91. Ю. Айхенвальд о М. Салтыкове-Щедрине

Евгений Говсиевич: литературный дневник

91. Ю.АЙХЕНВАЛЬД о М.САЛТЫКОВЕ-ЩЕДРИНЕ (1826-1889)


Сам Щедрин не завещал себя новым поколениям. Он так об этом говорит: "писания мои до такой степени проникнуты современностью, так плотно прилаживаются к ней, что ежели и можно думать, что они будут иметь какую-нибудь ценность в будущем, то именно и единственно как иллюстрация этой современности".


Прав он в значительной мере, но не всецело. Самородок своего таланта Щедрин, действительно, разменивал на такую публицистику, которой по самым условиям ее природы не суждена долговечность.


Слишком современный, он переполнял свои страницы злобою русского дня, пересыпал их намеками, уколами, рисовал определенные портреты и называл реальные собственные имена. Оттого многое у него теперь непонятно и неинтересно без комментария; к его тексту часто необходимы подстрочные примечания.


Таков, однако, не весь Щедрин. В том, что от него остается и останется, в ценных долях своего непомерно обильного писательства, он раньше всего производит впечатление силы. Он - крепкий, терпкий; его не забудешь, если хоть раз отведать от его суровой трапезы.


Есть что-то в его даровании сердитое и строгое.
Можно не любить Салтыкова, но с ним нельзя не считаться. Не только автор, но и авторитет, он в литературе - какой-то "сам"; и если бы в своей частной жизни он был самодуром, то это бы только соответствовало его художническому облику.


Странное дело: читатель его почти боится, как-то робеет в его присутствии, ставит себя в положение его героев, а они-то уж, наверное, имеют все основания трепетать перед ним. Писатель-начальник, привередливый и требовательный, взыскательный и беспощадный, язвительный и придирчивый, Салтыков - брюзга. Он в разные эпохи жил и всеми эпохами был недоволен. Он пропустил мимо себя много людей и почти никого не похвалил.


От него больно достается. Прирожденный сатирик, бесцеремонный и циничный, он - мастер насмешки, седой "великий мастер" масонской сатирической ложи. При этом Щедрин, как и подобает его сану, собственно, не шаржирует.


Его гиперболизм - естественный, не больший, чем тот, какого требует самый стиль сатиры. Его увеличительное стекло преувеличивает в меру своего назначения. Справедливо отклоняет он упреки в карикатурности: "карикатур нет... кроме той, которую представляет сама действительность".


Этот широкий захват, во всяком случае, свидетельствует, что щедринская сатира и широко задумана; и потому прощаешь ей то злоупотребление смехом, в котором она, без спору, очень повинна. Кроме того, в лучших своих произведениях Салтыков достаточно обнаружил, что и смех его шел из глубины, был грудной, не дребезжащий, нередко горький, всегда, как мы уже отметили, сильный; а сила, даже когда она - праздная, внушает к себе уважение просто как возможность.


Щедрин часто смеялся смехом художника. Такие слова, такие сочетания слов, такие ситуации придумывал он, что занял собою одну из вершин эстетической комики. Не сплошь, но в общем он - истинный и большой художник.


О художественности Щедрина говорит самый язык его страниц. Удивительно русский - этот язык. Вольной, широкой, полноводной струею льется его богатая словесность. И уже она оправдывает Салтыкова.


Чтобы быть сатириком, надо иметь на это право - т. е. надо доказать, что тому, над чем ты смеешься, ты все-таки родной, а не стоишь около смешного, как досужий любопытный, которому смеяться ничего и не стоит, который от этого никакой нравственной боли и не испытывает.


Серьезна и трагична фигура только такого эмигранта, который ощущает тоску по родине. Сатирик - что эмигрант: находясь за пределами своих осмеяний и описаний, он в то же время родственно с ними связан. Он не нравственный чужеземец, из уст которого слышать насмешку над родным было бы нестерпимо.


Так вот, что Щедрин - эмигрант тоскующий, не чужак, а свой; что он не над самим Ноем, не над самой родиной смеется, - это и подтверждает лучший из доказчиков, естественный и неоспоримый свидетель - язык.


Из самых недр народного духа течет река его речи, клад для Даля, и слово унаследовал он от великого русского Ноя, от великорусского отца.


Кто так пишет, кто владеет этой стихийной россыпью языка, тот проявляет свою глубокую заинтересованность родной стороною, ее недугами и надеждами.


17.08.2021 г.



Другие статьи в литературном дневнике: