87. Ю. Айхенвальд об А. Фете

Евгений Говсиевич: литературный дневник

87. Ю.АЙХЕНВАЛЬД об А.ФЕТЕ (1820-1892)


Из стихотворений Фета прежде всего явствует, что он - поэт, отказавшийся от слова. Ни один писатель не выражает так часто, как он, своей неудовлетворенности человеческими словами.


Они для него материальны и тяжелы; "людские так грубы слова" и никогда не соответствуют "неизреченным глаголам" духа, которые в минуту вдохновенья зарождаются в священной тишине. Слова только приблизительны. О, если бы можно было отвергнуть их неискусное посредничество! О, если б без слова сказаться душой было можно!


Какое счастие: и ночь, и мы одни!
Река - как зеркало и вся блестит звездами;
А там-то... голову закинь-ка да взгляни:
Какая глубина и чистота над нами!


О, называй меня безумным! Назови
Чем хочешь; в этот миг я разумом слабею
И в сердце чувствую такой прилив любви,
Что не могу молчать, не стану, не умею!


Я болен, я влюблён; но, мучась и любя -
О слушай! о пойми! - я страсти не скрываю,
И я хочу сказать, что я люблю тебя -
Тебя, одну тебя люблю я и желаю! (1854)


Почему одну тебя? Почему безграничность, в которой я только что витал, навеяла на меня ограниченное? почему из всех желаний, из всех женщин мира избрал я только тебя и в нечто одинокое заключил вселенную, которую я только что ощутил в своем восторге? В этом и есть тайна любви. Бездонная, беспредельная в своей сущности, она в то же время проникает к одному сердцу и в нем заключает все.


Слух раскрываясь растет, Как полуночный цветок.


Он и должен расти для того, чтобы можно было обнять всю природу. Ее гул разрешает Фет, чародей и музыкант, на тихие звуки, на вздохи и мелодии. Для него никогда не бывает шума, т. е. не должно бы его быть. Поэтому он и не любит мятежных звуков (не в связи ли с этим ненавидит он политические волнения?); ему противна толпа "бесчинная", все эти "бесчисленные, бесчувственные люди"; на свете слишком много людей, и они так шумят...


Ему именно в старости отрадно встречаться с каждым молодым порывом. Ибо молодость не проходит, молодость вечна; не улетают весенние, светлые сны. И своей больной песнью, которую он понесет ей, юной, под оконце, он не хочет смущать ее покоя.
Пусть не болеет болью старого сердца сердце юное, лучезарное. Фет только молит молодую, чтобы она его не избегала:


Не избегай: я не молю Ни слез, ни сердца тайной боли! Своей тоске хочу я воли И повторять тебе "люблю!" Хочу нестись к тебе, лететь, Как волны по равнине водной, Поцеловать гранит холодный, Поцеловать - и умереть!


Можно сказать, что так с ним и было: он умер с поцелуем на устах. Он умел умереть - окончательно перейти из времени в вечность. За тихою жизнью - тихая смерть. Еще тоньше распылить душу, чем это сделал Фет, уже, кажется, нельзя, - распылить, а потом снова собрать ее в один порыв, в одно вдохновение, в одно славословие прекрасному.


А я по-прежнему, смиренный, Забытый, кинутый в тени, Стою, коленопреклоненный, И красотою умиленный Зажег вечерние огни.


Так он и опочил на коленях перед своей богиней. И до самой смерти говорил он стихи. Это был дух, который не воплотился, дух, который не осуществил своей грезы.


В этом отсутствии прекрасной осязательности и достойных воплощений мы видим его чары - и его слабость. Но важнее всего то, что он много и честно послужил красоте, ее верховный жрец с бородою седою, и вечерние огни его, несомненно, вернулись в лоно красоты и там воссоединились с нею в ее единое вечное сиянье.


И доныне все поют и поют его Божьи птички, как ласково называл он свои стихотворения. Он отказался от слова, но великодушно отомстило ему Слово, на нем же, на его произведениях, показав, что нет такой неуловимости и тонкости, которых оно не могло бы назвать, что самое неизреченное и неосязаемое все же послушно и доступно воздушным перстам и устам благословенного поэта.


09.08.2021 г.



Другие статьи в литературном дневнике: