Из мыслей о книгах и прогрессе– Судьба архаики для эстетов была заложена в книгу с момента изобретения алфавита. Создание рукописных томов – энергозатратный акт искусства для немногих посвящённых; литургия, но для избранных. Оттого в уцелевших древних книгах мне отчётливо видны не только магия с таинством слова, но и естественный снобизм, в который впадает всякий, кто занимается недоступным для иных искусством. Исключая лишь гениев. – Вместе с тем, первые в Истории книги эстетически и есть те эпохи. Это прочувствовал Питер Джексон в экранизации Толкина: крах царства гномов осознаёшь не на руинах некогда могучей подземной империи, и не посреди разложившихся тел павших воинов, а когда в руках у Гэндальфа рассыпается последняя страница пыльной книги с дневником осаждённых, и летопись прерывается на полуслове. – Золотой век посвящённых эстетов был недолог, по меркам Истории, пусть он продлился и не одно столетие. Демократия, как естество ради выживания всего божественного многообразия на Земле, породила печатный станок, фотографию и мировую сеть. Все эти инновации являлись лишь вопросом времени, но Слово погубили не всеобщая грамотность и возможность нашего века высказать свою мысль каждому. Современная книга в любом формате – аудио, электронном, не говоря уж о бумажном – предсказуемо проиграла иным, внешне куда более зрелищным сферам досуга, от изобретения братьев Люмьер до нынешних компьютерных игр, чью графику не отличить от реальной записи. С учётом природы большинства человечества, эта схватка изначально выглядела неравной и без шансов на хэппи-энд мифического Давида. – Промысел в том, что, погубив Слово в массовом сознании, вся мощь прогресса неспособна его обесценить, едва текст зазвучит по-настоящему. Единственный успех демократии для меня в том, что в отличие от древности, да и средних веков, книги – это не только Писание, но и любой жанр – эссеистика, очерки, малая и крупная проза. Ибо невозможно жить в том мире, где существует только Библия, и невыносимо – без поэзии. – Осознание естества этого многообразия голосов и форм учит и осознанной лёгкости – не позиционировать себя «крупным автором» и не относиться слишком всерьёз к себе любимому. Это единственное, что спасает достойного автора от награждения затёртым эпитетом, нередко употребляющимся из лично-литературной мести, и оттого девальвированным – «графоман». В самом деле, Главная Книга – одна, и создана до твоего крикливого пришествия в Бытие. В ней сказано всё, но неизбежно опущены частности, толкование которых отдано вовсе не только библеистам – их пишет сама жизнь и чуткий автор. Гений масштабов Пушкина и Шекспира способен при этом обращаться к низменному и не главному, акту человеческих страстей, преобразуя их в своё писание. – В наш век уже вторично, бумажная ли это книга, аудио-чтение или файл в мировой сети, как бы ни ворчали эстеты. Но бумага, увы, имеет свойство дольше хранить вычурную бездарность: не счесть страниц «умных лит. хрестоматий» времён СССР, коими я разводил костёр на даче, воспринимая сей акт не кощунством, а естественным расставанием с патетично-ангажированной лит. пошлостью. – При всём этом, оставаясь книжным фетишистом (подлинно насущное мне я прочту только на бумаге с переплётом, если существует такая возможность!), я не слишком жалую толстые книги, исключая Библию. Природу этой неприязни однажды сформулировал мой приятель, коему параллельны все эти литераторские проблематики. – Представь себе издание любимого поэта объёмом «Война и Мир» Толстого. – Столько подлинных стихотворений создать невозможно, мгновенно откликнулся я. – Именно. С чего ты решил, что ровно тот же закон не относится и к прозе? Как ни странно, при всём наборе контраргументации, мне совершенно не хотелось ему возражать. Кажется единственное, чему насущно учить детей на уроках литературы – не идеализировать эпоху создания первых книг и не обольщаться ложным изобилием нашего века, равно как и двух минувших. А после – отпустить к свободе познания в выбранном ими формате. © Copyright: Константин Жибуртович, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
