отсебятиной вслух - у гениев свои причины, обычному человечеству неведомые - не нужно раскладывать на сахар и крупу, капусту или распашонки.
Куда там, тройка едет, народы расступаются, а фигура воспроизводится - Ахматова, Цветаева, Мандельштам и Пастернак - все умное и талантливое, живое и честное, лучшее и непонятое.


Серебряный век - слезы гнева, гроздья гнева, не забудем, не простим - и после смерти Его гробы отверзлись, и многие тела усопших святых воскресли, и, вышедши из гробов по воскресении его, вошли во святый град и явились многим.


Теперь горячий пафос встроен в органчик, более того, прикреплен к ярлыку - стопроцентная неполживость, не ошибешься. Хрен там, ровно наоборот - ложь самая настоящая, рафинированная - маска, я тебя знаю. И почему мы вместе не рыдаем.


Да, молодым, горячим можно и должно. Открывать, ужасаться, изумляться. Давать клятвы и говорить никогда. Доказывать другость, чураться несправедливости, гневаться на заскорузлых с и пытаться творить свое, но нам, убелено-умудренным, перед кем и зачем - чтобы признать проигрыш. Или выйгрыш.


Что мы, зная ужасы русского двадцатого - революции и гражданской, коллективизации и индустриализации, первых пятилеток, колхозов, раскулачивания, голода и войны, кроме пафосных обличений и кухонной антисоветчины, ядовитого сарказма или грубого пересмешничества, делали или сделали, поняли и осознали, повторили или воспротивились - такого, что делается именно на основании и с учетом названного, про или контра - встали грудью и поставили себя на карту, вынули правду и швырнули ее в лицо тирану, вернули, зажгли, воспламенили веру и восстановили истинное право. Может, круто изменили судьбу, совершили подвиг, спасли страну и наказали виновных. Присягнули или поклялись на священном законе не щадя живота своего, личным усилием под свою и только свою ответственность.


Ни-че-го. Абсолютно, кроме горячих, сладостно обжигающих нутро обвинений и упоения несобственной правотой - вырастили словно в оранжерее травму, раскрутили выше неба и гневно обвинили "систему", потом страну, предков, бывших авторитетов и упавших героев.
В этой стране жить нормальному человеку невозможно, поэтому срочно на выход - этот диагноз поставили мы - и нам, травмированным системой, здесь, если так и быть не отъехали, должно жить на особом счету, ведь остаться смогли лишь герои, моральные авторитеты, люди из особого сплава.
Как же, самоназначенцы - не более, но сладок вкус обиды, желанна правота, законно превосходство и трепетно чувство сопричастности с лучшими. Золотой купол.


Житейская мудрость, расчет и осторожность - худо-бедно приспособились с краешка, отгородились, чем бог послал, как-то доковыляли - с кого теперь спрашивать за не так, за то, что под лозунгом "как лучше" мы тормознули даже не попробовав пройти на полшага. За это нельзя судить, невозможно осуждать или морально унижать, но тогда и нам лучше в тряпочку - компромисс, конформизм, какая Цветаева.


Дети - а что дети, им не до этого - движутся вслед вещам и статусам, моде и мейнстриму, стандартам и фишкам. Как все не такие как все такой же конформизм, только в клеточку, поэтому не понимают посыла, не разделяют пафоса и не копируют стиль - фасончик чужой. Точка.


Мы были другими, мы были другими, мы были другими - Ом Ганешайя Намаха!



Другие статьи в литературном дневнике: