Про М. А. Булгакова и нашу жизнь. 3.Александр Данилович Шиндель. ПЯТОЕ ИЗМЕРЕНИЕ". Глава 4. Попытайтесь припомнить, попадался ли вам когда-нибудь в руки какой-нибудь другой роман, в котором главный герой впервые появляется едва ли не в середине. Ну, пусть не совсем в середине. Пусть в главе тринадцатой. Вы целиком захвачены происходящим, вы видите толпу персонажей - тут и редактор с поэтом, и нечистая сила, тут уже намечается возмущение спокойствия в государственной сфере, представленной мощной организацией МАССОЛИТ (по нашему, по простому, Союз писателей), за которой могучими очертаниями встаёт сама Белокаменная - символ государства, - короче говоря, такая началась заварушка, что дух перевести некогда, - и всё это, оказывается, без главного героя!.. Чтобы герой вдруг, совершенно неожиданно объявился и чтобы при этом не обнаруживался какой-нибудь композиционный дефект? Нелогично! Конечно, нелогично, если иметь в виду законы композиции, действующие в прозаических жанрах. Но дело в том, что роман построен по законам композиции не прозы, а драматургии. В литературе сколько угодно случаев, когда один и тот же писатель пишет и прозу, и драматургию. Но, переключаясь с одного вида литературы на другой, он, как правило, меняет и "набор инструментов". А тут этого не произошло. Потому что в данном случае речь идёт не о литературной технике и даже не о понимании тех или иных законов жанра, а о природных особенностях авторского мироощущения. О формах, в которых это мироощущение выражалось. Познавать миропорядок можно по-разному. Можно - умозрительно, через систему абстракций и символов, объединенных в концепции с помощью строгих логических переходов. Такова философия. Можно - через систему графической или словесной образности, - таковы живопись и литература. Но можно воспринимать мироздание, как сложнейшую архитектурную модель, как систему объёмов: можно воспринимать мир внутренним осязанием, как богатейшую гамму пространственных вариаций. Самую простую модель такого, пространственного, видения мира представляет собой, как ни странно,обыкновенная театральная сцена. Возможность видеть всё происходящее в заданном объёме, способность использовать глубину пространства для решения не только изобразительных, но и философских задач, очевидно, как-то по-своему была открыта и прочувствована Булгаковым и, судя по всему, серьезно его занимала. Настолько серьезно, что эту, в общем-то чисто техническую подробность он внес в "Театральный роман": "... Тут мне начало казаться по вечерам, что из белой страницы выступает что-то цветное. Присматриваясь, щурясь, я убедился в том, что это картинка. И, более того, что картинка эта не плоская, а трехмерная. Как бы коробочка, и в ней сквозь строчки видно: горит свет и движутся в ней те самые фигурки, что описаны в романе". А вот глобус Воланда: "- Вот, например, видите этот кусок земли, бок которого моет океан? Смотрите, вот он наливается огнем, там началась война. Если вы приблизите глаза, вы увидите и детали. Маргарита наклонилась к глобусу и увидела, что квадратик земли расширился, многокрасочно расписался и превратился как бы в рельефную карту. А затем она увидела и ленточку реки, и какое-то селение возле неё. Домик, который был размером в горошину, разросся и стал как спичечная коробка..." - ну и так далее. Вам это ничего не напоминает? Ну, конечно же! Разумеется, в какой-нибудь телепередаче типа "Человек - Земля - Вселенная" вы уже не раз слышали рассказы космонавтов о том, как выглядит Земля, если рассматривать её поверхность через иллюминатор орбитальной станции. Они рассказывают ТО ЖЕ САМОЕ. Но ведь они - летчики, инженеры, врачи - НЕ ПИСАТЕЛИ. Они визуально наблюдают ту самую картину, которую Булгаков описал, но которую он видеть глазами НЕ МОГ. Здесь мы явно имеем дело с тем довольно редким свойством, которое я пытался обозначить, как возможность внутренне осязать мир в беспредельном сочетании пространственных вариаций. Это не столько художественное, сколько абсолютно реальное видение, которое ДОЛЖНО ПОДТВЕРДИТЬСЯ обычным наблюдением. В "Театральном романе" описано внезапное тайное открытие. Это момент, равносильный осмыслению факта своего рождения. "Когда затихает дом и внизу ровно ни на чем не играют, я слышу, как сквозь вьюгу прорывается и тоскливая и злобная гармоника, а к гармонике присоединяются и сердитые и печальные голоса и ноют, ноют. О нет, это не под полом! Зачем же гаснет комнатка, зачем на страницах наступает зимняя ночь над Днепром, зачем выступают лошадиные морды, а над ними лица людей в папахах. И вижу я острые шашки, и слышу я душу терзающий свист... ... Всю жизнь можно было играть в эту игру, ГЛЯДЕТЬ В СТРАНИЦУ... А как бы фиксировать эти фигурки? (Вот оно! Открытие свершилось, но как его использовать? - А.Ш.). Так, чтобы они не ушли уже более никуда? И ночью однажды я решил эту ВОЛШЕБНУЮ КАМЕРУ описать" (разрядка моя - А.Ш.). Булгаков вспоминал свое давнее состояние. Тот момент, когда его творческая природа открылась перед ним, как природа драматурга. Но когда он это описывал, он уже умел пользоваться "волшебной камерой" в полной мере. Глава 5. © Copyright: Глафира Кошкина, 2015.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
