мода дочь Н Гаевский Мария на карт гл 9

Нина Тур: литературный дневник

Да, нынче он сильно потеснен модой: в 21 веке он оказался на 32 позиции в 2020 на аукционе за ;562,5 тыс. была продана живописная работа Михаила Нестерова «Святое озеро» (эстимейт ;200–300 тыс.). В переводе в доллары это около $750 тыс., что делает работу «Святое озеро» пятой в списке самых дорогих картин художника, проданных на аукционах. Кстати, и Нестеров, и упомянутый выше пейзаж «Буря» Айвазовского происходят из одной коллекции — датчанина Йохана Кваде, до революции работавшего в Российской империи представителем датской молочной компании «Сибико»
Дата рождения: 27 мая 1886 г.
Варианты ФИО: Шрётер Ольга Михайловна, Нестерова-Шрётер Ольга Михайловна
Место рождения: г. Москва
Пол: женщина
Национальность: русская
Дата смерти: 1973 г.
Обвинение: ЧСИР
Осуждение: 19 июня 1938 г.
Осудивший орган: ОСО при НКВД СССР
Приговор: 8 лет ИТЛ
Место отбывания: Бутырская тюрьма, г. Москва; Акмолинское ЛО(АЛЖИР) (07.09.1938-09.11.1939); г. Алма-Ата (в распоряжении 1-го спецотдела НКВД Казахской ССР)
Иногда пишут, что на выбор темы повлиял Суриков, но настоящее их сближение случилось позже, в 1888, когда Василий Иванович потерял любимую жену – повез ее к себе на родину в Красноярск, но дорога, хоть и летняя, была так далека и трудна! Елизавета, урожденная Шарэ, нежная и хрупкая полу француженка, совсем разболелась в пути, при ее-то слабом сердце, и умерла 30 лет от роду. Кроме того, их разделяло почти полтора десятка лет ( Суриков родился в январе 1848, а Нестеров 31мая 1862).




В 1887 году он изобразил ее на трех вариантах «Царевны», а затем на картине «Христова невеста». С.С. Голоушев вспоминал рассказ Нестерова: «Как-то в зимние сумерки художник ехал по железной дороге и, стоя на площадке вагона, смотрел на летящие мимо искры от паровоза. Огненно-красные искры, сверкающие на фоне сизого снега, и огни семафора вдруг поразили художника красотою своего аккорда, и в фантазии вспыхнул образ царевны с огненной звездой в короне».


«Христова невеста»
Картину «Христова невеста» Нестеров считал важнейшей вехой в своем творчестве. Появилось даже понятие – Нестеровская девушка. Вскоре потерял любимую жену и другой живописец – Суриков. Общее горе сблизило их.


«За приворотным зельем» (1888) Художественный музей, Саратов
В 1880-х художник активно сотрудничал с издательствами, создав около 1000 иллюстраций для книг и журналов. В 1888 году написал две картины, работа над которыми шла параллельно. Сначала Нестеров взялся за полотно «За приворотным зельем». Позже он вспоминал, что поселился в Москве на Вифанке в доме старухи по прозвищу Бизяиха. Работа над этюдами шла легко. Нестеров отправил полотно в Петербург на конкурс Общества поощрения художеств, но награды не получил. Через год он пожертвовал картину Радищевскому музею в Саратове.


Параллельно Нестеров решил написать полотно на религиозную тему. Работа над «Пустынником» шла медленнее. Из воспоминаний художника: «Я давно уже наметил себе у Троицы идеальную модель для головы “Пустынника”. Это был старичок-монах, постоянно бывавший у ранней, стоявший слева у клироса большого Троицкого собора. Любуясь своим старичком, я как-то не решался к нему подойти, попросить его мне попозировать. Дни шли да шли. Однажды, уже в середине лета, прихожу я в Собор, а моего старичка нет, пропал мой старик... Я спрашиваю кого-то о нём, мне говорят: “Это вы об отце Гордее, так он помер. Поболел, да и помер”. Я так и остолбенел: был старичок и нет его. Что делать, стал вспоминать его образ, чертить в альбом: что-то выходит, да не то. Там, в натуре, куда было интереснее. Эти маленькие, ровные зубки, как жемчуг, эта детская улыбка и светящиеся бесконечной добротой глазки… Где я их возьму? И сам кругом виноват: смалодушничал. Прошло ещё сколько-то. По старой привычке зашел в Собор на своё место, с которого, бывало, наблюдал старичка. О, радость! Он опять стоит на своем месте, улыбается, подперев пальцами седую бородку. Значит, он не умер, мне солгали. Ну, теперь я не стану откладывать надолго… Обедня отошла. Мой отец Гордей пошел своими маленькими старческими шажками домой, я за ним. Заговорил. Он смотрит на меня и ровно ничего не понимает. Так и ушёл от меня куда-то в монастырскую богадельню… Нет, думаю, нет же, я добьюсь своего, напишу с тебя! Так прошло ещё несколько дней. Старичок все упирался, отговариваясь “грехом”, на что я приводил примеры, его смущающие. Указывал на портреты митрополитов — митрополита Платона и других… И, наконец, с тем ли, чтобы от меня отвязаться, отец Гордей неожиданно сказал: “Ну, ладно, нанимай извозчика, поедем, больше часу не мучь только…” Тотчас же я подхватил свою жертву, усадил на извозчика и марш на Вифанку. Приехал и — писать… Писал с жаром, взял все, что смог: этюд был у меня… Я уехал в Уфу с этюдами, холстом и прочим и там скоро начал писать картину. Написал — не понравился пейзаж: не такой был холст. Послал в Москву за новым. Повторил картину быстро (она в мо`м представлении жила как живая). Мой старичок открыл мне какие-то тайны своего жития. Он со мной вёл беседы, открывал мне таинственный мир пустынножительства, где он, счастливый и довольный, восхищал меня своею простотой, своей угодливостью Богу».
Художник вернулся в Москву, где поселился в меблированных комнатах. Его навещали многие друзья, которым «Пустынник» очень понравился. Левитан был уверен, что полотно ждет успех. Суриков же посоветовал добавить лицу монаха «живости», что Нестеров и сделал. В результате лицо утратило первоначальное выражение, и художнику пришлось десятки раз его переписывать, чтобы вернуть первоначальный вариант. С этой картиной Нестеров впервые участвовал в выставке передвижников, и «Пустынника» действительно ждал большой успех. Художник Мясоедов тоже выставил картину, изображающую монаха. Увидев полотно Нестерова, он начал её срочно переписывать, а потом и вовсе убрал. Ещё до выставки «Пустынника» купил П. М. Третьяков, что для Нестерова было большой радостью. Нахождение картины в знаменитой галерее было своего рода знаком качества. Второй вариант картины находится в Русском музее в Петербурге. Полученные от Третьякова 500 рублей Нестеров потратил на поездку за границу.


«Видение отроку Варфоломею» (1899-90) Государственная Третьяковская галерея, Москва
Сам художник считал своей лучшей работой «Видение отроку Варфоломею». Из «Жития преподобного Сергия» повествует: «Однажды отец послал Варфоломея за лошадьми в поле. По дороге он встретил посланного Богом Ангела в иноческом образе: стоял старец под дубом среди поля и совершал молитву. Варфоломей приблизился к нему и, преклонившись, стал ждать окончания молитвы старца. Тот благословил отрока, поцеловал и спросил, чего он желает. Варфоломей ответил: «Всей душой я желаю научиться грамоте, Отче святой, помолись за меня Богу, чтобы Он помог мне познать грамоту». Инок исполнил просьбу Варфоломея, вознес свою молитву к Богу и, благословляя отрока, сказал ему: «Отныне Бог дает тебе, дитя мое, уразуметь грамоту, ты превзойдешь своих братьев и сверстников». При этом старец достал сосуд и дал Варфоломею частицу просфоры: «Возьми, чадо, и съешь, — сказал он. — Это дается тебе в знамение благодати Божией и для разумения Святого Писания». Позже художник посвятил святому целый цикл картин.


«Юность Преподобного Сергия», 1892-1897 годы, Холст, масло 247 х 229, Государственная Третьяковская галерея, Москва
Из письма В. М. Васнецова Е. Г. Мамонтовой: «Хочу поговорить с вами о Нестерове – прежде всего о его картине «Пустынник». Такой серьезной и крупной картины я по правде и не ждал… Вся картина взята удивительно симпатично и в то же время вполне характерно. В самом пустыннике найдена такая теплая и глубокая черточка умиротворенного человека. Порадовался-порадовался искренне за Нестерова. Написана и нарисована фигура прекрасно, и пейзаж тоже прекрасный – вполне тихий и пустынный… Вообще картина веет удивительным душевным теплом. Я было в свое время хотел предложить ему работу в соборе (неважную в денежном отношении) – копировать с моих эскизов на столбах фигуры отдельных Святых Русских; но теперь, увидевши такую самостоятельную и глубокую вещь, беру назад свое намерение – мне совестно предлагать ему такую несамостоятельную работу – он должен свое работать – познакомьте его с Праховым». А. В. Прахов – известный искусствовед, заведовавший в тот момент реставрационными работами в Киеве.



Последняя картина, написанная до революции – «Душа народа». На ней изображен собирательный образ народа, идущего вдоль Волги в поисках Бога и правды. В толпе фигуры Достоевского, Льва Толстого и Владимира Соловьева. Мальчик в левой части картины написан с 12-летнего сына художника.




Возможно, имелась в виду премия имени В. П. Гаевского, которая присуждалась в рамках ежегодных конкурсов Императорского общества поощрения художеств (ОПХ) в 1860-е годы. ru.ruwiki.ru
Общество учреждало премии по разным направлениям живописи и прикладным искусствам, в том числе: им. В. П. Боткина — по жанровой живописи, им. графа С. Г. Строганова — за пейзажи, им. графа П. С. Строганова — за лепку, им. В. П. Гаевского — за исторический жанр (гравирования?). ru.ruwiki.ru
ОПХ — историческая общественная организация в Санкт-Петербурге — Петрограде — Ленинграде, одно из важнейших в дореволюционной России художественных обществ, занимавшееся кадровой подготовкой и финансовой поддержкой в сфере изобразительных искусств.


Гл 9
Год с Марией
Прошло полтора столетия. Как писать о личной жизни человека? Остаются письма, но писем к Марии Ивановне - а их было много – нет в большом, 500 - страничном томе «Письма», 1988 года издания. Есть воспоминания дочери. По свидетельству Ольги Михайловны, главным мотивом писем отца было понимание, что Мария дана Богом, что это судьба, что она - суженая. Когда приводят мотив отказа отца художника дать благословение: «Молод еще, студент, диплома нет» - откуда его взяли? Такой причины для отказа уже не существует: Нестерову 23 года, вполне приличный возраст выходцу из купеческого сословия для женитьбы. Отец, Василий Иванович, напомню, женился в еще более раннем возрасте. И диплом получен. Но нет! О причинах уже писала выше. Интересно, притесняли бы отца Александра Ульянова, Илью Николаевича, за сына, участника той же «Народной воли», что и брат Марии? Но он умер за год до преступления и казни сына, в 1886. А для родителей из истово верующей семьи такая невестка явно не годилась. Но они уже начали жить, и более того, не представляли свою жизнь друг без друга. Было нечто большее, чем юношеская страсть – было единение душ. Нестеров трогательно вспоминал, по свидетельству дочери, ту комнату, где началась их совместная жизнь. Он пошел ради любимой на отчаянный шаг – венчаться без благословения родителей, что означало лишиться материальной поддержки, однако это он не считал большой преградой, решил рассчитывать на свой заработок. Главное, за что он корил себя – краткость земного пути возлюбленной. Он всю жизнь считал это божьей карой.
Но мы пока перенесемся в день 18 августа 1885, вторник. На долгие годы он остался как самый светлый праздник, хотя, как писал потом Нестеров, «свадьба наша была донельзя скромной, в церковь и обратно шли пешком. Невеста моя, несмотря на скромность наряда, была прекрасна. В ней было столько счастья, так она была красива… Очаровательней, чем была она в этот день, я не знаю до сих пор лица… Цветущая, сияющая внутренним сиянием, стройная, высокая – загляденье!» И тут же про себя: «А рядом я - маленький, неуклюжий, с бритой после болезни головой, в каком-то семинарском длинном сюртуке - куда был неказист. И во время венчания слышу справа от себя соболезнования какой-то праздно глазеющей старухи: «А, батюшки, какая она -то красавица, а он-то - ай, какой страховитый!». Да не страховитый – просто недавно перенесший тяжелую болезнь и обритый наголо. Свадебный обед был у сестры Марии – Елены Ивановны Георгиевской, супруги присяжного поверенного. Не обошлось, увы, без плохой приметы. Доктор –акушер, бывший в числе гостей, был срочно вызван к роженице. Спустя недолгое время он вернулся: не успел, больная умерла. Воцарилось тяжелое молчание, но потом обед пошел своим чередом. Молодые начали самостоятельную жизнь. Сняли комнату у площади трех вокзалов (все три уже были) за Красными воротами на Каланчевской, 11 в «Русских меблированных номерах». «Жили, - пишет Нестеров, - так скромно, как больше нельзя. Скоро осень, а у нас и теплой одежды не припасено». Началась погоня за заказами, и они не заставили себя ждать. Альфред Томашко, модный декоратор, родом австриец, пользовался огромной популярностью у московских, тамбовских и прочих купцов. Его оформление, то есть росписи Хлудовских бань - смесь мавританского стиля и модерна - снискали в то время ему известность и даже славу. Ставший самостоятельным архитектор Лев Кекушев – можете увидеть его дома на Остоженке – продолжал с ним продуктивное сотрудничество. А вот молодых художников Томашко безжалостно третировал. И хитрил перед заказчиками: дабы не узнали, что плафон расписывает не сам мастер, а его «негры», он запирал их и ключ уносил с собой. Но Нестеров был не таков, чтоб долго это терпеть. Его хватило лишь на год, а потом он порвал с эксплуататором. Были еще иллюстрации. Потом вспоминал, что писал их тысячами. Так что без денег не сидели. Сыты и одеты. Жена тоже не бездельничала. Но главное – он начал большую картину «До государя челобитчики». Нестеров не считал, что его потолок в искусстве - звание свободного художника и решил претендовать на большее – классный художник. Уже писала, что получить академическое звание, несмотря на Бунт 14, на новые веяния, все же больше шансов имели не пейзажи, натюрморты, жанровые сценки, а историческое полотно. За такое и принялся 23-летний Нестеров. Картина значительна и размером (213x182), и глубиной содержания. Что мы увидим на оригинале, если приедем в Волгоград, ибо она теперь в Художественном музее имени Машкова: темный, почти черный фон, слева начинает движение царь Иван Васильевич Грозный. Он идет на нас, на зрителей по красному ковру. Только что прошла служба в Успенском соборе Кремля. Сочетание черного и кровавого создает мрачное настроение, но этого и требовал замысел. Перед ним, но ниже него стоят, склонив головы в глубоком поклоне подданные с прошениями - челобитными, как они назывались в те времена. Казнить или миловать – всё в его царской власти. Скорее первое, потому просители робко прячут взоры, не смея взглянуть на царя- Мучителя (таково было его прозвище в народе), на этом мрачном фоне как светлое видение, фигура служки, рынды, который несет факел, освещающий царю дорогу. Но символически он как свет надежды – юный, прекрасный, в серебристом парчовом костюме. А вот искать натурщика на центральную фигуру не пришлось. Мальчика- рынду отлично исполнила молодая жена. В этой ангельской фигуре намечается тот стиль, который потом искусствоведы назовут символическим реализмом. Здесь всё это уже чувствуется. А сколько пришлось Нестерову побегать, ища подходящие исторические костюмы - только в Большом театре по записке от родного Училища! Костюмы были чисто театральные, то есть бутафорские, писать с них настоящего царя и свиту было непривычно - навыка не было. Решил просить совета у тогда уже признанного исторического живописца - Сурикова. Пошел к нему на Долгоруковскую улицу, там познакомился и с его женой, урожденной Шарэ, полу француженкой. Василий Иванович почти на полтора десятка лет старше (родился в январе 1848) и несравненно более знаменит, но был он человек простой, по рождению из сибирских казаков, по характеру доброжелательный и сердечный. Потом и Суриков стал бывать у молодых супругов. А вскоре еще одно, но, увы, печальное обстоятельство очень сблизило двух русских живописцев. Мария всем знакомым нравилась своей простотой, задушевностью, молодостью. Еще в одной картине моделью послужила Мария. К ученической выставке начал писать небольшую жанровую картину «В мастерской художника». Второй моделью стал приятель, художник Волнухин ( Сергей Михайлович, 1859 – 1921). Сам он считал эту картину проходной, никуда не выставлял и подарил сестре жены. Годом ранее Нестеров написал еще одну картину на популярный сюжет - «Старый художник» (1884). Картину светлую и по тону, и по настроению: хотя мастер и стар, но не может оставить любимое дело. Натурщиц у него нет, он пишет со скульптуры Венеры Медицейской (Medici Venus, принадлежащей семейству Медичи) . Три белых акцента в его полотне: сам художник, скульптура и белый холст.
Картина «Челобитчики», которую писал на звание классного художника, не помещалась в маленькой комнате и встретившийся бывший педагог Нестерова - Прянишников предложил перенести картину в большую мастерскую Училища. В это время сам Илларион Михайлович писал большие картины из русской жизни «Возвращение с ярмарки», «Спасов день» и понимал трудности своего ученика. Конечно, Нестеров с радостью ухватился за это предложение. Это оказалось полезным еще с одной стороны: в мастерскую стали заходить художники, ученики и мастера. Однажды явился артиллерийский полковник. Это оказался Николай Александрович Ярошенко, великолепный портретист. Прянишников представил ему своего экс-ученика: «Это наш будущий передвижник». Так завязалась дружба с Ярошенко на долгие годы, на всю жизнь. Приходила в мастерскую и Мария, соскучившись отсутствием мужа и говорила ему, шутя: «Ты не мой, Мишечка, ты картинкин». Да, признает Нестеров, мы, художники, таковы: работа забирает все время и мысли. Но сулит успех!
Вот и пришла весна. Прошла 25 апреля Пасха. Картина была закончена. В день 12 мая 1886 года наступил день суда. Картину снесли вниз, поставили перед комиссией наряду с другими, претендующими на Большую серебряную медаль. Картина понравилась. Оценили ее достойно. Звание и медаль Нестеров получил, а это давало чин государственного чиновника 14 класса.
• Боже, сколько было радости и еще больше счастливых надежд! Мария еще под новый год тихо призналась, что ждет ребенка. Теперь полнее счастья быть не могло. Всё сбывалось! Он художник, он муж и скоро отец. Тогда уж и родители простят и примирятся. Отпраздновали, накрыли стол, были пельмени. 13 мая решили ехать в Сокольники. День этот запомнился во всех подробностях. И как была одета – в большой соломенной шляпе с шотландскими лентами, и какое было на ней платье, и как была весела и шаловлива… «Взяла мою палку, шла под руку со мной и болтала так заразительно, что все встречные смотрели на нее с явным сочувствием, а некоторые говорили: Как мила!» А через две недели, утром 27 мая 1886, Мария почувствовала приближение заветного часа. Акушерка была выбрана заранее по рекомендации. Только к вечеру на свет появилась девочка. «Этот день, когда бог дал дочь, был самым счастливым в моей жизни», - вспоминал Нестеров. А жизнь была длинная, были потом еще две дочери, но по всему видно, что именно эта, выстраданная, была любимицей. Но прошел этот счастливый день, когда, выпровоженный за дверь акушеркой, он бродил по набережной Москвы-реки, не веря своему абсолютному счастью, строя планы один другого радостнее, счастливее. А утром у Марии поднялась температура, ее сотрясал озноб, участилось сердцебиение. Был вызван доктор. Когда он вышел от роженицы, лицо его было серьезным. Мария, к которой молодого отца, наконец, допустили, сильно осунулась, почти не говорила. Призвали лучшего в Москве профессора Чижа ( Михаил Ильич Чиж, начинал ассистентом в акушерской клинике Императорского Московского университета, затем заведующий родильным приютом).Тот вышел после осмотра больной мрачным. Началось страшное. Что такое родильная горячка - уже знали, как с нею бороться – нет. До открытия Александра Флеминга было еще 42 года (1928). Но – Бог не оставит! Ночь провел, не вставая с колен в молитве. Вспоминал потом, что никогда в жизни больше так не молился. Рано на рассвете был у Иверской и стоял на коленях у иконы Божией матери. Икона была самой почитаемой - чудотворной. О ней писал и Ходасевич:
• Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.


Лишь раз, когда упал я из окна,
Но встал живой (как помню этот день я!),
Грошовую свечу за чудное спасенье
У Иверской поставила она.
• Там шла служба. Было воскресенье 1 июня ст.ст. 1886 года. День Святой Троицы. А дома прощалась с жизнью, с Олюшкой, как они заранее выбрали имя дочери, с мужем молодая мать. Она уже не металась в бреду, жизнь как по капле уходила из нее. Остались только глаза, но и они стали меркнуть, как будто солнце уходило за горизонт. Это не моя метафора – так описал последние минуты жизни своей любимой сам художник.
• Похороны были на кладбище Данилова монастыря, где совсем недавно, на Пасху, они посетили дорогую Нестерову могилу его любимого учителя - Перова. Казалось невероятным, что всего месяц назад, 25 апреля, они сидели бок о бок на его могиле. А теперь и Мария лежит под холмиком.




Другие статьи в литературном дневнике: