В закладкиДЕНИС ДРАГУНСКИЙ: ВТОРОЙ ВРЕД ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ О первом вреде давным-давно написал Василий Розанов: великая русская литература высмеивала, нарочито опошляла, оглупляла, обливала презрением и даже ненавистью самые, казалось бы, позитивные, самые важные и нужные для общества фигуры. Никому так не доставалось в русской литературе, как чиновнику, офицеру, предпринимателю, просто обывателю и семьянину. Бесконечные Фамусовы и Скалозубы, Вараввины и Тарелкины, всяческие Кит Китычи и Квашнины, Кабанихи и Бессеменовы. То есть, по мнению Розанова, русская литература расшатала русское общество, лишила его моральных опор. Но тут вдруг возникла мысль о втором вреде - в ходе обсуждения поста Александра Молчанова. Он пишет: «Любопытно, что многие люди, которые кажутся или хотят казаться святыми, благотворителями, филантропами на самом деле скрывают какую-нибудь мелкую подлую страсть, чаще всего что-нибудь совершенно препошлейшее… А те, кто бравирует своим цинизмом, жадностью, подлостью - чаще всего скрывают под ними самый что ни на есть идеализм. Почему так?» Полагаю, что это особый стиль культуры - который литература навязала жизни. Дело в том, что русская литература, начиная с Достоевского, строится на «обратных общих местах» (выражение Тургенева). Если вор – значит, в душе честный. Если проститутка – чистая благородная душа. Скандалист и мудак – пылкое нежное сердце. Даже Толстого это не миновало: серийный убийца Степан из «Фальшивого купона» оказывается самым светлым («внутри», разумеется) персонажем этой повести. В чем же вред? Как заметила в комментах читательница Алиса Пашковская, влияние великой русской литературы заставляет нас предполагать в циниках и вообще в негодяях – «чистую душу. А она там есть не всегда». Ох, не всегда! Вот это предположение, что каждая в прямом и особенно в переносном смысле ****ь – «чистое израненное сердце», что каждый вор, взяточник, мошенник, тиран домашний или государственный, или даже палач – «в глубине своей души хороший человек»… – вот эта литературность – разоружает нас в столкновении со всякой сволочью. Вместо того, чтобы дать отпор, мы начинаем «понимать и прощать». А сволочи только того и надо.
Интересно… Розанов, собственно, для меня пуст – он всю жизнь подгонял таинства философии под теорию «Москва – Третий Рим, а четвёртому не бывать». И вечно передёргивал причину со следствием. Человек, ставящий философию на обслугу национализма для меня не философ по определению. Точнее всего, на мой взгляд, суть ухватил Бродский в колонке для New York Times: «… По причинам, которые перечислять было бы слишком долго, церковь, образование, правосудие и некоторые другие социальные институции в России всегда находились в состоянии крайне неудовлетворительном и со своими обязанностями не справлялись. И случилось так, что литературе пришлось взять на себя многие из этих функций. Это ситуация, насколько я понимаю, уникальная. Литература взяла на себя так называемую «учительскую» роль. Она стала средоточием духовной жизни народа, арбитром его нравственного облика. Со временем эта тенденция — учить и судить — превратилась в традицию. Подобная традиция таит в себе для писателя не только преимущества, но и серьёзные опасности». А интересно в этом посте то, что я чуть ли не впервые встретил попытку глубинного объяснения, отчего рогожины на Руси могут рассчитывать на милосердие, а вот Печорин – нет. Спасибо автору.
© Copyright: Константин Жибуртович, 2020.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
