93. 1 Две статьи о жене Е. Евтушенко Г. Сокол93.1 ДВЕ СТАТЬИ О ЖЕНЕ Е.ЕВТУШЕНКО ГАЛИНЕ СОКОЛ – ВНЕ ПЛАНА СОДЕРЖАНИЕ 1) Е.Евтушенко о Г.Сокол ***** 1. Е.ЕВТУШЕНКО О Г.СОКОЛ УМЕРЛА БЫВШАЯ ЖЕНА ЕВТУШЕНКО, ГАЛЯ ЛУКОНИНА….. Только физическая невозможность полета, связанная с тем, что я сейчас в госпитале, не позволила мне быть вместе с теми, кто сегодня провожает Галю. Я знал ее двенадцать лет, будучи другом Миши Луконина и ее, и ни разу не перешагнул черты, пока их брак с Мишей и мой брак с Беллой не начали разваливаться по совсем другим причинам. Нас бросило друг к другу, только когда это произошло, и уже непоправимо. Миша это прекрасно знал, и мы отнюдь не стали врагами с ним, а он с нами – а Белла пришла к нам на свадьбу. После семнадцати лет, прожитых друг с другом, всем лучшим, что я написал, я обязан Гале, ставшей для меня мерилом гражданской совести. Миша мне рассказывал, что в день смерти Сталина она затащила его на Красную площадь и посреди горько плачущих сограждан начала отплясывать цыганочку, и он еле спас ее от возмущения толпы, которая могла ее растоптать живьем. Однажды мы ехали в машине – я нарушил правила движения, и меня остановил милиционер. Заглянув в кабину и увидев Галю, он вызвал меня наружу и спросил: – Эта женщина – Галина Сокол? – Это моя жена Галина Евтушенко. Но ее девичья фамилия действительно Сокол. – Я ее навсегда запомнил. После войны, когда была кампания против евреев, она меняла паспорт, и я, узнав, что ее мать – еврейка, а отец русский, пожалел ее, еще совсем молоденькую, и предложил записать русской. А она как вскочит, как закричит: «Пиши еврейкой!», а саму трясет, и слезы в глазах злющие. Разве многие тогда были на такое способны? Когда я написал «Бабий Яр», она опустила глаза. «Знаешь, об этом лучше никогда ничего не писать, потому что все слова ничтожны перед этим». Вот какой она была человек. Она говорила мне: «Я хорошо шью, и мы как-нибудь проживем на это. Зачем ты идешь иногда на поправки и портишь стихи! Всё равно всё лучшее прорвется». Когда я написал стихотворение «Танки идут по Праге» и послал телеграмму протеста, а затем вернулся в Москву, она, вязавшая свитера для диссидентов и бывшая хранительницей ключей от квартиры А.Д. Сахарова и Е.Г. Боннэр, когда их сослали, вдруг испугалась по-матерински за меня и заставила сжечь многие самиздатовские книги, что мы и делали у костра в Переделкино: она боялась, что меня могут посадить или организовать несчастный случай. Она очень любила поэзию и живопись и уже после развода, получив от меня первый экземпляр пробного варианта первого тома антологии русской поэзии десяти веков, вышедший микроскопическим тиражом в издательстве «Слово», сказала, что, запершись, читала его три дня и что это, может, лучшее, что я сделал в жизни. Хотя тут же отругала меня за какие-то, с ее точки зрения, неряшливые новые мои собственные стихи. Она вложила столько сил и надежд в нашего сына Петю, что я надеюсь, он все-таки оправдает в конце концов ее надежды. Я хотел бы, чтобы он всегда помнил, что у него есть отец и уже из бесконечности на него смотрят глаза его мамы. И ты, Петя, не должен ее подвести, продолжая работу художника, к чему у тебя есть безусловные способности, которые теперь уже ты сам должен развивать, как о том мечтала твоя мама. Несмотря на то, что Галя была резкой, и иногда справедливо, а иногда несправедливо непримирима, тем не менее, она всегда была готова отдать последнее тем, кто в беде. В нашем разводе ни в коем случае не виноваты ни Джан, ни, тем более, Маша. У Гали хватало доброты, чтобы приглашать нас с Машей на Петины дни рождения. Когда Виктора Некрасова выдавливали из СССР и он приехал в Москву получать документы на выезд, то многие его друзья прятались, боясь его приютить. А я был в клинике после случайного отравления. Приехала Галя и спросила разрешения дать крышу Виктору на нашей даче в Переделкино. Я даже обиделся, что она меня спрашивает, а она сказала первый раз в жизни: «Потому что и за тебя я тоже боюсь, иногда по ночам не сплю». Виктор навестил меня и сказал: «Тебе повезло с женой, Женя». Мне повезло со всеми моими женами, и во всех моих разводах виноват прежде всего и только я. Я не умею разлюблять тех, кого когда-то любил, и всё еще люблю их всех и благодарен им за любовь и за сыновей, которые у нас есть. Я был рад, что они все дружески относятся друг к другу. На сегодняшнем прощании будет не хватать верных друзей Гали – Мирель Шагинян, Олега Целкова, написавшего наш с Галей сдвоенный портрет. Будет очень не хватать ангела нашей с Галей и Петей семьи – Евгении Самойловны Ласкиной, традиции которой продолжают ее сын Алеша Симонов и его жена Галя, христианнейше находящая силы после трагической потери своего сына быть рядом с моим сыном Петей в момент нашего общего горя. Особая благодарность Тамаре и Игорю Жиляковым, помогавшим, чем могли, Гале в ее последние минуты. Спасибо всем тем, кто пришел помянуть эту уникальную женщину России – часть ее измученной совести. Прости меня Галя за всё, чем виновен перед тобой. Проще и точней не скажешь, чем когда-то, уходя из жизни, обронил Георгий Викторович Адамович, которого Галя так любила перечитывать: "Всё – по случайности, Евгений ЕВТУШЕНКО ***** 2. СЫН М.ЛУКОНИНА о Е.ЕВТУШЕНКО, М.ЛУКОНИНЕ и Г.СОКОЛ "ЕВТУШЕНКО УВЕЛ У МОЕГО ОТЦА ЖЕНУ" В одном из недавних выпусков "Книжного развала" мы опубликовали интервью с поэтом Евгением Евтушенко. Отвечая на наши вопросы, Евгений Александрович, в частности, привел такой факт: "Незабываемым для меня стал разговор, свидетелем которого я был, литературного критика Аллы Киреевой – будущей жены Роберта Рождественского – с поэтом Павлом Антокольским. Когда Алла стала выговаривать Антокольскому, как он может общаться с Михаилом Лукониным, который его уничтожил, оболгал, то Антокольский на это возразил: "Нет, Аллочка, своими действиями Миша меня спас". После нашей публикации в редакции раздался звонок: "Я сын поэта Луконина и хочу ответить Евтушенко". Мы не могли не предоставить ему трибуну. Итак, слово – журналисту Сергею Луконину. – Сергей Михайлович, как вы вообще относитесь к Евтушенко? – Как к поэту – хорошо. Всегда с большим интересом следил за его творчеством. Любил его публицистику, лирические стихи. Но восприятие Евтушенко как поэта – это одно, а как человека – совсем другое. Не знаю, для чего он рассказал вашей газете эту сплетню. Ни Антокольского, ни отца уже нет в живых, ответить они не могут. Вместе с тем многим известно, как Антокольский отзывался об отце, в частности, в книге "Воспоминания о Михаиле Луконине": "Надо сказать прямо, Михаил Луконин, так же, как и все поколение, прошедшее войну, был нравственно честен, так что никакие "ослепления мысли" не коснулись его да и не могли коснуться юноши, воспитанного в здоровой атмосфере Сталинградского тракторного". Что ж, Евгений Александрович, выходит, Антокольский лукавил? Но самое любопытное, Евтушенко "позабыл" вам рассказать одну "мелочь" – о том, как он увел у отца жену. После войны отец вернулся другим человеком. С моей мамой они расстались, и папа женился на Галине Семеновне Сокол. Она была эффектной женщиной: огромные серые глаза, бархатный голос… К отцу в дом ходили все московские поэты. Помню, как однажды папа познакомил меня с Евтушенко и Ахмадулиной, они были такой красивой парой! Евтушенко частенько ночевал у отца. У него даже была там "своя" раскладушка. Так и возник этот любовный треугольник: Евгений Александрович влюбился в Галю Сокол. А отец долго ничего не замечал. – Вы сказали, что Евтушенко "увел" у отца жену. Но если женщина не захочет, ее никто не уведет, не так ли? – Все это так. Но… Есть элементарная мужская этика. Когда ты ходишь в дом и приударяешь за женой старшего товарища – это непорядочно. При любой ситуации ты должен оставаться мужчиной. Эту историю в литературных кругах прекрасно знали. Осуждали Евтушенко, сочувствовали Луконину. А Луконин терпеть не мог, когда его жалели. Но сам он тяжело переживал: Галину очень любил. И представляете, какого мужества он был человек, что отделял свою личную ситуацию от общественной и профессиональной. После этой истории он, конечно, никогда не проявлял личного интереса к Евтушенко, но на совещаниях они сидели вместе и решали какие-то вопросы. – Как вам кажется, почему Евтушенко в интервью "Трибуне" вдруг заговорил о Луконине? – Не понимаю, наверное, для какого-то куража. Евгений Александрович, например, помещает в антологию стихи отца, но при этом пишет странные комментарии о том, что "поэмы разрушили Луконина как поэта"…. Два года назад я приехал в Переделкино – поработать. Встречаю Евтушенко. В роскошной шубе, огромной шапке. Подошел ко мне, поздоровался. И вдруг стал говорить: ты знаешь, я ведь тогда, в молодости, был не виноват... Меня это поразило. Выходит, в нем вся эта история сидит, мучает. Но тогда должно состояться внутреннее покаяние. Ты тогда молчи, будь осторожнее к памяти поэта, который тоже очень много сделал в литературе… – А сколько жен было у вашего отца? – Гражданских или официальных? (Смеется). Отец был очень любвеобильным. Но к поэтам нельзя подходить с обычной меркой, им постоянно нужны эмоциональные импульсы, состояние влюбленности – иначе страдает творчество. – Расскажите подробнее о вашем отце. – Он участник двух войн – Финской и Великой Отечественной. Был студентом Литинститута и пошел на фронт в качестве военного корреспондента. Так же, как и поэт Наровчатов. Их дружба, кстати, была кровью скреплена: когда отец получил ранение, Наровчатов выносил его с поля боя. Войну папа прошел до Берлина. – У поэта Луконина достаточно гладкая биография: никаких проблем с властью у него не возникало. А скажите, "идеологически верные" стихи он писал искренне? – Да, он не лукавил – что думал, то и писал. Был романтиком и к тому, что происходило в стране – стройки, молодежные движения, – относился с энтузиазмом. Но вот стихи на заказ никогда не сочинял. – Пастернак сочинял, а Луконин нет? – Луконин мог себе позволить. Все- таки лауреат Сталинской премии. Незадолго до своей кончины он стал секретарем Союза писателей. А буквально за два месяца до смерти – первым секретарем Московской писательской организации. Но ему это "функционирование" было в тягость. Он никогда не участвовал в политических тусовках, никогда не подписывал "коллективных писем". – Братья Смирновы, сыновья писателя Сергея Смирнова, рассказывали историю о том, как их отец подписал письмо против Пастернака. Они понимают, что он это сделал ради детей, но считают, что на их семье большой грех. В результате сыновья стали ярыми демократами в отличие от коммуниста отца. В вашей семье ничего подобного не происходило? – Нет. А рассказанная вами история меня нисколько не удивляет. Рядом с могилой моего отца стоит памятник Сергею Смирнову. Очень редко бывает, что там торчит какой-то цветочек, но мне кажется, что это не от детей. В моем случае все иначе. Даже с течением лет я не могу упрекать отца. Как гражданина – ни за что, ни на йоту. Я благодарен Богу за то, что я его сын. А личные упреки… Мне лет шестнадцать было, и я писал стихи, рассказы. Однажды отважился, показал отцу. Он прочитал и сказал: ты знаешь, неплохо, но в поэзии хватит и одного Луконина. Тогда это было очень обидно! Но сегодня я вспоминаю об этом с улыбкой. – Отец со временем наверняка стал обеспеченным человеком? – Да, и он любил шиковать. Был щеголь – холеный, вечно в шикарных костюмах… Но деньги не изменили его. Есть любопытная история, которая характеризует его как непростую, цельную личность. Однажды он поехал в ФРГ и выступил на заводе Круппа. А по окончании вынул из кармана пиджака осколок снаряда и заявил: "Это я вам возвращаю с Мамаева кургана". На это нужно было определенное мужество. – Он, как и многие поэты, предчувствовал свою смерть? – Да… На моей свадьбе, на банкете, кто-то провозгласил тост: выпьем за ушедших. Так вот, отец поднял рюмку коньяку, перекрестился и сказал: это про меня. Буквально через три месяца он умер. – Может, он просто ощущал себя умершим поэтом? – Нет, не ощущал. Самые пронзительные стихи, на мой взгляд, он как раз писал в последние годы. Хотя я ему всегда говорил: ты мало пишешь. А он вообще мало писал. Не строчил, а вынашивал стихи, как младенца. И знаете, для него главным в жизни была поэзия. Все остальное: семья, дети, любовницы – потом. 22.08.2021 г. © Copyright: Евгений Говсиевич, 2021.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
