Имант Зиедонис, 1933-2013
Страшнее всего, когда больно другому.
Сам выдержишь, стерпишь, снесешь -
не впервой...
Страшнее всего, когда больно другому -
Вот рядом стоит он, ранимый, живой,
Не пустит слезы и никак по-другому
Не выдаст себя. Лишь в глазах будто ночь.
Страшнее всего, когда больно другому:
И рад бы помочь - и не можешь помочь.
1963
***
Как странно - сколько невеселых дней
Ушло с тех пор, как мы в большой разлуке,
Но с фотопленки памяти моей
Ко мне ты тянешь ласковые руки.
Вокруг палатки полночи кольцо
И дождь. И снова дождь. И запах прели...
А я печатаю твое лицо
На белой бересте Карелии.
Ночной вагон. Умолкли голоса.
И только искры, искры за окошком...
А я печатаю твои глаза,
На чемоданах, тамбурах, подножках.
И на картошке в бурой борозде.
И где-то возле порта у причала.
А я печатаю тебя везде -
И на снегах, и на горячих скалах.
Везде, где небо - синий самоцвет,
Где плавленный асфальт черней, чем сажа.
И ни к чему бумага "бромпортрет",
И проявителя не надо, и фиксажа.
И ничего не выдумать светлей,
И ретушировать и глянцевать напрасно -
На фотопленке памяти моей
Ты проявилась бесконечно ясной.
1963
***
Я ем виноград, я ем виноград,
Тот самый, что снился, бывало.
Я ем, наедаюсь, я ем, объедаюсь,
Я ем его до отвала.
Я ем виноград. Мне уже невтерпеж,
Но лезет он в рот, как нарочно.
Я ем виноград. Я ем виноград,
Покуда становится тошно.
Но я буду есть, но я буду есть
С утра и до позднего вечера.
А все оттого, что он под рукой
И просто мне делать нечего.
Не сладко, не кисло. Я ем виноград.
И завтра я есть его буду.
Я весь в винограде, я ем виноград
Покуда становится худо.
-Доколе? Доколе всё это, - ору, -
Чего это маяться ради?!! -
А руки сами подносят к губам
Еще одну гроздь виноградин.
Я ем виноград. Но когда же конец
Часов виноградных вращенью?
По ягодке в рот. По ягодке в рот.
По ягодке - до отвращенья.
Я ем виноград. Буду есть виноград
Всю осень, все зиму, все лето.
Я ем...
Да неужто в аптеке у нас
Другого рвотного нету?!
1967
Ах, это все - бренчанье скорлупы
О скорлупу, - не расколоть ореха.
Немой показывает что-то - морщим лбы.
Во мне таится что-то, слабое, как эхо.
За десятью слоями. Шепот или крик.
Как будто в мох лицом уткнувшись -
так невнятно.
Меж тем как пробует еще сказать язык
О чем-то, слышанном давно и многократно.
Я запираю дверь, я дома, я один.
Молчу. Молчание теперь моя защита.
И слышу: вот оно Бог весть с каких глубин
Всплывает медленно, что было в сердце скрыто.
1974
Единственный грех
В чем грех Адама единственный? В том,
Что в Еву влюбился. За то и попало,
Когда дело Адама и Евы потом
На рассмотрение к Богу попало.
Бог молвил Адаму: "Ну как же ты мог?!
Что за нравы... - И, глядя все строже: -
Ты ведь все-таки знал, что Бог есть любовь?"
"Нет, - сказал Адам. - Нет, я - тоже".
"Нет уж, черта в ступе, - заметил Бог
С нескрываемою досадой. -
Как вообще-то мог ты столь низко пасть
С этой Евой своей толстозадой?"
"Боже! Ниже тобой сотворенной земли
Я не падал с нею ни разу", -
Возразил Адам. Но Бог оценить
Не хотел остроумную фразу.
Он Адама с Евой из рая изгнал...
Что ж, зато с той поры на свете
В том, что делать нам с женами,
Ни перед кем,
Слава Богу, мы не в ответе.
Мы швыряем на ветер фиговый лист,
Косы Евы своей расплетая,
С чистой совестью: это ж единственный грех,
Не земной, а идущий от рая.
Насовсем нам в рай не вернуться вовек.
Грех Адамов, однако же, с нами.
Он-то может, единственный, в рай заглянуть
Позволяет и нам временами.
1972
Другие статьи в литературном дневнике:
