Дмитрий Быков о России

Игорь Гарин: литературный дневник

У нас к оппозиции относятся как к врагу.
Консенсус в России бывает только на кладбище.
В России лгут даже самые лучшие люди.
Переживет ли Россия нынешнюю стадию растления — большой вопрос.
В сегодняшней России к рычагам допущены люди, родившиеся на рубеже семидесятых-восьмидесятых и формировавшиеся в нулевых, и профессионализма им взять негде.
Я вообще за то, чтобы родиной называли страну, с которой совпадаешь по взглядам.
Россия предлагает миру вместо жизни непрерывное выяснение отношений и мучительство. Когда читаешь русский Фейсбук, возникает ощущение, что попал в голову тяжелобольного.
Все мы солдаты Путина, и все пойдем, куда он скажет, и будем не виноваты, потому что так сказала Родина, или Путин, а это одно и то же
Совесть — функция от ума. И пока в России самый умный будет самым бедным, а качественному образованию будут предпочитать идейное — у нас будет расти количество бессовестных.
Дураки могут быть сколь угодно патриотичны, но пользы для Родины от этого ноль.
Сталин принял Россию страной с высочайшим интеллектуальным потенциалом, с лучшей в мире культурой, с фантастическим энтузиазмом масс… Сталин 30 лет превращал Россию в скучнейшую и гнуснейшую страну мира — страну, в которой пятилетняя военная пауза, со всеми кошмарами войны, воспринималась как глоток свежего воздуха…
Разговоры о российской духовности, исключительности и суверенности означают на самом деле, что Россия — бросовая страна с безнадежным населением. Глубокая уверенность в некачественности, неисправимости, исторической потерянности этого населения вообще свойственна спецслужбам с их демоническим презрением к гражданам. И надо сказать, основания для такого презрения мы им действительно даем, так и не выучившись эффективно противостоять их немудрящим разводкам. Большая часть российского населения ни к чему не способна, перевоспитывать ее бессмысленно, она ничего не умеет и работать не хочет. Российское население неэффективно. Надо дать ему возможность спокойно спиться или вымереть от старости, пичкая соответствующими зрелищами.
Они своего добились — дураки составляют большинство. Я никогда еще не жил в обществе, где дураки составляют большинство.
Большая часть российского населения ни к чему не способна, перевоспитывать ее бессмысленно, она ничего не умеет и работать не хочет. Российское население неэффективно. Надо дать ему возможность спокойно спиться или вымереть от старости, пичкая соответствующими зрелищами.
Такой пропаганды войны, которая ведется сейчас, Россия во времена холодной войны не знала… сегодня жажда войны это добродетель, жажда мира это пацифизм и трусость. Россия воинствующая страна, она умеет воевать. На миру смерть красна. Достойны мужчины два занятия: быть волхвом или воином. А лучше в одном.
Неприкрытый расизм. Открытый оголтелый антисемитизм. Полная ксенофобия в отношении всей Европы. Пожалуйста, вам — Гейропа. То есть, в Европе кроме гомосексуализма нет уже вообще никаких ценностей. Сталин простите, говорил, что Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остается. Сегодня весь немецкий народ Гейропа во главе с Ангелой Меркель.
Такой имперской пропаганды, не просто имперской, такой ксенофобии, такой оголтелой ненависти не было в России никогда.
Разговоры о российской духовности, исключительности и суверенности означают на самом деле, что Россия — бросовая страна с безнадежным населением. Большая часть российского населения ни к чему не способна, перевоспитывать ее бессмысленно, она ничего не умеет и работать не хочет. Российское население неэффективно. Надо дать ему возможность спокойно спиться или вымереть от старости, пичкая соответствующими зрелищами.
Чем хуже мы живем, тем лучше становимся — это вечная такая русская матрица, очень распространенная: убеждение, что дискомфорт делает нас умнее, добрее; что чем охотнее мы умираем за что-нибудь, тем легче правительству. Ну, действительно, померло некоторое количество народу — тем легче будет обеспечить остальных.
В России, вообще в любых закрытых системах, есть два способа руководить. Один — это смертная казнь за все, включая безбилетный проезд. Другой — коррупция. Закрытая тоталитарная система не предполагает нравственных мотиваций. Александр Житинский, царствие ему небесное, сказал: «Нам неведом другой стимул, кроме страха». Наша система этики основана на страхе.
Главная беда России, что государство и народ здесь живут в абсолютно разных не пересекающихся системах. В этом и главная проблема России. У нее нет никакого целеполагания, нет устойчивого развития, потому что народ занят выживанием, государство — его вымариванием, и никакого общего пути у них нет, нет ни одной общей цели.
Страна давно переживает что-то вроде рака души. Этот рак — идея национальной исключительности, в совокупности с внешней агрессией.
Я уповаю на то, что большая часть населения России повторяет навязанные мантры, не веря в них.
Недоверие народа государству и существование отдельное от государства это довольно порочная практика. Потому что это как правильно совершенно сказал недавно Искандер, приводит к ситуации взаимной безответственности народа и власти. Потому что народ где-то там живет сам по себе, что-то повторяет, чтобы его не трогали, покорно голосует и живет своей жизнью. Ворует когда дают воровать. Предает, когда дают предавать. В общем, мы же знаем, как у нас предают власти.
Эти люди привыкли к тому, что их ненависть хорошо поощряется. А когда это закончится, ну что же, нельзя же от них требовать высоких мотиваций.
Ставка на худшее безусловно делается. Это ставка опасная. Потому что ставка на худших это всегда ставка на предателей. У этих людей нет с их мотивацией, ребята, они от вас первыми побегут, вот в чем дело-то. Они вас же и предадут.
Климат в России портился давно, Соловьев и Киселев деградировали неуклонно, и вообще всё логично. Так же, как и явственно рисующийся финал всей этой авантюры: при мягком финале которой Россия разорится, а при жестком — распадется. Подумаешь. Все умрем, а так хоть повеселимся. Ощутим себя великой державой, способной наплевать в суп кому угодно.
В России была полусвобода. Сейчас в ней полноценный, кафкианский, невероятно гротескный абсурд.
Оппозиция либо сидит под домашним арестом, либо разъезжается.
Невозможно сомневаться, что революция в России будет, и дай бог, чтобы бескровная: все другие варианты развития заблокированы, а кризис уже идет полным ходом, и неизбежная, многократно предсказанная внешняя экспансия не может надолго от него отвлечь. Напротив, она же еще и сдетонирует.
Зашкаливающий рейтинг власти никого не должен обманывать. Как бы нам только не попасть после этого в кратковременную, но полноценную диктатуру, случающуюся в России после переворотов. Когда и верхи очень могут, и низы страстно хотят, а в результате всех без суда кончают.
Зазор между «хочу» и «делаю» в российском обществе больше, чем в любом другом. Может быть, это хорошо, потому что если бы наше общество делало всё, что оно хочет, оно бы перестало существовать на следующий день. День открытых убийств начался бы немедленно.
Cилы, которые сейчас стоят во главе России, ради того, чтобы удержать свою власть и исключить любую альтернативу, дотолкали уже страну до необратимой катастрофы, — и сейчас задача в том, чтобы после этой катастрофы не потерять страну.
Cтрана встала на безальтернативный катастрофический путь. Думать надо о том, как ее уберечь после этого: не допустить раскола, не допустить массового отъезда элиты за рубеж, не допустить захвата власти какими-нибудь новыми «ленинцами», которые уже пищат по-разному.
Всегда, когда кто-то держит Бога за бороду, Бог очень скоро доказывает обратное.
Пропаганда, озвученная людьми, не слишком в нее верящими, приводит к краху.
Пропаганда переходит на визг и любой ропот приравнивается к измене Родине. Давно замечено, что военный психоз становится идеальным, а часто единственным способом отвлечься от внутренних проблем… А поскольку никакого иного способа вечно удерживать власть и дурить страну не просматривается — война становится насущной необходимостью.
Если дело дойдет до мировой войны, у России хорошие шансы: жизнь большинства достигла такого качества, что стала уже практически недорога.
Зазор между «хочу» и «делаю» в российском обществе больше, чем в любом другом. Может быть, это хорошо, потому что если бы наше общество делало всё, что оно хочет, оно бы перестало существовать на следующий день. День открытых убийств начался бы немедленно.
Россиянам нужно опьянение. И чем опьяняться — неважно. Это может быть коньяк, а может — бормотуха; могут быть якобы элитарные, умственные рассуждения о конспирологии либо геополитике, а могут — обычные науськивания на жидов и хохлов. Каждому по способностям. Но потребность одна — напиться; потому что очень уж сильна тоска от безвременья.
Россия после Серебряного века и после, может быть, культуры 70-х — после Трифонова и Петрушевской, — ничего исключительного в духовную жизнь человечества не внесла. Театр был довольно провинциален, кинематограф никаков.
Путинцы хотят продемонстрировать Москве и всему миру свою тухлятину, швыряясь ею в тех, кто действительно против войны. Против сожжений, расстрелов и тотального вранья… Их угрозы — истерическая реакция людей, зашедших в тупик и обнаруживших, что народный энтузиазм по этому поводу сильно преувеличен.
Патриотический угар не есть проявление искренней веры.
Россия стагнирует очень быстро. Вся проблема в качестве населения. Качество населения резко испортилось, его испортили сознательно и намеренно.
Всё нельзя, всё очень затхло, всем заткнули рот носками.
До какой степени дошло разложение в Кремле, мы пока не знаем.
Мы задаем новый мировой порядок, о чем мы говорим постоянно, точнее я бы сказал: новый мировой беспорядок, полное отсутствие мирового порядка — так нам хочется.
Никаких источников кроме войны, никаких источников кроме легитимности не осталось: закона нет, политики нет, развития нет, есть захват… Никаких источников, кроме войны.
Мы загнали себя в ситуацию, когда сохранение России возможно лишь ценой сохранения Путина, а сохранение Путина возможно лишь ценой новых и новых внешних экспансионистских шагов… Остался один Владимир Путин — гвоздь, на котором висит Россия.
Поскольку вероятный противник — это все окружающее пространство, разумеется, все иностранные языки являются языками вероятного противника.
Когда страна живет вне истории, тогда все очень печально.
Литературы почти не осталось. Потому что в сероводороде цветы не цветут.
При первых признаках какой-никакой, как теперь называется, волатильности, все бегут закупать соль и спички; и это невозможно выбить из россиянина никакими кредитами, никакими поездками в Турцию, никаким хамством на курортах, где мы уже чувствуем себя хозяевами жизни. Сейчас многие пишут: русские должны стать нацией господ. Но эта нация господ при первых сотрясениях бежит закупать еду и менять доллары.
У России нет никакого целеполагания, нет устойчивого развития, потому что народ занят выживанием, государство — его вымариванием, и никакого общего пути у них нет, нет ни одной общей цели.
Общенациональная депрессия достигла очень большой глубины. Люди страшно подавлены. Это, может быть, они как-то просыпаются, может быть, начнут как-то ворочать мозгами.
У нас два состояния: энтузиазм и тошнота, то есть хмель и похмелье.
Власть искренне думает, что сила — это всех топтать до победного, тогда зауважают.
Мы напрасно думаем, что это проявление глупости — все эти запретительные законы. Это проявление тончайшей интуиции власти, потому что прекрасно эта власть понимает, что при усилении интеллектуальной активности, интеллектуальной деятельности, при появлении хоть какой-то независимой прессы, при появлении хоть какого-то интеллектуального поколения, хотя бы интеллектуальной атмосферы устаревшие политические «ноу-хау» покажут всю свою обветшалость и станет понятно, что эта политическая система при умном избирателе, при умном населении функционировать не может. Значит, она заботится о своей пролонгации. Она для этого очень тонкими, очень умными приемами насаждает в обществе ощущение идиотизма, ощущение нарастающего идиотизма.
Вот подтачивает болезнь это могучее единое целое, единое тело. Так строится русская жизнь, что она обязана раскалываться. А почему? А потому что нет вещей, которые бы людей объединяли поверх всех различий. Революционная идея иссякла, а в остальном — каждый сам по себе.
Весь Шукшин — об утрате цельности… Весь Шукшин — о страшной лжи той системы, которая лишает людей общности, которая лишает их общих ценностей и может удержать их только страшным бюрократическим давлением, только страшным давлением власти…
Надо успеть умереть, пока еще жива твоя страна.
У нас все дискуссии всегда кончаются: «Расстрелять!»
Сталин принял Россию страной с высочайшим интеллектуальным потенциалом, с лучшей в мире культурой, с фантастическим энтузиазмом масс. Сталин 30 лет превращал Россию в скучнейшую и гнуснейшую страну мира — страну, в которой пятилетняя военная пауза, со всеми кошмарами войны, воспринималась как глоток свежего воздуха.
Российский народ охотно идет вслед за любым вождем, лишь бы не думать самому.
Можно только ужасаться тому, что сейчас происходит на Донбассе, и думать о масштабах расплаты, национальной в том числе. А масштабы этой расплаты могут оказаться чудовищными. Мы не представляем их себе, потому что для кого-то отрезвление будет очень горьким, это будет просто трагедия. Ну а кому-то придется отвечать за всё это вполне серьезно. Потому что всё хорошее, что могло быть сделано в российской истории, могло или не было сделано, все надежды, все иллюзии были крест-накрест перечёркнуты сначала Крымом… Потому что именно Крым — начало Донбасса… Конечно, Крым — это начало Донбасса, это первый этап, первая ступень ракеты. Мне совершенно очевидно, что и Донбасс тоже будет впоследствии очень мрачной вехой в истории нашего развития…
С одной стороны, конечно, хорошо, что всё стало видно и наглядно, а с другой — вот такой образ Русского мира, который мы увидели, долго еще нам будет являться в страшных снах.
Сегодня скомпрометировано всё, включая русскую идею. Первый признак конца империи — это когда в ней не бывает праздников; последняя волна всенародного счастья была тут, кажется, связана с захватом Крыма, который осмеливались сравнивать даже с полетом Гагарина, — но праздник, на котором половина населения стыдливо опускает глаза, уже не может называться праздником. С тех пор были испакощены последние общие символы и праздники... Чего вы стараетесь, ребята, кого хотите обмануть? Всё кончено.
Путин обеспечивает стране сравнительно комфортное разложение, и за то, чтобы продлить этот комфорт, страна готова платить дорого. Собственно, ей и платить уже нечем. От нее потребовались бы слишком большие усилия, чтобы переломить тренд. Сейчас она ориентирована на деградацию, на выпихивание (слава Богу, не на физическое уничтожение) несогласных и на медленное разложение. Все другие варианты представляются ей слишком кровавыми и вдобавок хлопотными.
Между ужасным концом и ужасом без конца мы будем снова и снова выбирать ужас, и Путин будет править пожизненно.
Обидно одно: в этом полумертвом состоянии действительно нет ни хорошего выбора, ни хорошего поступка. Путин и его присные сделали все, чтобы любая модель поведения воспринималась тут как отвратительная.
Смешно говорить об импотенции западнической интеллигенции. В конце концов, все, благодаря чему Россия сегодня существует, благодаря чему она не погибла в коллапсе в восьмидесятые годы, — это сделано в девяностые, сделано во многом неправыми, во многом противными, где-то даже отвратительными, но все-таки людьми девяностых.
А вот с тех пор — двадцать лет уже — в полном распоряжении так называемых национально-ориентированных мыслителей. Ну и что они предложили, кроме реставрированной квазимонархии, запретов, безсудных арестов, полной ликвидации судебной системы, полной ликвидации внешней политики и так далее? Что они сделали? Где ваше поднятие с колен? Двадцать лет у вас было. Вы все ругаете либералов, которые правили даже не десять лет, а меньше, потому что уже в 93-м году никаких либералов и близко не было, а был Черномырдин, а это совершенно другое явление (ну, с 95-го точно). А что вы-то сделали? У вас была возможность всю страну удивить великими идеями, великими свершениями. Ну, кроме того, что вы отхватили Крым и страшно испортили жизнь на Донбассе и в Луганске, что вы сделали-то?
Кому вы здесь облегчили существование? Себе разве что, да и то не совсем. Страшно изгадили атмосферу в стране и погрузили ее в дикую архаику, абсолютно лишили проекта будущего, страшно растлили, развратили ее. Аморальность дикая, взаимное доносительство, колоссальное взаимное озлобление, имитация политики по всем направлениям, ни единого внятного проекта — ничего! И вы будете тут говорить про русскую либеральную интеллигенцию? Да вы недостойны ей шнурки завязывать, этой русской либеральной интеллигенции, потому что все, что вы можете предложить вы — это очередное истребление несогласных. Хорошо, а что вы будете делать, когда истребите друг друга? Вот о чем разговор.
Евразийство — это русский фашизм... Евразийство — это невроз, реакция на травму «все потеряно».
Это, пожалуй, сегодня главное российское ноу-хау — стать во всех отношениях хуже противника, превзойти его в зверстве, коварстве и наглости. Это сугубо криминальные представления, ибо в мире паханата, очень может быть, действительно побеждает тот, кто хуже. Но это представления подземного мира, мира с перевернутой этикой, и именно заставить весь мир жить по этим законам пытаются сегодня идеологи российского общества. Никакому Сталину это не снилось — может быть, именно потому, что у него-то криминальный опыт как раз был. И он лично убедился в тупиковости этого пути.
На выходе не может быть ни легального преемника, ни мягкой смены власти, ни даже масштабной внешней войны. На выходе смута. Эта смута — не только на улицах, но и в головах, и в самой цитадели власти — как раз и есть главный фон происходящего, и будет ли она ждать шесть лет, чтобы хлестануть наружу, — главный вопрос.
Безоговорочно плохо то, что страна потратила 20 лет не на поступательное развитие, а на откат назад; что вместо реставрации плохого СССР она во многом реставрировала досоветский монархизм, досоветский национализм и досоветскую государственную религиозность; что вместо научного, культурного и социального прорыва увидела существенную деградацию, затронувшую почти все сферы ее жизни. Безоговорочно плохи массовые (именно массовые) репрессии, попрание Конституции, ликвидация суда, всевластие карательных органов, искусственный раскол страны на непримиримых крымнашистов и столь же непримиримых оппозиционеров. Безоговорочно плохо моральное растление, глубокая порча (дословный перевод слова corruption), запредельный уровень государственной лжи, цинизма и воровства. Всё это проекция личности Путина, отзеркаливание его черт, неизбежное при авторитарном правлении — как коллективная паранойя при Сталине или коллективный сонный маразм при Брежневе.



Другие статьи в литературном дневнике: