Неразборчивость

Галина Айзенштадт: литературный дневник

Наблюдая за действиями тех, кто называет себя правозащитниками, нельзя не заметить одну особенность - их неразборчивость. Они готовы "взять к себе" любого, кто критикует власть, ничуть не стесняясь тем, что этот персонаж еще недавно говорил о той же власти совершенно противоположное.
Более того, даже служил этой власти, как, к примеру, Илларионов.
Есть и парочка политологов - как Глеб Павловский, который многие годы обслуживал "интересы Кремля", и Белковский, активно участвовавший в различных избирательных кампаниях на стороне власти, в том числе, кстати, и на Украине.
О каких-то принципах и принципиальности речи нет:в ход идет всё, то бишь, все, кого можно использовать - выбор-то относительно не богатый. Посмотрите на правозащитников России, тех, кто годами критикует российскую власть. Это всё люди весьма преклонного возраста, во главе с "мафусаилом" Алексеевой.
Более молодые, типа Немцова, тоже уже не очень молоды:не за горами шестидесятилетие.
В Беларуси картина с так называемыми правозащитниками еще более пестрая. Здесь, в отличие от России, никогда прежде не было ни диссидентов, ни правозащитного движения. Поэтому в правозащитники записывали любого желающего.
Так им стал один своеобразный белорусский дед Щукин, невольно вызывающий в памяти образ деда Щукаря из "Поднятой целины".
Щукин, живший в глубинке Беларуси, был ярым коммунистом и одну каденцию - в начале 90-х - депутатом Верховного Совета республики. Его выступления там вызывали гомерический хохот оппозиции и журналистской публики, настолько они были железобетонными по своему идеологическому содержанию, так что против него тот же Зюганов мог считаться "душечкой-либералом".
Как же Щукин стал правозащитником? Лукашенко "разогнал" ВС, который пересидел все отпущенные ему сроки, и не хотел расходиться. Тогда президент издал указ о его роспуске и о создании двухпалатного парламента, в который Щукин не попал. А он уже привык ко всеобщему, пусть и своеобразному, вниманию.
И с таким же упорством, как он некогда защищал коммунистические идеалы, Щукин теперь отстаивал "новые ценности". И даже несколько раз побывал за это в "каталажке".
Отсидев "положенные сутки", дед Щукин первым делом шел в бюро радио "Свобода", чтобы у него взяли интервью. Писали о нем и оппозиционные газеты.
Так бывший "дубовый" коммунист, старый человек с большой седой бородой, стал известным белорусским правозащитником.
И не только. Из него даже сделали журналиста, и он, время от времени, пописывает статейки и публикует их на оппозиционных сайтах.
Щукин - человек прозрачный, все знают, кто он, кем был, и в общем-то он даже заслужил уважение, хотя бы своими отсидками в СИЗО.
Но Щукин-штучный "экземпляр", можно сказать, в определенном плане даже "положительный". По крайней мере, у него есть свои нравственные позиции и устои, как бы это не прозвучало, на первый взгляд, парадоксально, при его любви ко всеобщему вниманию. Но он и воспитан был на устойчивых идеалах, пусть они и были коммунистическими.
Однако правозащитное движение давно превратилось в выгодный бизнес. И дошлые люди поняли, что самый легкий способ получить западные гранты - создать некую организацию, вовлечь в нее как можно больше людей, начать выступать против "режима".
Так появился и "правозащитник" Понамарев, по годам близкий к Щукину, но в остальном его антипод. Он родом из небольшого городка под Минском. Его заметили, когда он начал писать комментарии под статьями, опубликованными на оппозиционных сайтах. Прежде всего, его просто дикую безграмотность.
Но зато он критиковал власть, и даже удосужился выпускать какой-то листок с критикой местной власти. И организация "независимых журналистов" даже приняла его в свои ряды, называя этого человека журналистом и правозащитником.
Позже выяснилось, что он не имеет никакого отношения к Беларуси, если не считать, что женился в маленьком белорусском городке, и много лет отсидел в тюрьме за убийство человека.
Местные власти подали в суд на выпускаемый им листок за клевету, и Понамарев сбежал в Польшу.
Оппозиционные СМИ тут же сделали его политическим беженцем, преследуемого за свои политические убеждения. Однако Польша политическое убежище ему не предоставила, а дала статус беженца.
Беженец устроился подработать к выходцу из Беларуси, а когда тот вовремя не заплатил ему, сжег его дачу. Теперь "правозащитника" ожидает суд, и оппозиционные СМИ больше о нем не вспоминают. Не думаю, что им стыдно за такого "правозащитника", просто он уже свое отыграл и больше не нужен.
А в Минске сейчас судят более молодого "правозащитника" - Бондаренко. Бывший бизнесмен, он ранее отсидел несколько лет в тюрьме за мошенничество.
Выйдя на свободу, объявил, что создал правозащитную организацию. Она не зарегистрирована, но тем не менее, журналисты-оппозиционеры называют Бондаренко правозащитником.
За что же его судят на этот раз? Будучи пьяным, он избил соседку и ее мать.
Оказывается, он вообще пристрастен к алкоголю, и более известен этой своей особенностью, чем своей правозащитной деятельностью.
Удастся ли оппозиционерам раскрутить из него "политического заключенного"? Или уже "достаточно" тех, кто более подходит под такой критерий?
И как можно уважать такое движение, в которое включают любого, только за то, что тот готов объявить себя борцом с этим "преступным режимом" - Путина и Лукашенко?
Впрочем, им достаточно того, что они сами себя "уважают".





.












Другие статьи в литературном дневнике: